Через два дня Линда устроила вечеринку по поводу дня рождения её мужа. В число приглашённых, разумеется, попали и доктор Стивенс с Наташей и Кристинкой. Брюс, наконец, познакомился с Линдой, и все трое — с её мужем Уильямом, который оказался значительно старше её по возрасту, но в хорошей спортивной форме.
Хозяйка вечера в своём коротком платьице «под девочку» и в туфлях на шпильках была неотразима. Наташа с Кристиной оделись в облегающие платья одинакового ярко-зелёного цвета, подаренные им Линдой, и были похожи на двух сестричек. Все трое выглядели как модели, сошедшие со страниц модных журналов, особенно на фоне жён сослуживцев Уильяма, типичных американских тётушек в возрасте от тридцати до сорока, в длинных юбках и в пиджаках с угловатыми плечами, украшенных у некоторых блестящими позументами.
Внимание мужчин естественным образом было приковано к весёлой троице, старавшейся держаться вместе. Линда водила девочек от одной группки гостей к другой, знакомила их со всеми и как будто совершенно позабыла о Брюсе, предоставив его самому себе. На самом деле это была просто игра. Серьёзный, интеллигентный, с мужественным волевым лицом доктор сразу понравился ей, но она сама тоже была не простушка и, несмотря на молодость, в совершенстве владела всеми приёмами обольщения. Уильям был истинным философом и не только не запрещал ей развлекаться с многочисленными поклонниками, но даже как бы и поощрял её в этом.
Когда девочки были представлены уже всем гостям, Линда оставила их на несколько минут и направилась к своему мужу, что-то с интересом обсуждавшему с доктором Стивенсом, инстинктивно почуяв в своём собеседнике родственную душу. Наташа с Кристиной с высокими бокалами с лимонадом в руках остановились возле спортивного вида мужчины лет пятидесяти, с едва заметной усмешкой на лице слушавшем возмущённую речь дамы, затянутой в строгий консервативный костюм серого цвета, с узкой длинной юбкой и квадратными накладными плечами.
— Это совершенно немыслимо, — вещала разгневанная мадам, — ни в коем случае нельзя предоставлять власть этим демократам. Посмотрите, насколько общество деградирует в течении срока правления каждого президента, избранного от демократической партии. Уровень нравственности каждый раз резко падает. Законы, защищающие моральные нормы, постепенно отменяются, а консерваторам, когда они вновь приходят к власти, уже не удаётся восстановить их в прежнем объёме. Сначала легализация марихуаны, слава богу, не во всех штатах, затем разрешение молодёжи покупать спиртные напитки с девятнадцати лет вместо двадцати одного, а теперь вообще уже вопиющее попрание всех представлений о высокой морали — легализация проституции! Это просто в голове не укладывается!
Большинство гостей перестали разговаривать между собой и потихоньку перемещались в направлении громкоголосой консерваторши. Одни, в основном женщины, с явной готовностью выразить ей свою поддержку, другие, преимущественно мужчины, в надежде услышать обоснованное возражение. Сами они в присутствии жён вступать в полемику, разумеется, не собирались, чтобы не провоцировать семейный скандал. Мужчина, возле которого остановились девочки, по всей видимости был один, и поэтому без всякого опасения мог говорить всё, что угодно.
— Простите, мэм, — очень вежливо обратился он к рассерженной даме, когда она сделала короткую паузу, — но мне не совсем понятно, почему вы сваливаете в одну кучу такие разные вещи как употребление наркотиков и алкоголя с одной стороны и секс — с другой. Я согласен с вами, что и алкоголь, и особенно наркотики при неумеренном потреблении разрушающим образом воздействуют на все функции человеческого организма, особенно на его мыслительные способности. Но секс — явление совершенно естественное. Каждый из нас стремится к возможно более полному удовлетворению своих сексуальных потребностей, и осуждать подобное стремление, на мой взгляд, несколько нелогично.
— Вы хоть понимаете, что вы такое говорите? — праведному возмущению консервативной дамы не было предела. Глаза её округлились от деланного ужаса. — Ведь эти продажные девки ставят под угрозу существование добропорядочной американской семьи! Не желая заниматься производительным трудом на благо общества, они продают своё тело за деньги! Нет такой религии в мире, которая бы не осуждала подобный разврат!
— Позвольте вам возразить, — с мягкой улыбкой ответил мужчина. — Во-первых, религии такие есть. Например, тантрическая ветвь в индуизме. Но дело не в этом. Дело в том, что, во-вторых, эти продажные девки, которых вы, по всей видимости, и за людей не считаете, не только не разрушают американские семьи, но наоборот, способствуют их укреплению. И ещё, позвольте задать вам нескромный вопрос: в чём заключается ваш производительный труд на благо общества?
— Я воспитываю троих детей, — с достоинством ответила дама. — А вот теперь может быть вы разъясните нам всем парадокс — каким это образом шлюхи, соблазняющие наших мужей и берущие с них деньги, способствуют укреплению наших семей?
— Ну, это же так просто, — улыбнулся мужчина. — Эти, как вы их называете, шлюхи, не нападают на ваших мужей с пистолетом и не отбирают у них деньги насильно, так? Мужчины сами платят им деньги за удовольствие, которое получают он них.
Если мужчина не женат, ему очень непросто найти себе сексуальную партнёршу. Замечу, кстати, что и так называемые порядочные женщины ожидают от своих любовников подарков, и лучше, если в виде ювелирных украшений с настоящими драгоценными камнями. Тоже торговля, не так ли? А почему, как вы думаете, женатый мужчина обращается за сексуальными услугами к проститутке? Да потому, что однообразный, добропорядочный, унылый секс на брачном ложе, уже не доставляет ему никакого удовольствия. Даже очень привлекательная женщина после десяти-пятнадцати лет совместной жизни перестаёт возбуждать мужчину с той же силой, как в начале их сексуальных отношений. Наступает привыкание. Это хорошо известный психологам и сексологам факт.
Вероятность же того, что проститутка может разбить семью и увести у жены её мужа — очень мала. Согласитесь, мужчины редко бросают свои семьи, чтобы жениться на проститутке. Другое дело — постоянная любовница. Она сама считает себя порядочной женщиной, которой просто не повезло в жизни. Ей хотелось бы создать семью — но, по каким-то независящим от неё причинам, не удалось. Такая женщина вряд ли откажется, если её любовник оставит свою жену и женится на ней.
Поэтому я бы порекомендовал вам поменьше волноваться о проститутках и более внимательно присматриваться к порядочным дамам из окружения вашего мужа, кто мог бы претендовать на роль любовницы. Хотя, я думаю, и в этом случае от вас мало что зависит. Праведным гневом мужчину не удержишь. Мужчине хочется сексуального наслаждения, как бы вы к этому не относились.
— Нет, это просто выходит за всякие рамки! — с негодованием сказала дама. — Я не желаю этого слышать!
Она повернулась и решительным шагом направилась на застеклённую веранду. Муж её со слабой иронической улыбкой на губах поспешил следом, понимая, что если не успокоить благоверную сейчас, то продолжение скандала последует дома.
Линда, с искорками озорного веселья в глазах, пояснила Брюсу, что это её муж, Уильям, развлекается таким образом. Он специально пригласил на вечеринку этого своего давнего приятеля, известного социолога и философа, которого зовут Морис Ларсон. Морис является автором нескольких книг, каждая из которых в свое время вызвала настоящий скандал, что немало способствовало успеху этих книг, мгновенно расходившихся миллионными тиражами. Поэтому он теперь вполне состоятельный человек и может себе позволить не обращать внимания на визги и вопли исходящих праведным гневом благопристойных дамочек с их благоглупостями.
В это время Морис подошёл к стойке с разнокалиберными бутылками, возле которой стояли Линда, Брюс и Уильям. Плеснув себе в рюмку изрядную порцию Курвуазье, Морис сделал глоток, повернулся к своему другу и извиняющимся тоном произнёс: «Прости, старина, опять не удержался. Как они всё-таки умеют вывести человека из себя на ровном месте».
— Не извиняйся, — примирительно ответил Уильям. — Это просто было провокацией с моей стороны — пригласить тебя в такое общество.
— А что это за прелестные малышки, которые всё время стояли рядом и так внимательно слушали?
— Маленькая, — пояснила Линда, — недавно перенесла тяжёлую травму в результате автомобильной аварии и полностью потеряла память. Теперь бедняжка заново учится говорить. А та, что постарше — её няня.
— Что-то я не припоминаю, когда это у нас в штатах произошла последняя автомобильная авария? — удивился Морис. — Компьютеры-водители ошибок не делают.
— Это произошло не в Америке, — вставил Брюс.
— А это доктор Стивенс, — повернулась к нему очаровательная хозяйка, — это он спас девочке жизнь. Кстати, я вас ещё не познакомила — это Морис Ларсон, известный философ и старый друг нашей молодой семьи.
Морис протянул Брюсу руку и мужчины обменялись крепким рукопожатием.
— Вообще-то, я уверен, что у тебя, Морис, в запасе есть ещё много любопытных аргументов, которые ты просто не успел высказать этой мадам. Она поняла, что спорить с тобой бесполезно, поэтому решила оскорбиться и своевременно покинуть поле боя. Может быть ты поделишься с нами той информацией, которую не успел высказать ей? — Уильям знаком предложил всем устроиться поудобнее на софе и в креслах.
— Ну, я, конечно, прямолинеен, как зенитка, — сказал Морис, усаживаясь в кресло, — но не настолько уж неотёсан, чтобы устраивать в чужом доме настоящий скандал. Если бы я высказал всё, что я думаю, это прозвучало бы для неё оскорблением. Достаточно было бы изложить точку зрения экономиста Адама Смита на этот вопрос.
— А в чём эта точка зрения заключается? — полюбопытствовала Линда.
— Адам Смит почти триста лет тому назад высказался предельно откровенно. Он сказал, что проститутки — это просто нежелательные конкурентки для так называемых порядочных женщин, и основа отрицательного отношения законных жён к проституткам чисто экономическая. Те им цену сбивают.
А с другой стороны, вы только представьте себе, какое сексуальное наслаждение доставляет подобная мадам своему мужу? Унылое совокупление в темноте в ночной рубашке раз в месяц? А если её муж ещё вполне потентный мужчина со здоровыми сексуальными потребностями? Он, может быть, уже несколько лет назад осознал, что сделал в молодости большую ошибку, женившись на деньгах своего тестя. Но назад дороги уже нет. Мадам, не теряя времени даром, родила ему троих-четверых детей и теперь твёрдо убеждена, что он должен быть обязан ей по гроб жизни за то, что она воспитывает его детей.
Да даже если всё не так плохо, и молодой человек женился, как ему тогда казалось, по любви. То есть, он действительно испытывал к своей молодой жене определённое сексуальное влечение. Но время-то идёт. Романтика проходит. Даже самое вкусное блюдо при слишком частом потреблении приедается, становится чем-то обыденным, однообразным. А человеку свойственно стремиться к разнообразию. Один русский писатель ещё где-то в конце прошлого столетия очень образно окрестил подобный жизненный вариант «свадебным катафалком».
Но признаюсь вам честно, больше всего меня привело в раздражение ссылка этой дамы на религиозную мораль. Таким праведницам кажется, что поддержкой им служат моральные нормы христианства, кристаллизировавшиеся в течении тысячелетий, и потому незыблемые и непреложные.
— А что можно против этого возразить? — поддразнила его Линда с озорной искоркой в глазах.
— Вы что же, думаете я не чувствую, когда меня провоцируют? — обернулся к ней Морис. — Я не сомневаюсь, что вам и самой есть, что возразить на этот аргумент. Но, полагаю, вам просто хочется услышать моё мнение по этому вопросу.
— Морис, дорогой, пожалуйста, не обижайтесь по пустякам, — улыбнулась хозяйка, — конечно же, нам всем очень хочется услышать именно ваше мнение, продуманное и основанное на исторических фактах.
— Ну, что же, — Морис мгновенно оттаял, — попытаюсь ответить в двух-трёх словах, чтобы не превращать нашу вечеринку в публичную лекцию.
Тут он заметил, что обе малышки потихоньку присоединились к их группе. Старшая неслышно присела на софу рядом с Брюсом, а младшая забралась с ногами в глубокое кресло, стоящее рядом, положила подбородок на подлокотник, и внимательно смотрит на него широко раскрытыми глазками.
— С одной стороны, необходимо честно признаться самим себе в том, что сексуальное наслаждение — это одна из немногих реальных ценностей в нашей жизни. На мой взгляд — самая основная, базовая ценность. Влечение мужчины и женщины друг к другу лежит в основе искусства, экономики и даже самого факта существования рода человеческого.
Поясню: уберите из живописи, скульптуры, литературы, поэзии все произведения, воспевающие красоту женского тела, любовные переживания, измены и ревность — много ли останется? А экономика? Практически вся индустрия производства одежды, и не только женской, преследует цель показать женское и мужское тело в возможно более выгодном виде, подчеркнуть красоту и скрыть недостатки, то есть представить каждого из нас сексуально более привлекательным. Я уже не говорю о таких специфических отраслях лёгкой промышленности как производство женского нижнего белья — тут всё делается с единственной целью — свести нас, мужчин, с ума. А производство обуви, а парфюмерная промышленность, а ювелирное дело? Да если потребление всех этих вещей вдруг прекратится — мировая экономика тотчас же обвалится. А кино, а театр, балет — всё это так или иначе имеет в своём основании всё ту же сексуальную подоплёку.
А теперь подумайте об индустрии порнографии, организованной и индивидуальной проституции, секс-туризме — и окажется, что только военная промышленность базируется на фундаменте, никакого отношения не имеющем к сексу. Простой пример — реклама. Реклама автомобиля — хорошенькая девушка на фоне последней модели. Реклама любой авиакомпании не обходится без улыбки очаровательной стюардессы. А детские игрушки, детская одежда, школьное образование — это ведь лишь логическое продолжение всё той же темы.
Ещё один хороший пример. Вместе с изобретением интернета ещё в двадцатом веке сразу же появились сайты для взрослых, на которых можно найти себе сексуального партнёра по вкусу: от традиционного секса да самых крайних сексуальных отклонений типа жёсткого садизма и мазохизма, не говоря уже о гомосексуализме, трансвестизме и так далее. Как вы думаете, каково количество участников этих сайтов сегодня? Сотни миллионов. И все эти сайты платные. То есть, в этом поиске участвуют сотни миллионов более менее благополучных людей, у которых есть как минимум компьютер и кредитная карточка. А сколько сотен миллионов бедняков могут только мечтать об этом? Предприниматели, вкладывающие свои деньги в эти поисковые системы, так же, как и организаторы порнографического бизнеса и заправилы организованной проституции, получают многомиллиардные прибыли ежегодно. Сумма доходов от секс-индустрии наверняка намного превосходит доходы мировой наркомафии.
— Ну, хорошо, — заговорила Линда, когда Морис сделал паузу, — и какой же вывод мы должны сделать из всей этой информации?
— А вывод очень простой, — спокойно ответил Морис. — Человечество не может жить без сексуальных наслаждений. Они нужны всем. Секс — одна из основ нашей жизни, как бы религиозные ханжи и пуритане не пытались представить секс в качестве порочного явления, с которым надо бороться. Чем больше личной свободы обретает каждый отдельный человек — тем интенсивнее он вступает в сексуальные отношения с окружающим миром. Я говорю о тенденции, о том направлении, куда движется большинство населения развитых стран. Конечно, всегда существовали и существуют сейчас отдельные фригидные особи, так же как и особи с психо-сексуальными расстройствами. Но не эти исключения из правила делают погоду.
А теперь посмотрите, какую роль в этом процессе играла и играет религия. С самого момента возникновения религий единобожия, таких как иудаизм и впоследствии христианство, секс был объявлен грехом. А кто-нибудь из вас когда-нибудь задумывался, что означает само слово грех? Как можно определить или описать это понятие?
Слушатели молча переглянулись, но никто даже не попытался ответить на поставленный вопрос.
— Ну ладно, не мучайте нас, — кокетливо сложив губки бантиком, проговорила Линда, — не устраивайте нам экзамен. Вы-то, наверное, сами долго об этом думали, а хотите чтобы мы тут вам в две секунды ответ дали.
— Да я совсем не жду ни от кого из вас немедленного ответа, — примирительным тоном сказал Морис. — Это просто метод у меня такой. Ведь когда профессор читает студентам лекцию, они начинают засыпать и вываливаемая на них информация в голове укладывается плохо. А когда по ходу рассуждения задаёшь вопросы — они начинают задумываться и просыпаются.
— Да нет, — заметил Брюс, — я вижу, что здесь-то никто не спит. Нам всем очень интересно то, что вы рассказываете.
— Ну, хорошо, — согласился Морис, — продолжим. Представьте себе, что один человек убил и ограбил другого. Полиция поймала убийцу и он предстал перед судом. Скажите мне, за что его судят судья и присяжные заседатели?
— Ну, ясно, за что, — нарушил секундное молчание Уильям, — он совершил преступление.
— Совершенно верно, — подтвердил Морис, — он совершил преступление перед людьми. И ни судья, ни присяжные, и никто из присутствующих не скажет, что его судят за то, что он совершил грех, правда? Хотя, разумеется, многие согласятся с тем, что он совершил тяжкий грех. Но судят его всё-таки за преступление.
А теперь представьте себе другую ситуацию. Один человек соблазнил жену другого мужчины, и этот факт каким-то образом стал известен всем. Как вы думаете, будут ли этого соблазнителя преследовать по суду в соответствии с уголовным законодательством? Наверное, нет. Но многие осудят его поступок, а некоторые скажут, что он согрешил.
То есть, выходит, что можно совершить грех, который преступлением в общем-то не является. Иначе говоря, преступление — понятие секулярное. Это пре-ступление рамок законов, принятых обществом, то есть, людьми. Грех — это нарушение законов, данных богом. То есть, грех есть понятие религиозное. Если, например, иудей съест креветку — он совершил грех в глазах бога своего. Если мусульманин отведает свинины, даже не зная, что он на самом деле ест, даже будучи кем-то обманут — он совершил грех. Разумеется, никто их за это судить не будет. А в племенах, которые мы привыкли называть примитивными, существуют различные запреты — табу. Нарушение табу грехом не называют, но смысл такого поступка ничем не отличается от совершения греха. Оба нарушения принадлежат к религиозной сфере самосознания общества.
Так вот, секс, почему-то, почти всеми религиями не поощрялся. Другое дело — аскетизм, то есть, добровольный отказ от мирских соблазнов и удовольствий. Аскетизм всегда почитался за духовный подвиг, как в христианстве, так и, например, в индийской йоге. Причём, приветствовался не только отказ от удовольствий, но и различные способы самоистязания, такие как столпничество, флагелляция, ношение вериг и так далее.
Секс же, как самое большое из наслаждений, доступных человеку, противопоставлялся аскетизму. И если уж аскетизм угоден богу, то сексуальные наслаждения, как прямая противоположность аскетизму, могут быть угодны только дьяволу. Уходит, например, святой человек в пустыню, чтобы в одиночестве неустанно молиться богу, питаясь исключительно диким мёдом и акридами, а тут является ему дьявол в виде соблазнительной и развратной женщины, и ну отвлекать его от молитвенных трудов. Всякие непристойные видения насылает на бедного молитвенника дьявол дабы совратить его с пути истинного. Трудно устоять перед ним и остаться чистым перед богом. То есть, тут уже понятно, что остаться чистым можно только отказавшись от секса. А раз так, значит секс — это грязь, нечистота, мерзость перед богом. Вот такая логика.
А супружеская неверность — это уже не простой грех, а смертный! Сам бог заповедал людям в библии: прелюбодеи подлежат побиению камнями перед всеми. А в некоторых мусульманских странах и до сих пор неверных жён забивают камнями, да ещё публично, при большом стечении народа, мужчин, разумеется. В средневековье в арабских странах неверную наложницу, а то и обоих любовников вместе зашивали в мешок и топили, как котят. Ну, там, или на кол сажали, где как. А представьте себе жизнь этой наложницы. Богатый вельможа забрал её маленькой девочкой в гарем, где у него ещё жён триста, если не все пятьсот. Это когда же до бедняжки очередь дойдёт? А молоденькая ведь, хочется! Так все триста или пятьсот и страдают коллективно в одной большой золочёной клетке.
У девушек и молоденьких женщин от отсутствия сексуальных контактов и крыша поехать может, попросту говоря. Во сне чего только не приснится, вплоть до оргазма. Ну, и у юношей тоже такое не редко случается — поллюции. Но вот в средние века такое дело для молодых женщин тоже могло добром не кончиться. Спали-то в тесноте. Услышит кто, что молодуха во сне стонет, и увидит судороги, да и донесёт святой инквизиции из зависти, ревности, или по другой какой причине. А там как пытать станут, хочешь — не хочешь, признаешься как во сне с инкубами мерзостям предавалась. А за такое — костёр. И жгли заживо баб десятками тысяч.
Но вот что любопытно, ведь не только иудаизм, христианство и мусульманство предписывают смертную казнь за нарушение супружеской верности. Только в примитивных племенах этот проступок преступлением не считался. А в любом религиозном государстве (а нерелигиозные государства стали появляться только с восемнадцатого века) контроль за сексуальными отношениями всегда устанавливался строгий.
Например, у древних инка, никогда ни об Йыхве, ни о Христе, ни об Аллахе не слыхавших, незаконных любовников подвешивали за волосы над пропастью. Короче, ни одна империя не могла позволить себе роскошь предоставить членам своего общества сексуальную свободу. Исключение составлял развратный Рим. Вот, тыкают нам пальцем пуритане и фундаменталисты — поэтому и развалился!
А возьмите к примеру революцию в России. Сразу после революции появились горячие головы: «Долой стыд!», «коллективные жёны», теория «стакана воды», и тому подобное. Однако, те, у кого в руках была реальная власть, быстро сообразили, что для укрепления и усиления этой власти необходимо поставить секс под строгий контроль. Семья — ячейка общества — и ни-ни!
— Хочу ещё добавить, — вставил Уильям, — что при любой степени контроля над сексуальной свободой подданных, при любом нарушении законов, традиций или религиозных установок корень зла в первую очередь искали в женщине. Женщина всегда была виноватой в большей степени, чем мужчина.
— Совершенно справедливое замечание, — согласился Морис. — Помните, как сказано у Экклезиаста: «И нашёл я, что горше смерти — женщина, потому что она — сеть, и сердце её — силки, руки — оковы; добрый пред богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею». И такое отношение к женщине, опять же было повсеместным.
В Китае вдов заживо хоронили вместе с мужьями, в Индии — заживо сжигали на погребальном костре мужа. Да и в двадцатом веке ещё в Индии существовал город вдов, где они все вместе влачили жалкое существование на подаяние. Это, разумеется, те, кого не сожгли. А случаи самосожжения вдов были зафиксированы и в двадцать первом веке. Заметьте при этом, что вдовой можно было стать и в самом нежном возрасте. Знаете, сколько было лет самой молодой сожжённой заживо вдове? Четыре года!
Наташа взяла из-под руки Брюса его коньячную рюмку и сделала большой глоток. Глаза её были полны ужаса. Она прекрасно понимала, что всё, что говорит Морис, чистая правда. И, хотя он описывал исторические события, ей стало нехорошо.
— Простите, — смущённо сказал Морис, — я кажется чересчур увлёкся. Подведу итог. Секс — самое реальное, самое острое и самое полное из всех наслаждений, доступных человеку. Я бы даже сказал — самая главная потребность. На протяжении всей истории человечества любая власть, как религиозная, так и секулярная, как авторитарная, так и тоталитарная, всегда старалась установить жёсткий контроль над частной сексуальной жизнью своих подданных. И только начиная с восемнадцатого века, медленно, с переменным успехом, в разных странах по-разному, большой и малой кровью, идёт непрекращающаяся война за сексуальное освобождение человека, за его — и её — неотъемлемое право любить, кого хочется и таким способом, каким хочется. И если обоим партнёрам их способ любви доставляет желаемое наслаждение, никого из посторонних это не должно волновать.
Война далеко не окончена. Приведу лишь три примера: в Индонезии до сих пор ещё не отменён официально закон, предписывающий смертную казнь за мужскую мастурбацию, в арабских и африканских странах всё ещё широко применяется клитородектомия — это значит, что маленьким девочкам надрезают, а то и вовсе вырезают клитор, чтобы снизить их сексуальное наслаждение до минимума, а в нашей стране, в штате Вирджиния, до сих пор официально не отменён закон, запрещающий оральный секс, даже между законными супругами.
— Да, — грустно заметил Брюс, — видно, что вы в совершенстве владеете предметом, но, похоже, что наших юных дам, я имею в виду Наташу и Линду, вы заметно расстроили. Надеюсь, что Кристинка ничего не поняла из тех ужасов, которые вы на нас выплеснули.
В это время маленькая Кристина встала, подошла к креслу Мориса, уселась на подлокотник, потянулась к нему и как-то по-взрослому поцеловала его в щёку. Слегка ошарашенный философ взял её подмышки, перенёс по воздуху через подлокотник и усадил к себе на колени. Девочка немедленно обхватила его за шею ручонками и прижалась щекой к его щеке.
— Я тебя люблю, — сказала она довольно отчётливо.
Вся компания замерла от неожиданности.
— За что же ты меня любишь? — Морис попытался перевести всё в шутку.
Девочка оторвалась от него и посмотрела ему в глаза.
— Ты хороший, — сказала она. — Умный.
— Ты что-нибудь поняла из того, что я рассказывал? — удивлённо спросил Морис.
Кристина отрицательно покачала головой.
— Так почему же ты решила, что я умный? — улыбнулся философ.
— Знаю, — чётко выговорила малышка, твёрдо и серьёзно глядя ему прямо в глаза.
В первый раз за много лет Морису Ларсону вдруг стало не по себе.
Брюс внезапно поймал себя на том, что стоит, прислонясь к стойке бара с рюмкой Хеннеси в руках и неотрывно смотрит на няню своей приёмной дочки. Девушка с серьёзным видом обсуждает что-то с немолодым лысоватым человечком небольшого роста, зато с заметно выступающим вперёд брюшком.
— Сколько же времени я на неё пялюсь, — с невольной злостью на самого себя подумал доктор. — Совсем неприлично, если кто-то заметил. Что-то я расслабился в последнее время. Совсем перестал себя контролировать.
Наташа действительно выглядела невероятно привлекательно в своём коротеньком платьице ярко-зелёного цвета и в изящных туфельках на высоких каблуках. Было в ней что-то немного детское, что придавало всему её облику особенное очарование и свежесть.
— Что этому коротышке от неё надо? — почему-то с неудовольствием подумалось Брюсу.
В это время девушка обернулась и, поймав его взгляд, с улыбкой помахала ему рукой, приглашая присоединиться к беседе. Доктор не спеша подошёл к Наташе и встал рядом с ней, держа рюмку в левой руке.
— Познакомься! — прощебетала девушка, — это мистер Зоммерфельд, он ювелир и говорит по-русски. Его родители вывезли его из России ещё когда он ходил в школу, но дома у них до сих пор все говорят по-русски.
— Дэвид, — коротышка пожал протянутую Брюсом руку. — Мы тут обсуждали чисто гипотетическую возможность легальной реализации случайно обнаруженного драгоценного камня.
Ювелир внимательно посмотрел Брюсу в глаза, но тот оставался совершенно невозмутимым.
— Вы понимаете, что при полном, или почти полном, отсутствии в обращении наличных денег и в условиях жёсткой монополии государства на ввоз в страну драгоценных металлов и камней, это непростая задачка. Но вполне разрешимая, — продолжал толстячок.
Доктор спокойно слушал, никак не реагируя на слова своего визави.
— Вот одна из возможных схем, — не унимался Зоммерфельд. — Допустим, ваша девочка, — он кивком головы указал на Наташу, — набрасывает эскиз оригинального ювелирного украшения, скажем, необычного такого кулона или колье. Я покупаю у неё этот эскиз как произведение искусства почти за ту цену, сколько стоит сам камень. Далее по этому эскизу я воплощаю её замысел в реальное украшение и продаю его за соответствующую цену одной из моих богатых и тщеславных клиенток, которой обязательно нужно, чтобы её драгоценности были совершенно уникальными, каких ни у кого больше нет. При этом покупательница понимает, что приобретает не только произведение искусства, но и очень ценный камень.
Далее, она платит налог с продажи, который поступает в государственную казну. Я зарабатываю на этом деле немножко больше, чем стоит мой труд по изготовлению украшения, поскольку это не простое украшение, а произведение искусства и, разумеется, тоже плачу государству подоходный налог.
А ваша девочка сразу становится признанной художницей, поскольку её работа уже продана за солидную сумму, а это, сами понимаете, главный фактор, свидетельствующий о признании её таланта. Она получает свою долю и заметьте, тоже отчисляет подоходный налог государству. Ну, а какому же государственному чиновнику придёт в голову сомневаться в легальности всей сделки, если в процессе её реализации было уплачено три налога от каждого из её участников.
— А как же вы в таком случае объясните возникновение из ниоткуда самого камня? — неудержался от улыбки Брюс, — не на улице же вы его нашли?
— Разумеется, нет, — с довольным смешком отреагировал ювелир, — нам ведь по роду профессиии постоянно приходится принимать участие, например, в аукционах по продаже драгоценностей, реквизированных у наркоторговцев и разных других мошенников. Украшения эти по большей части совершенно безвкусны, но камней в них много. Я разбираю эти украшения на составляющие их части и использую материал для создания настоящих шедевров ювелирного искусства. А на произведения искусства, сами понимаете, и цена другая.
Возьмите, к примеру, яйца Фаберже. Материал, из которого они сделаны, не составляет уже и одной двадцатой их цены, а девятнадцать двадцатых — чистая накрутка как на произведение искусства. А если через вашу девочку таким вот образом пройдёт достаточное количество материала, к которому она формально не будет иметь никакого отношения, слава нового Фаберже ей обеспечена.
И это, заметьте, не какая-нибудь там живопись или скульптура, которая ещё неизвестно, будет продаваться или нет. Тут каждое её украшение будут выхватывать из рук. Фаберже, всё-таки, не Ван Гог, знаете ли, ему нищета никогда не грозила, хе-хе!
— Мне тут одно не понятно, — задумчиво произнёс Брюс, — а почему же вам просто не использовать материал из купленных на аукционе драгоценностей напрямую?
— Э, дорогой мой, — с превосходством профессионала протянул мистер Зоммерфельд, — камешек камешку рознь! Ну, что эти наркодельцы понимают в настоящей глубине, чистоте, качестве огранки? Они же покупают что потяжелее и чтобы издали в глаза бросалось, да чтобы при этом и не слишком дорого. А за ценными камнями во всём мире идёт настоящая охота!
— Да, спасибо за разъяснение, — доктор покрутил головой, — вы меня заставили почувствовать себя полным дилетантом.
— Не огорчайтесь, дорогой мой, — ювелир несколько неловко похлопал Брюса снизу по плечу, — каждый из нас дилетант практически во всём, что не касается его профессии. А ведь многие и в своей-то профессии поднялись не на много выше уровня дилетантов. Поэтому-то настоящие мастера своего дела известны в узких кругах по именам. И их-то, поверьте, не так уж много.
Мистер Зоммерфельд, судя по его самодовольному виду, несомненно причислял себя самого именно к числу таких мастеров.
Брюс сидел в своей комнате перед включённым компьютером и пытался собраться с мыслями. Несмотря на то, что вечеринка у Линды затянулась, спать ему ещё не хотелось. Вернувшись из Турции Брюс несколько раз встречался со своими бывшими сокурсниками и коллегами из тех, кому он мог безусловно доверять, просмотрел пару сотен статей в специальных журналах, просидел несколько дней с утра до вечера в университетских библиотеках, и понял, насколько он отстал.
Объём публикаций в области генетических исследований увеличился раза в три, разработаны новейшие методы лабораторных исследований, расшифрованы и однозначно определены свойства человеческого организма, обусловленные каждым геном. И в то же время становилось всё более очевидным, что что-то существенное ускользает от понимания учёными всего спектра анатомических, физиологических и психических свойств человека. Всё чаще проскальзывали в научных статьях спекулятивные догадки о том, что не только химический состав генов, но и взаимодействия между ними играют существенную роль, определяющую природу каждого конкретного индивидуума и его психологическую структуру личности.
Но сконцентрироваться ему никак не удавалось. Перед глазами невольно возникал соблазнительный силуэт в коротеньком платьице изумрудно-зелёного цвета, с длинными стройными ножками в туфельках на высоких каблуках. Брюс безуспешно пытался бороться с этим наваждением, но в конце концов понял, что поработать сегодня уже не удастся.
Может быть, последняя рюмка коньяку была лишней? Да нет, скорее просто результат воздержания в течении последних двух месяцев. В госпитале в Анкаре у него была постоянная связь со старшей медсестрой инфекционного отделения — умной, уверенной в себе женщиной с прекрасной фигурой и хорошо скрываемым стремлением к сексуальным наслаждениям. Оба были настолько осторожны, что никто из госпитального персонала не заметил их почти двухлетнего контакта. Но, вернувшись из своей ссылки, доктор не спешил встречаться со своими бывшими любовницами. Лучше, чтобы как можно меньше людей знали о его возвращении, а женщины слишком болтливы.
Досадуя на себя за неспособность держать под контролем прорывающийся откуда-то из подсознания сексуальный интерес к этой молоденькой девушке, почти девочке, Брюс выключил компьютер и встал с кресла. В дверном проёме, прислонившись к косяку, стояла фигурка в белой полупрозрачной кружевной комбинации и в туфельках на шпильках. Доктор застыл от неожиданности, увидев прямо перед собой то, что за несколько секунд до этого непроизвольно всплывало в его воображении. И даже ещё хуже — раньше он никогда не видел эту молоденькую няню без платьица.
Ещё через пару секунд до его сознания наконец дошло, что в добавок ко всему под этой нехорошей рубашечкой чуть заметно просвечивает сексуальное бельё, более приличествовавшее бы взрослой женщине. Однако, на этой школьнице, как выяснилось ещё через пару секунд, оно смотрелось ещё более вызывающе и возбуждающе. Брюс застыл в нерешительности, не зная, что сказать этой маленькой нахалке, а она вдруг медленно двинулась ему навстречу, глядя на него снизу вверх всё также исподлобья и как-то совсем по-детски надув губки.
Сделав пять-шесть шагов, она оказалась стоящей перед ним почти вплотную. Не переставая гипнотизировать его своими зелёными глазами, девочка медленно подняла руки и обвила ими его шею. Почувствовав животиком его возбуждённый член, малышка слегка раскрыла губки, и, как будто чуть-чуть улыбнувшись, прикоснулась ими к его губам.
Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, Брюс непроизвольно обнял девочку левой рукой за талию, а правой за плечи, и внезапно задрожал всем телом. Поцелуй этих пухлых, детских, расслабленно приоткрытых губок заставил время остановиться, а землю — качнуться и поплыть у него под ногами.
Через несколько томительно-сладких секунд — или лет? — девчушка оторвалась от его губ и прошептала ему на ухо: «Разденься!» Он не понял, что в этом слове было больше, просьбы или приказания, но о сопротивлении этому сладкому насилию уже не могло быть и речи. Пока он непослушными пальцами расстёгивал пуговицы рубашки, она успела ловким движением ослабить его ремень и расстегнуть молнию на брюках. Ещё через несколько мгновений, оказавшись совсем голым, он поднял девочку на руки и бережно опустил на постель. Раздвинув руками её послушно раскрывшиеся ему навстречу ножки, Брюс навис над девочкой, пытаясь войти в неё.
— Сильнее, сильнее! — шептала Наташа, впиваясь ногтями в его спину. — Ещё немножко!
Этот возбуждающий шёпот заставил Брюса забыть обо всём на свете. Девочка застонала когда ему, наконец, удалось проникнуть внутрь. Но он уже был на вершине страсти и не замечал ничего вокруг. Такого острого наслаждения он не испытывал никогда в жизни, ни с одной из своих прежних любовниц. Что-то колдовское было в этой девочке, что заставило взрослого мужчину полностью потерять рассудок.
Оба были настолько поглощены внезапно вспыхнувшей страстью, что не обратили никакого внимания на маленькую фигурку, внимательно наблюдавшую за ними из коридора через полуоткрытую дверь.
Доктор Стивенс никогда и подумать не мог, что способен на такое глубокое, всепоглощающее чувство. На людях он старался скрывать его, напуская на себя равнодушный вид, и это ему неплохо удавалось. Не потому, что он был хорошим актёром, а потому, что все окружающие были заняты самими собой. Только от опытного взгляда Линды не могла ускользнуть плохо скрываемая нежность в глазах Брюса, когда фигурка няни его дочери случайно оказывалась в поле его зрения.
Целый месяц для Наташи и Брюса пролетел как в тумане. Оба не могли дождаться ночи, когда Кристинка заснёт и можно будет, наконец, раствориться друг в друге. Счастье их было столь велико, что малышке не составляло труда обманывать их, притворяясь спящей, а потом потихоньку наблюдать за ними, впитывая не только сознанием, но и всем маленьким тельцем, дрожащим от возбуждения, изыски взрослой бесстыдной любви.
Брюс чувствовал невероятный прилив энергии. За месяц он собрал в одну базу данных все опубликованные за последние два года статьи по генетике, включая не только американские и европейские журналы, но также и латиноамериканские, русские, китайские, японские и индийские публикации. Автоматический компьютерный перевод на английский иногда раздражал своей корявостью, но Брюс довольно быстро научился вникать в суть излагаемой информации, по ходу расшифровывая неудобоваримые выражения, которые, к счастью, встречались довольно редко.
А после восьми — десяти часовой напряжённой работы как на крыльях летел домой, где не только мозг, но и всё его существо полностью переключалось на другой ритм. Труднее всего было постоянно контролировать себя, стараться держаться нейтрально, не позволять выплёскиваться наружу распирающей изнутри нежности. Иногда он замечал, что Кристина внимательно наблюдает за ними и замечает невольное мимолётное ласковое прикосновение рук или случайный, полный любви и взаимного желания взгляд.
Короче, доктор Стивенс чувствовал себя влюблённым мальчишкой. Странным образом, Наташа, несмотря на её молодость, оказалась в состоянии вести себя более сдержано и держаться от него на расстоянии, по крайней мере пока малышка не засыпала. Впервые в жизни Наташа испытывала безграничное доверие к мужчине, и это вселяло в её детскую душу спокойствие и уверенность в будущем. Она даже не задумывалась об этом, но интуитивно чувствовала себя защищённой, прикрытой от всех неприятностей и неясных угроз со стороны окружающего её чужого, холодного мира.
Никогда в жизни ей не было ещё так легко и спокойно. Поэтому, кроме внезапно открытого для себя счастья сексуальных наслаждений, Наташа испытывала чувство благодарности к Брюсу, и какое-то странное, чисто женское желание заботиться о нём, как о ребёнке. Да он и был, в сущности, большим ребёнком. Будучи постоянно погружён в свои мысли, он мог забыть позавтракать, одеть нестиранную рубашку, уйти из дома в домашних тапочках.
Отношения с Кристинкой складывались как нельзя лучше. Наташа всей душой полюбила любознательную, сообразительную малышку, и та отвечала ей полной взаимностью. Ведь у девочки, по сути дела, никого, кроме Наташи и Брюса не было на всём белом свете. Брюс очень любил свою неожиданно приобретённую дочурку, с удовольствием играл с ней по вечерам, читал ей книжки, смотрел вместе с ней по телевизору документальные фильмы о животных, насекомых, путешествиях. Но разница в возрасте и отсутствие опыта обращения с детьми мешали ему до конца проникнуть в душу ребёнка. Да и времени для общения у них было не так много. Целыми днями Брюса не было дома и заниматься ребёнком ему удавалось лишь пару часов по вечерам. Наташа же была с девочкой неразлучна. Вместе они занимались домашними делами, ездили в магазины за продуктами, гуляли, а чем дальше, тем больше проводили времени за чтением.
Кристина за неделю научилась читать по-русски и от книжек её было не оторвать. Месяца ей хватило на то, чтобы осилить несколько довольно толстых сборников сказок, и больше они её не интересовали. Наташа стала возить девочку в библиотеку, где была неплохая подборка русских книг.
Кристина принялась читать всё подряд: классику, жизнеописания, фантастику. Особенно ей понравилась поэзия, но смысл стихов чаще всего ускользал от неё. Девочка приставала с расспросами к Наташе, но той и самой не хватало кругозора для глубокого понимания поэтических текстов. Кристина заразила страстью к чтению и свою няню, так что теперь они нередко проводили за чтением многие часы, обмениваясь книгами и впечатлениями о них. А вечером вдвоём набрасывались на Брюса с вопросами о непонятных для них обеих местах, особенно когда речь шла об исторических событиях, описаниях открытий и изобретений, выдающихся личностях и их судьбах, и раскрыв рты слушали его объяснения.
В один прекрасный день, когда девочки сидели на диване, углубившись в чтение, раздалась мелодичная трель телефона. Наташа взяла трубку и с удивлением услышала немного взволнованный голос Брюса, который обычно был так погружён в свои занятия, что позвонить домой ему никогда и в голову не приходило.
— Наташа, — сказал Брюс, — ты не хотела бы выйти за меня замуж?
— Что? — переспросила девушка, совершенно ошарашенная внезапностью предложения и каким-то непривычно растерянным голосом Брюса.
— Ну, ты понимаешь, я подумал, что тебе было бы спокойней, если бы у тебя был официальный статус и ты могла бы стать настоящей американкой. Ой, прости, что-то я не то говорю. Наташа, девочка моя, я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой, вот. Ты согласна? Или тебе нужно время?
— Нет.
— Что нет?
— Не нужно.
— Что не нужно?
— Не нужно время. Какой же ты всё-таки глупый? — ласково и радостно сказала девушка, — нечего мне думать! Конечно согласна! А ты серьёзно?
— А ты что, думаешь, я мог бы так пошутить?
— Нет, не думаю. Только я никогда не слышала, чтобы предложение делали по телефону.
— Да, понимаешь, времени нет. Ты уж не обижайся, пожалуйста. Одевайся красивенько и Кристинку тоже принаряди. Я через полчаса приеду, заберу вас и поедем регистрироваться. Я уже договорился с официальным представителем мэрии, у него как раз сегодня оказалось окно в расписании. Раз уж ты не против, чего время терять?
— Слушай, у меня просто нет слов! А причёска? А платье? Как же так?
— Ну, одень своё белое платьице, в цветочек. А причёску? Ну, хвостики завяжи, что ли? Ты же не какая-нибудь старушка за двадцать! Будь сама собой, ладно? Ну всё, я еду, мне ещё надо за кольцами заехать, но я быстро!
— Что случилось? — спросила Кристинка, когда Наташа положила телефон на столик.
— Ничего особенного, — ответила Наташа деловым тоном, — я выхожу замуж. Одевайся, у нас мало времени.
— Это что же значит? — хитро прищурилась малышка, — Что ты теперь станешь моей мамой? — и с радостным визгом бросилась Наташе на шею.
Церемония оказалась на удивление краткой и обыденной. Всё произошло у чиновника дома: «Согласны ли вы стать мужем и женой?», «объявляю ваш брак зарегистрированным», «распишитесь здесь и здесь», «обменяйтесь кольцами», «невеста, можете поцеловать своего жениха, то есть, наоборот, ну, вы меня поняли».
Выйдя на крыльцо дома, Брюс задумчиво почесал затылок и, глядя на Кристину, скроил смешную физиономию.
— Надо бы отметить событие? — спросил он.
— А кого пригласим? — полюбопытствовала девчушка.
— У тебя что, такой широкий круг друзей, что не знаешь, кого и пригласить?
— Нет. Только Линда. И Уильям, — сказала Кристина.
— Ну, вот тебе телефон. Звони, приглашай.
— Нет, — девочка вдруг застеснялась. — Пусть Наташа.
Линда с мужем оказались дома и с удовольствием согласились поужинать вместе. Встретились в семь часов в «Амбассадоре». Брюс заказал бутылку Дом Периньон.
— По какому случаю торжество? — поинтересовалась Линда.
— Я хочу поделиться с вами, друзья, приятной новостью, — сказал Брюс, поднимая бокал.
— Постойте, — перебила его Линда, — я сейчас угадаю! По-моему, мы присутствуем на церемонии обручения, я не ошиблась?
— Что-о-о? — недовольно поморщился Брюс и состроил такую гримасу, что Наташа с Кристиной прыснули.
— Я ошиблась? — растерянно проговорила Линда, — простите.
— Вы ошиблись, — вздохнув, произнёс Брюс, — но направление было выбрано верно.
— Как это? — не поняла Линда.
— Вы просто немного не успеваете за ходом развития событий, — Брюс поклонился в её сторону, — мы уже женаты.
Линда замолчала, переваривая услышанную новость.
— Поздравляю, — поднял бокал Уильям, как будто ничуть не удивившись. — Молодец, доктор. Нельзя было упускать такой шанс.
— И давно вы женаты? — поинтересовалась пришедшая в себя Линда.
— Уже три с половиной часа, — серьёзно сказал Брюс, посмотрев на часы.
— Ну, тогда желаю вам счастья, — улыбнулась Линда, чокаясь с Наташей и Брюсом и глядя им по-очереди в глаза, — я очень рада за вас обоих. И где же вы собираетесь провести медовый месяц?
Брюс с Наташей переглянулись.
— Мы ещё об этом как-то не успели подумать, — пробормотал Брюс.
— Линда, — раздался звонкий голосок Кристины, — а где Морис? Ты знаешь, как его найти?
— Конечно, знаю, — ответила Линда. — Он живёт на своём ранчо на границе Западной Вирджинии и Теннесси. А ты его, оказывается, не забыла? — улыбнулась она девочке.
— Вот его телефон, — Линда порылась в сумочке, нашла карточку и протянула её Кристине. — Можешь ему позвонить. Он обрадуется.
Девочка с серьёзным видом взяла карточку, внимательно посмотрела на неё и, подняв голову, обвела взглядом присутствующих.
— Телефон у кого-нибудь есть? — спросила она.
Брюс достал из кармана пиджака телефон и протянул ей. Кристина сосредоточено набрала номер.
— Здравствуй, Морис. Это Кристина. Да. Что у нас нового?… Брюс с Наташей поженились… Морис вас поздравляет, — сказала девчушка, обращаясь к новобрачным. — А ты где сейчас?… Ты там один?… И тебе не скучно?… Я хочу с тобой увидеться… Спасибо, но ты же понимаешь, что я не могу принять решение одна. Я передаю телефон Брюсу, обсудите с ним, пожалуйста, детали.
С этими словами девочка протянула телефон Брюсу.
— Морис приглашает нас всех к нему в гости, — сказала она.
— Ну вот, улыбнулась Линда, — кажется, Кристинка уже решила вопрос о том, где вам провести медовый месяц.