Пионерский гамбит

Глава 29

— Игорь? — быстро спросила Елена Евгеньевна. — Не знаю… Если только сам захочет…

Взгляд ее стал растерянным, она быстро встала с края моей кровати и шагнула к двери.

— Так, товарищи, — сухо сказала она. — У нас с вами был уговор, свою часть я выполнила, теперь ваша очередь. Посмотрим, насколько можно полагаться на ваше слово.

Вожатая вышла и захлопнула за собой дверь. Чуть сильнее, чем это считается приличным.

— Что это с ней? — громким шепотом спросил Марчуков.

— Ничего, спи! — буркнул Мамонов, демонстративно отвернулся и накрылся с головой одеялом.

Верхолазов прошептал что-то своему соседу, тот прыснул. Но больше никто разговор не подхватил.

Заиграл горн отбоя. Я откинулся на подушку и закрыл глаза. Интересный будет поход, если Игорь тоже решит принять в нем участие. Прямо-таки все герои истории будут в сборе — мои мама и папа, Шарабарина, внезапно подключившаяся к интриге Елена Евгеньевна и Игорь.

О самом походе я старался не думать. Вес нагруженного рюкзака внушал мне одно сплошное уныние. Помнится, прогулка по городу с «отцом» в первый день моего прибытия оказалась настоящей пыткой. А рюкзак тогда был откровенно легче.

Думал, что долго не смогу уснуть, но какое там! Молодой растущий организм, в котором я находился, бессонницей явно не страдал и поспать любил и умел.

Снилось мне неожиданно странное. Я стоял на бетонных плитах, а передо мной возвышалась ракета. Настоящая, на опорах. По полю космодрома ползали странного вида машины на больших колесах, люди в униформе копошились у каких-то не то складов, не то акнгаров. Похоже, я наконец-то увидел сон самого Кирилла. Возможно, я смотрел на деловитую подготовку к полету в космос героя его произведения.

Или просто его мечты.

Досмотреть до взлета у меня не получилось.

— Ребята, подъем! — голос отца вырвал меня из космических фантазий и вернул в пионерскую действительность. — Умываемся, чистим зубы и выходим!

Кажется, энтузиазмом к этому походу горели все, кроме меня. Ну и Мамонова еще, может быть, который тоже не торопился вскакивать с кровати, будто лежал и ждал, когда же объявят наконец-то подъем. Но у него была совсем другая причина для плохого настроения.

Чтобы не отрываться от коллектива, я тоже вскочил и стал натягивать штаны и зашнуровывать кеды.

Через несколько минут мы все уже впряглись в неудобные рюкзаки и построились на площадке перед отрядом. Весь остальной лагерь еще спал. Было прохладно, небо хмурилось. Хм. А если дождь, то ведь наши тяжеленные палатки и ватные спальники превратятся в нечто совсем уж неподъемное… Но пока дождя не было. А пасмурно — это даже неплохо. В жару топать под рюкзаком — это совсем уж сомнительное удовольствие.

— Значит так, — Сергей Петрович прошелся перед нами, заложив руки за спину. Теперь на нем была брезентовая штормовка. А его рюкзак стоял на скамейке. В отличие от наших «шариков», это был видавший виды оранжевый «Ермак» с алюминиевой рамой. Сверху на него была навьючена самая большая из палаток. И оба топора приторочены с боков. Тоже, конечно, сомнительная штука с точки зрения удобства, но уж точно лучше, чем наши угробища. — Наш с вами поход начинается. Напоминаю, что сейчас мы выйдем за территорию лагеря, первый привал у нас с вами через час, там же мы и позавтракаем. По моим расчетам это должно быть в самом начале туристической тропы, как раз в том месте, где мы сойдем с дороги. Если вы поранитесь или почувствуете себя плохо, обращайтесь к Вере Ивановне, у нее наша отрядная аптечка, зеленки и лейкопластыря там хватит на всех. График дежурств по мытью посуды и приготовлению еды Ира Шарабарина уже составила, когда мы дойдем до нашей стоянки, она его озвучит. Есть вопросы?

— Неа… — нестройно ответил отряд, и все покачали головами. Кто-то уже держал лямки рюкзаков руками.

— Второй отряд, к походу готов? — бодро спросил Сергей Петрович.

— Да! — гораздо более слаженно отозвался отряд.

— Тогда выступаем! — он направился к своему рюкзаку, присел с ним рядом, сунул руки в лямки и, крякнув, поднялся.

Мой отец повел нас совсем даже не к главным воротам, а куда-то за столовую, где оказались еще одни ворота, к которым вела вполне такая накатанная лесная дорога. Очевидно, по этому пути в лагерь доставляли продукты. Чтобы не тревожить пионеров проезжающими по территории грузовиками.

Игорь нагнал нас практически у самого выхода. Бегом.

— Уф, чуть было не проспал! — он поравнялся в Сергеем Петровичем и быстро пожал ему руку. Мне хотелось посмотреть на реакцию Веры, Елены и Шарабариной, но с моей места в строю мне не было видно ни одну из них. Кроме того, почти все мое внимание уходило на клятый рюкзак, впивавшися лямками в плечи.

Заспанный хотейчик-завхоз поднялся с чурки, выполняющей у «продуктовых» ворот роль скамейки и загремел ключами.

— Хорошо, что успел! — Сергей Петрович разулыбался. — А то я дорогу до стоянки только по карте смотрел, так что будешь провожатым. Иди вперед, а я замыкающим. Прослежу, чтобы никто не отстал и не потерялся.

— Эй, второй отряд, а может песню? — бодро спросила Вера Ивановна. Ее рюкзак тоже отличался от наших. Он тоже был брезентовым и без рамы, но продолговатым, а не круглым. И как-то лучше держал форму. Может быть, сшит на заказ. А может просто другая модель. Для продвинутых туристов.

— Не надо, Вера Ивановна, — Сергей Петрович распахнул одну из створок ворот. — Нам сегодня идти около двенадцати километров, надо поберечь дыхание и силы.

— Вы там осторожнее будьте, — выдал нам напутствие завхоз.

Мы все той же цепочкой вышли за ворота и пошагали вслед за Игорем. Дорога петляла между деревьев, наш лагерь не был ее конечной точкой. Она вела в обе стороны, но куда — в лесу было непонятно.

Идти было трудно. Кажется, я как-то неправильно сложил рюкзак, и одна из банок все-таки проскользнула к спине. Или просто спальник оказался настолько тощим, что края жестяной банки ее продавливал и упирался мне в ребра. Дурацие лямки. Мне все время хотелось их подтянуть, но такой опции этот рюкзак не предоставлял. Очевидно, советские туристы должны были сходить с конвейера одинаковыми. Интересно было бы посмотреть на тех, кому такой рюкзак тащить было удобно.

Шумные возгласы и перекрикивания, с которыми наш отряд стартовал от своего корпуса, минут через пятнадцать стихли. Все шагали молча. Стройная цепочка растянулась, самые спортивные вырвались вперед, все остальные растянулись, наверное, на целый километр. Я был среди вторых. Не хватало Кириллу Крамскому силенок, чтобы переть вперед. Или мне не хватало. Или нам обоим… Не могу сказать, что в своей прошлой жизни хоть когда-то любил ходить в туристические походы. На лбу выступил пот, несмотря на прохладу, кеды внезапно показались совершенно неподходящей обувью. Ощущение было такое, что я иду босиком. Каждый камешек и каждая ветка ощущались в полной, так сказать, мере. Нда… Может если бы у меня были трекинговые ботинки и анатомический рюкзак, идеально подгоняющийся по спине, жилось бы легче. Я вздохнул, наклонился еще ниже, чтобы дурацкий рюкзак практически лежал у меня на спине. Так узкие лямки не так больно врезались в плечи. Я сунул под них ладони и изо всех сил старался не пыхтеть, как паровоз. Сдул с носа капельку пота. Бросил взгляд назад. Ну хоть не самый последний, и то ладно.

По краям дороги росли запыленные кусты. Пасмурное небо иногда проглядывало через верхушки деревьев.

Потом дорога приблизилась к забору той базы, где мы пололи пионарий. Некоторое время мы топали вдоль металлической ограды. Двое пожилых постояльцев санатория даже остановились на аллейке, чтобы поглазеть на непривычное зрелище — строй подростков под рюкзаками, вышагивающий мимо по лесу.

Я смотрел на свои ноги в кедах и бубнил про себя все подряд известные считалочки. Потом, когда они мне надоели, взялся вспоминать песенки с подходящим ритмом. И ждать, когда же, черт возьми, я уже привыкну к этому клятому рюкзаку или у меня откроется второе дыхание. Но легче не становилось. А вот хуже — да. Почему-то начала побаливать голова. На правой пятке пульсировало нарастающее неудобство. Кажется, мозоль. Вот блин! Ну как же так? Эти кеды я таскаю уже довольно давно. Я в них и ходил, и бегал, и лазил на дерево. И все было нормально. Но стоило выйти в поход, как что-то сразу же пошло не так. Надо будет попросить у мамы лейкопластырь…

Длилось это все, кажется, уже целую вечность. Считалочки и песни в голове довольно быстро закончились, так что приходилось просто считать шаги, глядя на грязно-белые носки своих кед. Потом я сбился в подсчете, и решил, что простого «раз-два, три-четыре» будет достаточно.

Где-то на половине тоскливой шагающей вечности впереди что-то поменялось. Кажется, мы сворачивали с накатанной лесной колеи на тропу. Значит, скоро будет привал.

А привал — значит завтрак. Как только я подумал про завтрак, как желудок издал звук, напоминающий медвежий рык. Поворот на тропу был никак не обозначен, во всяком случае, я никаких меток не заметил бы. Зато там стояла моя мама, уже без рюкзака, и показывала всем поотставшим едва заметный проем в кустах. Я перебрался через небольшую кочку, отвел в сторону ветки и оказался на заросшей травой тропе. Да, здесь было уже заметно, что люди тут ходят. Если не постоянно, то хотя бы изредка. Интересно, кто? Грибники и собиратели ягод? Или туристы с соседних баз и лагерей? Или это просто старая тропа, по которой давно много ходили, а сейчас не ходят, но следы множества прошедших по ней туристов все еще заметны. Хотя не… Тропы довольно быстро зарастают, вряд ли за семь лет, или сколько там прошло со времени последнего похода из лагеря «Дружных», лесная тропа сохранилась бы.

Деревья расступились, и я оказался на полянке, где самая шустрая часть отряда уже посбрасывала рюкзаки и толпилась вокруг Игоря, ловко орудующего ножом. Мой оголодавший организм моментально учуял запах шпротного паштета.

Хотелось повалиться на землю, но я через силу заставил себя улыбнуться. Прижался рюкзаком к ближайшей сосне и вытащил руку из одной лямки. Потом из второй. Вредный рюкзак вывернулся и упал на переплетение сосновых корней. Плечи пронзила боль облегчения. Да уж, есть только одно похожее ощущение — когда промерз до костей, заходишь в тепло и хватаешься закостеневшими пальцами за батарею. Становится больно и хорошо одновременно. Так и здесь.

А место-то, похоже, и правда обжитое. Сняв рюкзак, я смог, наконец, снова воспринимать окружающий мир. Посеревшие от времени бревна были сложены большим квадратом. На ветках в нескольких местах висели рваные кеды. На краю поляны — вбитая на кольях в землю табличка со стрелкой и надписью «Соболья застава». А под ней — потемневшие остатки фанерки. Судя по следам, когда-то на ней писали свои имена проходящие здесь туристы.

Я получил два полагающихся мне бутерброда и кружку воды и уселся прямо под той сосной, где упал мой рюкзак.

Как ни странно, чувствовал я себя совсем не так плохо, как мне казалось несколько минут назад. Если не считать стертой пятки, все остальное пришло в норму гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Жирный и невкусный шпротный паштет, который я в обычной жизни не ел уже лет, наверное, десять, здесь оказался прямо-таки деликатесом. Силы вернулись почти моментально. Прямо как в компьютерной игре.

Хорошо быть молодым, все-таки!

— Ну что, все поели? — спросил Сергей Петрович.

— Это нечеееестно, — заныли девчонки, пришедшие на поляну последними. — Мы же еще не отдохнули…

— Надо было шагать быстрее, а не плестись там в хвосте! — заявил Марчуков, который скакал по поляне как козел, изображая… не знаю кого. Вот уж кому дурацкий рюкзак никак не помешал вообще…

— Под рюкзак! — скомандовал Сергей Петрович, сам же первый и выполняя свою команду.

Идти и правда стало легче. Не сразу, правда. В первый момент, когда я снова впрягся в неудобные лямки рюкзака, мне захотелось взвыть от боли. Казалось, что ключицы потрескались по всей длине. Но буквально через минут пять боль прошла. Ну или, точнее, не совсем прошла, а просто я как-то перестал обращать на нее внимание. Наверное потому что путь наш стал по меньшей мере, интереснее. Узкая тропка была окружена уже не пыльными кустами, а вполне авторитетными толстенными соснами и какими-то лиственными деревьями. Осины? Вязы? Ясени? Фиг знает, я так и не выучил точно, как именно они все называются.

Потом тропа пошла вверх, похоже, мы взбирались на возвышенность вроде холма или сопки. Настоящих гор вокруг Новокиневска не было.

Я поднажал и вырвался из отстающих в авангард. Правда, довольно быстро об этом пожалел, потому что мне тут же вручили брезентовый сверток палатки. Переходящий приз, ага. Сначала я волок его за пришитую к боку тюка лямку. Пипец, неудобно, конечно! Пришита эта «ручка» была не строго по центру, так что один край все время перевешивал. Ну и весила палатка килограммов, наверное, пять. Так что перетягивала на один бок мою и так не очень уравновешенную фигуру. Тогда я обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Стало удобнее, но ненадолго. Оставленные в покое лямки рюкзака жадно впились в мои плечи и принялись из грызть.

Блин, и зачем я полез геройствовать? Плелся бы себе в хвосте колонны… Вряд ли кто-то пришел бы туда искать меня, чтобы палатку вручить…

— Эй, а чья очередь нести масло? — раздался откуда-то спереди голос Баженова. — Я уже замаялся с этим котелком!

О, точно! Еще же масло в воде! Я представил тонкую ручку котелка, врезающуюся в ладонь и покрепче обнял свой брезентовый тючок.

Соболья застава наступила как-то внезапно. Мы шли-шли, устроили еще два привала, правда больше не ели. И привалы были короче — так, поваляться на травке несколько минут и топать дальше. На втором даже не все рюкзаки снимали — прямо в них расселись вдоль тропинки. Когда подъем закончился, мы некоторое время шли по вершине длинного холма, в одном месте деревья расступились, и нам даже удалось понаслаждаться пейзажем. Зеленое море леса, покрывающее невысокие холмы. Внизу серебрится озерцо, вдали туманной дымкой скрыт берег широкой Киневы.

Потом начали спуск вниз по неудобной скользкой тропинке. Ноги то и дело норовили соскользнуть.

Потом тропа снова начала петлять между больших деревьев, впереди идущие в какой-то момент даже запели какую-то песню. Но быстро сбились, все-таки пеший поход с рюкзаками только в кино под бодрые песни происходит. В реальности заботят совсем другие проблемы. Как бы не споткнуться и не рухнуть. Кажется, лейкопластырь сполз с вспотевшей пятки, и теперь там стерто уже, наверное, до крови. Крапива дурацкая, час назад руку обжег, до сих пор горит.

А потом вдруг спереди раздаются радостные крики.

И мы внезапно у цели.

Я плюхнулся на задницу вместа с рюкзаком и осмотрелся. Обширная поляна кое-где заросла кустами. С правой стороны стоял каркас из толстенных жердей и грубо сколоченные скамейки. На каркас, по всей видимости, надо натянуть тент, и у нас будет крыша над «столовой». С левой стороны поляну огибал ручей, спуск к которому тоже был оборудован — мостки покосились и потемнели, но все еще были явно пригодны к использованию.

— Вон там запруда и можно будет искупаться, — Игорь махнул рукой в сторону двух корявых сосен.

— Ура… — слабым, но радостным голосом отозвался Марчуков. Сейчас он тоже не прыгал, а полулежал на собственном рюкзаке, как и все другие-прочие.

Еще на поляне было костровище, обложенное большими плоскими камнями. Судя по углям, использовали его не так уж и давно.

— Ну и что вы разлеглись? — бодро заявил мой отец, пришедший на поляну последним. — А палатки за вас кто будет ставить, Пушкин?