Дорогая Мадамочка, прибыв в Париж, получил Ваше письмо. Спасибо. Верчусь в вихрях света уже с неделю, но внезапно ослаб и сдал, устаю очень, не знаю с чего. Верно, c’est l’age257. Кстати, я все больше становлюсь похож на Гинденбурга258 или бульдога, из-за мешков у рта в виде каких-то грецких орехов, что меня сильно огорчает. Но тут и крэмы не помогут, ибо надо бы «ушиться», как советовала, кажется, Вам Вольская. Вам-то не надо, а мне пригодилось бы. Ну, passons.
Нового нет особенного ничего, кроме того, что все кто-то помирает. Вот теперь Леонидов259, Ваш благодетель и admirateur260. Оцуп будто бы ослеп на один глаз и до конца жизни должен сидеть на кашках. Маковский стал поклонником Пастернака, а со мной tant sucre tant miel261, хотя я знаю этому цену. И так далее.
Пришло письмо от Гуля, в ответ на мое. Ближайший № выходит в начале января, он просит статью о Жорже – к концу января, т. е. на следующий №. Я этому рад, т. к. напишу с чувством и толком, а не к спеху. Между прочим, он Жоржа называет «Джорджио» и пишет, как о старом братишке-приятеле! Очень интересуется, соглашусь ли я с ним или буду возражать. Вернее, не будет ни того ни сего. До чего все на свете одержимы литературой и самолюбием! Вот, о Ремизове кто-то (Зайцев?) писал, что он до последнего дня интересовался отзывами, переводами и т. д. – и это в похвалу! Значит, и ясно, что человек был пустой и глупый, что о Ремизове я знал всегда.
Теперь, Madame, – о самом важном. Почему Вы решили прекратить романы и страсти? Уверяю Вас, это интереснее переводов и отзывов, да Вы и сами знаете. Вот я как-то одряхлел, честное слово, и то рвусь в бой. Мой друг вечный, или полу-вечный, должен ко мне на днях явиться из Марселя, это и приятно (75 %), и хлопотно. Он – типичный jeune chien262, и если о чем догадывается, то с испугом и недоумением. Да, о Ваших стихах в «Опытах»263: представьте, я их не видел! Получив «Опыты», я с раздражением их перелистал, кое-где разрезал, но почти не читал – и забыл их в Манчестере. Даже не заметил, что какие-то стихи, и чьи, там были. Но завтра или послезавтра я «Опыты» достану, и тогда – ежели Вам интересно – сообщу свое авторитетное суждение. Маковский, кстати, утверждает, что первый поэт теперь – Величковский264.
Ну, вот – все. Да, еще насчет вырезки – о возрасте и ферламуре. Напрасно Вы удивляетесь. По-моему, они даже преуменьшили, и вообще – цифра глупая: у них к 30 годам человек сдает, что совсем не верно. Кстати, прочли Вы Аминадо о Фурцевой – «Никитские ворота»? Остроумно, но неприлично, и, я думаю, Водов не сообразил, что это значит. У меня почерк куриный из-за стило, которое подарила мне Кодрянская: слишком тонкое, она перестаралась. Вот, карандашом яснее. Madame, tenez mes voeus les plus affectueux265 к Праздникам, пожалуйста, не болейте, не скучайте, не образумливайтесь. Мне будет ужасно жалко, ежели Вы решите больше не «змеиться». До свиданьица. Жоржу salut 1 слово нрзб и все прочее. Пожалуйста, пишите.