По ту сторону Стикса

Глава 12. Мостик над пропастью

Шли дни, а Жаба так и не объявлялся. В какой-то момент исчезли его вещи из нашей комнаты в общежитии. Как он и что с ним, не мог сказать никто. Иногда его видели мельком, но он не откликался, если его звали.

Атмосфера стала нехорошей. Го все чаще пропадал где-то на улице, связавшись с другой компанией, и нередко возвращался в общежитие среди ночи обкуренным и пьяным. Фрэй погрузился в тренировки целиком, без остатка — казалось, он хочет вылепить из своего тела совершенную машину со стальными мышцами и автоматической реакцией на внешнюю угрозу. Теперь Спарте и Гудвину приходилось не подгонять его, а останавливать, чтобы он не навредил себе. Я же ушел в какой-то ступор, где время текло мимо, ничего не менялось, а окружающие виделись лишь серыми невнятными тенями.

В следующий раз, когда Кербер зашел на склад, Фрэй встрепенулся так, будто только и ждал его прихода. Он тут же отошел от груши, которую до этого колотил с таким упоением, словно собирался проверить, что крепче: его кулаки или плотно сшитый дерматин.

— Не надо. — Я ухватил друга за плечо. Его эмоции, обычно ровные во время тренировок, неожиданно скакнули, выдавая все опасные намерения с головой. Он хотел подойти к Керберу и поговорить с ним. Ничего такого. Но у меня было нехорошее предчувствие, а с недавних пор я доверял своим предчувствиям безоговорочно.

Фрэй только стряхнул мою руку и ровным шагом направился к боссу.

Главарь банды курил и, прищурившись, глядел в нашу сторону, будто бы зная, что парень сейчас подойдет, будто бы сам подталкивал его. На этот раз рядом с ним был не Монах, а остролицый, поросший с ног до головы черными волосами араб — Бей.

— Что ты сделал с Жабой? Я хочу его увидеть, — резко начал Фрэй, как будто не понимая, чем ему может грозить разговор в таком тоне.

— Ай, красавица, — не к месту произнес и причмокнул араб, но никто, казалось, не обратил на него никакого внимания.

Кербер долго смотрел на отчаянного выскочку, изучая с ног до головы, и неспешно докуривал сигарету. Фрэй не отводил взгляда, словно собирался потягаться с ним в гляделки.

Наконец, курильщик разразился отрывистым лающим смехом:

— Тогда тебе придется прийти ко мне в дом. Напрашиваешься в гости?

— Если так нужно.

— Тебе может не понравиться у меня в гостях. — Главарь выпустил густую струю дыма прямо в лицо Фрэю.

Бей противно захихикал. Бордовый цвет его эмоций был отвратителен и вызывал у меня какую-то незнакомую гадливость. Но я никак не мог определить, что это за эмоции, как будто прежде еще ни у кого таких не встречал.

— Не важно.

Позже я снова вцепился в руку своего друга и практически умолял:

— Не ходи туда. Не надо.

Но я не мог его остановить, на это у меня не хватило бы сил. А Го, как назло, снова шлялся где-то на улице.

Я долго ждал, когда вернется Фрэй. Сердце переворачивалось от предчувствия надвигающейся беды. Но не дождался: усталость после тренировки взяла свое — так и заснул, не раздеваясь, полусидя на кровати.

Разбудило меня настойчивое ощущение, что кто-то находится в комнате. Я открыл глаза и с трудом поднял голову — настолько затекла шея в неудобном положении. В темноте, прореженной лишь светом электронных часов на столе, стоял Фрэй. Он повернулся ко мне спиной и, судя по всему, разглядывал свое отражение в осколке зеркала, прибитого к стене.

Неожиданно сильно резануло в груди, потом еще раз и еще, до горячих искр, словно бы высекаемых металлом о метал. Я сначала свернулся в клубок, затем, не удержавшись, сполз с кровати на пол.

Боль все не прекращалась, наоборот усиливалась, становясь изощренней, будто дергая за нервы, оттягивая их, каждый в отдельности, все вместе, выжигая, вытравливая. Я застонал и начал кататься по полу, скребя ногтями по груди, готовый раскрыть грудную клетку и выскрести все содержимое начисто. Чтобы ничего не осталось, чтобы нечему было больше болеть.

Не знаю, сколько времени прошло, но внезапно боль кончилась, словно ее отрезали раз и навсегда. Из моего горла вырвался вздох такой глубокий и громкий, что звук заполнил всю комнату. Так вдыхают воздух люди, только что выбравшиеся из-под воды или сбросившие удавку с горла. Широко раскрытыми глазами я некоторое время смотрел в потолок, не понимая, что произошло. Затем перевел взгляд на Фрэя — уж слишком тихо было в комнате.

Он смотрел на меня полуобернувшись, холодными глазами, которые были словно подсвечены изнутри. Абсолютно стеклянными глазами. Затем у него в руке сверкнул нож — та самая «Вишня», с которой он никогда не расставался.

Словно во сне я наблюдал, как он поднимает лезвие, снова поворачивается к зеркалу и одним долгим сильным движением проводит ножом по своему лицу — от скулы до подбородка.

Плоть раскрылась как в замедленной съемке, кровь ползла лениво, хотя на самом деле такого быть просто не могло. Кое-где, как мне показалось, я увидел белую блестящую кость.

От ужаса я не мог закричать, крик застрял в горле. Фрэй даже не дрогнул, он смотрел в зеркало и улыбался неповрежденной стороной лица. Эту улыбку я не забуду до конца своей жизни. Так могла бы улыбаться смерть, глядя в зеркало.

Затем он снова поднял уже окровавленное лезвие… И тут я опомнился: невидимая пружина вытолкнула меня на ноги. Я едва успел подскочить к другу и выбить у него нож. «Вишня» с грохотом отлетела в дальний угол. Фрэй даже не попытался сопротивляться: его руки повисли двумя плетями вдоль тела, но глаза все также неотрывно следили за своим отражением в зеркале. По щекам, смешиваясь с кровью, текли молчаливые слезы.

Я поднял всех на ноги. Гудвин тут же отвез Фрэя к Чень Шеню, даже не спрашивая о произошедшем. Китаец, насколько возможно, умело заштопал рану на лице и, напичкав больного лекарствами, погрузил в продолжительный сон.

С того самого дня я больше не чувствовал эмоций Фрэя, если только тот не хотел ими поделиться. Когда он пришел в себя, то это был уже совершенно другой человек. Что-то в нем изменилось настолько сильно, что даже я временами стал его бояться. Страшный шрам на лице был лишь только тенью того, что творилось у него в душе. А нет ничего более пугающего, чем душа человека, заглянувшего в бездну.