Плесень

6. ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИЙ СЕРИАЛ

Время в гостеприимном лесном домике пролетело быстро. Листья на деревьях как-то почти внезапно пожелтели. По ночам начались заморозки. Пора было возвращаться в город. Гостям не хотелось уезжать из сказочно-красивого леса, не хотелось и расставаться с радушным хозяином, к которому все трое успели сильно привязаться. Да и Морису, наверное, в первый раз за много лет стало грустно от мысли о том, как пусто станет в доме, когда он опять останется один. Но все понимали, что каникулы бесконечными не бывают.

Вернувшись в свою городскую квартиру, Наташа, посоветовавшись предварительно с Брюсом, встретилась с мистером Зоммерфельдом и показала ему свои эскизы ювелирных украшений, от которых тот пришёл в полный восторг. Не прошло и двух недель, как работа была закончена и счастливая обладательница уникального кулона с выполненными в том же стиле серёжками вызвала всеобщую зависть у жён и дочерей сенаторов, присутствовавщих на приёме по поводу дня рождения супруги президента в Белом Доме.

На груди у переполненной гордостью мадам на скромной платиновой цепочке висел стилизованный поясной силуэт молодой девушки с волосами, как бы подхваченными ветром, в ярко-зелёном платье с открытыми плечами. В руках, затянутых в длинные чёрные перчатки выше локтя, девушка держала перед собой огромный, удивительной красоты бриллиант. Каждая серёжка была выполнена в виде женской ручки, также в длинной чёрной перчатке, державшей за платиновую цепочку сумочку, которая играла и переливалась всеми цветами радуги при каждом движении хозяйки. Бриллианты в серьгах были такой же формы, что и в кулоне, и лишь чуть-чуть уступали ему в размере. Эффект был потрясающий.

Совместный банковский счёт мистера и миссис Стивенс увеличился на семизначную сумму, а имя никому до сих пор не известного дизайнера ювелирных украшений — молодой девушки из России, зазвучало в самых высоких кругах. Довольный ювелир сказал Наташе, что её первый дизайн выглядит немножко кичевато, но это как раз то, что надо, учитывая с какой публикой им обоим приходится иметь дело.

Вечером, когда Кристинка оторвалась, наконец, от своего компьютера и, почистив зубы, улеглась в постель, Наташа, смущаясь и краснея, сказала Брюсу, что теперь, когда у них есть деньги, она хочет его о чём-то попросить.

— У меня в России осталась очень близкая подруга, которой сейчас, наверное, приходится совсем туго. Как ты думаешь, можем мы что-нибудь для неё сделать?

— Почему же ты мне раньше об этом не сказала? — с укором спросил Брюс. — Разве мы с тобой не одно целое? И разве дело в деньгах? Дай мне подумать день-два. Я понимаю, что тебе туда возвращаться нельзя. Надо сообразить, кто мог бы за это взяться.

Через два дня Брюс сказал жене, что в американском консульстве в Петербурге есть человек, который берётся вывезти ее подругу из России.

— Правда, не в Штаты. Сама знаешь, с иммиграционными визами дело сложное. Разрешение на въезд в США гражданке России получить практически невозможно. Её вывезут в одну из Европейских стран, где она будет в безопасности. А там уже будем думать, что делать дальше.

— Ты знаешь, я тебе не сказала всего, — Наташа тяжело вздохнула, — её там, наверное, стерегут. После моего отъезда она, скорее всего, под постоянным наблюдением живёт, как в тюрьме.

— Мне сказали, что человек, который берётся за это дело, авантюрист по натуре. Любит себе нервы пощекотать. Так что для него это будет только развлечением.

— Ой, хорошо бы, — Наташа прижалась к мужу. — Мне даже подумать страшно каково ей там сейчас, бедняжке, одной.

— Запиши, пожалуйста, на бумажку всю информацию о твоей подружке, всё, что знаешь: имя, адрес, рост, вес, цвет волос, приметы. Фотография есть?

Наташа отрицательно покачала головой.

— Ну, в общем, всё, что есть. Завтра же эти данные будут переданы в консульство, — Брюс обнял Наташу и погладил её по голове, — не волнуйся, маленькая. Всё будет хорошо.

После внезапного Наташиного исчезновения Марину несколько раз подвергали допросу, пока не убедились, что девочка действительно ничего не знает.

Через неделю в квартирку к Марине въехала новая девушка. Звали её Лена. Она была старше Марины — ей уже исполнилось девятнадцать. Брюнетка с короткой стрижкой и миленьким личиком, Лена обладала совершенно потрясающей фигурой: большая красивая грудь, удивительно тонкая талия, великолепные бёдра и длинные стройные ноги производили неотразимое впечатление.

Несмотря на экстраординарные внешние данные Маринина новая подружка оказалась не задавакой. Характер у Лены был лёгкий и весёлый. Девочки быстро подружились. Обе они теперь вынуждены были большую часть свободного времени проводить под замком, а в магазин их выпускали только под неусыпным надзором здоровенного тупого охранника, на которого чары двух молоденьких красавиц не производили абсолютно никакого эффекта. Все попытки найти общий язык с этим быком разбивались о стену равнодушного молчания. Девчонки строили глазки и будто бы случайно приподнимали юбочки, демонстрируя свои соблазнительные ножки в нейлоновых чулочках — их тюремщик оставался непробиваем. В конце концов, Лена высказала предположение о том, что этот идиот, скорее всего, гомик, и подружки решили в свою очередь относиться к нему, как к мебели.

Лена оказалась девушкой очень развитой, и жизнь её была, не в пример Марининой, яркой и насыщенной событиями. Она рассказывала Марине о своих бывших любовниках, мужчинах состоятельных, с положением, и неглупых. С первым из них, известным актёром кино, она познакомилась на съёмках фильма, в котором исполняла эпизодическую роль. Лене тогда только что исполнилось тринадцать, но выглядела она, благодаря рано развившейся груди, несколько старше, и излишне говорить, что сексуально очень привлекательной.

Отведав изысканных ласк и необычных наслаждений в руках своего опытного любовника девочка быстро вошла во вкус. Ей нравилось всё то новое, что она испытывала в минуты интимной близости, и ей хотелось ещё и ещё. Её наставник, подстёгиваемый свежестью и запретной молодостью своей пассии, был нежен и неутомим, а она была счастлива, погружаясь в поток наслаждения со страстностью новообращённой.

После окончания съёмок Лена вернулась в столицу, но ненадолго. Через две недели она получила приглашение на роль в следующем фильме. Ясно, что не обошлось без участия её влиятельного партнёра по сексуальным играм.

Девочка нередко ловила на себе завистливые горящие взгляды других мужчин, и это ей льстило. Однако эта сладкая жизнь оказалась непродолжительной. Не прошло и полугода как её возлюбленный погиб в глупой автомобильной аварии. Для девочки это было настоящим шоком. Она не могла прийти в себя больше месяца. Съёмки прервали и, вернувшись домой, несостоявшаяся актриса переживала своё горе, погружаясь в накатывавшие на неё волны жалости к себе.

Она и представить себе не могла, какая война за обладание её ещё не до конца развившимся, свежим и соблазнительным телом развернулась среди множества мужчин, с которыми она успела познакомиться. К телефону она не подходила, и на непрерывный шквал звонков отвечала вполголоса мама.

В конце концов один из потенциальных поклонников оказался настойчивее остальных. Это был один из близких друзей её погибшего любовника. Мужчина за тридцать, занимающий значительный пост в одном из столичных банков, он был завидной партией. На него и пал выбор Лениной мамы, решившей, что это наиболее подходящий поклонник, достойный её дочери.

Нельзя сказать, чтобы мамин намётанный взгляд обманул её. Борис был вежлив, образован, элегантен, обеспечен, к тому же оказался и прекрасным любовником. Он был ненавязчив в отношениях с Леной, не форсировал события, водил её на театральные премьеры и выставки, дарил ей цветы и конфеты, приглашал на многолюдные вечеринки, где тусовалась элита.

Горе девочки понемножку притуплялось и как-то поздним вечером после нескольких бокалов шампанского, выпитых Леной на очередном парти, она совершенно естественным образом оказалась с Борисом в постели. Вспомнив всё очарование секса, девочка забыла о своей потере и с головой окунулась в гедонистическую жизнь, предлагаемую ей новым любовником, опытным, внимательным и щедрым.

Так продолжалось почти три года. Борис относился к своей несовершеннолетней подружке нежно и трепетно, не забывая и о её образовании. Он рекомендовал ей интересные и полезные книги, приглашал прекрасных преподавателей, покупал заграничные компьютерные обучающие программы. Разумеется, сексуальное образование тоже не оставалось без внимания.

Однако, живя в России, «стране неожиданных глубоких потрясений», по определению Бориса, на долгую идиллию рассчитывать не приходится. Партнёры по бизнесу и лучшие друзья хладнокровно подставили Бориса и под грузом повешенного на него многомиллионного долга в один прекрасный день Ленин опекун-любовник исчез без следа. Никто до сих пор не знает толком, был ли он убит, или ему удалось скрыться от своих не слишком-то миролюбиво настроенных кредиторов за границей. Во всяком случае, девочка опять внезапно осталась одна и, после череды иногда более, иногда менее продолжительных любовных связей, оказалась в компании Марины в качестве «государственной элитной проститутки».

Марина, в течении нескольких лет жившая в изоляции от внешнего мира, практически ничего не знала о социальных, политических и экономических переменах, происходивших вокруг. Лена рассказывала ей о растущей нищете и преступности, о сокращении производства нефти и газа и уменьшении вследствие этого притока денег из-за границы. О том, что Дальний Восток и почти вся Восточная Сибирь уже заселена китайцами, корейцами и японцами, и о том, что численность русского населения на европейской части страны уменьшилась вдвое. А главное, о том, что одинокой молодой девушке в этом мире не выжить. И слава богу, что они здесь сыты, одеты, и имеют крышу над головой, хоть и приходится расплачиваться за этот примитивный комфорт своим телом, ублажая грязных развратников и тупых подонков.

За несколько месяцев девушки сблизились и привыкли друг к другу. Всё было бы терпимо, не произойди уплотнение. К ним, в их маленькую квартирку, подселили ещё одну девочку. Новенькую звали Лариса и было ей только двенадцать. Но, несмотря на столь юный возраст, чувствовалась в ней хватка и житейская опытность, которой очень не хватало Марине.

Нахальная девчонка с самого начала повела себя вызывающе. Марину с Леной она называла старухами и говорила, что в жизни им уже ничего не светит. Лариска была уверена, что она-то уж сумеет извлечь из своей детской внешности максимум выгоды, а вот Лене, с её-то выменем, уже «ни в пизду, ни в Красную Армию». Да и Маринка дура, не первый год уже с крутыми мужиками крутится, а толку — ноль.

Спокойная и доброжелательная атмосфера сразу сгустилась. Напряжение повисло в воздухе. Марина и Лена позволяли себе немного расслабиться только когда «крыску-Лариску», как они её стразу же окрестили, увозили на вызов. А отсутствовала она, надо признаться, часто. Иногда её не было по двое-трое суток. Чем уж она так привлекала мужчин, оставалось тайной. Ясно было, что дело тут не только в её нежном возрасте. Что-то такое она умела особенно развратное, что делало её в глазах мужчин просто неотразимой.

Нельзя сказать, что Лена или Марина испытывали хоть малейшую долю зависти к этой малолетней профессионалке, но естественное женское любопытство не могло не дразнить их фантазию. Лариска же никому свои секреты открывать не собиралась.

Однажды, вернувшись домой довольно рано после скучного визита к пожилому, но важному начальнику, Марина застала Лариску развалившейся на диване перед телевизором. Лены дома не было. Марина вскипятила воду и заварила себе некрепкого растворимого кофе. Не переодеваясь в домашний спортивный костюм, она уютно устроилась в кресле у окна с чашкой в руке и с книгой на коленях. В это время дверь распахнулась и громила-надсмотрщик почти волоком втащил в комнату совершенно обессилевшую Лену и швырнул её на кровать.

— Что с тобой? — Марина вскочила с кресла и бросилась к подруге, — тебе плохо? Ты заболела?

— Помоги мне раздеться, — простонала Лена, — только осторожно.

Марина расстегнула молнию платья на спине у Лены и начала медленно и аккуратно стаскивать его с плеч. Лифчика на Лене не было, а её красивые груди были красными и вспухшими, как будто воспалёнными.

— Очень больно? — спросила Марина, боясь прикоснуться к Лениной груди. — Что случилось?

— Ты не представляешь, что эти негодяи со мной сделали, — с трудом проговорила Лена. — Они шприцем накачали мне в грудь коньяк и принялись высасывать его. Весь не высосали, а когда это развлечение им надоело, просто отправили меня домой. Намочи, пожалуйста, полотенце и положи мне на грудь.

— Вот оно как, сиськи-то отращивать, — прокомментировала Лариска, оторвавшись от экрана телевизора.

— Да что ты такое говоришь? — закричала не неё Марина, — как тебе не стыдно? Ой, надо же что-то делать!

Положив мокрое полотенце Лене на грудь, Марина приложила ладонь к её лбу.

— У тебя температура поднялась, — сказала она. — Ты вся горишь. Надо скорую вызвать.

— Ну да, — отозвалась Лариска, — этот горилла тебе вызовет, пожалуй, мало не покажется.

Марина выглянула в прихожую. Охранника не было. Наверное, вышел купить себе чего-нибудь выпить. Дверь в квартиру была заперта снаружи. Марина подняла телефонную трубку и набрала ноль-три.

Скорую пришлось ждать долго, больше часа. Охранник вернулся и сидел в своей комнате перед телевизором со стаканом в руках. Услышав звонок в дверь, он встал и пошёл открывать. Увидев на пороге врача в несвежем белом халате, громила от удивления раскрыл рот.

— Разрешите, — отодвинул его врач и решительным шагом прошёл в комнату.

Убрав в сторону полотенце и осмотрев распухшие и покрасневшие груди больной, спросил, — сами идти сможете?

Лена утвердительно кивнула.

— Накиньте халат, а сверху пальто, — сказал доктор, — в машине довольно холодно. Необходима госпитализация.

— Кто скорую без меня самовольно вызвал? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил бык, после того как за врачом, уводившем Лену, закрылась дверь.

— Я вызвала, — дрожащим голосом сказала Марина. — А что ещё делать оставалось?

— Так, сегодня уже поздно боссу звонить, — прогудел громила, — а завтра с утра он решит, что с тобой делать. Нам только рекламы этого бардака не хватало.

Утром следующего дня Марина оказалась на улице. Что делать дальше — она не знала. В кармане — ни копейки. Хорошо ещё, что она успела надеть две пары тёплых колготок и пальто у неё не отобрали. На улице было довольно холодно. Деревья наполовину облетели, по ночам подмораживало.

Вытирая время от времени слёзы, девочка побрела куда глаза глядят. Часа через три, озябшая, она оказалась в центре города. Увидев башенки на здании вокзала, она сообразила, что внутри можно будет присесть и чуть-чуть согреться.

По вокзалу ходил милиционер и выгонял бомжей наружу. Поскольку Марина была хорошо одета и выглядела прилично, к ней он не подходил. Но только первое время. Часа через два он остановился перед ней и грубо поинтересовался, какого поезда она ждёт. Не услышав вразумительного ответа, потребовал документы. Поняв, что и документов он не дождётся, попросил девочку очистить помещение. Марина поднялась и со слезами на глазах побрела к выходу.

— Эй, девочка, — услышала вдруг Марина, — ты, что, приезжая?

Марина обернулась. Перед ней стояла высокая худощавая женщина средних лет в длинном, почти до пят, сером платье и накинутом поверх него незастёгнутом чёрном пальто. На голове женщины была надета чёрная вязаная шапочка, а на шее висел на шнурке внушительных размеров крест.

— Ты где живёшь? — опять спросила женщина.

— Нигде, — Марина опустила глаза.

— Я вижу, ты замёрзла? Голодная, небось?

— Да, — призналась девочка.

— Ну, пойдём со мной, — сказала женщина, — я тебя накормлю и согрею.

Идти пришлось довольно долго. По пути женщина пыталась расспрашивать Марину о её жизни, но девочка отмалчивалась или отвечала односложно.

— А ты, похоже, уже не девочка, а? — спросила вдруг женщина. — В школе, небось, с мальчишками уже блуду предавалась?

Марина молчала, но проницательность её спутницы вызвала на щеках румянец.

— Так я и думала, — грустным голосом, как бы жалея Марину, сказала женщина. — За это Бог тебя и наказывает. Но он милосерден. Чистосердечное раскаяние снимает грех. Ты ведь даже не представляешь себе, какая это радость — следовать пути Божьему. Ты думаешь, мы с тобой случайно встретились? Нет, голубушка! Это Бог привёл тебя ко мне. Значит, ты для него ещё не совсем пропащая душа. Он даёт тебе шанс изменить твою жизнь, очиститься от греха и встать на путь праведный. Чувствуешь ли ты, как в минуту отчаяния он посылает тебе надежду на возрождение?

— Да, — еле слышно вздохнула девочка и на глазах у неё выступили слёзы.

— Семья у тебя есть? — спросила вдруг женщина, — мать, отец, братья, сёстры?

Марина отрицательно покачала головой.

— Значит, помощи тебе ждать не от кого?

— Совсем, — пробормотала Марина.

— Ну, это и к лучшему, — почему-то сказала женщина. Марина не поняла, почему — к лучшему?

— А крещёная ли ты? — неожиданно поинтересовалась женщина.

— Не знаю, — растерянно ответила девочка, — наверное, нет.

— И это к лучшему, — сказала женщина, — сохранил тебя Господь для истинного крещения.

Марина не понимала, что всё это значит, да ей уже было и не до того. Руки замёрзли и мысли в голове путались от голода.

— Ну вот, мы и пришли, — сказала женщина, остановившись перед невзрачной покрытой коричневой краской дверью обшарпанного дома, постройки, похоже, середины прошлого века.

По узкому коридору женщина провела Марину в просторное помещение, заставленное столами.

— Здесь трапезная, — пояснила она, — сейчас я тебя покормлю, посиди здесь.

Женщина скрылась в пустом проёме без двери и через несколько минут вернулась, неся в руках поднос с двумя большими дымящимися чашками, полными душистого чая, и с тарелкой бутербродов с маслом и сыром. Она опустила поднос на стол и поставила перед девочкой чашку с чаем и бутерброды. Вторую чашку взяла себе и стала пить маленькими глотками, наблюдая за набросившейся на еду девочкой.

— Ну вот, — сказала женщина, когда тарелка опустела, — теперь надо поблагодарить Бога за то, что он послал тебе вкусную еду и привёл тебя в спокойную и тёплую обитель.

— Я не знаю как, — смутилась Марина.

— А я тебя научу, — сказала женщина, — повторяй за мной: благодарю тебя, Господи, за то, что не оставляешь своей милостью отверженных и ниспосылаешь помощь страждущим…

Следующие две недели прошли для Марины как в тумане. Она помнила, что спать ей давали очень мало, заставляли вместе с другими сёстрами хором повторять слова молитв и псалмов. Одежду её забрали и теперь на ней было такое же как и на всех остальных длинное платье серого цвета, а под ним какое-то бесформенное хлопчатобумажное бельё, какого она никогда раньше не видела. Другие сёстры работали на кухне и в прачечной, но Марину никто работать не заставлял. Она полностью потеряла представление о времени, иногда даже не могла сказать ночь сейчас или день, так как ни в спальне, ни в комнате для молитв окон не было. Со временем ей стало казаться, что спать ей не дают совсем. Стоило ей упасть на постель и провалиться в тяжёлый сон без сновидений, как одна из сестёр уже трясла её за плечо, приглашая на молитву.

Женщину, которая привела её в это странное место, звали сестра Прасковья. Она, главным образом, и занималась с Мариной, рассказывая ей о боге, заставляя повторять слова молитв, и убеждая её постараться увидеть бога.

— Если ты будешь постоянно думать о Боге, — настаивала сестра Прасковья, — всей душой стремиться к нему и желать встречи с ним, он тебе обязательно явится, потому что милость его беспредельна.

Иногда у Марины перед глазами и вправду начали проплывать какие-то непонятные видения, яркие световые пятна, похожие на силуэты людей в светящихся одеждах, или образы птиц с человеческими головами.

Но однажды, во время молитвы, следовавшей после очередной трапезы, Марина совершенно чётко увидела перед собой как бы висящий в воздухе в полуметре от пола образ красивой молодой женщины в длинном одеянии, со строгими и грустными глазами. Марину охватило странное ощущение невесомости. Ей показалось, что она тоже как бы плывёт по воздуху. Из глаз у неё непроизвольно полились слезы, и она провалилась в глубокий обморок.

Очнулась Марина на своей кровати, бодрой и отдохнувшей. По-видимому, ей дали, наконец-то, выспаться. Когда она рассказала сестре Прасковье о своём видении, та объяснила, что это сама дева Мария сошла к ней, чтобы укрепить её веру и направить её в духовных исканиях.

— Теперь, когда ты убедилась в истинности нашей веры, — продолжала сестра Прасковья, — ты стала одной из нас, и скоро будешь готова к крещению. Крещение — самый важный момент в жизни каждого человека. В результате принятия крещения устанавливается прямая связь человека с Богом.

С этого дня Марину стали выпускать вместе с группой сестёр в город, где они должны были собирать пожертвования и распространять религиозные брошюры. Марина заметила, что за ними постоянно ведётся наблюдение. Какие-то молодые мужчины в одинаковых пальто и чёрных вязаных шапочках постоянно следовали за сёстрами, не выпуская их из поля зрения.

— Кто эти люди, — спросила однажды Марина одну из своих спутниц, молодую симпатичную женщину, которую звали сестра Евдокия.

— Это наши охранители, — тихо ответила сестра Евдокия, — они вступятся за нас, если кто-нибудь начнёт вдруг к нам приставать или что-нибудь случится.

— Или если кто-нибудь из нас попытается смыться, — подумала про себя Марина.

И, как выяснилось впоследствии, оказалась права.

Прошло ещё несколько дней и однажды вечером Марине пришлось стать свидетелем сцены, которая её сильно напугала. Выйдя из трапезной, Марина поднималась по узкой лестнице на второй этаж в комнату для молений и вдруг увидела впереди себя двух мужчин в чёрном, несущих тело женщины, которая, по-видимому, была без сознания. На лице женщины Марина успела явственно разглядеть кровоподтёки.

— Что случилось с этой женщиной? — перед тем как лечь в постель потихоньку спросила Марина сестру Евдокию.

— Сбежать хотела, — ответила та. — Но это невозможно. Мы все под наблюдением.

— И что с ней теперь будет?

— Будет подвергнута наказанию. Епитимью на неё наложат.

— А это больно?

— Не знаю. Может быть и больно.

— Как же так? — думала про себя Марина, — бог милосерден, а верить в его милосердие из-под палки заставляют. Но дева Мария ведь являлась мне! Это правда. Я её очень ясно видела. А с другой стороны — я ведь здесь как в тюрьме. И убежать не удастся. Да и некуда.

Утром Марину разбудил пронзительный крик. Марина подскочила на кровати и увидела, что одна из сестёр стоит перед соседней с Марининой кроватью с округлившимися от ужаса глазами и зажимает себе рот рукой. Марина перевела взгляд и увидела бледное лицо соседки, набухшую от крови простыню и чёрную лужу свернувшейся крови под кроватью. Её соседка ночью перерезала себе вены.

Прибежавшая на крик сестра Прасковья скомандовала всем быстро забрать свою одежду и покинуть помещение.

За завтраком Марина не смогла заставить себя есть — перед глазами стояла страшная картина — бледный труп женщины под кровавыми простынями.

После молитвы Марину вместе с тремя другими сёстрами отправили в город. Все четверо плотной группой медленно двигались по улице, молча протягивая шедшим навстречу прохожим свои тощенькие брошюрки. Большинство не обращало на сестёр никакого внимания. Очень редко кто-то из любопытства протягивал руку, брал брошюру и засовывал её в карман. Три мужские фигуры в чёрных пальто и шапочках шли сзади, в некотором отдалении, не сводя с сестёр глаз.

Стоящий на углу одинокий мужской силуэт показался Марине странно знакомым. Подходя ближе, Марину внезапно осенило — это же он! Не может быть? Нет, действительно, он! Может быть, рискнуть? Марина, немного ускорив шаг чуть опередила своих спутниц и, подойдя к мужчине, протянула ему брошюру.

— Рыжик, ты меня узнаёшь? — быстро заговорила она, — это я, Марина! Вспомни! Спаси меня, пожалуйста! Вон те три быка в чёрном, сзади, хотят меня убить. Сектанты!

Да, Марина не ошиблась. Это действительно был Рыжик. Повзрослевший, серьёзный, непохожий на того спортивного паренька, спасшего уже Марину с Наташей однажды от банды малолеток, но всё-таки он. Мгновенно оценив ситуацию, Рыжик взял из рук Марины брошюру, и делая вид, что разглядывает её, пробубнил:

— За углом налево чёрный БМВ, не заперт. Беги и залезай в машину, а я этих тормозну.

Марина рванула с места и в мгновение ока скрылась за углом. Сопровождающие, на секунду растерявшись от неожиданности, бросились за ней.

— Что за спешка? — вежливо спросил Рыжик и ловким движением ноги подцепил в воздухе ногу бегущего впереди. Тот с размаху рухнул плашмя на асфальт. Второй, мгновенно придя в себя, затормозил и угрожающе повернулся к нападавшему, но был встречен молниеносным ударом тупого кованного ботинка по коленной чашечке и, взвыв от боли приземлился рядом со своим напарником. Третий остановился, не добежав шагов десять, и вынул из внутреннего кармана пальто нунчаки. Дело принимало серьёзный оборот. Сёстры, наблюдавшие за развитием событий, сбились в кучку на краю тротуара с открытыми ртами и немым ужасом в глазах.

Рыжик спокойно поджидал приближавшегося противника, склонив голову на бок и иронически улыбаясь. В руке он держал непонятно откуда взявшийся направленный в сторону нападавшего револьвер.

— Стоять, — резкий окрик охладил пыл знатока восточных боевых искусств, — стреляю на поражение! Брось свои игрушки на землю и мордой к стене!

Одновременно Рыжик успел врезать носком ботинка по рёбрам первому из нападавших, вздумавшему не вовремя привстать. Бедолага с громким воплем вернулся в горизонтальное положение.

В ту же секунду из-за угла выбежали два громилы, каждый под два метра ростом.

— Шурик, держи этих троих на прицеле, — скомандовал одному из них Рыжик, — и если кто дёрнется, отстрели борзому яйца.

— Два воронка на восьмой участок, пожалуйста, и побыстрее, — проговорил Рыжик, слегка наклонив голову к лацкану своего пиджака под воротником расстёгнутой куртки.

— Ну что, братцы, вы тут теперь и без меня справитесь, я думаю, а то мне ещё даму до дома надо подбросить. А этого, у стенки который, можете слегка по почкам отоварить, чтобы не бросался на людей со своими палками, Брюс Ли, понимаешь, выискался.

— А вот это уж непременно, — расплылся в улыбке мордоворот Шурик, громадной лапищей вжимая лицо стоящего у стены специалиста по восточным единоборствам в кирпичную кладку.

— Ой, Рыжик, как же мне повезло, что я тебя увидела, — со слезами на глазах проговорила Марина, когда её спаситель сел за руль и включил зажигание. — Ты же меня во второй раз уже выручаешь.

— Да уж, действительно повезло. Каких-нибудь пять минут — и не пересеклись бы. Мы только что охрану с объекта сняли и уже по домам собрались, да что-то мне эти твои трое издалека не понравились, решил присмотреться, а тут ты. А что это ты, красавица, на себя не похожа? Кто это тебя в такую хламиду вырядил? Неужели истинно уверовала? Никогда бы не подумал.

У Марины опять на глаза навернулись слёзы.

— Уверовала, — сказала она с горечью в голосе, — в бога милосердного, из-под палки. Ладно, после всё тебе расскажу. А ты-то кто теперь, Рыжик?

— А я теперь руководитель охранной структуры, — солидно произнёс Рыжик. — И, пожалуйста, не называй меня больше Рыжиком, а тем более — в присутствии подчинённых. А ещё лучше — вообще забудь эту дурацкую кликуху, договорились?

— Договорились, — улыбнулась Марина, — а как же тебя теперь называть?

— Как и все называют, Виктором Петровичем, — с нарочитой серьёзностью в голосе сказал Рыжик.

— Петрович! — прыснула Марина.

— Да, — изо всех сил стараясь сдержать улыбку подтвердил Рыжик. — Так куда прикажете, сударыня, вас доставить?

Весёлое настроение моментально исчезло. Девочка посмотрела на своего спасителя и в глазах её набухли две крупные слезинки.

— Я не знаю, — тихо произнесла она, — некуда мне ехать.

— Так, — задумался Рыжик. — Ты понимаешь, к себе я тебя тоже пригласить не могу. У меня постоянная подружка есть, живёт со мной. Хорошая девушка, но жутко ревнивая. Если бы на твоём месте другая девчонка была, может и ничего, сошло бы. Но от тебя, даже в этом монашеском халатике, такая сексуальная энергия за версту прёт, что о последствиях вашего знакомства мне даже думать не хочется.

Марина опустила голову и постаралась как можно незаметнее смахнуть со щёк предательские слезинки. Рыжик достал из кармана мобильник и, нажав пару кнопок, поднёс его к уху.

— Колян? Привет. Слушай, ты меня не выручишь? Тут одному человеку ночевать негде. Ты не приютишь на пару ночей? Нет, что ты! Человек нормальный, я отвечаю. Ну, добро. Сейчас подъедем.

— Этот парень — компьютерщик, координатор действий нашей группы, центр связи, так сказать. Ну, и бухгалтерию ведёт заодно. Повёрнутый на своих компьютерных делах, не от мира сего. Но пацан надёжный. Ты у него схоронись ненадолго. Никуда из дома не выходи несколько дней на всякий случай. А там что-нибудь выдумаем. Добро?

— Спасибо, — сквозь слёзы улыбнулась Марина. — Какой ты хороший!

Девочка положила свою маленькую ручку на руку Рыжика, сжимавшую рукоятку переключения скоростей. Парень вздрогнул от её прикосновения, и, стараясь сохранять спокойствие, произнёс:

— Вот этого не надо. — И, помолчав секунду, добавил, — пожалуйста.

Марина послушалась и медленно, как бы нехотя, убрала свою руку.

— В тебе, похоже, какой-то чёртик сексуальный сидит, — сказал Рыжик, — я его как-будто нутром чувствую. Опасная ты. Ведьмёныш маленький. Коляна только с ума не сведи, ладно? Он нам нужен ещё.

Машина плавно тронулась. Девочка сидела тихо, изо всех сил стараясь сдержать счастливую улыбку.

— Слышь, Петрович, пока я не забыл, — сказал Колян, открывая дверь, — тут по интернету все друг другу сообщение рассылают, какая-то девчонка подружку разыскивает, реальные бабки обещают тому, кто найдёт. У тебя никакой знакомой Марины, часом, нет?

Тут компьютерщик обратил внимание на вошедшую вслед за Рыжиком маленькую девочку.

— Это что, тот самый человек, которому жить негде? — сообразил он.

— Тот самый, — улыбнулся Рыжик, — А зовут человека Мариной. Может быть, это та самая Марина, которая тебе нужна?

— Это мы сейчас выясним, — сказал Колян, — там несколько вопросов для проверки аттачнуто. Да вы проходите, раздевайтесь.

— Нет, спасибо, мне уже пора, — отозвался Рыжик. — Оставляю даму на твоё попечение. Не обижай её. И она тебя, думаю, не обидит. Ну, пока.

Входная дверь захлопнулась. Марина принялась стаскивать с себя пальтишко, а Колян уже уселся за комп.

— Вопрос первый, — прочитал он, — была ли у тебя близкая подружка по имени Наташа?

— Ой, спасибо, — сказала Марина, с улыбкой на лице выходя из спальни. — Наконец-то человеком себя чувствую.

Сидевшая в обшарпанном продавленном кресле Барби окинула девочку с ног до головы оценивающим взглядом и удовлетворённо улыбнулась. У Коляна вытянулось лицо и отвалилась челюсть.

Неужели это та самая монашка в длинном бесформенном сером халате, которую Виктор привёз к нему вчера? Вязаное шерстяное платьице соблазнительно обтягивало фигурку малышки. Всё было при ней. Ещё не вполне оформившиеся, но невольно притягивающие взгляд бёдра и оттопыренная попка приятно контрастировали с тоненькой талией. Небольшие, но крепкие грудки вызывающе торчали вперёд под натянувшейся на них эластичной тканью. Невинная, но в то же время какая-то чуть-чуть развратная улыбка вызывала у Коляна непонятное головокружение. Стройные ножки в плотных шерстяных колготках и сапожках на каблучках дразнили воображение.

— Сапожки не жмут? — поинтересовалась Барби, — обувь труднее всего подобрать без примерки.

— В самый раз, — притопнула каблучком Марина. — Колян, закрой варежку.

Парень поспешно закрыл рот.

— Барби, ты прямо добрая фея, — девочка присела на подлокотник кресла и чмокнула гостью в щёку.

— Ой, я так рада, что не ошиблась с размерами. Платье-то растягивается, а вот с обувью всегда не так просто.

Колян сидел на стуле, спиной к своему компьютеру неестественно выпрямившись, и молчал. Сначала эта непонятная высокая красавица блондинка Барбара в своих тесных джинсиках и распирающей тонкий свитерок грудью, а теперь и внезапно преобразившаяся Маринка. Таких девушек в его берлоге отродясь не водилось, да и вряд ли когда-нибудь ещё объявятся. Сам Колян привлекательной внешностью не обладал: на мордашку — страшненький, телом — худенький, ненакачанный. Да и общаться с девочками не умел — всё за компьютером.

— Ну, давай, одевай пальтишко и пошли, дел много, — сказала Барби деловым тоном, вставая с кресла, — документы у тебя какие есть?

— Никаких, — растерянно развела руками Марина.

— Как, совсем никаких? — удивилась Барби, — даже свидетельства о рождении нет?

Марина отрицательно помотала головой. Игривое настроение, напавшее на неё после переодевания, моментально улетучилось.

— Так, значит дел ещё больше, чем я предполагала, — задумчиво произнесла Барби. — Тем более, нечего время терять.

— Да, а это тебе, — она положила конвертик на край стола, — обещанное вознаграждение. За то, что Марину нашёл.

Колян встал попрощаться, пожал по очереди протянутые ему руки, но так и не смог выдавить из себя ни слова.

Барбара, как выяснилось, работала в Американском консульстве. По-русски она говорила свободно, с чуть заметным акцентом, так что легко могла сойти за эстонку или латышку. Её бабушка с дедушкой уехали из России в Америку ещё в конце прошлого века. В семье все говорили по-русски, так что Барби росла двуязычным ребёнком, не в пример другим эмигрантским семьям, в которых уже первое поколение, родившееся на американской земле, теряло язык начисто.

Барбара жила в Петербурге уже второй год, и, работая в консульском офисе, прекрасно знала, какие документы могут потребоваться. Начинать надо было со свидетельства о рождении. Девушки взяли такси и за какие-нибудь полчаса добрались до района бывших новостроек, беспорядочно утыканного старыми крупноблочными бетонными зданиями с облезлыми фасадами, где когда-то жила Марина. Притормозив у продовольственного универмага, Барби быстро выяснила, где находится районное отделение ЗАГСа. Ещё минут через десять Марина уже сбивчиво объясняла через окошечко раздражённой чиновнице суть своей просьбы.

— Заполните заявление по этой форме, — женщина швырнула Марине листок бумаги, — начальник отдела рассмотрит ваше заявление в начале следующей недели. А завтра приходи с родителями и их паспортами.

— У меня нет родителей, — со слезами на глазах сказала Марина.

— Как так — нет? — удивилась чиновница. — Если умерли, пиши заявление о выдаче дубликатов свидетельств о смерти. У нас в архивах должны сохраниться соответствующие записи. Но это займёт гораздо больше времени.

— Я не знаю, где они, — жалобно пробормотала Марина, — уехали куда-то. Я уже несколько лет ничего о них не знаю.

— Ну, не знаю, — вконец рассердилась женщина, — заполняй форму, пусть начальник отдела решает.

Барбара помогла Марине заполнить форму, затем сложила её пополам и быстрым движением сунула внутрь какую-то бумажку.

— Вот так и отдай, — сказала она Марине. — Осторожно, не вырони.

Марина протянула сложенный вдвое листок бумаги в окошко.

— Зачем сложила-то? — начала недовольно бурчать чиновница. — Официальные документы мять не полагается.

Развернув листок и увидев в нём стодолларовую купюру, женщина осеклась. Такая взятка простой сотруднице районного ЗАГСа не могла присниться и во сне.

— Подождите, — сказала она совсем другим тоном, встала и направилась к дверям кабинета своего начальника.

— Ну вот, — с улыбкой сказала Барби, когда девушки вышли на улицу, — теперь в отделение милиции за паспортом. Видишь, как всё гладко прошло. И хорошо, что мы тебе два лишних года приписали. Ты теперь совершеннолетняя. Где эта тётка сказала милиция находится? Три остановки на трамвае? А остановка где, ты знаешь?

Девушки завернули за угол. Из парадного полуразрушенного четырёхэтажного корпуса с заколоченными фанерой окнами первого и второго этажей, навстречу им шагнул парень невысокого роста со злыми, стального цвета глазами.

— А ну, сучки, заходите по-быстрому, и не визжать! А то морды покромсаю, на всю жизнь уродками останетесь!

В руке у парня действительно сверкнуло лезвие. Он грубо втолкнул в дверь парадного стоявшую ближе к ней Марину и, зловеще шевельнув ножом, указал Барби двигаться в том же направлении. В темноте он оттеснил девушек в угол за шахтой мёртвого лифта.

— Так, — произнёс парень зловещим шёпотом, — сначала отсосик, а потом проверим, что там у вас в сумочках ценного есть.

— Послушай, — сказала Барби, — мы тебе всё, что хочешь сделаем. И всё отдадим, только нож убери. Вот, у меня ручка есть, с золотым пером. На. — Она протянула парню вынутую из сумочки ручку, но тот, почему-то, вместо того, чтобы взять её, вдруг закатил глаза и с глухим стуком осел на пол. Барби шагнула к нему, вытащила из его шеи впившуюся в неё иглу с небольшой ампулой на конце и спрятала в сумочку. После этого у неё в руках оказался моток липкой ленты, которой она ловко связала ноги незадачливого грабителя, дважды обмотав их лентой вокруг лодыжек.

— Помоги-ка перевернуть его, — обратилась она к Марине, — надо ему руки на всякий случай тоже замотать. Вот так, за спиной.

— Как это ты его? — выговорила, наконец, Марина.

— Это ручка такая, специальная. Выстреливает иглу с сильным снотворным. Знаешь, так в Африке носорогов с места на место перевозят, из одного заповедника в другой. Только вот, что нам теперь с ним делать? Милицию вызывать нельзя, незачем нам с тобой светиться. А так оставить — замёрзнет насмерть.

— Я знаю, что делать, — сказала Марина. — У тебя телефон есть? Дай я Рыжику, то есть, Виктору позвоню.

Рыжик с Шуриком подъехали через полчаса. Грабитель к этому времени слегка прочухался, открыл глаза и невнятно мычал предусмотрительно заклеенным Барбарой куском липкой ленты ртом.

— А это что? — удивился Рыжик, перевернув мычащее тело. — Это не мой ли крестничек? Ухо-то, левое, у него начисто отсобачено. Что, мудачок, так ничему и не научился?

После той истории с двумя девчонками, когда неизвестно откуда взявшийся мужик отхватил Коту ухо, шайка, вроде бы крепко сколоченная, развалилась моментально. За тот месяц, что Кот залечивал шрамы с грубо наложенными швами и отращивал волосы, пацаны разбежались, кто куда. Швейк с Пистоном примкнули к банде Драного, остальные разбились на пары и промышляли по мелочи на вещевом рынке. Вернувшись, Кот попытался собрать их снова, но никто на его приказы не реагировал. Авторитет пахана испарился бесследно.

— Ну, и хрен с вами, — решил Кот, обидевшись на весь мир. — Я и один проживу. Да и делиться ни с кем не надо.

Через пару дней он вышел на дело сам. Заштопорил пацана лет двенадцати-тринадцати из богатеньких. Маменькин сынок с перепугу чуть не уссался, но раскошеливаться как-то не спешил. Пришлось Коту пырнуть его заточкой в задницу, после чего тот с визгом и моментально возникшим желанием поделиться с Котом имеющимися материальными ценностями, честно отдал все имеющиеся баксы, которых впоследствии оказалось аж сорок восемь, и плеер с наушниками. Кот для острастки ещё дал мальцу в нос, пустив кровянку, и скрылся с проворством хорька из курятника.

Выждав два дня, пока кипеш уляжется, Кот вылез на вещевой — плеер сбагрить, да новые кроссовки прикупить. Тут и был взят с поличным двумя бугаями — ментами и заперт в обезьянник районного отделения милиции.

Как оказалось впоследствии на суде, Коту подфартило подколоть сынка какого-то ФСБэшного начальника, а отсутствие левого уха оказалось особой приметой, по которой он был с лёгкостью ментами опознан. Да и плеер оказался при нём, так что всё сошлось и получил Кот по-максимуму четыре года колонтайки за вооружённый грабёж с нанесением лёгких телесных. Не будь он несовершеннолетним, получил бы весь семерик, а так ещё повезло, можно сказать.

Первые несколько дней по прибытии в колонию Кот вёл себя тихо — осматривался. К нему тоже приглядывались, не прессовали, но и в друзья никто не набивался. Кто в отряде мазу держал — понять было трудно. Никто никого не пинал, никто ни перед кем на цырлах не бегал. Двух шестёрок Кот, однако, сходу определил, по затравленному взгляду. И вскоре решил, что пора начинать авторитет завоёвывать. Тем более, что почти все пацаны были примерно его возраста или младше. Только трое из двадцати восьми были старше и здоровее Кота, но какие-то уж очень спокойные, безынициативные. Кот, чувствуя себя прирождённым лидером, начал потихоньку, исподволь.

Первым делом подобрал на промзоне, куда отряд выводили на работу на шесть часов в день, как несовершеннолетних, кусок арматурины сантиметров тридцать длиной, втихаря заточил один конец о бетон дорожки и о кирпичную кладку стены, и спрятал в рукав бушлата, подпоров шов. В случае необходимости достаточно было тряхнуть рукой, и заточка сама проскальзывала в ладонь. Лёгкая тяжесть в рукаве придавала уверенности.

После ужина, сидя на табуретке перед койкой, Кот прихватил пробегавшего мимо Витька, одного из шестёрок, и строгим голосом приказал принести ему покурить.

— Откуда я тебе возьму? — неожиданно ощерился, как крысёныш, Витёк.

— А это не моё дело, — спокойно ответил Кот. — Прояви сообразительность.

Шестёрка вывернулся и убежал. Минут через двадцать Кот не спеша отправился на поиски. Обнаружив Витька на одной из угловых коек в компании трёх других сопляков, Кот поманил его пальцем.

— Чего тебе? — недовольным тоном спросил малец.

— Иди-ка сюда.

— Не пойду.

— Как это не пойдёшь?

Кот шагнул в проход между кроватями, схватил шестёрку за грудки и выволок наружу.

— Ты почему это таким тоном разговариваешь? — угрожающе спросил Кот.

— А каким это тоном особенным с тобой разговаривать?

— Уважительным, — тихо произнёс Кот и крутанул сопляка за ухо. Витёк завизжал, как будто его резали.

— Ты чего это к пацану привязался? — услышал Кот за своей спиной. Кот резко повернулся, рванув Витька так, что он оказался между Котом и тем, кто решил за шестёрку заступиться.

— А твоё какое дело? — прошипел Кот, сузив глаза, — Тебя не ебут — не подмахивай.

— Ты чего, крутой, что ли? — парень был на пол головы выше Кота, и в плечах пошире. — Ты завязывай выделоваться-то. Здесь это не канает.

Парень решительно перехватил Кота за запястье левой руки, которой тот держал Витька за куртку. Кот выпустил шестёрку и вырвал руку из захвата. В другой руке у него оказалась заточка, которую он ловким движением повернул в пальцах и зажал в ладони, направив остриё в сторону обидчика.

— А ну вали, — процедил сквозь зубы Кот с угрозой, — пока на пику не подсел.

Кот с трудом открыл глаза, когда кто-то плеснул ему холодной водой в лицо из литровой банки. Он лежал на полу, а вокруг толпились пацаны. В голове шумело, силуэты стоящих двоились.

— Что тут происходит? — послышался строгий голос воспитателя. — Это ты его, Свиридов?

— Так он на меня с заточкой кинулся, — ответил Свиридов.

— А ты что?

— Ну, я ему тубарь в гычу и заху…, засобачил, гражданин воспитатель.

— Так. А заточка где?

— Вон, под койку закатилась.

Воспитатель нагнулся и извлёк из-под кровати заточенную с одного конца арматурину.

— Ну, что ж, эту дрянь я с собой забираю. Вещественное доказательство. А этого в санчасть, — он указал носком ботинка на лежащего на полу Кота, — а то вон, побелел весь. Придёт в себя — будем разбираться.

Кот пролежал в санчасти два дня с сотрясением мозга. На третий день тошнота и головокружение прошли и врач отправил его обратно в отряд.

Пацаны в отряде устроили толковище. Кота спрашивали, какое у него было погоняло на воле, чем занимался, да при каких обстоятельствах и кто ему ухо отхерачил.

На первый вопрос Кот ответил, дальше — отмалчивался.

— Не, — сказал один из парней постарше, — на кота ты не похож. Надо тебе новую кликуху придумать. Вы как, братва? По-моему, он на жабу похож. Пацаны обидно засмеялись.

— Будешь Жабой.

— Да не простой — очковой, — вмешался другой. — И знаешь почему? Потому что ты теперь будешь нести полную ответственность за очки, понял? Чтобы все очки в сортире всегда блестели!

Опять смех. Бывший Кот, а теперь Очковая Жаба, чувствовал себя загнанным в угол. Вместо того, чтобы занять достойное положение в неформальной иерархии отряда, он скатился на самое дно. И непонятно было, как из этого говна вылезать. Драить очки его погнали немедленно, подкрепив устные указания несколькими болезненными ударами крепких рабочих ботинок по почкам и в солнечное сплетение.

Дня через два, вечером, после отбоя, в сортир к продолжавшему драить очки Жабе заглянул приблатнённый паренёк из соседнего отряда.

— Ну что, не врубился ещё, куда попал? — закурив сигарету, спросил урка. — Ты на красной зоне, понял? Здесь почти все суки, на кума работают. А за тобой, похоже, хвост тянется. Не знаю, за что ты сюда загремел, но куму негласное указание поступило прессовать тебя по полной, понял? А раз так — никто и ничто тебе не поможет. Стисни зубы и терпи. Или вешайся.

Парень выплюнул окурок в очко и ушёл. Только теперь до Жабы дошло, что за того сынка ФСБэшного бугра, которого он подколол и ограбил, расплачиваться придётся годами травли и унижений.

Смириться со своей новой социальной ролью оказалось непросто. По-первости был Жаба раза три бит, и довольно ощутимо. Один раз его при большом скоплении народа потыкали мордой в кучу говна, наваленную кем-то специально на край очка так, чтобы вода её не смывала. После этого в столовой он сидел отдельно, один за последним столом у самой двери.

Года через два такой жизни, уже заметно повзрослев, он попытался бунтовать и в драке нанёс своему обидчику два удара заточкой в живот, пробив рабочую куртку. Парень попал в больницу, а затем ушёл на волю досрочно. Жабу опять избили, теперь уже основательно, сломав нос и два ребра, а кум намотал ему ещё полтора года сроку. Так что ко дню освобождения из колонии Жаба затаил злобу на весь мир.

Его преступная натура, не позволявшая ему задумываться о последствиях совершаемых им поступков, жаждала отыграться на ком-нибудь, кто послабее и ещё беззащитнее, чем он сам. Он чувствовал, что только вдоволь поиздевавшись над кем-то, увидев бессильный страх в чьих-то глазах, он сможет постепенно восстановить утраченное за годы отсидки чувство самоуважения и уверенности в себе.

В день освобождения из колонии кум зачитал ему постановление, по которому отбывший срок заключённый Жаботинский, то есть он, Жаба, обязан ещё полгода проработать на металлургическом комбинате города Череповца на положении условно-осуждённого с проживанием в спецобщежитии под постоянным надзором сотрудника милиции.

— Ничего, — подумал Жаба стиснув зубы, — столько уже оттянул, полгода выдержу, не загнусь. Но кто-то у меня пожалеет о том, как над Жабой издевался.

На комбинате Жабу по причине отсутствия специальности направили подсобным рабочим на склад. На работе он не переламывался, держался замкнуто, приятельских отношений ни с кем не заводил. Раза два в неделю как-то озлобленно, с остервенением, трахал на куче мешков в маленькой кладовке учётчицу Нинку, которой, впрочем, такое обращение, казалось, даже нравилось. Общежитские соседи по комнате, четверо таких же как и Жаба условно-осуждённых, видя, как глаза его после стакана противной палёной водки наливаются кровью, в друзья к нему тоже не набивались.

Прошли и эти полгода, можно было возвращаться в Питер. Но Жаба не спешил. Он терпеливо ждал очередного освободившегося из их отряда, каждый день с десяти до двенадцати внимательно наблюдая издали за обитой дерматином дверью вахты колонии, в которой он столько лет подвергался издевательствам и насмешкам. И, наконец, дождался. Недели через две из этой двери с кривой улыбкой на худом землистого цвета лице вышел Бубон, неприметный, тихий пацан, тянувший три с половиной года за кражу со взломом продуктового ларька.

Бубон ни разу в избиениях Жабы не участвовал, но обидно ржал, когда его мордой в кучу говна тыкали. Неконтролируемое бешенство охватило Жабу, даже в глазах потемнело. Стараясь оставаться незамеченным и сохраняя дистанцию, Жаба двинулся следом за Бубоном, который, решив не дожидаться единственного на маршруте старенького автобуса, направился в сторону города пешком.

По сторонам дороги возвышались горы мусора — городская свалка. Бубон шёл беспечно, видимо, наслаждаясь первыми минутами своей свободы. Услышав шаги за спиной, он обернулся и тут же, узнав Жабу, побледнел от страха.

— Чего не ржёшь? — зловеще спросил Жаба, подходя вплотную. — Помнишь, как ржал, когда меня кодлой пиздили?

— Ты чего? — дрожащим голосом пискнул Бубон, — я же тебя никогда пальцем не тронул!

— Но ржал-то ты надо мной от души, а? Только, что в штаны не ссал, падла!

— Так а куда же мне деваться-то было? Если бы не ржал вместе со всеми, так и меня бы пиздили, ты же сам знаешь.

— А мне по хую, — зловеще прохрипел Жаба и с силой воткнул скользнувшую из рукава в ладонь заточку Бубону в живот.

— Пойдёмте-ка, Аркадий Моисеевич, выпьем по сто грамм коньячку. На душе муторно.

Старенький адвокат Михаил Соломонович Бернштейн взял под руку своего коллегу, явно направлявшегося по коридору к выходу из здания городского суда.

— Что случилось? — спросил Аркадий Моисеевич, — очередное дело проиграли?

— Государственный адвокат, получивший уголовное дело в нагрузку, по указанию начальства, выиграть его не может по определению, голубчик. Вся защита в таком деле сводится к пустой формальности, вы же знаете. Вина моего подопечного неоспоримо доказана, да он и сам не отпирался.

— И что, вышак, небось? По этому поводу и расстроились? В вашем возрасте пора и привыкнуть уже. Тем более, если приговор обоснованный.

— Заслужил, негодяй, ничего не скажашь. Быдло, Аркадий Моисеевич, тупое, злобное быдло.

— Ну и, позвольте поинтересоваться, что же этот подонок натворил?

— Много чего, — вздохнул Михаил Соломонович. — Отбыл полный срок за вооружённый грабёж с лёгкими телесными. Освободился, дождался освобождения одного из той же колонии. Восемнадцать проникающих ранений в живот, спину и шею. Это в Череповце было. Приехал в Петербург, на третий день совершил разбойное нападение на подданную иностранного государства.

— Ну, и что вы расстраиваетесь, дорогой мой? Его же только могила и исправит. И чем меньше такого дерьма по улицам ходит, тем лучше для всех, в том числе и для нас с вами.

— Да я с вами согласен, голубчик. Только вот эти новшества со смертной казнью. Непривычно. И неуютно как-то.

— Так ведь более гуманно, согласитесь. Наркоз — и никаких мучений. А то, что на запчасти разберут — так хоть польза какая-то. А я вот никак не могу забыть, как моя Софочка страдала. Шесть месяцев от рака умирала, боли невыносимые. За что ей такие муки? Ведь добрейшая была женщина, умница. А этих бандитов — под наркозом. Где справедливость, Михаил Соломонович, я вас спрашиваю?

И кто знает, какой ещё конец нас с вами ожидает? Я вот всё думаю, думаю. После смерти моей Софочки жизнь потеряла всякий смысл. Вот уже полтора года живу на автопилоте. А может решиться на эвтаназию? Наркоз, тихо и безболезненно. Как этого вашего бандюгу.

— Следующий! Фамилия? — принимающий врач обратился к переводчику.

По сторонам невысокого худенького паренька застыли два дюжих санитара, готовые в любую минуту наброситься на него и зафиксировать.

Переводчик выбрал из папки нужный заполненный формуляр. Доктор пробежал его глазами и удовлетворительно хмыкнул.

— Совсем молодой. Ценный экземпляр.

— Да, и никаких инфекционных заболеваний, — подтвердил переводчик.

— На анализ крови, затем на рентген, — распорядился доктор, обращаясь к санитарам. Те дружно взяли парня за руки выше локтей и повели к двери.

— Ну что, — добродушно улыбнулся доктор, — скоро ваше правительство на приговорённых будет зарабатывать больше, чем на нефти?

Переводчик спокойно молчал, не реагируя на мрачные шутки медика.

— Что он там бормочет? — спросил сопровождающий партию майор МВД.

— Да так, — повернулся к нему переводчик, — холодный английский юмор.

Доктор сел за стол и стал подписывать документы о приёмке партии доноров.

— Я слышал, что эти торговаться начинают, — полувопросительно произнёс майор, — хотят снизить цены на наше мясо.

— Пока это только слухи, — ответил переводчик. — Хотя, конкуренция даёт себя знать. Китай, Индонезия. Те ведь и невиновных за такие деньги, наверное, готовы поставлять. Но, с другой стороны, население западных стран ветшает, средний возраст увеличивается, нужда в органах для трансплантации растёт. Так что, майор, до нашей с вами пенсии этот бизнес будет процветать.

— Когда нам ждать следующую партию эмбрионов и плаценты? — спросил доктор, и переводчик задал тот же вопрос майору по-русски.

Всю дорогу из аэропорта до центра города Марина выглядывала в окно автомобиля и без устали вертела головой. Всё вокруг было новым и каким-то нереальным, игрушечным. Дома как на картинке — аккуратненькие и чистенькие, раскрашенные в разные цвета. Дорожное покрытие гладкое-гладкое, с чёткими белыми разделительными линиями и указателями поворотов. И автомобиль, в котором они ехали, тоже был необычным — без шофёра, с компьютерным управлением.

— Барби, — поинтересовалась Марина, — а здесь, на Западе, что, везде машинами компьютеры управляют?

— Почти везде, — отозвалась Барбара. — Есть ещё оригиналы за рулём, которые от этого удовольствие получают. Но это не приветствуется. Опасно.

— А почему в России я никогда таких машин не видела? Они что, очень дорогие?

— Да нет, не дороже тех, которые управляются человеком. К тому же тот, кто хочет сам сидеть за рулём, платит за это дополнительный налог. За повышенную опасность.

— Тогда совсем непонятно, почему в Петербурге таких машин нет.

— Видишь ли, компьютерные водители никогда не нарушают правил, не превышают скорость, не идут на обгон в неположенных местах, останавливаются по жёлтому сигналу светофора. Русских это не устраивает. В России все нарушают правила. И если на улице российского города появится автомобиль с компьютерным управлением, то он просто не сможет ездить. Представь себе, если все вокруг ездят не по правилам и то и дело создают аварийные ситуации, компьютер может просто сойти с ума.

— Да, — задумалась Марина, — «у ней особенная стать». Запад для неё не образец.

Дом выходил окнами на озеро Альстер. В квартире было пять комнат, включая большую гостиную. Марина переходила из комнаты в комнату и не переставала удивляться.

— И твои друзья здесь живут только вдвоём? — спросила она Барбару.

— Да, — ответила та. — А что в этом удивительного?

— Они, наверное, миллионеры, да?

— Не знаю. Может быть. Во всяком случае — люди обеспеченные. Средний класс.

— Вот это да! — воскликнула Марина с восхищением, открыв очередную дверь и увидев большую квадратную ванну, больше похожую на маленький бассейн.

— Барби, — спросила она, — а мы можем прямо сейчас Наташе позвонить?

— Технически, да — отозвалась Барби из одной из спален, — только, наверное, рано ещё. Неприлично в такое время людей беспокоить?

— В какое такое время? — удивилась Марина, — утро на дворе.

— Ты что, совсем глупенькая? — засмеялась Барбара, — а разница во времени? В Америке ещё ночь и все нормальные люди спят.

— Погоди, а сколько времени?

— Начало десятого.

— Как это начало десятого? Мы же в пол-девятого вылетели.

— Ты на самом деле такая, или прикидываешься? Между Гамбургом и Петербургом тоже есть разница во времени. Похоже, слишком много новых впечатлений для тебя. Головка не выдерживает, да?

— Ой, Барби, как я тебе благодарна! — Марина бросилась на шею подруге, открывавшей на постели чемодан, — я действительно не понимаю, что со мной происходит. Какое-то всё нереальное вокруг. Как будто я вдруг в рай попала, а ты мой ангел-хранитель!

Марина чмокнула Барби и крепко прижалась к ней щекой. На глазах у неё выступили слёзы.

— Эй, ты чего, глупышка, — ласково спросила Барбара, заглядывая Марине в глаза. — Радоваться надо! Теперь уже всё позади.

— Я радуюсь, — сказала Марина, по-детски вытирая слёзы кулачком, и всхлипнула.

— Ну и дурашка же ты, — улыбнулась Барби. Она обхватила Маринино личико обеими ладонями, притянула к себе и поцеловала девочку в губы.

У Марины опять на глаза навернулись слёзы.

— Ты знаешь, — сказала она, гладя руку подруги, — со мной много лет никто так ласково не обращался. А мужики все были вокруг — такие свиньи, ты и представить себе не можешь.

— Ну вот, теперь ты начинаешь жалеть себя, — сказала Барбара строгим голосом. — Жалость к себе отсасывает твою энергию. Никогда не поддавайся этому чувству. Оно делает тебя слабой.

— Откуда ты это знаешь? — серьёзно спросила Марина.

— Один удивительный человек открыл это мне. И многое другое, — ответила Барби. — Он написал об этом в своих книгах. Его звали Карлос Кастанеда.

— Ой, Барби, а можно позвонить одному человеку? — спохватилась Марина. — Как же я забыла-то?

— Конечно можно. А где он живёт?

— Я не знаю точно. Думаю, во Франции. Его зовут Этьен.

— А номер с каких цифр начинается?

— Тридцать три — шесть — триста одиннадцать…

— А, ну это точно во Франции. На, звони, — Барби протянула Марине телефон.

— Только я не знаю, может быть телефон уже изменился… Я с ним последний раз говорила лет пять или шесть назад. Слушай, если там по-французски говорить начнут, я тебе трубку отдам, ладно?

— Да ладно, глупышка! Ты чего боишься-то? — рассмеялась Барби, — звони, давай.

Марина набрала номер. Послышались гудки. Девочка сосредоточенно слушала, нахмурив брови.

— Уи! — раздалось в трубке.

— Алё, — растерянно произнесла девочка.

— Бонжур, — сказал приятный мужской баритон.

— Этьен, это ты?

— Это я. Кто это?

— Это Марина. Ты меня помнишь? Ты мне сказал, чтобы я тебе позвонила, как только смогу.

— Марина? Из Петербурга? Не может быть! Где ты, девочка?

— Я в Германии. В Гамбурге.

— Ты долго там пробудешь?

— Не знаю. Несколько дней, наверное.

— Адрес! Скажи мне твой адрес, где ты находишься?

— Какой у нас адрес? — Марина взглянула на подругу.

— Дай сюда, глупышка, — Барби, смеясь, забрала у девочки телефон. — Этьен, привет! Меня зовут Барбара, я подруга Марины. Зачем вам наш адрес? Вы, что, собираетесь нас навестить? Ах вот как, даже немедленно? Ну, записывайте…

Барби продиктовала в трубку адрес и телефон и отдала её обратно Марине.

— Девочка, дорогая моя, — нежно произнёс голос в трубке, — пожалуйста, никуда не уезжай, я очень хочу тебя увидеть. И как можно скорее. Господи, просто не могу поверить, что это ты… Я всё время думал о тебе.

— А куда же ты исчез тогда? Мне было так плохо всё это время.

— Я тебе всё объясню. Только не по телефону. Это длинная история. Всё. Я уже еду. Жди меня, хорошо? Никуда не исчезай!

— Хорошо, — ответила Марина. В трубке послышались короткие гудки.

— Ничего себе, — с лукавой улыбкой сказала Барби, забирая у девочки телефон, — ты, оказывается, маленькая сердцеедка. Сколько же тебе было, когда ты этому дяденьке голову заморочила? Десять? Одиннадцать? А он, судя по всему, очень даже хорошо тебя помнит.

— Он хороший, — Марина опустила глаза. Щечки её порозовели.

— Да, похоже, что и ты его не забыла, а? — Барби заглянула Марине в глаза. — Дурочка, я же не смеюсь над тобой. Это же прекрасно, когда у людей так долго сохраняется настоящая, глубокая привязанность друг к другу.

Барбара притянула девочку к себе и прижала к своей груди.

— Ты хорошая девочка, — сказала она, — и ты мне очень нравишься. Знаешь, что? Ахи, охи, нежные чувства — всё это хорошо. Но я думаю, что нам с тобой не мешало бы помыться с дороги. Давай-ка я пойду напущу ванну.

— Ну, чего ты стоишь? — спросила Барби у Марины, застывшей перед огромной голубой ванной, полной пузырящейся белой пены, из которой выглядывала голова подруги. — Скидывай халатик и залезай.

— Нет, — неуверенным, слегка дрожащим голосом произнесла девочка. — Всё это не со мной происходит. Я просто сплю. Ой! Ты что щипаешься?

— Ну что, проснулась? — засмеялась Барби, — иди сюда, я тебя сейчас помою. Как мама в детстве.

Нежные руки подруги ласково скользили по телу Марины. Девочка от удовольствия закрыла глаза. Барби, казалось, не столько мыла, сколько ласкала её, то проводя ладонями по ногам, то чуть сжимая пальцами упругие ягодицы и нежные грудки. Вдруг Марина почувствовала, что губы Барби нежно, но настойчиво прижались к её губам, ротик Марины приоткрылся и их язычки встретились. Пальцами Барби легко и сладко прикоснулась под водой к клитору девочки и Марина слабо застонала от наслаждения.

Что было дальше, Марина помнила как в тумане. Барби подняла её, вытерла огромным махровым полотенцем и отвела слегка пошатывающуюся подружку в свою спальню с предусмотрительно расстеленной постелью. Сколько у неё было оргазмов, она не помнила. Ощущение было такое, что время застыло, а её тельце безостановочно вздрагивало, пульсировало, ритмично напрягаясь и расслабляясь, головка металась по подушке из стороны в сторону, а неутомимые руки Барби и её острый сладкий язычок, казалось, размножились, и успевали ласкать девочку одновременно во всех её самых интимных местах. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем Барби, наконец, выпустила взмолившуюся девочку из своих объятий.

— Барби, миленькая, ну нельзя же так, — лепетала Марина, — ты же меня с ума сведёшь. Я сейчас улечу и никогда больше сюда не вернусь. Хватит! Не могу больше! Отпусти!

— Ладно, ладно! Вижу, что действительно больше не можешь, — смилостивилась, наконец, Барби. — Отдохни, малышка.

Минут десять девочка лежала неподвижно совершенно обессиленная. Барби в это время встала, накинула коротенький шёлковый халатик, сходила на кухню и вернулась с двумя бокалами холодного шампанского.

— Давай-ка, малышка, — сказала она, протягивая один запотевший бокал с трудом разлепившей глаза подружке, — выпьем за начало твоей новой жизни. Ты понимаешь, что вся твоя предыдущая жизнь в России отрезана, как ломоть хлеба, и никогда больше не вернётся?

— Догадываюсь, — отозвалась Марина слабым и счастливым голосом.

Подружки чокнулись. Холодная освежающая жидкость, слегка пузырясь на языке, проскользнула вниз по пищеводу.

— Вкуснотища какая, — зажмурила глаза Марина. — Барби, миленькая, я наверное, умерла, и уже в раю, да?

— Нет, малышка, ты, похоже, никогда не повзрослеешь. И не поумнеешь. Ну и хорошо. Мужчины обожают глупеньких.

— Ты знаешь, Барби, у меня такое ощущение, что с того времени, когда мы сидели в аэропорту в Петербурге, ожидая посадки, прошла целая вечность. Ну, не вечность, но очень-очень много времени. Да и всю ночь перед этим я никак заснуть не могла.

— Ну, я думаю. Не могла же ты Коляна нетрахнутым оставить. То-то бедный теперь мучается, небось. Ведь такую девочку он никогда в жизни больше не попробует.

— Какая ты всё-таки противная, — надула губки Марина. — И чего это тебе такое в голову пришло?

— А то я не видела какими глазами он на тебя смотрел, когда мы уходили. Да ладно, не дуйся. Ничего плохого в этом нет. Ты же ему глаза на реальную жизнь открыла. А то он, похоже, кроме своего виртуального секса и порнушки на интернете ничего не видел и не пробовал. А теперь у него будет воспоминание на всю оставшуюся жизнь.

— Нет, всё равно ты нетактичная, — улыбнулась Марина, — могла бы и не заметить.

— Глупышка ты всё-таки, — нежно прошептала Барби, целуя девочку в губки. — Устала? Хочешь поспать?

— Ага, — кивнула Марина, — просто глаза слипаются.

— Одень-ка ночнушечку, — Барби достала из чемодана, стоящего на полу у стены что-то пухленькое и розовенькое и протянула Марине.

— Ой, какая прелесть! — взвизгнула девочка. — У меня никогда такой не было. Спасибо тебе.

— Ладно, мелочи это, — сказала Барби. — Вот мы с тобой завтра по магазинам прошвырнёмся и приоденем тебя как следует. Любишь, небось, сексуальное бельишко-то, а?

— Обожаю, — закатила глаза Марина.

— Ну, я так и знала. У тебя это просто на мордашке написано.

— Да? А что ещё там написано?

— А то, что ты сейчас отрубишься без задних ног и проспишь до завтрашнего утра. Если раньше не проголодаешься.

— Ой, и правда, — сказала Марина, натягивая ночную рубашечку и заглядывая в зеркало в дверце шкафа, — а соблазнительно я в ней выгляжу, да?

— Ладно, соблазнюшка! Беги уже в свою спальню да ложись. Завтра будешь перед зеркалом выпендриваться.

Когда Марина открыла глаза, в комнате было совсем темно. За окном была глубокая ночь. Из гостиной доносились приглушённые голоса. Марина встала и прошлёпала босыми ногами по лакированному паркету к двери.

Барбара с Этьеном сидели в гостиной в мягких креслах за низеньким столиком, на котором стояли две коньячные рюмки с тёмной, янтарного цвета жидкостью на донышках.

— А вот и наша принцесса, — сказала Барби, заметив в тёмном дверном проёме девичью фигурку в коротенькой полупрозрачной ночной рубашечке с рукавами-пуфиками. Марина спросонья по-детски тёрла кулачком глаза.

— Мариночка, девочка! — Этьен встал с кресла и шагнул к ней навстречу, — просто не верится, что это действительно ты!

Он подошёл к девочке и, мягко обняв, прижал к себе. Марина стояла не двигаясь и опустив руки.

— Ты на меня сердишься? — спросил мужчина, отстраняясь и заглядывая девочке в лицо.

— Ты почему меня там бросил? — с обидой в голосе спросила Марина, — говорил, что любишь, а сам исчез и слова не сказал.

Этьен подхватил девочку на руки, прошёл к креслу и сел, держа её на коленях.

— Барбара, — попросил он, — налей что-нибудь лёгкое и принеси, пожалуйста, плед, а то она, боюсь, замёрзнет.

Барби через минуту вернулась с шерстяным одеялом в руках и заботливо укутала сидящую у Этьена на коленях Марину. После этого она поставила перед девочкой чашку с дымящимся ароматным чёрным кофе. Марина взяла чашку двумя руками и стала дуть на горячую жидкость.

— Ну, а теперь слушай, малышка, я тебе всё расскажу, — начал Этьен.

— Я ведь никогда не говорил, кем я был в России. Я занимал пост заместителя генерального консула Франции. Надо вам, девочки, сказать, что в моей довольно многочисленной семье я всегда был белой вороной. Или чёрной овцой, как говорят у вас в Америке, да? — Этьен посмотрел на Барби. Та кивнула в ответ.

— Ну, мне-то мнение моих дорогих родственничков по барабану, — Этьену явно нравилось щеголять знанием русской идиоматики. — Материально я ни от кого не завишу, а если моим викторианским тётушкам и дядюшкам не нравятся моя раскованность в отношениях с прекрасным полом и бескомпромиссное свободолюбие, то и пёс с ними. Я имею в виду — с родственниками.

Так вот, будучи заметной фигурой на политической сцене, моя персона, естественно, не могла не привлечь внимания российских спецслужб. Они несколько раз подсылали ко мне своих агентов с целью вербовки, но, разумеется, безрезультатно. А потом я познакомился вот с этой мадемуазель, которая, не смотря на её более чем нежный возраст, совершенно свела меня с ума.

— Я полагаю, что лёгкая склонность к педофилии, против которой я ничего не имею, упаси господь, не относится к набору украшающих международного политика качеств, — с ядовитой улыбочкой вставила Барби.

— Я бы не стал классифицировать мои чувства к этой конкретной мадемуазель в столь обобщающем контексте, — не смутился Этьен. — Дело в том, что педофил обычно живёт в мире собственных фантазий о сексе с ребёнком. Заметьте, с любым ребёнком. Решающим фактором здесь является возраст объекта сексуальных домогательств, и ничто иное. Педофил смотрит на любого ребёнка как на сексуальный объект. Ни интерес к сексу со стороны ребёнка, ни уровень его сексуальной зрелости не имеют для такого человека никакого значения. Это маниакальное состояние психики в чистом виде. При удобном случае такой человек без угрызений совести может прибегнуть и к прямому насилию, что нередко и наблюдается в реальной жизни.

Я же, с вашего позволения, манией не страдаю, фантазиями на тему секса с несовершеннолетними не обременён, при виде маленьких девочек сексуального возбуждения не испытываю. Но вот эта конкретная девочка является исключением из всех правил. Ещё будучи совсем ребёнком она была наделена от природы чувственностью взрослой женщины. Уже тогда, лет шесть тому назад, она наслаждалась сексом, стремилась к сексуальным контактам, старалась всеми силами доставить удовольствие и своему партнёру.

Я, зрелый мужчина, просто сошёл с ума и без памяти влюбился в эту малышку. Я готов был заплатить любые деньги, чтобы встретиться с ней, чтобы испытать ещё раз это головокружительное наслаждение. Но что я мог в этой ситуации предпринять? В чужой стране, где никакие формальные законы не работают, где один человек, даже ребёнок, может принадлежать другому человеку, а попытка восстановления справедливости будет стоить вам жизни? Я мучительно ломал себе голову, что я могу предпринять в этой ситуации? На всякий случай я заставил её заучить мой номер телефона. Что ещё я мог сделать?

— А почему же ты исчез так внезапно? — прервала его Марина. — Куда ты делся? Ни слова не сказав, не попрощавшись даже?

— Вот мы и подошли к кульминации, — ответил Этьен. — В один прекрасный день со мной встретился агент российской спецслужбы и продемонстрировал на своём портативном компьютере видеофильм, снятый скрытой камерой. В этом фильме было всего два действующих лица — я и Марина. В самых компрометирующих обстоятельствах.

Это был прямой шантаж. Эти люди были уверены, что теперь я у них в руках и буду вынужден доставлять им секретную дипломатическую информацию. Они не могли представить себе, что я решусь подать в отставку, добровольно отказаться от своего поста и вернуться во Францию, где меня в случае предания этой истории гласности, ожидал бы судебный процесс.

Однако я именно так и поступил. Я человек достаточно состоятельный, так что моя зарплата для меня большой роли не играла. Да если бы даже у меня не было других средств существования, я никогда не пошёл бы на предательство. Просто потому, что для меня невыносимо зависеть от кого-то, жить под контролем, выполнять чужую волю. Для меня легче уж честно отсидеть свой срок в тюрьме.

После моего внезапного исчезновения мои вербовщики поняли, что их акция провалилась, но мстить мне, опубликовав этот компромат, они тоже не стали, решив, очевидно, что не стоит без особой надобности открывать всему миру свои неблаговидные методы.

Так что, ты понимаешь теперь, моя дорогая, что путь в Россию после всего этого для меня был закрыт. Я пытался впоследствии наладить с тобой контакт через своего приятеля, но он вернулся из Петербурга с пустыми руками, объяснив мне, что старые каналы уже не работают и найти тебя ему не удалось. Может быть ты мне теперь объяснишь, что там у вас случилось?

— Случилось многое, — с горечью в голосе сказала Марина. — Главного бандита, под чьей крышей мы жили, убили. А мы с Наташей стали рабынями политической верхушки города. Эти сволочи присвоили все деньги с наших счетов в банке, а нас самих посадили под замок, вызывая нас и пользуясь нами когда им только заблагорассудится.

Голос Марины задрожал и по щекам её потекли слёзы.

— Всё, маленькая, пожалуйста, прости меня за глупое любопытство. Давай забудем об этом и никогда больше не будем вспоминать, хорошо? На-ка, глотни.

Этьен взял со столика свою рюмку и вложил в руку девочки. Марина послушно выпила всё содержимое рюмки, слегка закашлялась, а затем улыбнулась сквозь слёзы.

— Видишь, — сказала она, обращаясь к Барбаре, — я же тебе говорила, что он хороший. А ты мне не верила.

— Подожди-ка, — сказал Этьен и полез во внутренний карман пиджака, — у меня кое-что есть для тебя.

Он извлёк на свет маленькую коробочку и преподнёс её продолжавшей сидеть у него на коленях Марине. Девочка повозилась с коробочкой около минуты и, наконец, открыла её. Внутри оказалось колечко с камушком, игравшем в свете люстры всеми цветами радуги.

— Это мне? — с недоверием и испугом спросила Марина.

— Ну а кому же, — улыбнулся Этьен.

— Позвольте уточнить, — вмешалась Барби, — это просто подарок или подарок со смыслом? У нас в Америке такие кольца просто так не дарят.

— Вы правы, мадемуазель, этот подарок, как вы изволили выразиться, со смыслом, — Этьен пристально посмотрел Марине в глаза. — Девочка моя, я прошу тебя стать моей женой. Имей в виду, что если ты согласишься на моё предложение, я, учитывая нашу разницу в возрасте, ни в чём не стану ограничивать твою свободу. Если же ты не захочешь выйти за меня замуж, прими этот подарок просто в ознаменование радикальных перемен в твоей жизни и наступления нового её этапа.

— Браво, Этьен! — прокомментировала Барби, — вот это настоящее благородство и аристократизм духа.

Марина молча поцеловала Этьена в губы, а когда оторвалась от него, слёзы лились по её щекам уже ручьём.

— Так ты согласна, я правильно понял? — спросил Этьен.

Марина слабо улыбнулась сквозь слёзы и кивнула.

— Представляю, как вытянутся физиономии у всех моих родственничков, — с радостью констатировал Этьен, — даже только ради одного этого стоит жениться. Благодарю вас, мадемуазель, за ваше благосклонное согласие стать моей женой, — Этьен поцеловал руку своей невесты, — и, надеюсь, что графский титул не слишком обременит вас.

— Ну, прямо как в каком-нибудь латиноамериканском сериале, — не удержалась Барби. — Ну, что ж, — продолжала она уже более серьёзным и как будто даже торжественным тоном, — такое событие просто необходимо отметить. Пойду-ка загляну в холодильник. Я, кажется, видела там бутылку шампанского.

— А Барби тебе нравится? — спросила Марина с хитринкой в промокнутых салфеткой глазах.

— Симпатичная девушка. — ответил Этьен. — Только выглядит как-то очень уж серьёзной. И независимой. Вот в России у тебя была подружка, вот это да! Как вспомню, что мы втроём вытворяли — прямо плакать хочется. Кстати, где она сейчас? Что с ней? Её ведь, кажется, Наташей звали, да?

— Да, Наташа. Помнишь ведь.

— Как же я могу вас забыть, глупышка! Ведь это самое лучшее, что со мной в жизни случилось! — Этьен нежно поглаживал сидевшую у него на коленях девочку по плечикам и по попке.

— Наташа в порядке. Она в Америке, раньше меня из этой проклятой России сбежала. И меня вытащила. Это только благодаря ей я здесь. А насчёт Барби ты не прав. Она очень нежная и сексуальная девочка.

— А ты, никак, это уже проверила? — прищурился Этьен.

— А как же, — улыбнулась Марина, — тебе не хотелось бы опять с двумя девочками покувыркаться?

— А она сама-то как, не против?

— Вот мы у неё сейчас и спро-о-осим, — лукаво протянула Марина. — Ой! Я, кажется, уже сижу на чём-то твёрдом, — хихикнула она.

В эту минуту Барбара вернулась из кухни с тремя запотевшими бокалами шампанского в руках.

— Ну, — сказала она с радостной улыбкой на лице, — я счастлива первой поздравить вас, голубки.

Все трое выпили по половине высокого узкого бокала и одновременно поставили их на столик.

— Я думаю, вам уже не терпится остаться наедине, — продолжала Барби. — Давайте, развлекайтесь здесь, а я вас покину на несколько часиков, да?

— Барби, — Марина как будто обиженно надула губки, — а тебе что, не хочется к нам присоединиться?

— Что? — Барбара удивлённо округлила глаза, — это же твой будущий муж!

— А он-то, кажется, и не против, — скроив уморительно хитрую мордочку, сказала Марина. — А ты как? Неужели упустишь такую возможность?

— Ах ты, маленькая развратница, — Барби наклонилась к Марине и чмокнула её в пухленькие губки.

— А меня? — игриво спросил Этьен, обнимая наклонившуюся девушку за талию.