Дорогая Madame
Наша переписка заглохла, не знаю, по чьей вине. Вероятно, по моей.
На днях я уезжаю в Париж. Как Ваши дела с переездом в другой дом? Я как-то – довольно уже давно – получил письмо от Вырубова, который сообщил мне, что главное препятствие то, что Вы уже где-то устроились, а другие ждут годами. На это я ему ответил, что, вероятно, есть желающие переехать с севера на юг. Не написал Вам сразу об этом потому, что ничего нового в этом не было, т. е. ничего важного. Вырубов писал, что «надеется»… А с тех пор – ничего не знаю.
Если что надо, напишите мне в Париж. Я пробуду там около месяца, до Ниццы, куда рвется моя душа. И вообще напишите. Как Ваше здоровье, все вообще и Жорж? Я, конечно, предчувствовал, что наша поэтическая переписка далеко не пойдет. Или, м. б., он нездоров?
Ваши стихи в «Новом журнале» я наконец прочел. Очень хорошо, и очень «Вы», два Ваших облика в двух совершенно разных стихотворениях. Иваску больше нравится первое, а я, со склонностью к лиризму, предпочитаю второе34. Но что вокруг, если исключить Чиннова, который хоть с изысками!35 Только что есть поэзия? Я пишу сейчас книгу о балете36 – и все думаю: что есть балет? А за этим другой вопрос – стихи? Кстати, если Вам и Жоржу попадутся «Опыты» – кажется, Вам их послали, – прочтите мою статейку о поэзии37. Это немногое, что я писал всерьез, хотя Вы, вероятно, ни с чем не согласитесь. Вот не согласились же насчет цитаты из «Онегина» («бесчувственной руки» – или наоборот). Я уверен, что не вслушались или решили перечить из принципа.
Ну, до свидания. А то вдруг Вы скажете: «а я шла, думала… а Вы вот что… а я надеялась…» – как когда-то было в Петербурге, вроде семги38. До свидания, chere Madame et amie. Вы, вероятно, знаете, что Ниту Б сбил с ног какой-то обворожительный велосипедист. Кланяйтесь Жоржу. У меня все в голове мысли, как надо жить. Мы все (все) жили не так. Надо жить, как Кантор или Алданов.