Письма Г. В. Адамовича И. В. Одоевцевой и Г. В. Иванову (1955–1958)

13. Г. В. Адамович – И. В. Одоевцевой

104, Ladybarn Road Manchester 14 20 января 1956

Chere Madame et amie Только собирался я Вам писать, а сегодня пришло письмецо от Вас. Спасибо. Лекарство пришлю, не щадя затрат, только пошлю простым, а не заказным, т. к. при заказном тут надо ставить пять печатей и все прочее. Надеюсь, дойдет и так. От каких это немощей? Я в Манчестере уже три дня, дождь льет такой, что тошно смотреть.

Вы спрашиваете про Париж. Что же, провел я время недурно, вращаясь в сливках общества. Ninon – plus amoureuse que jamais⁹³, хотя и говорит, что «страсть перегорела», а осталась чистейшая дружба. «Снежная поляна»⁹⁴, действительно, лучше других ее произведений, хотя и напоминает те рассказики, которые лет 40 назад мы с Жоржем сочиняли для Бонди⁹⁵. Она, между прочим, требует, чтобы я написал статью об «Аризоне», а кроме того, устроил ее в «Опыты». У нее драки с Лялей, не знаю точно, из-за чего, но под русский Новый год я у нее пиршествовал вместе с Водовым⁹⁶ и той же Лялей, и все было мирно. Водов все говорил о «перестройке» газеты под «Последние новости», но пока к нему мало кто идет.

Из литературных событий был доклад Оцупа у Гингеров: высокопарная чепуха, со ссылками ежеминутно на Пушкина и Гумилева, двух главных мэтров, а смысл тот, что с тех пор, как погибли «Числа», погибла и русская литература. Будет повторение публичное, в Консерватории, но т. к. Оцупу дали понять (Гингеры), что слишком все бессвязно, он будто бы все «переработает». Он лыс, как колено, благосклонно-важен и элегантно-мил. Еще был вечер Блок – Достоевский, на котором блистал я⁹⁷, потом была Греч⁹⁸, с моей любимой главой из «Подростка», и поэты читали Блока, один хуже другого. Оцуп, надо сознаться, был тут лучше других. Вот, кажется, все происшествия, кроме мелких и интимных.

Стихи Ваши, Madame, в «Новом журнале» (или в «Опытах»? – «и ску, и гру»⁹⁹) я читал с восхищением Вашим блеском и мастерством, честное слово! И слышал кое-что такое же (от Гингеров – немногих, кто что-то в стихах и самой их материи смыслит). Правда, очень хорошо и очень по-Вашему, что важнее, чем хорошо. А других, простите, не читал и не видел. О тех ли Вы спрашиваете? Что же до Жоржиной статейки обо мне, то, если без шпилек, то спасибо за все, что бы там ни было. Мы не горды и не требовательны, а что написано наспех, не имеет значения, ибо все суета сует, для кого, для чего и зачем? Да, о Ikor¹⁰⁰. Вы уже дважды пишете, как Вы за него рады. Это интриган и мерзавец, каких мало на свете, не говоря уж о том, что ничтожество. Он меня ублажал всячески, а когда вышла моя «Patrie»¹⁰¹, я случайно убедился в его истинных чувствах и какой-то звериной ко всем зависти. Так что не очень за него радуйтесь! Он, вероятно, так всем надоел (а особенно жене), что ему дали эту премию, чтобы от него отвязаться.

Я для «Опытов» перебираю письма Зинаиды¹⁰², почти во всех есть что-нибудь плохое о других, чаще всего о Бунине или Ходасевиче. Но кое-что нейтральное я выберу. Да, читали Вы письма Цветаевой к Штейгеру?¹⁰³ Я давно не читал ничего столь бабьего и вздорного, о чем и сообщил Иваску, на что он мне ответил, что я Цветаеву «не понимаю». Говорят, она, разочаровавшись в любовных способностях Штейгера¹⁰⁴, набросилась потом на Аллу Головину¹⁰⁵. Я за ней этого не знал.

Ну, «assez de musique comme cela»¹⁰⁶ (откуда? – надо знать русскую литературу!).

До свидания, шер мадам, а также Жорж, не желавший дважды поклониться по свойственной ему гордости. А до чего горд Оцуп, если бы Вы видели! Я его спросил, как Диана. Он помолчал, вытянул нижнюю губу и сказал: «Диана Александровна – вне… Европы». Даже в этом идиот, «вне Европы»!

Пишите и пишите, а то не пошлю лекарства. Впрочем, пошлю его в понедельник.

Ваш Г. А.