Пленники надежды

Глава XXII ОПЯТЬ СУШИЛЬНЫЙ САРАЙ

Хозяин Верни-Мэнор и его гости проспали допоздна, поскольку накануне у них состоялся долгий и основательный кутеж. Дочь же хозяина поднялась вместе с солнцем, спустилась в сад, а оттуда через калитку в тутовую рощу, где она обнаружила Марджери, которая сидела на земле, привязывая к своему посоху золотарник.

— Пойдем прогуляемся со мною, Марджери, — сказала она.

Марджери тут же вскочила.

— А куда мы пойдем? — шепотом спросила она. — В лес? Вчера вечером в лесу были глаза, нет, не те большие, неподвижные, печальные глаза, которые глядят на Марджери каждую ночь, а глаза, которые горели, как угли, и передвигались от куста к кусту. Марджери испугалась и покинула лес и всю ночь просидела у воды, прислушиваясь к тому, что она хочет сказать. Упала звезда, и Марджери поняла, что чья-то душа уходит в рай, куда хочет попасть и она сама. Если бы только она сумела найти туда дорогу… У речки, что течет между кедровой рощей и приливным болотом, растут лиловые цветы. Давай нарвем их и украсим ими посох Марджери.

— Мне все равно, куда идти, — молвила Патриция. — Можно пойти и туда.

— Тогда пойдем, — ответила Марджери и взяла ее за руку.

Когда они дошли до полосы кедров, разделяющей широкие поля и косу, на которой стоял третий сушильный сарай, Патриция остановилась под большим деревом.

— Дальше мы не пойдем, Марджери, — сказала она.

— Лиловые цветы растут у воды, — возразила Марджери.

— Тогда иди туда сама и нарви их, — устало предложила Патриция. — А я подожду тебя здесь.

Марджери заскользила прочь, а ее хозяйка уселась на темно-красную землю у подножия дерева. В лесу было холодно и мрачно. Неподвижный воздух пахнул сыростью, и свет просачивался сквозь низкий густой зеленый полог, словно сквозь траурную вуаль, но в конце колоннады деревьев синело великолепное море, голубело великолепное небо и зеленело приливное болото. Патриция мечтательно смотрела туда.

— Как там говорил доктор Нэш? "Межи мои прошли по прекрасным местам"[85]. Богатства и почести, и, как мне говорят, красота и многие, которые будут любить меня… О, Господи Боже! Как же мне хочется счастья! — Она прижалась щекою к прохладной земле, и прекрасные дали перед ее взглядом затуманились. — Почему я плачу, — проговорила она, — если "межи мои прошли по прекрасным местам"?

К ней подошла Марджери, держа в руках охапку цветов.

— Вот лиловые цветы, — молвила она. — Вот тебе астра, а мне страстоцвет. — Она села на землю у ног своей хозяйки и принялась плести венки. И вскоре взяла в руки страстоцвет. — Он рос возле сушильного сарая, у самой его стены. Марджери увидала его и подбежала, чтобы сорвать. Дверь сушильного сарая была затворена, но между бревнами над этим страстоцветом зияла большая щель. — Она засмеялась. — И, когда Марджери срывала страстоцвет, она услышала странную вещь. Сказать тебе, какую?

— Если хочешь, Марджери, — равнодушно ответила Патриция.

Марджери подалась вперед и положила худую холодную руку на предплечье своей госпожи.

— В сушильном сарае находилось семеро мужчин. Один сказал: "Когда эти нечестивые роялисты будут повержены, что тогда"? — Другой ответил: "Разумеется, мы завладеем их землями, домами, золотом и серебром, ибо разве не написано: "Я подниму руку Мою на них, и они сделаются добычею рабов своих"[86]. Тогда первый сказал: "Убьем ли мы нечестивого роялиста Верни?" — Больше Марджери ничего не слыхала. Она ушла.

Патриция вскочила на ноги, бледная, с горящими глазами.

— Больше ты ничего не слыхала?

— Нет.

— Марджери, покажи мне место, где ты слушала этот разговор.

Марджери взяла свой посох и двинулась к опушке леса.

— Вон там, — молвила она, показывая посохом. — Там, где растет бузина.

Патриция положила руку на плечо безумной.

— Послушай меня, Марджери, — тихо и отчетливо проговорила она. — Послушай очень внимательно. Скорее иди в большой дом и передай моему отцу, Вудсону или сэру Чарльзу Кэрью то, что я сейчас скажу. Ты поняла меня, Марджери?

Марджери закивала, Патриция сказала ей, что надобно передать, посмотрела ей вслед, когда безумная скользнула сквозь сумрак кедровой рощи и вышла на солнечный свет, затем повернулась, быстро и бесшумно пересекла поле и подошла к сушильному сараю, высокому, темному и лишенному окон. Когда она приблизилась к нему, до нее донесся тихий неясный гул голосов, затем, когда она вошла в заросли бузины, голоса зазвучали ясно.

В сушильном сарае собрались магглтонианин, кромвелианец с клеймом на лбу, юноша с чахоточным румянцем (служащий секретарем у главного землемера), двое недавно купленных сервентов полковника Верни, Трейл и Годфри Лэндлесс. В неверном свете, сочащемся сквозь щели в крыше и между верхними бревнами, внутренность сушильного сарая казалась таинственной, зловещей, грозной. Тут и там на тянущихся от стены к стене шестах все еще висел табак, и при тусклом свете его ворохи, длинные и темные, были на диво похожи на повешенных. Стоящие под ними большие бочки походили на призрачные эшафоты, а мужчины, сидящие этих бочках, или стоящие, прислонясь к ним, казались огромными. Внутри все было объято сумраком, кроме того места, где солнечный луч, проникший в щель в противоположной стене, освещал жуткое мертвенно-бледное лицо и бритую голову магглтонианина.

Лэндлесс, стоящий, прислонясь к бочке, обратился к мужчине с серьезным решительным лицом — одному из недавно купленных батраков Верни-Мэнор.

— Майор Хэвишем, вы мудрый и храбрый человек. И я с удовольствием выслушаю любой совет, который вы можете дать.

Хэвишем покачал головой.

— Мне нечего сказать. Дух вашего отца живет в его сыне. Уорхем Лэндлесс был искусен в планировании операций и храбр в деле.

— Я всего лишь орудие Роберта Годвина, — молвил Лэндлесс. — Стало быть, вы одобряете наш план?

— Да, полностью. Это дерзкая затея, но, если она увенчается успехом… — Он сделал долгий вдох.

— Если она провалится, — сказал Лэндлесс, — нас все равно ждет свобода…

Хэвишем кивнул.

— Да, смерть нам не страшна.

— Что есть смерть? — вскричал чахоточный юноша. — Короткий туманный переход из тьмы на свет, прихожая белоснежных чертогов Бога, занавес, который мы отодвигаем, покрывало, которое мы срываем — и ВИДИМ!

Моя душа жаждет смерти, млеет при мысли о Господних чертогах! Но Он не призовет к себе рабов Своих, покуда не будет исполнена Его воля. А посему восстанем и будем разить, исполним Божью волю и пойдем дальше.

— Верно! — воскликнул магглтонианин. — Я не боюсь смерти! Я не боюсь Страшного суда! Ибо меня оправдают Два Свидетеля, о коих говорит в своем Откровении Иоанн Богослов. Но Смерть не одолеет нас — она проходит мимо слабых и набрасывается на сильных. Нечестивые роялисты падут, ибо слово Божье обращено против них, и надобно ожидать, "чтобы ты погрузил ногу свою, как и псы твои язык свой, в крови врагов"[87]. Ибо сказано: "сразят их силою меча, достанутся они в добычу лисицам"[88]. Недаром пел царь Давид-псалмопевец: "как рассеивается дым, Ты рассей их, как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия".[89] "Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им"[90]. А праведники возрадуются Его мщению.

— Аминь, — прогнусавил Трейл. — Воистину, мы напитаемся добрыми дарами этой земли и будем проводить дни свои в неге и приятности. Нечестивые роялисты станут работать на нас в наших табачных полях, их женщины станут нашими прислужницами, мы станем пить их вино и носить их богатые одежды, а наши карманы наполнятся их золотом и серебром…

— Молчать! — свирепо рявкнул Лэндлесс. — Повторяю вам, безумные вы мечтатели, что подобных происков дьявола мы не допустим. Майор Хэвишем, таких субъектов среди нас немного. Две трети наших — это люди, подобные Роберту Годвину и вам. А эти малые бредят.

— Я их и не слушаю, — молвил Хэвишем, презрительно махнув рукой. — Давайте подведем итоги. В этот день мы, те, кого называют кромвелианцами, и подавляющее большинство кабальных работников восстанем по всей колонии. Мы…

— Не должны портить имущество и не станем без нужды нападать на хозяев плантаций и их надсмотрщиков, — твердо сказал Лэндлесс.

— Мы просто вооружимся, захватим коней или лодки и отправимся в назначенное место.

— Да.

— И призовем рабов последовать за нами?

— Что они и сделают.

— Да.

— А собравшись все, мы выступим против любой силы, которую вышлют против нас?

— Да.

— И, если мы победим…

— Тогда у нас будет Республика — такая, какую захотите вы, — и в любом случае, мы обретем свободу.

— Это отчаянный план.

— Мы отчаянные люди.

— Да, — задумчиво проговорил Хэвишем, — это наилучший способ избавления от неволи, о котором мечтаем мы все и которое двое из нас, как я вижу, уже пытались обрести. Я планировал уйти в побег этой ночью, но это сулит лучшие плоды.

— Да, — подтвердил Порринджер, — звезды не благоволят беглецам. Четыре раза я пытался бежать, но меня ловили и сделали со мною то, что вы видите сами. А этот человек пытался два раза, и тоже был изловлен. И убийце Роберта Годвина тоже не удалось уйти.

— Это пока неизвестно. Поживем — увидим, — сказал Трейл. — Таракан бежал из тюрьмы.

Магглтонианин вскрикнул, Лэндлесс повернулся к поддельщику документов.

— Откуда ты это знаешь? — сурово спросил он.

— Да так, слышал, — последовал уклончивый ответ.

— Мне жаль это слышать, — угрюмо молвил Лэндлесс с суровым и задумчивым выражением на лице.

В сушильном сарае воцарилось молчание, которое прервал Хэвишем.

— А теперь — поскольку время бежит и может прийти надсмотрщик и увидеть, что мы не работаем, — скажите мне, в какой день мы должны восстать и в каком месте собраться.

— И то, и другое близко, — медленно проговорил Лэндлесс. — Восстание назначено на… — Он вдруг осекся и подался вперед, вглядываясь в сумрак.

— Что там? — вскричал Хэвишем.

— Я видел там глаза. Там, за стеной, в щели между бревнами.

Магглтонианин бросился к двери, распахнул ее и исчез, за ним последовал кромвелианец с клеймом на лбу. Остальные соскочили с бочек, и Хэвишем, подобрав с пола шест, сломал его надвое — так, что у него получилась крепкая дубинка. Годфри Лэндлесс прошел вперед, в широкую полосу света, падающего в дверной проем, и оказался лицом к лицу с подслушницей, которую, грубо сжимая ее предплечья, ввели в сарай двое фанатиков.

Увидав хозяйку плантации, заговорщики онемели. В последовавшем затем гробовом молчании они осознали, что их планы разрушены, надежды разбиты, дело погублено, а их жизням пришел конец. На их души словно пала холодная тяжкая тень, сам воздух вокруг них словно остыл и потемнел. Фигура стоящей среди них женщины будто выпила весь солнечный свет, заблистала и превратилась в торжествующий бело-золотой Дух Зла.

Первым заговорил Лэндлесс.

— Отпустите ее, — сдавленным голосом приказал он.

Мужчины подчинились, но магглтонианин встал между их пленницей и дверью. Она увидела это и презрительно сказала:

— Вам незачем бояться; я не убегу. — На ее белых обнаженных руках там, где ее грубо схватили, начинали темнеть синяки. Она посмотрела на них, потом на испуганное лицо магглтонианина. — Они сотрутся, — молвила она.

— Сударыня, — хрипло сказал Лэндлесс, — как долго вы находились на этом месте?

Она бросила на него взгляд, подобный удару.

— Молчи, лжец! — ответила она, затем повернулась к тем, кто хмуро смотрел на нее из темноты. — Я обращаюсь к вам, изменники, мятежные слуги, гнусные заговорщики! Я держу ваши жизни в руках.

— А как насчет твоей собственной? — сказал Трейл.

— Проклятая дочь матери зла! — вскричал магглтонианин, и в глазах его зажегся злобный блеск. — Шлюха, чьи нескромные одежды, непокрытые волосы, обнаженная грудь, легкомысленные песни и смех так долго оскорбляли и смущали праведных, — чаша твоих беззаконий полна, и твой час настал! — Выхватив из-за пазухи нож, он со страшным воплем взмахнул им над своей головой и бросился на нее, но ему навстречу ринулся Лэндлесс и впечатал его в стену. Последовала борьба, и Лэндлесс отнял у него нож. И, держа оружие в руке, встал рядом с девушкой, которая продолжала стоять, не дрогнув, с бледным гордым лицом и твердостью в глазах.

— Кто попытается дотронуться до нее, умрет, — сквозь зубы процедил он.

На помощь ему пришел Хэвишем.

— Вы с ума сошли? Вы не можете убить беззащитную женщину! К тому же это нас погубит.

— Это если ее тело найдут! — вскричал чахоточный юноша. — Но вода рядом, и кто узнает, что дьявол послал ее сюда?

— Или она умрет, или мы, — воскликнул сервент с клеймом на лбу.

Магглтонианин простер руки к небу.

— Наше дело! Наше дело! Будь проклят тот, кто возложил руку свою на плуг, но не закончил борозды! Вперед, надобно скакать вперед, пусть даже по телам тысячи таких, как эта размалеванная Иезавель!

— У нас нет времени! — крикнул кромвелианец с клеймом на лбу. — Сюда может прийти Вудсон!

Они надвигались на девушку и двух мужчин, припертых к стене, и на их лицах были написаны страсть и самозабвенный восторг, ибо в этой женщине, попавшей им в руки, они видели жертву, привязанную к алтарю свободы. Один только Трейл, похоже, был смущен и держался сзади, что-то бормоча сквозь зубы.

Лэндлесс заслонил собою Патрицию, глядя на них непреклонным взглядом и держа в руке нож. Зная их, он понимал, что взывать к ним бесполезно, понимал он также, что на одной чаше весов лежит ее жизнь, а на другой — их. С одной стороны, крушение всех их надежд, смерть либо вечное рабство для многих, а для него самого виселица, а с другой…

Он властно взмахнул рукой.

— Не убий! — крикнул он.

— Это не убийство, это жертва Богу.

— Должен же быть другой путь! — вскричал Хэвишем.

— Так найди его!

Хэвишем повернулся к Патриции.

— Сударыня, готовы ли вы поклясться, что будете молчать о том, что слышали здесь?

Магглтонианин дико захохотал.

— Чего стоит клятва женщины?

— В этом нет нужды, — спокойно промолвила хозяйка поместья, пристально, словно прислушиваясь, взглянула на дверь, затем перевела взгляд на лица тех, кто окружал ее, и в глубине ее глаз зажглись странные огоньки. — Мятежники, взбунтовавшиеся против своих господ, я вас не боюсь! — тихим ясным голосом молвила она. — А ты, неверный раб, отойди от меня. Мне не нужна твоя гнусная помощь. — Затем, в зловещей тишине подалась к двери, приложила руку к горлу, и в глазах ее засияла ее душа. — Отец! Чарльз! Помогите!

Снаружи донесся ответный крик, и в сарай ворвались полдюжины негров, оба надсмотрщика и сэр Чарльз Кэрью. Мгновение — и они сцепились с мятежниками. У надсмотрщиков имелись пистолеты, у сэра Чарльза — его шпага. Чахоточный юноша бросился на него, несясь прыжками, как гончая, и размахивая подобранной с пола деревяшкой, и Чарльз вонзил клинок глубоко в грудь фанатика. Несчастный пошатнулся, упал, затем встал на колени, вскинул руки над головой, обратил свое измученное лицо к солнечному свету, льющемуся в дверь, и громко крикнул:

— Я вижу! — Изо рта его хлынула кровь, руки упали, и он, даже не застонав, рухнул наземь.

Лэндлесс, схватившийся с рабом Регулусом, наконец сумел оглушить могучего негра и сбросить его на землю, но, повернувшись, обнаружил перед собою дуло пистолета Вудсона и острие рапиры сэра Чарльза. Остальных заговорщиков уже повалили и связывали веревками, которые, свернутые, хранились в углах сарая, чтобы запаковывать табак. Чахоточный юноша являл собою жуткое зрелище, лежа в луже крови поперек двери. Возле его ног лежал человек с клеймом на лбу, которому пуля пробила голову, а рядом стонал смертельно раненный товарищ Хэвишема. Женщина, из-за которой все это произошло, стояла, невредимая, бледная, с трагическими торжествующими глазами.

Сэр Чарльз, невозмутимый и веселый, опустил рапиру.

— Ваша карта бита, — с улыбкою молвил он. Взгляд Лэндлесса, суровый и полный отчаяния, скользнул мимо него и остановился на надсмотрщике.

— Я сдаюсь вам, — коротко сказал он.

Вудсон мрачно усмехнулся и засунул пистолет за пояс. Он был в превосходном расположении духа, ибо перед его глазами вставали приятные картины: вот ему достается награда Ассамблеи, вот депутаты благодарят его. — Я подозревал, что ты что-то замышляешь, но Бог ты мой, подумать только, тебя поймал в капкан женский ум! Хейнс, принеси мне вон ту веревку.

Сэр Чарльз подошел к Патриции и предложил ей свою руку.

— Дражайшая и храбрейшая из женщин, — ласково сказал он, — уйдемте из этого места, которое наверняка кажется вам ужасным.

Она ответила ему не сразу, а стояла, глядя мимо него в дверной проем на улыбающиеся воды протоки и колышущийся лес.

— Я думала, что уже никогда не увижу солнце, — как во сне проговорила она. — Стало быть, Марджери передала мои слова вам?

— Да, она встретила меня в тутовой роще. Я не стал ждать и будить вашего отца, а позвал надсмотрщиков, а они привели негров с полей.

— Я обязана вам жизнью, — молвила она. — Вы и…

Она оторвала взгляд от солнца в дверном проеме и перевела его на неясные фигуры в сушильном сарае.

— Да, сейчас я пойду с вами, кузен, — тихо промолвила она, — но сначала я хочу поговорить с этим человеком.

Он быстро взглянул на ее лицо, но отступил с поклоном, и она ровной поступью подошла к Лэндлессу.

— Отойдите, — приказала она двоим мужчинам, стоящим рядом с ним, повелительно махнула рукой, и они подчинились. Лэндлесс, оставшийся стоять перед нею с руками, привязанными к бокам, поднял голову и посмотрел ей в лицо.

— Вы мне солгали, — тихо и ровно проговорила она.

— Один раз, сударыня, и чтобы спасти других, — гордо ответил он.

— Не один раз, а два. Вы думаете, теперь я поверю той басне, которую вы рассказали мне в ту ночь о гонимой невинности? Когда я думаю, что верила вам, я себя ненавижу.

— Тем не менее, это правда, сударыня.

— Это ложь! Вчера я думала о вас как о храбром дворянине, с которым поступили несправедливо… и я жалела вас. Теперь я стала умнее.

Он несколько мгновений удерживал ее взгляд, затем отпустил его.

— Когда-нибудь вы узнаете, — сказал он.

Она отвернулась от него и протянула руки сэру Чарльзу. Он поспешил к ней, и она сжала его руки.

— Уведите меня отсюда, — прошептала она. — Отведите меня домой.

Он обхватил ее рукой.

— Вам дурно, — нежно промолвил он. — Пойдемте! Свежий воздух взбодрит вас.

Держа под руку, он вывел ее из сарая. Когда они проходили мимо мертвого тела, лежащего поперек дверного проема, юбка ее платья коснулась лужи крови, в которой оно лежало. Увидев это, она содрогнулась.

— На мне кровь! — молвила она. — Это знак.

— Тогда это добрый знак, — невозмутимо ответил ее спутник. — Ведь это кровь фанатичного изменника. Не думайте о ней. — На пороге он повернулся и бросил в сарай небрежный взгляд. — Вудсон, уберите эту падаль и приведите этих малых в господский дом, где ими займется ваш хозяин.