Денгизов как в воду смотрел. Начиная с этого ноябрьского утра, события завертелись с такой головокружительной быстротой, что даже Шукаев, который, по мнению Вадима, всегда все успевал, не мог улучить минутки, чтобы сделать очередную запись в своем блокноте.
Галина Абастова, как и опасался Жунид, устроила при аресте классическую истерику с подкатыванием глаз, обмороком и прочими деталями из арсенала дешевой кинематографии. Добиться от нее ничего не удалось: она либо принималась рыдать, либо пускала в ход разные «дамские штучки», как выразился Базаев, и вовсю строила следователю глазки.
Зарахмата взяли в «Доме крестьянина». Остановился он там по приказанию Балан-Тулхи-Хана, который строго-настрого запретил ему слоняться вокруг дома Гибцо Абастова на Пушкинской, пять без крайней на то надобности.
Во время допроса Зарахмат, из которого в обычной обстановке невозможно было вытянуть слова, неожиданно разговорился. Он был не на шутку напуган тем, что именно у него нашли парабеллум Азамата Мамакаева с вырезанными на стволе инициалами: «А. М.». К удивлению Денгизова и Шукаева, Зарахмат не только не пытался выгораживать своего покровителя и «хозяина» Балан-Тулхи-Хана, а, напротив, выложил все, что знал о его преступном прошлом и, настоящем.
Ларчик открывался просто: когда-то почтенный эфенди был весьма неравнодушен к женскому полу и обесчестил невесту Зарахмата. С тех пор Зарахмат и стал угрюмым молчальником, глубоко затаившим обиду.
Денгизов распорядился отправить изъятый у арестованного парабеллум в научно-техническую лабораторию управления на экспертизу, и уже через несколько часов было установлено, что пуля, застрявшая в затылке бай-юртовского председателя выпущена из этого револьвера.
Зарахмат не скрыл, что явился в город специально для того, чтобы взять у Мамакаева, гостившего в эти дни на Пушкинской, пять, парабеллум и передать Балан-Тулхи-Хану, которому надлежало спрятать его в надежном месте.
Таким образом, можно было считать доказанным, что убийство в Бай-Юрте - дело рук Азамата Мамакаева. Оставалось обезвредить убийцу.
И то, что появилась возможность задержать главаря банды раньше намеченного времени, Денгизов не считал случайностью.
Визит Жунида к самозванному мулле Докбуха, сведения, которые он там раздобыл, приезд в гостиницу «Интурист» Галины Абастовой с пятью тысячами в обмен на молчание Шукаева, - все это было не игрой случая, а результатом смелой, самоотверженной работы чекистов.
Шахим Алиханович моментально изменил план операции. Раз Азамат Мамакаев и одноухий Тау, ничего не подозревая, спокойно отдыхают в доме Гибцо Абастова, значит, нечего ждать, пока они организуют нападение на кооператоров, следующих с товарами в Базоркинское сельпо. Нечего ждать тринадцатого числа. Нужно арестовать обоих бандитов здесь, в Орджоникидзе. И сегодня же.
В опергруппу вошли сам Денгизов, начальник Северо-Осетинского угрозыска Базаев, два его оперуполномоченных, Вадим с Жунидом и проводник с овчаркой.
Было всего половина одиннадцатого утра, когда управленческая полуторка с брезентовым верхом помчалась на Пушкинскую, пять.
Погода начала портиться. Горы заволокло густым туманом, который медленно оседал все ниже и ниже, грозя опуститься на землю и накрыть город влажной густой пеленой.
Жунид ехал в кузове, размышляя о том, какие перспективы могут открыться ему на Пушкинской пять.
По утверждению Балан-Тулхи-Хана, очевидно, искреннему, потому что он не знал тогда, кто его собеседник, выходило, будто лошади и карабаир либо находятся у самого Гибцо Абастова, либо, на худой конец, последнему известно их местонахождение. Так что в любом случае они с Вадимом должны побывать у Абастова.
Наконец, Шукаеву импонировало работать с Денгизовым. Может, оттого, что ему вообще был симпатичен этот деловой решительный человек, обладающий удивительным даром предвидения, так необходимым чекисту. А может, Жунид, не всегда отдавая себе в этом отчет, видел в тех приемах уголовной тактики, которые применял Денгизов, подтверждение правильности своих собственных выводов и наблюдений.
Полуторка остановилась возле старого, давно не беленного каменного забора. За ним виднелась прогнувшаяся черепичная крыша, позеленевшая от времени, дождей и туманов.
- Собаки нет, - сказал Шахим Алиханович. - Войдем в калитку. Вы, товарищ Базаев, оставьте своих людей во дворе. Проводник с собакой будет здесь, за забором, на случай, если кому-либо из них удастся ускользнуть. А остальные - со мной. Да, Вадим Акимович, срочно двух понятых. Соседей попросите…
Калитка оказалась незапертой. Громко заскрипели ржавые петли. Все замерли, войдя во двор. Но со стороны дома не донеслось ни единого звука.
- Пошли, - тихо сказал Денгизов.
Дом был старый. Фундамент отсырел и местами облупился, обнажив ноздреватые лысые бока серых камней, из которых он был сложен. Закрытые наружные ставни, давно не крашенные, потрескались и покоробились. К двери вели три каменные ступеньки.
Денгизов осторожно попробовал дверь. Она не поддалась.
- Кто может открыть? Но без грохота…
- Позвольте, Шахим Алиханович, я попробую!
- Пробуйте, Жунид. Мне уже доводилось слышать о вашем инструментарии…
Шукаев заглянул в замочную скважину.
«Врезной, пружинный…» - решил он про себя и обернулся, поискав глазами Дараева. Как раз в этот момент тот вошел во двор с двумя мужчинами - пожилым и молодым. Оба чувствовали себя явно не в своей тарелке и опасливо озирались.
- Права и обязанности понятых разъяснили им? - вполголоса спросил Денгизов.
- Так точно, - ответил Вадим.
- Тогда приступим…
Жунид достал отмычки и деловито принялся орудовать ими. Через несколько секунд замок щелкнул, и дверь открылась.
Обнажив револьвер, Денгизов вошел первым. Из полутьмы коридора (в доме все окна были закрыты ставнями) пахнуло водочным перегаром, табаком и тем характерным кисловатым запахом непроветренного помещения, где накануне состоялось обильное пиршество.
В доме было две комнаты, расположенные рядом, вдоль узкой передней. Из одной раздавался довольно громкий храп. Шахим Алиханович, стараясь не шуметь, поочередно подергал ручки обеих дверей, но и эти двери были на запоре. Пришлось Шукаеву снова извлекать из сумки отмычки и демонстрировать свое искусство взломщика.
Понятые испуганно жались к стенке, посматривая на пистолет Денгизова.
- Все будет тихо, не волнуйтесь, - поймал он их взгляд. - Вам ничего не грозит.
Однако Денгизов ошибся. Дальнейшие события происходили довольно шумно.
Жунид провозился со второй дверью гораздо дольше, чем с первой. Она была заперта изнутри и в скважине торчал ключ с той стороны. Оглядевшись вокруг, он взял кусок войлока, служивший вместо подстилки для ног, и просунул под дверь. Затем пластинчатым пальцем отмычки повернул ключ в замке и вытолкнул его внутрь. Ключ мягко упал на войлок.
- Откройте сначала вторую, - убедившись, что все по-прежнему тихо, сказал Денгизов.
Дверь рядом оказалась запертой на крючок. Шукаев просто поддел крючок, вставив отмычку между рассохшимися створками.
- Жунид, вы - со мной - в эту комнату, а Базаев с Вадимом Акимовичем - в другую. Ну, пошли… И не стрелять: они нужны нам живыми и невредимыми…
Шукаев распахнул дверь рывком, чтобы она не заскрипела, но не рассчитал и выпустил створку из рук раньше времени. Она сухо и резко стукнулась об косяк.
На полу, на разостланной кошме, в полупустой комнате одетыми спали два человека. Одного Жунид узнал с первого взгляда. Это был одноухий Тау. Второй, огромного роста, великолепно сложенный, мог быть только Азаматом Мамакаевым, о недюжинной силе и ловкости которого ходили легенды.
Храпел - Азамат. Когда хлопнула дверь, он даже не шелохнулся. Зато Тау мгновенно подскочил и, увидев в дверях Шукаева и Денгизова, непочтительно пнул своего атамана сапогом…
- Легавые! Смывайся!
Жунид бросился на одноухого, вытянув вперед руки. Он схватил его за полу френча как раз в тот момент, когда Тау одним ударом вышиб раму окна вместе со ставнями и уже занес ногу на подоконник.
Краем глаза Жунид увидел, что Денгизов борется с Азаматом, которому удалось выхватить у бибиста пистолет. Рука бандита, сжимавшая оружие, была совсем близко. Шукаев ударил по ней кулаком. Прогремел выстрел. Азамат взвыл от боли - он прострелил себе левую ладонь. В это время на помощь Денгизову подоспел Вадим Акимович.
Тау воспользовался заминкой и, оттолкнув Шукаева, все еще державшего его одной рукой за френч, нырнул в окно.
Во дворе сухо щелкнул выстрел, загремели на заборе плохо укрепленные камни, и залаяла овчарка.
- Жунид и Вадим, - берите проводника с собакой - и в погоню! Быстро, здесь без вас справятся! - крикнул Денгизов.
Жунид, не раздумывая, выпрыгнул в окно. Дараев - за ним. Когда они выбежали на улицу, проводник с трудом сдерживал бесновавшуюся на поводке овчарку.
- Вперед! - крикнул Вадим Акимович. - И не оглядывайтесь - жмите во весь дух: мы не отстанем!..
Давно им обоим не приходилось так налегать на ноги. Сухопарый проводник дал ищейке волю и несся вслед за ней по улицам и задворкам с завидной скоростью. Друзьям оставалось только выжимать из себя все, на что они были способны.
Собака на минуту задержалась возле старого деревянного сарая, наполовину загородившего узенький переулок, обнюхала его и юркнула в болтавшуюся на одной петле дверь.
Сарай, темный и грязный, был завален всякой рухлядью: разбитыми ящиками из-под пива, плетеными сапетками, дровами, углем, пустыми бидонами из-под керосина. В углу валялись сваленные в кучу лопаты, грабли, топор, несколько мотыг и разный железный лом.
На потолочных балках лежали широкие чинаровые доски, образуя чердак, занимавший лишь половину сарая.
Овчарка поджала хвост и, вскочив на штабель колотых поленьев, легко перепрыгнула на чердак. Привыкший к подобным положениям, проводник тотчас же полез за ней Вадим и Жунид не заставили себя ждать и тоже забрались на чердак, загромыхав обвалившимися дровами.
Длинный чердак, весь затянутый паутиной, был соединен с перекрытиями других хозяйственных построек, теперь заброшенных, - коровника и конюшни. Вообще, это был покинутый двор, - входя в сарай, Жунид заметил сбоку полуразвалившийся домик. В те времена на окраине любого кавказского города легко можно было наткнуться на разруху и запустение. Бежал за границу какой-нибудь толстосум или купец, удрал в леса, к Мамакаеву, отпрыск княжеского рода или просто абрек - заколоченные дом и другие надворные постройки ненадолго оставались в сохранности: мебель и все, что поценнее, растаскивали соседи, заборы и сараи разламывались на дрова.
В камышовой крышке коровника зияла дыра, в которую свободно мог протиснуться человек. Овчарка метнулась в нее, выскочив на невысокий кирпичный забор, отделявший двор от соседней улицы, ведущей к окраине города и железной дороге.
- Если ему удастся скрыться, - тяжело дыша, сказал Шукаев, - позор нам на весь Кавказ!
- Далеко не уйдет, - отозвался проводник, спрыгивая прямо в грязь. - Одно плохо: туман все гуще становится…
- В том-то и дело, - буркнул Дараев.
И снова - гонка. Ищейка, больше не останавливаясь, помчалась к вагонно-ремонтному заводу. Метрах в ста пятидесяти от проходной свернула влево, к полотну железной дороги, перемахнула через похилившийся штакетник и залаяла, остановившись в тупике, возле одинокого старого вагона.
- Он здесь, - уверенно сказал проводник.
- Я войду первым, - тоном, не допускающим возражений, заявил Жунид и, поднявшись на ступеньки, рванул дверь.
- Черт! Заперто! - Он полез в сумку и снова пустил в ход свою чудо-отмычку. Дверной замок резко щелкнул, и Жунид едва не упал вместе с дверью. Достав из кобуры наган, он осторожно ступил в тамбур, сделав Дараеву знак идти за ним.
Они обшарили весь вагон, заглядывали под все лавки, но Тау словно сквозь землю провалился. Дараев обескураженно развел руками.
- Оборотень, а не человек! - вытирая со лба пот, сказал он.
Жунид не успел ответить. За окном вагона, густо покрытым слоем застарелой пыли, так, что сквозь стекло ничего нельзя было рассмотреть, тем более - в туман, раздался крик проводника и яростный лай собаки.
Следователи выскочили наружу.
Тау лежал на животе, лицом вниз.
Над ним, с револьвером в руке, наклонился проводник. Ищейка сидела тут же, дрожа от возбуждения. Лоснящаяся шерсть поднялась торчком на загривке.
- Дурака валяет, - ответил проводник на вопрос Шукаева. - Вроде бы он в обмороке. В вагонный люк забрался, паразит… Смотрю: ноги оттуда сползают, ну мы с Пиратом и заставили его растянуться на шпалах…
- Красавец-пес, - с невольным восхищением сказал Жунид, садясь на рельс.
- Знатная собака, - скромно улыбнулся проводник. - Как человек. Говорить только не умеет.
Пес и вправду был хорош. Могучая широкая грудь с подпалинами, острая тонкая морда с двумя симметричными родинками по бокам и великолепными клыками. Глаза, темные и блестящие, ловили малейшее движение хозяина.
- Свяжи его, Вадим, - попросил Шукаев, кивнув в сторону задержанного. Допрашивать будем на месте, в вагоне. Вставайте, Рахман Бекбоев! Да не вздумайте шутки шутить! С Пиратом это опасно! Бросьте притворяться!
Тау медленно встал, стараясь не глядеть на собаку, и покорно вытянул руки за спиной, давая себя связать.
- Твоя взяла, начальник! - хрипло пробормотал он. Угрюмая скуластая физиономия его была вся в потеках грязи.
Приступая к допросу, Жунид чувствовал, что он сам возбужден и взволнован не меньше Пирата, который все еще продолжал глухо ворчать в углу вагона.
Шутка ли: подходит конец двухмесячным поискам! Пойман одноухий Тау, постоянный сподвижник покойного Унарокова, а ныне - друг и советчик грозы ингушских коневодов, заклятого врага Советской власти Азамата Мамакаева!
- Приступим? - спросил Дараев.
- Да. Сейчас.
Жунид с нескрываемым любопытством оглядел Тау. Бритая иссиня-темная голова, монгольского типа загорелое лицо, грубое, но, безусловно, принадлежащее человеку смелому до безрассудства. Ничего дегенеративного нет, если не считать скомканного обезображенного уха. Так что вряд ли прав Ломброзо в своем утверждении, что каждый преступник отмечен каиновой печатью, что задатки преступности заложены в самих биологических особенностях типа. Чепуха все это. Вор, бандит, взломщик, конокрад и убийца - порождение не биологическое, а социальное. И одень сейчас этого Рахмана получше, и сойдет он, пожалуй, за добропорядочного обывателя.
- Фамилия, имя?
- Ты же знаешь, начальник. К чему вопросы?
- Отвечайте! - коротко оборвал Дараев.
- Тау… Рахман Бекбоев.
- Кто похитил лошадей с чохракской конефермы?
- Кто крал, тот попал, - высморкавшись прямо на пол, ответил Тау. - Хапито Гумжачев и Петр Черкашин. Они же отбывают срок, начальник… Благодаря тебе.
- Значит, знаете уже?
- Тау все знает.
- Ну уж и все. Ладно. Нас интересует, где сейчас находятся лошади из Чохрака и карабаир.
Тау шмыгнул носом.
- Учти, начальник, я сторожа не убивал. Газиза - тоже не я. Так что мокрое дело мне не шей. И если следствию помогу…
- Торговаться будем?
- Нет, - серьезно ответил Тау. - С тобой не сторгуешься, видно, раз ты сидишь здесь с собакой, а не у нас с Галиной… Взял ее?
Жунид молча кивнул.
- Я так и подумал. Говорил ведь мулле: не трать порох зря, Шукая на такой крючок не возьмешь…
- Оставим это. Говорите дело. И имейте в виду: обещать ничего не буду. Все, что заработали, - получите сполна.
- Что ж, начальник. Буду говорить дело.
- Ну? - не вытерпел Дараев.
- Не понукай, не запряг еще, - дерзко ответил Бекбоев, всем своим видом показывая, что не намерен принимать всерьез никого, кроме Шукаева. - Кони - в Орюрте…
- Неправда! Я же там был! - снова вмешался Вадим, отрываясь от протокола.
- Мало ли кто где был. Барышник там есть. Имени не знаю. Дом его второй с краю села. У барышника есть примета. Молодым был, в драке отрубили ему шашкой ползада. С тех пор наперекосяк ходит. Лошадей уводили в лес на день. А ночью - в конюшню. Плохо смотрел, начальник… - Тау с издевкой глянул на Дараева и снова повернулся к Жуниду. - Все я сказал. Ищи коней в Орюрте.
- Бориса Фандырова знаете? - спросил Жунид.
- Да. Трус… И жаден, сволочь… Пижон глаженый.
- Краденые товары ему сбывали?
- Ему.
- А Шагбан Сапиев?
- Слышал о таком, но лично не видел. С ним Феофан и Буй знались…
Шукаев задал еще несколько вопросов, уточняя обстоятельства чохракского налета и заодно проверяя, правду ли говорит Рахман. Тот отвечал коротко, но вполне конкретно и обстоятельно.
- Когда в последний раз встречались с Муталибом Акбашевым?
- Из Кутского леса я попал в Армавир. Рассказал все Паше-Гирею. Тогда он там был. Он и посоветовал мне податься к Азамату…
- Как вам удалось уйти? - спросил Вадим.
- Буй помог. Его ведь только на четвертый день застукали. Переплыл я Лабу и добрался до Гаевской. Петрович нашел машину. На ней я и в Армавир приехал. Под видом грузчика станпо. Азамата в Назрани отыскал.
- Так, - закуривая, сказал Шукаев. - Ну что ж, подпишите, Рахман, ваши показания. Сейчас вызовем машину Еще что-нибудь хотите сказать?
- Что зря болтать? Признаю, начальник, твой верх.
Когда Тау привезли на присланном Базаевым «газике» в управление, Гибцо Абастов и Азамат Мамакаев уже сидели в КПЗ.
Кончил свою карьеру атаман последней банды, скрывавшейся в горах Кавказа. Теперь, когда Азамат был схвачен, уже не составляло особого труда выловить и его сообщников.
Жунида сейчас мало интересовали показания Азамата, Гибцо Абастова, его дочери Галины и Балан-Тулхи-Хана, которого Денгизов арестовал через несколько часов после описанных событий. Жунид спешил с опергруппой в Орюрт.
Там находились лошади, там, видно, должны были закончиться его скитания..