Зэйден Рот
Я замечаю перемену в Брук после того, как последний из детей засыпает, по тому, как она начинает ходить туда-сюда, переплетая пальцы перед собой, пока шагает.
Скрещиваю руки на груди и склоняю голову набок, наблюдая за ней. Брук выглядит такой милой и цветущей в своей узкой маленькой футболке и джинсах, а также умопомрачительных туфлях, которые она носит. Мне ужасно хочется схватить ее и нагнуть над диваном для быстрого траха, но, думаю, нам нужно с умом распорядиться последними несколькими ночами. Я все еще не попробовал ее на вкус. И не вернусь домой, пока, черт возьми, не покажу ей все свои навыки.
— Как ты, Всезнайка? — спрашиваю я, когда она наклоняется, чтобы взять на руки Хьюберта в дурацком черно-белом полосатом свитере.
Брук прижимает его к своей груди, а он льнет своей отвратительной бледно-розовой головой, чтобы потереться о ее подбородок. Хьюб — самое дружелюбное создание, которое я только встречал, клянусь Богом.
— Выглядишь так, словно чем-то недовольна.
— Я размышляю, — говорит она, немного поднимая подбородок, ее длинные темные волосы заплетены в косу. Хьюби жмурится, пока Брук гладит его рукой по свитеру.
Подхожу на несколько шагов ближе и кладу руку на голову кота. Он шипит на меня, но не кусает, хотя обычно так и делает. Вот те раз. Даже моему долбаному коту нравится эта девушка.
— Размышляешь… не переспать ли со мной? — спрашиваю я и смеюсь, когда Брук театрально закатывает глаза. — Потому что у меня на уме небольшая особая игра на сегодняшнюю ночь. Мы много чего успели попробовать на этой неделе, Всезнайка, но забыли об одной вещи из Большой Четверки.
— Большой Четверки? — переспрашивает Брук, выгибая свою идеальную бровь с пирсингом. Черт, он так ей к лицу. Мне хочется быть рядом, когда он заживет, чтобы попробовать его на вкус. Блядь, дважды блядь.
— Ага, — говорю я и, старясь быть как можно сексуальнее, поднимаю руку, упираясь ею в стену возле головы Брук. Я наклоняюсь весь такой сладострастный и вдруг чувствую, как что-то ударяется о мой ботинок. Смотрю вниз и вижу, что это бестолковая лысая крыса кидается на мои Доки. — Тпру. Нет, значит нет, Доджер, засранец ты этакий.
Я отодвигаю его ногой прочь, в то время как Брук, смеясь, выбирается из ловушки моих рук и переходит на другую сторону столика, продолжая гладить и обнимать моего кота. Разворачиваюсь и наблюдаю за ней с растущей улыбкой на губах.
— Я бы предпочел, чтобы вместо этого ты гладила и обнимала меня, — говорю это, пока она трется носом о глупое создание, а котяра смотрит на меня своими жуткими бело-зелеными глазами. Мне нужно сдать его в приют и обменять на какую-нибудь маленькую рыжую кошку. Но вот ведь незадача, я слишком сильно привязался к этому мелкому ублюдку.
— Что еще за Большая Четверка? — повторят вопрос Брук.
Я вздыхаю и засовываю руку в задний карман джинсов, а другой тереблю свободно свисающую лямку от подтяжек.
— Мастурбация, вагинальное проникновение, минет и работа языком.
— Что еще за работа языком? — спрашивает Брук, а я качаю головой и смеюсь.
— Работа языком. Ну, знаешь, то же, что и минет, только с вагиной. Да ладно, не заставляй меня произносить слово «куннилингус». Оно созвучно с чем-то вроде грибка на ноге. Б-е-е. (Прим. пер.: игра англ. слов: сunnilingus — куннилингус, foot fungus — грибок на ноге)
— Боже мой! Добавь это в список того, что ты ни в коем случае не должен произносить. Кстати, список становится слишком длинным, Зэйден.
— Ну что ж, называй это как хочешь, но мы все еще не проделали последнее из Большой Четверки.
— Ты же сам это выдумал, правда? Потому что я никогда не слышала о Большой Четверке и работе языком на кампусе.
— Потому что молодые парни во время сексуального загула ужасно невежественны. Хмм, сколько человек из этих придурков считают, что метод вставил-вытащил до сих пор на сто процентов эффективен?
Брук опускает Хьюберта на пол, и чертов котяра сразу же начинает выгибать спину и тереться о ее ноги. Предатель.
— Немолодые парни тоже. Ты не настолько стар.
Я кладу руку на грудь, когда Брук обходит диван и останавливается, словно между нами стена. Магический барьер, который может блокировать половые гормоны и феромоны. Хах. Как бы не так. Со своего места я, практически, могу ощущать ее сладкий фруктово-ванильный аромат. Понадобится гребаная крепость, чтобы удержать меня.
— Не настолько стар? Звучит, словно этот комплимент, на самом деле, никакой не комплимент. Хорошо, мне все еще двадцать с гаком лет, Всезнайка.
— Возможно, мне стоит пойти наверх и поспать сегодня одной? — говорит Брук проводит языком по своей нижней губе, бросая мне вызов взглядом. — Не уверена, что хочу тусоваться с парнем, который приложил папочку на детской площадке.
— О? Да ладно тебе. Ты говорила мне, что я был нереально крут.
Я иду в направлении Брук, а она вдруг уходит в сторону, заставляя меня бегать за ней вокруг дивана.
— Такого я никогда не говорила, — возражает Брук, наблюдая, как я, вроде, замираю, а потом неожиданно перепрыгиваю диван одним быстрым движением. Она кричит и бежит по лестнице, но я перехватываю ее, подхватывая на руки, как невесту.
Как невесту.
Хм-м.
Не-а. Я никого не собираюсь переносить через порог, не говоря уже о двадцатидвухлетних девушках, у которых еще вся жизнь впереди.
Ставлю Брук на ноги и кладу руки ей на бедра, притягивая ближе для поцелуя, пока шарю правой рукой и задергиваю шторы на эркерном окне.
— Итак, где ты хочешь свою первую работу языком? В постели? На диване? Сидя на краю кухонного стола?
— Давай наверху, — шепчет Брук у моего рта и тащит меня за собой наверх в свою комнату. Прежде, чем я даже успеваю закрыть дверь, она снимает свой топ и отбрасывает свои туфли.
Я пожираю ее голодными глазами, пока она стягивает джинсы вниз и стремительно залезает на кровать, что заставляет меня ухмыльнуться.
О, да.
Делаю шаг назад и срываю свою собственную футболку через голову, снимаю ботинки и подтяжки, двигаюсь к краю кровати и хватаюсь за простые серые хлопковые трусики Брук. Да, да, ещё одни бесформенные трусы, которые совершенно не сексуальны.
— Выключишь свет? — просит она, и я останавливаюсь, проводя рукой по выбритой стороне головы.
— Зачем? — спрашиваю я, хватая ее за колени и медленно разводя ноги в стороны. Сначала она оказывает небольшое сопротивление, но в конце концов уступает. — Я хочу видеть всю тебя, Брук Оверлэнд. Каждую твою частичку.
— Некоторые из моих частичек не так красивы, — говорит она, слегка пожимая плечами, но я тут же качаю головой.
— Каждая твоя частичка — идеальна.
— Кто сказал?
Я поднимаю бровь.
— Я сказал.
Брук стонет и откидывает голову на подушку, закрывая лицо руками, пока я скольжу пальцами вниз по мягкой белой внутренней поверхности бедра. Ее тело — теплое, а дыхание — уже рваное, хотя мы даже еще не начали. Когда смотрю вниз, я вижу мерцающий блеск влаги на ее киске.
О, да.
Она вся в предвкушении.
Я поднимаю одну ногу и начинаю целовать ее колено, наслаждаясь тем, как ее тело дрожит и бьется даже от легчайшего прикосновения. Провожу своим колючим подбородком по бедру, а затем прижимаюсь губами к голому участку кожи между пупком Брук и ее клитором.
Правой рукой глажу ее левую ногу, пока медленно целую то одно бедро, то другое.
— У тебя поистине великолепное тело, малышка, — говорю ей, пока распределяю пальцем влагу по ее складочкам и наблюдаю, как дрожит ее тело в ответ. Брук, определенно, очень страстная любовница. Возможно, придется воспользоваться некоторыми дополнительными приемчиками, чтобы удержать ее на месте.
Перемещаю палец выше и легонько играю с ее клитором.
— Идеальная анатомия для вертикального пирсинга клиторального капюшона, если ты когда-нибудь решишься на такой.
Меня возбуждает сама мысль отметить Брук моими украшениями, отметить ее своим искусством. Если честно, пирсинг, о котором я говорю, не такой болезненный — болит даже меньше, чем обычный прокол мочки уха. Кольцо проходит сквозь тонкую кожу над клитором и слегка качается во время секса. Это нечто удивительное, так, по крайней мере, мне говорили девушки. Те, с кем я встречался прежде.
Вставляю пальцы в Брук и вижу, как она прикусывает нижнюю губу, хватаясь за подушку по обеим сторонам головы. Она ожидает этого, мечется и издает эти милые тихие звуки. Я трахаю ее набухшую плоть. Мне нравится то, как костяшки, на которых вытатуированы буквы «И» и «Т» исчезают внутри нее с каждым движением.
Когда ее стоны превращаются в более гортанные, я вынимаю пальцы и перемещаюсь вниз, опираюсь на локти и крепко обхватываю ее бедра руками. Так что, когда Брук начнет дергаться, я буду к этому готов.
Провожу языком по ее голой плоти, вниз к влажному входу между ее ног, проникаю в ее сердцевину и быстро обвожу по кругу ее жар. На вкус Брук такая же сладкая, как и на запах — цветы и ваниль, свежесть и чистота. Блядь, это так возбуждает.
Осыпаю клитор горячими поцелуями, немного надавливая на комочек плоти, прежде чем взять его в рот. Я нетерпелив. Мне хочется всосать затвердевшую горошинку и трахнуть ее языком. Но также мне необходимо знать, что это запомнится ей. Хочу, чтобы этот момент отпечатался в памяти Брук. Обычно мне плевать, если девушки меня забывают. Имею в виду, что я всегда стараюсь угодить, но, если они оставляют нашу ночь в Вегасе в прошлом, когда летят домой, где-бы-они-там-черт-побери-не-жили, мне все равно.
Но с Брук мне, действительно, не все равно. Мне нужно, чтобы она запомнила это.
Я дразню и смакую ее ртом, улавливая звуки ее дыхания, чтобы спланировать свои движения, удерживая ее на месте силой моих рук.
Когда Брук проводит руками по моим волосам и накручивает их на пальцы, притягивая мое лицо к своей киске, я усмехаюсь и проникаю немного глубже, немного жестче. Она напрягается, толкаясь напротив меня и объезжая мое лицо, когда я, наконец, сдаюсь и аккуратно захватываю ее клитор ртом, посасываю его и слегка царапаю зубами.
Звуки, издаваемые ею, убийственны.
Я отпускаю одно бедро Брук и проникаю в нее на мгновение, увлажняя свои пальцы. Затем тянусь к своим джинсам, расстегиваю кнопку и скольжу пальцами к своему члену. Использую смазку Брук, чтобы погладить его скользкими пальцами.
Я стону у ее киски, когда подвожу нас обоих к краю оргазма, но останавливаю себя, чтобы в полной мере насладиться ею. Возвращаю руку обратно и фиксирую ее бедро. Так что, когда Брук начинает бороться с оргазмом, я продолжаю, толкаю ее через край, пока она накрывает рот ладонью, задыхаясь от удовольствия.
Я неожиданно ее освобождаю, сажусь, достаю один из своих проверенных презервативов из кармана джинсов и натягиваю его. Пока Брук продолжает тяжело дышать и дрожать, я залезаю на нее сверху, прижимаюсь губами к ее горлу и толкаюсь в нее — жестко и сильно — так, что изголовье кровати бьется о стену с каждым нашим движением. Вероятно, этим я разбужу детей, но у меня нет сил остановиться.
Мне это нужно; нам обоим это нужно.
Брук обнимает руками мою шею и скользит пальцами в мои волосы, крепче вжимая меня в свое плечо, пока я ласкаю ее горло, покусывая зубами гладкую плоть. Наши голоса достигают крещендо, беспорядочные звуки, которые я слышал до этого миллионы раз… но не такие, как сейчас.
Хватаю Брук за бедра и толкаюсь в нее, пока она снова не кончает, стимулируя мое тело своим собственным, толкая меня кончить внутри нее. Я борюсь с этим еще несколько толчков, прежде чем сдаюсь и позволяю ей притянуть меня к себе, в стонущее хныканье. Мое лицо так близко к ее лицу, наши тела сплетаются так тесно, как только это возможно.
— Это мое самое любимое из Большой Четверки, — шепчет она, а затем смеется, сильно сжимая меня.
Я стону и выскальзываю из нее, обнаруживая, что уже снова «готов к бою». Господи Боже. Эта девчонка собирается меня убить. Выбрасываю презерватив в мусорку и достаю другой из коробочки, которую я спрятал в ее прикроватной тумбочке. Когда я снова поворачиваюсь к ней, Брук замечает это и выгибает свою бровь.
— Уже? — не веря шепчет она, а я лишь пожимаю плечами.
Пот струится по моей спине. Так странно проявляется мужское удовольствие. Я знаю Брук, как целостную личность, абсолютно независимую. На самом деле, я тоже феминист, но… Боже, мне дико хочется обладать ею, сделать ее своей. Каждая гребаная молекула моего тела говорит кому я принадлежу — ей, девчонке с ужасной собакой и двумя детьми в придачу.
Я напуган. Знаю — все потому, что она отдала мне свою девственность, но мне нужно остановить это. Мне нужно, чтобы эти чувства исчезли, потому что у меня есть жизнь в Вегасе. У меня кондо, в которое я вложил деньги, доставшиеся мне от полиса страхования жизни родителей. Кондо, за которое мне приходят большие счета каждый месяц. Также у меня есть работа, друзья и образ жизни, который я люблю.
Эта девушка не может перевезти своих племянниц в Вегас, и Бог знает, есть ли там вообще место, где она сможет учиться. А я точно не намерен возвращаться в этот богом забытый город. Уж лучше убить себя.
Начинаю паниковать и ерошу волосы на затылке.
— А ты, что, не готова к следующему раунду? — шучу я, и Брук слегка розовеет, но все же поворачивается ко мне, протягивает руку и убирает прядь волос с моего мокрого лба. То, как она смотрит на меня… чуть-чуть пугает, словно я не единственный в комнате, кто влюблен.
Я разрушу ее жизнь. Знаю, что сделаю это.
Смотрю вниз на нее. Ее бледно-карие глаза каким-то образом блестят в тусклом свете. Шоколадная коса, как обычно, небрежно перекинута через плечо. А тело белое и идеально пышное.
Похоже, у нас проблемы. Хотя… Возможно, мы просто недостаточно натрахались. Нужно действовать помедленнее и попроще с этой деткой. А также сделать то, что обычно делаю, возвращаясь домой. Нужно провести эти дни в постели с ней, трахая ее медленно и быстро, жестко и нежно. Просто снова и снова, пока эта странная одержимость и удовольствие, которые я ощущаю, не растают.
— Пожалуйста, скажи да, — мурлычу я, наклоняясь вперед и прислоняюсь лбом к ее лбу. Если Брук заметит безмолвную паническую атаку, которая происходит в моей чумной голове, она не согласится.
Опускаю правую руку на бедро Брук и сжимаю плоть, тем самым вырывая из нее тихий стон.
— Я готова, — шепчет она.
Я сажусь и опрокидываю ее, подтягивая задницу девушки к своим бедрам. Раскрываю пакетик с презервативом зубами и раскатываю латекс по члену, удивленный, что я уже такой твердый и нуждающийся.
Приставляю головку к ее входу и толкаюсь в ее влажную, припухшую плоть, наслаждаясь тем, как Брук сжимается вокруг меня. Как покачивает попкой, откликаясь на каждый толчок. Откидываю голову назад и не позволяю мыслям задержаться. Хотя, если быть честным, то находясь так глубоко внутри нее, мне совершенно некогда думать. Я позволяю своему телу стать горячим — этакому хаотичному сплетению секса и нужды. Беру Брук жестко, быстро и… озлобленно? Да, возможно, я слегка разозлен. Но это даже к лучшему — жесткий трах заставляет ее издавать эти гортанные звуки, которые возносят меня на небеса.
Еще два-три раунда, и я почувствую себя лучше.
Честно говоря, проходит шесть, прежде чем я даже смею мечтать об остановке.
Утро понедельника.
Такое чертовски волнительное.
Это самый сумасшедший день с тех пор, как я приехал сюда.
— Дядя Зэй, Доджер снова собачится с чихуахуа, — говорит Кинзи, пока я пытаюсь справиться с Сэди и покормить ее из бутылочки. Она напрочь отказывается есть этим утром, кричит и плачет, что бы я ни делал. Дело не в смене подгузника, не в ее гребаной пустышке, и даже не в миске яблочного пюре.
Я даже — и это так чертовски неприятно — измерил ей температуру с помощью одной из этих штуковин, вставляемых в попу. И ничего. Температуры нет. Малышка здорова.
— Ладно, ладно, я понял, — говорю я и кладу Сэди обратно в кроватку. Теперь можно продолжить сборы и закончить подготовку к школе. У Брук какие-то дела, связанные с учебой, поэтому она рано ушла. Так что есть только я, я и дурень я. — Где псина? — спрашиваю, останавливаясь перед зеркалом и вижу, что мои волосы торчат в разные стороны. Выгляжу, как какой-то псих. Блядь, я и чувствую себя психом.
— На переднем дворе, — отвечает Белла, стоя около двери, пока Грейс хихикает и выкатывается прямиком с тротуара на дорогу.
Долбаный. Проклятый. Ад.
Я несусь наружу и хватаю мелкого монстра на руки прямо перед тем, как мимо проносится машина и сигналит мне. И водила еще имеет наглость обматерить меня через опущенное окно, хотя сам несется по жилой улице со скоростью восемьдесят километров в час.
Ублюдок.
— Кто разрешал тебе выйти на улицу? — спрашиваю у девочки, а она смеется. Я веду ее обратно к входной двери и притормаживаю, замечая явное отсутствие совокупляющихся собак. Не наблюдаю никакой китайской хохлатой достающей древнего беззубого чихуахуа. Меня накрывает волна ужаса, потому что я нигде не нахожу никаких следов этого безобразия на переднем дворе. — Где собаки? — спрашиваю у Кинзи и Беллы. — И кто открыл переднюю дверь?
— Они должны были быть в ванной, — объясняет Белла, перебрасывая шоколадного цвета волосы через плечо. Совсем как ее тетя. — Но я выпустила их. Потом они начали собачиться. И я не знаю, где они сейчас.
Я стону и хлопаю ладонью себя по лицу.
— Ладно. Давайте идите внутрь и найдите какую-нибудь одежду для школы. Мы уже опаздываем. Ладно?
Загоняю демонов обратно в их логово и захлопываю дверь, бросая взгляд на тротуар в поисках глупых крыс. Боже, как же я ненавижу мелких псин. Только я начинаю идти, как в моем кармане начинает вибрировать телефон.
Это Роб.
— Чего тебе? Я вроде как сейчас занят.
— Ну так найди немного времени. Дети в школе?
Я тяжело дышу, пока бегу, замечая любопытные взгляды соседей, и вдруг понимаю, что на мне нет футболки. Упс. Я снял ее после того, как один из близнецов плюнул мне в спину, и эта дрянь никак не оттиралась. Говорю вам: их слюни словно гребаный клей.
— Не совсем, — отвечаю я, останавливаясь на углу и оглядывая округу. Никаких собак в пределах видимости. Дерьмо. Мне нужно было проверить сколько крыс пропало. Разве там не четыре чихуахуа? Или все-таки три? — Мы немного опаздываем. Послушай, Роб, у меня правда нет сейчас времени, чтобы трепаться с тобой. Чего ты хочешь?
— Ого. Просто поразительно. Спасибо, что спросил о родителях Мерседес, говнюк.
Начинаю бежать в обратном направлении, хотя немного съеживаюсь. Он вроде как прав. Но в то же время, он полный придурок.
— В последний раз, когда мы с тобой разговаривали, ты сказал, что они в стабильном положении. Что случилось?
— На самом деле, они делают отличные успехи. Спасибо, что, наконец-то, спросил. Врачи говорят, что завтра мы можем забрать их домой.
— Отличная новость, — говорю я, двигаясь обратно к дому… и обнаруживаю близнецов с мелом на подъездной дорожке в пижамах с надписью «Мой маленький пони». — Эй. Тащите свои задницы обратно в дом и одевайтесь в школу.
Идентичные мелкие дьяволята визжат и бросают мел на лужайку, исчезая в открытой передней двери дома. Я все еще стою на том же месте, когда два других чихуахуа пытаются сбежать.
— Даже не смейте.
Зажимаю мой разбитый телефон между ухом и плечом, чтобы наклониться и схватить собак в каждую руку.
— Ты только что ругнулся на моих детей? — рычит Роб в трубку, пока я пытаюсь попасть внутрь. — Лучше бы ты разговаривал с кем-то еще.
— Конечно же, я говорю не с детьми, — лгу, проходя внутрь и бросая крысоподобных собак на диван. Доджер и старый подождут. Не могу иметь дело с этим дерьмом прямо сейчас. — В чем дело? Повторюсь, чего тебе надо? У меня серьезно дел по горло, Роб.
— Мне позвонил наш сосед-арендатор. Он съезжает сегодня. Обычно я бы попросил шестидесятидневное уведомление, но ты знаешь, как долго я пытался избавиться от этого парня.
— Ага, ага, — бормочу я, пока Сэди запрокидывает головку и издает пронзительный крик, достойный самой банши. — И какое отношение это имеет ко мне?
— Я сказал ему, чтобы он оставил ключи тебе, но тот ответил, что ты не живешь дома. Где тебя черти носят? Мне нужно, чтобы ты поехал туда и проверил дом. Убедился, что там чисто. А затем сделал объявление в крейглисте насчет аренды.
— Ты, что… издеваешься надо мной? Где, черт возьми, мне взять на это время?
— Ты же не остаешься до сих пор в доме той девушки? Ты не гребаный нянька, Зэйден. Ты ничего не знаешь о детях. И я не хочу, чтобы мои дети видели, как ты трахаешься направо и налево.
— Трахаюсь направо и налево? — повторяю я, а потом замечаю девочек, стоящих на лестнице и подслушивающих. Они начинают хихикать, когда я указываю на них пальцем и одними губами произношу «уходите», а сам возвращаюсь к кроватке, чтобы взять на руки малышку. — Не я тот, чья дочь видела, как папочка в душе демонстрировал мамочке работу язычком, ясно?
— Что? О чем ты вообще? Зэйден, тащи свою задницу обратно в дуплекс. Не заставляй меня лично звонить этой девчонке и говорить ей, что ты — мошенник.
— Послушай, она и без тебя уже знает, что я на самом деле никакой не нянька, понятно? Ты чуток опоздал в этой гонке. Кроме того, где ты, блядь, собрался достать ее номер?
Сэди плачет и вертится, пока я пытаюсь усадить ее в детский стульчик.
— Что происходит? — слышу я на другом конце провода Мерседес и издаю стон, откидывая голову назад. — С Сэди все хорошо? Ты же знаешь, что если она кричит таким образом, то вероятно у нее проблемы с животиком. Доктор говорит, что, похоже, у нее запор. Когда она в последний раз ходила по большому?
— Я… без понятия, — признаюсь я, чувствуя, как в груди вспыхивает паника.
Неужели я всерьез почти решил остаться в городе? Даже ненадолго? Знаю, что они все не мои дети, что в конце недели я верну четверых, но вам не кажется, что Роб и Мерседес эксплуатируют меня и в хвост, и в гриву, как няньку? И не нужно ничего говорить. Я знаю, так и есть.
И потом… хочу ли я, действительно, с кем-то серьезно встречаться? Знакомства с людьми рано или поздно приводят к детям. Это практически неизбежно.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — переспрашиваю я, кладя руку на лоб и пытаюсь глубоко вдохнуть. Секундой позже, кто-то сердито стучится в дверь.
— Тебе следует позвонить ее педиатру и узнать, сможет ли она принять вас сегодня, — говорит Мерседес, пока я тащусь к двери и обнаруживаю на пороге соседку. У нее по собаке в каждой руке.
— Ваши? — спрашивает она, ее морщинистый рот поджат. Она проходит глазами по моему телу сверху вниз с таким отвращением, которое я давненько не видел у женщины. — Они ковырялись в моем мусоре и раскидали повсюду грязные подгузники. Кто-нибудь должен прийти и прибраться.
Я тупо смотрю на нее, пока забираю собак и ставлю их на пол.
— Я оставила номер в своих записях. Если ты позвонишь ей сейчас же, я уверена, она сможет принять вас с Сэди. Она знает нас. Правда доплата явно завышена, но ты знаешь, какова страховка Роба. Не мог бы ты заплатить, а мы вернем тебе деньги так быстро, как сможем? Мы потратили все до последнего цента на эту поездку.
— Да. Да. Конечно. — Смотрю мгновение на соседку, а потом прикрываю телефон рукой, чтобы Мерседес не услышала. — Мой ребенок очень болен, — говорю я, замолкая для пущего эффекта, когда Сэди издает очередной вопль. — Я не могу помочь с проблемой подгузников прямо в этот момент.
— Дядя Зэй! — кричит Белла сверху лестницы. — Кинзи украла мою футболку «Monster High» и не хочет возвращать ее!
— Она лжет! Это моя футболка «Monster High». Ее та, на которой Дракулаура (Примеч. пер.: Дракулаура — персонаж кукольной линии от компании Monster High).
— Не-а!
— Если ты не можешь прийти сейчас и убрать подгузники, пришли кого-нибудь другого, чтобы сделать это. Не заставляй меня звонить в службу контроля за животными.
— Послушайте, дамочка, не знаю, как двухкилограммовая крыса могла разворошить вашу мусорку. Возможно, они и распотрошили подгузники, но я сомневаюсь, что они разделались с чем-то еще. Извините, если хотите позвонить в службу по контролю за животными — дерзайте. Но у меня сейчас нет времени разбираться с этим.
Женщина пыхтит и разворачивается на каблуках, когда я захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, затем сползаю на пол. Мы просто эпически опаздываем. Настолько, что это даже уже не имеет значения.
— Позвонить доктору. Есть. Проверить дуплекс. Есть. Мне, действительно, нужно делать пост в крейглисте?
— Мы не сможем выплачивать ипотечный кредит без квартиросъемщика, Зэй. Мне не нравится просить, но не мог бы ты сделать несколько фотографий и загрузить их. Это было бы просто чудесно. Любимый брат. Я люблю тебя, ты же знаешь это, верно?
— Ага, — соглашаюсь я. Доджер подбегает ко мне и задирает лапу. Прежде чем мой одуревший разум действительно понимает, что происходит, он писает. Сука. Блядь. На. Меня. — Могу я теперь идти, пожалуйста?
— Конечно, милый. Увидимся через три коротенькие ночи, хорошо?
— Угу.
Вешаю трубку, изо всех сил нажимая на кнопку отбоя на моем разбитом экране телефона.
Я думал, что у меня все под контролем, но сегодня я чувствую себя не в своей тарелке. И это не смешно.
— Мы уже можем поехать в школу? — спрашивает Белла, появляясь в пижамных штанах цвета лайма, желтых резиновых сапогах и кружевной майке, которую, я думаю, она стащила у Брук. — Я уже оделась.
Я наклоняюсь вперед и упираюсь лбом в колени, пытаясь дышать.
Четыре дня, и все закончится. Всего четыре коротких дня.
Я смогу справиться с этим.
Ну, думаю, что смогу.
Когда Брук возвращается с занятий, я только заканчиваю веселье по очистке мочи/говна моих собак. Клянусь Богом, если Роб не начнет приучать этих крыс к лотку, я оторву свою задницу и прилечу из Вегаса на День Благодарения, чтобы перекормить мелких ублюдков за ужином.
— Привет, — здороваюсь я, садясь и проводя ладонью по лбу.
— Привет, — в ответ здоровается Брук, заходя с девушкой, следующей за ней по пятам. Девушкой с ярко-синими волосами.
Девушкой, которую я узнаю.
— Твою мать, — вырывается у меня, откидываюсь на пятки и разглядываю Тинли Хортон. Она замирает, когда замечает меня, и выгибает бровь, в которой торчит четыре кольца.
— Охренеть! — говорит она, пока Брук смотрит на нас с растерянным выражением лица. — Зэйден Рот. Вот это да. Не ожидала когда-нибудь снова увидеть тебя — особенно стоящим на коленях и убирающим… это что — собачье дерьмо?
— Надо же, — встаю и снимаю черные латексные перчатки, которые надел для уборки, оглядывая бывшую пассию с головы до пят. Она выглядит чертовски хорошо. Именно так, как те девушки, с которыми я обычно связываюсь — вся в татушках и пирсинге, этакая плохая девчонка. — Я думал, что ты переехала в Нью-Йорк, — говорю я, а Тинли лишь пожимает плечами и еще раз оглядывает меня. Судя по выражению ее лица, ей нравится то, что она видит.
— Я переехала. Но вернулась обратно в прошлом году, чтобы ухаживать за матерью.
Я киваю, пока мы осматриваем друг друга, потрясенный, что цыпочка, которую я пригласил на выпускной, стоит в гостиной Брук. Я не видел ее уже… э… лет эдак одиннадцать.
— Вы друг друга знаете? — спрашивает Брук, указывая на нас.
Рядом с Тинли она выглядит нелепо и неуместно в своем безразмерном пальто из верблюжьей шерсти и неоново-красном коктейльном платье. Этот образ совершенно не подходит для занятий. Да с белыми кроссовками? М-да. Полная безвкусица. Полная очаровательная безвкусица.
На Тинли же одни из этих обтягивающих леггинсов с зебровым принтом и неоново-розовый топ с надписью «Гребаные Мужики». Хм. Тоже ничего так, но все же, мне больше нравится прикид Брук.
— Мы с Брук в одном и том же классе по выборке населения, чего я не осознавала до сегодняшнего дня, так как почти не появлялась там. — Тинли поднимает руку и указывает на меня. — Я предупредила ее про моего бывшего на прошлой неделе, и поэтому поговорила с ней сегодня. Не ожидала встретить тебя, когда она пригласила меня в гости.
Тинли состроила губы, как и сотни других девушек, которых я встречал до этого. Как бы говоря — мне так хочется трахнуть тебя.
Брук замечает это, и ее лицо искажается. На нем появляется выражение боли, и из-за этого мое сердце ноет. Черт. Черт. Черт.
— Я водил Тинли на выпускной, — поясняю, взмахивая ладонью в бесполезном движении. Я не упоминаю тот факт, что мы трахнулись на заднем сидении моего GEO перед и после выпускного. Сомневаюсь, что Брук хочет об этом знать.
— Какое странное совпадение, — говорит Тинли, пока идет ко мне в своих ярко-розовых туфлях, чтобы сжать меня в объятиях. От нее пахнет странными духами. Этакое хипстерское сочетание — гвоздики и табака. Брук наблюдает за нами, нахмурившись. — Мы планировали позаниматься, но теперь, увидев тебя, возможно, мы могли бы заняться чем-нибудь немного более захватывающим?
— Мне довольно скоро нужно ехать за детьми, — говорю я, протягиваю руку и чешу затылок. — А что у тебя на уме?
— Детьми? — переспрашивает Тинли, поднимает брови и кривит уголки окрашенных розовым губ. Потом по-новому оценивает меня, но на этот раз гораздо медленнее. И это ни для кого не секрет. Я сочувствую Брук, вероятно мне нужно что-нибудь сказать. Но мы не вместе, так какого хера я должен это делать? Ляпнуть, типа на прошлой неделе я лишил Брук девственности? Не-а. Это не в моем стиле.
— Зэйден помогает мне с детьми моей сестры, — говорит Брук, указывая на меня и пытаясь объяснить нашу странную временную ситуацию. — Она уехала в другую страну, поэтому я забочусь о них. И я, вроде как, наняла Зэйдена няней.
— Это так чертовски мило, — говорит Тинли, затем проводит своими длинными ногтями радужного цвета по своим волосам и злобно улыбается мне. В любом случае, она не понимает флюидов, посылаемых Брук, типа, отвали на хер от моего мужика, ну, или ей все равно. Я не совсем уверен, что думать обо всей этой долбаной ситуации. Я имею в виду, что это мило, что Брук рассматривает Тинли как соперницу, но я же не ее парень. И меня это пугает. — Ну, возможно, когда ты освободишься от работы, мы смогли бы с тобой вдвоем где-нибудь потусить?
— На самом деле через несколько дней я возвращаюсь в Вегас, — говорю я, слегка пожимая плечами, но это никак не влияет на выражение лица Брук. — А до этого момента у меня работа нон-стоп. Я также забочусь и о детях брата, пока он не вернется в город.
— Вегас? Правда? Моя лучшая подруга выходит замуж на следующей неделе там. Мы все полетим, чтобы провести там выходные. — Тинли достает телефон из заднего кармана и передает его мне. — Забей свой номер телефона и, может быть, мы сможем потом потусить вместе? Чем ты занимаешься в Вегасе?
— Я работаю боди-пирсером, — отвечаю я, бросая перчатки на столик рядом с кроваткой Сэди и начинаю вбивать мой номер. Брук наблюдает за мной все это время, но не говорит ни слова, аккуратно поправляя очки на носу. Она снова в больших очках с черной роговой оправой. Не было времени на контактные линзы, так как я задержал ее, трахнув с утра пораньше.
Легкая улыбка подрагивает на моих губах, что, как я думаю, она неправильно интерпретирует, отводя взгляд в сторону кухни.
— Мы можем позаниматься здесь, — предлагает Брук, когда Тинли хватается руками за край кроватки Сэди и наклоняется, чтобы изучить ее спящее личико.
— Отлично. Я сейчас приду, — говорит она, улыбаясь спящему ребенку, а Брук кидается на кухню так, что полы ее верблюжьего пальто вихрем развиваются за ней.
Блядь, все это так некстати. Полнейшее разочарование, я так рассчитывал, что нам с Брук удастся уединиться, прежде чем дети вернутся из школы. Бля!
— Эта малышка Роба? — спрашивает Тинли, когда отдаю ей обратно телефон и засовываю пальцы в передние карманы своих темно-зеленых обтягивающих джинс. Я киваю, и Тинли прикусывает свою нижнюю губу и снова наклоняется, чтобы провести рукой по пухлой детской ручке. — Она такая миленькая, — Тинли бросает на меня быстрый робкий взгляд из-под длинных темных ресниц. — А у тебя уже есть собственные дети?
— У меня? О, нет. Я пока не готов к детям.
Тинли медленно кивает, затем выпрямляется и поднимает свои солнечные очки, фиксируя их в своих ярко-синих волосах.
— Я тоже, — сообщает она, улыбаясь мне.
Пытаюсь понять, что именно я сейчас чувствую. Вне игры, это уж точно. В этом нет никаких сомнений. Но… все же нахожу сексуальным то, как эта цыпочка смотрит на меня. Словно я сосиска на завтрак. И все, что могу делать — это стоять здесь и смотреть. А еще чувствовать вину. Какого хера?
Может быть, это из-за того, что у нас с Брук договоренность. Я имею ввиду, что мы вроде как вместе, так? Она — моя, пока я в городе, так что я — ее, верно же? Если что-либо и произойдет между мной и Тинли, то только после того, как все закончится, и я вернусь в Вегас. Да. Видимо, в этом источник моей вины.
— Просто пытаешься получать от жизни удовольствие, я права?
— Абсо-блядь-лютно, — соглашаюсь, а Тинли проводит ногтями по моей руке и наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.
— Если я позвоню тебе, когда буду в Неваде, ты мне ответишь? Потому что мне бы хотелось проверить, такой ли ты все еще дикий и сумасшедший, какой был в старшей школе.
Она отпускает мою руку и исчезает на кухне, а я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стене, прислушиваясь к бормотанию голосов на кухне. Но мне трудно расслышать их за песней Биби Рексы (Прим. пер.: Биби Рекса — англ. Bebe Rexha — американская певица и автор песен албанского происхождения).
Я улыбаюсь, когда на мгновение наступает тишина, а затем раздаются какие-то свирепые металлические звуки, тихо льющиеся из динамиков.
Когда я захожу за угол, то обнаруживаю, что Брук скидывает пальто с плеч. Ее плечи округлые и бледные, сексуальные и составляют сильный контраст с ярко-красным шелком ее коктейльного платья. Она выглядит юной и невинной рядом с высокой Тинли — покрытой татуировками, уверенной в себе и развязной.
— Хочешь сварганю сэндвичей или еще чего-нибудь? — спрашиваю я, облокачиваясь о стойку и пытаясь разобраться в ситуации.
Это все не для меня, иметь дело с этим дерьмом. Когда твоя личная жизнь состоит из череды туристок, можно быть абсолютно уверенным, что они не пересекутся. А это просто… действительно странное совпадение.
— Нет, спасибо, — отвечает Брук, улыбаясь мне сжатыми губами, и я даже не в силах как-то интерпретировать выражение ее лица. — У нас все в порядке. — Она показывает на них с Тинли, а затем садится, фокусируясь на экране открытого ноутбука, словно меня здесь больше нет.
Скрещиваю руки на груди. Тинли бросает на меня последний долгий взгляд, прежде чем сосредотачивается на какой-то передовой хрени, которую они изучают. Никогда в жизни мне этого не понять, поэтому ухожу, направляясь к задней двери, и дальше иду прямиком к качелям, чтобы расслабиться с телефоном.
Джуд, не переставая, шлет мне фотки всех вагинальных пирсингов, которые он сделал на этой неделе. Несколько пирсингов больших и малых половых губ, еще — вертикальные пирсинги клиторального капюшона, о котором я рассказывал Брук. Удивляюсь, почему, черт возьми, любая из этих девушек позволила ему сделать фото их вагины. Но порой мужчина может быть настойчивым, пиздец как.
Групповой чат заполнен сообщениями перечислением того, какие вечеринки мы устроим, когда я вернусь.
«Стриптизерши дождем прольются с неба, — пишет один из моих друзей». Я улыбаюсь, прежде чем хмурюсь.
Хм-м.
Дьявол. Увидев, как Брук плачет, увидев отчаяние в ее глазах, не уверен, что смогу и впредь наслаждаться стрип-клубами. Я имею в виду, что понимаю, что далеко не все девушки так думают о такой работе. Так что не думаю теперь, что смогу зайти в какое-нибудь из этих мест, не задаваясь вопросом: «Которая из них, как Брук, — печальная девственница без права выбора».
Я вздыхаю и шлепаю разбитым экраном телефона по лбу.
Есть еще одно сообщение от той девчонки, Китти, но я игнорирую его. То немногое, что было между нами, наверняка прошло.
Проверяю свой остаток на счете и хмурюсь. Две недели без работы действительно пробили брешь в моих финансах. Мне едва хватит на следующую выплату по ипотеке. Видимо сейчас придется временно пользоваться кредитной картой.
Сую телефон в карман, вздыхаю и откидываюсь на колесо, хватаясь за цепи, пока медленно покачиваюсь вперед и назад. Мои ботинки цепляют траву. Я растворяюсь во времени под скрип ветви над моей головой.
Думаю, подожду здесь. Хотя бы пока Тинли не уйдет или не нужно будет ехать за детьми. Потом посмотрим, как Брук чувствует себя, и будем отталкиваться от этого. Если она ревнует, то это круто. Как и я, когда она притащила этого Придурка Дэна. Я все понимаю.
Но дайте мне пять минут наедине с ней, и я заставлю ее забыть обо всем этом.
Тинли ни хера не уходит. А мой день становится все «лучше и лучше», когда появляется служба по контролю за животными, пока я пытаюсь сообразить что-нибудь съедобное на обед. Я старался сделать свои фирменные сэндвичи с желе и арахисовым маслом, но они не хрена не получились. Кинзи скармливает свои собакам, а близнецы спускают свои в унитаз. Мне нужно запихнуть какой-нибудь еды в этих засранцев и отправить их пораньше на боковую.
Врач Сэди не смогла принять нас сегодня, но мы записались на прием завтра на девять утра. Только одному Богу известно, каким образом я попаду туда вовремя.
Ох.
И кто-то из соседей Роба (думаю, это была фанатичка Шиела) позвонил ему, и наябедничал о том, что входная дверь в дуплекс широко распахнута, и «внутри него полно дерьма». Слова Роба, не мои.
Так что теперь я готовлю обед, укладываю детей спать, интересуюсь сможет ли Брук сделать перерыв в занятиях с Тинли, чтобы понаблюдать за ними, чтобы я смог съездить в дом брата и проверить/убрать/сфотографировать ебучий дуплекс для крейглиста.
У меня такое чувство, что я вот-вот вышибу себе гребаные мозги. То же самое чувство, когда я только попал сюда. И мне казалось, что я смогу справиться со всем этим дерьмом? Куда там.
Сжимаю в руке телефон, когда открываю дверь. Ответы гугла о том, как готовить спагетти, терпеливо ожидают моего внимания.
— Да? — спрашиваю я, когда вижу какого-то парня, стоящего в коричневой униформе. Он сдержано улыбается мне.
— Привет, — здоровается он, когда появляется Доджер из ниоткуда и начинает «собачить» мою ногу. — Меня зовут Кристиан Гросс. Я из Гумбольдтской службы контроля за животными. Мы получили жалобу этим утром о…
Кинзи заливается неистовым криком позади меня, чуть не порвав мои барабанные перепонки, пока я пытаюсь скинуть с ноги отвратительную лысую псину. Дела становятся все лучше. Замечательно. Даже изумительно. Фактически, я, вроде как, только начинал наслаждаться всем этим.
Но это больше не так.
— Одну секунду.
Я поворачиваюсь и обнаруживаю Кинзи, дерущуюся с одним из близнецов, останавливаюсь, чтобы подхватить ее, и усаживаю ее на розовую пушистую крышку унитаза.
— Семь минут, — говорю ей, выходя и закрывая дверь. Затем беру одного из близнецов и ставлю его на нижнюю ступеньку лестницы. — Четыре минуты. И если ты сдвинешься, я узнаю. Запомни. У меня, действительно, есть глаза на затылке.
Иду обратно к двери и вижу, что офицер службы контроля уже поймал двоих сбежавших чихуахуа. Доджер все еще преследует меня и делает с моей ногой то, чего никогда не делал ни один человек. Мне немного неловко, понимаете? Я отталкиваю прочь собаку от моей ноги и вырываю чихуахуа из рук парня.
— Из-за мусора, да? — интересуюсь я. Офицер кивает, бросая на меня, действительно, сочувствующий взгляд. Особенно, когда я ворчу и спотыкаюсь. А затем, повернувшись, обнаруживаю футбольный мяч, о который споткнулся. Белла улыбается, показывая, как бросает его через гостиную в то время, как Сэди надрывается от плача.
— Я собираюсь стать первой девушкой-квотербеком в НФЛ!
— Это отлично, детка, но, пожалуйста, не бросай мяч в доме, ладно?
Белла бурно кивает и бежит, чтобы забрать свой мяч.
— Почему я получила наказание, а она — нет? — кричит Кинзи, выглядывая из-за двери туалета. Но ее попа все еще технически сидит на унитазе, и потому правил она не нарушает. Я закатываю глаза и поднимаю руки.
— Потому что это было случайно. Перестань говорить, или я добавлю время к твоему наказанию, малявка.
Я возвращаюсь к чуваку из службы контроля, когда из кухни появляется Брук, выглядя при этом обеспокоено.
— Знаешь, что, просто… постарайся больше не терять своих собак снова, ладно?
Парень разворачивается и уходит. Его глаза говорят мне, что он предпочел бы оказаться среди бездомных, чем иметь дело со всем этим ночным кошмаром. Я не виню его. Блядь, где мне расписаться за эту какофонию?
— Все в порядке, Зэй? — спрашивает Брук, надевая пальто и расправляя его на плечах. — Мы с Тинли решили сходить куда-нибудь выпить, если ты не против.
— Хм, — взъерошиваю свои волосы и закусываю нижнюю губу, пока Брук смотрит своими изумительными глазами. — Конечно. В какое время ты планируешь вернуться обратно? Мне нужно съездить в дом брата и проверить, пуст ли дуплекс.
На самом же деле, мне хочется сказать: «Пожалуйста, не ходи никуда с этой цыпочкой. Останься со мной, и я покажу тебе, как можно хорошо провести время». Если я не буду проводить больше времени с Брук, чтобы вытрахать эти чувства из себя, меня ждут серьезные неприятности. Например, даже сейчас я смотрю на нее в этих больших очках, словно она самая красивая на свете девушка.
Брук и Тинли обмениваются взглядами, прежде чем она поворачивается обратно ко мне и пожимает плечами.
— Как насчет десяти? — спрашивает она. И теперь уже я пожимаю плечами, отходя в сторону и придерживаю рукой дверь.
Я едва успеваю закрыть дверь, прежде чем футбольный мяч отскакивает от нее и падает на пол.
— Ладно, нахалка, — говорю я, делая глубокий вдох и смотрю в большие глаза, уставившиеся на меня. — Мы будем собирать дерьмо вместе прямо сейчас, блядь!
— Банка ругательств! — кричит Кинзи, все еще выглядывая из дверного проема с места на унитазе.
Я вздыхаю и достаю два доллара из кармана, кладу их в банку… и обнаруживаю, что другой близнец напихал туда леденцов. И теперь все деньги, которые я планировал забрать, покрыты липкими конфетами.
Я щурю глаза и глубоко вдыхаю, выпрямляюсь и расправляю плечи. Они могут быть детьми, но их ждет новость. Больше никакого срача. Сначала я был строг с ними, и они слушались меня. Но потом из-за Брук я размяк.
Так что хватит.
Я завязываю с этим непослушанием… и завязываю и с фантазиями о Брук Оверлэнд.
Самое время взять ситуацию под контроль, прежде чем Роб и Мерседес вернутся назад. Потому что как только они вернутся, мы с Хьюбертом исчезнем.