Пленники Барсова ущелья. Повесть

ГЛАВА ВТОРАЯ
О том, как мечтаешь о солнце, когда вокруг темно и туманно

От страха Асо онемел. Он стоял по колени в воде.

- Ты, что, окаменел? Скорей выбегай! Спасать надо! - крикнул Ашот, стоявший у входа в пещеру.

«Спасать»! Это слово ошеломило мальчика. Не унес ли поток товарищей?

Но не успел Асо, шлепая ногами по воде, выбраться из пещеры, как поток прекратился. Бурля и клокоча, он словно удрал от них и с таким грохотом скатился с нижних скал, что задрожала земля.

Вытаскивать кого-либо из воды не пришлось. Так же, как замешкавшиеся рыбки бьются об обнаженное дно реки, когда перехватывают ее русло, так и здесь, на склонах ущелья, барахтались ребята, выброшенные потоком из пещеры.

- Нога моя, нога! Спасите!.. - раздался в сумраке ночи плачущий голос Саркиса и вслед за ним - тоненький, отчаянный возглас Шушик:

- Умираю!..

Спотыкаясь, Асо побежал вниз, больно ушиб ногу, но не остановился.

- Иду, иду, хушкэ Шушик! - кричал он девочке, которая, в панике убегая из пещеры, поскользнулась и упала. Она лежала, ухватившись за куст, и слабо стонала.

- Не бойся, - наклонился к ней Асо, поднял ее и на руках перенес на сухое место.

- Гагик! Гагик!.. - в тревоге повторял Ашот.

- Ну, чего ты раскричался? Я холодный душ принимаю! - с деланным спокойствием отозвался мальчик. На лице его был ясно написан перенесенный испуг, но кто бы в темноте мог заметить это? - Иди-ка лучше сюда, перенесем Саркиса, - позвал он Ашота.

- Ну хорошо, все живы!..

Ашот с облегчением вздохнул, но сердце его все еще бурно билось: так велико было перенесенное потрясение. Да и как не испугаться человеку, если в минуты самого сладкого сна он вдруг оказывается во власти чудовищного потока?

- Ой, ой, поосторожнее, у меня все раздавлено! - стонал Саркис, когда ребята пытались поднять его и перенести в сухое место.

- Шушик, ты разденься. Разденься и выжми хорошенько свое платье. Скорее… Я не смотрю, я отвернулся… Ну! - торопил, девочку Асо.

Плача и дрожа, она выжимала свою до нитки промокшую одежду, а Асо, стоя к ней спиной, всячески старался ее подбодрить.

- Не бойся, сестричка, не бойся. Сейчас я такой костер разведу, что небу жарко станет. Не бойся, я для тебя приготовил сухую одежду. А где же мой Бойнах? Бойнах, эй, Бойнах! - встревожился он.

Откуда-то издалека собака ответила слабым лаем, который постепенно приближался.

- Бойнах цел, джан-Бойнах! - обрадовался Асо, и на глазах у него выступили слезы. - Ну, отжала? - снова обратился он к Шушик. - Теперь надень вот это…

Когда вода хлынула из глубины пещеры, она залила главным образом тех, кто спал в центре пещеры, у костра. Одежда Ашота и Асо, лежавших поодаль на возвышении, осталась почти сухой. И сейчас мальчик, не колеблясь, снял с себя рубаху и теплую фуфайку и заставил Шушик переодеться.

- А теперь, - почти приказал он ей, - теперь пляши, прыгай! Не стой на месте. Ну, прыгай, прыгай! Я сейчас приду.

И он побежал на помощь товарищам. Втроем они с трудом подняли и перенесли к месту, где сидела Шушик, мокрого, задыхающегося Саркиса.

Кряхтя под его тяжестью, Гагик говорил:

- И зачем, скажи, ты такой длинный вытянулся? Милый мой, да целы ли твои косточки? Целы? Ну и хорошо, крепись! Все хорошо будет…

«Гагик снова шутит, значит, мы уже вне опасности», - подумала Шушик и приободрилась. Она все еще, по совету Асо, продолжала плясать, хотя и ощущала при этом чувство неловкости: «Что за пляска в такой страшный момент!»

Устав, Шушик присела в сторонке, а ребята соединенными усилиями раздели Саркиса, выжали его одежду и остановились в раздумье: «Надеть на него все мокрое или лучше оставить голым?»

Саркис, должно быть, впал в бесчувственное состояние, он ни на что больше не жаловался.

- Растереть его надо, - предложил Асо. - А ты что сидишь? - обратился он к Шушик. - Не сказал я тебе пляши!

- Я устала… Сколько же можно плясать? Но Асо настаивал;

- Зимою в лесах, когда начинаются холода, все наши пастухи пляшут, чтобы не замерзнуть.

И Асо начал на губах наигрывать плясовой мотив, что-то вроде лезгинки. Это показалось странным всем, но не маленькому пастушку. Обычно застенчивый, сейчас он и сам начал плясать, да так серьезно и сосредоточенно, словно выполнял какое-то неотложное, важное дело. Ведь в холодные дни и ночи для пастухов пляска - такой же труд, как колка дров, например, или чистка хлева. Это для них вовсе не развлечение, а лишь средство спасения от холода, и, танцуя, люди не улыбаются, не восклицают задорно и весело, как на праздниках, нет.

- Согрелся я, уф! Ну, пляши же, пляши, Шушик. И вы, ребята, тоже, - настаивал Асо.

И, взявшись за руки, все начали кружиться и подпрыгивать, хоть на сердце было тревожно и мрачно.

Если бы в эту минуту какой-нибудь охотник посмотрел сюда с вершин, окружающих ущелье, он подумал бы, вероятно, что и в самом деле существуют на свете черти: по ночам они выходят и пляшут среди камней.

Иногда ребята останавливались, отдыхали немного, а затем снова продолжали свой вынужденный, утомительный танец.

- Умираю, умираю, - придя в себя, снова простонал Саркис.

- Сейчас умирать не время, - серьезно заявил Га-тик. - Ну, дай-ка я потру тебе спинку. Пошевели же хоть руками! Чего ты разлегся, точно дохлый?

Ночь была холодная, промокших до костей ребят плохо согревала пляска, и Асо выступил с новым предложением.

- Ребята, - сказал он, - легкие со спины стынут. Надо спины согреть. Давайте будем дуть в спину друг другу. Вот так… - И, прижавшись губами к спине Ашота, он что было, сил начал дуть.

- Ох, обжег ты мне спину! - весело вскрикнул Ашот. - Ну-ка, Шушик, подставь свою! - И он начал согревать Шушик, Гагик - Асо, а Шушик усиленно дула в спину Саркиса.

- С ногой твоей что слу… слу… чилось? - спросила она Саркиса. Язык не повиновался девочке.

- Сломалась, - плача, ответил Саркис.

- Пошевели, пошевели руками, не ной, ничего у тебя, не сломалось! - загремел Ашот.

Саркис вздрогнул, оживился и начал беспорядочно махать руками.

- В-в-выдержим до рассвета? - спросила Шушик и вдруг заплакала. Ей показалось, что всем им грозит смерть. Умрет и она, не увидев матери…

- Не бойтесь, - успокаивал друзей Асо, - скоро рассвет. Посмотрите на ту звезду. Это Карван-гран - Грабитель караванов. Потом я объясню вам, откуда такое название. Звезда эта выходит на небо перед зарей, А ниже, с вершины той скалы, на нас смотрит Утренняя звезда. Через полчаса рассвет. Не бойтесь, пойдемте под скалу.

Ашот тоже немного умел читать звездное небо - отец научил. Но куда и ему и его отцу до пастухов! Пастухи и время-то безошибочно определяют по звездам.

- Да, - авторитетно подтвердил он, - надо еще немного потерпеть. Скоро взойдет солнце, бояться нечего. Ну, долговязый брат, - обратился он к Саркису, - давай-ка, мы перетащим тебя отсюда и сами уйдем. На заре здесь поднимается ветер.

И ребята зашагали по направлению к скалам. Под навесом одной из них Ашот нашел довольно глубокую сухую впадину и уложил в нее Саркиса, который, всей своей тяжестью повиснув на товарищах, едва доплелся до нового места.

- Асо, не придумаешь ли ты, как развести костер? - спросил Ашот.

- Нет, куро… Все унесла вода: и кремень и огниво. - Пастушок постоял, опустив голову, помолчал немного и добавил: - Придется еще поплясать… А когда рассветет, мы что-нибудь придумаем.

И, чтобы заставить товарищей двигаться, он снова вытащил из-за пояса свою свирель. Зазвучал лихой плясовой мотив.

Стынущие от холода ребята вдохновились, они опять закружились, положив руки друг другу на плечи. Кровь быстрее побежала по жилам.

Вскоре, однако, все обессилели.

- Крепитесь, светает уже, - подбадривал товарищей Ашот. - Кто отчается, тот так тут и останется, замерзнет. Бояться не надо. Ну что тут такого?… На фронте отцы наши в обледенелой одежде реки переходили. И огня не зажигали, чтобы враг их не увидел. Их осыпали градом пуль, ранили, многих убирали, и все же люди шли вперед. А наше положение во много раз лучше. Против нас нет врага, никто в нас не стреляет и не кидает бомбами… час какой-нибудь! Неужели нельзя выдержать? Поглядите, как на востоке меняются краски. Видите, осветилась вершина Арарата.

Асо дул в свою дудку, извлекая из нее приятные, мягкие, им самим сочиненные мелодии: пастухи-курды всегда импровизируют. Но ослабевшие от голода, промерзшие, еще не обсохшие ребята едва шевелились, с трудом заставляя себя расходовать последние силы на пляску, которая должна была согреть их, спасти от смерти.

Минуты проходили медленно, тяжело. Никогда еще ребята с такой остротой не чувствовали отсутствия солнца, его животворного тепла.

Наконец они совсем обессилели. Предутренний холод заставил их сжаться в комочек. Сбившись в кучку, они прижались друг к другу, зарылись в сухие листья, загнанные ветром в углубление скалы, и застыли… Асо обнял своего верного, еще совсем мокрого Бойнаха и в немом ожидании устремил взгляд на вершину Арарата. Вот золотой луч осветил белоснежную шапку горы, она заискрилась, засверкала. Радостный крик вырвался из груди мальчика.

Ребята, совсем было оцепеневшие и онемевшие, подняли головы. Солнце всходило, накидывая багряный покров на вершины малоазиатских хребтов. Серебром заблестели поля вечного льда на их склонах. И, словно отразившись в душах детей, яркие солнечные лучи оживили их своим светом и теплом…

- Солнце!.. Солнце!.. - повторили они за Асо, и надежда вновь ощутить всю прелесть этого чудесного мира воскресла в их сердцах.