Письма Г. В. Адамовича И. В. Одоевцевой и Г. В. Иванову (1955–1958)

3. Г. В. Адамович – И. В. Одоевцевой

7, rue Frederic Bastiat Paris, 8 3/IV–55

Дорогая Madame

Получил Ваше письмо уже в Париже, куда мне его переслали.

Все, что могу, я, конечно, для Вас сделаю, – но могу ли? C’est a voir⁹. Недошивину¹⁰ и особенно Долгополова¹¹ я мало знаю. Ее – Недошивину – больше, и она мне помогала в Олюшиных¹² делах очень любезно. Но лучший путь, по-моему, через масонов, которые ко всем этим делам имеют какое-то таинственное отношение. С ними и я в дружбе¹³.

Но мне надо знать:

1) Одна ли Вы хотите на лето переехать в другой дом – или с Жоржем?

2) На какой срок?

Я здесь до 24 апреля. Ответьте мне par retour du courrier¹⁴, и я попробую устроить, что можно. И не потому, – как Вы изволите указывать! – что я «приложил руку» к испорченной Вашей репутации¹⁵, а по старым и неизменным чувствам. Ах, Мадам, стоит ли все о том же говорить и вспоминать, тем более что все это на 99 % (ну, м. б., не на 100) чьи-то выдумки. Вот Вы пишете о Кровопускове¹⁶. Он меня считает большевиком, и всех нас кто-то кем-то считает, и давно на все это пора махнуть рукой. Впрочем, Вы и сами это знаете, – я уверен, – et n’en parlons plus¹⁷.

Спасибо за милое письмо. Насчет съезда – посмотрим. Хотя я Вас высоко уважаю, но считаю своим directeur de conscience¹⁸ Марка Александровича и должен выслушать его мнение. Да если Съезд будет осенью, то едва ли я и могу присутствовать, ибо буду в Манчестере. Что это вообще за глупая затея! Как развлечение – пожалуй, но они-то ведь не развлекаются, а думают, что это что-то серьезное. В Париже я только два дня. Холод собачий. Ниту¹⁹ еще не видел, отчасти по всяким немощам: помимо глаза, свернул спину, поднимая чемодан, и еле двигаюсь. Злит это меня особенно потому, что я приехал и для любовных развлечений, а тут о прыгать не может быть речи. Вообще никого еще не видел и пока живу инкогнито, что скорей приятно. Очень я польщен Вашим замечанием, что «мы мало изменились внутренне и внешне». Внутренне – не знаю, но внешне: Вы – да, действительно, а на себя мне тошно смотреть в зеркало, как Ходасевичу («Тот, который в Останкине летом…»²⁰ – хорошие стихи). Отчего на Съезде не был Оцуп? Забыл или не пожелал? Его как-то все совсем забыли, и он делает себе из этого надменно-страдальческую позу.

Ну, chere petite Madame, до свидания, – но если Вы летом не будете на юге, то где и когда? Я мечтаю о юге. Пусть Жорж пришлет мне свой поэтический ответ еще сюда, а я отвечу – а перепишу все потом, в Англии. Целую Вас обоих. Не совсем понимаю, отчего Вам юг вреден летом. На вид Вы совсем здоровы. Что это, легкие? Или что-нибудь другое? Не думайте, что я с кем-нибудь поделюсь своими сомнениями, это я спрашиваю интимно, для себя. Если легкие – не верьте докторам. Олюше, когда она только приехала в Ниццу, сказали, что ей жить на берегу моря – гибель (у нее ведь был туберкулез). А она поправилась совсем, и все зарубцевалось, живя в Ницце безвыездно.

Жду ответа. Очень жалею, что не видел Вас в Париже. Сколько Вам дали «на расходы»?

Ваш Г. А.