Плохой нянька

Глава 17

Зэйден Рот

Ну, все, детка, ты попала.

Чувствую облегчение, зная, что Брук теперь известно, что, на самом деле, я никакой не нянька. Но с другой стороны, шансы на то, что теперь она расслабится и снова ляжет со мной в постель, значительно уменьшаются. Ну что ж. Я вытаскиваю какую-то жевательную резинку из короткой шерсти на шее этой ужасной серо-белой шавки и бросаю взгляд на Кинзи, восседающей верхом на пушистой розовой крышке унитаза.

― Засранка, у тебя крупные неприятности.

― Ты отправишься в А-место за то, что лижешь интимные места других взрослых в душе. Бог этого не одобряет. Шиела сказала мне об этом.

― Хм, что? Что за странности ты говоришь. ― Я встаю и комкаю жвачку между пальцев. Блядь, этого мне только не хватало. ― Где ты о таком слышала?

― Я видела, как мама и папа делали это в душе, пока думали, что я сплю. Ну, я взломала замок…

Стараюсь не беспокоиться об этом, но дерьмо. Я напуган до чертиков.

― Хорошо, прекрати взламывать замок в ванной, пока взрослые сами не попросят тебя достать оттуда близнецов. Кинзи, люди заслуживают уединения в ванной. ― Она с силой бьет по стене, а я хватаю свой телефон, крепко сжимая его той рукой, которая не испачкана жвачкой, и держу его, словно оружие. ― Я перезапущу таймер наказания. Каждый раз, когда ты будешь пинаться, плеваться или кричать, я буду перезапускать таймер. Сладенькая, сколько минут ты хочешь провести здесь? Хочешь побить мировой рекорд?

Кинзи отворачивается от меня, а я иду на кухню, чтобы отчистить остатки жвачки с ладони. Блин, она прямо-таки въелась в кожу. Приходится ее отдирать. Я заметил — все, что выплевывают дети, намертво приклеивается ко всему, на что попадает. Даже малышка обладает такой способностью. Как, блядь, такое возможно ― выше моего понимания.

Хватаю кухонное полотенце и возвращаюсь обратно на кухню, оставляя четырех детей, сидящими перед телевизором. Глаза приклеены к мерцающему экрану, который словно посыпан пыльцой феи. Усадить их всех перед ним и позволить проклятому телику побыть нянькой за меня, определенно, легче. Но чувствую, что это как-то неправильно. Возможно, я должен, ну не знаю, попытаться развлечь их что ли?

― Окей, Гугл, ― говорю я, поднося телефон к губам. ― Как испечь печенье?

― Печенье! ― радуется Белла, отворачивая голову от телевизора.

Она слазит самостоятельно с дивана и бежит, чтобы встать передо мной. Ее длинные темные волосы и бледно-карие глаза делают ее похожей на Брук. Только это мини-версия. Глядя на нее, я немного задумываюсь о том, каково это ― иметь детей с кем-то, сотворить свою собственную уменьшенную копию. Или, возможно, я фантазирую именно о том, чтобы наделать мини-копии Брук. О, да. Я не забыл ощущение ее тела подо мной, как она извивалась и постанывала, все тихие звуки, издаваемые ею, неистовые вздохи, словно взмахи птичьих крыльев.

Хм-м.

Думаю, мне не все равно, переспит она со мной снова или нет. Потому что я, действительно, хочу трахнуть ее. Мне просто необходимо, чтобы это произошло.

― Я скоро ухожу, ― говорит Брук, появляясь на верхней ступеньке лестницы в длинном черном тренчкоте (Примеч. пер.: тренчкот, также тренч — модель дождевого плаща с неизменными атрибутами: двубортный, с погонами и отложным воротником, манжетами, кокеткой, поясом и разрезом сзади), как в старых вестернах. Я улыбаюсь на полное отсутствие стиля, а затем начинаю по-настоящему интересоваться, что там под ним. ― Тебе нужно что-нибудь до того, как я уйду? ― спрашивает она, ее глаза бледные, как лесной орех. Господи, достаточно уже о еде. Я улыбаюсь. Думаю, что скучаю по большим толстым черным хипстерским очкам.

― Мы готовим печенье! ― весело говорит Белла, подталкивая сладкую парочку ― близнецов ― ко мне. Майк и Айк прыгают, кричат и виснут на моей ноге.

У Брук поднимается бровь. Боже, мне так сильно хочется проколоть ее. Я ухмыляюсь и стараюсь не зацикливаться на игре слов (Примеч. пер.: имеется в виду игра слов: трахнуть ее и проколоть бровь).

― Ты хоть знаешь, как печь?

Я поднимаю телефон и трясу им перед ней.

― Как я уже говорил, у меня есть Гугл. Насколько сложным это может быть?

― Ла-а-адно, ― говорит она, десять раз переспрашивая меня, действительно ли я собираюсь сделать это. Мне нужно доказать этой девчонке, что она неправа. ― Лучше я продолжу собираться.

― Один момент, ― останавливаю ее я, сбрасывая близнецов с ноги и отправляя их на диван. Я не различаю, который из моих племянников ― Майк, а который ― Айк. ― Идите-ка посмотрите телевизор еще минуток пять, пока я тут все подготовлю.

Дети снуют, как муравьи, пока я показываю Брук следовать за мной на улицу и отодвигаю ногой прочь с дороги кучку чихуахуа, выходя на крыльцо.

― Что такое? ― спрашивает Брук, пока я двигаюсь в правую сторону крыльца подальше из поля зрения детей. Прежде чем Брук понимает, что к чему, я хватаю ее за отвороты тренчкота и мягко толкаю к стене, выбивая удивленный вздох из этих красивых губ. Ее макияж идеален, но, думаю, что он хорош больше для меня, чем для этих мудаков в клубе.

Я прижимаюсь к ней и жестко целую, просовывая язык в ее рот до самого конца, вызывая еще один вздох. Из-за ее участившегося дыхания я не могу сконцентрироваться, опуская руки и расстегивая несколько верхних пуговиц ее тренча. Проскальзываю пальцами внутрь и обнаруживаю кружевное боди и тонкую талию, а также теплую и желанную мягкость, которая льнет ко мне с небольшим порывом.

М-м-м, да.

Крошка все еще хочет меня. Когда она прижимается ко мне вот так, чувствую, словно могу сделать что угодно, чтобы получить ее. Хотя еще одна ночь точно меня убьет.

Брук стонет напротив моих губ, опуская руки к поясу моих джинсов и обнимая меня за талию, ногтями впиваясь в кожу, дергая меня ближе к себе.

― Пока-пока, Всезнайка, ― шепчу я, отодвигаясь от нее на пару сантиметров. ― Если захочешь, то я могу подождать твоего возвращения голым.

Она не отвечает мне, пока не начинает идти дождь, барабаня по листьям деревьев и траве, а кроны деревьев поют для нас. Если бы в доме не было кучи детей, я бы поднял ее и трахнул прямо на этом самом месте. Прямо напротив зеленого сайдинга этого дерьмового дома. Я бы настрогал миллион маленьких копий Брук вместе с ней, если бы она только захотела.

Вот же ж. Откуда, черт побери, взялась эта мысль?

Бе-е. Нет. Ни за что. Никаких детей. Простите. И меня не волнует, насколько хороша эта девчонка.

Делаю стремительный шаг назад, притворяясь, что это потому, что слышу крики изнутри. Но на самом деле я испуган до чертиков.

Брук поднимает на меня свои оленьи глаза, которые говорят, что она не понимает. Дыхание учащенное, ее ярко-розовая помада размазана по подбородку. Она крепко сжимает отвороты своего тренчкота, а потом начинает лихорадочно застегивать его.

Знаю, что должен продолжать поощрять ее на эксперименты со мной. В конце концов, всего одна ночь секса за всю ее жизнь? И это в двадцать два года? В ней должно быть накопилась неудовлетворенность, созревшая в таком сексуальном теле.

Но я не могу. Если честно, думаю, что испуган до усрачки. Блядь. Всего несколько дней с этими детьми, и мои биологические часы затикали: «тик-так, так-так».

Брук ничего не говорит, просто сжимает свои руки в кулаки, пальцами впиваясь в блестящую ткань тренча. Затем закрывает глаза и делает несколько глубоких вдохов. Когда она снова открывает их, то делает несколько шагов в сторону и разглаживает руками зализанные волосы, поправляя свой конский хвост, прежде чем облизывает губы, чтобы заговорить.

― Я… Я подумаю об этом.

Она задевает меня плечом, проходя мимо, и исчезает за раздвижными дверями, пока я делаю глубокий вдох. Мое беспокойство улетает прочь вместе с ним.

А затем я улыбаюсь. Мило и широко.

Бинго, детка.

Черт, оказывается делать шоколадное печенье го-о-ораздо сложнее, чем я предполагал. Мы только в самом разгаре еб… гребаной готовки, а я уже бросил тридцать баксов в банку ругательств (но затем тайно стащил обратно примерно пятнадцать, пока Кинзи не видела).

― Твою ж мать, ― ругаюсь я, когда вынимаю первую партию из духовки и обнаруживаю, что они превратились в маленькие черные диски древесного угля. ― В рецепте сказано восемь-десять минут до готовности, а не до окаменелости. Боже мой.

― Хм, ― хмыкает Белла, исчезает на мгновение и возвращается с табуретом-стремянкой, толкает дверцу духовки, закрывая ее, а затем становится на него. ― Моя бабушка сказала, что наша духовка слишком горячая. Поэтому, думаю, тебе нужно уменьшить огонь.

Она нажимает на кнопку и уменьшает температуру примерно на десять градусов. Не желаю соглашаться с этим, но маленький монстр действительно мило выглядит в своем переднике. Если вы скажите кому-нибудь, то я по-настоящему выпрыгну из этой книги и убью вас, но-о-о… На мне тоже передник. И он розовый. На нем изображены… Ну, думаю, что это мыши или крысы, или кролики, или кто-то из их вида. В любом случае, все они улыбаются как психи, и на всех них также надеты передники.

Фан-блядь-тастически.

― Ты думаешь, нам стоит поставить следующую партию чудовищных шоколадных печенек? ― спрашиваю я, роясь в шкафу в поисках каких-нибудь пищевых красителей. Знаю, что это дерьмо, по общему мнению, вызывает у детей СДВ (Примеч. пер.: ADD (Attention-Deficit Disorder) ― синдром дефицита внимания с гиперактивностью) или как-то так. Но я съел кучу этой хрени, и я в полном порядке, как видите.

Хватаю упаковку и капаю несколько капель синего и красного в тесто, пока дети пристально наблюдают за мной с выражением благоговения на лицах. Серьезно, они такие наивные. Это их лучшая черта.

— Это кровь демонов, ― говорю я, и Кинзи кривится.

— Это неправда. Я видела эпизод «Мурашек» (Примеч. пер.: «Мурашки» (англ. Goosebumps) — канадский телесериал. Экранизация произведений Роберта Лоуренса Стайна), и она была зеленой.

Я замираю и наклоняюсь, уперев руки в бока, пока смотрю Кинзи прямо в лицо.

— Существуют разные породы демонов, как у собак. — Я выпрямляюсь и указываю на кучку мерзких крыс, сидящих у моих ног и выпрашивающих кусочек печенья. ― Видишь. Собака Брук гадкая и лысая, а твоя ― гадкая и волосатая, ― делаю паузу. ― Ну, за исключением самой старой. Он просто фе-е-е, еще и лысый наполовину. Но, в любом случае, у демонов разного вида, кровь отличается по цвету. Спроси кого хочешь.

Я показываю ей язык и беру ложку, чтобы перемешать тесто.

— Моя очередь! — говорит Грейс, борясь с близнецами за место, чтобы вцепиться в мою ногу. — Я хочу сделать это!

Я кладу ложку, поднимаю ее и кружу, пока она кричит от смеха.

— Тогда действуй, цыпленок, — говорю я, располагая ее на стойке и позволяя ей помешать тесто ложкой. — А дядюшка Зэй пока включит какую-нибудь музыку.

— Что-нибудь похожее на то, что мы слушали по дороге из школы? — Белла притопывает ногой и застенчиво смотрит на меня из-под водопада темных волос. О-о-о. Она, черт возьми, гораздо милее, чем моя собственная племянница. Почему та, что имеет со мной кровную связь, такая паршивка? — Потому что мне нравятся клевые песни.

Задумываюсь на долю секунды, а потом щелкаю пальцами.

— Тогда тебе понравится «Сиди спокойно, выгляди красиво» в исполнении Daya (Примеч. пер.: Daya (настоящее имя Grace Martine Tandon) — американская поп-певица, автор-исполнитель). — Включаю песню на своем iPod’е и прибавляю громкости в динамиках. — На самом деле, мораль этой песни не в том, чтобы сидеть спокойно и выглядеть красиво, просто к сведению.

Белла и Кинзи обе смотрят на меня круглыми глазами. Почти возможно забыть, что они — дьяволицы, посланные специально из ада, чтобы мучить меня. Почти.

Слышу грохот позади себя, а повернувшись, вижу, что миска с тестом для печенья на полу, стекло разбито вдребезги на мелкие кусочки, а собаки жрут фиолетовую жижу с белого линолеума.

Блядь.

Помните, что я говорил о том, чтобы забыть? Так вот, вы должны забыть, что я вообще такое сказал.

Ненавижу детей. Ага. Ненавижу их.

Несколько часов спустя я просыпаюсь, как от толчка. Сэди лежит у меня на груди. А я зеваю и потягиваюсь в сидячем положении, прижимая малышку к себе. Потом делаю глубокий вдох и наблюдаю, как Брук проскальзывает внутрь дома.

Она закрывает за собой дверь, пока я встаю на ноги и на цыпочках иду, чтобы уложить малышку в кроватку.

Блядь. Охренеть.

Я хотел дождаться Брук в постели, весь такой обнаженный, потный и возбужденный. А вместо этого — волосы на моей голове слиплись из-за фиолетового теста для печенья, а по шее размазаны детские слюни. Я укладываю Сэди в кроватку как можно аккуратней, молясь Божеству Любви и Секса, чтобы она продолжила и дальше спать.

Дин-дон, дин-дон. Кто-нибудь, услышьте меня.

Бросаю взгляд через затененную гостиную туда, где Брук стоит в своем тренчкоте, наблюдая за мной. Ее глаза скрыты в темноте. Из-за чего невозможно понять, о чем она думает.

Обхожу кроватку и останавливаюсь меньше, чем в тридцати сантиметрах от Брук. Она на мгновение опирается на перила, глаза все также находятся в тени, поэтому по ним ничего невозможно прочитать. Она выстукивает легкий ритм пальцами, пока я жду. Мое тело уже напряжено от ожидания. А мой член отказывается забывать, какой тугой и горячей была ее киска, как ее тело извивалось подо мной от наслаждения.

Делаю шаг к ней и нежно кладу руку на плечо Брук, как делал до этого, и разворачиваю ее лицом к себе. Когда она не сопротивляется и не протестует, я тянусь и начинаю расстегивать пуговицы ее тренча. Снова ни слова возражений, но не думайте, что я не услышал ее судорожный вздох. Ее пульс учащается, и когда развожу полы пальто и сбрасываю его с плеч, я вижу как вздымается ее грудь от частого дыхания.

Кружевное боди под ним, как из самой смелой сексуальной фантазии. Прозрачное во всех нужных местах, но дразнящее непрозрачностью в других. Легкий цветочный узор проходит по полной спелой груди Брук вплоть до тоненького пояса ее кружевных шортиков.

Когда я опускаю свои руки вниз, чтобы обхватить ее щеки, она стонет и позволяет себе прильнуть ко мне. Странная горячая дикая ревность пронзает меня, пока я прижимаюсь своим ртом к ее шее и крепко целую, сильно посасывая и жестко покусывая.

Брук трется своей грудью о мою. Она извивается в моих объятиях, отодвигает свою голову в сторону, поощряя меня пометить ее. О да. Есть что-то такое в этой девчонке, что меня охренеть как возбуждает. Но что я никак не могу понять. Может быть, из-за того, что я приглядываю за детьми, мои гормоны сходят с ума и заставляют хотеть своих собственных? Или это огромные круглые глаза Брук, наблюдающие за мной с каким-то отчаянием, когда я отодвигаюсь.

Видите. Говорил же вам. Это полный пиздец.

Эх, и все равно она мне нравится. Классная девочка.

Ну, а я супер-секси.

Опускаю руки на талию Брук, подталкивая ее спиной к стене, чтобы у нее было на что опереться, и наклоняюсь над ней, языком облизывая ее губы и скользя им внутрь ее стонущего рта. Брук позволяет мне делать все, что я хочу, сжимая мою футболку, умоляя о большем. Я часто слышал, что девственницы сходят с ума от возбуждения, но никогда по-настоящему не имел удовольствия в этом убедиться. Те девушки, которые приходят в мой салон, ну, которым я обычно делаю пирсинг, все, как на подбор, опытные и сексуальные. И определенно точно не девственницы.

Как ни странно, Брук единственная, чью вишенку сорвал я. Да уж.

Я обхватываю горло Брук с обеих сторон и удерживаю ее прекрасную шею своими руками, а большими пальцами приподнимаю ее подбородок. Никто из нас не говорит, и это так волнует. Ее дыхание дрожит у моего рта, зависшего в паре сантиметров от ее лица, и вырывается теплыми рваными вздохами. Когда ее руки опускаются к моим джинсам и начинают расстегивать ремень, я с греховной улыбкой на губах жду, пока она освободит мой член и обернет руку вокруг него.

Брук пытается меня поцеловать, но я все еще удерживаю ее обеими руками за горло, мягко проводя большими пальцами по ее нижней губе и дальше по подбородку. Она издает эти сумасшедшие тихие звуки, которые, в последнее время, сводят меня с ума. Затем прижимаюсь своим лбом к ее, закрываю глаза и позволяю наслаждению от ощущения ее рук наполнить меня.

— Я не могу, — шепчет Брук, но я продолжаю удерживать ее, уверенно, но нежно.

— Конечно, можешь, — шепчу в ответ, и когда она напрягается около моих губ, я слегка встряхиваю ее, но достаточно для того, чтобы заставать ее пульс участиться под моими руками. Ее язык скользит по моей нижней губе, но я не даю ему двигаться дальше и толкаюсь своими бедрами вперед, чтобы мой член попал в ловушку между нашими телами. Брук неуклюже пытается дрочить мне, но, клянусь своими татуировками, если мне это не нравится, и я не толкаюсь тазом навстречу ее прикосновениям.

Я удерживаю нас в том же положении, прижавшимися к стене, пока не чувствую подступающий оргазм. Только тогда я обрушиваюсь на ее губы. Брук стонет так громко, что эхо разносится по лестничному колодцу. Я молюсь тому же Богу, чтобы он позаботился о том, чтобы Сэди продолжила спать и больше никто из других монстров не проснулся.

Руками нежно сжимаю лицо Брук, мои большие пальцы между нашими губами. Она поочередно то целует их, то посасывает, играя с моим языком. Ярко-белый электрический заряд, который взрывает мое тело, оглушает меня. Чувствую, словно не могу видеть, думать или даже существовать без рук Брук на моем теле.

Скольжу своей щекой вдоль щеки Брук и тяжело дышу ей в волосы, которые спускаются вдоль ее тела в этом миленьком маленьким боди. Когда я, наконец, отпускаю ее, она выглядит абсолютно ошеломленно, стоя все там же и глядя на меня, а ее грудь судорожно поднимается и опадает короткими отрывистыми толчками.

— Ты… не кончила, верно? — посмеиваюсь я и резко подтягиваю ее к себе. Не заботясь о том, что мы немного запачкаемся. Потому что, если вы боитесь немного запачкаться во время секса, то вы не получите никакого удовольствия.

— Дай мне десять минут, — шепчу ей на ухо, наклоняясь, чтобы поднять ее правую ногу.

Я скольжу пальцами между ее бедер и раздвигаю их, располагая ее ступню на нижней ступеньке лестницы. Убеждаюсь, что мои пальцы чистые и сухие, прежде чем проскользнуть ими внутрь ее кружевных шортиков, чтобы подразнить ее истекающий влагой вход.

— Бля-я-ядь, Всезнайка. Совсем неплохо для девственницы.

Брук кусает свою губу и закрывает глаза, откидываясь головой к стене, когда я глубже погружаюсь в эту источающую тепло влажность и стону от ощущения того, как она сжимает мои пальцы. Мне требуется много усилий, чтобы проскользнуть вторым, а потом и третьим пальцем. Она хочет меня так сильно, что ее бедра прижимаются к моей руке, в то время как сама сжимает мою футболку, притягивая наши тела ближе друг к другу.

Я вытаскиваю свои восхитительно влажные пальцы и растираю немного жидкости, возбуждая ее клитор, прежде чем опускаю большой палец вниз, слегка ударяя им по твердому комочку нежным прикосновением, пока не нахожу ее особенное местечко. Все девушки разные. Например, мисс Брук нравится, когда играют с ее местечком, находящимся чуть правее и выше ее клитора. Немного усиливая давление, получаю в ответ то самое дикое трепыхание мышц, которое я так ждал.

И та-да! Я снова готов. Говорил же вам, у меня есть опыт.

Неохотно вынимаю пальцы из теплоты Брук и лезу в задний карман за презервативом. Затем аккуратно раскатываю его по своему стволу и убеждаюсь, что снаружи не осталось ни капельки спермы.

— Вот так, Всезнайка. — Протягиваю руку и перекидываю ее длинные волосы через плечо, стягиваю резинку и отбрасываю ее в сторону. Волосы рассыпаются шоколадным водопадом. И теперь их удобно накрутить на руку. — Думаю, ты готова.

Я нежно притягиваю ее голову ко мне и жестко целую, прежде чем толкаюсь, используя левую руку, чтобы приподнять ее правое бедро и чуть шире раскрыть ее. Благодаря стене, ступеньке и каблукам мы находимся в идеальной позе.

Просовываю правую руку под левое бедро Брук, шире раскрывая ее. Она ловит ртом воздух и оборачивает свои руки вокруг моей шеи для поддержки. Несколько осторожных манипуляций левой рукой, и я нахожу ее вход, глубже толкаясь членом в нее. Ее попка бьется о стену.

Звук, который она издает… О боже, этот звук. Я буду помнить его всю оставшуюся часть жизни.

Просовываю левую руку между стеной и головой Брук, а пальцами правой вонзаюсь в ее попку, толкая ее таз к моему и упиваюсь выражением на ее лице. Блаженное забвение. Вот что окрашивает ее лицо ярко-розовым румянцем, размыкает ее губы, заставляет капельки пота стекать по обеим сторонам ее лица.

Использую жесткие, мощные толчки, но делаю их медленными и томными, дрожа от удовольствия от того, как крепко она сжимает меня, словно пытаясь удержать меня внутри силой своих мышц. Мне видно все: как набухла ее спелая грудь, прозрачные кружева, едва заметный проблеск моего семени спереди ее сексуального боди.

— Я единственный парень, который видел это выражение лица?

Брук кивает. Я зарываюсь в изгиб ее плеча, наслаждаясь тем, как она впивается в мою шею. Я прижимаю ее к стене. Как же хорошо, что я потратил столько времени, качая бицепсы рук, потому что они уже адски горят. Но это приятное чувство, необузданное. Пот скатывается по моему позвоночнику, растекается по животу. Но я не отпущу ее, пока мы оба не кончим.

— Отлично. Мне это нравится. — Я делаю сильный толчок, и Брук хныкает.

Вязкое тепло между нами заставляет меня желать, чтобы я мог снять этот чертов презерватив. Ткань ее трусиков трется о мой ствол с каждым толчком. Правда тонкий кусочек ткани не является преградой, который способен удержать меня подальше от центра Брук.

— Мне нравится, что твои трусики все еще на тебе. Ты можешь раздеваться в клубе, но это ни хрена не значит. И то, что ты расхаживаешь голой, тоже ни хера не значит.

Ой-ей. Что-то я становлюсь… агрессивным. Обычно я не страдаю всей этой мужской собственнической хренью, распространяющейся по моим плечам и вниз к рукам. Мои пальцы крепко сжимают мягкую плоть Брук, когда я бьюсь об нее с неистовством, которое я не могу толком объяснить.

Я глубоко дышу, наполняя легкие ее ароматом. Восхитительное сочетание фруктов, мыла и пота, а также слабая примесь сигарет из клуба. Надеюсь, что она тоже может чувствовать мой запах, вкусить жар моего желания языком с каждым вздохом. И я очень надеюсь, что она чувствует мой пирсинг, тепло металла сквозь презерватив, как он стимулирует ее ребристые стеночки, как гудит и бьется наслаждение в ее теле.

Брук Оверлэнд словно музыкальный инструмент, на котором я играю. Я использую свое тело, чтобы лишить ее всяческого контроля, привести к финалу. Хочу, чтобы она опала в моих объятиях со слезами, пощипывающими в уголках глаз, откинув голову назад. Чтобы она задыхалась, плакала и содрогалась в моих руках.

Брук немного сопротивляется подступающему наслаждению, борется с оргазмом и пытается оттолкнуть меня. Но я не отпускаю ее. Притягиваю ближе к себе, когда ноги Брук больше не держат ее, и весь вес ее тела падает на меня. Ее киска крепко сжимает меня, и из моего горла вырывается тихий рык.

Я утыкаюсь лицом в плечо Брук и трахаю ее у стены, пока не чувствую в голове яркий взрыв цвета, когда исчезают все мысли, заботы, правила и прочая ерунда. В секунду прозрения во время оргазма, я вижу Брук во всем ее диком великолепии. Чувствую себя животным, которое только что нашло свою половинку, увидело ее, стоящую на другом конце поля, и просто знающее, что это она.

Но, черт возьми, это так глупо! Что за хрень лезет в мои мысли?

Я жестко кончаю. Мое тело изливается в тело Брук, а пальцы крепко сжимают ее, оставляя синяки. Потом на меня накатывает волна облегчения со странной паникой, когда я выхожу из нее, и, наконец-то, позволяю рукам освободиться от веса ее тела.

Брук не может стоять. Ее спина прислонена к стене. Она сползает на пол, ее правая нога все также стоит на ступеньке. Это так дико сексуально: бедра широко разведены, ноги блестят от ее собственного наслаждения, дыхание затруднено, губы открыты, а голова откинута назад.

Я отступаю на несколько шагов, раздираемый миллионом незнакомых эмоций. Которых я не понимаю. Мое сердце бешено колотится. Брук обнимает себя руками и закрывает глаза, борясь за каждый вдох.

Не могу перестать смотреть на нее. В голове каша. Я стягиваю презерватив и поправляю штаны. У меня было… ну, скажем так — много секса. Но это… это… в этом не было ничего особенного, ну сами подумайте: никаких особых поз или игрушек, или какой еще хрени, но все же…

Прямо сейчас я ничего не делаю, потерявшись в собственных мыслях.

Подхожу к Брук и присаживаюсь рядом с ней, борясь с отчаянным желанием съебаться отсюда. Я не такой, как некоторые мои друзья, долбанутые на всю голову, когда какая-то цыпочка проводит с ними ночь и желает остаться на завтрак. Так о чем я? Ах, да. Быть взрослым. Пригласить ее на обед или еще куда-нибудь и не быть задницей.

Это… Я никогда в жизни не был так напуган. Я знаю эту девчонку всего несколько дней. Она все такая же незнакомка для меня, как и любая другая, что заходит в мой салон. Впрочем… она ощущается кем-то, кого я должен знать.

— Эй. — Я убираю с лица несколько выбившихся прядей волос. — Ты в порядке, Всезнайка?

Она издает какой-то странный звук, то ли полувсхлип, то ли полусмех, который вызывает у меня улыбку.

— И это то, что я упускала все эти годы? Я чертова идиотка!

Я довольно посмеиваюсь, присаживаясь на корточки перед ней и кладу ее руки себе на колени, большими пальцами поглаживая костяшки ее пальцев.

— Не-а. Никто так не хорош, как старый добрый Зэй, — подмигиваю я, когда она поднимает на меня свой взгляд из-под водопада шоколадных волос. Ее тушь размазалась двумя темными полосами под глазами, как и в первый раз, когда я пришел к ней домой. Я поднимаю руку и большим пальцем стираю одну из них.

— Не называй себя старым. — Она шмыгает носом, а потом смеется. — Это отвратительно.

Моя улыбка становится чуточку теплее. Паника снова вспыхивает во мне, но я отбрасываю ее прочь. В чем дело? В том, что Брук нравится мне чуть больше, чем обычно другие девушки? Ну, хорошо. И пусть разверзнется ад или начнется потоп, но, когда мой брат вернется в город, с меня хватит. Баста. Вернусь в Вегас, и прощай Брук.

— Давай. Я провожу тебя наверх.

Я поднимаюсь и помогаю ей встать на ноги. Когда она спотыкается на своих каблуках и падает мне в руки, я чувствую, как тепло разливается во мне, и умиротворенность, будто эта девушка должна быть чем-то большим, чем другие. Больше, чем ошибка, перепихон или просто друг.

Но это глупость какая-то. И я не верю в судьбу, чувства и прочую чушь собачью.

Всего восемь дней и все закончится. Навсегда.