По ту сторону Стикса

Глава 16. На одной цепи

Со временем, и вполне предсказуемо, Фрэй стал довольно заметной фигурой в банде Псов. Теперь уже нам не приходилось жаться по стенкам, проходя по улице Трех Домов. Наоборот, окружающие предпочитали расступиться перед хорошо организованной группой во главе с красноволосым демоном. Эти красные волосы сослужили владельцу хорошую службу, став чем-то вроде бренда, флага, который людям нужно было видеть впереди себя. Даже Кербер все чаще стал доверять Фрэю разбираться делами группировки, хотя эти двое, казалось, с некоторых пор избегали встречаться друг с другом. Но тем не менее, признавали чужую силу …

Несмотря на все свои «успехи» Фрэй так и не покинул склада, сделав из него что-то наподобие гнезда. Теперь новички попадали не только в лапы Большого Ко, но и под покровительство моего друга, если, конечно, показывали себя с лучшей стороны. На такое положение вещей Спарте и Гудвину было наплевать (они были выше политики), но Кобальту ситуация становилась поперек горла. Он не знал, как избавиться от Фрэя: Кербер не думал забирать уже готового силовика со склада, сам парень не уходил — оставалось только выкинуть его своим способом. Я не сомневался, что однажды негр придумает, как, и его способ вряд ли нам понравится.

Мы практически не пересекались с Монахом — создавалось впечатление, что Аарона вообще не существует. Что-то было тревожное в том, как мало появлялся на сцене правая рука группировки. Зато Дэвона видели часто.

— Ну что, Зверинец, может, снова хочешь поменяться местами? — однажды полушутя бросил ему Фрэй, и я почувствовал, как в темнокожем вскипает бессильная злоба. Он и вправду хотел бы быть на месте Фрэя, а не просто служить у Кербера на посылках. Разве стоило ради этого уходить со склада, чтобы ничего по сути не поменялось? Что ж, каждый просчитывает свои пути сам.

Кроме меня. Я всегда плыл по течению. Куда вынесет волна — там и хорошо. Сейчас волной был Фрэй, и куда его несло не понятно: может быть, ближе к берегу этот гребень вспенится и превратится в безобидные брызги, может быть, в цунами, сносящее портовые городки. Кто его знает. Я наблюдал многое: как друг едва ли не рвет горло противнику, как готов втоптать любого в землю, лишь бы доказать свое главенство, как способен нарочно проиграть поединок, если ему это выгодно, как выбирает людей, которые ему нужны. Ну и еще мне предстояло увидеть, как Фрэй умеет сотрудничать. Неожиданно оказалось, что он знал: не все на свете можно получить с помощью силы.

Напротив, широко расставив колени, в барской позе сидел Амир. Его сломанный нос, будто вдавленный неведомой силой в середину лица, придавал всему профилю неправильную вогнутую форму — словно голову сейчас завертит и всосет внутрь какая-то воронка. Что ж, настоящие бойцы лица не выбирают: их им создают противники — будь то рассеченная бровь с не зарастающим шрамом, либо, как в данном случае, сломанный и не выправленный нос.

Группа Амира была большой, достаточно этнической по составу, и к тому же сложно контролируемой. С такой непросто тягаться, а уж подмять под себя можно только с крупными потерями. Это знал Фрэй, это знал Амир — поэтому оба чувствовали себя довольно свободно, как крупные звери, которым незачем грызться из-за туши гиппопотама — она и так огромна.

— Чем обязан визиту? — спросил хозяин, пододвигая к нам чашки с чаем, что выглядело довольно эксцентрично для резервации. Сколько лет назад я пил настоящий чай? Наверно, это было еще на той стороне, хотя не уверен, что в детдоме наливают настоящий чай.

Фрэй тоже косо взглянул на чашки, но взял одну. В комнате находились только мы, Амир и его боевик для равновесия. Хотя какое уж тут равновесие, с моими-то бойцовыми навыками? Я здесь совсем по другой причине.

— Всего лишь хотел предложить дружить домами. — Друг улыбнулся как молодой и дерзкий лис перед старым вороном, отхлебнул из чашки и поставил ее обратно на стол, так что донышко не стукнуло о столешницу — воспитание не выветривается даже с годами жизни в дерьме.

Я почувствовал, что мы вызываем у Амира лишь снисходительную усмешку. Два сопляка, пришедших выторговывать себе жар-птицу.

— С чего ты взял, что мне необходима твоя дружба?

— Есть много вопросов, которые ты можешь решить сам. Но есть и вопросы, которые могу разрулить я…

И только я, — не добавил Фрэй, но продолжение фразы слышалось, как будто и в самом деле было только что произнесено. Лисы, лисы в вашем курятнике! Я почувствовал, как внутренне Амир вздрогнул. Красноволосому почти удалось поймать ускользающую ворону за хвост.

Мне пришлось поставить чашку на стол, чтобы не уронить ее, когда слишком сильно уцеплюсь за эмоции хозяина. Но эта предосторожность оказалась излишней. Амир был сосредоточен и скрытен, он не думал о посторонних вещах, концентрировался на конкретной встрече и не позволял себе отвлекаться на прочее, хотя, судя по всему, это прочее его волновало. И еще как!

— С чего ты взял, что у меня есть проблемы?

Я сдался, отпустил хозяина и зацепился за боевика, стоявшего чуть в стороне, но с явным интересом слушавшего наш разговор. Значит, нет проблем, да? Сейчас посмотрим! Парень-то на редкость эмоционален, а уж какие красочные картинки показывает! Только бы Фрэй продолжал беседу в правильном тоне. И друг не подкачал.

— У всех есть проблемы.

Я, наконец, уловил нужный образ и на свой страх и риск добавил:

— Например, с китайцами.

На этот раз Амир вздрогнул не только внутренне и пристально посмотрел на меня, словно подозревая, что еще полчаса назад я покопался в мусорном ящике на задах его дома. Ну что ж, так оно и есть. Только было это не полчаса, а всего несколько секунд назад, и его мусорный бак стоит прямо в углу этой комнаты.

— Хороший пример, — поддержал Фрэй, делая вид, что знает гораздо больше, чем говорит и изначально мы пришли именно с этим предложением.

Китайцы были словно бич резервации. Даже Керберу не хватало сил окончательно их приструнить. Они могли увести у вас из-под носа даже годовалого теленка, не говоря уж о четырех заказанных квадрациклах — бог знает, для чего они понадобились боссу, — но даже Бог не знает, что сделает Кербер с Амиром, проморгавшим целую партию. Резервация маленькая, но где стоят машинки, и стоят ли они еще здесь вообще, выяснить нашему собеседнику было не под силу. Другое дело Фрэй, уже набивший руку на разборках с триадой.

В общем, дружба задалась с самого начала.

— У меня два варианта, — рассуждал Фрэй, — либо триада хочет развязать войну, либо какой-то оборзевший китаец стащил приглянувшуюся технику и при этом плевать хотел на мастера. Первое — бред, потому что в последний раз Кербер ясно дал понять, что его терпение не безгранично, и дело может закончиться резней. Второе гораздо ближе к телу. Я даже знаю одного сумасшедшего, у которого хватило бы кишок, чтобы попытаться провернуть это дельце.

— Мне обязательно идти с тобой?

Толку от меня на его разборках… Все равно, каждый раз говорят, чтобы под ногами не путался.

Фрэй посмотрел с нехорошим прищуром.

— Ты думаешь, я допущу одну и ту же ошибку дважды? Нет уж, пусть тебе свернут там шею, но ты пойдешь со мной.

Он вынул из ножен и проверил свою любимицу «Вишню», добавил еще один нож за голенище ботинка. Все это время я наблюдал, пытаясь понять, насколько он серьезен, и никак не мог избавиться от холодка, пробегавшего по спине.

Двух охранников, стоявших у входа, Фрэю с Матвеем удалось снять практически без шума. Надо сказать, что и охранниками назвать их было трудно — эти двое создавали только видимость. Фрэй распахнул дверь ударом ноги — и хлипкая картонка повисла на одной петле. Пока хозяин помещения не успел сориентироваться, друг ворвался внутрь и с размаху ударил в затылок китайца с выбритыми висками, сидевшего за компьютером, так что голова узкоглазого под отчаянное щелканье клавиш утонула в клавиатуре.

— Привет, Феникс! — Фрэй с видимой беззаботностью примостился на край стола.

В это время Матвейcпоро приматывал к ручкам стула правое предплечье китайца, а непривыкший к такому стилю ведения дел Ром пытался справиться с левым. Мне достались ноги.

— Какого хрена?! Чего тебе надо, красноволосый ублюдок! — Хозяин комнаты вырывался и брызгал слюной.

— Э, полегче, я к тебе с дружественным визитом. Другой бы приставил дуло к башке — и паф, нет птички. Я же договориться пытаюсь. — Фрэй поигрывал ножом для бумаги, периодически подбрасывая его в воздух. При этом он скорее напоминал старшеклассника на перемене, чем предводителя малолетних преступников. — Ты у нас квадрациклы, случаем, не брал?

— Пошел ты, — выплюнул Феникс, и тут же молниеносно выдвинутый канцелярский нож прочертил тонкую красную полосу на его лице.

— Оп-па, извини. Руки дрожат, когда сильно удивляюсь, — Фрэй как ни в чем не бывало снова сложил нож. — Точно не брал? Четыре машинки, черно-белые такие, на четырех колесиках. Не понятно? Давай нарисую, может, узнаешь.

С этими словами он снова открыл нож и несколькими движениями изобразил на руке китайца нечто схематичное в виде оси. Порезы, хоть были неглубокими, но тут же стали раскрываться и сочиться алой кровью. Феникс заорал и попробовал вырваться — бесполезно, к стулу мы прикрутили его на славу.

— Ты псих! Отпусти меня! Мастер тебя в порошок сотрет и скормит твоим говноедам!

— Кажется, опять не узнал. — Фрэй подтянул кресло со связанным человеком ближе к себе. — Сейчас будем рисовать колеса, может, тогда станет яснее. Я, знаешь ли, специалист по шрамированию. — Он указал на свое лицо. — Могу объяснять долго и с упоением, пока на тебе не останется ни одного живого места.

Феникс сдался уже на втором «колесе»: квадрациклы действительно были у него — их прятали в одном из закрытых гаражей. Оставался сущий пустяк — отогнать оттуда машины.

— Он успеет подтянуть своих боевиков, пока мы туда доберемся, — мрачно предрек Ром.

Я чувствовал, как коренастого парня немного мутит из-за произошедшего, но это скорее от его неприязни к виду крови, чем от изменившегося отношения к Фрэю. Надо отдать другу должное: он никогда не засталял других делать то, чего не сделал бы сам. Ему и в голову не приходило выйти из грязи по спинам своих боевиков. Наверно, именно поэтому люди присоединялись к нам все охотнее. Красноволосый делил пирог поровну, какой бы ни была начинка.

— Он же не полный идиот, чтобы еще трепыхаться. Идиоты так долго не живут. Лучше отправь кого-нибудь за Го и еще тройкой его ребят — надо потом отогнать эти игрушки.

Охраны на складе и впрямь оказалось мало. Видимо, только те, которых не успели предупредить — иначе, как и предсказывал Фрэй, мы бы вошли в пустое здание. Матвей еще издали запустил камнем в одного из охранников — попал точнехонько в висок — и, насвистывая какой-то мотивчик, равнодушно поправил шляпу на голове, пока Фрэй перерезал глотку второму. Несколько наших ребят попытались приоткрыть тяжелые створки дверей, но те явно были заперты изнутри на засов.

Фрэй отогнал их жестом и, недолго думая, постучал.

Изнутри спросили что-то по-китайски.

— У них тут хуже, чем на границе, — усмехнулся Матвей. Ром нервно сжимал железный прут. Все остальные тоже были наготове.

Яснее ясного, что если они нас видят (а они непременно нас видят), то ни за что не отопрут.

Долгая осада была не в характере Фрэя. Он вскарабкался на крышу гаража, за ним последовали те, кому под силу были такие упражнения. К своему удивлению, я был в их числе. Ром и несколько парней одиноко остались внизу. Фрэй ударом ноги выбил слуховое окно, рядом тоже самое проделал Матвей. Оба пролезли в открывшиеся отверстия, умудрившись даже не пораниться об острые зазубренные стекла. Я же разрезал себе штанину на бедре и до крови разодрал пальцы. На этом можно было бы и оставить приключения, но позади уже напирал Медяк, опасаясь, что пропустит все самое интересное.

Внутри помещение оказалось просторным, да к тому же заставленным разного рода техникой и контейнерами — наши квадрациклы были лишь каплей в море. Мы приземлились точно на большие ящики. Матвею повезло меньше: пришлось еще метра два как муха ползти по стене, цепляясь за ржавую балку. Внизу под контейнером уже собралась галдящая группка китайцев, самые находчивые стали швырять в нас гаечные ключи. Развлекуха, ничего не скажешь. На месте Фрэя я просто сказал бы Амиру адрес склада. Но я не был на его месте.

Фрэй спрыгнул на пол первым, увернувшись от какой-то железки, и тут же припечатал ботинком лицо, запустившего ее человека. Подоспели остальные, а мой друг все равно вертелся в самой гуще, красный длинный хвост мелькал как неясный росчерк, но никто из противников почему-то не осмеливался схватить его за волосы, чтобы остановить это смертоносное кружение.

Я слез с контейнера, но в общую заварушку вмешиваться не решался, слишком привык находиться в стороне. Впрочем, никто не собирался спрашивать, к чему я привык, а к чему нет. Из-за ближайшей машины выскочил приземистый китаец, и, что-то заорав на своем языке, кинулся на меня. Проворонив момент его появления, я только и успел, что увернуться от первого удара тяжелым железным ломом. Следующий замах не заставил себя ждать: мне удалось проскочить под занесенной рукой, одновременно толкнув плечом китайца, чтобы вывести его из равновесия. Маневр не удался, и я получил довольно ощутимый пинок в поясницу.

Глядя на то, как дерется Фрэй, казалось, что китайцы нам не соперники. Я не учел, что уровень боевых навыков моего друга так же отличается от моего, как мотоцикл от велосипеда. И если Фрэй сшибал этих низкорослых, но упрямых людей, словно шар в кегельбане, то меня похоже сейчас изрядно покалечат.

Неудачно упав на одно колено, так что боль электрическим разрядом проползла по всей ноге вплоть до бедра, я тут же откатился, иначе бы железный ломик с легкостью перебил мне позвоночник. А так метал зазвенел о залитый бетоном пол, высекая из него каменную крошку. Только после таких отчаянных движений мне, наконец, удалось вспомнить, или скорее почувствовать положенный ранее в карман нож. Против лома, как говорится… но это лучше, чем голые руки.

Уворачиваясь от очередного замаха, я умудрился достать нож, при этом не упустив обманного движения своего противника. По счастью, заблокированная заранее эмпатия послушно молчала, не мешая сосредоточиться на бое. Не знаю, что бы стало со мной, обострись внезапно все чувства, как это уже происходило не раз. Похоже, что принудительные тренировки Фрэя сыграли свою роль — я стал лучше контролировать собственный дар. И скоро выяснится, насколько лучше научился контролировать тело.

Внезапно мой противник невероятно высоко прыгнул вперед, занося лом, словно какой-то древний меч. Это движение сложно было не заметить, я ушел в сторону, одновременно выставив руку с ножом, так что лезвие пропороло синюю куртку китайца и ощутимо вошло в живую плоть живота. Вот тут-то я и пожалел о том, что еще секунду назад так самодовольно рассуждал о даре.

Боль накрыла меня резко, без предупреждения, словно я только что вспорол брюхо самому себе. Хотелось скрючиться и упасть на пол, зажимая руками рану, которой на самом деле не было. На китайца же удар произвел совершенно обратный эффект, будто моя эмпатия послужила ему своеобразной анестезией. Узкие глаза потемнели, так что невозможно было понять, где начинается зрачок. Он буквально бросился на меня, размахивая ломом, словно это была тростниковая палка, а не увесистый кусок металла.

Скованный болью, я неуклюже уворачивался, все дальше пятясь, пока не уперся спиной в стоящий позади контейнер. Его острый угол напомнил мне, что отступать больше некуда: либо ты дерешься, либо падаешь на этот грязный пол с проломленной башкой.

Я выставил нож вперед. Но внутреннее чутье подсказывало, что ударить не смогу. Если это лезвие сейчас отнимет чью-то жизнь, то, вполне вероятно, вместе с ней оборвется и моя. Эмпатия протянула что-то вроде толстого каната между мной и противником. Я знал: через секунду он опустит лом на мой череп — я видел это в его ярости. Но ничего не мог поделать ни с ним, ни с этим «канатом».

— Ты что, сдохнуть тут собрался?! — Красной вспышкой гнева подскочил Фрэй. Локтем левой руки он со всего размаха врезал занесшему лом китайцу в висок. Мой противник упал на пол без сознания, как сломанная кукла. Я остался стоять. Каким-то образом внезапно долетевшая до меня эмоция друга перебила тот втугую натянутый канат. — Если так, то выбери противника подостойней.

Фрэй посмотрел на нож, который я все еще держал выставленным перед собой, а затем, внезапно преобразив свое лицо в какую-то маску зверя, ударил ботинком по моим рукам, так что оружие вылетело и заскользило по бетонному полу под колеса рядом стоящей машины.

Он подошел вплотную и все что я видел — это его всегда прозрачные глаза, словно заполнившиеся молочным туманом, да багровый нарост шрама на лице:

— Никогда не бери в руки нож, если не готов им воспользоваться, — прошипел друг, словно я совершил самое страшное богохульство в этом чертовом мире.

Естественно, тогда мы взяли гараж. Медяк и Ром с удовольствием ходили между рядами стоявших там машин, словно покупатели, примеривавшиеся на рынке. Эти двое явно собирались уехать отсюда на четырех колесах.

— Забираем только квадрациклы, — скомандовал Фрэй, и у боевиков обиженно вытянулись лица.

— Неужели мы прорывались сюда только за этим? — спросил Ром, разочарованно поглаживая серый блестящий бок какого-то седана.

— Ты знаешь, кому принадлежат остальные машины?

— Нет.

— Вот и я не знаю. Одно дело выщипать пару перьев у Феникса, и совсем другое самому оказаться в супе у мастера триады. Так что забирайте квадрациклы, Го отгонит их в безопасное место.

— К Амиру?

— Я похож на идиота? Амир еще ничего не сделал для нас, чтобы получить их назад. — Фрэй улыбнулся. Ему еще предстояли разборки с довольно крупной группой, которую необходимо было разбить. Одним нам это не по силам, а вот с Амиром за спиной — вполне, даже если потом этот любитель чая откажется с нами сотрудничать.

— Эй, вы там, потише! Хватит уже драть глотки! — Фрэй обернулся к парням, что собрались у входа на тренировочный склад. Ни Гудвина, ни Большого Ко не было, так что некому было разогнать эту шумную компанию. Спарте наплевать: он легко вливался в любую шумиху.

— Фрэй, выйди, посмотри, на чем твой дружок приехал! — раздался в ответ голос Медяка. За стенами послышался рев мотора, который перебивался тяжелой, словно металлическая труба, музыкой. Я уловил отголосок какой-то чисто мальчишеской зависти и восхищения.

Фрэй собрал толстую пачку, впрочем, мелких денег, пересчитываемую для дележки, и перетянул резинкой. Не лучшее время, чтобы отвлекаться, но похоже даже он почувствовал что-то из ряда вон выходящее. Удивить здешних ребят не так уж и просто.

Из-за полуприкрытых дверей склада неслась такая же картавая, как и Го, музыка. Или мне просто показалось, потому что я заранее знал, кто виновник всего переполоха.

Перед складом стояли несколько новеньких блестящих квадрациклов. Я не то что в резервации, даже на той стороне не видел таких машин, и не знал бы как они называются, если бы всего несколько дней назад не вытаскивал вместе со всеми именно эти экземпляры из-под носа у триады. Чистенькие, лаковые, пока что без единой царапины, они жужжали так, что хотелось положить руку на то место, где под твердым панцирем скрывается мотор.

Переднего черно-белого красавца гордо оседлал Го, на плечо он небрежно положил свою верную спутницу — бейсбольную биту — словно бы позируя. Смотрите, я какой! Рев мотора, рев музыки — круто! Темная одежда, словно ее шили демоны из преисподней — еще круче! Позади трое крепких парней — банда! На одном из квадрациклов уже прикрепили подобие флага с конским черепом — почти как в старые добрые времена! Нет, чего еще нужно для счастья по эту сторону?

Фрэй сунул мне в руки пачку с деньгами и решительным шагом пошел к четверке на квадрациклах. Перед ним расступались.

Го широко улыбнулся неровными зубами:

— Фрэй, круто, прав…

Одним движением Фрэй толкнул его в грудь, и байкер слетел со своей машины в дорожную пыль. Музыка все еще грохотала, но при этом создавалось ощущение абсолютной тишины, потому как разом смолкли все разговоры.

— Что, Го, у Кербера стало еще одной собачкой больше?!

— Фрэй, ты совсем обалдел?! — Го поднялся из пыли. Его лицо перекосило: такого унижения он еще не испытывал.

— Это ты обалдел принимать его подачки! Что, теперь будешь ходить у него на поводке?!

— А что, мне отказаться надо было?! Что бы он со мной потом сделал? Мы все тут на этом сраном поводке!! И не надо делать из себя святошу!! — Рука байкера уже потянулась к отлетевшей в сторону бите.

Он прав. Мы все тут ходим на поводке, только у кого-то он короче, у кого-то длиннее. Именно из-за длины цепи иногда начинает казаться, что поводка нет. Но это лишь иллюзия. Фрэй понял, что погорячился, поддался секундному порыву — кому из нас ярость иногда не застилает глаза? Он подошел к сброшенному с седла байкеру — Го покрепче сжал биту, готовый защищаться. Пожалуй, на его месте так сделал бы каждый из нас после подобной вспышки Красноволосого. Но Фрэй всего лишь протянул ему открытую руку, предлагая помочь подняться.

Го секунду помедлил, затем зацепился за ладонь и тут же был поставлен на ноги. Окружающие мысленно выдохнули.

— Знаешь, твоему трактору кое-чего не хватает. — Фрэй примиряющее похлопал друга по плечу.

— Чего? — забеспокоился байкер.

— Красивой женской попки на заднем сидении.

Разрядившаяся атмосфера могла поспособствовать успеху и не самой лучшей шутки. Парни разразились смехом.

Я еще раз оглядел квадрацикл Го. На машине появилась надпись, которой точно не было, когда мы передавали ее Амиру. PIERROT. Не знаю, кто ее сделал. Не знаю, что она означала. Но в тот момент она внушила мне какие-то нехорошие предчувствия.

— Фрэй, иди сюда, разомнемся, — позвал Гудвин. Тренер вышел на середину склада, держа в руках что-то вроде длинных мачете.

Друг не без энтузиазма отвлекся от бурного обсуждения какого-то нового дела с Ромом и Вито. Для него не было лучшей приманки, чем новое лезвие.

Гудвин бросил подошедшему ученику один из ножей. Фрэй ловко поймал его за рукоять. Даже такое движение могла выполнить едва ли четверть находившихся здесь. Подозреваю, что я на его месте, скорее всего, отрезал бы себе парочку пальцев.

Тренер занял исходную позицию:

— Тебе не кажется, что в последнее время здесь слишком шумно?

— Это кому-то мешает? — Ученик повторил за ним движения в зеркальном отображении.

Да, Фрэй не стеснялся приводить на склад своих боевиков, не имевших никакого отношения к тренировкам. При Большом Ко они не собирались — во многих все еще был жив прямо-таки суеверный страх перед негром. Но с Гудвином никто не считался и, судя по происходящему диалогу, зря.

— Склад не место для посторонних. — Тренер сделал два тягучих шага в сторону, словно бы пытаясь прощупать, как будет двигаться его противник.

— Я не посторонний. — Ученик снова повторил все движения до мельчайших нюансов.

Я почувствовал в Гудвине какую-то холодную волну. Мне всегда казалось, что у этого-то человека поистине безграничные запасы терпения. Без терпения он никогда бы не смог учить. Но, похоже, Фрэю все-таки удалось найти границу и подойти опасно близко к краю. Сейчас он получит еще один не самый приятный урок.

— Пока ты ученик, а я твой тренер, не тебе решать, кому здесь находиться. — Два таких же тягучих шага в другую сторону, словно бы раскачивая маятник.

— Так, может, я уже вырос из учеников. — Хорошо знакомая, самоуверенная и немного горькая ухмылка моего друга.

— Это очень легко проверить.

Стремительную атаку, которой закончилась фраза, трудно описать словами. Если бы не пойманный клинком отблеск света, я бы, наверно, вообще его не заметил. У Фрэя, к счастью, и с реакцией, и со скоростью было лучше: он не успел отразить атаку, но зато успел от нее уйти — возможно, даже лучший вариант, оставляющий достаточно места между противниками, чтобы провести какой-то ответный маневр.

Проблема в том, что, какой бы прием ты ни выбрал, тренер может легко его предугадать, потому что именно он тебя ему и научил. Придумать что-то на ходу не так легко: никто тебе не даст на это времени, да и движения уже заучены до автоматизма. Так что когда Гудвин начинал движение "А", Фрэю ничего не оставалось как досказать "Б" в ответ.

Друг сделал выпад, и его клинок встретился с чужим с такой силой, что удар чуть не вывернул ему запястье. Еще немного — и полетят искры. Фрэй попытался ударить свободной рукой, чтобы не дать противнику буквально выдавить из руки лезвие, но наткнулся на заранее выставленный блок. Гудвин предпочел поставить под удар предплечье, чем отступить. Он увеличил нажим на свое "мачете", и лезвие с противным скрежетом продолжило свое движение к рукояти клинка ученика, на которой не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего гарду.

Я чувствовал Гудвина довольно четко: он не собирался калечить ученика, но это не значит, что он не мог его слегка порезать, чтобы поставить на место. Фрэй этого знать не мог. Он видел серьезно-настроенное лицо напротив и, сопоставляя его со своей собственной манерой всегда доводить начатое до конца (особенно если дело касается соперничества за первенство), вполне мог заподозрить, что поединок далек от тренировочного.

Так и есть: друг выпустил клинок, расценив это как меньшее из зол перед угрозой расстаться с кистью руки. Казалось, лезвие вот-вот с железным лязгом застучит по полу, но Гудвин поймал его в воздухе второй рукой. Тренер улыбнулся, а улыбался он редко.

Внешне спокойный Фрэй внутренне дрожал от какого-то сильного чувства. Сложно сказать, была то ненависть, горечь поражения, бессилие или что-то еще. Для тех, кто всегда стремится стоять впереди, поражение — почти что смерть. К счастью или к несчастью, его гордость умерла уже давно, и он все еще держал себя в руках.

— Если этого недостаточно, — сказал Гудвин, улыбаясь, — то давай попробуем наоборот.

Тренер слаженным движением кинул оба ножа Фрэю. Тот поймал их, и на этот раз оставшись при прежнем количестве пальцев. Некоторое время он оглядывал клинки, будто размышляя, стоит ли принимать подачку. Но, как я уже говорил, мой друг никогда не был приверженцем честного боя, если дело касалось важных для него вещей. Фрэй прокрутил клинки в руках, заставив каждый описать по сверкающей дуге, и одновременно с этим разминая запястья.

Может быть, со стороны ситуация и виделась иначе, но я чувствовал скрытую снисходительную усмешку Гудвина. Ее не было на губах — она была глубоко внутри — но это совершенно определенно говорило об исходе поединка, с двумя ножами будет ученик или со всей оружейной коллекцией, что есть на складе.

Наконец, ощутив оружие как следует, Фрэй сделал атакующий выпад сначала левой рукой, затем правой — оба лезвия прорезали воздух. Гудвин оказался сбоку и ударил ученика по локтю, видимо попав по какому-то нерву, потому что рука того непроизвольно разжалась и выронила нож. Друг не растерялся: мгновенно отскочил, наподдав ногой по упавшему оружию, чтобы оно отлетело в дальний конец склада и не досталось противнику. В конце концов, нас не учили вести двуручный бой, и с одним ножом будет гораздо удобнее. Фрэй снова атаковал — оборона не его стиль — ножом, одновременно кулаком. Лезвие попало в капкан ладоней Гудвина, от удара же он уклонился и, резко перехватив Фрэя за оба запястья, с силой развернул так, что ученик оказался внутри узла своих собственных рук. Сжимаемое лезвие опасно упиралось ему в бок, норовя прорезать футболку и добраться до кожи. Он попробовал лягнуть Гудвина ногой, но в таком спеленатом состоянии, любое движение грозило вспоротым брюхом.

На удивление, прежде чем Фрэй сам бросил нож, тренер снова раскрутил его, но в обратном направлении (оба вдруг стали напоминать мне балетных танцоров), и, освободив от своего захвата, толкнул от себя подальше:

— Попробуем еще раз, но он будет последним.

Ученик стиснул зубы. По правде говоря, он, наверно, давно уже был готов признать главенство и правоту Гудвина, но когда еще получишь такой урок? А уроки Фрэй коллекционировал словно маньяк, невзирая на то, что каждый раз они грозили оставить отметины на его шкуре.

Дальнейшее было больше похоже на игру: все, что оставалось ученику — это только всеми правдами и неправдами попытаться не дать тренеру выбить из своих рук второй клинок, потому что тогда поединок точно будет окончен. Окончен бесславно и без всяких оговорок. Фрэя хватило ровно на две минуты, когда второе лезвие заскользило по полу за своим парным собратом.

На складе повисла тишина. Казалось, что все присутствующие только и следили за поединком, побросав свои занятия. Я не мог даже предположить, как отреагирует Фрэй на такой исход дела, или как отреагируют все остальные.

Но мой друг только лишь полушутливо-полусерьезно поклонился Гудвину, и спокойно, как ни в чем не бывало подняв клинки, протянул их тренеру рукоятями вперед, признавая поражение и показывая подчинение. Если что и бушевало у него внутри, то наружу оно не пробивалось. Затем он также молча развернулся и вышел, сделав жест своим боевикам, и за ним со склада вышли все те, кого там не должно было быть. Но я знал, что они еще вернутся, и Гудвин тоже это знал. Вот только вести себя здесь как хозяева уже вряд ли осмелятся.

Когда лишние люди исчезли, зал стал казаться огромным, пустым и почему-то зловещим. В установившейся тишине я отчетливо услышал, как с шуршанием ползет по полу кнут Большого Ко.

— Давно пора было поставить этого ублюдка на место. — Кончик кнута свернулся кольцом около моих ног. — Только зря ты не оставил на нем еще парочку шрамов. Глядишь — дольше бы запомнил.

— У каждого свои методы. — Гудвин не поднял головы, убирая ножи в чехлы.

— Отлично, у меня тоже. — Тяжелая черная ладонь Кобальта, словно выточенная из старого сгоревшего дерева, легла на мое плечо, а затем ее толстые пальцы сжались, сминая воротник куртки. — Пойдем, сопляк. Ты тоже что-то здесь задержался.

— Оставь его! — Гудвин вскинулся с неожиданной даже для меня горячностью.

— Брось, ты знаешь, что этого мальца пора сливать — он только занимает место у кормушки. У меня тоже свои методы, Гудвин.

И он, словно пыльный мешок, потащил меня в центр зала. Я все еще слышал шипящий звук кнута, волочащегося за ним. "Кажется, сейчас эта змейка напьется крови", — отстраненная и безнадежная пришла в голову мысль.

Пожалуй, теперь точно все. Рядом не было никого, кто мог бы мне помочь. Я сам себя все время считал одиночкой, оторванным от других. И вот теперь, как в насмешку, именно в тот момент, когда я действительно остался один, моей жалкой жизни придет конец. Никогда еще Большой Ко не казался мне таким огромным, таким черным, словно вся тьма мира сконцентрировалась в одном человеке, и никогда еще за его синеватыми белками глаз я не чувствовал такой жажды крови.

Он не позволил мне взять даже нож в руки. Да, честно говоря, от этого было бы мало проку. Я бы мог попробовать измотать его, используя трюки Спарты, чтобы избежать прямого контакта, но кнут в руках Кобальта сводил саму эту возможность к нулю.

— Мы можем его просто выгнать. Зачем усложнять? — Гудвин на краю площадки для поединков сделал последнюю бесполезную попытку вытащить меня.

— Дадим ему шанс, — засмеялся Большой Ко и развернул кнут. — Ты же любишь давать им шанс.

Я пытался не впустить в себя его эмоции, иначе бы просто взвыл от страха и не смог двинуться с места. Мне не хотелось кончить как Жаба, или еще хуже, что вероятнее, потому что нет у меня скрытых способностей, которые могли бы проявиться в нужный момент. Не успел я занять оборонительную стойку, как кнут просвистел в мою сторону. Удалось отклониться, но концом змея все равно задела меня за плечо, оставляя жгучий узкий след. Точно такой же жгучий след оставляла болезненная радость негра, вспыхнувшая после этой первой атаки. Я закрылся от нее: достаточно просто видеть перед собой громадную фигуру Кобальта, и лучше не знать, что он для тебя готовит. Если мне суждено сейчас умереть, то пусть это произойдет быстро.

Я нырнул под следующий удар, избегая перевитого ремня, и со всем отчаянием, которое у меня было, попытался нанести удар сам. Бить в солнечное сплетение, по самым незащищенным местам. Попытка жалкая, заранее обреченная на провал. Очень быстро я встретился лицом с кулаком Кобальта, и мир перед глазами завертелся, словно детская карусель.

Рухнув на пол, чувствуя, как стекает кровь из разбитой губы, не ощущая нижней челюсти, я все же попытался откатиться в сторону прежде, чем мне на спину опустится кнут. Не успел — очередная дорожка боли пробежала по спине, а за ней, сметая мои барьеры, побежало злобное торжество противника. Мне хватило сил на еще одну попытку встать, но следующий удар снова вернул меня на колени. Там, где второй след удара пересекся с первым, тело взвыло и на секунду мир вокруг показался белым и пульсирующим. Полностью ослепленный, я все же выпрямился на нетвердых ногах: останешься лежать — считай, все кончено. А так хоть лишние секунды жизни. Но атаковать больше не пытался. Наоборот, уворачиваясь от кнута, отступал назад к большим контейнерам, находившихся на складе с незапамятных времен — между них можно спрятаться от хлесткого удара, да и приличного замаха там не сделаешь.

Щелкнул кнут, и змея полетела по странной траектории, которую мне не удалось предугадать — в результате тонкий режущий фол обвился вокруг моего левого запястья. Большой Ко с плотоядной ухмылкой натянул свое оружие. Так крупный черный паук тянет жертву к себе в отвратительные жевала. Я уперся ногами в пол и зацепился свободной рукой за одну из цепей, что во множестве обвивали контейнеры. Кобальт рванул кнут на себя, и все попытки остановить это неумолимое движение оказались тщетны. Мои ноги по инерции сами пошли на него, цепь на контейнере оказалась не закреплена и с шуршащим металлическим звоном упала на пол, оставив свободный конец у меня в руке. Вовремя сообразив, я уже по собственной воле сделал несколько шагов в сторону Кобальа — это ослабило натяжение кнута и позволило мне, повернув кисть руки несколько раз, скинуть с себя его хищный фол, оставивший багровые полосы на запястье. Но в то же время я оказался в опасной близости от своего противника, или скорее своего мучителя

Большой Ко попытался ударить меня своей непропорционально длинной ногой, одновременно отводя кнут назад для очередного замаха. Я увернулся от ноги и почувствовал его острую радость, что сейчас кнут снова вопьется в мое тело. Рука среагировала молниеносно, словно мозг даже не принял участия в этом движении: я с точностью повторил замах Кобальта, и одновременно с тем, как змея ударила по мне, железная цепь врезалась в его плечо. От неожиданности негр взревел как раненный бык. Его захлестнула такая волна ярости, что я не смог сдвинуться с места, и словно на яву увидел большие черные руки… свои большие черные руки…. которые все туже и туже сжимаются на чьей-то худой, почти цыплячьей шее. Еще немного и под пальцами захрустят позвонки этого недоноска, он будет хрипеть и царапать своими хилыми ручонками, пока не затихнет…

…

— Инк, хватит! Отпусти его, Инк! — чей-то такой далекий голос прорвался сквозь красную пелену.

И не подумаю! Я еще крепче сжал руки, чувствуя под пальцами железные звенья. Это не позвонки. Но сейчас я тоже услышу их хруст. Плотоядная усмешка перешла на мои губы. Услышу хрип.

Кто-то несколько раз наотмашь ударил меня по щекам.

Черт побери! Как они смеют?! Ну держитесь, сейчас закончу с этим выблядком и возьмусь за вас. Я стянул цепь еще сильнее, почувствовав, как в кожу впиваются острые края звеньев.

Что-то холодное и мокрое потекло по макушке, по вискам, за воротник, на ресницы, в нос. Я тяжело вдохнул, и как будто впервые за долгое время открыл глаза. Надо мной стоял Спарта с перевернутой пустой пластиковой бутылкой, судя по всему еще секунду назад полной воды. Я заморгал часто-часто и захотел вытереть лицо, но руки как будто свело. С другой стороны на коленях стоял Гудвин, никогда еще не видел у него такого лица — тревожного и растерянного одновременно. Он осторожно взял меня за запястья и попытался освободить, разогнуть мои скрюченные судорогой пальцы.

Только тут я посмотрел вниз…

Подо мной распростерлась гигантская туша Кобальта. Негр лежал лицом вверх, и его белки, будто два варенных яйца, вылезли из орбит. Кожа приобрела странный фиолетовый оттенок, словно переспелый баклажан, который вот-вот лопнет, забрызгивая все вокруг зловонными семенами. На шее Большого Ко была намотана цепь, концы которой туго, до белых костяшек, сжимали мои собственные руки.