По следам карабаира

9. СЛЕДЫ В ЧЕРНОМ ЛЕСУ

Черный лес встретил их сырой застоявшейся прохладой. Огромные замшелые чинары, сплетаясь наверху ветвями, закрывали небо, и рассеянный дневной свет, пробиваясь сквозь густую листву, наполнял все вокруг сероватыми сумерками.

Лес был старый, заваленный сучьями, отгнившей корой деревьев и буреломом. Черным его назвали давно. И не потому, что под его сенью всегда стоит хмурая тьма, - просто с незапамятных времен лес пользовался дурной славой. Когда-то здесь находили приют абреки, скрываясь от царских стражников. Позже сюда стали угонять чужие табуны конокрады. На опушках Черного леса разбивали шатры цыгане.

Да и теперь еще жители аула Чохрак, раскинувшегося за ближним холмом, слышали иногда в старом лесу конское ржание, треск валежника под копытами лошадей и… стрельбу. Черный лес не хотел расставаться со своим темным прошлым.

Ехали молча. Жунид отпустил поводья, предоставив своему каурому самому выбирать дорогу среди поваленных стволов, кочек и пней.

«Мрачное место», - подумал он и усмехнулся. Человеку свойственно наделять ни в чем не повинную природу своими собственными настроениями. Освети сейчас влажную, мохнатую чащу солнцем, появись он сам здесь не для поисков убийц и грабителей, а с какой-либо другой, более мирной целью, и Черный лес выглядел бы иначе…

- Сиюхов, - вполголоса окликнул Шукаев ехавшего впереди проводника. - Что вам известно о Дзыбове?

- Злой он, - неохотно ответил неразговорчивый Якуб, - и хитрый. Чуть что - берегись… Тюрьма по нем плачет… Одна мать у него. Отец у белых служил. Застрелили партизаны в двадцатом году. Газиз, кажется, учился где-то в Екатеринограде, не то в реальном училище, не то в гимназии. Они богатые были.

- Сколько лет ему?

- За тридцать.

- Приметы?

- Красивый. Высокий. По-русски чисто говорит.

- Живет он где?

- В ауле Насипхабль.

- Друзья у него есть? - вмешался Вадим, придерживая свою лошадь, напуганную вспорхнувшей из-под ее ног птицей.

- И верно ли, что накануне налета на конеферму Дзыбов был в Чохраке? - добавил Жунид.

Сиюхов помолчал, потом ответил, не оборачиваясь:

- Одного только знаю. Мустафу Зизарахова. С ним Газиз дружит. И еще есть у него кто-то. Но с тем я не знаком… А был тогда Дзыбов в Чохраке или нет - не мне судить. Правда или неправда - сами уж проверьте.

- Придет время - проверим. Расскажите о Мустафе Зизарахове подробнее.

- Единственный сын он… знатного чабана Салиха. Позорит отца. Шляется по аулам неизвестно зачем. Бездельник. Такой же, как Газиз.

Объездчик остановился у края оврага.

- Отсюда начинаются следы, - сказал он. - Внизу - неглубокая балка. А здесь, видите, - сухо. По-моему, ливень стороной прошел. Следы не смыты…

- Пожалуй, вы правы, - согласился Жунид, нагнувшись с седла и осматривая почву. Потом спрыгнул на землю и объявил: - Привал, братцы! И начнем…

Все спешились. Ослабили подпруги лошадям.

Кривой изгиб балки густо обступили черные стволы граба, или, как его называют на Кавказе, бучины. Овраг, заросший орешником и кустами шиповника, терялся вдалеке, у самой поймы реки Чохрак.

Расставив людей цепочкой и дав им несколько наставлений, Жунид сделал знак идти вперед. Коней вел сзади на поводу Талиб. На лице его было написано сознание важности всего происходящего.

Неясные вмятины от лошадиных копыт вели вниз, в балку.

Первое, на что обратил внимание Шукаев, была случайная береза, невесть каким образом выросшая здесь, в гущине грабового леса. Примерно в полуметре от комля свисала наполовину ободранная кора. Скорее всего - осью двуколки. Подошедший Дараев, осматривая дерево, заметил сбоку от него едва различимые на земле следы колес. Колея от металлических шин брички то проступала явственнее на пожухлой низкорослой траве, то исчезала совсем. Жунид подосадовал, что из-за полумрака, царившего вокруг, следы не удается сфотографировать, и они двинулись дальше.

Балка оказалась довольно, широкой. Плоское дно ее кое-где сильно заросло травой. Следы обрывались. Тогда они долго топтались на одном месте, пока Шукаев, внимательно разглядывая лес, не находил их снова - по сломанной ветке дерева или примятым кустам.

Так они прошли около двух километров, не обнаружив ничего, подтверждающего, что следы колес и копыт имели какое-либо отношение к налету на конеферму.

Вскоре засыпанная листьями и гнилью тропинка, по которой они шли, исчезла. Впереди был обрыв, сбоку - залитое водой болото. Здесь, пожалуй, и прошел краем ливень, не зацепив леса и оврага.

Жунид вырезал ножом длинный прут орешника и стал измерять глубину. С левой стороны болота лежал твердый грунт.

- Рискнем? - спросил он Вадима.

Тот молча кивнул.

…Лошади шли медленно и осторожно, прядая ушами. Низкорослому каурому, на котором сидел Шукаев, вода доходила почти до брюха.

Выбравшись из топкого места, Жунид привязал коня к дереву и нагнулся, вглядываясь в неглубокую лужицу с чистой отстоявшейся водой.

- Осторожно, не замути, - остановил он подъехавшего Дараева.

Потом прилег на влажную траву и, сдув с поверхности лужи зеленоватую плесень, всмотрелся в отчетливый след колеса.

Чтобы найти вторую колею, пришлось вырыть канавку и спустить из болотца воду. В обнажившейся рытвине Вадим первым заметил неясный отпечаток второй колеи и полуразмытые следы копыт. Измерили расстояние между колеями. Сомнений быть не могло - двуколка.

- Та или не та бричка?.. Вот в чем закавыка… - пробормотал Жунид, поднимаясь. - Мало ли двуколок на свете..

Сиюхов исподлобья поглядывал на старания Жунида и Вадима, явно не одобряя всю эту затею, оторвавшую его от работы. «Зря время теряем, - думал он, не слезая с седла. - Три недели прошло. Если это даже их следы - они давно за тридевять земель отсюда».

Поехали дальше. Впереди - Шукаев, за ним - Вадим и остальные.

Вскоре лес кончился. Над оголенным оврагом протянулся новый железнодорожный мост. Из-за туч пробилось солнце. После прохладной полутьмы леса лучи его казались ослепительно яркими.

На выходе из леса, в пойме Чохрака, почва была каменистой, и следы пропадали. Минут двадцать Жунид и его спутники безрезультатно рыскали вокруг, и только под мостом, где ливневый поток нанес плотный слой песку, их снова ожидала удача. За огромным плоским камнем, который вода, как видно, обтекала с двух сторон, не затрагивая небольшую узкую полосу старого ила, среди нескольких отпечатков копыт Шукаев нашел то, что искал с утра: отчетливый след треснувшего копыта с вмятиной, соответствующей наросту на роговой толще.

- Башмак! Вадим, башмак! - возбужденно крикнул он. - Это Зухра! Стало быть, мы идем верно!

Он несколько раз щелкнул затвором аппарата, тщательно измерил след маленькой стальной рулеткой, новинкой по тем временам, и торжествующе посмотрел на Вадима.

- Я знал! Знал, что найдем!..

- Да, но дальше опять не видно… - зараженный его волнением, громким шепотом сказал Вадим.

- Подожди. Не все сразу. Сиюхов!..

- Я здесь, - подошел Якуб.

Дараев бросился осматривать всю илистую полосу.

- Посмотрите, - сказал Жунид Якубу, показывая свою находку. - Что скажете?

Сиюхов вгляделся. Удивленно причмокнул. Кожа на его лбу собралась в морщины. Шукаев отвел глаза. Чем-то не нравился ему этот человек. Возможно, чисто внешнее впечатление. Просто - неприятное лицо. Обычные эмоции. Жунид всегда злился на себя, если ему приходилось признать, что не факты, не прямые свидетельства его разума, а только чувства начинают влиять на его отношение к делу или человеку. Интуиция хороша, когда она рано или поздно подкрепляется фактами. А пока таковых нет и, пожалуй, быть не может - нечего давать ей волю.

- Зухра, - сказал Якуб. - Ее копыта.

- Вы уверены?

- Да. Я знаю.

- Иди сюда! - позвал Дараев. - Опять - бидарка.

Под кустом шиповника действительно оказался след шины. Мысленно продолжив линию движения колеса, Жунид вышел из-под моста и, пройдя несколько шагов, опустился на колени возле извилистого прозрачного ручейка. На этот раз след был любопытный. На плотном сыроватом грунте ясно вырисовывались две вмятины от шляпок болтов, скрепляющих шов на металлическом ободе. Установить длину одного оборота колеса и вычислить диаметр круга уже не составило особого труда.

- Так, - удовлетворенно потер руки Дараев. - Кое-что теперь есть. По крайней мере - данные об одном колесе.

- Жаль, гипса не взяли, - отозвался Жунид, доставая фотоаппарат.

Пока он щелкал затвором, фотографируя следы, записывал все, что удалось выяснить, солнце снова скрылось за тучами. Тяжелые, лиловато-синие, они повисли над горизонтом сумрачно и неподвижно. Было уже шесть часов. Времени до темноты оставалось совсем - немного.

Дальше поехали верхом, изредка спешиваясь, чтобы отыскать затерявшиеся следы. Выбрались на проселочную дорогу, которая, по словам Сиюхова, вела из хутора Дмитриева в станицу Дундуковскую. За проселком лежало распаханное под пар поле.

Возле самой дороги, на рыхлой земле хорошо были видны колеи от колес двухосной повозки. Словом, след двуколки исчез. Сколько Шукаев ни бродил вокруг, обнаружить его не удалось. Пропали и отпечатки копыт Зухры. Решили идти за повозкой: начинало темнеть, пора было побеспокоиться о ночлеге.

За полем стало прохладнее - мимо проселка, шелестя по камням, бурлил Чохрак. Здесь его сжимали два каменистых уступа, и он возмущенно шумел, словно пытаясь вырваться из тисков.

Сиюхов, услыхав о ночлеге, приободрился, повеселел и предложил остановиться у его шурина, в ауле Дадакай, до которого оставалось километров шесть.

Талиб Бичоев отказался от приглашения Якуба и попросил Жунида отпустить его. Старик, молча сопровождавший их почти весь день, устал, но весь светился от удовольствия. «Не каждому бахчевнику довелось помочь начальнику из города в таком важном, деле», - казалось, говорила его добродушная физиономия.

Шукаев поблагодарил сторожа, попросил держать втайне все, чему он был свидетелем, и они распростились.

Сумерки легли на степь неожиданно быстро, прежде, чем Жунид и его спутники добрались до аула. Улицы его были пустынны. Якуб Сиюхов объяснил, что все мужчины заняты уборкой кукурузы и ночуют на полевом стане, а старики сейчас - в мечети, правят вечерний намаз.

На краю селения стоял добротный кирпичный дом под железной крышей. Во дворе темнели какие-то постройки, сломанная бричка и всякий другой хозяйственный скарб. Они спешились и привязали лошадей. Якуб попросил подождать минутку и скрылся в доме.

- Шурин в отъезде, - сообщил он, вернувшись во двор. - Пойдемте. Сестра просит располагаться в кунацкой, как у себя дома…

…В эту ночь Жунид долго не мог заснуть. Стоило смежить веки, как перед глазами начинали мельтешить примятая выцветшая трава, ветви и сучья, глинистые замшелые бугорки и канавы, по которым они бродили сегодня целый день…

Несмотря на то, что удалось найти следы двуколки (судя по известным приметам, бричка была та самая) и отпечатки копыт Зухры, Шукаев был недоволен. Если и дальше они будут двигаться такими темпами, дело грозит затянуться… Еще ему подумалось, что ни в одном детективном романе не описана, пожалуй, такая будничная, иногда довольно нудная и утомительная работа. Писателей, да и читателей, наверное, привлекает другое. Сногсшибательные повороты в расследовании, неожиданные и загадочные обстоятельства, дьявольская изобретательность преступников… Стрельба из-за угла, покушения на сыщиков, двойники, как две капли воды похожие один на другого, демонически прекрасные женщины с непроницаемыми взглядами и… мало ли еще что…

А на самом деле бывает совсем другое. Работа, работа и работа. Часто - скучная, изматывающая тело и нервы. Бесконечное копание в бумагах, допросы, вызовы свидетелей… Или вот как сегодня - блуждание по оврагам и болотам. А результат - всего ничего: да, здесь проехали, да, вели Зухру, и одноглазый мерин тащил двухколесную бричку. А куда скрылись, кто такие эти налетчики? Где их искать?.. Ни одного намека…

…Надо думать, думать… и еще раз думать… А завтра - опять искать… Обшарить каждый метр вокруг аула, но найти. Иначе нельзя. Иначе - позор всему рабочему классу, как говаривал у Шолохова Семен Давыдов…

Потом он вспомнил о Зулете и сейчас же попытался отогнать прочь докучные мысли. Но они не слушались его. Где сейчас Зулета? С кем?

Жунид почувствовал в темноте, что лицо его заливает краска. Никому бы он не пожелал, даже заклятому врагу, не доверять собственной жене…

Во дворе хрипло загорланил петух. Выползла полная луна из-за туч, свет ударил Жуниду в лицо. Он перевернулся на другой бок. Вскоре снова стало темно. По крыше забарабанили крупные редкие капли.

«Не хватало еще дождя», - пробурчал Жунид и… заснул.

Дождь перестал. Тучи за ночь разогнало ветром, и над степью висело далекое негорячее солнце. Трава во дворе, обломанные стебли подсолнуха и кукурузы, железная крыша домика, в котором они ночевали, серебрились нерастаявшим инеем.

Жунид и Вадим попрощались с хозяйкой и, поблагодарив за гостеприимство, выехали на проселок. Пора было продолжать вчерашние поиски. Сиюхов немного задержался, пообещав догнать через несколько минут.

Жунид молчал, сосредоточенно размышляя, в каком направлении могли двинуться грабители от моста. Колея, которая пролегла по пахоте, не имела никакого отношения к бричке, похищенной с чохракской конефермы, и, значит, рассчитывать на удачу, двигаясь в прежнем направлении, по меньшей мере глупо.

- Что нос повесил? - спросил Вадим.

- Я не повесил, - рассеянно ответил Жунид. - Придержи-ка коня…

Они остановились. Шукаев достал из сумки карту района…

- Вот мост… Пойма Чохрака. Она по краям усеяна крупными камнями, и на двуколке там не проедешь…

- А здесь - пахота, - подхватил Дараев, ткнув пальцем в карту. - Едва ли они были заинтересованы в том, чтобы тащить лошадей и бричку по рыхлой земле, где отпечатается каждый их шаг.

- Тогда остается одно - проселок, - сказал Жунид. - Трогаем. Другого выхода нет Кстати, дорога ведет в Янукай. Встретимся там с Коблевым.

- Кто это?

- Тренируй память. Забыл? Молоденький участковый. Он же при тебе заходил в управление…

- Понятно. Махмуд, - улыбнулся Дараев. - Славный парень…

Подскакал Якуб.

- Может, отпустишь, начальник? Зачем я теперь? - хмуро спросил он.

- Мы скоро будем в Янукае. Вам ведь туда? Приедем, и тогда вы свободны…

Сиюхов не ответил и, слегка придержав коня, чуть отстал, пропуская их вперед.

…К середине дня небо снова начало хмуриться С севера ветер пригнал тучи. Тяжелые и черные, они сгрудились совсем низко над степью.

Миновав стороной станицу Натырбовскую, всадники подъехали к истокам Чохрака. На берегу Шукаев спешился и, ведя коня на поводу, побрел вдоль реки. Настроение у него было скверное. Следы потеряны, небо грозит новым ливнем, который смоет все, что еще могла рассказать земля.

Дараев последовал примеру Жунида и сошел с коня. Сиюхов молча сидел на своем аргамаке, угрюмо поглядывая на обоих.

- Сюда, Вадим, - нагнулся Шукаев.

На твердом глинистом грунте виднелись два неясных следа копыт.

- Вот, опять Зухра… - торжествующе сказал он - Якуб, посмотрите!..

Сиюхов, не слезая с коня, слегка наклонился.

- Да. Ее следы…

Дараев уже разглядывал что-то метрах в десяти дальше, под тремя березами, росшими на покатом глинистом берегу, как раз возле брода.

- Бричка! - крикнул он. - Та самая…

Следы тщательно осмотрели, измерили. Жунид сфотографировал их.

…И все. И на этом кончилось. Сколько ни искали вокруг, исколесив верховья Чохрака километра на три в окружности, - никаких результатов. Несколько раз переправлялись вброд через реку, но и на той стороне - ничего.

Выехав на пригорок, Жунид про себя чертыхнулся и попросил у Вадима папиросу. Дня три он уже мучил себя, пытаясь бросить курить, но давалось это ему трудно. Дараев подтрунивал и дразнил, демонстративно щелкая портсигаром Поиски пока не сулили ничего определенного, Жунид нервничал и, кляня себя за слабость, «стрелял» у Вадима.

Невдалеке, из-за холма показался неказистый домишко под камышовой крышей, окруженный плетнем. Из глиняной трубы вился дымок. По словам Сиюхова, за холмами лежал аул.

Они поднялись в гору. Внизу, в стороне от небольшого аула, - усадьба, обсаженная по краям яблонями и огороженная плетнем. Посредине двора - глинобитная мазанка, сбоку - старый покосившийся сарай и навес для сена. У коновязи какой-то мужчина, наверное, хозяин, чистил скребницей лохматую лошаденку.

- Спроси-ка его, как проехать к сельсовету, - обратился Шукаев к Якубу, знаком велев ему спуститься первым.

Сиюхов молча повиновался и рысцой затрусил к усадьбе.

Подъезжая, Жунид и Вадим услышали шум и крики. Двор домика в этот момент скрылся за деревьями, и им пришлось пришпорить коней, чтобы узнать, что случилось.

Когда Шукаев влетел во двор, попросту перемахнув через плетень, Якуб Сиюхов лежал на земле, пытаясь вырваться из рук незнакомого им адыгейца, очевидно, того самого, который чистил лошадь, потому что скребница валялась рядом. Из домика выскочила на шум грузная женщина в цветастом платке с ведром в руках и испуганно остановилась на пороге.

- Бросьте его! Отпустите! - повелительно крикнул Жунид, спрыгивая на землю и хватаясь за кобуру пистолета.

Незнакомец нехотя оставил Якуба. Медленно поднялся и исподлобья глянул на Жунида Таким же тяжелым взглядом окинул Дараева, потом поднял скребницу и, что-то буркнув себе под нос, пошел к своей лохматой лошадке. Одет он был в синий бешмет, ношеные, такого же цвета штаны; на ногах - желтые ичиги. У пояса - кинжал, как видно, серебряный, дорогой работы.

Жунид в первый момент не нашелся что сказать: надо же - свалил человека, набил ему синяк (Якуб в этот момент усиленно тер левый глаз) и, не сказав ни слова, вернулся к прерванному занятию, как будто ничего необычного не произошло!

- Вернитесь! - позвал его Дараев. И повернулся к Сиюхову. - Вы не ранены?

- Нет, - зло сплюнул Якуб.

- Что стряслось? Почему дрались?

Из-за забора уже выглядывали любопытные, громко переговариваясь.

- Это наш одноглазый мерин, - сказал Сиюхов вполголоса, - он его чистил. Ну а я не стерпел - дал ему в ухо… Здоров, шайтан…

- Сам шайтан, - угрюмо проговорил парень, подойдя ближе. - Твой мерин. Что, у него на лбу написано? Я его в лесу нашел. Понял? И нечего кулаками махать!

- Граждане, разойдитесь по домам, - прикрикнул Вадим на любопытных, уже сгрудившихся у ворот. - Без вас разберутся!

- Пригласи двух понятых, - сказал ему Шукаев. - Обыск! И немедленно!

Толпа мгновенно растаяла. Никто не горел желанием выступить в качестве свидетеля. Однако Дараеву удалось все же задержать двух молодых ребят. Жунид заговорил с ними на родном языке, объясняя, в чем состоят права и обязанности понятых.

- Мурат не виновен, - решилась, наконец, вмешаться толстая женщина, до сих пор молча стоявшая у крыльца. - Мой сын плохого не сделает!

- Что она сказала? - спросил Вадим, когда они входили в дом.

- Говорит - не виноват. Что она еще скажет? Это ее сын… Внутри дома было грязно и неуютно, но вещи стояли дорогие. На большом дубовом столе, покрытом бархатной скатертью, лежала перевернутая пепельница, окурки и шелуха от семечек просыпались на скатерть и на пол. В добротном застекленном шкафу у стены - хрустальные рюмки и расписной чайный сервиз. Возле другой стены - тахта со множеством подушек. В углу под мягким креслом валялось несколько пустых бутылок.

- «Трудно жить вдовой, - запричитала женщина, косясь на Шукаева. - Каждый может обидеть. А за что?

Она начала было жаловаться на сельсовет, на участкового, но Шукаев жестом остановил ее излияния.

- Фамилия, имя и отчество, - обратился он к сыну хозяйки, доставая лист бумаги и карандаш и рассматривая Мурата. Широченные плечи, квадратный массивный торс и коротенькие кривые ноги. Человек этот часто сидел в седле.

И брюки у него были потерты, как обычно бывает у кавалеристов. Лицо крупное, грубое, покрытое редкими мелкими шрамиками от перенесенной оспы. Взгляд неприязненный и неподвижный. Казалось, он часами мог смотреть в одну точку. Сейчас глаза его были устремлены куда-то поверх рамы окна.

Жунид повторил свой вопрос.

- Еганов Мурат Питуевич.

Голос у него был глухой, слегка охрипший.

Следователи переглянулись. Фамилия обоим была знакома. Она фигурировала в оперативной версии, подсказанной Денгизовым. Еще в Краснодаре, в управлении, Шукаев поручил молоденькому участковому Махмуду Коблеву заняться Егановым.

- Сдайте ваше оружие, - встал из-за стола Дараев.

- Какое оружие? У меня нет…

- Кинжал!

Мурат, пробормотав адыгейское ругательство, отстегнул кинжал и положил на стол. Дараев убрал его.

- Аллах разгневался на бедную вдову, - чуть ли не в голос вдруг завопила хозяйка. - За что карает? Думала свадьбу сыночку справить, а на него чужой грех хотят возвести!

О аллах!..

- Дайте ей воды! Перестаньте ныть! - раздраженно сказал Жунид, отлично понимая, что начинается обычный спектакль для легковерных. Женщин этого типа ему уже не раз приходилось встречать. С виду несчастная и смиренная, а загляни на чердак - найдешь самогонный аппарат, спустись в подвал - наткнешься на ворованную колхозную кукурузу. Он почти не сомневался, что домишко этот, стоящий на отшибе, вдалеке от других хатенок аула, - либо постоялый двор для проезжих воров, либо тайное питейное заведение, где любой может втридорога получить бутылку хмельного, ужин и ночлег.

- Каким образом лошадь попала к вам? - спросил Шукаев Мурата, когда женщина утихомирилась.

- Я сказал. В лесу нашел. Поймал, домой привел. Хотел чистить, а ваш человек - с кулаками… Не имеет права..

- Разумеется. Но вы, кажется, в долгу не остались!

- Зачем в долгу. Сила есть… драться не дам.

- Ладно. Оставим это. Вадим Акимович, приступайте к обыску… Еще раз спрашиваю, Еганов, откуда у вас эта лошадь?.

- В лесу нашел…

- Где? Точнее…

- Недалеко от нашего аула.

- Я вам не верю. Кроме того, даже если это и правда, вам грозит тюремное наказание за присвоение находки. Советую подумать.

- Я нашел коня…

- Значит, будете стоять на своем? Что ж, ваше дело. Кстати, давно ли вы научились говорить по-русски?

- Три года работал пастухом Лабинского заготскота. Торговал говядиной на рынке. Тогда и научился. Даже умею читать и писать…

В глазах его промелькнуло что-то похожее на самодовольство. Вообще же Жуниду редко приходилось встречать человека с таким непроницаемым, угрюмо-холодным лицом. Трудно было догадаться, что у него на уме.

- Где работаете?

- Нигде.

- Живете вы, судя по всему, не бедно. Откуда у вас средства?

Еганов пожал плечами, зевнул, словно показывая, что на праздные вопросы отвечать не намерен, и снова отвернулся к окну.

Ничего подозрительного при обыске в доме не нашли. В подвале стоял не выветрившийся запах самогона, но аппарата нигде не было. Составив протокол опознания Сиюховым найденной у Еганова лошади, Жунид и его спутники, взяв с собой Мурата, отправились в сельсовет.

«Расстояние отсюда до Чохракской конефермы не меньше пятидесяти километров, - думал Шукаев. - И место вроде подходящее для сбыта краденых лошадей. Аул - в стороне от - оживленных дорог. Неужели мы на верном пути?»

И все-таки назойливые сомнения не давали ему покоя. Слишком просто давалось решение загадки.

Во дворе сельсовета стояло несколько человек. Одного из них они узнали сразу. Как всегда, аккуратный и подтянутый, навстречу им шагнул Махмуд Коблев.

- Здравия желаю, товарищ старший оперуполномоченный!

- Добрый день, - спешился Шукаев. - А я боялся, что не застану вас…

- Что тут, аульный сход? - спросил Вадим Акимович, пожимая руку участковому.

- Заседание сельисполкома было. Уборка кукурузы идет… Всыпали кое-кому…

- А как наши дела?..

- Все сделал, как приказано, - щелкнул каблуками Махмуд, покосившись на Еганова и Сиюхова. - Разрешите доложить?

- Пойдемте в дом, - сказал Жунид. - Там поговорим.

…Коблев оказался на редкость сообразительным и оборотистым пареньком. Ему удалось точно установить, что двадцать второго сентября, то есть как раз в ночь ограбления конефермы и убийства Трама Лоова, Хатби Кушков (один из подозреваемых по версии Денгизова) с семи до одиннадцати вечера пьянствовал с приятелем в дорожном ресторанчике станицы Лабинской. Они оба выпили лишнего и затеяли потасовку прямо в ресторане. Были задержаны местной милицией и несколько дней назад осуждены на месяц лишения свободы за хулиганство.

Таким образом, рвалась еще одна нить, которая могла привести к поимке убийц сторожа. Кушхов не мог побывать на конеферме колхоза «Заря» в ночь с 21 на 22 сентября.

Что же касается Мурата Еганова, то он трое суток просидел в КПЗ после изъятия из его дома самогонного аппарата. Мать его Халифа уплатила штраф, и Еганова отпустили. Словом, и он не мог лично участвовать в ограблении конефермы.

Махмуд свой отчет подтвердил документально, разложив перед. Шукаевым на столе копию приговора по уголовному делу Кушхова и его дружка и справку Лабинской милиции о временном содержании под стражей Мурата Еганова.

Слушая рассказ Коблева, Жунид мысленно попытался разобраться еще раз во всей этой путаной и противоречивой веренице фактов, имен и событий, происшедших со дня ограбления, но почувствовал, что не в состоянии этого сделать. Все рассыпалось и ускользало, как песок между пальцами. У него порой бывало такое состояние, когда, держа в руках десятки концов и начал и понимая, что настал момент расставить их по местам, отсечь случайные наслоения, он вдруг испытывал нечто похожее на растерянность. Он по опыту знал, что лучшее лекарство, от этого - бросить все и отвлечься. Забыть хоть на несколько часов о Траме Лоове и вороном жеребце карабаире, не думать об отпечатках копыт, которые они нашли в Черном лесу; забыть о том неприятном впечатлении, какое производило на него лицо Якуба Сиюхова - словом, стать ненадолго обыкновенным человеком с обычными будничными мыслями, где нет места убийствам, грабежам и другим мерзостям жизни…

Пойти бы в кино, посмотреть что-нибудь о любви, о красоте, о хороших людях…

Он вздохнул и, стряхнув с себя оцепенение, велел привести Мурата Еганова. Единственное, что Жунид сейчас знал определенно, так это то, что Еганов врет. И нужно заставить его говорить.

В присутствии Коблева, Дараева и Сиюхова, который сидел, недовольно морща лоб, потому что его все еще не отпускали, Жунид битый час возился с Егановым, употребив всю свою волю, весь ум, чтобы заставить его сказать правду. Подсознательно Шукаев понимал, что в том психологическом состоянии, которое завладело им сейчас, остается одно: припереть Мурата к стене, «расколоть» его до конца, выражаясь на воровском жаргоне, и на время оставить все, чтобы собраться с мыслями.

И Еганов стал говорить.

Оказалось, что длинношерстного кривого мерина оставили его матери Ханифе какие-то не известные Мурату проезжие люди. Он их не знает, потому что сидел тогда в КПЗ. Они гостили два дня и уехали, оставив лошадь в уплату за ночлег и продукты.

- Хорошо. Подождите теперь в соседней комнате, Еганов.

Мурат вышел.

Привели Ханифу. Коблев переводил Дараеву вопросы Жунида и ее ответы. По-русски она не знала ни одного слова.

- Расскажите подробно о ваших постояльцах, которые подарили вам коня, - сказал Жунид, покончив с формальностями.

Заплывшие глазки Ханифы испуганно расширились, круглое мясистое лицо скривилось.

- Без истерики, - вмешался участковый. - Здесь это не пройдет.

- Отвечайте, - нетерпеливо повторил Шукаев. Ханифа все-таки пустила слезу, но, встретив жесткий взгляд следователя, начала отвечать на вопросы.

Она призналась, что в сентябре дважды принимала у себя посторонних. В первый раз это было в середине месяца, числа она точно не помнит. Тогда у нее останавливались на ночь трое мужчин. У каждого была запасная лошадь. Один из них, адыгеец, по имени Асфар, в разговоре со своими спутниками называл какого-то - Газиза, сожалея, что не встретился с ним. Перед отъездом постояльцы выменяли у Ханифы бочонок самогона на кривую лошадь.

Сколько не бился Жунид с перепуганной женщиной (а может, она просто притворялась?), о внешности проезжих, ему почти ничего не удалось выяснить. Асфар - черный, усы у него. Вот и все. Она твердила одно: черный, усатый. И только.

Через неделю Асфар явился снова с незнакомым ей человеком. У того наполовину было оторвано левое ухо. Асфар называл его Тау. Приехали они верхом. У каждого - одна лошадь. Было ли оружие? Да, у одного - берданка, у другого пистолет. Как одеты? Обыкновенно. Черкески, галифе, ичиги. Одноухий - в яловых сапогах. Весь дом провонял дегтем.

- Может ли она опознать их среди других лиц такого же возраста? - спросил Дараев, глянув на Жунида. Тот перевел вопрос.

Ханифа всплеснула руками и отрицательно затрясла головой. Шукаев, повысив голос, о чем-то препирался с ней несколько минут.

- Боится, - наконец сказал он Вадиму. - Узнает, конечно, но боится. Потому ничего не заявила и участковому… Держите, Махмуд… - Жунид протянул Коблеву протокол допроса. - Прочтите ей и, если сама расписаться не умеет, сделайте это за нее. И пусть введут Еганова.

Мурат вошел и безучастно остановился перед столом.

- Вот что, - обратился к нему Жунид. - Вас я пока отпускаю, но имейте в виду: прекратите торговлю самогоном. Немедленно устраивайтесь на работу. Я проверю.

Еганов пробормотал в ответ что-то невразумительное и вышел. Халифа засеменила вслед за ним, кланяясь и бормоча слова благодарности, пока не скрылась за дверью.

- Значит, егановский дом они использовали как перевалочный пункт, - взъерошив волосы, устало сказал Жунид. - Теперь надо бы добраться до этих постояльцев…

- Ты думаешь - они? - спросил Дараев.

- Не знаю… ничего я, Вадим, не знаю. Давай-ка кончать на сегодня. У меня что-то мозги совсем набекрень. Все перемешалось. Сплошная каша…

- У меня тоже, - честно признался Вадим Акимович.

- Махмуд, - попросил Жунид участкового. - Лошадь эту одноглазую возвратите колхозу «Заря». Акт оформите, как полагается, и представите его в райотделение милиции. Мы завтра приедем туда. Утром выясним, куда ведет ущелье, где обрываются следы, и приедем. Да, отправьте Сиюхова, он нам больше пока не нужен…

- Слушаюсь, - подскочил Коблев. - И, пожалуйста, ночуйте у меня, товарищ старш…

- Просто - Шукаев, - перебил Жунид. - Что ж, охотно, если мы не стесним тебя…

- Нет, что вы…

Распахнулась дверь, и в комнату буквально влетел растерянный и взволнованный Якуб Сиюхов.

- Я виноват!.. Но я не нарочно, начальник… честное слово!..

- Что такое?

- Я обознался… Лошадь не наша…