Пламя над Англией. Псы Господни

Глава 31. Робин платит за проезд

— Теперь? — с нетерпением спросил Энтони.

— Еще нет, — ответил Робин.

Было за полночь. День прошел спокойно. Солдаты стояли у орудий, так как иногда случайный порыв ветра или ускорившееся течение приближали друг к другу какие-нибудь из английских и испанских кораблей на расстояние пушечного выстрела. Но оба флота лежали в дрейфе, неспособные маневрировать: английский южнее испанского, что давало ему преимущество, если возобновится юго-западный ветер. Медина-Сидония созвал своих командиров на совещание на флагманский корабль, и Окендо отплыл туда в своей барке.

Совещание было Длительным, и все это время судьба Англии по-прежнему висела на волоске. Непобедимая армада оставалась достаточно мощным флотом: хотя несколько кораблей и было выведено из строя, основная их часть не получила повреждений и, пользуясь спокойной погодой, зализывала раны, подвергаясь необходимому ремонту. Окендо, де Лейва, Педро де Вальдес и другие молодые офицеры требовали решительных действий: плыть в пролив Солент,[161] захватить Саутэмптон, высадить пятнадцать тысяч солдат и идти на Лондон, поднимая по пути английских сторонников. Герцог Пармский прибудет со своими судами, и Англия окажется между двух огней. Для королевства этот план представлял страшную угрозу. Испанцы получили бы базу на море и незащищенную страну перед собой.

— Таков был план адмирала Санта-Крус! — настаивал Окендо.

Но Медина-Сидония был далеко не Санта-Крус. У него имелись приказы его повелителя, и он был слишком робким и неопытным полководцем, чтобы знать, в какой момент их можно нарушить. Ему было велено идти на соединение с герцогом Пармским, поэтому он не согласился со своими командирами и распорядился плыть в Кале, оставив с левого борта остров Уайт,[162] навстречу английским брандерам,[163] отмелям Дюнкерка,[164] мысу Гнева,[165] гибельным берегам Западной Ирландии и возвращению домой остатков армады. Окендо вернулся на свой корабль в бешенстве и заперся у себя в каюте. Но с наступлением темноты ветер поднялся снова, и сражение возобновилось. После полуночи Робин присел на корточки рядом с Энтони Скарром у фальшборта.

— Время пришло? — осведомился Энтони.

На шкафуте крепко спали изможденные солдаты и матросы. Бой прекратился — у англичан кончался порох, а испанцы спешили в Кале.

— Еще нет, — ответил Робин. С приближением решающего момента к нему возвращалось хладнокровие, исчезали тревоги и сомнения.

В сотне ярдов впереди зубчатая гряда мыса Портленд обрывалась в море по левому борту «Сеньоры де ла Роса». Высокая скала резко выделялась на фоне освещенного луной неба.

— Мы должны подождать, пока выйдем из течения у мыса, — объяснил Робин. — В такую ночь у Портленда ни один пловец не справится с течением.

Корабль с трудом пробирался сквозь сумятицу волн. Течение было очень сильным, и брызги захлестывали палубу. «Сеньоре», плывшей ближе всех к берегу, приходилось труднее всего. Флагман Медины-Сидонии, находящийся в центре, не ощущал особых неудобств. Зато «Сеньора де ла Роса» качалась так, что дула бортовых орудий опускались под воду, заливавшую нижнюю палубу. Но внезапно все успокоилось: корабль вышел из течения, и впереди открылся вид на бухту Уэймута.

— Теперь! — шепнул Робин, встряхнув за плечо Энтони Скарра. — Больше не будет времени для разговоров — каждому придется отвечать за себя. Ты запомнил место встречи?

— Эбботс-Гэп.

— Правильно. Да поможет Бог нам обоим.

Они начали красться по палубе к сходному трапу. Оба были обнажены по пояс и с босыми ногами. Если кто-нибудь из спящих шевелился, они останавливались, затаив дыхание, а если кто-то поднимал голову, опускались на корточки. У сходни Робин глянул наверх. Проход к каюте Окендо начинался несколькими ступеньками выше. Часовой спал стоя, склонившись на стену; упавшая аркебуза валялась у порога. Робин и Энтони посмотрели вниз.

На ступеньках храпел матрос, положив голову на руки. Но ниже винтовая лестница делала поворот. Прислушавшись, Робин наклонил голову. Он знал, что за поворотом лестница ведет к двери склада боеприпасов, у которой день и ночь дежурит солдат. Робин пожертвовал бы любым из своих прекрасных кораблей, чтобы услышать, как этот часовой храпит подобно матросу. Но он ничего не услышал. Сделав знак Энтони Скарру, Робин осторожно перешагнул через спящего матроса. У поворота он присел на корточки, и через несколько секунд Энтони оказался рядом с ним. Они не могли видеть, что ожидает их внизу сходни. Но свет горел, а то, что им предстояло сделать, должно быть сделано при свете и без единого звука. Приложив лицо к ступеням, Робин попытался разглядеть происходящее. Внизу у трапа солдат сидел на полу спиной к стене, подняв колени к подбородку.

Он не спал, так как поддерживал руками пику, зажатую между ног и упиравшуюся тупым концом в пол, но не смотрел в сторону трапа, а уставился на противоположную стену, возможно, мечтая о родной деревне в Кастилии, а вероятнее всего, и вовсе ни о чем не думая. Фонарь с горящей свечой висел на стене перед ним. Солдат поднял на него взгляд, и Робин мог разглядеть темные глаза, блеснувшие в свете фонаря, и приоткрытый рот между усами и бородой.

Повинуясь знаку Робина, Энтони Скарр бесшумно поднялся наверх к спящему матросу и опустился перед ним на колени с кинжалом в руке, подняв взгляд к верхним ступеням трапа, где серебрилась полоска неба. Если на ее фоне покажется чей-нибудь темный силуэт, или же спящий матрос проснется, ему придется оборонять сходню, пока Робин сделает свою работу. Еще несколько минут — и на левом фланге армады станет одним галеоном меньше. С бешено колотящимся сердцем Энтони молился про себя, чтобы им были дарованы эти минуты.

У поворота лестницы Робин выпрямился в полный рост и прыгнул. Часовой увидел блеск полуобнаженного тела, но прежде чем его мозг успел отдать приказ мускулам, юноша обрушился на него. Одна его нога скользнула по доспехам, другая ударила солдата по голове. Пика отлетела к стене, а часовой и Робин упали на пол. Юноша зажал солдату рот рукой. Глаза несчастного устремились на него с ужасом, заставившим Робина ненавидеть самого себя. Но он колебался недолго — мысль о том, что корабль Окендо участвует в нападении на Англию придала ему силы. Зажав кинжал в правой руке, Робин нащупал левой шнурок стального корсета под мышкой солдата и, раздвинув стальные пластины, вонзил изо всех сил кинжал в открывшееся незащищенное пространство. Тело часового изогнулось под ним и тут же вытянулось, с последним вздохом язык вывалился изо рта. Солдат был мертв.

Наверху Энтони Скарр слышал только удар пики о стену и звук свалившихся на пол тел. Спящий матрос пошевелился, но всего лишь переложил голову на другой рукав. Сверху не появился никто.

Однако Энтони не сомневался, что с Робином случилась беда. Ведь стук пики об стену донесся уже несколько минут назад. Очевидно, пика поддела падающего Робина, словно бычьи рога — матадора. А что же теперь? Воображение Энтони работало вовсю. Он оставался на своем посту, глядя вверх — такова была его обязанность. Однако, Скарр был убежден, что часовой внизу стоит у поворота лестницы, целясь пикой ему в спину. При этой мысли кровь стыла у него в жилах. Он уже чувствовал, как холодная сталь рвет ему кожу и ломает кости. Солдат, наверное, просто играет с ним, как кошка с мышью. На лбу Энтони выступил пот. Он молился, чтобы часовой, наконец, нанес удар, и все было бы кончено. Но вместо этого Скарр ощутил руку на своем плече.

Резко обернувшись, он увидел смертельно бледное лицо и блуждающий взгляд Робина. Красота и добродушие, делавшие черты юноши столь привлекательными, теперь полностью исчезли. Рот кривила злая усмешка, в глазах сверкало дикое возбуждение.

— Быстро! — прошептал он.

Проткнув бочонок пороха, Робин высыпал его содержимое среди других бочонков, фитилей и пирамид ядер. Установив рядом с кучей пороха длинный пушечный фитиль, он зажег его, слыша над головой смех Окендо и его офицеров. У него и Энтони оставалось совсем немного времени до взрыва.

Они быстро поднялись по трапу. Обоим казалось, что они провели внизу столько времени, что на палубе все должно было измениться. Однако, там по-прежнему повсюду валялись спящие, а у коридора, ведущего к каюте Окендо, стоя, дремал часовой, чья аркебуза валялась у порога. Как было условленно заранее, Робин начал красться вперед, а Энтони — к ближайшему борту. Оба перелезли через фальшборт и бесшумно скользнули в воду.

Робин нырнул и плыл под водой, пока в легких оставался воздух. Когда он вынырнул, то увидел, что находится за кормой «Сеньоры де ла Роса», все еще слишком близко от корабля. Ибо хотя море было бурным, пловец оставлял бы за собой серебристую дорожку при ярком свете луны. Робин вновь погрузился под воду и, вынырнув на гребне волны, увидел фонари армады, подобные огням ночного города, которые постепенно уменьшались. Робин наблюдал за ними с мучительным разочарованием. Неужели его фитиль погас? А может быть, офицер, делавший обход, обнаружил мертвого часового у двери погреба? Однако его страх прошел в следующий момент.

Робин подпрыгнул в воде с криком радости, когда вдалеке донесся грохот, заглушивший шум ветра и волн. «Сеньора де ла Роса» превратилась в настоящую пламенеющую розу, с разлетающимися во все стороны огненными лепестками.

Корпус и мачты огромного корабля с треском разлетелись на куски, подхваченные ураганом пламени и дыма. С ближайшего судна спешно спускали шлюпки. Плывя на спине, Робин видел людей на веслах, обыскивающих море. Он вцепился в подплывший кусок рангоутного[166] дерева, достаточно широкий, чтобы скрыться за ним. Гребцы втаскивали в шлюпки оставшихся в живых, среди которых оказался и несчастный Энтони Скарр.

Робин поплыл к берегу, прячась за доской и подгоняемый приливом. Спасательные шлюпки возвращались по свистку боцмана. Крики замерли вдали. Армада уплывала на восток, а раскаленные остатки «Сеньоры де ла Роса», покинутой товарищами, сражались в последней битве с морскими волнами при лунном сиянии.

Теперь Портленд защищал Робина от волн и ветра. Время от времени отдыхая на доске, он к утру доплыл до Чизил-Бич и ощутил невыразимую радость, почувствовав гальку под ногами. Выбравшись на берег, юноша упал на колени и возблагодарил Создателя за возвращение домой. Затем, вырыв в гальке неглубокую нишу, он улегся в нее и крепко заснул, не тревожимый сновидениями.