Поцелуй воина

Глава 25

Ада осматривала разгромленную комнату, еще не совсем оправившись от ужасов этого утра. Только теплые объятия Габриэля успокаивали ее.

Их кровати были перевернуты. Из вспоротых тюфяков торчала солома. Опрокинутый умывальник лежал на боку. Черепаховый гребень валялся среди разбросанной соломы вместе с рассыпанными шахматами.

– Но кому это все понадобилось?

Ада посмотрела на Габриэля в поисках ответа.

– И все твои вещи здесь? – спросил он. – В целости?

– Да, кроме свитков.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Они в безопасности, только не здесь. Я их спрятала.

– Зачем?

Она вздохнула, чувствуя, как заливается горячим румянцем.

– Ада?

– Свитки написаны на превосходном пергаменте, – ответила она. – Я украла их у моего учителя, Дэниела Морли, намереваясь продать. С них можно счистить чернила и использовать снова. Это делает их чрезвычайно ценными.

Его лицо потемнело.

– Ты хранила их для продажи.

– Когда я вернусь в Толедо, да.

Ее щеки горели от осознания того, какая пропасть лежит между ее прошлым и настоящим. День и ночь. Только сейчас ее рассудок просветлел настолько, что она смогла увидеть эту разницу. До вмешательства Габриэля печаль о том, кем она была и что потеряла, никогда не трогала ее. Ада просто топила ее в опиуме.

– Но это решение кажется таким далеким, – сказала она.

Габриэль смотрел на нее испытующе, заглядывая в самую глубину.

– Я рад слышать это, inglesa.

Она обвела рукой их перевернутую вверх дном комнату.

– Но что ты знаешь об этом?

– Только то, что Фернан был нрав, рекомендуя Бланке хранить это в секрете. Все остальное просто предположения. Пока что. – Он огляделся, как будто ища кого-то. И, возможно, он был прав. Казалось, стены, самые терпеливые противники, подслушивают и ждут их следующего шага. – Где Фернан?

Бланка сжала губы.

– Не могу сказать. Я догадываюсь, что он, может быть, захотел вернуться в город.

– Но зачем? Ты говорила что-то о его мотивах. Ты знаешь, чем Пачеко шантажировал его?

– Я не имею права это обсуждать, сеньор. Поймите, пожалуйста.

Ада подняла черепаховый гребень и сжала так, что зубцы впились в ладонь. Эта тянущая боль не позволяла ее мыслям кружиться слишком быстро.

– Какое Пачеко имеет к этому отношение?

– У нас может не быть времени на пространные объяснения, – сказал Габриэль.

– Ты хотел, чтобы я говорила тебе, что делать. Теперь попробуй.

Один кивок, и Габриэль встал в стороне от нее. Скрестив руки на груди и глядя в окно, заговорил:

– Пачеко поручился за меня, когда я пришел в орден. Он знал кое-что о моем прошлом и сыграл на моем стремлении начать все заново. В обмен на его поддержку я должен был следовать его указаниям.

Ада нахмурилась и подошла к нему.

– Указаниям?

– По очищению. Чтобы стать достойным ордена. – Дрожащее дыхание демонстрировало его переживания сильнее, чем монотонность голоса. – Это он настоял на трех моих обетах, тех, что превышают требования ордена. Если бы я не сдержал их или рассказал о его требованиях другим членам совета, то был бы изгнан. Он утверждал, что все дают тайные обеты, которые помогут испытать их на прочность. Я верил ему.

Лицо Бланки выражало смятение и негодование. Ада коснулась его спины, которую он так истязал и уродовал.

– Это тоже он сделал? Требовал, чтобы ты истязал себя?

Голова Габриэля униженно опустилась.

– Я чувствовал, что должен... начать заново. Избавиться от всего, что я сделал.

Ей хотелось обнять его и поднести пылающий факел к его прошлому – их прошлому – и ко всем, кто причинил ему боль.

– А Фернана он тоже чем-то держал? Каким-то знанием о его прошлом? – Она посмотрела на Бланку.

– Он дал тебе мак по приказу Пачеко. Это все, что он рассказал. – Бланка взяла соломинку и расщепила ее надвое. – Думаю, это касается женщины. На прошлой неделе я видела его на рынке с темнокожей женщиной.

Ада прищурилась:

– Он защищает ее?

– Или, может быть, их связь. Их тела вместе... они были в интимных отношениях.

– Но, Габриэль, зачем Пачеко наказывает тебя вот так?

Выпрямившись, он как будто выбрался из колодца и стряхнул с себя это признание.

– Я не знаю. Я никогда и предположить не мог, что он делает это для собственной выгоды, а не для помощи в моем покаянии. Только сегодня утром Фернан рассказал, что без Пачеко здесь не обошлось. Ада, эти свитки... могу я увидеть их?

– Конечно. А что ты подозреваешь?

– Бланка, ты помнишь стражника в купальне? Того, которого ты ранила?

Она кивнула.

– Да, – мрачно произнес Габриэль. – Он сказал, что ему нужны свитки. Я понятия не имел, о чем это он.

– Мои? – спросила Ада.

– Он сказал, что ему нужны свитки, «которые украл еврей».

– Джейкоб?

Габриэль мрачно кивнул. Джейкоб работал на донью Вальдедрону, но никогда не рассказывал о своих заданиях Аде. Ее обижала такая скрытность. Что же он обнаружил? Она попыталась вспомнить хоть что-нибудь, угадать, чем же занимался Джейкоб. Но все, что она помнила, – это только горькая боль его предательства. Она была так поглощена своими страданиями, что оставалась слепа к опасности и глуха к секретам, которые он не выставлял напоказ.

Габриэль вернулся в комнату Ады с ее сумкой, которую достал из тайного склада оружия. У него не было времени обдумывать события, произошедшие с ним и Адой в его келье: ее отказ от опиума, его мощное, в последнюю минуту охватившее желание попробовать отраву, и то, как она, можно сказать, спасла его. До тех пор пока они не раскроют тайны монастыря, они будут в опасности. Но победа, которую она одержала над своим пристрастием, давала ему надежду. Если ничто не помешает, она все-таки может выкарабкаться.

Что будет с ним, стоящим на пороге изгнания из ордена, он не знал.

Каждая минута, проведенная в стенах монастыря, терзала его нервы. Каждое мгновение, прошедшее без Ады, казалось трагедией. А теперь, безоружный, ожидая наступления врагов, он понимал всю безрассудность своего положения.

Комната Ады уже была приведена в порядок – во всяком случае, Габриэль не заметил никаких следов разгрома. Ада сменила одежду, забрызганную разлившейся настойкой, на позаимствованное у кого-то коричневое платье. Темный цвет согревал ее лицо. В монастыре она немного поправилась, ее щеки слегка округлились, и если она одолеет пристрастие к опиуму, то здоровье вернется.

Габриэль кивнул в знак приветствия, закрыл дверь и протянул Аде сумку. Она вытряхнула содержимое на кровать. Свитки пергамента, некоторые запечатанные, некоторые развернутые, высыпались на одеяло.

Габриэль в тревожном предчувствии наблюдал за Адой. Если она владела свитками семьи де Сильва, он услышит слова призраков. Монастырь был его прибежищем от злых деяний и людей, сломавших ему жизнь. Но сейчас они вторгались в его новый дом.

Жестокость, закипавшая в нем, жаждала выхода.

– Вот это более дешевые пергаменты, заполненные образцами различных местных диалектов. Португальский. Мосарабский, – сказала Ада, указывая на распечатанные и развернутые свитки. Она провела большим пальцем по одной из печатей и нахмурилась. – А вот эти, с орлом на печати, я взяла у Дэниела.

– Это печать семьи де Сильва.

Габриэль взял свиток. Ему хотелось уничтожить этот ненавистный символ. Согнуть его. Сломать. Сжечь.

Ада сняла печать, развернула жесткий толстый пергамент и склонилась над свитком. Неразборчивые строчки покрывали весь лист, такие частые, что у Габриэля зарябило в глазах. Отдельные значки расплывались, но Ада их легко читала. Тонкий палец быстро скользил справа налево.

Габриэль молча смотрел на Аду, а Бланка не стыдилась задавать вопросы.

– Я никогда не видела столько букв на одном листе, – призналась она. – Торговцы чаще всего пишут короткие записки на небольших полосках бумаги. Что это за язык?

– Магрибский арабский, с мавританских территорий. – Она склонилась ниже и поскребла чернильное пятно. – Это адресовано Мухаммеду ан-Насиру.

– Это молодой халиф альмохада, – сказал Габриэль. – Его отец возглавлял их при Аларкосе, но два года назад умер и власть перешла к сыну.

– Похоже, сеньор де Сильва не слишком доволен тем, как он руководит своим народом. «Время удара близко, скоро лето и конец перемирия». – Она выпрямила спину и потерла глаза. – Какого перемирия?

Габриэль тяжело опустился на пол.

– После кровавого Аларкоса между христианскими королями и альмохада было объявлено перемирие. Это лето обозначает конец пятилетнего мира. Альмохада могут снова начать вторжение.

– Но призыв исходит от де Сильвы. Тут говорится: «Дела в Ифрикии отвлекли ваше внимание от Пенин-сулы».

Бланка покачала головой.

– Леонский дворянин устраивает заговор с маврами? Вот так делается политика?

– Так не должно быть, – сказал Габриэль. – Давняя вражда между моим отцом и королем Альфонсо привела к тому, что при Аларкосе отец встал на сторону мавров.

Ада развернула второй свиток. Она молча пробежала глазами строчки и испуганно вздохнула. Габриэль опустился на колени рядом с ней.

– Что тут?

– Что, если синьор де Сильва был не единственным, кто примкнул к маврам?

– А кто еще?

– Король Леона Фердинанд.

У Габриэля пересохло во рту.

– Это возможно.

Более чем возможно, Бланка покачала головой:

– Короли Леона и Кастилии – родственники. Двоюродные братья. И они оба христиане, которым сам папа поручил защищать Апеннины от мавров. Все на границе это знают.

– Но вражда между двумя ветвями королевской семьи, Леоном и Кастилией, очень сильна, – сказал Габриэль.

– Вот. – Ада указала на строчку с обращением. – Вот это тоже написано де Сильвой, но уже к Фердинанду: «В следующий раз, когда придет момент сокрушить кастильскую оппозицию, тебе придется поторопиться». Что это значит?

Габриэль смотрел на пергамент словно на змею.

– Фердинанд должен был помочь войскам своего кузена в битве при Аларкосе, но задержался в Леоне, что дало армии альмохада преимущество. Мы выиграли битву, решительно и бесповоротно, еще до того как прибыли леонцы.

– Значит, он намеренно опоздал?

– Невозможно знать наверняка, – ответил Габриэль. – Но похоже, де Сильва хочет, чтобы на этот раз Фердинанд более активно действовал против кастильцев, не оставляя всю грязную работу альмохада. Этакая демонстрация преданности.

Бланка коснулась высохших чернил:

– Разве он может писать такое королю?

– Возможно, это объясняет неприятности, в которые мы попали, – сказала Ада. – Не сеньора и мои долги, а люди, посланные де Сильвой за этими письмами.

Она продолжила читать.

– Что-нибудь еще? – спросил Габриэль.

Она отрицательно покачала головой и, свернув пергамент, сунула свитки обратно в сумку.

– Джейкоб или его люди, должно быть, перехватили их. Ты сказал, что он вернулся в Сеговию, да?

Габриэль пристально посмотрел на нее, вдруг почувствовав, что она что-то от него скрывает. Мысль о ее обмане поразила его в самое сердце.

– Он должен был поговорить с доньей Вальдедроной и, возможно, с Альфонсо.

– Он работает на ее светлость, собирая информацию. Может быть, он оставил эти свитки Дэниелу на хранение, пока она уезжала в Аларкос.

Бланка широко улыбнулась:

– Он шпион? Правда?

– Уже давно прошло то время, когда я с таким же энтузиазмом относилась к его профессии. В основном она означает долгие отсутствия и секреты. – Щеки Ады порозовели, и она опустила голову. – Я не могла вынести ни то ни другое.

– Слишком опасно возить эти свитки с собой, – сказал Габриэль. – Это мы уже проверили на себе.

– Невольно. Он будет очень разочарован во мне.

Ее слова заставили его снова и с еще большим беспокойством задуматься о природе их с Джейкобом отношений. Молодой, англичанин, образованный, преданный. Габриэль коснулся ее плеча, словно прикосновение могло прогнать ее сомнения и сломать все барьеры.

– Ты уже не та женщина, которую он оставил на мое попечение.

Ее губы изогнулись в дрожащей улыбке.

– Это хорошо или плохо?

– Зависит от того, чего он хочет от тебя, – ответил он, вспоминая рассказы Ады о том, как Джейкоб доставал ей опиум и во всем потакал. – Что до свитков, то мы сохраним их, и пусть король Альфонсо сам решает, что делать с моей отвратительной семейкой. И со своим вероломным леонским кузеном.

– Что ты предлагаешь?

– Одевайтесь, вы обе, – сказал он, вставая. – Мы не должны оставаться здесь.

Ада принялась собирать свои вещи в сумку. Бланка решительно кивнула.

– Поскольку ты избил Фернана, они за тобой будут следить. За всеми нами.

Фернан. Он как нарыв, несчастная пародия на человека. После истории с опиумом он заслуживал гораздо более близкого знакомства с кулаками Габриэля. Впрочем, Фернан, похоже, единственный, кто может ответить на его вопросы. Сможет ли Габриэль поверить ответам этого фигляра, оставалось загадкой.

– Найди Фернана, – приказал он Бланке. – Пожалуйста. Единственный раз за время своего жалкого послушничества он пойдет на мессу. Сегодня вечером.