Пионерский гамбит

Глава 32

Ничего подобного я, конечно же, никуда не написал. Только подумал, глядя как мой рыжий приятель скачет на кровати, почти стукаясь макушкой о потолок.

— Ну и чему ты радуешься? — спросил я, лениво потягиваясь под одеялом. На зарядку сегодня было не надо, можно было не спешить и не суетиться. — Так по дому соскучился?

— Так королевская ночь же! — Марчуков раскинул руки и выручил глаза. Видимо, чтобы я понял получше.

— А почему она королевская? — спросил я.

— Ну ты как маленький, Кирюха! — подал голос от окна Мамонов. — У нас ведь самое строгое наказание какое?

— Домой отправить, — хмыкнул я. — Ааа!

— Вот именно, — со значением заявил Марчуков. — А завтра все и так домой. Ну, почти всем. Но в королевскую ночь даже тем, кто на второй сезон остается, тоже все прощают.

— А ты что ли тоже остаешься? — спросил Мамонов.

— Это ты «тоже» остаешься, — Марчуков рухнул на кровать спиной. — А мне за брательником присматривать.

— Илюха, а чего ты молчал? — я сел кровати. — Я уж думал, что все другие приедут, заново знакомиться и все такое.

— А я до вчерашнего дня и не знал, — буркнул Мамонов. — Мама приехала и огорошила. Личные дела у нее.

— Ты так говоришь, будто это плохо, — хохотнул я. — Она у тебя молодая и красивая, а в лагере не так уж и плохо.

— Эх, много ты понимаешь, Крамской! — Мамонов скорчил рожу и показал мне язык.

Дверь нашей палаты распахнулась.

— И почему вы до сих пор не построились на зарядку? — грозно спросила Елена Евгеньевна, останавливаясь на пороге.

— Так сегодня же нет зарядки… — Марчуков задрал ноги на спинку кровати.

— Это тебе кто сказал?

— Так последний день же…

— Завтра последний! — голос Елены Евгеньевны звучал строго. — Или тебе, Марчуков, устроить отправку домой до «королевской ночи»? У нас как раз сегодня Петрович едет в город, может и тебя захватить…

— Ой-ой, уже бегу!

Мы всей палатой сорвались со своих мест и начали торопливо натягивать шорты и засовывать ноги в кеды. Вожатая посторонилась, уворачиваясь от нашей кучи-малы, ломанувшейся к дверям.

На улице никого не было. Никто не бежал в сторону стадиона, из нашего отряда мы тоже были первые.

— Елена Евгеньевна, это вы нас так разыграли? — протянул Марчуков, поворачивая голову в сторону стоящей в дверях вожатой.

— Почти, — вожатая улыбнулась. — Зарядки сегодня и правда нет.

— Уоооо! — Марчуков вышел из строя и сел на лавочку. — Я же говориииил!

— Ребята, я хотела с вами поговорить, — Елена Евгеньевна селя рядом с Марчуковым. — Меня Надежда Юрьевна попросила. Вы самые взрослые у нас, я же могу на вас рассчитывать?

— Это нам что, никого пастой намазать нельзя? — лицо Марчукова стало обиженным.

— Да как ты мог подумать, что я попрошу о такой жертве?! — Елена Евгеньевна рассмеялась. — Нет, конечно. Костер подготовить. Помочь все оформить, проследить за порядком и все такое.

— Уф! — Марчуков с облегчением выдохнул. — Да что за вопрос, Елена Евгеньевна, конечно же мы поможем! Да, ребята?

Удивительное дело. Я шел по усыпанной хвоей дорожке, уже практически родной, и тащил здоровенный тюк с плакатами в сторону костровой поляны. Действительно, как-то быстро время пролетело. Дни после похода пролетели вообще пулей. После дождливой дневки оказалось, что от стоянки до лагеря вовсе необязательно тащиться двенадцать километров и переваливать через холмы. Берегом реки до лагеря было километра два.

И вроде потом много всякого ещё случилось. И вроде как и ничего особенного.

Последний день. Уже завтра все разъедутся. Ну, почти все. А через три дня, второго июля, начнется вторая смена. Новые лица, новое все. Ну, Марчуков и Мамонов остаются, что радует, на самом деле.

День тянулся неожиданно долго. После завтрака мы успели развесить транспаранты на костровой поляне, потом подготовили зал к вечернему отчетному концерту, а потом начали к нему готовиться. Командовали подготовкой Шарабарина с Коровиной. Я так и не смог решить, говорить ли Шарабариной, что ее лучшая подруга у нее за спиной крутит с ее Игорем. Который с того похода делал вид, что меня не существует. Впрочем, я тоже. Не знаю, был ли тот сон с Кариной настоящим, или это мое подсознание дало мне чувствительный подзатыльник, но я перестал следить, что там происходит между всеми этими взрослыми.

Правда успел заметить, что у Игоря, Веры и моего отца состоялся какой-то серьезный разговор, после которого Игоря я рядом с Верой больше не видел.

— …нет, только не «поморин»! — Марчуков вещал, размахивая руками. — Это жуткая отрава! Будет щипать сразу так, что кто угодно проснется! И ещё, прежде чем мазать, тюбик надо нагреть в руках. А если не успел, то сначала намажь себе ладошку, а потом аккуратненько пальцем на лицо жертвы… Крамской, у тебя какая паста?

— Клубничная, — ответил я.

— Вот! — Марчуков поднял палец. — Нормальная паста! Тащи сюда!

— Ага, счас, — хмыкнул я. — Самому надо. Где я тут новую пасту возьму потом?

— А мне привезут когда, я с тобой поделюсь! — заявил Марчуков. — О, а ты куда это тащишь?

— В клуб, — сказал я, снова поднимая большую, но лёгкую коробку.

— Давай помогу! — Марчуков схватился за один из углов, потом повернулся к троим пионерам, тем самым, для которых он проводил ликбез по намазыванию пастой. — Короче, вы поняли, да? Поморин не берите. Лучше всего «Чебурашка» или «Апельсиновая». Или вот «Клубничная», как у Кирюхи. «Мятная» и «Жемчуг» не очень. Поняли? Все, потопали, Кирюха!

Пионеры из четвертого отряда слаженно покивали.

— Слушай, Олежа, — спросил я, когда мы почти подошли к клубу. — Сегодня у всех же королевская ночь, ты думаешь, кого-то получится застать спящим?

— Ой, да ладно, — отмахнулся Марчуков и отпустил «свой» угол коробки. — Всегда кто-то спит. Самцова та же.

— И что, к ее кровати в очередь будем выстраиваться, чтобы всем хватило намазать? — я прыснул.

— Чтобы намазать кого-то пастой, необязательно, чтобы человек спал! — заявил Марчуков. — Можно просто крепко держать!

Мы зашли в клуб. Там никого не было, кроме Мусатова, который что-то делал рядом со сценой.

— О, а где все?! — Марчуков прыгнул на спину Мусатову. — Ты чего здесь?

— Да отвали ты! — «Сын степей» дернулся, сбросил с себя Марчукова. Тот покатился по полу и заржал.

— Кстати, правда, Мусатов, что ты здесь делаешь? — спросил я. — Ты же вроде помогал с дровами, разве нет?

— Не твое дело, Крамской, — глаза Мусатова зло сверкнули. Он встал так, чтобы мне было не видно, что он там прячет за спиной.

— Что-то мне подсказывает, что это очень даже мое дело, — я поставил коробку на край сцены. — Это же были твои серные шашки, верно?

— Не понимаю, о чем ты…

— Все ты понимаешь, — хмыкнул я. — Это же ты по указке Прохорова сорвал открытие, а потом подсунул шашки мне, чтобы на меня подумали. Не понимаю только, зачем…

— Умник тоже нашелся, — не знаю, что именно означала его гримаса. По монголоидным лицам вообще сложно что-то понять. — Придумал себе там что-то…

— Тогда покажи, что там у тебя за спиной! — я шагнул вперёд.

— Кирюха, да ладно тебе! — Марчуков моментально вскочил и подбежал ко мне. — Давно же уже все было, чего ты?…

Он имел вид растерянный. Сознание мое как будто разделилось. Взрослому «я» было даже немного смешно. Так-то я давно уже догадался, кто именно исполнитель хитроумного плана Прохорова, как не дать отряду опозориться на сцене. Ещё даже до того, как увидел маму Мусатова на родительском дне. А в походе, когда Марчуков заикнулся про дым, стало понятно, что и он был в курсе тоже. Никакого зла на ребят я за ту историю не держал, даже если Марчуков был с самого начала в курсе. Я тогда был неизвестный новичок, а они — закадычные друзья, с которыми в огонь и в воду и все такое.

А вот вторая часть моего сознания вовсе не была настроена миролюбиво. Возможно, это Кирилл внутри своей головы жаждал справедливости и возмездия.

— Показывай давай, что там у тебя, — я подошёл вплотную к Мусатову.

— А если нет, то что? — задиристо отозвался он. Скорее всего, в драке против него у меня особо и шансов-то нет. Он был крепкий, кряжистый, и за сезон я уже успел увидеть его «в деле».

— Ты думаешь, я драться с тобой что ли буду? — спокойно сказал я. — Я просто сейчас заору и попрошу позвать кого-нибудь из вожатых. Или ещё лучше сразу Надежду Юрьевну.

— Настучать, значит, хочешь? — Мусатов набычился.

— Так ты же мне сам выписал индульгенцию, — усмехнулся я. — Когда мне в рюкзак подсунул шашку и Анне Сергеевне настучал.

— Ничего я тебе не выписывал! — Мусатов с силой толкнул меня в грудь. Я сделал несколько шагов назад, но на ногах устоял.

— Ребят, не надо, а? — жалобно проныл Марчуков.

— Так что, Мусатов, покажешь, чем занимался, или я зову вожатых? — я посмотрел в лицо «сына степей».

— А если покажу, то не позовешь что ли? — огрызнулся он.

Я задумался. Если сейчас сдать хулигана-Мусатова директору, то что она сделает? Запретит ему приезжать в лагерь? Так он и так не приедет… Может в характеристику занести это происшествие. Тогда у него могут быть проблему с комсомолом и чем-то там ещё. Но Мусатов меньше всего похож на карьериста. Скорее уж после восьмого класса он отправился в какое-нибудь училище, получит рабочую специальность… Или будет матери помогать с ее бизнесом.

— Слушай, Мусатов, — сказал я. — Ладно в тот раз… Ты не хотел, чтобы наш отряд опозорился с олежиной сценкой. Но сейчас-то зачем?

— Эй, подожди! Что значит, опозорился с моей сценкой? — обиженно завопил Марчуков.

— Да это же не я говорил, что опозоримся, а Прохоров! — Мусатов сжал кулаки.

— Что такое здесь вас происходит? — в зал вошёл Сергей Петрович, а следом за ним катился кругленький завхоз.

— Ничего, Сергей Петрович, — ответил я. Мусатов уже уходит. Да, Мусатов?

— Да, — буркнул Мусатов, зло сверкнув на меня глазами, и шагнул к выходу.

— Ты кое-что забыл, — сказал я.

Мусатов, молча и ни на кого не глядя, покопался за колонкой. Зашуршала газета. Потом он быстро вышел. Сжав нечто небольшое под мышкой.

— Что здесь произошло? — спросил Сергей Петрович, строго глядя то на меня, то на Марчукова. Марчуков тоже посмотрел на меня. Почти умоляюще.

— Да все нормально, Сергей Петрович! — я развел руками. — Я принес со склада всякие штуки. Давайте их развесим!

Большой пионерский костер. Честно говоря, я как-то даже и не думал, что он будет реально большой. Когда мы закончили с оформлением зала, и последние плакаты с лозунгами и бумажные цветы заняли свои места, я вернулся на костровую поляну. Она была за территорией лагеря, на берегу реки. Просторная поляна, где могли поместиться сразу все пионеры. Место для костра тогда выглядело просто обширной проплешиной в зеленом ковре травы. А сейчас там возвышался огромный конус дров. Метра три высотой, не меньше! Черт, да на таком костре нескольких некрупных ведьм легко можно сжечь! Мамонов сдвинул на бок треуголку из газеты и воткнул в колоду топор.

— Вот теперь точно все! Под самое небо полыхать будет! — и широко улыбнулся. Он после похода тоже как-то ожил и повеселел. Не знаю, что там произошло между ним и Еленой Евгеньевной или, может быть, он просто привел свои мысли в порядок, как и я. Но больше он не ходил, как в воду опущенный. Снова вернулся прежний Мамонов — язвительный, с походкой вразвалочку и самодовольный.

А потом сразу наступила как будто бы ночь. Ну, то есть, после ужина было еще светло, конечно. А до ужина еще был отчетный концерт. Который мог бы быть и прикольным мероприятием, если бы не скучноватый конферанс Марины Климовны. Между номерами она все время норовила ввернуть какие-то байки о грандиозных мероприятиях, которые закатывали в лагере «Дружных» в какие-то дремуче-древние времена. Не знаю уж, зачем она это делала. Только настроение портила. Что, вот, мол, в те далекие времена пионеры были во какие! А сейчас измельчали, измельчали, да! Потом мы быстро поужинали и строем пошагали на костровую поляну.

Играли, пока было светло.

Во всякие массовые игры, с кричалками и перестроениями. Меня затащили в круг, который пел, хлопая:

— Между прочим, тот, кто затеял эту игру, нарушил правила Артека, — сказал мне на ухо стоявший рядом со мной Верхолазов.

— В смысле — нарушил? — я повернулся к нашему «мажору».

— «Артек» — особенный лагерь, — ответил Верхолазов. — Чтобы туда попасть, нужно очень постараться. И поэтому те, кто там работают, не должны показывать в обычных лагерях, что там происходит.

— Это почему еще? — спросил я. Но в это время меня хлопнули по плечу, и я был вынужден пристроиться в хвост пританцовывающей колонны. Так и не дослушал, почему именно то, что было в «Артеке» должно оставаться в «Артеке».

И только я вырвался на свободу из плена настоящей артекской игры про Эльбрус, на меня налетела одна из девчонок из третьего отряда и уволокла играть в банальный такой ручеек. Это когда ты, согнувшись, несешься по коридору, созданному арками из рук, потом выбираешь, кого схватить за потную ладошку, а потом тащишь его в самый хвост этого самого длинного коридора. Чтобы там в конце ваши руки тоже стали его частью. А потом кто-то хватает тебя, и снова тащит в конец двойной шеренги. А потом у тебя забирают того, кто забрал тебя, а ты идешь в самое начало, чтобы снова согнуться и нырнуть под арку из множества рук…

Когда заиграл горн, я уже весь взмок, успел поиграть в несколько игр и мне даже хватило времени, чтобы несколько минут поразмышлять над тем, как легкомысленно нас всех, включая совсем уж малышню, выпустили за ограду. Никакого оцепления из охранников, а вожатые беспечно устраивают свои игры прямо на большой поляне в лесу. А если кто-то заблудится? Или в реку упадет?

Стемнело.

Наступила летняя ночь, которая тут же взвилась кострами. Точнее, одним костром, но огромным. За поджигание его отвечало сразу несколько человек — это были в основном парни-вожатые и как-то влезший в эту компанию Марчуков. Он гордо держал в руках факел. Простую деревянную палку, обмотанную тряпкой, явно пропитанной чем-то горючим. Не знаю, чем именно, наверное, керосином.

Рассыпалась тревожным треском барабанная дробь. Вспыхнул сначала один факел, потом его хозяин обошел вокруг костра и поджег остальные. А потом они разом сунули свои факела в огонь.

Красиво было, что уж.

Здоровенный шалаш явно тоже подготовили, чтобы не было неловких пауз, когда дрова капризничают и никак не хотят гореть, а костровые нервно сквозь зубы матерятся, пытаясь как-то по-быстрому исправить ситуацию, но понимая, что торжественный момент уже нарушен.

Нет, здесь все предусмотрели.

Языки пламени с ревом рванулись вверх, моментально осветив множество стоящих вокруг пионеров. Круг был совсем не похож на линейку, где все выстраивались строго со своими отрядами, а часто еще и по росту. Здесь все стояли вперемешку. От громадного костра пахнуло жаром.

— Взвейтесь кострами… — запел откуда-то голос Марины Климовны, старшей пионервожатой.

— Синие ночи! — радостно подхватил весь лагерь. Даже я.

Ну а что? Момент и правда подходящий…

Пионерский костер горит очень быстро, на самом деле. Очень скоро гордый шатер дров с одной стороны подломился, и вожатые стали организованно уводить нас обратно в лагерь. Малышню — сразу по палатам и спать, а нам еще можно было потанцевать. И потом, вроде как, тоже спать. Но сегодня была королевская ночь, так что спать никто не собирался.

— Товарищ Мамонов, — Верхолазов окликнул Илюху возле самого отряда. — Мне кажется, или за суетой последних дней, вы забыли об одном нашем разговоре…