Пин-код для Золушки

Глава 16 Аукцион: жизнь, смерть — продано!

Без малого двести лет главный офис «Кристис» располагается в Лондоне, на Кинг-стрит, в престижном районе Сент-Джеймс, всего в ста метрах от Сент-Джеймского дворца — действующей резиденции королевской семьи. Этот факт говорит сам за себя, подтверждая значимость самого крупного и знаменитого аукционного дома в мире. Респектабельное пятиэтажное здание в стиле строгого классицизма, с флагом «Ярмарка искусства» над входом, несколько раз в году привлекает любителей антиквариата и коллекционеров выдающихся произведений искусства со всего мира. Вот и сейчас «Астон Мартин» Флетчера не смог запарковаться среди вереницы «Роллс-Ройсов», «Бентли», «Бугатти», «Майбахов» и других авто премиум-класса. Кира с Роджером вышли у входа, и он отпустил водителя, приказав ожидать вызова на дистанции пятиминутного подскока.

Они вошли в просторный холл и по довольно крутой лестнице, покрытой темно-серой ковровой дорожкой, с деревянными резными перилами, поднялись к демонстрационным залам. С Роджером многие здоровались: это было одно из мест, где встречаются представители высшего света.

Вначале осмотрели выставку мебели: удобные диваны, кушетки и глубокие кресла, обтянутые как будто не подвластной времени красивой тканью и усыпанные разнокалиберными подушками, огромная кровать под балдахином, множество не утративших блеска полировки старинных столов: круглых, квадратных, овальных, восьмиугольных — журнальных, кофейных, обеденных, ломберных, для игры в трик-трак… Затейливые шкафчики с тонкой резьбой, сервант и бюро из красного дерева, отделанное перламутром трюмо с венецианским зеркалом, помутневшим от многочисленных изображений прошедших веков, под ногами приятно пружинил толстый персидский ковер. Стены было плотно увешаны картинами, хотя для живописи существовал специальный зал. Но, очевидно, места не хватало…

Пахло роскошью старины, казалось, они попали в музей, но там нельзя близко подходить к экспонатам и тем более к ним прикасаться, а тут на на диванах и креслах сидят люди, что-то подсчитывают, записывают в блокноты, рассматривают каталоги сегодняшних торгов, разговаривают по телефонам… А ведь на креслах ярлычки с номером лота и ценой, значит, это предметы торга! И ковер, по которому топчутся посетители, тоже продается!

— А что, разве можно сидеть на экспонатах? — спросила она.

— Конечно, — уверенно кивнул Флетчер. — Они же будут выставлены на торги, а значит, все могут детально познакомиться с ассортиментом. Если ты хочешь купить кресло семнадцатого века, так почему бы тебе не посидеть на нем, чтобы убедиться — удобно будет или нет?

— Странно…

— Ничего странного, может, тебе это просто непривычно. Обычное изучение товара. Тем более, как ты сама понимаешь, он стоит не очень дешево…

— Я заметила, — кивнула Кира. — Кресло — как небольшой домик в Йоркшире.

— Ну, не такой уж небольшой… Пойдем, продолжим осмотр…

Они прошлись по другим залам, на стенах которых висели даже на вид дорогие картины и необыкновенной красоты гобелены, вышитые еще невольницами мавров в эпоху крестовых походов. Здесь все было необычным, и не только экспонаты. Кира долго рассматривала явно антикварную бронзовую ручку на потертой двери, которая вполне могла быть выставлена на аукцион за большие деньги: она изображала голову какой-то греческой богини с тонкими чертами красивого лица и сдвинутым на затылок шлемом, искусно проработанным в деталях. В коридорах тоже висели картины, в любом свободном углу или на лестничных площадках, на подставках стояли бронзовые, мраморные, каменные головы и бюсты героев прошедших веков и давно состарившихся красавиц.

В залах толклось довольно много людей, как правило, леди и джентльмены в возрасте. Впрочем, Кира заметила и немало совсем молодых дам, которые, при вычислении среднего арифметического возраста пары, могли бы значительно омолодить своего спутника. Одеты они были как на официальный прием в королевском дворце: очень строго, сдержанно, респектабельно и дорого. Джентльмены в костюмах, некоторые даже в смокингах. Женщины в закрытых, достаточно длинных платьях открытые плечи прикрывали меховыми горжетками или отвлекали от них сверкающими бриллиантовыми ожерельями. Впрочем, мужчины помоложе выглядели более демократично, без особого пиетета к аукциону — словно пришли на скачки или на футбол.

Кира определила, что наиболее претенциозно одевались участники аукциона, в то время, как зрители позволяли себе повседневные наряды. Сама она надела черные лаковые балетки «Шанель», деловой брючный костюм — серый, в едва угадываемую темную полоску, и безупречно выглаженную белую рубашку с рюшами на груди, которые несколько смягчали официальность и придавали офисному наряду праздничность выходного дня. В таком виде она чувствовала себя вполне естественно, хотя и входила в некоторый диссонанс со спутником — Роджер, как участник торгов, был в смокинге с бордовой бабочкой в цвет камербанда,[16] правда, черные туфли из тонкой лаковой кожи их объединяли…

Больше всего посетителей находилось возле картин. Они рассматривали полотна, переговаривались о чем-то, медленно переходили от одной к другой, некоторые делали какие-то пометки в блокнотах. Кире нравилась обстановка, нравился дух старины и аристократизма, витающий в этих стенах. Нравилась тишина, порядок и наличие внимательных гидов, которые, заметив замешательство гостя, немедленно подходили, подсказывали, куда пройти, если хочешь посмотреть ту или иную вещь. В каждом зале стояли живые цветы, везде разные: розы, пионы, гвоздики, лилии, иногда пальмы в кадках или огромных глиняных горшках.

Флетчер заинтересовался оружейной коллекцией, которая занимала целый зал. Ружей было много: от известных производителей — «Голланд-Голланд», «Зимсон», «Зауэр», «Шнайдер» — до менее известных, но не уступающих им по качеству «Франкотт», «Шольберг», «Бронкар»… Гладкоствольные и нарезные, бокфлинты и горизонталки, курковые и бескурковые, даже с капсюльными и кремневыми замками, они, блестя ореховыми ложами, золотой отделкой, впечатляя радостными высокохудожественными гравюрами и угрюмым воронением смертоносных стволов, стояли в специальных пирамидах, и каждое было приковано не очень толстой цепочкой к основанию.

— Можешь взять и посмотреть любое, — сказал Флетчер. — А вон те, видишь, за стеклом? Они уже дороже, но если захочешь, тебе откроют витрину…

— И насколько дороже? — поинтересовалась Кира, разыгрывая неискушенную девушку.

— Сто тысяч и выше.

— Ну, до моей скульптуры им далеко, — с удовлетворением сказала она.

— Не зазнавайся! — хмыкнул Флетчер. — Пару лет назад картина Пикассо «Алжирские женщины» была продана за сто восемьдесят миллионов долларов!

— Тогда я молчу! — Кира подняла руки. — Тем более я не алжирская женщина!

— Но это тебя не портит! — галантно сказал Флетчер.

— Привет, Роджер! — окликнули его сзади, он обернулся. Это оказался старый знакомый — светловолосый крепкий мужчина с широкими плечами, одетый довольно небрежно для этого места: брюки, небрежно заправленная в них рубашка и свитер, наброшенный на спину с завязанными впереди рукавами.

— О, мистер Маккуин, привет! — сказал Флетчер, изображая улыбку.

Они пожали друг другу руки.

— Что ищешь, дружище? — спросил Маккуин.

— Здесь присматривал «Зауэр» три кольца, выпуска 1881 года, это номера с 23890 по 25572, — сказал Роджер. — Но вообще-то сегодня у меня есть специальная цель! Вот, хочу купить скульптуру моей девушки, — он указал на Киру.

— А, Венера! — обнажив белые зубы, кивнул светловолосый. — К счастью, у нее обе руки на месте, а у той бедняжки отбиты…

— Нет, это Кира. А это Мак. Знакомьтесь!

Мак задержал на ней внимательный взгляд, как будто пытался что-то вспомнить. Потом пожал руку. Попытки поцеловать пальцы он не сделал, что выдавало в нем человека, далекого от куртуазности.

— А я хочу купить эту штуку, — Мак показал на крупное и даже на вид тяжелое ружье. — Знаешь, что это?

— Конечно, — едва заметно улыбнулся Флетчер. — Штуцер «Голланд-Голланд» для африканских сафари. — И, повернувшись к Кире, пояснил: — С ним охотятся на гигантов: слонов, носорогов, бегемотов, буйволов… А фирма, по значимости вроде оружейного «Роллс-Ройса», — создает предметы роскоши и престижа для королей, герцогов, президентов!

— С тем, который я хочу посмотреть, охотился Хемингуэй, об этом есть специальный сертификат, — небрежно сообщил Маккуин, будто речь шла о совершенно обычных вещах.

— Конечно, не всякий может позволить себе такую покупку, — печально развел руками Флетчер. — Только очень состоятельный джентльмен… Увы…

— Не прикалывайся, Роджер! — Мак хлопнул его по плечу. — Не тебе прибедняться, особенно после крайнего армейского контракта!

Оба засмеялись.

— А сколько же стоит это чудо? — поинтересовалась Золушка.

— Начальная цена пятьсот тысяч, — сказал Мак. — Именно за столько был продан штуцер Теодора Рузвельта!

Флетчер самодовольно улыбнулся.

— Что ж, вполне доступно! Эта железка недотягивает до статуи Киры — которая оценена в шестьсот тысяч! Потому что она единственная в мире! А «Голландов» выпущены десятки тысяч!

— Ты взаправду, что ли, про статую? — удивился Мак. — Я думал, ты шутишь!

— Напрасно. Приходи на торги и убедишься!

— Ну, может, и приду, — неуверенно, явно из вежливости сказал Маккуин и снова перевел взгляд на Киру. И вдруг каменное лицо размягчилось, на нем проступила тень узнавания.

— Подождите, подождите… Это вы Королева Бала Цветов? И вы летали на дирижабле «Звезда Африки» с Афолаби и шейхом Ахмедом? И отказались от икры «Алмас», сказав, что в вашем родном городе икра ничуть не хуже?

— Да, это я, — изображая смущение, потупилась Кира. — Но откуда вы все про меня знаете?

— О вас рассказывают легенды! Я, к сожалению, знаю далеко не все! — развел руками Маккуин. — Но и того, что слышал, вполне достаточно для того, чтобы преклонить колени!

— Только губы не раскатывай, — нахмурившись, предупредил Роджер.

— Я приду! — уже уверенно сказал Мак. — Мы вместе придем! Я тут с самым хитроумным юристом из финансистов и самым изворотливым финансистом из юристов! Ты же знаешь Роберта Хабли? Ну вот! Он ходит среди картин, как голодный пес на выставке сосисок… Хотя ему уже некуда их вешать, впору покупать еще один дом специально для живописи!

— Ну, каждому свое, — поморщился Роджер. — Жду на торгах. Только не вздумай перебивать мою покупку. Потому что я — тоже голодный пес, только на выставке скульптур… Голодный и очень опасный!

— Не волнуйся, у меня другой профиль! Найду Роберта, и мы придем!

Мак отошел к другой пирамиде и затерялся в толпе.

— Судя по разговору, ты действительно разбираешься в оружии? — спросила Кира.

— Я же говорил тебе, что пять лет отслужил в SAS![17]

— Языком болтать — не мешки таскать! — усмехнулась Кира. — А кстати, с кем ты сейчас болтал? Кто этот богатырь?

— Один американец, — задумчиво ответил Роджер. — Довольно скользкий тип, входит в группу решальщиков мирового уровня. Судя по всему, он здесь со своим работодателем. Я подозреваю, что он выполняет и функции телохранителя. Впрочем, лучше пойдем к твоему изваянию!

На третьем этаже находился зал скульптур. Здесь была греческая богиня с копьем, бюст Наполеона, герцог Бургундский в полный рост, мраморные, бронзовые и медные статуи, каменные артефакты первобытных племен, которые, уступая в качестве, выигрывали в древности, а потому по цене не уступали произведениям греческих и римских мастеров. Довольно быстро они нашли то, что искали, и остановились у стеклянного шкафа, глядя на обнаженную мраморную девушку, едва прикрытую развевающейся на ветру косынкой, выполненную скульптором с исключительным мастерством: мрамор напоминал настоящий шелк и не скрывал очертаний гибкого молодого тела. Она стояла на довольно высокой подставке так, что голова статуи находилась на уровне лиц зрителей.

— Ты прекрасна! — от волнения с трудом проговорил Флетчер. — Какая тонкая работа!

Рядом прохаживался интеллигентного вида индус в вызывающе вольной одежде, которую любят носить представители богемы, — рубашка в желто-синюю клетку, желтый пиджак, вокруг шеи обмотан длинный синий шарф, свободным концом почти достающий до пола. Волосы гладко приглажены и блестят то ли от природы, то ли от фиксирующего геля, желтые штиблеты тоже начищены до блеска. Когда они подошли, он мельком бросил взгляд на Киру, потом посмотрел еще раз, уже с интересом, а потом с изумлением.

— Простите, это вы?!

— Что вы хотите от моей дамы? — бесцеремонно задал встречный вопрос Флетчер.

— Приношу извинения… Это моя модель, хотя я никогда не видел ее вживую — работал только с изображениями, фотографиями, видеозаписями. Я Раджешь Рачапалли…

Только тут они заметили, что на стекле имеется бронзовая табличка: «Неизвестная красавица. Скульптор Раджешь Рачапалли».

— Вот это да! — воскликнул Флетчер. — Значит, вы создали такую красоту? Вы почти что вдохнули в нее жизнь!

— О-о-о, нет, — вздохнул индиец. — Это под силу было сделать только одному скульптору — Пигмалиону…

— Да, пожалуй, — согласился Флетчер. — Ну тогда я буду всем говорить, что это я Пигмалион. И вот моя ожившая статуя…

Он наклонился и поцеловал Кире ручку.

— Что ж, я не буду вас от этого отговаривать, — сказал Раджешь. — И опровергать тоже не буду…

Они церемонно раскланялись.

— А что за пятна у нее на ногах? — вдруг спросил Флетчер.

— Действительно, у меня всегда чистые ноги, — возмутилась Кира.

— Никаких пятен изначально не было, — пожал плечами Раджешь. — Мрамор — очень пористый материал, очевидно, его чем-то запачкали, похоже, кровью, и она впиталась… Мне удалось во время оценки слегка обесцветить их, но боюсь, без серьезного вмешательства они останутся навсегда. Впрочем, на цену это вряд ли серьезно повлияет!

— И все же интересно, кто запачкал кровью мою статую? — ни к кому не обращаясь, спросила Кира.

Мадиба Окпара приехал на Кинг-стрит в такси, и поскольку таксист не осмелился подъезжать прямо ко входу, заставленному дорогими автомобилями, то высадил его за полквартала, и он пришел в аукционный дом пешком. Может быть, этим, может быть, цветом кожи, может, черным костюмом и контрастирующим с ним красным шейным платком, повязанным по французской моде, может, чем-нибудь другим, но он привлек к себе внимание. Когда Окпара вошел в вестибюль, к нему подошел неприметный человек в недорогом костюме без каких-либо бейджиков или опознавательных значков и вежливо поинтересовался, что ему тут нужно.

— Я — владелец лота, выставленного на продажу! — надменно сказал Мадиба, рассматривая его в упор.

Такой взгляд всегда оказывал на окружающих определенное воздействие. Причем определенность эта всегда имела один и тот же вектор: люди пугались и пытались убежать. Да что там люди! Однажды в джунглях, расстреляв боезапас, он нос к носу столкнулся с леопардом — настоящим хищником, хотя и не черным, а пятнистым. Несколько минут они смотрели друг на друга, а потом зверь развернулся и одним прыжком скрылся в зарослях.

Примерно так произошло и на этот раз, только служитель не убежал, а любезно указал дорогу и спросил, какой предмет торгов его интересует. Мадибе показалось, что он и говорить стал немного вежливее.

— Скульптура, — ответил он.

— Прошу на третий этаж, зал справа. Желаю удачи!

Мадиба поднялся наверх, заглядывая по дороге и в другие залы. Конечно, увидев ружья, он заинтересовался и подошел поближе, разглядывая изделия прославленных оружейных мастеров. Надо сказать, что цены на них могли прославить их еще больше!

У окна немолодой служитель в синей рубашке с бейджиком «Джек» и в очках показывал потенциальному покупателю штуцер «Голланд-Голланд». Тот переломил стволы и внимательно рассматривал их на просвет, устремив в хмурое лондонское небо. «Леопард» задержал на нем взгляд: в атлетической фигуре с наброшенным на спину черным свитером и наклоне к ружью светловолосой головы было что-то знакомое… Он обошел любителя «слонобоев» со стороны и незаметно заглянул в лицо. Да, точно! Это Мак, один из виновников гибели Джелани Афолаби!

Он с трудом сдержался, чтобы досадливо не шлепнуть себя по лбу. Обет Рикарди! Он забыл, что у него имеется незаконченное дело! Нет, конечно, не забыл совсем, но надо признаться честно — опустил в памяти на самое дно ящика неотложных обязанностей… Ему рано забиваться в джунгли и там отсиживаться годы, а может, и десятки лет! Вначале надо полностью исполнить закон мести и, скорей всего, Великий Дух специально послал сюда этого американского прохвоста, чтобы пробудить в нем святой долг мести!

«Черный леопард» почувствовал угрызения совести, сердце ускоренно заколотилось, он даже потянулся за спину, к «смит-вессону» в открытой поясной кобуре, готовый прямо сейчас подойти и выстрелом в упор разнести эту блондинистую голову вдребезги, как переспелый арбуз, но тут же отдернул руку — неожиданному порыву поддаются только непрофессионалы, после него очень трудно уйти… Да и храм знаменитых произведений искусства — с коврами, антиквариатом, средневековой мебелью, совершенно неподходящее место для столь жестокого и грязного, в прямом смысле слова, дела…

Не привлекая внимания, он выскользнул в соседний зал и, смешавшись с другими ценителями живописи, принялся ходить вдоль стен большой светлой комнаты, рассматривая висящие на них картины с остановленными гениальными мастерами мгновениями прошлого…

А Мак Маккуин тем временем тщательно рассматривал штуцер «Голланд-Голланд». Он разбирался в оружии и знал, на что надо обращать внимание в ружье, которому больше ста двадцати лет: следы разборки, шаткость стволов, люфт ложа, плавность хода открывания и спуска курков, сохранность внутренней поверхности стволов… Небольшая потертость воронения, конечно, присутствовала, но это вполне естественно, оружие не разбиралось, шаткость минимальная, с учетом чудовищной отдачи… В принципе, его все устраивало, хотя цена казалась непомерной — в отличие от этого надутого индюка Флетчера, деньги не поступают ему в карманы сплошным потоком. Но он знал, что штучное оружие с годами и десятилетиями не теряет в цене, а только дорожает, и уже представлял, как эффектно этот раритет будет выглядеть на ковре в его кабинете.

Но, когда он рассматривал стволы на свет, то обнаружил на полированной поверхности нарезов темные пятнышки, которые его огорчили, как лопнувший шов в брюках примеряемого костюма.

— Это похоже на раковины, Джек! — грозно глянул он на худенького служителя в очках.

— Потенциальные раковины, — уточнил тот. — Мы делали компьютерное обследование стволов. В левом есть три коррозированных участка размером полтора на два миллиметра и четыре чуть поменьше. При правильном уходе они могут превратиться в раковины лет через пятьдесят или позже. В правом стволе имеется несколько царапин, которые тоже могут коррозироваться через такое же время. Все это описано в сертификате. Фирма Н&Н способна устранить эти дефекты за дополнительную плату…

— Заплатить минимум полмиллиона, чтобы вместо поездки на сафари сдать покупку в ремонт? — Мак разочарованно закрыл штуцер, с сожалением осмотрел его напоследок, приложил к плечу, ощущая приятную тяжесть…

Нет, ни ожидаемого сожаления, ни приятности он не испытал от слова «совсем», только полное равнодушие — штуцер уже не вызывал тех чувств и эмоций, что несколько минут назад. И начинать за него торг с пятисот тысяч не было ни малейшего желания — оно исчезло, растворилось в запахах оружейного металла, смазочных масел и скрытых дефектов…

— Да это просто глупо!

Наверное, он был прав: отдавать такие деньги за вещь, которая имеет пусть крохотную червоточинку, ни один настоящий коллекционер не будет, если только какие-то другие достоинства предмета: его история или прошлые престижные обладатели, — не перевесят физический изъян.

Но для него ничто не могло компенсировать даже небольшого недостатка! Это непонятная щепетильность для человека, которому приходилось есть сырых змей, пить болотную воду, ночевать на деревьях, а дневать в туше убитой коровы и ежедневно рисковать жизнью. Но факт есть факт: оскверненное ожидание радости начисто убивало саму радость!

Такое у него уже было как-то в Лас-Вегасе: крупно выиграв в рулетку, он выбрал в салоне черный, отливающий перламутром «Ламборджини Авентадор», выполнил контрольный проезд, влюбился в этот прекрасный метеор и уже достал карточку «Америкэн Экспресс», но вдруг заметил на боковине водительского кресла крошечную дырочку, прожженную, по всей видимости, сигаретой… И все — прекрасный метеор перестал существовать!

Всполошенные менеджеры предлагали немедленно заменить кресло снятым с соседнего авто, или со значительной скидкой взять «Ламборджини Авентадор» в кузове цвета «металлик», или через несколько часов пригнать к отелю такую же машину черного перламутра — напрасно: интерес полностью пропал! Оставалось только догадываться, что сделали с сотрудником, который так неудачно покурил за рулем выставленного на продажу полумиллионного болида… По принятым в тех местах правилам, его вполне могли закопать в пустыне! Но в Англии нравы гораздо мягче, да и дефект не пытались от него скрыть…

— Спасибо, Джек! Я не так богат, чтобы покупать неидеальные вещи! — Он передал ружье служителю.

— Понимаю вас, сэр, — вышколенно согласился тот.

Мак вышел в картинную галерею, увидел там завороженно рассматривающего полотна Мадибу Окпара и удивился, что «леопард», оказывается, не чужд предметов искусства. Сам он был к ним совершенно равнодушен, только искренне не понимал: почему картины, которые не имели практической целевой предназначенности, как, например, только что рассмотренный им штуцер, и состояли не из высококачественного металла и благородных пород дерева, а из обычного холста и мазков краски, спустя сотни лет ценились гораздо дороже, чем любой материальный предмет, имеющий какую-либо пользу! Во всяком случае, про картины стоимостью сотни миллионов долларов он знал…

Роберт об этом знал еще лучше. Мак нашел его в соседнем зале. Тот рассматривал «Игроков в карты». Поджарый, аккуратно причесанный, в отглаженном костюме, пошитом на заказ знаменитым миланским портным Марио Пьетри, и в туфлях из змеиной кожи, он имел очень респектабельный вид. Как, впрочем, и всегда.

— Что-то они скучно играют, — тихо подкравшись сзади, сказал Мак. — Без азарта. А стоят, небось, дорого…

— Это Поль Сезанн, испорченная копия. Восемьдесят миллионов!

— С ума сойти! А неподалеку черный Мадиба любуется какой-то женщиной с мечом… Помните его?

— Нет, кто это? — невозмутимо спросил Роберт.

— Охранник шейха, он летал с нами на дирижабле.

— Да-да-да… Когда бедного Юнуса внезапно укусила змея. Надо сказать, что мне это сразу не понравилось, и со временем ощущение только усилилось. Хотя надо сказать, что о Юнусе я никогда не жалел. А о несостоявшейся сделке жалел!

— Про змею я ничего не знаю. Во всяком случае, на выставке ее не видел. А Окпару видел. Он, как и вы, большой любитель живописи. Просто родственные души! Вот и он, в соседнем зале рассматривает картины.

— Однако ты кому-то сделал комплимент, — сказал Роберт и, оторвавшись от «Игроков в карты», бросил на него холодный взгляд. — Только я не пойму, кому: ему или мне? Ты знаешь, что у меня одна из лучших коллекций картин в Соединенных Штатах? Меня такое сравнение удивляет!

— Да я не хотел тебя обидеть, дружище! Я просто сказал. И знаешь, что меня удивляет? То, что картины стоят дороже, чем дома, автомобили, ружья и женщины!

— Смотря какие женщины, — проговорил Роберт. — Ты же помнишь историю про русскую красавицу, из-за которой Афолаби не позволил взорвать вертолет? Мы потеряли на этом не меньше миллиарда долларов!

— Гм… Действительно, получается, что она стоит минимум миллиард! Кстати, здесь продается ее статуя и присутствует она сама, собственной персоной…

— Вот как? — удивился Роберт. — Откуда знаешь? Не поверю, что ты изучал каталог аукциона!

— Это мне сказал Роджер Флетчер.

— Сталелитейный король? Он что, тоже здесь?

— Да. Причем вместе с этой русской. И собирается купить ее мраморное изваяние!

— Поразительная фантасмагория! Героиня самых громких скандалов последнего времени приходит на аукцион, где продается ее воплощение… Это готовый сюжет для романа! Или голливудского блокбастера!

— Пожалуй, — согласился Мак. — Кстати, Флетчер звал нас на торги. Он сказал, что первоначальная цена статуи шестьсот тысяч долларов.

— Возможно, она того и стоит, — задумчиво сказал Роберт. — Ну, что ж, надо обязательно туда пойти!

— Зачем? — удивился Мак. — Я для приличия сказал, что мы, может быть, зайдем… Но что нам там делать?

— Ну что ты! — снисходительно похлопал его по могучему плечу Роберт. — Она была в самом центре не только скандалов, но и немыслимых богатств: вокруг нее вращались алмазные россыпи, яхта «Ориент» и дирижабль «Звезда Африки», миллиардеры Афолаби и шейх Ахмед, которые один за другим скоропостижно ушли из жизни. И тут же выясняется — ей оставлено наследство, надо только найти какой-то пин-код, чтобы завладеть куском аппетитно пахнущего пирога… А вдобавок сейчас начнутся торги скульптуры, которая уйдет не меньше чем за миллион долларов. И знаешь, что я думаю?

— Что? — спросил Мак, который потерял нить мысли Роберта и вообще ничего не понимал.

— Когда акулы разрывают кита, то пирует вся рыба в округе! Нельзя оставлять это дело в стороне! В нем много тайн, и мы наблюдаем только вершину айсберга. Чутье подсказывает, что при правильном подходе мы можем неплохо разжиться с помощью этой красавицы! Да и посмотреть на нее интересно, в конце концов! Ты когда-нибудь видел женщину ценой в миллиард долларов?

— Боюсь, что нет, — сказал Мак, для которого замысел Роберта, оформившийся в понятный эквивалент, стал проясняться. — Раз я обещал, значит, мы придем, и наш приход будет выглядеть вполне естественно!

— За что я ценю тебя, так это за аналитический ум и предусмотрительность, — усмехнулся старший компаньон. — И за умение четко выражать свои мысли!

Мак почувствовал скрытый сарказм, но пропустил его мимо сознания и кивнул. В конце концов, он зарабатывает не умом и гладкой речью… А то, чем он зарабатывает, никогда не подвергалось критике. Ни командирами в прошлой жизни, ни деловыми партнерами в нынешней.

Как ни далек был «черный леопард» от мира изобразительного искусства, но и считать его полным профаном было нельзя. Он остановился возле картины итальянца Джорджоне «Джудит» и долго рассматривал красивую девушку в неглиже, небрежно опирающуюся на меч и удовлетворенно рассматривающую отрубленную мужскую голову, на которую наступила босой ногой…

Когда он обучался во французской Академии контрразведки, где из них хотели сделать не только профессиональных, но и культурных рыцарей плаща и кинжала, если, конечно, эти качества могут сочетаться, то преподававший оперативную психологию капитан Дюран рассказывал библейскую притчу о Юдифи и ассирийском военачальнике Олоферне, осадившем ее родной город. И город бы неминуемо пал, но девушка тайком вышла за пределы крепостной стены, проникла на пир врага, влюбила в себя предводителя варваров и оказалась в его шатре, а когда Олоферн, уставший от вина и любовных утех, заснул, его же мечом отрубила ему голову… Войско оказалось деморализовано, осада была снята, и город устоял!

Для слушателей Академии контрразведки смысл этой истории состоял в том, что один разведчик способен совершить то, чего не смогла сделать целая армия, а также в том, что у Олоферна была отвратительная охрана и практически отсутствовало контрразведывательное обеспечение. Кроме того, отмечались высокие морально-волевые качества Юдифи, ее смелость, умение владеть собой, способность произвести нужное впечатление на жестокого врага, а также расправиться с ним своими руками!

Закрепляя эффект своей лекции, капитан Дюран возил слушателей в Париж, в Лувр, где показывал подлинники и копии картин на тему данного сюжета, которые имели различные варианты. На одних кровавая суть происходящего была приглажена или вообще опущена и Юдифь изображалась после совершенного подвига, когда голова Олоферна была уже отрублена, на других подробно запечатлевалась сама экзекуция…

Надо сказать, что картины Мадиба, как и другие офицеры, рассматривал не как поклонник живописи, а с точки зрения оценки охраны Олоферна и выполнения «острой акции», связанной с проникновением сквозь последнее кольцо охраны и обезглавливанием ассирийской армии не только в переносном, но и самом прямом, жестком смысле слова. В этом отношении ему почти все было понятно: виртуозная работа Юдифи позволила ей сблизиться с завоевателем и остаться с ним наедине, а это уже полдела…

Но он знал также и то, что обезглавить противника может только человек, имеющий определенные морально-волевые качества, прошедший психологическую подготовку и обладающий достаточной физической силой, а на картинах все героини не рубят мечом, а режут им, как ножом, хотя меч для этого не приспособлен, к тому же самый тупой нож острее самого острого меча из-за разницы в толщине клинков и заточке… И в этом плане самой правдоподобной была картина художницы Джентилески «Юдифь, обезглавливающая Олоферна», на которой довольно крепкая и, судя по выражению лица, маловпечатлительная женщина, вцепившись левой рукой в волосы опрокинутого на спину и удерживаемого служанкой военачальника, правой деловито перерезает ему шею. Обильно льется кровь, пачкая постель и все вокруг. Мадиба понимал, что жертва бьется, пытается вырваться, хрипит и, если еще может, отчаянно кричит… Есть два варианта этой картины, и оба напоминают столь же мастеровитую, сколь и кровавую работу забойщиков скота, они наиболее агрессивные, жестокие и отталкивающие из всех воплощений библейского сюжета о Юдифи. Как пояснял капитан Дюран, эта жестокость отражала отношение к мужчинам художницы, изнасилованной своим коллегой по цеху… Слушатели — офицеры спецслужб разных стран только осуждающе пожимали плечами: «Ну и нравы у этих живописцев!»

Все остальные работы на эту тему вызывали сомнения в реальности происходящего: у Лукаса Кранаха Старшего на картине «Юдифь с головой Олоферна» нет ни крови, ни ужаса убийства, а есть портрет хорошо одетой и вполне себе смиренной девушки с незапятнанным мечом в одной руке и отрубленной головой в другой. По мнению «леопарда», она не только не могла сделать то, что сделала Юдифь, но и упала бы в обморок при одном виде меча, а тем более головы… У Караваджо хрупкая девушка, заведомо неспособная зарезать даже курицу, отодвинувшись подальше и неестественно держа меч хватом для рубки, перепиливает горло не особо сопротивляющемуся врагу, при этом смотрит на происходящее отстраненно и испуганно, словно делает это не она, а стоящая рядом старуха с ненавидящим весь мир лицом…

Кроме отсутствия необходимых черт характера, для того, чтобы решиться на убийство, а также физической силы и навыков, необходимых, чтобы его исполнить, Окпара нашел еще неправдоподобные детали — откуда в охраняемом шатре командира армии оказывались служанки? Но капитан Дюран только рукой махнул: «Неважно, в конце концов, всякое может случиться! Главное для вас — это лишнее напоминание о бдительности: две женщины опасней мужчины… А если вооруженная, то и одна! Поэтому, думая о ее цветке, не забывайте об отравленных шипах!»

Знающий толк в «ликвидациях», «устранениях», «терминациях» и тому подобных эвфемизмах, скрывающих ужасную суть насильственного лишения жизни, «черный леопард» был уверен, что детали этого противоестественного процесса нельзя выносить на обозрение широких слоев неискушенных в подобных делах граждан. Поэтому он считал бескровную, но выразительную «Джудит» наиболее удачным воплощением библейской притчи и долго стоял перед ней, словно загипнотизированный.

«Виктор» и «Сьюзен» пришли незадолго до начала аукционных торгов. Они уже посмотрели в интернете каталог сегодняшних продаж и знали, где находится интересующий их лот, поэтому сразу поднялись на третий этаж и подошли к скульптуре. Стоящий возле нее индус общался с несколькими джентльменами средних лет, которые интересовались историей создания статуи и перспективами роста ее стоимости в ближайшие годы. Когда любопытствующие отошли. Раджешь с улыбкой повернулся к новым посетителям.

— Чем могу помочь? — доброжелательно спросил он. — Я создал эту красавицу и готов дать любые пояснения. Могу рассказать, историю ее создания, могу…

Но если «Виктор» с интересом бы выслушал его, то «Сьюзен» вовсе не собиралась этого делать: история создания мраморной Киры ее не интересовала. Она осмотрела скульптуру и фыркнула:

— Ну, не такая она и красавица, хотя уверена, что вы сделали все, что могли, и скорей преувеличили ее красоту! А вот интересно — кто захотел ее увековечить? И почему именно эту женщину?

— Вообще-то скульпторы и художники обычно не раскрывают имен заказчиков, по крайней мере, при их жизни. Но в данном случае, к счастью… тьфу, к сожалению, у меня нет никаких препятствий… Меня и двух моих коллег пригласили на собеседование к одному из самых влиятельных людей государства Борсхана…

Не слушая плавную мелодичную речь индийца, «Виктор» медленно обошел стеклянный шкаф, внимательно оглядывая мраморную Киру со всех сторон. Он уже видел ее на вилле Афолаби, но издали и в крайне нервной обстановке. Сейчас он рассматривал каждую деталь, каждую черточку на мраморе, каждую складку… И чем дольше он смотрел, тем большее впечатление производила на него работа Раджеша, а точнее, натурщица, чьи черты он столь мастерски воплотил в холодном камне… Ему вдруг до боли захотелось увидеть Киру воочию, с теплой гладкой кожей, загадочным взглядом и синей жилкой на шее, бьющейся в такт сердцу…

«Сьюзен» задавала скульптору вопросы — что-то насчет денег и авторских прав, индиец отвечал. Наконец, вопросы иссякли и Раджешь замолчал.

— Ну, ты еще не насмотрелся, милый? — спросила «Сьюзен», развернувшись к «Виктору». Она умела владеть собой, но он почувствовал в голосе скрытое раздражение.

— Сейчас, сейчас, дорогая, меня интересует техника работы с камнем, я хочу кое-что уточнить. — Он тоже был способен скрывать свои эмоции, и надеялся, что «Сьюзен» не определит нахлынувшее на него напряжение и рвущиеся из глубины души чувства. Хотя…

Мастер у-шу может «прочесть» любого противника и опередить его, но когда встречаются ушуисты одинакового уровня, предугадать результат противостояния весьма сложно. Такая же картина наблюдается и среди разведчиков…

— Тогда я пройдусь и осмотрю старинные статуи. — Она двинулась по залу, небрежно бросив через плечо: — По крайней мере, они проверены прошедшими веками!

Но «Виктор» уже не слышал: он смотрел в глаза мраморной Киры, в которых будто бы блестели живые зрачки и они ответно заглядывали ему в глаза, как при игре в гляделки…

— Вижу, вам нравится? — спросил Раджешь.

— Да, очень…

— Они здесь! — сказал скульптор.

— Кто «они»?

— Эта дама со своим спутником, — пояснил Раджешь, указывая на скульптуру. — Я впервые ее увидел, потому что работал по фотографиям, но мне показалось, что сумел удачно передать ее суть… Как вы считаете?

— Пожалуй, да! — после некоторой паузы ответил «Виктор». Он совершенно не думал о том, что здесь может встретиться с Кирой. И только нахлынувшие минуту назад чувства остро пробудили это желание. И оно вскоре исполнится! Как тут не поверить, что ему помогает сам Туматауэнк! Хотя это и невозможно!

— Мне кажется, вашей спутнице не очень понравилась моя работа из-за того, что она перенесла на нее отношение к натурщице, — проницательно сказал индус. — Тогда ей не понравится и встреча в зале для торгов…

— Ничего не могу сказать, — качнул головой «Виктор».

И это была правда. Он был бы рад повидать свою бывшую жену и ждал этой встречи. Однако он не знал, как отреагирует на нее «Сьюзен», но, скорей всего, не обрадуется… Впрочем, поворачивать назад уже нет ни времени, ни возможности. Оставалось дождаться начала торгов. А как они пройдут, в каком направлении изменят жизни тех, кто знает материализовавшийся источник вдохновения индийского скульптора, — это покажет жизнь…

— Ты освободился, милый? — «Сьюзен» доброжелательно улыбалась.

— Да, дорогая, — кивнул «Виктор».

— Тогда пойдем, я хочу показать тебе бронзовую Афину с копьем! Представляешь, на ней тысячелетний слой патины! — восторженно воскликнула супруга, немного переигрывая, ну самую малость. И определить это мог только тот, кто знал — перед ним не экзальтированная простушка, а капитан DRM, которая четко контролирует свои чувства и никогда их без необходимости не проявляет.

— Она впечатлила меня до глубины души! Думаю, ты согласишься, что такая антика гораздо ценней и значимей, чем новодел серой тиходонской мышки! И смотреть на нее гораздо приятнее!

— Пойдем, — покладисто кивнул «Виктор», решив не раскрывать раньше времени, что скоро ей предстоит смотреть не только на не имеющее истории холодное мраморное изваяние, но и на теплую живую модель из плоти и крови.

И два мастера «легенд», оперативных комбинаций, «подстав» и другого обмана направились к бронзовой Афине. Внешне спокойный, Жак Бойер испытывал нервное возбуждение, которое всегда предупреждало его о предстоящих опасностях. Хотя он еще не знал, сколько старых знакомых с противоречащими интересами и конфликтной мотивацией здесь собралось. Но вскоре они пошли в аукционный зал, и тайное должно было стать явным…

У входа в зал Кира и Флетчер столкнулись с «Виктором» и «Сьюзен». Для Киры встреча была совершенно неожиданной, и она не смогла скрыть удивления. Другая пара, очевидно, лучше собой владела, тем более что была предупреждена о такой возможности. «Сьюзен» радостно заулыбалась, как будто встретила любимую подругу после долгих лет разлуки.

— О, Кирочка, здравствуй! Ты прекрасно выглядишь! — Она осмотрела ее с ног до головы. — И ты помнишь мои уроки!

Действительно, они были одеты в одном стиле: деловые костюмы в неброских тонах, только у «Сьюзен» вместо брюк — юбка на три пальца ниже колена, и если Кира смягчала официальность рюшами на груди белой рубашки, то «Сьюзен» добивалась того же эффекта ярким декоративным цветком на том же месте идентичной сорочки. Даже обувь они выбрали одинаковую — бывшая наставница тоже надела балетки «Шанель», только белого цвета.

— Я вообще хорошая ученица, — нейтрально отозвалась Кира, которая приняла бы все происходящее за чистую монету, если бы не тот яд недоверия, который проник в ее душу и пропитал ее, хотя не настолько, как у бывшей наставницы… В случайность встречи она, конечно, не верила и не знала — чего ожидать от нее, а следовательно, как себя вести. Тем более что Жак Бойер чувствовал себя неловко и старательно отводил взгляд.

Тем временем «Сьюзен» с любопытством осмотрела Флетчера. Тот, конечно, проигрывал «Виктору» в части накачанной фигуры, но уверенный вид состоятельного, влиятельного джентльмена, которым он, несомненно, и являлся, несколько компенсировал этот проигрыш. Да и прекрасно сидящий смокинг от Хьюго Босса явно затмевал бежевый твидовый пиджак с кожаными латками на локтях и кремовые брюки с обшлагами, лежащими на кремовых мокасинах.

— Я вижу, ты и устроилась неплохо, — сказала она с прежней дружеской улыбкой. — Теперь пришел твой черед научить меня: как добиться такого успеха у мужчин?

— Странный вопрос для женщины, которая держит под руку моего мужа, — мило улыбнулась Кира. — Вы же знаете, что мы не разведены?

— Один-ноль! — засмеялась бывшая наставница. — Однако пора и познакомиться! Я Сьюзен, а это мой супруг Виктор. Насчет остального моя подруга пошутила!

— Конечно! — согласилась Кира. — А это Роджер. Кстати, что вы здесь делаете?

— Вот, хотим прицениться к твоей скульптуре, — сказала «Сьюзен».

— Цена известна — со старта шестьсот тысяч. Если у вас есть такие деньги и вы намерены ее приобрести, то я попрошу скульптора сделать скидку… Хотя нет, Роджер собирается купить ее любой ценой, и я не стану ему мешать!

— Похвально! — кивнула «Сьюзен». — К тому же не скульптор устанавливает цену, а хозяин изделия. И то со старта, а потом все решает торг… Но все равно жаль, что администрация аукциона не раскрывает его имени. Очень бы интересно было узнать!

— Ну что ж, — пожала плечами Кира. — Нам ведь хорошо известно, что тайное всегда становится явным…

— О, даже так — «мы»! — саркастически засмеялась «Сьюзен». — Ну что ж, я рада, что ты делаешь успехи! Однако пора заходить в зал…

Аукционный зал мало чем отличался от сотен конференц-залов, салонов для заседаний или обсуждения бизнес-проектов. Ряды удобных старинных кресел с мягкой обивкой, невысокий подиум с резной кафедрой из красного дерева посередине, за ней на обшитой дубовыми панелями стене висели часы с золотыми ажурными стрелками, затейливыми цифрами, гербами королевских династий и медленным тяжелым маятником, которые отсчитывали время английской монархии уже несколько веков и прибыли сюда в качестве подарка прямиком из Виндзорского дворца… Слева и справа от кафедры стояли бронзовая Афина с копьем, серебряный бюст Наполеона, мраморный Адам в полный рост, опирающийся на палицу Геракл… Атмосферу седой старины нарушали два огромных телеэкрана, на которых подробно, со всех сторон, демонстрировались предметы сегодняшнего торга, а также те, которые планировали выставить на аукцион в будущем, в основном скульптуры, картины и ружья.

В зале сидели человек пятнадцать. Первые ряды занимали джентльмены в костюмах для торжественных приемов с дамами, наряженными в дорогие, но строгие платья. Кира определила правильно: участники аукциона выделялись претензионной одеждой и напыщенным видом. Задние ряды занимали обычные зрители.

Кира с Флетчером заняли места в первом ряду, а «Сьюзен» с «Виктором» — во втором. Зал понемногу наполнялся. Вошли двое американцев — знакомый Флетчера светловолосый Мак в небрежно наброшенном на спину свитере и подтянутый седовласый джентльмен в костюме от Марио Пьетри — заглаженные до остроты клинка брюки ниспадали на туфли из змеиной кожи. Они, не глядя по сторонам, сразу направились в задние ряды. Туда же прошел странный мужчина в спортивном клетчатом пиджаке, туго облегающих кожаных штанах, лаковых сапогах и кепке с двумя козырьками — спереди и сзади. Создавалось впечатление, как будто он только что с охоты на оленей или со скачек, не хватало только хлыста в руке. Потом подошли еще несколько немолодых пар и торжественно уселись в первом ряду. По мужчинам, одетым в смокинги, видно было, что это завсегдатаи подобных аукционов. Кира почувствовала затылком чужой взгляд и быстро обернулась — это Мак рассматривал ее и шептал что-то своему спутнику.

Она сказала об этом Роджеру, но тот лишь пожал плечами.

— Ты же знаменитость, вот они и рассматривают тебя. Думаю, другие это тоже делают, но незаметно. А эти ребята никогда не отличались воспитанностью…

Он помолчал и озабоченно добавил:

— А может, решили поучаствовать в торгах и будут взвинчивать цену! Хотя Мак обещал…

— А где же моя статуя?! — вдруг озаботилась Кира.

Действительно, в ряду лотов одно место было свободно, и ее мраморное изображение показывали только на экранах.

— Привезут, никуда не денут, расслабься, — сказал Флетчер и положил руку ей на колено.

Со стороны Мадибу, завороженно рассматривающего полотно «Джудит», можно было принять за поклонника Джорджоне, но он вовсе не оценивал композицию картины и не пытался разгадать секрет растворения цвета в сильном освещении, сближающий разноокрашенные тело Юдифи и ее платье — игра художника на контрасте холодных светов и теплых теней его совершенно не интересовала. Нет, он думал совсем о другом.

«Таким здоровенным мечом в шатре и не размахнешься как следует, да и не попадешь без сноровки точно по шее… Для этой работы нужен небольшой стилет или просто заточенная спица, а уже потом стянуть его на пол и снять голову, и лучше не метровым клинком, а топором…»

Наконец он оторвался от картины. До начала торгов оставалось немного времени, и он поспешил на третий этаж. Скульптуру не осаждали десятки претендентов, Раджешь Рачапалли стоял у статуи один, и это его огорчило. Но индиец сказал, что многие проявляли интерес к скульптуре и спрашивали о подробностях, значит, есть шанс, что покупателей будет немало и они значительно взвинтят цену…

— Больше того, — торжественно сообщил он. — Здесь присутствует и сама модель, что должно подогреть интерес публики!

— Вот как! — удивился Мадиба. — Эта русская? Королева Бала Цветов?!

— Да. Она была с местным джентльменом, — сказал индиец. — По-моему, я много раз видел его лицо в светской хронике.

— И им понравилась статуя?

— Да, этот парень полон решимости ее купить. Он сказал, что это ожившая статуя и он будет выдавать себя за Пигмалиона.

Мадиба заулыбался.

— Пусть выдает себя за кого угодно, лишь бы заплатил достойную цену!

— Только они заметили на ногах какие-то пятна, — сказал скульптор и показал пальцем. — Вот и вот… По-моему, это кровь. Мрамор мгновенно впитывает все, чем его запачкали. Но я сдавал работу абсолютно чистой!

«Леопард» растерянно молчал.

— Кровь? Откуда она могла там взяться? — наконец промямлил он. — Может, кто-то совершал жертвоприношение?

Мадиба осекся, поняв, что сболтнул лишнее.

— Жертвоприношение? — изумился Раджешь. — А такое возможно?

— Ну, это только видимость настоящих жертвоприношений. Зарежут курицу или кролика, измажут кровью. Правда, в основном это делают с грубыми каменными поделками. Или просто камнями, которые условно изображают духов отдельных племен…

— Подумать только! — покрутил головой индиец. — Я и подумать не мог, что такие обычаи еще в ходу! Но мазать кровью современную скульптуру девушки, да еще в центре Европы? Какие духи, какие племена?! Даже не представляю, кто мог это сделать!

— Вы же знаете, что на вилле она находилась в свободном доступе, — небрежно сказал Мадиба, рассматривая пересекающий ладонь шрам — на темной коже красный рубец не бросался в глаза. — А среди персонала было немало выходцев из племен, которые верят в духов и приносят им жертвы… К тому же многие считали модель горуньей — представительницей самого Великого Духа… Так что она идеально подходит для принесения жертвы, которая точно дойдет до адресата…

— Как интересно! Жаль, что это не попало в прессу!

— Хватит и того, что попало!

— Тоже правильно! — согласился Рачапалли.

— Лучше скажите, не слишком ли вы задрали цену?

— Кто просит о малом, с тем о большом не договариваются! — улыбнулся Раджешь. — Цена определяется не столько качеством работы, сколько ее историей. Заурядное платье Мэрилин Монро продали здесь за миллион двести! А история Королевы Бала Цветов достаточно загадочна и романтична! Из-за этой женщины спорили богатейшие мужчины мира, на кон ставили яхты и дирижабли! Причем оба трагически погибли! И шумиха, которая сейчас поднялась вокруг роковой красавицы, играет только нам на руку!

— И сколько, по-вашему, будет реальных покупателей?

— Точно не скажу, но человек восемь-десять проявляли искренний интерес, им работа пришлась по душе. Собственно, она всем нравилась, только у одной пары мнения разошлись: мужчине очень понравилось, а женщине — нет. Причем, я думаю, дело не в самой скульптуре, а в отношении к натурщице. Иногда чувства к модели переносятся на картину или статую…

— Ну, я не специалист в таких вещах, — сказал Мадиба, раздумывая над новой информацией: с кем могла быть здесь Королева Бала и что означает ее личное участие в аукционе? Да и эта пара, которая разошлась во мнениях… Ведь если дама испытывает неприязнь к модели, то, значит, она с ней знакома! Каков характер этого знакомства и реальных отношений между ними?

Ему все эти непонятки не нравились, как любому человеку, выполняющему деликатные задания, не нравится, когда запланированная обстановка предстоящего действия вдруг меняется. Тогда заранее подготовленные планы надо перерабатывать или даже радикально менять, а это никогда ни к чему хорошему не приводит. Скорее наоборот…

Зашедшие рабочие в синих комбинезонах сноровисто погрузили статую на тележку и увезли.

— Советую пройти в аукционный зал, господин Окпара, — сказал скульптор. — Сейчас уже начнутся торги, и наш лот идет в первой пятерке. Я тоже хочу присутствовать…

Мадиба глянул на часы армейского образца, которые носили все «Черные леопарды». Да, действительно, до начала оставалось пять минут.

— Шестой зал, — подсказал Раджешь.

И они вместе направились туда.

Вскоре действительно привезли мраморную Киру, по залу прошел сдержанный шумок — очевидно, организаторы намеренно накаляли атмосферу и им это удалось. Даже Кира из плоти и крови почему-то сильно волновалась и сейчас облегченно вздохнула. Почти сразу вошли Мадиба и Раджешь Рачапалли. Переступая порог, «леопард» привычным взглядом незаметно осмотрелся и сразу же обнаружил оригинал своей статуи — русская красавица сидела в первом ряду вместе с каким-то неизвестным ему человеком респектабельного вида, с уверенными манерами и надменным лицом. Во втором ряду он обнаружил еще одну знакомую пару, правда, на этот раз знакомым был только мужчина — бывший муж Королевы Бала. Теперь он сидел с другой женщиной. Она тоже была красивой, хотя и постарше, Мадиба заметил, что обе одеты в похожую одежду — и у той, и у другой строгие офисные костюмы.

Кира тоже обратила внимание на вошедших: со скульптором она уже познакомилась, а с ним был атлетически сложенный африканец, который остановился, уверенно осмотрелся и сразу направился к ней! И в этот момент она его узнала: тот самый командир «Черных леопардов», который всюду сопровождал Афолаби, который выручил ее из лап работорговцев и впоследствии отрезал голову Гастону Синей Бороде, избавив ее от дневных страхов и ночных кошмаров. Кира искренне обрадовалась, поднялась навстречу, протянула руку, которую он осторожно пожал, показывая, что не принадлежит к категории салонных дамских угодников. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. На их рукопожание зал отозвался аплодисментами. Скульптор замешкался у входа, будто чего-то ожидая, и вначале принял овации на свой счет, но тут же понял, что ошибся. Они обменялись поклонами, и хозяин лота вместе с создателем скульптуры устроились в третьем ряду. До начала аукциона оставались считаные минуты.

Ажурная минутная стрелка достигла цифры 12 и стала острием ровно на середине увенчивающей ее золотой короны, образовав прямой угол с часовой, которая с такой же точностью указывала на герб Стюартов за затейливо нарисованной тройкой. Внутренний механизм четко, без скрипа и хрипов пробил три раза, и тут же, словно из потайного люка, появился худощавый человек во фраке и цилиндре, прошел за трибуну и взял в руки деревянный молоток. Этому молотку насчитывалось столько же лет, сколько аукционному дому «Кристис», и традициям, по которым аукционист надевал сюртук и цилиндр, было столько же. Больше того, все последующие аукционисты были очень похожи на Генри Вудстока, который первый раз ударил этим молотком в 1766 году, — во всяком случае, сходство со старинными рисунками у них, несомненно, имелось, что породило слухи, будто это призрак мистера Вудстока, который материализуется в аукционные дни. Вдобавок ведущих торги звали обычно одним именем — Генри, что, впрочем, могло иметь самое простое и банальное объяснение.

— Дамы и господа, три часа пополудни, и аукцион начинается! — зычно объявил аукционист. — Лот номер один: «Афина с копьем», второй век нашей эры, бронза, автор неизвестен, предположительно Илларион из Аргоса. Статуя демонстрировалась в Национальном археологическом музее Ираклиона, с 1956 года находилась в частной коллекции, имя владельца не раскрывается. Стартовая цена триста тысяч долларов. Прошу приступить к торгам! Шаг повышения — пятьдесят тысяч долларов…

— Это экспонат с проверенной историей, многократно подвергался экспертизам, — прошептал Раджешь Мадибе на ухо — тот сидел в напряженной задумчивости, и скульптор хотел поднять ему настроение.

— Но плохо, что ваятель точно не установлен. Можно ожидать повышения до пятисот тысяч. Если бы автором был, например, Фидий, потолок поднялся бы значительно выше!

— Так записали бы Фидия! — буркнул «леопард». — Трудно, что ли?

— Нет, извините, у нас так не делается! Да это и невозможно! — Скульптор демонстративно отодвинулся.

— Триста пятьдесят тысяч! — объявил Генри. — Кто больше? Четыреста! Прошу желающих делать ваши заявки…

Торговля шла вяло, аукционеры без особого азарта поднимали руки, каждый раз повышая цену на пятьдесят тысяч, но соревновательного духа не возникало, а следовательно, и перспектив острой борьбы ожидать не приходилось.

Кира чувствовала на себе чужие взгляды и несколько раз оборачивалась, хотя когда-то Диана учила, что знающая себе цену женщина так не делает. Но она успокоила себя тем, что скоро узнает свою объективную цену, а пока может позволить проявление любопытства. Оказалось, что ее рассматривают три человека: Мак, его седовласый спутник и… Жак Бойер! Он единственный смутился и, встретившись с ней глазами, отвел взгляд.

— Четыреста пятьдесят! Кто больше? Четыреста пятьдесят — раз! Четыреста пятьдесят — два! Четыреста пятьдесят — три! — Молоток гулко ударил о деревянную подставку. — Продано! Поздравляю джентльмена в первом ряду справа!

Особого оживления сообщение не вызвало, несколько человек, доставая на ходу сигары и переговариваясь, вышли из зала.

— На торги выставляется лот номер два: бюст Наполеона, 1820 года, серебро, Франсуа Рюд, — сообщил Генри, или как там его звали на самом деле… Впрочем, это никого не интересовало.

— Бюст из частной коллекции, имя владельца не раскрывается, стартовая цена четыреста тысяч долларов, прошу называть вашу цену!

— Здесь одно серебро почти столько стоит! — скептически сказал Раджешь. — Его можно на лом продать, без всяких аукционов. Ничего интересного!

Мадиба Окпара только пожал плечами. Скульптор оказался прав: картина повторилась — страсти не кипели, ставки поднимали неохотно, серебряный Наполеон ушел за пятьсот пятьдесят тысяч.

Наконец, прозвучало то объявление, которого как минимум восемь человек ждали больше других.

— Лот номер три: «Неизвестная красавица», 2017 год, мрамор, скульптор Раджешь Рачапалли…

По залу прошло оживление, два курильщика вернулись на свои места, аукционеры перешептывались. Рачапалли встал, вышел вперед, поклонился аукционерам и зрителям.

— Я с удовольствием ваял эту работу, и мне удалось передать красоту модели, вложив в холодный мрамор ее душу! — Он указал в сторону статуи. — И вы теперь понимаете — почему…

Теперь он указал на Киру. Она зарделась.

— Ведь оригинал «Неизвестной красавицы» всем хорошо известен и постоянно находится в центре интересов всего мира! И это не просто громкие слова: вы все читаете газеты и смотрите новостные каналы, а потому знаете, что это правда!

Зал зааплодировал. Скульптор скромно наклонил голову и сел на место.

— Итак, стартовая цена шестьсот тысяч, — объявил аукционист. — Кто больше?

— Шестьсот пятьдесят! — поднял руку Флетчер, но даже не успел ее опустить, как аукционист озвучил новые предложения:

— Семьсот! — и тут же поправился: — Семьсот пятьдесят!

— Восемьсот! — выкрикнул Флетчер.

— Восемьсот пятьдесят! — раздалось сзади.

— Девятьсот! — послышалось оттуда же.

Это был уже совсем другой торг: конкурентами руководил не холодный расчет, а азарт — и они возбужденными голосами дублировали поднятие рук.

— Девятьсот пятьдесят! — набавил Флетчер и оглянулся: кто наступает ему на пятки?!

— Миллион, — отчетливо сказал олений охотник в клетчатом пиджаке.

— Миллион сто! — а это был спутник Мака. Тот самый Роберт, который «самый хитроумный юрист из финансистов и самый изворотливый финансист из юристов»! Сейчас он решил оторваться от конкурентов и, вдвое превысив шаг повышения, поднял сразу две руки. Да, Мак был прав — это проходимец, на котором действительно пробы ставить негде!

— Вот гады! Обещали не вмешиваться, — пробурчал Флетчер и тут же сам себя поправил: — Впрочем, обещал Мак… А он такой же плут и мошенник!

Страсти накалялись. Еще несколько человек пытались вступить в торг, но сделав одну-две заявки, выходили из игры: слишком круто повышались ставки!

— Миллион двести! Миллион триста! Миллион четыреста! — выкрикивал призрачный Генри, не обращая внимания на нарушение условий: теперь все конкуренты набавляли по сотне, и Флетчер делал то же самое…

Три аукционера торговались азартно и упорно, но Роберт неожиданно вышел из игры, чем удивил Флетчера: хитроумный решала располагал достаточными ресурсами, чтобы до конца добиваться своей цели…

Они остались вдвоем с «клетчатым». Откуда вынырнула эта темная лошадка и в чем состоит ее интерес к лоту номер три, Флетчер не знал, но «олений охотник» явно уставал: внезапно вернулся к шагу повышения в пятьдесят тысяч, а после очередного объявления Роджером своей цены промолчал.

— Два миллиона двести! — объявил аукционист, обводя зал внимательным взглядом, но желающих перекрывать эту сумму не находилось. — Два миллиона двести — раз! Два миллиона двести — два! Два миллиона двести — три!

Молоток ударил, словно выпалила пушка Тауэра.

— Продано!

Формальности заняли немного времени. Флетчер выписал чек, распорядился приготовить статую к транспортировке, и они вышли в коридор.

— Вот и все, крошка! — победно сказал Флетчер. Он тяжело дышал, лицо покраснело: это действовал адреналин — наркотик всех игроков.

— Роджер сказал — Роджер сделал! Я поставлю тебя в центральной комнате своего самого большого дома, в любой точке мира, где ты захочешь. А может быть, во дворе, под пальмой на Майорке или под оливой на Сардинии… Словом, пойдем, отпразднуем это событие!

За ними из зала вышли и «Виктор» со «Сьюзен».

— Поздравляю, Роджер! Вы просто встряхнули всех этих снобов! — Она целомудренно клюнула Флетчера в щеку, хотя невинный сестринский поцелуй не соответствовал тому, как плотно прижалась она к нему всем телом.

— И тебя, милочка, поздравляю тоже! — Она повернулась к Кире. — Я очень рада, что тебе все удается! Надеюсь, теперь ты получишь и отписанное тебе наследство!

«Виктор» молча пожал Флетчеру руку и под огненным взглядом «Сьюзен» сдержанно поклонился бывшей жене. В это время в коридоре появились и Мак с Робертом.

— Извините меня за проявленную бестактность, — сказал Роберт. — Я не знал, что Мак пообещал вам не вмешиваться в торги.

— Но вы-то мне этого не обещали, — резонно ответил Флетчер. Он не любил принимать одолжения.

— Да, но я должен был сам об этом догадаться. Впрочем, как только Мак сказал мне, в чем дело, я тут же ушел с дороги…

— Спасибо, — наклонил голову Флетчер.

Через минуту к ним присоединились Раджешь и Мадиба. Они так не походили друг на друга, словно прибыли из разных миров. В известной степени так оно и было. На лице скульптора отражалась гамма переживаний, свойственных творческим людям, которые не умеют, да и не хотят скрывать свои эмоции.

— Поздравляю! — обратился он к Флетчеру, вытирая платком вспотевшее лицо. — Не скрою, это был мой триумф! Такой битвы за мой труд я еще не наблюдал никогда! И мне приятно, что это прекрасное творение навсегда поселится у вас!

Он поклонился Кире, поэтому со стороны сцена выглядела довольно двусмысленно, но возбужденные люди не вникали в полутона отношений и не проникали в глубину смысла слов и жестов. Им просто хотелось высказаться, и повод был для того, чтобы выразить владеющие ими чувства.

— Можете поздравить и меня, — сказал Окпара. У «леопарда» на лице ничего не отражалось, и хорошо — это позволяло ему сохранять нейтральный и даже несколько добродушный вид. Так выглядел Кинг Конг, когда смотрел на свою белокурую подружку. — Это я продал скульптуру!

— Как все запутанно! — внимательно осмотрев его, проронила «Сьюзен».

— А знаете что, друзья? — громко объявил Флетчер. Адреналин не сразу растворяется в крови и сейчас заставлял его действовать: куда-то идти, бежать, что-то преодолевать и доказывать окружающим. — Я только что предлагал Кире отметить это событие. Но раз у нас сложился такой теплый дружеский круг, я приглашаю всех на мою яхту. Мы возьмем с собой и статую, будем купать в шампанском и Королеву, и ее мраморное изображение, и друг друга. Словом, повеселимся на славу, ни в чем себе не отказывая! Не возражаешь, дорогая?

— Что ты! Это замечательное предложение! — немного переигрывая, Кира захлопала в ладоши.

— Прекрасно! — радостно воскликнула «Сьюзен». — Я давно не участвовала в таких вечеринках. И, честно говоря, уже соскучилась. Да и повод есть хороший! Ты согласен со мной, милый?

— Как всегда, дорогая! — кивнул «Виктор». Лицо его оставалось невозмутимым.

— Я тоже не возражаю, — кивнул Мадиба, рассматривая Мака и Роберта. — Надеюсь, мы все вместе отправимся туда? Раз уж у нас сложилась такая приятная компания?

— Безусловно! — кивнул Мак. — Мы же не можем обидеть нашего друга!

— Ни в коем случае! — подтвердил хитроумный Роберт Хабли.

— И я с удовольствием присоединюсь, — сказал Раджешь. — Честно говоря, первый раз мою статую собираются купать в шампанском, причем вместе с моделью! И первый раз ее купили за такие деньги!

— Да-а-а, теперь вы пойдете в гору! — заметил Мак. — Все вечерние газеты и телеканалы сообщат новость о главном событии сегодняшнего торгового дня. И, несомненно, популярность ваша сильно возрастет, от клиентов не будет отбоя!

— Отлично, — кивнул Флетчер. — «Стелла» стоит в Бриджмаршевской марине,[18] причал четырнадцатый. Назначаю отход через час, мы все легко доберемся туда за это время.

— А вы подвезете нас? — с милой улыбкой спросила «Сьюзен». — Мы плохо знаем город, и не хотелось бы связываться с такси…

— Конечно, — благожелательно сказал Флетчер. — Я только вызову свою машину и распоряжусь, чтобы скульптуру тоже доставили туда…

Он отошел на несколько шагов и набрал номер водителя.

— Алекс, забери нас у аукционного дома. И позвони на «Стеллу», пусть готовятся к отходу и сервируют стол на восемь человек.

Адреналин в крови растворялся. Флетчер уже хотел отключиться, но посмотрел на переговаривающихся в стороне Мака и Роберта, на застывшее лицо «черного леопарда», на «Сьюзен» с «Виктором», беседующих с Раджешем Рачапалли, и добавил:

— И еще… Захвати моего малыша!

— Я понял, сэр, — ответил Алекс.

«Стелла», разрезая белым форштевнем мутные воды Темзы и оставляя за собой длинные расходящиеся «усы», ходко шла вниз по течению. Это была рядовая яхта для бедных олигархов, находящихся во второй половине списка журнала «Форбс». Она, конечно, не могла сравниться с «Ориентом» — здесь не было ни вертолета, ни подводной лодки в трюме, ни искусственного интеллекта в системе управления, и палуб было не четыре, а всего две. Зато на верхней не было холодного трупа с исклеванным чайками лицом, а сидели за столом теплые и на первый взгляд веселые люди, которые ели ростбиф средней прожарки, пили двенадцатилетний виски «Глен Сильверс», шампанское «Моэт Шандон» и дружески беседовали, во всяком случае, именно такую картину наблюдали кружащиеся над яхтой чайки — в основном речные, но и несколько морских, залетевших сюда из близкого уже Северного моря, которые были вдвое крупнее, наглее и прожорливее, но и они не осмеливались пикировать на вполне живых и бодрых пассажиров, проводящих время за дружеским обедом.

Правда, это была внешняя видимость происходящего: сталелитейный магнат Роджер Флетчер и светская львица, бывшая Королева Бала Цветов Кира Быстрова в небольшой компании новых друзей отмечали радостное событие, с ними разделяли трапезу и торжество ненадолго прибывшие в Лондон путешественники «Виктор» и «Сьюзен», тесно причастные к отмечаемому событию профессиональный телохранитель-африканец Мадиба Окпара и индийский скульптор Раджешь Рачапалли, а также американские деловые люди Роберт Хабли и Мак Маккуин.

Имелась и еще одна участница, по имени «Неизвестная красавица», которая действительно была холодной и за столом не сидела, а, надежно прикрепленная к поручню, стояла на пьедестале чуть в стороне и бесстрастно взирала мраморными глазами на веселящуюся компанию. Она смотрела проницательно, как будто видела всех насквозь и знала, что они вовсе не те, за кого себя выдают. И в первую очередь она знала это про себя — никакая она не «неизвестная», а вполне точное художественное воплощение Киры Быстровой. Также она знала, что почти все присутствующие имеют по нескольку имен, фамилий и биографий; некоторые причастны к спецслужбам, а те, которые непричастны, занимались характерной для них работой, только не в интересах государства, а в своих личных целях.

Она, наверное, даже умела читать мысли: недаром Киру, с которой ее скопировал в мраморе Раджешь Рачапалли, называли «африканской колдуньей», и может быть, связанный с пролитием крови обряд Рикарди, который совершил не так давно перед ней Мадиба Окпара, укрепил ее связь с Великим Духом. В любом случае она знала, что сам Окпара, который носил форму и «Черных леопардов», и «Соколов пустыни», себя никогда к «соколам» не относил. И сейчас за безразличным выражением его лица скрывались напряженные размышления о том, что за столом сидят как минимум два объекта обета Рикарди, которых он должен убить, причем в самое ближайшее время, ибо столь удобный случай может никогда больше не представиться. И оружие, спрятанное у него за спиной, готово в любой момент исполнить бродящие в голове черные мысли…

Она знала, что «Виктор» и «Сьюзен» вовсе не мирные путешественники, а беглые сотрудники французской военной разведки, что они вооружены и готовы пустить оружие в ход, причем у мужчины эта готовность не конкретизирована, а у женщины черные мысли обращены в сторону Киры…

Мак Маккуин и Роберт Хабли тоже не являлись крупными посредниками в бизнес-проектах. Скорей, крупными мошенниками международного уровня. При этом Мак в прошлом «морской котик», и хотя пистолета при себе не имеет, но его руки, ноги, характер и навыки вполне заменяют самое убойное и эффективное оружие. А его благообразный напарник без автоматов и взрывчатки периодически совершал террористические акты в мировой экономике, обрушивая финансовые основы той или иной фирмы, корпорации, или даже небольшой страны.

Она, конечно, знала все и про Киру Быстрову, воплощением которой сама и являлась. Что касается Флетчера, то несмотря на то, что он был широко известен в качестве представителя лондонского бизнеса, мраморные глаза видели его как бывшего сотрудника спецподразделения с крохотным, когда-то называемым «дамским», «браунингом» в правом кармане пиджака и намерением применить его, если вдруг появится необходимость.

Наверное, самым безобидным из всех присутствующих казался Раджешь Рачапалли — художник, творец прекрасного, чьи мысли изначально далеки от зла и насилия. И действительно, его разум не был затуманен какими-то злыми наклонностями. Вместе с тем Раджешь был сикхом, а сикхизм, с одной стороны, проповедует любовь и братское отношение ко всем людям на земле, а с другой, предписывает своим адептам всегда носить при себе спрятанный под одеждой церемониальный и религиозный символ «кирпан», что в переводе с пенджабского означает «рука милосердия». Выглядит этот символ несколько противоречиво с названием: кинжал с очень широким у рукоятки клинком, который сужается к острию, имея по пути двояковыпуклый изгиб подобно ятагану, что позволяет наносить ужасаюшие по эффективности секущие и колющие удары. И если другие символы сикхизма — длинные волосы, малый гребень «кангха» и браслет «кара» — Раджешь не носил, то «кирпан» всегда находился в левом рукаве пиджака, разумеется, не тогда, когда хозяин создавал скульптуры.

Но то, что видели или могли видеть мраморные зрачки обагренной жертвенной кровью статуи, было глубоко скрыто от обычных, живых глаз. Со стороны происходящее выглядело так, как воспринимали эту картину чайки или обслуживающий гостей учтивый и вышколенный стюард Джордж, — для него за столом собралась веселая компания людей, далеких от изощренной хитрости, злых мыслей и насилия. Больше того, хотя они совсем недавно познакомились и еще не очень твердо запомнили имена друг друга, но казалось — все они друзья, которые желают друг другу только добра: настолько оживленно, дружески и заинтересованно проходило их общение.

Застольный разговор иногда разбивался на отдельные диалоги между участниками, как Темза в своем устье разделяется на рукава, а потом снова сливались в общую беседу, словно соединившиеся перед впадением в море потоки.

— Мы можем помочь вам, Роджер! — веско говорил Мак. — Наверняка у вас есть влиятельные конкуренты, и мы вполне можем их нейтрализовать, как в экономическом, репутационном, так и во всех других смыслах. Правда, Роберт?

— Несомненно, мистер Флетчер!

— Я сразу почувствовал, что это прекрасный материал, — увлеченно рассказывал Рачапалли. — Поэтому статуя сама освобождалась от лишнего мрамора, я только следил и слегка поправлял этот процесс…

— Кира, ты должна раздеться, не обливать же шампанским твой милый костюмчик, — задорно говорила «Сьюзен».

— У меня нет проблем с конкурентами, — отвечал Флетчер. — Во всяком случае, на критическом уровне… Так что спасибо!

Мадиба не участвовал в разговорах. Ему все было ясно, и он прокручивал в сознании то, что должно произойти в следующую минуту… Одним скользящим движением извлечь из-за спины готовый к бою «смит-вессон», поднять над столом, вытянуть руку в направлении сидящего наискосок Роберта Хабли — никто не успеет ничего понять, — выстрел! Но потом все могут повскакивать и заслонят Мака, придется с осторожностью производить второй выстрел… Нет, лучше начать с Мака — хотя тот сидит не на прямой линии, но в первую очередь принято уничтожать более опасную цель… И как бы никого не задеть… Впрочем, если и заденет — неважно! Второй выстрел и… Что «и»? Прыгнуть за борт? Они уже в устье, до берега добрый километр, да и куда он денется на берегу без группы эвакуации и приготовленного вертолета…

— Послушай, Диана, если хочешь, это ты можешь раздеться! Я уступлю тебе купание в шампанском! — раздраженно отвечала Кира.

— Я разденусь без проблем! Могу и белье снять! — смеялась «Сьюзен». — Мне не впервой делать тебе серьезные одолжения!

— Не ссорьтесь, девочки! Я буду голосовать за то, чтобы купали обеих! — весело крикнул «Виктор».

Мадибу вдруг словно ударили по голове! Нет, не так — есть более верное сравнение… Будто он в непроглядной ночи ползет во главе штурмовой группы к позициям повстанцев, но ориентиров нет и неизвестно — выдерживается ли направление и далеко ли линия обороны… А может, они вообще сбились с пути и сейчас попадут на зыбучие пески или в болото! И вдруг с хлопком раскрывается в небе ослепительно-белая осветительная ракета! Беспощадный свет высвечивает окружающее пространство, и сразу становится ясно, что направление выдержано правильно и до окопов противника один бросок. Но надо дождаться, пока ракета потухнет, а она как будто неподвижно зависла на своем парашютике… Лишь бы их не заметили, и тогда ракета поможет им, а не тем, кто ее запустил!

Простая проговорка открыла ему глаза, как ракета в темной африканской ночи! Все высветилось и стало на свои места! Фуке говорил, что информация ушла из «Райской кухни», а заполучила ее капитан Диана Сорель через своего агента. Юнус признался, что сделал запись в «Райской кухне» и продал Жермену. А Жермен сказал, что продал флешку симпатичной «телочке» из французской военной разведки по имени Сьюзен! Все сходилось! Значит, за столом не два объекта мщения, а три! Но между Дианой-Сьюзен и Кирой есть какие-то отношения, они скорей неприязненные, чем дружеские, во всяком случае, со стороны француженки…

А ведь у русской были претензии к мистеру Афолаби из-за смерти ее отца, в то время как у «симпатичной телочки» их не существовало, зато имелась убийственная для Афолаби информация… Так, может, отправка компромата в Борсхану — это и есть то самое одолжение?! Неужели эта цепочка может продлиться и здесь уже четыре звена?!

Он вздохнул. К спасенному человеку относишься с симпатией и расположенностью, а он вырвал Киру из лап торговцев «живым товаром»! И она благодарна ему до сих пор, это чувствуется — в момент встречи она искренне обрадовалась! Да и связываться с горуньей не хотелось — ничем хорошим это для него не закончится… Но, с другой стороны, не может быть, чтобы сразу четыре виновника оказались в одно время и в одном месте! Таких совпадений не бывает! Значит, это Великий Дух собрал их за одним столом, чтобы облегчить ему выполнение обряда Рикарди! Получается — он не поддерживает ту, которая говорила с ним на обряде в племени буру? Или Дух уверен, что сын народа донго знает, кого можно убивать, а кого нет?

От этих размышлений у него даже голова пошла кругом. Он вынырнул из омута тяжких мыслей на вторую палубу «Стеллы», где разговоры были просты и незатейливы.

— У вас прекрасный костюм, Роберт, — щебетала Сьюзен-Диана. — Я вижу, что эра «Бриони» и «Хьюго Босс» проходит, раз уж этим миланским кудесником заинтересовались и в Америке!

— И где же вы взяли столь шикарный костюм? — встрял в разговор Мадиба, сверля мистера Куина тяжелым взглядом. Сейчас он ненавидел его всей душой — ненависть к человеку всегда обостряется, когда предстоит его прямо сейчас убить.

— Не там, где вы свой, — сразу же ответил тот, безошибочно распознав чувства черного атлета, хотя и не понимая их причины.

«Сьюзен» укоризненно покачала головой и светским тоном заметила:

— Но на таком расстоянии очень сложно обшиваться… Я слышала, что Марио Пьетри вначале присылает своих ассистентов снимать мерки, потом они приезжают для примерки и, наконец, привозят готовую вещь. Это же занимает уйму времени!

— В эру частных самолетов проблема расстояний отпала, — пожал плечами Роберт. — К тому же иногда мэтр сам прилетает снимать мерки и сдавать готовую работу. Я воспользовался как раз такой услугой.

— О-о-о, наверняка он прилетает только к очень важным людям! — округлила глаза «Сьюзен».

— Об этом не мне судить, — скромно отозвался Роберт.

— Такая простая вещь, как костюм, не может включать в цену стоимость перелетов частной авиацией, — снова вмешался африканец. — И такой мороки он тоже не может стоить. Кстати, я купил свой в Ницце, за восемьсот евро, — просто зашел в магазин и купил, правда, мне немного подогнали брюки. И вполне им доволен! А теперь я могу шить костюмы у этого вашего итальянца, но и не подумаю этого делать! Ну какая вам польза от этого костюма? Разве он может защитить от пули?

— Я мирный человек, господин Окпара, мне не нужно защищаться от пуль, — кротко ответил Роберт. — И я вовсе не предлагал вам пользоваться услугами синьора Пьетри, вам видней, какой костюм покупать…

Он явно не хотел ссориться. Чего нельзя было сказать о его партнере.

— А как ты получил в собственность «Неизвестную красавицу», дружище? — спросил Мак, в свою очередь сверля африканца взглядом, но безуспешно — встретились два одинаково крепких сверла, они скрежетали, высекая искры из сверхпрочных победитовых головок, но не могли пересилить друг друга.

— Очень просто, — ответил Мадиба. — Я был не только телохранителем господина Афолаби, но и его доверенным лицом. Если кого-то интересуют документы…

— Как удачно! — перебил Флетчер. — Мой юрист давно советовал связаться с вами! Что вы знаете о процедуре вступления в право наследования миссис Киры Быстровой?

«Сьюзен» вся превратилась в слух.

— Боюсь, что я не смогу вам помочь, — покачал головой «леопард». — Я не занимался формальностями и юридическими тонкостями…

— Но тут никакие тонкости не нужны, это обезличенный депозит! Любой может прийти в банк и без всяких юристов, по пин-коду получить деньги! Меня интересует сугубо практический вопрос: где этот пин-код?

— Понятия не имею. Я занимался только охраной и отвечал за безопасность…

— Вы отвечали за безопасность и во время нашего полета в Бахру! — снова вмешался Мак. — Но, тем не менее, наш товарищ почему-то был укушен змеей и погиб. Почему так получилось?

Мадиба пожал плечами.

— Но ведь змеи ползают, не спрашивая у меня разрешения.

— Это верно. И все-таки, когда происходит ряд случайностей, то это есть проявление закономерности…

— О какой закономерности вы говорите?

— Об очевидной! Вы охраняли нас в Бахре, и погиб Юнус, охраняли мистера Афолаби и шейха Ахмеда — и оба погибли. Это разве не закономерность?

— Все они погибли по-разному! Мистера Афолаби казнили, причем по ложному обвинению! Кто-то это сделал специально, и мне бы хотелось узнать кто! Хотя кое о чем я догадываюсь…

Разговоры за столом прекратились. Кира, «Сьюзен», «Виктор», Мак и Роберт напряглись, хотя внешне старались этого не выдавать. И Мадиба был напряжен, но со стороны это заметно не было. Только Флетчер и Рачапалли были совершенно спокойны. Флетчер допил свой виски и сделал знак стюарду, который отстраненно стоял в стороне. В безупречно-белом кителе с золотыми пуговицами и погонами гражданского флота его можно было принять за капитана торгового судна. Он тут же шагнул вперед и наполнил опустевший стакан на одну треть.

— О чем же вы догадываетесь? — спросил Роберт.

— О том, что блюдо, которое привело его к смерти, готовилось в «Райской кухне»…

«Сьюзен» под столом крепко сжала руку «Виктору», Кира подставила стюарду свой бокал, Флетчер приветственно поднял стакан, улыбнулся скульптору, тот повторил улыбку и жест, и они одновременно выпили.

Мак и Роберт переглянулись:

— Почему так? Какое отношение «Райская кухня» имеет к смерти нашего друга?

— Что я и пытаюсь выяснить, — ответил «леопард».

— Мне кажется, это у вас получается не лучшим образом, — заметил Роберт. Он всегда говорил очень сдержанно, обтекаемо и тщательно подбирал слова, поэтому данную фразу можно было расценить как оскорбительную тираду в устах менее рафинированного человека. И «леопард» это понял.

— Что вы вообще можете об этом знать? — набычился он. — Вы пробовали в своих охрененно дорогих туфлях ходить по джунглям Борсханы или по пескам Нефтяного Королевства?

Роберт оторопело замолчал. Ему не приходилось непосредственно сталкиваться с грубостью, наглостью и насилием. Для этого у него имелись специально обученные помощники.

— Или вы сами убили питона, из которого они сделаны? — продолжал наседать Мадиба.

— Нет, конечно, — ответил Роберт и недоуменно пожал плечами. — У нас, в цивилизованной стране, каждый занимается своим делом.

— А я убивал питонов и крокодилов, причем ножом! И Виктор убивал крокодилов, по крайней мере, одного он убил у меня на глазах! И мы вполне могли бы носить туфли из крокодиловой кожи, ничуть не стесняясь того, что не сами добыли опасного зверя! Но мы этого не делаем! Понимаете — почему?!

— Друзья мои, давайте поговорим о чем-то другом, — успокаивающе поднял ладонь скульптор. — В конце концов, зачем вспоминать такие страшные вещи — змеи, крокодилы, питоны, смерти, казни… Лучше про них забыть! Поговорим о прекрасном — у нас есть замечательная и красивая женщина!

Он показал на Киру, которая мелкими глотками пила шампанское.

— И здесь стоит ее изображение, которое получило признание, причем не в пустых словах! Признание нашло материальное выражение, и его сумма, а два миллиона двести тысяч долларов — очень приличная сумма, после сегодняшнего дня закрепится во всех мировых каталогах изобразительного искусства! И эта цена с каждым годом будет только расти, но не снижаться — так никогда не бывает!

— Да, нам есть за что выпить по русскому обычаю! — вмешался Флетчер. — За непревзойденного мастера, умеющего оживлять мрамор…

— Извини, Роджер! Давайте выпьем за Киру! — неожиданно предложил «Виктор». — Ибо именно она вдохновила нашего друга Раджеша на создание такой изумительной скульптуры!

— Пьем за Киру! — все подняли бокалы с шампанским и стаканы с виски.

— Раз мой муж пьет не за меня, а за Киру, то это подтверждает волшебную силу искусства! — вроде в шутку сказала «Сьюзен», но по поджатым губам и сузившимся глазам опытный человек мог определить, что она вовсе не шутит. — Раджешь, может, вы высечете и мою скульптуру? Чтобы я привлекла внимание супруга!

Индиец почтительно наклонил голову.

— С радостью! За «Неизвестную красавицу» мистер Афолаби заплатил триста тысяч. Вторую скульптуру я назову «Известной красавицей». Но гонорар за работу может быть только выше предыдущего — здесь, как и с ценой произведения, — обратного хода нет…

— Жаль, — вздохнула «Сьюзен». — У меня нет таких денег. Впрочем, может быть, героиня сегодняшнего дня мне поможет? Ведь есть поговорка: «Деньги идут к деньгам»… И сегодня она лишний раз нашла свое подтверждение. Кира, ты не поделишься со мной своим наследством?

— Охотно! — улыбнулась Кира. — Как только я получу пин-код, считай, что половина суммы твоя!

— Призываю всех в свидетели! — объявила «Сьюзен». — Когда наша красавица добьется своего, как она всегда это делает, то подарит мне половину! Так, Кира?

— Так! — подтвердила будущая наследница.

— Но я должен заметить, что мы отклонились от цели нашей прогулки, — вмешался Флетчер. — Кажется, кто-то собирался купаться в шампанском!

Он выжидающе смотрел на Киру. Дисциплинированный Джордж взял бутылку шампанского и приготовился ее открыть по знаку хозяина.

— Думаю, начать надо со статуи, — сказала Кира. — К тому же Сьюзен вызывалась показать себя совсем без одежды. Как раз ей и пришло время принять душ из шампанского…

— Я готова! — «Сьюзен» отцепила и бросила на палубу декоративный цветок и принялась быстро расстегивать кофточку. Под ней оказалось черное боди почти под горло, как могли подумать понимающие толк в женском белье мужчины. А те, кто понимали в средствах индивидуальной защиты, без труда узнали бы легкий пулезащитный жилет «Кора». Но успела его рассмотреть только Кира, которая и так знала, что бывшая наставница носит его чаще, чем нижнее белье. Но «Сьюзен» уже сама поняла, что допустила промах, и быстро запахнулась.

— Держи себя в руках, — насупился «Виктор». — Мы на яхте у господина Флетчера. И здесь собрались приличные люди.

— Да, очень приличные! — расхохоталась «Сьюзен», причем не было понятно: она с ним соглашается или, наоборот, — смеется над столь нелепым утверждением. — Только почему некоторые смотрят друг на друга так, будто хотят вцепиться в глотку противнику?

Мадиба и американцы поспешно отвели друг от друга взгляды, скрещенные, как шпаги перед дуэлью. Но неловкость за столом не исчезла.

— Раджешь, может быть, вы сделаете скидку для Сьюзен? — Кира попыталась шуткой рассеять витающее в воздухе напряжение.

Однако деньги и шутки есть категории несовместимые. Рачапалли смущенно опустил глаза, но отрицательно покачал головой.

— За крохотный штрих к вашей скульптуре, миссис Кира, господин Афолаби заплатил двадцать тысяч! А эта работа заняла у меня ровно пять минут. Так что при таких масштабах сами понимаете, поможет ли миссис Сьюзен та ничтожная скидка, которую я могу для нее сделать…

— Интересно! А что это за штрих? — оживился Флетчер. — Чем он улучшил статую?

— Ничем, — ответил Рачапалли. — Мистер Афолаби попросил меня сделать в скульптуре небольшую щелочку, с этим мог справиться кто угодно, но он опасался, что мрамор треснет от неловкого обращения. Это заняло у меня три минуты. А потом я закрыл ее самотвердеющей пластмассой и заполировал…

За столом воцарилась тишина.

— Но любое вмешательство портит скульптуру! — удивился «Виктор».

— Оно было сделано в незаметном месте. Видите? — Раджешь встал и подошел к статуе. — «Неизвестная красавица» стоит на цыпочках. Вот на ее правой пятке я и выполнил небольшой разрез.

Он погладил мрамор пальцем.

— Сейчас след от него практически невозможно обнаружить, даже на ощупь!

— Странно, — сказал Флетчер. — Но зачем это ему понадобилось?

— Не знаю. Он попросил меня выйти на несколько минут. Я подозреваю, что он что-то вложил туда. Во всяком случае, когда я закрывал прорезь, то внутри что-то было. Может быть, пластинка с его именем. Ведь скульптуры стоят века и тысячелетия! Почему не увековечить себя для потомков?

В мозгу у Мадибы снова ярко вспыхнула осветительная ракета. В племени фулари, из которого вышел Джелани Афолаби, как и у народа донго, принято обращение к духу закладывать в щель внизу его каменного изваяния! Мадиба понял, что́ хозяин заложил в ногу «Неизвестной красавицы»! И не только он. Хотя здесь не присутствовали выходцы из борсханских племен, но почти все подумали об одном и том же: когда речь идет о больших деньгах, люди становятся гораздо проницательнее, чем обычно. Взгляды сидящих за столом обратились к скульптору. Может быть, только он сам да «Сьюзен» с «Виктором» не понимали, о чем идет речь.

— Уважаемый Раджешь, но если нечто при вашей помощи скрыто в статуе, то оно и сейчас в ней находится? — подчеркнуто любезно спросил Флетчер.

— Не знаю, — пожал плечами Раджешь. — Я как-то и забыл про это, да и сколько времени прошло… Но, в конце концов, можно посмотреть…

— Если нетрудно, то я бы попросил вас об этом одолжении!

— Никакого труда, — охотно отозвался скульптор. — Дайте мне только фонарь и нож. Да, и еще пинцет, которым наши милые дамы поправляют себе брови!

Джордж принес нож и фонарь, Кира протянула пинцет. Индиец опустился на колени и принялся осматривать ступни мраморной женщины. Уже смеркалось, и стюард подсвечивал ему фонариком. Семь пар глаз уставились на скрюченную фигуру скульптора. Все следили за его манипуляциями, но разобрать ничего не могли, только слышали противный скрежет и кряхтение. Нервы у Мадибы были напряжены, и не только у него. Флетчер даже привстал в нетерпеливом ожидании.

— Есть! — наконец, сказал Раджешь, выпрямляясь.

В поднятой руке он держал пинцет, в котором был зажат крохотный черный прямоугольник, действительно похожий на сим-карту.

Наступила мертвая тишина. Теперь все поняли, кто сразу, кто с запозданием, но поняли — это и есть тот самый пин-код, который предназначался для Киры. И настроение у недавно веселой компании мгновенно изменилось.

— Ну вот! — снова засмеялась «Сьюзен». — Сегодня удачный день, мои предположения сбылись. Кира получила то, что хотела. А вы все свидетели: половина этого — моя!

Но никто не поддержал ее веселья. Напротив: на палубе яхты «Стелла», которая шла по широченному устью Темзы, выходящему в Северное море, в сгущающихся сумерках сгустилась и угрожающая тишина. Как будто газ из незакрытого крана клубился тут и ждал только вспышки, искры, зажженной сигареты или спички. Ведь каждому стало ясно — Раджешь держит ключ к большим деньгам. И самое главное, что любой может им воспользоваться! Если, конечно, ему никто не помешает…

«Сьюзен» открыла свою сумочку, которая небрежно висела на спинке кресла. Мадиба полез за спину, будто хотел почесаться. «Виктор» сунул руку в карман брюк. Собственно, карман был отрезан, и ладонь легла на рукоятку револьвера, закрепленного в открытой кобуре на внутренней поверхности бедра. Флетчер нащупал в кармане пиджака свой крохотный «браунинг» и отключил предохранитель. Мак, будто случайно, взял лежащий справа от тарелки нож — красивый, с длинным острым клинком из хорошей стали: все сервировочные приборы на яхте были высокого класса. И он вполне годился не только для того, чтобы резать говядину… Взрывоопасная атмосфера достигла критической концентрации. Теперь дело оставалось за искрой.

— Дайте мне эту штуку, Раджешь! — произнес Флетчер уже не любезным, а приказным тоном.

— Вот еще! — возмутился Роберт. Оружия у него не водилось, но он достал блокнот и вертел в руках ручку. — Почему это?

— Потому что статуя принадлежит мне. Я ее купил.

— Вовсе нет, — сказал Мадиба. — Я выставлял на аукцион только статую, а не то, что в ней находится!

— Совершенно верно! — кивнул Роберт. — В юриспруденции это называется «вновь открывшиеся обстоятельства». А они устанавливаются судом!

— Вряд ли кто-то пойдет в суд! — резко сказал Мадиба. — Тут не так много крючкотворов!

— Если это то, о чем я думаю, то половина моя! — встряла в дискуссию «Сьюзен».

— Вряд ли, — спокойно заметил Мак. — Что-то я не помню, чтобы по этому поводу составлялся какой-либо договор или дарственная…

— А ты что, тоже юрист?! — оскалилась «Сьюзен».

— Раджешь, дайте мне то, что вы держите в руке! — холодно приказал Флетчер.

— Нет, отдайте мне! — настаивал Роберт. — Надо разобраться, что это и кому принадлежит…

— А чей костюм на тебе? — грубо спросил Мадиба. — И чьи туфли? И кто убил питона, из которого они сделаны? Надо разобраться…

— Тут нечего разбираться! Вещи на мне и презюмируется, что они мои…

— Вот именно! И с моей статуей то же самое! Что найдено в ней — тоже мое! А если кто-то захочет со мной спорить, то для него это будет плохой спор!

— Я очень люблю спорить! — сказал Мак и поиграл ножом — кусок заточенного металла ожил: из прямого хвата перепрыгнул в обратный и через тыльную сторону ладони снова вернулся в прямой… Это было очень эффектно и красиво, но несвоевременно. В данной конкретной ситуации он сделал это совершенно напрасно. Будто щелкнул зажигалкой!

Мадиба выхватил из-за спины «смит-вессон». Там было как раз семь патронов — по одному для каждого лишнего человека. Потом он заставит экипаж вести яхту туда, куда ему будет надо. В конце концов, соответствующий опыт у него имелся…

Появление оружия у одного всегда провоцирует появление его в руках у всех других, у кого оно, конечно, имеется. «Сьюзен» выхватила из сумочки «вальтер», свой «Кимбер Кб» извлек из бедренной кобуры «Виктор», Флетчер обнажил жилетный «браунинг». А появившееся оружие немедленно пускается в ход, иначе нет смысла его доставать, если не хочешь быть просто убитым на месте!

Мак замахнулся ножом, то ли собираясь наотмашь ударить Мадибу рукояткой, то ли, что более вероятно, метнуть его, но «леопард» выстрелил первым. И этот выстрел породил другие. Выстрелил «Виктор», выстрелила «Сьюзен», выстрелил Флетчер, причем было непонятно, кто в кого стреляет. Подчиняясь обязательной закономерности, все кто мог нажимали на спусковые крючки, а их оружие послушно отзывалось: слабо щелкал «Браунинг 6,35», чуть громче трещал «Вальтер 7,65», на их фоне громом гремел «Смит-Вессон 45», но его перекрывал рыкающий голос магнума «Кимбер 357»… Красивый мясной нож молчал — во-первых, у него, как и у его собратьев, не было голоса, а во-вторых, хвастаться было нечем — он не выполнил задачи, хотя и не по своей вине — Мак не смог метнуть его, ибо пуля сорок пятого калибра ударила в плечо, развернув могучий корпус и отбросив на леер рядом с Раджешем. Нож улетел за борт, а рука бессильно обвисла.

Видя, как развиваются события, Рачапалли, очевидно, вспомнил сикхское учение о любви ко всем людям земли, сунул черную симку в карман и ловко вытащил из левого рукава свою «руку милосердия» как раз в тот момент, когда Мак уцелевшей левой схватил его за горло. Нет сомнения, что он задушил бы скульптора и одной рукой, но Раджешь с неожиданной ловкостью и решительностью нанес ему встречный удар своим кирпаном. Мадиба тем временем выстрелил во вскочившего Роберта и «Сьюзен», стреляющую в Киру и Мака. Роберт во весь рост опрокинулся на палубу, а «Сьюзен» отбросило в сторону, и обе ее пули прошли мимо целей. Легкий жилет не сдержал сорок пятый калибр и лопнул, пропустив пулю в тело — у нее помутилось сознание, и она упала на колени.

Мадиба продолжил стрельбу, и довольно удачно — попал «Виктору» в живот, но пуля, разорвав дорожный пояс с алмазами, изменила траекторию и прошла вскользь, довольно глубоко пропахав бок. Раздался звон, и по палубе запрыгали круглые, тускло мерцающие в свете палубного фонаря камушки. Флетчер дважды выстрелил — в Мадибу и «Сьюзен», но в «леопарда» он не попал, а жилет «Сьюзен» задержал легкую пулю 6,35, хотя удар сбил ей прицел еще раз — пуля из «вальтера» пролетела рядом с головой Киры и попала в ее мраморного двойника…

Все это произошло быстрее, чем требуется, чтобы прочитать описание происшедшего. На палубе воцарилась сумятица. Кто-то вскочил на ноги и метался из стороны в сторону, пытаясь скрыться от огня, кто-то выбирал удобную позицию, кто-то умирал… Разлетелся вдребезги стакан, обрызгав все вокруг хорошим виски. Кто-то лежал на палубе и спиртным уже не интересовался, как, впрочем, и всем остальным. Пуля с противным визгом отрикошетила от двухмиллионной статуи. Кто-то пытался спрятаться под столом. Гремели выстрелы, свистели пули, так часто бывает — в массовой перестрелке очень трудно поразить выбранные цели. И большей частью все стреляют наугад. Примерно так происходило и в этот раз…

— Отдай! — с рычанием Мадиба подбежал к Раджешу, легко выбил нож, который отлетел в сторону и волчком закрутился на палубе, и сунул руку в карман скульптора. Ему удалось нащупать сим-карту и вытащить ее, но выстрел Флетчера угодил ему в бок, ребро треснуло, но не пропустило дальше легкую пулю. Он зажал рану ладонью, чувствуя под пальцами горячую влажность…

«Виктор» стрелял в Мака и Мадибу, очевидно считая, что они представляют наибольшую угрозу. И в отличие от общей результативности стрельбы он оба раза попал в цель. Отброшенный мощной пулей, Мадиба ударился о рубку и сполз на пол, пин-код упал на палубу, а Мак, который истекал кровью и еле держался на ногах, перелетел через леер и, подняв столб брызг, исчез под водой.

Рачапалли бросился к своему кирпану и успел его схватить, но «Виктор» инстинктивно послал в него пулю, и скульптор, который зря влез в игру, правил которой не знал, бездыханно растянулся на тиковых досках, рядом с Робертом Хабли, который не подавал признаков жизни.

Мадиба неожиданно обнаружил, что чувствует себя неплохо. Гораздо лучше, чем человек, получивший пулю из магнума 357. Скорее как после не очень тяжелой контузии. Он довольно легко поднялся на ноги и привычно осмотрелся, оценивая обстановку. Лежащий на боку «Виктор» приподнялся и, опираясь левой рукой на палубу, снова поднимал свой магнум, а «Сьюзен», стоя на коленях, зажимала рану и, качаясь из стороны в сторону, с маниакальным упорством вновь целилась в Киру, которая наклонилась, чтобы поднять пин-код. Для профессиональной военной разведчицы это было странно: никаких оснований любой ценой ликвидировать бывшую Королеву Бала Цветов у нее не имелось, но сейчас рациональное было подавлено волной обычных женских эмоций — ревностью, завистью, обидой… И только кровь соперницы могла смыть их, как пена огнетушителя гасит пламя, не давая ему превратиться в катастрофический пожар…

Как всегда бывает в смертельно опасных ситуациях, время замедлило свой бег, стало вязким и липким, секунды растянулись в минуты, а простое моргание превратилось в долгий сон, который мог стать вечным. Мадиба поднимал свой «смит-вессон», с трудом преодолевая плотность загустевшего воздуха. Первоочередность выбора более опасной цели требовала стрелять в «Виктора», который не сводил с него прищуренных глаз: он тоже знал правило приоритета и имел привычку доводить дело до конца. Они по миллиметрам поднимали оружие друг на друга, и «леопард» чувствовал, что опаздывает, однако поделать ничего не мог…

«Сьюзен» выбрала свободный ход спускового крючка и уже ожидала послушный рывок «вальтера» — назад и вверх, Кира интуитивно повернула голову и, заглянув в ведущий на тот свет черный кружочек, замерла, но вдруг «Виктор», неожиданно для самого себя, перевел целящийся взгляд на другую мишень и навскидку выстрелил во француженку, опередив ее на долю секунды! «Сьюзен» отшвырнуло к борту, но она еще жила мгновенье, за которое успела бросить на мужа изумленный взгляд. Возможно, она хотела что-то спросить, но не уложилась в отведенный ей миг… Да «Виктор» и не сумел бы ответить: этим выстрелом руководил не разум, а подсознание, направившее в новом направлении развитые до автоматизма инстинкты… К тому же и времени у него не было: Мадиба уже наверстал отставание, выстрелил и на этот раз попал так, как надо…

Эхо последнего выстрела гулко прокатилось над водной гладью. Все было кончено…

Уже стемнело. Исчезли чайки. Дельта раскинулась так широко, как будто они уже вышли в море, и только виднеющиеся по правому борту редкие огоньки показывали, что берег находится в пределах прямой видимости. Хотя это был технический район и, кроме электростанций и небольших заводиков по переработке мусора, там ничего не было.

На палубе творилось что-то невообразимое: тела убитых, кровь на тиковых досках, разбитые пулями стаканы на столе, отверстия в стенах рубки… Досталось даже скульптуре «Неизвестная красавица»: две пули попали ей в голову и одна в грудь. Мрамор выдержал удары, но сколы остались, как будто настоящие раны. Наверное, Раджешь мог бы как-то исправить дело, а может быть, и нет — спросить у него было невозможно: он лежал ничком, подвернув голову под руку, как птица под крыло.

Веселая компания перестала существовать. Не потому, что рассорилась, а в чисто физическом смысле: из восьми человек в живых остались трое. Флетчер вообще не получил ранений, потому что в него никто не стрелял, выпущенные в Киру пули попали в ее статую, но больше всего повезло бывшему «черному леопарду»: оказалось, что мощный выстрел из магнума пришелся в памятный сувенир — золотую зажигалку «Ронсон», которая и отклонила пулю. Конечно, поверхностная рана сильно кровоточила, и еще одно ребро было сломано, но такие мелочи можно не принимать во внимание. А если бы не «Ронсон», он бы бездыханно лежал рядом с другими… Хотя сам он знал, что дело не в зажигалке, а в покровительстве Великого Духа, который сохранил его и направил руку «Виктора» на спасение могущественной горуньи…

Кира об этом не догадывалась, она сидела на палубе возле бездыханного Жака Бойера и держала его за расслабленную кисть. В плохом кино бывший муж открыл бы глаза и сказал что-нибудь трогательное и берущее за душу, а может, даже и исцелился бы самым чудесным образом. В хорошей жизни он не открывал глаз, так как был убит наповал. Хотя можно ли назвать такой конец хорошим, вопрос очень спорный. Во всяком случае, у Киры на глаза навернулись слезы. Но она понимала: перестрелка предполагает два варианта: или ты застрелил противника, или он тебя. Бывшая наставница, которая бы сказала это вслух, лежала ничком и тоже молчала: в этой партии им с «Виктором» достались проигрышные карты — иначе на их месте лежали бы другие люди… Причем ее карта оказалась проигрышной вдвойне, ибо сдал ее тот человек, от которого она этого не ожидала и который, как выяснилось, в таинственных глубинах души любил свою первую жену больше, чем вторую… Белая «балетка» слетела с ноги «Сьюзен» и лежала подошвой вверх в метре от своей хозяйки, но та не была босоногой — прозрачный гольфик облегал ступню с безупречным педикюром — она и после смерти демонстрировала верность своим принципам и выглядела как леди, а не какая-нибудь простушка…

Кира поднялась, ощупывая себя и не веря, что осталась невредимой. Она не уловила всех нюансов перестрелки и считала, что «Сьюзен» застрелил Мадиба.

— Тебе повезло! — сказал Роджер. — Твои пули приняла статуя!

— Да, — кивнула она. — Это благодаря Мадибе. Он меня спас.

Мадиба хмыкнул. У него было свое представление о том, кто спас Киру и принял на себя ее пули, кто подставил зажигалку под мощный боеприпас магнума… Но раз она считает, что спаситель он, — то не следует ее разубеждать!

— А я в него стрелял! — сокрушенно воскликнул Флетчер. — Я думал, что он с ними заодно!

— С кем «с ними»? — спросил Мадиба.

— Я не знаю. Все происходило так быстро. А я уже давно не служу там, где нужно быстро ориентироваться и принимать безошибочные решения. Куда я вам попал?

— В бок. — Мадиба потрогал под пиджаком набухшую кровью рубашку. — У меня две поверхностные раны. Ничего серьезного нет, но нужна перевязка…

— Я вылечу вас и все возмещу! — воскликнул Роджер. — Джордж, Джордж!

Откуда-то появился растерянный стюард.

— Извините, мистер Флетчер. Без оружия я не мог ничего сделать…

— Ладно, — отмахнулся Роджер. — Ты ж у нас за врача. Давай, окажи помощь этому джентльмену.

Джордж сбегал за аптечкой и принялся со знанием дела обрабатывать «леопарду» раны. Тем временем на палубу высыпала вся команда: кок, матрос, рулевой. Они ужасались и бесцельно суетились. Мадиба крутил в руках изуродованную зажигалку.

— Вы поживете у меня, пока все заживет, — сказал Флетчер. — А потом я помогу вам отправиться куда надо. Если захотите, можете остаться в Лондоне. У меня есть необходимые связи, чтобы вас хорошо устроить!

Но Мадиба только покачал головой:

— Спасибо! Боюсь, что здесь мои проблемы не закончатся, а только начнутся…

— Ладно, пора возвращаться. Все по местам!

«Стелла», описав широкий полукруг, направилась обратно. С неба яхту и ее пассажиров — живых и мертвых — задумчиво рассматривали звезды.

— Пойдем вниз, — предложила Кира. — Я не могу этого видеть.

— Пойдем, — кивнул Флетчер. — Надо сообщить в полицию.

— Вначале надо придумать, что им сказать, — заметила Кира.

— Верно, — сказал Мадиба и бросил за борт свой «смит-вессон». — Надо сказать правду!

Через полчаса Кира позвонила Амелии Крайтон.

— Как поживаешь, девочка? Прекрасно! Ну, я подготовила для тебя еще шаг на следующую ступеньку успеха! Да, да. Сенсация номер один, и ты получишь ее первой! Подъезжай в Бриджмаршевскую марину и жди яхту «Стелла». Не благодари, я же твоя учительница…

Следующие дни Кира и Флетчер не исчезали со всех новостных каналов. Первой новую сенсацию сообщила миру Амелия Крайтон, впоследствии ее перепевали на разные лады менее удачливые охотники за новостями. Выглядела эта история следующим образом:

Банк Deposit Suisse, который располагался в Цюрихе, на Банхофштрассе, 16, как и все подобные учреждения в Швейцарии, производил впечатление могучей, несокрушимой столетиями, ураганами и землетрясениями, а тем более экономическими катаклизмами скалы. Это было высокое, четырехэтажное здание из мрачного темного гранита, с узкими, вытянутыми вверх окнами, которые даже не имели решеток, ибо любой злоумышленник понимал, что вскрыть это окно будет самоубийственной задачей.

Черный «БМВ-7» мягко затормозил у центрального входа, водитель в униформе и фуражке распахнул задние двери, выпуская мужчину и женщину в практичных дорожных костюмах. Они прошли сквозь вращающуюся дверь в просторное лобби, заставленное глубокими кожаными креслами и небольшими столиками наподобие журнальных. От расположенной в глубине светлого зала стойки им навстречу направился учтивый, но серьезный клерк средних лет, в очках, с гладко приглаженными и зачесанным на пробор седеющими волосами.

— Как пройти в сейфовый зал, друг мой? — дружески-покровительственно обратился к нему Флетчер. Этот тон сыграл роль визитной карточки серьезного человека, служащий наклонил голову, демонстрируя идеально ровный пробор.

— Я провожу вас, мистер! Но туда может войти только один человек, обладатель пин-кода. Леди может посидеть здесь и выпить чашечку кофе.

— Спасибо, дружище! Я посижу, а дама пройдет с вами.

— Как вам будет угодно. Прошу вас, миссис!

Кира последовала за ним. По стертым за несколько столетий ступеням они спустились в подвал и остановились у глухой стальной двери с мигающими у замкового устройства разноцветными лампочками. Она вынула из крохотной сумочки и вложила в небольшую щель маленькую карточку, которая еще не так давно находилась в ее же статуе. Коротко прожужжал считывающий механизм, красная лампочка погасла, на небольшом дисплее появилась цифра восемь, а зеленая перестала мигать и загорелась ровным светом, как бы приглашая к дальнейшему продвижению. Щелкнул замок.

— Прошу вас, миссис! — повторил клерк, с усилием распахивая дверь. Они оказались в небольшом помещении, стены которого состояли из десятков угрюмых сейфов, которые пристально и недоброжелательно рассматривали вошедших.

Клерк остался у входа, а Кира прошла вдоль стальных хранилищ, нашла дверь с цифрой 8 и вставила свой цифровой ключ в приемное отверстие замка. Снова жужжание, снова щелчок, и снова приглашающе загорелась зеленая лампочка. Дверца подалась довольно легко, открывая внутренности сейфа номер восемь. Автоматически загоревшаяся лампочка осветила его содержимое. Выглядело оно довольно скромно — из трех полок занята только одна, да и то не полностью: на ней лежали четыре блока затянутых в прозрачный пластик пятисотевровых купюр. В каждом блоке десять пачек, в каждой пачке сто купюр.

«Два миллиона, — мгновенно определила Кира. — На точку контактов хватит…»

— Какие пожелания, миссис? — спросил от двери клерк. — Нужны сумки и охрана? Или требуется открыть счет? А может, нужно сделать перевод?

— Спасибо, разберемся! — ответила Золушка.