По следам карабаира

13. ПОСЛЕДНИЙ «РЕЙД» РОТМИСТРА УНАРОКОВА

В отсутствие Дараева Жунид не терял времени даром. Еще раз самолично обыскал дом и двор Дзыбова, допросил его мать, молчаливую и запуганную старуху. Повторный обыск ничего не дал, час, потраченный на допрос, тоже прошел впустую: мать Газиза бормотала, что она ничего не знает и что сын ее - лучший из сыновей во всей Адыгее.

В тот же вечер Шукаев разыскал бывшего табунщика чохракской конефермы Аскера Чича. Прежнее местожительство, аул Дейхаг, Аскер лет пять назад сменил на Насипхабль из-за своей давней неприязни к Хахану Зафесову, по милости которого отсидел несколько месяцев в тюрьме еще при царском режиме.

Жунид пробыл у табунщика довольно долго, расспрашивая его о житье и незаметно подводя разговор к людям и событиям, которые могли быть каким-либо образом связаны с интересующим его делом.

Чич сидел за небольшим столиком напротив Жунида (разумеется, было и угощение: ни один адыгеец не отпустит гостя, не выставив на стол всего, чем богат) и медленно говорил, изредка покрякивая и поглаживая свой массивный подбородок. При первой встрече лицо Чича показалось Жуниду туповатым. - сейчас это впечатление исчезло. Просто ум Аскера отличался некоторой неповоротливостью, мысль его долго тлела, прежде чем вспыхнуть и стать определенной для самого хозяина.

Аскер между прочим рассказал, что разговор с Шукаевым в управлении он помнит. Не забыл, что обещал «помогать начальнику», и даже кое-что сделал. Вернувшись из Краснодара в Насипхабль, Чич взял отгул в колхозе, оседлал своего коня и несколько дней охотился в окрестных лесах, по всей чохракской низине, пытаясь хоть что-то узнать о похищенных лошадях и налетчиках. Он побывал на полевых стажах, в лесных сторожках, облазил все овраги и балки, но ничего подозрительного не увидел.

Жунид поблагодарил и хотел уже распроститься, но хозяин стал просить остаться еще ненадолго и выслушать его. Жунид украдкой поглядел на часы - время было возвратиться Вадиму - но не подал виду, что торопится, и приготовился слушать. Чич, отхлебнув бузы из резной деревянной чаши, неторопливо стал говорить.

То, что он рассказал, поначалу никак не заинтересовало Шукаева, и вспомнил он об этом разговоре только на другой День. Оказалось, что на птицеферме, довольно большой и Доходной, расположенной на берегу Чохрака, вдруг стали все чаще и чаще обнаруживать пропажу птиц. Гуси и утки пропадали почти ежедневно. В день от пяти до десяти штук. Был сам Туков с помощниками, но исчезновение птиц так и осталось загадкой.

Жунид вежливо пообещал, что займется этим только в том случае, если выкроит время, и, попрощавшись, ушел в отделение.

…Дараев вернулся во втором часу ночи злой и расстроенный.

- Не вешай носа, - добродушно заметан Жунид, выслушав его рассказ. - С кем не бывает. А Газиз прошел Крым, Рим и медные трубы. Хитер, проклятый… Кстати, Алехин как следует поводил ищейку вокруг дома Зафесова?

- Битый час мы толклись там. Прочесали все вокруг метров на двести. Ничего похожего на следы… Такое впечатление, что он действительно ускакал на лошади. Но лошади у Хахана не было… это я точно выяснил..

Шукаев задумался. Они лежали рядом на двух деревянных раскладушках. Жунид потянулся к выключателю и потушил свет…

- Давай спать: утром решим, что дальше…

Дараев начал уже было посапывать, когда Жунид вдруг растолкал его.

- Ну? Чего ты?..

- Во что был обут Хахан?

- Шерстяные чулки… а обувки на нем не было… Я же тебе говорил: мы застали его в одном белье..

- Во время обыска в доме ты видел где-нибудь сапоги? Вадим недоуменно хмыкнул.

- Я ж не сапоги искал. Вообще-то дом и двор осматривал Коблев, пока я допрашивал Хахана. Но потом я и сам походил по хате… Подожди-ка!.. - Он приподнялся на постели, пораженный неожиданной мыслью.

- Что?

- Сапог я, и правда, не видел!..

Жунид тихонько засмеялся.

- Неужели ты думаешь?!.

- Вот именно! Иначе - почему Джеке не взял след? Газиз надел сапоги или, может быть, ичиги Зафесова, а свою обувь захватил с собой…

- Какой же я идиот! - в сердцах сказал Вадим Акимович и пошарил рукой в изголовье, разыскивая папиросы и спички.

- Старый трюк, - сонно пробормотал Жунид. - Да ты не горюй - с каждым может случиться..

Среди ночи Дараев проснулся от неясного шума во дворе. Вскочив, он включил свет и прислушался. Храп лошади, голос часового из КПЗ…

- Вставай, - разбудил Вадим товарища. - Что-то стряслось.

В одном белье они подскочили к окну. Во дворе, освещенном единственным тусклым фонарем, охранник снимал с горячившегося коня чье-то безжизненное тело.

Наскоро одевшись, Вадим и Жунид выбежали во двор. Часовой уже тащил неизвестного на спине к дверям отделения.

- Ранен, - тяжело дыша, сказал охранник. - Конь влетел, как бешеный, забор сломал…

Шукаев присветил фонариком.

- Дзыбов!? Быстро его - в приемную, на диван! Вадим, беги за фельдшером.

…Глаза Газиза были закрыты. Дышал он трудно, прерывисто. Его положили на живот - рана оказалась на спине, под правой лопаткой. К приходу фельдшера Шукаев разрезал на раненом гимнастерку, обнажил рану и, повернув Дзыбову голову, влил ему в рот несколько капель спирта, который всегда возил с собой на всякий случай.

- Я запомню… запомню это… пахан, - чуть слышно прошептал Газиз. Он потерял много крови: гимнастерку на правом боку и пояс брюк заволокло темно-бурым пятном.

Фельдшер суетливо и не очень умело обрабатывал рану, Жунид и Вадим помогали ему перевязывать.

- Мне кажется, это не очень опасно?.. Если бы, конечно, не потеря крови… - сказал Жунид, вопросительно глядя на фельдшера.

Тот покачал головой.

- Удар был силен. Проникающее ранение. Возможно, задето легкое. Слышите, как дышит?.. Его нужно в больницу, в город, а везти рискованно…

- Сейчас вызовем врача сюда… Я позвоню в управление, Дыбагову… Этого человека во что бы то ни стало нужно спасти…

Фельдшер неопределенно покачал головой.

…Врач приехал на полуторке в пятом часу утра. Газиза к тому времени перенесли на руках в сельскую амбулаторию.

Пока шла операция, Жунид и Вадим (они так и не ложились больше) сидели в небольшой приемной амбулатории и вполголоса разговаривали.

- Что же все-таки могло произойти? - спросил Дараев. - Кто пырнул Газиза?.. Может, свои же?..

- Только свои, - убежденно ответил Жунид. - Я ничего не могу утверждать наверное, но он, очевидно, с кем-то встретился, пил… врач же сказал, что от него за версту самогоном несет… там и произошла ссора…

- А если он умрет?

- Перестань, Вадим, ради Бога! - взмолился Жунид. - Терпеть не могу всяких «если». Ждать будем.

Вышел врач, сдернул марлевую маску с лица.

- Очень плох. Ручаться ни за что не могу. Потеря крови огромная.

- Доктор, он в сознании? - спросил Жунид.

- Сейчас нет, но скоро, думаю, придет в себя. Вам, конечно, не терпится его допросить?

- Хотя бы два-три вопроса…

- Но не больше, - предупредил врач, уходя. - Сейчас его перенесут… Я сделал ему укол. Он сможет говорить. Но не утомляйте его.

…Заострившееся зеленовато-желтое лицо Газиза Дзыбова было покрыто капельками пота. Санитарка вытерла ему лоб полотенцем. Он открыл глаза.

- Шукаева, - едва различил Жунид его шепот.

- Я здесь.

- Я скажу теперь… слышите?.. Я для этого и скакал сюда. Я им этого не прощу… Тогда в Чохраке из наших был Асфар Унароков… ротмистр… шкура. Еще - Тау. Одноухий… Бывший байский наездник… Настоящее имя - Рахман Бекбаев… из-под Моздока…

Жунид, не перебивая, записывал.

- Тау дважды судим… недавно бежал из тюрьмы сюда, на Кубань… и стал правой рукой пахана…

- Кто пахан?

- Асфар…

- Где они?

- Их сейчас нужно искать в Ореховой балке… там - берлога…

- Кто убил Лоова и где лошади, где карабаир?

- Старика ударил Асфар… а где лошади - я не знаю… их сразу угнали адиюхцы…

- Кто вас ранил и где?..

- Они не поверили мне… Это Буй…

- Ну?..

Но силы Дзыбова иссякли, и он, закрыв глаза, обессиленно уронил голову набок. Санитарка сделала им знак удалиться.

- Который час? - спросил Жунид у Вадима, выходя из палаты.

- Пять утра.

- Срочно приведи Аскера. Надо искать Ореховую балку. Пока они не ушли с Кубани совсем…

Через два часа Жунид, Дараев, Махмуд Коблев и Аскер Чич уже скакали по направлению к Ореховой балке. По словам табунщика, рысью туда можно было добраться часа за три.

Пока собирались, Вадим кое-что разузнал об Асфаре Унарокове. В прошлом Унароков служил в белой армии и был одним из самых активных организаторов грабежей на Украине. Многих его сообщников арестовали, а Асфару с частью его шайки удалось скрыться, чтобы снова осесть на прикубанской равнине.

О Рахмане Бекбаеве, по кличке Тау, в Насипхабльском отделении милиции не имелось никаких сведений, и Шукаев попросил Тукова запросить о нем область.

Больше всего Жунида беспокоила сейчас мысль о том, что грабители могут исчезнуть. Рассуждая логично, можно было предположить (основываясь на признании Газиза), что последний после побега из КПЗ встретился где-то со своими сообщниками, которые отнеслись к нему без доверия. О том, что произошло дальше, можно было только гадать, но ясно, что дело кончилось потасовкой и ранением Дзыбова. Каким-то образом он все-таки вырвался и выдал всех уже из мести. Сказал он, конечно, далеко не все. И неизвестно, сможет ли, сказать остальное…

В Ореховую балку они выехали под видом обыкновенных охотников, чтобы не привлекать внимания.

Было холодно. Сверху начал сыпать мокрый снег. Крупные лохматые хлопья его, медленно и ровно опускаясь на землю, на разгоряченные спины лошадей, тотчас же таяли.

Над густым лиственным лесом стояла сонная тишина, только шуршали остатки листьев, осыпаясь вместе со снегом на влажную почву.

Въехали в лес. Жунид подал знак спешиться. Лошадей повели на поводу.

Брался легкий морозец. Стволы и еще недавно мокрые ветви покрылись матовой сединой изморози.

Добирались до Ореховой балки гораздо дольше, чем предполагал Аскер Чич. Часов пять. И люди, и кони порядком устали, но Шукаев решил сделать остановку только по прибытии на место.

- Вот она… балка, - остановился шедший впереди табунщик.

Спустились. Балка была небольшая, изогнутая, наподобие бумеранга. Края ее так густо поросли деревьями, что стволы их образовали естественную стенку и надежно защищали спуск в овраг от любопытных глаз. Чич сказал, что во время своих недавних скитаний не догадался заглянуть сюда, хотя и знал о существовании Ореховой балки. Называлась она так потому, что поросла внизу кустарниками фундука.

В центре оврага, под сенью двух огромных чинаровых деревьев, стоял полуразваленный шалаш из толстых веток, крытый сеном. Собственно, сено было почти целиком сорвано с кровли и грудами валялось на земле. Перед шалашом - в вырытой яме - очаг, обложенный камнями, и закопченная тренога для котла.

Шукаев попросил Аскера разжечь костер и сообразить что-нибудь насчет обеда, а сам с Вадимом начал внимательный обзор «берлоги», как назвал это пристанище конокрадов Газиз Дзыбов.

Шалаш был внушительных размеров. При желании в нем могло поместиться на ночлег человек двенадцать-пятнадцать. Возле задней стенки в поперечных и продольных брусьях, очищенных от коры топором, торчали многочисленные гвозди, - очевидно, для одежды, упряжи и снаряжения.

В трех шагах от шалаша валялось с десяток птичьих шкурок вместе с пухом и перьями.

Жунид все внимательно осмотрел. Сфотографировал.

- Что это? - спросил Вадим, ворохнув носком сапога птичьи останки.

- Так разделывают птицу только конокрады, - сказал Жунид, - и только на Кавказе и в некоторых азиатских странах.

- Как это?

- Сначала пропаривают дичь в горячей воде потом вынимают из котла и сильно встряхивают. В руках остается птичья тушка, а шкурка с перьями отлетает. Потом жарят на палочках держат над огнем… Мясо получается очень нежным и ароматным..

- Хитро, - сказал Вадим и предложил: - Обойдем шалаш вокруг: там, по-моему, следы остались.

Пока Аскер Чич варил на костре баранину, Жунид, Вадим и Коблев обшарили всю балку.

Мороз усиливался. Похоже было, что зима в этом году будет ранняя. Промокшие листья, скрутившись в трубку, заиндевели и потрескивали под ногами. Пошла редкая колючая крупа. Между стволов засвистел порывистый ветер. Нужно было торопиться, пока все вокруг не замело белой порошей.

Наконец, у выхода из оврага, на глинистом откосе, Жунид и Вадим нашли след от колеса брички и несколько отпечатков копыт. Измерив и осмотрев их, они пришли к выводу, что повозка - с чохракской конефермы. Однако среди конских следов не было уже знакомого им «башмака».

«Где могут быть угнанные лошади?» - думал Жунид, возвращаясь к костру. - И кто такие адиюхцы?» По дороге он срубил молодой ясень с рогачом на конце и, обтесав его, соорудил подобие вил, которыми начал ковырять груды сена, сорванного с крыши шалаша. Делал он это больше для порядка, не надеясь уже ничего найти. И вдруг… по заледеневшей земле покатились три катушки белых ниток, привязанных к кукурузным кочанам. Шукаев бросил свои импровизированные вилы и нацелился фотоаппаратом на находку.

- Вадим! Дараева не было.

Сухо треснул в холодном воздухе пистолетный выстрел. Где-то неподалеку. Шукаев бросился в том направлении.

…Вадим стоял возле старой дикой яблони. На разветвлении ствола чернело расчищенное от веток и лесной трухи отверстие дупла.

- Кажется, я нашел кое-что интересное! - возбужденно сказал Вадим. - Берданка и…

- Ты из-за этого стрелял?

- Ну да! Кричать - ты бы не услышал…

- Бить тебя некому, - буркнул Шукаев, подходя к дуплу. - Я уж думал - случилось с тобой что… И больше без нужды не стреляй! Понял?!

- Понял, - тихо сказал Дараев. Тон Жунида был довольно свирепым, но от Вадима не укрылось, что тот не на шутку за него испугался. - Но ты посмотри…

Смотреть было на что. В дупле лежало ружье, пустой патронташ к нему и аркан, сплетенный из конского волоса.

- Может, не трогать сейчас все это, - спросил Вадим, рассматривая аркан, - а выставить засаду?..

- Зря время потеряем. Они сюда не вернутся. Ты же видел: шалаш разворочен, уходили в спешке… Предполагали, что мы явимся. А о дупле забыли…

- Позвать Аскера?

- Давай!..

Табунщик, подойдя, повертел берданку в руках.

- Мой ружье, - уверенно сказал он. - И номер…

- СВ 016796,- прочел Дараев и заглянул в блокнот. - Точно. А аркан?..

- Тоже наш… тогда пропал, когда Каро угнали…

- Почему же аркан не значится в списке вещей, пропавших с конефермы? - спросил Жунид.

- Сразу не обнаружили… Когда я сдавал ферму, тогда и узнали, что он пропал.

- Что он сказал? - спросил Дараев. Жунид перевел.

- Можно немного обедать, - предложил Чич по-русски. - Мясо готово.

Дальше пошли по следам копыт. Круглые ямки следов медленно, но верно засыпало белыми шариками крупы. В лесу было сумрачно, несмотря на то, что время едва перевалило за полдень.

- Километра три отсюда - лесхоз, - сказал Чич Шукаеву. - Там - сторожа. И сено для лошадей найдется. Лесника я знаю давно - добрый старик.

Чич, как всегда, обращался к Жуниду по-адыгейски. Русский язык он знал плохо и говорил с таким невообразимым акцентом, что временами его невозможно было понять.

Ветер усиливался. Вверху, среди голых обледеневших ветвей, гудело и свистело. В двух шагах ничего не было слышно, и им приходилось кричать, напрягая голос. Изредка по гущине леса разносился сухой треск обломленных ветром сучьев, покрывавший все остальные звуки. Крупа хлестала в лицо, забиралась за воротник, слепила глаза. Отыскивать в такой крутоверти какие-либо следы нечего было и думать. Посовещавшись, Жунид и Вадим решили положиться на Аскера.

- Веди к сторожке, - сказал Шукаев.

…Часа через два, облепленные снегом, замерзшие и усталые, они добрались, наконец, до бревенчатого домика, затерявшегося в густой чаще. Сбоку к избушке был пристроен небольшой навес с тремя дощатыми стенками. Под ним - сено. Лошадей привязали к стойлам.

Внутри сторожки никого не оказалось. В очаге еще не остыл жар, и табунщик быстро вздул огонек, подбросив сухих дров.

- Где же твой приятель? - спросил Вадим.

- Лесом пошел, наверно… обходом пошел…

- Рано завертелось, - сказал Жунид, выглядывая в низенькое слепое окошко. - Если так и дальше пойдет, - околеем мы с тобой в плащиках..

- Возьмем у Тукова кожухи.

- Как зовут лесника? - спросил Жунид Аскера, садясь на деревянную лавку у очага.

- Кербеч.

В углу сторожки стоял топчан, а рядом были довольно просторные нары для заезжих охотников, застеленные сеном и попонами. Близился вечер. Решили немного перекусить и лечь спать, не дожидаясь хозяина.

- Придется дежурить, - решил Жунид, прислушиваясь к вою ветра. - Нападения бандитов едва ли следует ожидать, но коней наших угнать в такую заваруху могут.

- Я пойду первым, - вызвался Коблев и покраснел. - Можно?

- Давай, - улыбнулся Шукаев. - Только возьми чепрак с нар, а то замерзнешь. Через три часа разбудишь меня или Вадима.

Жуниду все больше и больше нравился Махмуд. Молчаливый, выдержанный, за весь день и двух слов попусту не сказал. На такого можно положиться.

Кербеч явился под утро. Привез дрова на подводе.

Внешность и манеры его напомнили Шукаеву тургеневского Бирюка. Крупная кудлатая голова, густые насупленные брови, усы, слегка свисающие вниз, седые и чуть желтоватые по краям от табака: лесник не вынимал изо рта самокрутки. Попробовав его самосада, Жунид поперхнулся и долго потом тер кулаком слезящиеся глаза.

- Ну и зелье у тебя, отец, - сказал он, отдышавшись. Кербеч удовлетворенно кивнул. Скинул свой дубленый полушубок, аккуратно расправил и повесил на гвоздь. Спокойные серые глаза его внимательно осматривали гостей.

Жунид колебался недолго - очень уж располагающим было лицо Кербеча - и коротко рассказал, кто они такие и зачем приехали.

Лесник поковырял шомполом остывшую золу в очаге.

- Что сказать?.. Людей чужих в нашем лесу много бывает.

- Если знаешь, скажи, Кербеч, - попросил Чич. - Это мои друзья.

Старик помедлил, сворачивая очередную цигарку:

- Может, не то скажу, - начал он, наконец. - Но другого не знаю… Вчера это было…

Кербеч говорил неторопливо, степенно, с паузами во время очередных затяжек. Его не перебивали.

…Накануне их приезда в сторожку Кербеч отправился днем в аул, к знакомому леснику с другого участка, чтобы попросить денег взаймы - новую двустволку хотел купить. Обратно возвращался часа в два и без денег: лесника не застал дома. И хорошо, что так вышло. Пропали бы деньги ни за что. Кербеч перевалил уже чинаровую балку, что лежит в полуверсте от сторожки, как вдруг подозрительного вида мужчина преградил ему дорогу и потребовал вывернуть карманы. За кустами лежал проселок: оттуда донесся скрип брички и чей-то голос: «Оставь старика в покое, Тау!»

Незнакомец повернулся на голос, и Кербеч увидел, что у него «попорчено» левое ухо. «Ладно, пахан», - сказал человек, которого назвали «Тау», и, швырнув на землю ружье, отобранное у Кербеча, скрылся в кустах.

Шукаев достал карту района.

- Вот здесь, отец, - сказал он. - Здесь сторожка… Это - Насипхабль. В каком, примерно, направлении нужно идти, чтобы попасть на то место, где вас обыскал Тау?..

Лесник покачал головой.

- Убери бумажку, начальник. Я провожу, если надо. А по бумажке не понимаю.

- Я эти места тоже немного знаю, - вставил Махмуд. - Да и Аскер…

- Тогда - завтракаем - и в путь…

Вчерашней непогоды как не бывало. Словно зиме вздумалось проникнуть сюда, в эти леса, на разведку, нашуметь и внезапно исчезнуть. Сквозь разлапые ветви коренастых вязов и стройные стволы молодых дубков пробивалось желтое солнце, растапливая на лесных прогалинах, на пятачках старых пней, неплотный слой смерзшегося за ночь снега.

Было еще прохладно, может, даже и ниже нуля, но день обещал быть ясным и теплым. Можно было надеяться разыскать следы обоза Асфара Унарокова. А в том, что Тау сопровождал именно ротмистра и других членов шайки, перебиравшихся на другое место, у Жунида не было сомнений.

Балку, на краю которой Тау остановил Кербеча, они пересекли верхами. Дорога, тянувшаяся за ореховым кустарником, почти оттаяла, и на ней хорошо были видны отпечатки колес и копыт.

Дараев и Коблев спешились, осмотрели их. Чич тоже слез с лошади.

- Наша бричка, - заключил он, разглядывая колею.

- Ну что ж, спасибо, Кербеч, - сказал Жунид, протягивая леснику руку. - Возвращайтесь. Дальше мы поедем одни. И не говорите никому, что видели нас.

Кербеч кивнул и, попрощавшись со всеми, повернул коня. Сидел он в седле твердо и прямо.

- Что может означать это слово? - задумчиво проговорил Жунид, когда они отъехали: - Буй.

- Какой Буй? - удивился Дараев.

- Газиз Дзыбов не договорил… помнишь, я спрашивал, кто его ранил? Он ответил: «Они не поверили мне, это Буй…» И все.

- Я как-то не обратил внимания, - смутился Вадим. - А может, кто-нибудь из них знает? Аскер! Махмуд!..

Но ни тот, ни другой не могли вспомнить человека, чье имя или фамилия начинались бы со слога «Буй»…

Жунид опять замолчал. Ушел в себя. Дараев не мешал. Он уже знал это обыкновение своего друга. Бывало так, что какая-то назойливая подспудная мысль не давала покоя Шукаеву. В такие дни или часы он ходил, говорил, делал все, что полагалось, но мозг его напряженно работал, решая задачу, занозой сидевшую в голове. Иногда размышления его вдруг прорывались наружу неожиданным для окружающих действием или вопросом, никак, казалось, не связанным с тем, что происходит сейчас.

Волновало его и другое в словах Дзыбова. Что это за адиюхцы, угнавшие лошадей? Значит, помимо Асфара, Тау и, возможно, самого Газиза, на конеферме в Чохраке побывал в ту ночь еще кто-то?.

Дорога вывела к реке. Лаба в этом месте была широкой и мелкой. На берегу уныло торчали над водой кривые голые грабы и несколько диких груш.

- Смотрите, смотрите! - вскрикнул Коблев, показывая на противоположный берег.

На небольшой открытой поляне с той стороны реки стояла двуколка. Лошадь темной масти пожевывала корм из мешка, привязанного к ее морде. Вожжи лежали на передке, а возница деловито занимался странным делом: из ящика, привязанного к повозке сзади, вытаскивал птиц - уток или гусей - и, методически сворачивая им шеи, бросал опять в ящик.

От того места, где они остановились, до одинокого возницы было не более трехсот метров, так что удрать он не мог при всем желании - разве что бросил бы бричку. Подъехать к нему скрытно - невозможно. Жунид скомандовал:

- Вперед! Рысью!

Кавалькада всадников помчалась по мелкой воде. Дно Лабы здесь было сравнительно ровным, и лошади шли красивым аллюром, слегка приподнимая морды от разлетавшихся веером брызг.

Неизвестный сидел спиной к реке и обернулся как раз в тот момент, когда лошадь Дараева (он скакал первым) выбралась на берег Бросив очередную утку в ящик и захлопнув крышку, ездовой схватил кнут и хлестнул коня. Бричка дернулась и затарахтела по лесной дороге. От сильного толчка привязанный к задку деревянный ящик оторвался и шлепнулся на камень, развалившись надвое.

- Махмуд, займитесь птицами! - крикнул Шукаев, догоняя Вадима.

Проселок повернул влево.

- Не уйдешь! - пробормотал Вадим, хлестнув коня нагайкой.

- Стой! Буду стрелять! - крикнул Шукаев, доставая пистолет.

Бричка ткнулась передним колесом в дерево, росшее у края дороги, и остановилась.

- Кто вы? И откуда у вас птица? - строго спросил Дараев.

- Хохлов Агап Кондратьевич, - забормотал задержанный. Длинный, нескладный, он стоял перед следователями и нервно теребил вожжи.

- Где работаете?

- Почтальон я… Подъехал Аскер Чич.

- Товарищ начальник, - изумленно сказал он, оглядывая двуколку. - Так это же наша! С конефермы!.. Вот, на правом колесе обод сшит… И мерин наш, кривой…

- Вы не ошибаетесь, Аскер? - спросил Жунид. - Посмотрите внимательнее.

- Зачем внимательней! Я знаю свой лошадь! Глаз плохой? Плохой! Шерсть черный? Черный! Чего еще! - по-русски сказал Чич.

В этот момент табунщик обратил внимание на Агапа Хохлова, который упорно старался повернуться к нему спиной.

- Э! Э! Постой! Зачем лицо прячешь, Агап? Зачем наша подвода забирал?

- Вы знаете его, Аскер? - вмешался Шукаев.

- А как же? Кто не знает Агап? Он почту носит, письмо, газеты…

- Ну, вот что, Вадим, - искоса глянув на побледневшего Хохлова, сказал Шукаев, - вези его в Краснодар. Прямо в угро.

- Нет, пожалуйста… не надо, гражданин начальник, - умоляющим тоном забормотал почтальон. - Все скажу..

- Веди протокол, Вадим, - сказал Жунид. - Допросим его на месте. Возвращаться в Насипхабль некогда…

Агап Хохлов рассказал многое. Видимо, ему можно было верить. Преступный стаж долговязого почтаря исчислялся слишком небольшим сроком: всего полгода. Вовлек Хохлова в аферы с птицей и другие дела шайки не кто иной, как Алексей Петрович Буеверов, ставший мужем пересидевшей в девках сестры Агапа Ларисы.

Буеверов был старым опытным волком. Сначала Агап вместе с почтой развозил по просьбе шурина разного рода свертки, не зная, каково их содержимое, и якобы «спасая» новоиспеченного родственника от почтовых расходов. Жил Агап не густо, и бесплатные обеды, а иногда и ужины в «Олене», которыми потчевал его Алексей Петрович, пришлись весьма кстати.

Дальше - больше. Однажды Буеверов попросил Агапа отвезти в соседний аул по указанному адресу объемистый тюк. Потом - еще. Поручения стали касаться цыганского табора, с которым кочевал поблизости забубённый гуляка и жуир Феофан третий.

Должность Агапа, обслуживающего несколько станиц и аулов в районе, была как нельзя более удобной для Буеверова, ведущего свои дела на широкую ногу.

Агап приоделся и уже подумывал начинать в Гаевской постройку небольшого домика. Отпала бы необходимость платить за квартиру, да и пора уже было ему в его тридцать три года подумать о собственном хозяйстве.

Словом, Агап Хохлов завяз. По натуре не был он ни отважным, ни «рисковым», как его шурин, и неотступные мыслишки о неизбежной расплате частенько посещали его по ночам. Однако остановить ловко запущенное колесо Агап не умел, да и не решился бы это сделать.

Хохлов чистосердечно рассказал о связях своего шурина. Сам он познакомился с людьми ротмистра Асфара Унарокова и с ним самим совсем недавно, приблизительно месяц назад. Петрович решил, что тихоня Агап засел в его болоте по самые уши и опасаться его больше нечего.

Коротко показания Агапа в записной книжке Шукаева выглядели примерно так:

«Агап Кондратьевич Хохлов. Рождения 1900 года. Почтальон Насипхабльского почтов. отделения. Место жительства - ст. Гаевская.

Сестра Лариса (в девич. - Хохлова).

Ее муж - Алексей Петрович Буеверов. Зав. закусочной «Олень» гаевского станпо. Перекупщик краденого. Возможны и другие махинации, не известные Хохлову.

Ротмистр Асфар Унароков. Черноволос, смугл, лицо маленькое. Усики. Порывист, вспыльчив. Кличка «пахан». Бывший деникинец.

Его сообщники: Газиз Дзыбов. Присутствовал несколько дней назад на пьянке в «Олене» (были: Асфар, Тау, Феофан третий, Буеверов, Хохлов, Зизарахов, Будулаев, Лариса и цыганка Рита). Во время стычки Газиза ранил ножом Буеверов.

Тау - рецидивист. Наст, имя - Рахман Бекбаев.

Мустафа Зизарахов - профессиональный картежник и пьяница. Посвящен не во все дела шайки. Ему не всегда доверяют. Болтлив. Друг Дзыбова.

Феофан третий - цыганский вожак, связанный с шайкой Асфара. В конокрадческ. налетах не участвует. В сбыте лошадей - определенно. Парамон Будулаев - его правая рука.

Рита - таборная певица и танцовщица. Подруга Феофана.

О налете на конеферму «Зари» Хохлову неизвестно. Двуколку Тау продал Буеверову.

Затея с птицами - тоже Буеверов. Варварский способ ловли.

О том, каким путем Унароков собирается уходить из Адыгеи, Агап точно не знает, но слышал обрывок разговора между Буеверовым и Тау. Упоминали Кутский лес.»

Способ кражи птиц, действительно, был варварским. Мимо колхозного пруда со стороны, противоположной той, где стояла птицеферма, в определенный час, когда поверхность пруда белым-бела от множества плавающих гусей и уток, по дороге в тени деревьев проезжала повозка. С нее-то и забрасывались в воду кукурузные зерна с особыми крючками на длинных прочных нитках, привязанных концами к задку телеги. Проглотив такой крючок вместе с зерном, птица уже не могла ни избавиться от него, ни поднять крик и безмолвно плыла за ниткой, вытянув шею.

Со стороны фермы нельзя было ничего заметить. Ниток не видно. Едет повозка. Плавают птицы.

Когда гуси и утки, попавшиеся на крючки, сворачивали в протоку, скрытую от фермы кустами, похититель вытаскивал их на берег и, отъехав немного, свертывал своим жертвам головы. Более надежного и безопасного способа воровства не мог себе представить даже трусоватый Агап Хохлов. В последнее время Алексей Буеверов окончательно подчинил почтаря своей воле и приспособил его к этому занятию. Агап смирился.

- У Буеверова есть кличка?

- Буй, - уныло ответил Хохлов.

- Вот и ответ, Вадим, - заметил Жунид.

- Я понял, - кивнул Дараев, продолжая писать.

Последний, остававшийся до сих пор без ответа вопрос, записанный сверху на одной из страниц его блокнота, - вопрос «Кто»? - имел теперь определенный ответ нападение на чохракскую конеферму и убийство сторожа Трама Лоова было совершено с участием Асфара Унарокова, Тау, может быть, Газиза, и каких-то адиюхцев. О последних Хохлов ничего не знал.

Оставалось главное: выловить и обезвредить преступников и отыскать лошадей.

Нужно было немедленно принимать решение. Возвращаться в Насипхабль, чтобы арестовать в Гаевской Буеверова, или, отправив Агапа Хохлова в КПЗ с Коблевым, продолжать преследование по горячим следам.

Шукаев выбрал второе. Коблев, препроводив задержанного в отделение, должен был по возможности скорее возвратиться и догнать группу.

- Аскер, - сказал Жунид табунщику. - Придется вам делать зарубки на деревьях, иначе Махмуд нас не найдет. Езжайте, Коблев. И передайте Тукову мою просьбу - сейчас же взять под стражу Буеверова, если он еще сидит в своем «Олене» в чем я сильно сомневаюсь…

- Я тоже, - добавил Дараев. - Да, Махмуд, вот еще что: пусть делами птицефермы Туков займется сам. Хохлов повторит ему свои показания…

До захода солнца оставалось совсем недолго, когда Шукаев и его спутники добрались до Кутского леса. Весь день они шли по следам Асфара. Теряли их, когда ротмистр, сокращая расстояние, уводил банду в сторону от дороги, потом находили снова. В середине дня набрели на остатки костра. Погасили его недавно, может быть, несколько часов назад. Перепрелая листва вокруг остывшей золы была примята: ясно, что здесь ночевали.

Аскер Чич ехал сзади, изредка тюкая топором по стволам деревьев, - оставлял зарубки для Коблева.

- Успеем ли дотемна? - покачал головой Дараев, когда они остановились у начала ненаезженной старой тропы.

- Не знаю - Жунид достал носовой платок и высморкался. - Кажется, меня прохватило. Но ехать надо. Другого выхода нет И вот что, братцы. Проверьте оружие. Все может случиться… Нас только трое. Коблев может и не успеть до ночи, а впотьмах он не найдет нас. И зарубки не помогут.

Кутский лес тянулся, по словам Чича, километров на восемь. Тропа вилась среди огромных темно-серых чинаровых стволов, напоминавших колонны разрушенного здания.

Вскоре зашло солнце, сразу похолодало. От деревьев легли длинные расплывчатые тени.

Над головой у Аскера вдруг раздался резкий, похожий на человеческий хохот, крик совы. Все вздрогнули. Табунщик что-то забормотал «О аллах, аллах!» - донеслись его слова до слуха Вадима, ехавшего следом.

- По здешним поверьям сие предзнаменование, кажется, не к добру? - шепнул Дараев Жуниду.

- Да, местные жители не жалуют эту птицу. Да и кабардинцы тоже…

Сумерки наступили сразу. И никаких следов, даже если они и остались на тропе, разглядеть уже было нельзя. Но фонарей пока не зажигали.

Вскоре выехали на обширную поляну, на другом краю которой темнел густой дубняк.

Остановились. Чич потянул носом воздух. Прислушался.

- Ну что, Аскер? - тихо спросил Шукаев, наблюдая за ним. - Ты ведь, кажется, лучший следопыт во всем районе? Ничего не слышно?.

- Дымом пахнет.

- Гм, - недоверчиво промычал Вадим Акимович.

- Аскер правду говорил, - обиделся табунщик. - Костер жигал… Недалеко. Верста два, больше не будет.

- Тогда - вперед, - сказал Жунид. - И тихо. Сдерживайте коней.

- Ты веришь, что он действительно учуял запах дыма на таком расстоянии? - шепотом спросил Дараев.

- Перестань. Ты не знаешь охотников. Верю. И не шепчись: он великолепно все понимает.

…За дубняком лежала долина Лабы. Река, сделав поворот, огибала Кутский лес с севера. В сумерках чуть поблескивала тихая вода. На противоположном берегу светились хатенки какой-то станицы или аула, а сбоку от всадников вплотную подходя к реке, тянулся все тот же дубняк.

- Смотри, - заметил вдруг Дараев, схватив за рукав ехавшего рядом Жунида. - Огонь!

Среди дубовых деревьев то вспыхивал, то исчезал огонек.

- Костер, - торжествующе сказал Чич. - Аскер не любит, как это… ни за чем язык мотать…

Шукаев улыбнулся, пользуясь темнотой.

- Может, цыгане? - все еще не сдавался Дараев.

- Я говорил, «огонь», а кто жигал, не говорил, - заявил табунщик.

Жунид остановил коня.

- Все верно, Аскер. Твое чутье не обмануло тебя. Вот что: лошадей привяжем здесь. Подберемся поближе и посмотрим на полуночников.

Стараясь не наступать на сухие ветки, они приблизились к дубняку на расстояние не более пятидесяти шагов. Пламя костра и люди вокруг него были хорошо видны. Шукаева и его друзей скрывал небольшой бугор, поросший колючими кустами терна.

- Трое, - шепотом оказал Чич - Который стоит, - Асфар, другой - Тау.

- А третий?

- Не пойму. Может, цыган, а может, и не он.

- Чего вы там шепчетесь? - не вытерпел Дараев. - Я же не понимаю по-вашему!..

- Это они, - коротко объяснил Шукаев. - Аскер узнал Унарокова и Тау.

- Что будем делать?

- Брать. Значит, так… расходимся и нападаем по моему свистку с трех сторон. Зря не палить. Как свистну - кричим одновременно: «Руки вверх и бросай оружие!» Если все-таки придется стрелять, цельтесь, по возможности, в ноги. И вообще лучше бы обойтись без кровопролития… Аскер, вы - с нами или подождете здесь? Вы же не обязаны рисковать…

Будь сейчас посветлее, Жунид увидел бы, как смуглое лицо табунщика стало кирпичным, наливаясь краской.

- Нехорошо сказал, начальник, - обиженно зашептал он. - Аскер пяткой назад никогда не ходил…

- Тсс! - зашептал Вадим. - Кто-то идет!..

Из густой темноты сзади них действительно послышались шаги. Человек шел, не скрываясь: под ногами его вовсю хрустел валежник. Он был уже так близко, судя по звуку шагов, что времени на размышления не оставалось. Жунид подскочил, как пружина, прыгнул на неизвестного, и они оба покатились по земле.

- Асфа-а-р! Тау-у! - закричал незнакомец, вырываясь из рук Жунида. - Легавые… Шукай нейко!..[25]

- Мустафа, - узнал Аскер Зизарахова и, улучив момент, навалился на его ноги.

Через несколько секунд Мустафа лежал добросовестно связанный, но дальнейшие события развернулись совсем не так, как предполагал Шукаев и как бы ему хотелось.

Услышав крик Мустафы, Унароков сдернул висевшее на сучке ружье и, не целясь, выстрелил.

Пуля просвистела мимо головы Жунида.

- Ложись! - выдохнул он, падая на влажную траву рядом с Чичем.

Возле догоравшего костра уже никого не было. Асфар и двое его сообщников залегли под деревьями и открыли огонь.

Выстрелы Жунида и Дараева прозвучали одновременно, когда темный силуэт одного из бандитов мелькнул между стволов.

- Упал, по-моему, - с сомнением сказал Шукаев. - Аскер, вы побудьте здесь и присмотрите за Мустафой, чтобы он не развязался, а мы попробуем их обойти…

Они поползли. Разлучаться было нельзя, чтобы в темноте не перестрелять друг друга.

Стало тихо. У костра раздался стон. Они прислушались. В глубине дубняка, за полянкой, на которой был разложен костер, затрещали сучья. Кто-то напролом продирался сквозь кустарник.

- Уйдет! - понял Жунид и сорвался с места. - Вадим скорей!.

Добежав до поляны, они увидели только одного человека в бурке. Он тихо стонал, силясь перевернуться с живота на спину. Двое других исчезли.

- Займись им! - крикнул Жунид и бросился в глубь леса, где уже затихал топот беглецов.

Дараев перевернул раненого. Лицо его исказила гримаса боли. Из уголка рта стекала на землю темная струйка крови. Человека этого Вадим Акимович видел впервые, и его поразила злобная ненависть, горевшая в черных, лихорадочно блестевших глазах.

- Собаки… - прохрипел раненый. - Проклятье!.. Сзади послышались тяжелые шаги. Дараев обернулся, схватившись за пистолет. Аскер Чич тащил на спине связанного Мустафу Зизарахова. Аккуратно положил своего пленника на спину и подошел к Вадиму, вглядываясь в лицо раненого, слабо освещенное отблеском затухавшего костра.

- Асфар Унароков, - с суеверным страхом сказал Чич, отступая на шаг.

- Унароков?.. - Вадим опустился на одно колено. - Куда вы ранены? Чич, помогите мне расстегнуть на нем одежду!..

- Отойди, гад лягавый! - яростно задергался ротмистр и, собрав остаток сил, плюнул в лицо Дараеву.

Пока Вадим вытирал щеку, Асфар затих. Преодолев свою робость перед знаменитым в этих местах «паханом», Аскер наклонился над ним, приложил ухо к груди.

Ротмистр застонал и забормотал что-то.

- Бредит, наверное, - сказал Дараев, прислушиваясь к бессвязным словам раненого.

- Тау… трусливая сволочь… куда? Платок, платок. Хахану скажите…

Аскер поднялся и снял шапку.

- Кончал Асфар. Страна теней пошел. Возьми, аллах, его душа!.

Из лесу прогремели три выстрела один за другим, почти без интервалов. Дараев схватил винтовку табунщика и бросился на помощь Жуниду.

- Оставайтесь на месте, Чич! - крикнул он, не оборачиваясь.

В память о событиях той ночи у Жунида на всю жизнь осталась метина: длинный косой шрам от локтя до самого плеча.

Первый из трех выстрелов, звук которых слышал Дараев, сидя над умирающим Унароковым, попал в цель. Стрелял притаившийся за деревом одноухий Тау - Бекбаев. Жуниду удалось-таки, перемахнув небольшой овраг в дубняке, пересечь беглецам путь. На другом краю оврага Шукаев лицом к лицу столкнулся с Парамоном Будулаевым. Тау, услыхав возглас цыгана, нажал курок, но промазал. Шукаев, не целясь (в темноте можно было стрелять только наудачу), послал заряд из берданки на звук выстрела, но тоже мимо, и кинулся к растерявшемуся Парамону. В этот момент Тау, не очень-то опасаясь попасть в своего, выстрелил снова. Пуля чиркнула по мякоти вытянутой руки Жунида. В пылу борьбы с грузным и сильным цыганом он не ощутил боли, и лишь когда они вдвоем с подоспевшим Дараевым скрутили Парамона, почувствовал, что рука горит огнем. Гимнастерка пропиталась кровью. Рана была не опасной, но очень болезненной: надрезанная бандитским способом пуля вырвала из плечевого сустава лоскут мышцы.

Тау ушел. Перевязав товарища и оставив его с Аскером Чичем у костра, в который табунщик подбросил сухих веток, Дараев сел на лошадь и прочесал весь дубняк от оврага до самой Лабы. Одноухого и след простыл. Возможно, он переплыл реку. Преследовать его сейчас было бессмысленно: Жунид ранен, у костра лежат убитый главарь шайки Асфар, связанные Мустафа и цыган.

Шукаев, бледный, сидел у костра и курил, пока Вадим и Чич обшаривали лес вокруг поляны. Спутанные лошади бандитов паслись тут же неподалеку. Парамон и Тау потому не убежали сразу что надеялись отыскать их и уходить верхами. Чуть в стороне от поляны среди развесистых старых дубов стояла повозка, груженная несколькими тюками с материей, брезентом, продуктами и прочим скарбом.

Утром, еще раз осмотрев место столкновения с унароковской шайкой, Дараев нашел парабеллум. Вероятно, он принадлежал Тау. Больше ничего обнаружено не было.

Жунид распорядился оформить документы: протокол осмотра места происшествия, акт о применении оружия, опись захваченных лошадей и всего, что находилось в повозке. Как раз в это время приехал Коблев. Вид у него был усталый.

Оказывается, и он не спал ночь, догоняя группу. Махмуд слышал перестрелку, и это помогло ему найти своих.

Допрос Зизарахова и Парамона Жунид провел тут же, у костра. Коблев вел протокол, молчаливо пристроившись спиной к стволу молодого дубка. За все время допроса он не издал ни единого звука. Слушал и записывал. Дараева не было: он погрузил на подводу труп ротмистра и уехал в аул Хатажукай в участковую больницу Он должен был привезти фельдшера.

Грубое лицо Мустафы опухло и пожелтело Видно, накануне, как всегда, хлебнул лишнего. Отвечал он безразлично и вяло Это не понравилось Жуниду, который сразу понял состояние арестованного. Мустафу, как и Агапа, втянули в шайку не так давно благодаря стараниям его «дружка» Газиза. Как выяснилось после первых же вопросов, касающихся самого Зизарахова, в грабежах он никакого участия не принимал, но знал немало Сейчас, после нескольких дней беспробудного пьянства, для него наступило тяжелое похмелье, сопровождавшееся полной душевной депрессией. Казалось, Мустафе совершенно безразлично, что будет с ним. Асфар - убит, лучший друг Газиз, получив от Буеверова удар ножом в спину, исчез, - неизвестно куда… Словом, «жизнь дала трещину», и Мустафе на все наплевать.

Глядя на этого обрюзгшего небритого человека, Шукаев недоумевал: что общего могло быть у него с умным и острым на язык Газизом Дзыбовым? Не найдя ответа на свой вопрос, он попытался вывести Зизарахова из того пассивно-равнодушного настроения, в котором тот пребывал. В какой-то мере ему это удалось.

- Где лошади с чохракской конефермы? - в сотый раз спрашивал Жунид. - Кому ваш главарь загнал колхозного жеребца?

- Не знаю, по-моему, черкесы их увели. Асфар чохракских коней не держал…

- Слушай, - вышел из терпения Шукаев. - Лучше будет, если выложишь все начистоту. Сам видишь - утаивать что-либо бесполезно. Газиз, если хочешь знать, - в моих руках. Сам пришел. Как только ему лучше станет - расскажет все.

- Что с ним? - встрепенулся Мустафа.

Жунид тотчас же уловил нотки заинтересованности в его голосе, еще раз подивился этой странной привязанности и сказал твердо:

- Скажу с одним условием: если перестанешь запираться. Больше того - позволю тебе увидеться с Дзыбовым в Насипхабле. Только в моем присутствии.

И тогда Мустафа Зизарахов заговорил.

Семья, в которой он вырос и воспитывался, была хорошая советская семья отец - знатный чабан, мать даже избиралась в районный совет, сестры - студентки рабфака. Он один непутевый из всех Зизараховых. Сначала просто пил, болтался. В карты играл. А после одного случая, когда его чуть не зарезали бандиты, познакомился с воровской компанией Асфара Унарокова. От ножа спас его тогда Газиз Дзыбов. Смелый, умный, красивый Газиз. Говорил Мустафа о Газизе с гордостью.

История вовлечения Мустафы в шайку была до ужаса банальной и ничем не отличалась от сотен подобных историй, уже знакомых Шукаеву. В сознании Мустафы, видно, чуть ли не с детских лет жило неистребимое желание иметь перед собой идеал, которому бы он мог поклоняться и принадлежать безраздельно. Такое нередко бывает у людей недалеких и слабых, смутно ощущающих собственную неполноценность. В Газизе Дзыбове, умном и хитром позере, Зизарахов и нашел такой идеал. Он поверил в непогрешимость и исключительность своего кумира слепо, не рассуждая. Газиз, как догадывался Шукаев, очень скоро раскусил Мустафу, и ему не, стоило особого труда поддерживать у последнего рабски-восторженное отношение к особе своего друга и покровителя.

Но, как бы то ни было, а сейчас это неожиданное для Жунида обстоятельство, - слепая преданность Мустафы Газизу, - помогло развязать язык Зизарахову.

- Ладно, начальник, - сказал Мустафа, бросив косой взгляд на Парамона, которого метрах в двадцати от них караулил Аскер Чич. Цыган лежал на охапке сена.

- Говори по-адыгейски.

- С чего начинать?

- С чохракского дела. Можешь не посматривать на цыгана, он ведь языка не знает?

- Знает…

- Тогда говори потише.

Мустафа рассказал, что нападение на конеферму в Чохраке организовали адиюхские конокрады и рыцари разбоя Хапиро и Петр. Кроме имен, он ничего о них не знал. Помогали им Асфар Унароков, Газиз и Тау. Усиленно тянули они и Мустафу, но он должен был в тот день хоронить своего деда, а по адыгейским обычаям не присутствовать на похоронах родственника - верх неприличия.

О карабаире, замечательном племенном жеребце стоимостью в сорок тысяч рублей, адиюхцы знали давно и исподволь готовились к налету. Асфар и его сообщники понадобились им как знатоки местных условий. Кроме того, здесь, как предположил Жунид, действовал неписаный воровской закон, согласно которому, «работая» на чужой территории, нужно принять в долю хозяина. В районе Чохрака и прилежащих к нему аулах таким хозяином был ротмистр Унароков.

За участие в налете Асфар, Тау и Газиз получили «по две тысячи косых», как выразился Мустафа. Адиюхцы погнали коней на Уруп, а ротмистр устроил кутеж в Дейхаге. Часть денег там и пропили. В пьянке Мустафа уже участвовал. Помимо денег, адиюхцы оставили двуколку и одноглазого мерина, которых Тау продал за бесценок Алексею Буеверову.

- Где пили?

- В доме Хахана Зафесова. Хапито и Петр тоже были у него, но раньше. Я их не видел.

- Кто и каким образам убил сторожа?

- Асфар. Трам заснул на пеньке. Асфар вырвал у него ружье и хотел оглушить старика… а он сразу растянулся… и ружье - пополам…

- Ты знаешь, что такое отпечатки пальцев? - перебил Жунид.

- Знаю.

- Почему на ружье не было никаких следов?

На заплывшем небритом лице Зизарахова заиграл легкий румянец.

- Это Газиз! Он дал Асфару свои кожаные перчатки.

«Чем меньше, - говорит, - оставишь своих пальцев на ферме, - тем лучше».

- Сам он тоже был в перчатках?

- Да.

Шукаев задумался. Все совпадало. Мустафа говорил правду. Оставалось выяснить кое-какие подробности.

- С кем был Газиз на бахче у Талиба Бичоева?

- С Асфаром и Тау.

Теперь еще один вопрос. При обыске тела убитого Унарокова Дараев нашел фуляровый носовой платок. Чистый и совершенно новый. В уголках вышиты затейливые монограммы. Буквы трудно понять, адыгейские или арабские, так переплелись, что Жунид, сколько ни вертел платок, не мог прочитать их. Сопоставив эту находку с последними словами умирающего ротмистра, Вадим высказал предположение что платок должен служить чем-то вроде пароля.

- Что это? - спросил Жунид, вытащив платок из полевой сумки. Мустафа вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

- Молчишь?

- Нет, раз начал - все скажу, - Хахан не одобрял налет на конеферму «Зари». Асфару и Тау от него за это досталось крепко… Недавно Хахан велел нам всем уйти с Кубани. Он сказал, что, если мы не уйдем то вы нас наколете как мух!

Жунид поправил на руке напитавшуюся кровью повязку. Дараева с фельдшером все еще не было. Руку саднило, в висках стучали назойливые дробные молоточки. «Наверное, поднимается температура», - подумал Шукаев и, подбросив здоровой рукой несколько поленьев в костер, продолжал допрос.

- Так что же платок?

- Для связи. Хахан дал ротмистру. Стоит показать платок одному из тех людей, чьи имена вышиты на нем, и любая просьба будет исполнена.

- Чьи имена на платке и где искать этих людей?

Мустафа покачал головой.

- Все, начальник. Чего не знаю - того не знаю. Хахан сказал это одному Асфару… а может и Газизу тоже… Я не знаю.

- Ладно. Кто этот цыган? - кивнул Жунид в сторону Будулаева.

- Парамон. Из табора. Прислужник таборного атамана. Он тоже был тогда у Буеверова. Через него они лошадей толкали..

Парамона Жунид решил «взять» другим путем. Любому работнику угрозыска или милиции известно что ни один таборный цыган никогда не давал правдивых показаний, если на то не было особых причин.

- Аскер, развяжите ему ноги и ведите сюда, - крикнул Жунид и, поковырявшись в кучке дров, приготовленных для костра, выбрал поленце потолще.

- Слушай, цыган, - решительно сказал Шукаев, постаравшись придать своему лицу самое «зверское» выражение. - Выбирай: или ты выкладываешь все начистоту, или… видишь эту дубинку? Погуляет она по твоей спине за милую душу!..

И Парамон «выложился» сразу и без фокусов. Дараев хохотал потом до изнеможения, слушая рассказ Жунида об этом допросе. «А если бы он все-таки отказался говорить, ты бы привел в исполнение свою угрозу?» - «Конечно, нет, - улыбаясь, ответил Жунид. - Просто я очень устал. Да и рука болела. Вокруг - лес. Махмуд - парень свой. Ну - пригрозил, зато дело скорей двинулось…»

Парамон Будулаев показал, что он изредка помогал своему хозяину Феофану третьему и Асфару сбывать краденых коней. Да, он знал об угоне карабаира и убийстве сторожа из Чохрака. Но не участвовал в налете, не сбывал чохракских лошадей, не сделал ни одного выстрела во время сегодняшней ночной стычки - у него и ружья-то не было, только финка. А у какого цыгана нет финки? Был ли он в «Олене», когда ранили Дзыбова? Да, это сделал Буй, Мустафа сказал правду. Почему Буеверов не поехал с ними? Очень просто: ревнует свою Ларису к ротмистру. Теперь уж все: ротмистр-то приказал долго жить…

Единственно, что насторожило Жунида, это упоминание Парамоном имен Бориса Фандырова и Шагбана Сапиева. Через них Будулаев реализовывал в городе некоторые вещи, похищенные шайкой Асфара. Главным образом, материю, дамское белье и прочее, что могло иметь хождение в городе.

Натренированная память Шукаева хранила десятки имен малознакомых или вовсе не знакомых ему людей. Причем имена эти до поры до времени надежно были запрятаны где-то в дальних уголках его мозга и выплывали лишь в случае необходимости.

Бориса Фандырова он вспомнил сразу. Худой франтовато одетый хлыщ со сладенькой физиономией. Этот тип доставил ему немало неприятных минут. Собственно, отношения с Зулетой резко ухудшились после того, как Жунид застал ее с Борисом у себя дома.

О Шагбане Сапиеве он тоже слышал. Он был уверен, что слышал, но пока не мог припомнить, когда и при каких обстоятельствах упоминалось при нем это имя.

Предложив Зизарахову и цыгану подписать свои показания, Жунид на минуту прикрыл веки. Молоточки стучали в висках еще сильнее. По телу пробегал озноб, хотя он почти вплотную придвинулся к костру.