Пленники Барсова ущелья. Повесть

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О том, что произошло в селе Айгедзор, когда там было получено злосчастное письмо

Село Айгедзор расположено на левом краю Араратской долины. По самому его имени - Айгедзор[11] - видно, что село лежит в ущелье и что в нем много садов. Небольшой горный ручей орошает верхние сельские сады, а канал, проложенный из Аракса, несет воду хлопковым плантациям, раскинувшимся на равнине перед селом.

Веселое село! Да и как не быть ему веселым, если осенью в погребе у каждого колхозника стоит по два - три караса[12] с вином из своего сада! И вина не становится меньше, хоть председатель колхоза Арут из года в год старается урезывать площадь приусадебных участков.

До самого октября в каждом дворе, под каждой крышей, широко раскрыв свои зевы, сушатся на солнце большие глиняные кувшины. Только их и видишь повсюду. А сейчас, в ноябре, обойди весь Айгедзор - ни одного караса! Наполненные «солнечным соком» Араратской долины, они ожидают в погребах праздничных дней.

Как только окончатся все приготовления к октябрьским торжествам, колхозники с глиняными чарками в руках войдут в свои погреба и впервые снимут крышки со своих кувшинов. Пьянящий аромат вина будет кружить головы - вот - вот, кажется -, потеряешь сознание.

С этих дней и начинаются сельские праздники - свадьбы, пирушки, - и айгедзорцы только и знают, что ищут человека, которого могли бы угостить своим божественным вином и шашлыком.

Беда в эти дни приезжему, попавшему в село по каким-нибудь своим делам. Кто его ни встретит - бригадир ли или простой колхозник, - непременно остановит и по тащит к себе в дом. А если кто не хочет, противится - даже обижаются: «Значит, ты меня и человеком не считаешь? Не хочешь ко мне прийти? Не хочешь моего хлеба - соли отведать?»

Жаль, что в этом году снег выпал и не вовремя и слишком обильный. Он лишил айгедзорцев удовольствия встретить праздник в садах, на чистом воздухе, сидя, поджав ноги, на покрытых бархатной зеленью лужайках. И пришлось им накрыть столы в домах, уставить их всеми, какие нашлись, яствами и глиняными или тыквенными кувшинами с красным вином. Но кого же в гости позвать? У всех столы накрыты! Все по гостям тоскуют. Не пировать же в одиночку!

Отец Ашота - охотник Арам и отец Гагика - садовод Аршак встретились на улице села и начали тянуть друг друга в гости. Они были уже порядком разгорячены.

- Послушай, Аршак, жена моя куропаток нажарила, да таких, что пальчики оближешь. Идем, - убеждал приятеля Арам.

- Зачем? Разве мне нечем тебя угостить? У меня своего очага нет? Ко мне идем, - настаивал Аршак.

Долго они торговались, и, не добившись ничего уговорами, Аршак прибег к силе: он сгреб Арама, взвалил его себе на плечи, словно мешок с картофелем, и под смех наблюдавших эту сцену колхозников потащил в дом.

Еще в сенях своего дома Аршак снял с огромного караса крышку и приказал Араму:

- Ну, раздевайся и прыгай!

- Этим меня не испугаешь! Я с медведем сражался… Подумаешь, напугать вздумал! - притворяясь возмущенным, ворчал Арам.

Но тут из комнаты вышла жена Аршака с большой глиняной чашей в руках:

- Братец Арам, твой мальчик с моим словно братья родные. Выпей за их успехи.

И отважный охотник, никогда не отступавший даже перед медведями, испуганно попятился - так велика была эта чаша.

«Нет, братец, куда там! Выпью - голову потеряю!» - подумал он.

В этот момент кто - то постучал, и в сени, весь в снегу, ввалился сельский почтальон. Он достал из сумки письмо и без слов вручил его Аршаку.

- Дядя Мурад, замерз ты, должно быть. Войди, согрейся, - пригласила почтальона жена Аршака.

- Нет, спасибо. Старуха меня ждет, некогда засиживаться. Что? Вина выпить? Это можно…

И старик одним духом выпил до дна предложенную ему чашу.

- Уфф! - вздохнул он удовлетворенно и, немного отдышавшись, добавил: - Не вино, а молоко львиное!

В это время Аршак вскрывал письмо.

- О, да ведь это от моего львенка! - вглядываясь в знакомый почерк, воскликнул он. - Милый ты мой! Но почему же он сам - то не пришел?

- Как так? Разве не пришли? Ведь с фермы ребята еще вчера ушли, - сказал дядя Мурад.

И тут же пожалел: жена Аршака вскрикнула: «Ой, чтоб я ослепла!» - и выронила из рук глиняную чашу, которую ей только что вернул старик.

- Погоди-ка, жена, давай раньше прочтем. Ну куда они могут пропасть! - больше для того чтобы успокоить самого себя, а не жену, сказал Аршак и начал читать.

- Да это не мне! Парень деду своему пишет. Отец! - крикнул он в комнату. - Внук тебе с фермы письмо прислал!

- Да - а? А что же он пишет? - послышалось из комнаты.

- Что? Вот прочту сейчас. Пишет, что должен тебя омолодить. Ха - ха - ха! - раскатисто захохотал Аршак. Однако, прочитав еще несколько строк, посерьезнел. - Как это - на Дальний Восток? Сдурел мальчишка!

Но ведь правду говорят, что пьяному море по колено. Ни письмо сына, ни тревога жены не произвели на Аршака особого впечатления. Он даже начал хвастаться, что детство его сына проходит так же, как детство знаменитых путешественников: необычно!

…Когда поздней ночью Арам вернулся домой, он застал такую картину: жена горько плакала, била себя по коленям и причитала. Узнав, что и Ашот не вернулся с фермы, Арам серьезно обеспокоился, однако на жену прикрикнул;

- Чего ты разревелась? Не ребенок же он! Не станет дома сидеть, держась за твою юбку.

Он лег, быстро уснул и проснулся еще затемно - так он обычно вставал, отправляясь на охоту.

Хмель за ночь прошел. Арам увидел жену, которая, кажется, так и не отходила от окна, перевел взгляд на нетронутую постель любимого сына и встревожился: «Не случилось ли действительно чего с мальчиками?»

Жена ахала, охала, ломала руки и то и дело повторяла: «Ох, сынок мой… Ох, сынок, где, под какой скалой ты остался?»

- Я сейчас слетаю на ферму на лошади бригадира. Скоро вернусь - солнце еще не взойдет, - сказал Арам.

- Погоди, пусть рассветет. Куда ты в такую метель? - пыталась остановить его жена.

Но Арам, взяв ружье, вышел из дому. Какая там метель, какие волки, когда пропал Ашот!

До фермы Арам, однако, не доехал. На полпути он встретил Аршака, возвращавшегося оттуда. Еще вечером жена заставила его поехать.

- Точно… Убежали на Дальний Восток, - коротко объявил Аршак. Он был очень удручен.

- Откуда ты знаешь?

- По всему видно. Письмо есть? Есть! А Шушик - так та прямо сказала матери: едем на Дальний Восток, к тиграм!.. Должно быть, твоего сына слова повторяла.

И Аршак смутился: «Не обиделся бы Арам».

- Да и мой, надо сказать, от твоего недалеко ушел. Тоже голова ветреная, - добавил он, чтобы исправить ошибку.

- Но что же нам делать теперь? Не начать ли искать их в горах, не поднять ли народ?

- Если в горах - сами придут, не младенцы! Твой сын - охотник, сына Авдала - пастух, собака с ними умная. Будь они в наших местах, собака наверняка дала бы знать… Нет - нет. Как бычки, которым ветер ударил в голову, пропали, ушли.

Покачав головой, Аршак стегнул лошадь. Стегнул свою и Арам. И бедные животные, утопая в глубоком снегу, в пене и поту уносили обратно в село своих погруженных в глубокую задумчивость седоков.

Известие о пропаже ребят быстро облетело село. Школьники с серьезными лицами окружали учителей, директор школы говорил по телефону с районным начальником милиции.

Снова прочитали письмо Гагика, снова спросили почтальона и Аршака, которые были «на месте», говорили с людьми и пришли к заключению, что ребята, кажется, и в самом деле отправились на Дальний Восток.

- В этом возрасте случается… В этом возрасте головы у детей всегда бывают набиты разными фантазиями, а особенно у таких, как Ашот. Его - то я хорошо знаю, - сказал директор школы, старый педагог с маленькой седой бородкой и сгорбленной спиной. - Сумасбродное детство! Впрочем, и я когда - то убегал из дому, - признался он, по - видимому взволнованный воспоминаниями. - Кажется, в Африку.

- Значит, не надо село на ноги поднимать, людей на поиски посылать? - спросил председатель колхоза Арут. - Уфф! И без того хватает у меня хлопот, а тут еще эти ребята. Сущее наказание!

И вечно чем - то занятый Арут начал кричать на Арама и Аршака, обвиняя их в том, что они «растят для колхоза недисциплинированные кадры»…

- Если они уже теперь убегают из села, какие же из них колхозники выйдут? - шумел он.

Однако Саркиса, сына Паруйра, председатель взял под свою защиту.

- Он что? Он вроде ягненка. Развесил уши! А вот сынок Арама - это парень с цепи сорвавшийся. Вот и сбил он с толку Саркиса. А может, просто даже припугнул и с собой увел. Все мог! У него и отец такой - разве он на собраниях меня не запугивает? Тоже мне критик выискался! - бушевал Арут.

Слушал все это Арам, кипела в нем кровь, но он сдерживался, чтобы не «пустить по ветру председательские перья».

Несмотря на то что из района во все концы были разосланы телеграммы с просьбой задержать беглецов, все решили, что кому - то необходимо поехать вслед за ними.

Но кому?

Назвали Паруйра, как наиболее расторопного.

- Ты хорошо говоришь по-русски, свет и людей повидал - говорил ему Аршак. - А если тебе одному неохота, давай и я поеду, и Арам не откажется.

- Арам? Когда бы Арам человеком был, не родил бы разбойника! Сына моего с толку сбил! - шумел Паруйр.

Его уши стали красными, мясистый лоб покрыла испарина, темно - серые глаза помутнели - такая разбирала его злость.

- Ну, не будем ссориться. Нам теперь надо лететь, чтобы перехватить детей на дороге, - успокаивал его Аршак.

- Да будь они прокляты! Нет у меня сына! Пусть себе едет! - в пылу раздражения орал Паруйр, который, конечно, не меньше других переживал исчезновение своего единственного сынка, но в душе не верил в легенду о том, что ребята убежали на Дальний Восток.

Ну, раз у Паруйра «нет сына», доярка Ашхен - вдова с двумя детьми, а пастух Авдал, отец Асо, не может покинуть стадо, оставалось ехать Араму и Аршаку.

Паруйр обрадовался такому решению и, завидев издали председателя Арута, заспешил к нему:

- Видал таких умников? Говорят - бросай дела, поезжай на Дальний Восток. Глупости говорят! Когда уехали? На какой станции на поезд сели? Почему никто их не видел? Да и откуда у них деньги на билеты были?

В глазах Арута замелькали хитрые огоньки.

- Ладно, ладно, Паруйр! Хватит об этом. Ты лучше вино приготовь, завтра с утра начнем отправлять в Ереван.

Слово «приготовь» председатель не случайно выделил, и не случайно глаза его при этом заблестели. Паруйр понятливо подмигнул Аруту:

- Приготовим! Не посылать же такое вино, чтобы люди пили и отравлялись.

- То есть как это - отравлялись? Разве наше вино ядовитое? - с упреком шепнул председатель.

- А шестнадцать градусов? Это, по - твоему, не яд?…

- Да… Ах ты, разбойник! Снизь!

«Снизь!» В устах председателя Арута это короткое слово стоило ста тысяч!

А у Паруйра ход мыслей был примерно такой: «Снижу, конечно, снижу. Не позволю же я, чтобы честные советские граждане пили вино крепостью в шестнадцать градусов, теряли голову и начинали оскорблять, друг друга…» Нет, Паруйр этого не допустит! К пятидесяти бочкам крепкого, хорошего вина он добавит десятка три бочек чистой, прозрачной, бегущей с гор воды, и тогда крепость вина снизится примерно до десяти градусов. Приличное вино! Такое можно пить, не опасаясь скандалов.

…Тесные ряды бочек, стоявших в погребе, как всегда, вызвали в сердце Паруйра радостное волнение. Весь его внутренний мир, чувства, совесть, горести и радости да, по существу, и самое его бытие - все было связано с порученными его попечению складами, с хранящимися здесь общественными продуктами. Вне этих складов у Паруйра не было ни жизни, ни цели - ничего! Как рыба без воды, не смог бы Паруйр жить без колхозных складов. Они придавали ему силу, уверенность, твердость воли. И приятелей было у него много - таких, которые еще издали снимали перед ним шапку. «Человек чувствует себя на верху блаженства, если тот, кто еще вчера тебя презирал, сегодня с улыбкой кланяется тебе в пояс и льстиво спрашивает: «Как здоровье, Паруйр Абакумович?…»

Но… зачем столько говорить о каком - то заведующем колхозными складами? - спросит читатель.

Да, действительно нас интересует не Паруйр, а сын его, Саркис.

«Мир - сало, а ты - нож. Режь, сколько силенки хватает», - постоянно говорил мальчику отец, и эта заповедь глубоко запечатлелась в мозгу Саркиса. С детства он видел, как живет его отец, подражал ему и, воспитанный им, твердо усвоил, что весь мир служит только его интересам.

Теперь Саркис оказался плечом к плечу, рука об руку с товарищами, которых не любил, с товарищами, отцы и матери которых были честными колхозниками и воспитали в своих детях любовь к труду - упорному и полезному для общества.

Понятно, как трудно было ему вступить в борьбу со злыми силами природы.