Утром, я долго лежал, разглядывая потолок. Ремонт в этом году опять, к сожалению, сделать не удалось, и появившиеся на потолке трещинки служили немыми свидетелями моей лени. Следующий отпуск обязательно посвящу ремонту, решил я, переворачиваясь на бок. Если доживу, конечно. Открывшийся за окном пейзаж сразу прогнал грустные мысли. Высокое небо сверкало лазурью и медленно несло пышные белые облака куда-то вдаль, обещая прекрасный день. Телефонный звонок оторвал меня от созерцания.
— Алло?
— Саша, чем занимаешься? Проснулся уже?
Звонил Хохлов. Я невольно посмотрел на часы.
Начало десятого. С чего бы ему звонить в такую рань? Да и вообще, не припомню, чтобы мы перезванивались.
— Что-то случилось, Александр Михайлович?
— Нет, ничего. Просто собираемся на природу, дай, думаю, позвоню Махницкому. Или ты всё ещё ищешь следы происхождения этой несчастной почки? — рассмеялся он.
Последний вопрос меня насторожил. Что-то перестал я в последнее время доверять уважаемому Александру Михайловичу. Инстинкт штука тонкая, ему не объяснишь, что Хохлов вполне приличный человек, сослуживец, и не с руки ему, вроде бы, якшаться с бандитами. Я решил не оставлять без внимания тревожный звонок, звеневший в голове, и спросил:
— А что за компания?
— Я, приятель мой, да девочек с собой возьмём. Скучно не будет, обещаю.
— Кто этот приятель?
— Гм… Ты помнишь наш разговор насчёт работы?
— Для молчунов, не лезущих не в свои дела? — уточнил я.
— Вроде того. Так вот, этот приятель и есть тот самый человек, с которым я хотел тебя познакомить. В общем, давай собирайся, мы за тобой заедем через часик.
— Хорошо, — решился я. — Только, если разговор серьёзный, давай обойдёмся без девиц.
— Без проблем, — ответил он.
— Жду.
Пройдя на кухню и заварив чай, я закурил и принялся собираться, попутно размышляя, не готовит ли мне судьба нового испытания на прочность в виде этого неожиданно свалившегося на голову пикника. Что если Хохлов и Гном как-то связаны и всё это задумано лишь ради того, чтобы выманить меня за город? Но отступать было поздно, да и не хотелось. Я фаталист и уверен: того, чему быть, не миновать. Лучше уж сразу посмотреть в лицо опасности, чем прятать по-страусиному голову, подставляя при этом под удар другие места. Кое-какие меры я всё-таки принял. Прежде всего, сходил на стоянку и взял машину. Мобильность — важная вещь, когда впереди полная неизвестность. Ехать вместе с Хохловым и его таинственным приятелем не хотелось. Потом натянул спортивный костюм, свитер и пристроился возле дома, покуривая.
«Тойота»-Чайзер Хохлова, близнец моей, появилась во дворе точно к назначенному сроку. Не обнаружив едущих за ней подозрительных личностей, я несколько расслабился и вышел из своего прибежища — детской беседки.
— Ты чего это там спрятался? — удивился Хохлов.
— Детство вспомнил, — ответил я, безуспешно пытаясь разглядеть, сколько человек прячут за собой тонированные стёкла его машины.
— Садись, поехали, — предложил он, распахивая заднюю дверь.
В салоне сидел лишь один человек.
— Я на своей. Мне так удобнее.
— Как знаешь, — покривился он. — Тогда держись за мной, — и он отъехал от дома.
Я пристроился следом. Такой порядок движения меня вполне устраивал. Если кто и вздумает сесть на хвост, я, идя вторым, это быстро подмечу на пустынной утренней трассе.
Выехав за город, мы по шоссе Мичуринцев направились к лесному массиву, лежащему на юге. Для пикника, что и говорить, место там подходящее. Деревья, высаженные когда-то руками энтузиастов на субботниках, разрослись; их ровные ряды, аккуратно чередующие хвойные и лиственные насаждения, служат хорошей защитой от ветра и источником сухостоя для костра.
На трассе я, сколько ни вглядывался в зеркала заднего вида, никого за собой не заметил. Мы оба развили приличную скорость, и попутные автомобили сразу оставались далеко позади.
Видимо, место Хохлов присмотрел заранее, потому что минут через двадцать, помигав поворотниками, уверенно свернул на неприметную просёлочную дорогу. Она оказалась на удивление ровной и ухоженной, лишь кое-где глубокие лужи и промоины, следы прошедших дождей, грозили оцарапать днище автомобиля. Попетляв, дорога вывела к небольшой поляне, на которой красиво смотрелись деревянный стол и лавки, вкопанные в землю. Здесь же, заботливо обложенный камнями, был устроен маленький очаг. Место, судя по всему, обихоженое.
Мы остановились, и я вышел из машины, оглядываясь вокруг и прислушиваясь к лесным звукам, от которых мои городские уши уже давно отвыкли.
Лес, обступивший поляну со всех сторон, был удивительно красив. Кое-где ещё распутник-ветер не успел сорвать с деревьев их праздничные жёлто-красные одеяния, и осень, переливаясь яркими красками, блистала здесь во всём своём великолепии. Перелетая с ветки на ветку, громко каркали вороны. Сметливая птица, расплодившаяся в последние годы особенно сильно, давно уже, видимо, связала появление в лесу людей с возможностью поживиться съестным. Солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев, играло на путине, натянутой трудягой-пауком, мелодию осенней грусти.
Мои попутчики тоже выбрались из машины и примялись распаковывать привезённое с собой. Вскоре костерок весело горел, потрескивая и дымя. Пока мы с Хохловым устанавливали мангал, его приятель неторопливо украшал стол закусками и бутылками.
Я присмотрелся к нему внимательнее. Высокий, худой, с мелкими чертами лица, он сразу привлекал внимание одной характерной особенностью. Левое веко у него беспрерывно дёргалось, как бы подмигивая, от чего создавалось впечатление, что он что-то хочет сказать, да не знает, как это выразить словами. Дорого одетый, с массивным перстнем на руке, он странно смотрелся на фоне окружающего лесного пейзажа. Заметив, что его разглядывают, он отложил в сторону нож и подошёл ко мне.
— Наверное, пора познакомиться, — предложил он, протягивая руку и всё так же подмигивая.
— Не помешает, — ответил я, — раз Александр Михайлович не хочет взять на себя этот труд.
Хохлов тем временем размахивал картонкой над мангалом и не обращал на нас ни малейшего внимания.
— Махницкий, можно просто Саша, — представился я первым, пожимая его руку, чуть влажную и вялую на ощупь.
— Сергей Андреевич, — ответил он, не уточняя фамилии. Я не стал заострять на этом внимание, окрестив его про себя мысленно Моргуном.
— Зря всё-таки девчонок не взяли, — бросил, наконец, свою картонку Хохлов. — Вы, я вижу, уже познакомились. Ну и ладно. Прошу к столу, разомнёмся коньячком.
Стол, надо признать, был неплох. Но я, верный своей привычке не есть до обеда, без аппетита ковырялся в тарелке. Моргун потягивал коньяк, время от времени бросая в рот тоненькие до прозрачности ломтики лимона. Лишь Хохлов, оживлённо суетясь, опрокинул одну за другой несколько рюмок и накинулся на еду.
— Ты бы не увлекался, — посоветовал я. — Машину ещё обратно вести.
— А шашлык? — вытаращил он глаза, прожёвывая сёмгу. — После такого шашлычка, Саня, встанешь из-за стола трезвым, как стёклышко. Ни один гаишник не придерётся.
— Человек тебе дело говорит, — негромко поддержал меня Моргун.
Хохлов как-то сразу сник, с видимым сожалением взглянул на бутылку и потянулся к минералке. Никто не хотел начинать разговор первым. Я закурил и принялся разглядывать резные листья клёна над головой. Сизый дымок сигареты улетал, тая в чистом, как хрустальный звон, воздухе. Хохлов, умудрившийся-таки выпить ещё, повеселел и вновь заколдовал у мангала, бормоча что-то себе под нос. Моргун тоже закурил и поинтересовался:
— Совсем не пьёте, или так, временно бросили?
— Совсем, — ответил я.
— Здоровье? — сочувственным тоном продолжил он.
— Вроде того, — я не стал поощрять развитие темы.
— Что ж, непьющие люди всегда нужны. Не то, что этот, — и он с лёгким презрением кивнул в сторону Хохлова.
— Почему?
— Хотя бы потому, что трезвый не выложит сразу первой встречной девке все известные ему секреты. А он, — вновь последовал кивок в сторону Михалыча, — ещё и приврёт для пущего эффекта.
— Что-то не очень хорошо вы отзываетесь о своём друге, — заметил я.
— Друг? — тонкие губы Моргуна исказила саркастическая улыбка.
— Я не в курсе ваших отношений.
— Скорее нас можно назвать… единомышленниками, что ли.
— Вот как. В чём же заключается, простите за любопытство, общность ваших взглядов?
— Зря иронизируете. Думаю, нас поддержит любой здравомыслящий человек. Мы считаем, что жизнь одна, и прожить её надо по возможности хорошо. Что толку гнуть спину изо дня в день, подобно скотине, и получать за это гроши?
— Большинство людей у нас живут именно так.
— Если им нравится — пусть живут, — его дёргающееся веко на миг замерло и вновь принялось отбивать свой неведомый ритм.
— А вы с Хохловым, значит, другие? — насмешливо спросил я.
Мне, признаться, всегда были не по душе бредовые идеи о превосходстве одних людей над другими. Все мы одинаковые, просто судьбы нам даны разные. Кому-то везёт больше, кому-то меньше. Бывают и откровенные неудачники, которые честно бьются всю жизнь, как рыба об лёд, но так и остаются у разбитого корыта. По разному случается, что тут говорить. Но дело, по-моему, не только в том, сколько тебе дано везения, денег, возможностей, а в том, сумеешь ли ты найти гармонию с окружающим миром. Сделать это, к сожалению, нелегко. Может, поэтому вокруг столько несчастных?
— Другие, — кивнул меж тем мой собеседник. — Хотя бы потому, что осознаём: человек, несмотря на всю историю цивилизации, остался всего лишь животным с присущими ему хищными инстинктами. И не стоит их в себе заглушать, это бесполезно, да и вредно, к тому же. Посмотрите вокруг, — он повёл рукой, — здесь живёт множество зверей по законам, установленным самой природой. Один из них — сильный должен уничтожить слабого, чтобы очистить лес.
— Стоп, стоп, — перебил его я. — К чему вы клоните?
— К тому, что на пути достижения цели нормального человека не должны останавливать всякие глупости, вроде милосердия, библейских заповедей и прочей чуши, придуманной власть имущими, чтобы забить головы простому люду и держать его в повиновении. Заметьте, что те, кто добился чего-то в жизни, кому сегодня поклоняются и ставят памятники, в своё время нередко шли по трупам в прямом смысле этого слова. Принципы, мораль — всё это надо оставить, если действительно хочешь чего-то добиться, жить достойно. По крайней мере, не мучаясь мыслью, хватит ли денег дотянуть до очередной подачки в виде зарплаты. Вы согласны со мной?
— В какой-то мере, — пожал я плечами.
— Хорошо, что мы нашли общий язык, — Моргун долил себе коньяка.
— Почему?
— Во-первых, всегда лучше иметь дело с умным человеком. Во-вторых…
— Разве у нас есть общие дела? — удивился я.
— Именно это я и собирался вам предложить.
— На каких условиях? — Я быстро понял, что сейчас последует то, ради чего Хохлов вытащил меня в лес любоваться хвостатыми белками, снующими вокруг.
— Очень простых. Мы предлагаем вам хорошо, даже очень хорошо, — подчеркнул он, — оплачиваемую работу. Заботы о хлебе насущном отойдут для нас даже не на второй, а на десятый план. Взамен от нас потребуется соблюдение некоторой, скажем так, секретности.
— Это противозаконно?
— Мы же договорились не обременять себя глупыми условностями, — напомнил он.
— Суть работы? — требовательно спросил я.
— А суть, Саша, тебе уже известна, — неслышно подошедший к столу Хохлов принёс с собой запах костра и несколько шампуров с шашлыком. Раскладывая мясо по тарелкам, он продолжил:
— Ты, по-моему, ещё не забросил своё расследование?
— Да.
— Что ж, ты не очень ошибался в своих догадках. В нашем городе действительно есть люди, бизнес которых строится на поставке заинтересованной стороне тканей и органов для трансплантации. И не только в нашем городе. Во всём мире существует нечто подобное. Другое дело, что в нищих странах, вроде нашей, этот бизнес идёт лучше. Что поделать, если нет другого пути заработать на жизнь, а прозябать в бедности не хочется? Не дёргайся, Саша, не надо.
Я невольно напрягся, слушая откровения сослуживца. Он заметил это и, истолковав по-своему, положил на стол рядом с собой пистолет.
— Значит, в подвале был всё-таки ты? — усмехнулся я.
— Конечно. Признаться, я никак не ожидал от тебя такой прыти.
— И у тебя хватило бы духу нажать на курок?
— Саша, ты так ничего и не понял. В деле крутятся такие деньги, что останавливаться не просто глупо — невозможно.
— И всё же?
— Я рад, что дело обернулось именно так, как обернулось. Давайте выпьем за то, чтобы в будущем у нас не было поводов выхватывать при встрече оружие.
Хохлов наполнил свою рюмку и выжидательно смотрел на меня. Моргун тоже чуть приподнял свой бокал.
— Что будет, если я откажусь с вами работать?
— Но почему… — начал Хохлов.
— Подожди, — остановил его Моргун. — Обратного пути уже нет, Махницкий. С того момента, как ты, благодаря счастливой случайности, обратился за советом к Хохлову, выбора у тебя не осталось. Или сотрудничать с нами, или… По-моему, ты должен быть благодарен хотя бы за то, что тебя просто не пристрелили до сих пор. Кстати, этот твой друг, журналист, что он ещё знает?
— Да ничего, — ответил я, думая о том, как вывести Костю из-под удара. — Он вообще малость глуповат. Увидел что-то, а что — так и не понял. Я уверил его, будто почка принадлежала животному.
— Точно? — в упор посмотрел на меня Моргун.
— Точнее некуда. Тем более, сейчас его избили, он лежит в больнице и ничем не может вам помешать. Кстати, у меня тоже в последнее время возникли трения с одним местным авторитетом. Лёва Гном. Не слышал про такого?
— Нет. Но мы в состоянии решить любые проблемы своих друзей. Больше тебя никто не тронет. Итак, ты согласен?
«Друзей». В душе я рассмеялся, вспомнив его презрительные отзывы о бедолаге Михалыче. Интересно, на что его купили? Как бы то ни было, сомневаюсь, что Моргун считает меня своим другом. Тоже, наверное, посмеивается сейчас про себя, играя со мной, как кот с мышью.
— Хотелось бы подумать, — ответил я.
— Думать надо было раньше, когда лез не в свои дела. Теперь пора ответ держать, — встрял в разговор изрядно захмелевший Хохлов.
— Надо подумать, — упрямо повторил я.
— Хорошо. Суток, думаю, вполне хватит. Но не дай бог, за эти сутки ты решишь развязать свой язык. Тогда я тебе не завидую, — произнёс Моргун.
Он вовсе не стремился напугать меня своими словами. Просто ставил перед фактом. Самоуверенный парнишка, решил я. Что ж, сутки — это большой срок. Потяну время, а там видно будет.
— Ясно, — ответил я. — Давайте собираться обратно?
Солнце уже скрылось за набежавшими облаками, ощутимо похолодало и изо рта вырывался лёгкий парок. Им-то, подогретым коньяком, может и не было холодно. А я, признаться, стал подмерзать. Да и дела торопили меня в город. Ведь сутки, если посмотреть с другой стороны — это всего лишь жалкие 24 часа. За это время я многое должен успеть.
— Давайте, — ответил Моргун, и Хохлов суетливо принялся упаковывать вещи, грузя их в машину.
Залив напоследок костерок, чадящий на ветру, мы покинули гостеприимную поляну. На обратном пути я по-прежнему держался за машиной Хохлова. Лишь у виадука на въезде в город я помигал на прощанье фарами и свернул на объездную дорогу. Затем, покружив в лабиринте улочек, вернулся на центральную улицу и вновь пристроился у него на хвосте, пропустив вперёд несколько машин. Любопытно было посмотреть, куда доставит Хохлов своего «единомышленника». Так и не заметив меня, он притормозил у «Евразии», гостиничного комплекса.
Моргун, что-то сказав ему, вышел и направился к входу. Судя по угодливо заулыбавшемуся швейцару, его здесь знали. Выяснив всё, что хотел, я развернулся и поехал домой смывать пропитавший меня запах костра.
После душа я сел к телефону и набрал номер Олега.
— Как дела? — поинтересовался он. — Я, кстати, тебе недавно звонил.
— Зачем?
— Ребята нашли «скорую», про которую ты говорил.
— Да что ты? Как?
— Случайно. Увидели номера, к которым я просил присмотреться, и проследили за ней.
— Куда же она привела?
— Как ни странно, в гараж Гнома.
— Что ты говоришь? Здорово…
— Тебе это помогло?
— Да, конечно. Спасибо.
— Ещё помощь требуется?
— Нет, не надо.
— Саня, только ты не лезь, куда не просят, сломя голову. Если задумал что — скажи лучше мне, мы всё грамотно организуем…
— Нет. Лучше скажи мне, у тебя в «Евразии» среди персонала знакомых никого нет?
— Есть вообще-то. Смотря какие знакомые тебя интересуют. Если девочки…
— Какие ещё, к чёрту, девочки, — возмутился я. — Мне сейчас не до развлечений. Хотя… Как ты думаешь, если проститутки тусуются среди постояльцев, они что-нибудь должны о них знать?
— Должны, наверное. А не знают, так узнают, если я попрошу. Кто конкретно тебе нужен? Говори, я записываю.
— Нет, так не пойдёт. Ни фамилии, ни, возможно, имени настоящего этого человека я не знаю. Мне самому на месте будет легче разобраться. Ты только скажи, к кому обратиться.
— Значит, так. В ресторане, что на первом этаже, спросишь Зою. Ей объяснишь, что от меня. Дальше сами разбирайтесь. Кстати, рекомендую. Девчонка — золото.
— Обойдусь без твоих рекомендаций, — проворчал я.
— Конечно, до дочери Богданова ей далеко…
— Что ты этим хочешь сказать? — насторожился я.
— Ничего. Просто видели вас несколько раз вместе, — безразличным голосом ответил он.
— И что? — я начал злиться.
— Да ничего. Слушай, Саня, какой-то ты нервный стал в последнее время. Слова сказать уже нельзя. Что ни сделаю, тоже всё плохо.
— Ну-ну, — проворчал я в ответ на обиженную реплику Горенца и положил трубку.
Господи, вроде и город огромный, а всё равно живём, как в деревне. Стоит где-то вместе показаться, и тут же находится куча знакомых, видевших вас. Да ещё и сделавших собственные нелепые выводы. Кошмар какой-то.
В раздражении я обжёг палец, наливая чай, и запрыгал по кухне, шипя и ругаясь. Потом, уже успокоившись, примостился на широком подоконнике и закурил.
Люблю вот так сидеть, смотреть с высоты на творящееся внизу и ни о чём не думать. Но сегодня в голову невольно лезли разные мысли. Например, о Хохлове. Вот уж кто удивил, так удивил. Я-то всё время считал его просто весёлым прожигателем жизни, беззаботно проводящим время, а он, оказывается, вместе со своим постоянно моргающим шефом целую философию подвёл под банальную уголовщину. Банальную, да не совсем. Преступление, конечно, налицо, но попробуй доказать что-либо.
С виду всё кажется совершенно невинным. Въезжает на территорию больницы «скорая помощь», внутри, если остановить и проверить, больной без сознания. То, что потом водитель предпочитает парковать машину у вивария, тоже в глаза не бросается. Помещение считается заброшенным, и вряд ли у кого возникнет желание посмотреть, что там творится ночью. Останки, видимо, вывозятся на той же «скорой». И если остановить машину в этот момент, преступникам не отвертеться.
Надо только отследить всю цепочку, чтобы в сети не попала одна мелкая рыбёшка. Самоуверенному философу Моргуну тоже не помешает поглядеть на тюремные нары. Хотелось бы посмотреть, как он там будет братве объяснять свою жизненную позицию.
А пока придётся мне нанести визит в логово Гнома. Не хочется, но придётся, повторил я, начиная одеваться.
Темнота уже облепила зажжённые фонари, когда я вышел из дома. В машине я ещё раз просмотрел нарисованную накануне Горенцом схему. Что ж, следуя ей, до прибежища Лёвы я доберусь. А что делать дальше, будет видно.
Я закурил и тронулся с места. Ночная дорога заняла немного времени, хотя ехал я медленно, боясь пропустить нужный поворот. Скоро в свете фар мелькнул чуть заметный из-за деревьев забор.
Я согнал машину на обочину, прикрыв её загодя прихваченной камуфляжной сетью. Тёмный силуэт на фоне звёздного неба напоминал теперь огромный валун. Я осторожно двинулся вперёд, старательно обходя лежащие на земле ветки.
Забор оказался сделанным на совесть. Стены его, сооружённые из плит, были обнесены поверху спиралями колючей проволоки, накрученной на арматуру. Железные ворота высотой, как и стены, метра в три, нерушимо стояли на пути и не оставляли никакой надежды проникнуть внутрь без подручных средств. А попасть во двор мне очень хотелось. Поэтому я последовал совету Моргуна, рекомендовавшему не сдерживать естественные порывы.
Оглядевшись вокруг, я принялся карабкаться на дерево. Поднявшись, я замер на начавшем угрожающе раскачиваться стволе.
Лёва устроился неплохо, решил я, глядя поверх забора. Двухэтажный особняк больше напоминал замок, чем дом. По углам его высились кокетливые башенки, слепо глядящие глазами бойниц в ночную тьму, а крышу венчал остроконечный шпиль.
Двор был хорошо освещён прожекторами. В будке охранников, стоящей у ворот, горел свет. Значит, охрана не дремлет. Мне остаётся только надеяться, что здесь хотя бы нет собак.
Я примерился, прикидывая траекторию прыжка, оттолкнулся ногами от дерева и перелетел через забор.
Упав на землю, перекатился, как учили когда-то, но удар всё равно получился чувствительным. Ещё не совсем оправившись, я встал на четвереньки, мотая головой. Издалека донёсся приближающийся собачий лай. Досадливо плюнув, я вскочил и, хромая сразу на обе ноги, припустил к какому-то строению, стоящему неподалёку.
Бежал я быстро, но времени всё равно едва хватило, чтобы, подпрыгнув, уцепиться пальцами за выступ крыши, подтянуться и влезть наверх. Челюсти бесшумно приблизившегося зверя щёлкнули, поймав пустоту, и собака залилась отчаянным лаем. Я показал ей язык и перевернулся на спину, стараясь отдышаться после спринтерского забега. К овчарке присоединились её подруги, яростно облаивая постройку, а вскоре послышались и голоса охранников.
— Место! А ну, на место!
— Серёга, что там?
— Да ничего. Опять, наверное, кошку учуяли. Теперь до утра будут брехать. Пошли на место, кому сказал!
— Давай на цепи их рассадим, пусть по периметру бегают, — предложил кто-то.
Так они и поступили. Вскоре к собачьему лаю присоединился звон цепей, волокущихся по земле, а затем и то, и другое утихло. Собаки, обиженные в своих лучших чувствах, разбрелись по будкам. Я осторожно высунул голову, осматриваясь.
Моё внимание привлёк вспыхнувший в окнах второго этажа свет. Шторы в одном из них были не задёрнуты, и с улицы чётко просматривались беседующие. Я не очень удивился, опознав в них Лёву и Моргуна. А ведь днём Моргун отрицал, что знаком с Гномом! Вряд ли они успели познакомиться за те несколько часов, что прошли после нашего расставания. Нехорошо со стороны Моргуна начинать наше сотрудничество со лжи, подумал я, сползая с крыши.
Крадучись, я пересёк двор и прижался к стене. В окне по-прежнему мельтешили тени. Нащупав выступы в стене, я впился в них, и принялся карабкаться наверх. Добравшись до подоконника, я затаил дыхание и прислушался. Окно было чуть приоткрыто, и ветер доносил запах сигарного дыма и обрывки разговора. Этого, впрочем, оказалось вполне достаточно, чтобы понять: Моргун пересказывает подробности нашей сегодняшней встречи.
— В общем, я дал ему сутки на размышление, — услышал я.
— Зря, — ответил голос Гнома. — Он мне очень не нравится.
— Убрать его ты все равно не смог, — огрызнулся Моргун.
— Кто ж знал, что он сможет уложить Пака, — проворчал Лёва. — Тот обычно работал без осечек.
— Однако дважды промахнулся, — поддел Моргун.
— Ты мне связываешь руки, а потом ещё в чём-то упрекаешь! — взвился Гном. — Кто запретил стрелять?
— Нам только этого не хватало. Чёрт, если б не эта авария… Ладно, всего предусмотреть нельзя.
— Особенно того, что рядом окажется этот тип с фотоаппаратом. Его что, тоже пока не трогать?
— Нет. Махницкий признался сегодня, что его друг туп, как пробка.
Я вытаращил глаза. Видит бог, ничего подобного я не говорил. Упомянул лишь, что Костя слегка глуповат…
— И я склонен ему верить, — продолжал Моргун, — потому что сам Махницкий ещё тупее. Не пойму, как ему удавалось так долго морочить вам голову и докопаться до сути дела?
Моему возмущению не было предела. Погоди, Моргун, доберусь ещё до тебя…
— А если он и через сутки откажется? — спросил Гном.
— Не посмеет. Жить-то охота, — коротко хохотнул Моргун. — Ну, а если откажется — тут тебе полная свобода действий. И чтобы без срывов, понял меня?
— Понял, понял, — проворчал Гном.
Дальше висеть, прилепившись к стене, не имело смысла. К тому же стали уставать пальцы, грозя разжаться. Я скользнул вниз, ободрав живот, и, прижимаясь к земле, отправился восвояси, размышляя по пути, каким чудом в этот раз удастся избежать собачьих клыков. Деревьев, способных выдержать мой вес, во дворе что-то не замечалось. Покрывшись испариной, я затаился в кустах, лихорадочно решая, как выбраться из захлопнувшейся мышеловки. Не сидеть же здесь до утра, в самом деле? Мучительно захотелось курить.
Я чертыхнулся, недобрым словом поминая своё любопытство, и огляделся. По соседству на груде досок валялся старый бушлат, забытый, видимо, кем-то из строителей. Сунув его подмышку и прихватив доску подлиннее, я вернулся к стене. Уронив доску на колючую проволоку так, что образовался своеобразный трап, почти вертикально уходящий вверх, я принялся карабкаться по нему, не выпуская из рук бушлата. Звон цепи оповестил о приближении неприятеля. Острым зубам овчарки было в этот раз, чем поживиться. Бушлат разлетелся в клочья в считанные секунды. Однако мне и их хватило, чтобы взобраться на стену, цепляясь за арматуру руками, обмотанными уцелевшей полой бушлата. Видимо страх придал сил. Так или иначе, но вскоре я уже стоял на земле по ту сторону забора, озираясь и пытаясь понять, в какой стороне искать спрятанную машину. Собака выла с досады, носясь взад и вперёд вдоль стены. Я не стал дожидаться, пока опять появятся охранники, и помчался по найденной наконец-то тропинке. Воздух клубами пара вырывался из лёгких, тая где-то за спиной. Сорвав с машины сеть и запихнув сё в багажник, я завёл двигатель. Правая штанина прилипла к ноге. Видимо, зацепился второпях за проволоку. Но на перевязку времени не было. Прыгнув за руль, я сорвался с места.
Лишь выехав на шоссе, я немного успокоился, остановил машину и, взяв в аптечке бинт, перетянул ногу. Везёт мне в последнее время на царапины. Если так пойдёт и дальше, люди Гнома рискуют остаться без работы. Спортивный костюм был разорван и весь пестрел пятнами крови. В таком виде в «Евразию» не пустят, решил я, сворачивая к дому, чтобы переодеться. Натянув брюки и свитер, я уже взялся за ручку двери, когда зазвонил телефон. Поколебавшись, я поднял трубку.
— Алло?
— Ты опять куда-то пропал, — грустно обвинила меня Наташа.
— Ничего подобного, — ответил я. — Как твоя ангина?
— Прошла. Так где ты был?
Отсчитав про себя до десяти, чтобы успокоиться и не ляпнуть какую-нибудь резкость, я наконец ответил:
— Ездили с Хохловым на природу.
— Почему без меня? — в её голосе явственно слышалась обида.
— Там была чисто мужская компания, — вздохнув, объяснил я.
— Да? А сейчас чем занимаешься? Опять куда-то собрался?
— В «Евразию», — признался я. Лгать просто не было сил.
— Вот как? Там тоже будет чисто мужской коллектив? — съехидничала Наташа.
— Нет, — помолчав, ответил я.
— Саша, милый, поехали вместе. Я соскучилась, — воспользовалась она моим молчанием.
— Ладно, — нехотя произнёс я, ругая себя за проявленную мягкотелость и с ужасом представляя себе встречу Наташки с Зоей.
— Правда? — обрадовалась она.
— На сборы пять минут.
— Хорошо, Саша, я быстро. Оглянуться не успеешь.
Я, однако, успел не только оглянуться, но и выпить кофе, неторопливо спуститься на улицу и выкурить пару сигарет, прежде чем Наташкин плащ светлым пятном мелькнул у машины. Она забралась на сиденье, и в салоне запахло духами.
Я скептически оглядел её. Вечернее платье, причёска, бриллианты в ушах… Опять вырядилась, как на парад. Хорошо хоть, на этот раз обошлось без мини.
— Скажи, что я тебе безумно нравлюсь, — потребовала Наташа, отреагировав на мой взгляд.
— Ага, сейчас, — хмыкнул я. — Только с силами соберусь.
— Вообще-то, мог бы и поцеловать, — продолжала она наставлять меня правилам хорошего тона.
Я пристально посмотрел на неё и невольно проглотил вертевшуюся на языке колкость. Наташа была на самом деле очень хороша.
Ты мне безумно нравишься, — покорно произнёс я, осторожно касаясь её губ. — Поехали?
Она кивнула и принялась поправлять макияж на лице. Потом, пользуясь моей привычкой водить машину одной рукой, завладела другой и уже не выпускала её до самой гостиницы.
Ресторан вовсю жил своей вечерней жизнью, когда мы появились там. Гремела музыка, вырываясь из динамиков, у эстрады на тесном пятачке танцевали, прижимаясь, пары, а в углу, оккупировав сразу несколько столиков, шумно веселилась компания кавказцев, сразу обратившая на Наташку самое пристальное внимание. Впрочем, немудрено. Я поторопился обрадоваться, не заметив мини. Зато в гардеробе, снимая с Наташи плащ, просто обомлел. Платье обнажало спину до самого… в общем, гораздо ниже, чем мне бы хотелось.
— Это что? — я обалдело потыкал пальцем.
— Где? — удивилась она. — А, вырез. Ну и что? Тебе разве не нравится? — и пошла вперёд, слегка покачивая бёдрами.
Я плёлся сзади, обещая себе в следующий раз досконально изучить все предметы её туалета, прежде чем появиться где-нибудь вместе. Моё желание привлекать к себе как можно меньше внимания пошло прахом.
Не успели мы расположиться за столиком, как один из носатых ценителей красоты славянских девушек уже нарисовался возле нас.
— Дэвушка, разрэши прыгласыт тэбя на танэц, да? — затянул он давно известную мне песню.
Пришлось снова вставать. Я посмотрел на притихшую в ожидании Наташкиного ответа компанию углу, и направился прямиком к ним.
— Мы пришли отдохнуть, — начал я, обращаясь к самому старшему. — Может быть, немного потанцевать. Но если кто-то хочет испортить нам вечер, лучше сразу разобраться в этом вопросе. В холле, уточнил я, пытаясь определить, кого из них придётся выключить первым. Дети гор загомонили все сразу, пока старший не поднял руку.
— Мы тоже пришли отдохнуть, дорогой. Мирно, — подчеркнул он. — Вас больше не будут беспокоить мои гости.
Я кивнул и вернулся к Наташке, замершей за столиком.
— Опять я всё испортила, да? — спросила она.
— Ты же не виновата в своей красоте, — ответил я, целуя ей руку.
— Спасибо, Саша.
Официантка с табличкой «Лена» на белой блузке
подошла к нам.
— Здравствуйте. Что будем заказывать?
— А что вы нам порекомендуете, Лена? — спросил я.
Покивав в ответ на перечисление блюд, достойных внимания, я сделал заказ и попросил:
— И ещё, Леночка. Мне хотелось бы увидеть Зою. — Скажи я, что являюсь президентом Соединённых Штатов, и то вряд ли добился бы такого эффекта. Она ошарашено переводила взгляд с Наташки на меня.
— Зоя? Это…
— Вы правильно меня поняли, — ответил я, невольно улыбаясь при мысли о том, что сейчас думает обо мне Лена. В самом деле, нелогично появляться в кабаке под руку с красоткой вроде Наташки, чтобы пригласить к столу местную проститутку. Но другого выхода у меня не было. Хотя… — Если можно, я хотел бы поговорить с ней наедине.
— Понимаю, — деловито кивнула официантка, занося меня в список извращенцев, и отошла.
— Зоя — это кто? — в упор глядя на меня, поинтересовалась Наташа.
— Э-э-э… приятельница моего друга, — путаясь, пояснил я.
— Вот как. Странные приятельницы у твоих друзей, — она, похоже, всё поняла и без моих объяснений.
— Какие есть, — пожал я плечами. — Мне надо задать ей пару вопросов.
— И для этого обязательно уединяться?
— Желательно. Слушай, ты на что намекаешь? — возмутился я.
— Ладно, надо, так надо. Иди, тебя зовут, — заметала она.
Я оглянулся. У дверей рядом с какой-то девушкой стояла Лена и призывно махала мне. Я поспешил к ним.
— Это Зоя, — представила девушку Лена и испарилась.
— Двести в час, — сразу объявила та, предупреждённая, видимо, официанткой, что придётся иметь дело с извращенцем.
— Двести баксов? Круто, — усмехнулся я и представился: — Я от Олега Горенца.
— Хорошо. Если от Олега — то бесплатно, — обречено согласилась она.
— Да нет, вы меня не так поняли, Зоя. Мне просто надо с вами поговорить.
— Поговорить? О чём?
— Об одном из постояльцев этой гостиницы.
— На мента ты не похож, — задумчиво протянула она. — Да и не стал бы Горенец мента подсылать. А ты точно от Олега?
— Позвони ему, — предложил я.
— Ладно, спрашивай, — сдалась она.
— Человек с дёргающимся веком. Такое чувство, что он постоянно тебе подмигивает.
— А, этот… Видела несколько раз в кабаке. С виду солидный дядя, при бабках.
— Как зовут, откуда он?
— Этого я не знаю, но могу выяснить, если надо.
— Очень надо, — заверил я.
— Покури пока, — и Зоя упорхнула.
Я закурил и обернулся, выпуская дам. Наташка по-прежнему сидела в одиночестве. Видимо, после инцидента с кавказцами желающих составить ей компанию больше не нашлось. Я поднял руку, и она улыбнулась в ответ.
— Вот, держи, — раздался голос у меня за спиной.
Я взял протянутый листок бумаги. На нём было
написано: Сысоев Сергей Юрьевич, Москва, владелец фирмы по поставке медицинского оборудования. Эге, вот под какой маркой орудует этот деятель. Хорошенькое же оборудование он поставляет.
— Это тебя устроит? — спросила Зоя.
— Вполне.
— И ещё. Он очень опасный человек. Держись от него подальше.
— С чего ты взяла?
— Не спрашивай. Просто поверь на слово. Работа у меня такая, чтобы характер людей нутром чуять, — невесело усмехнулась она.
— Спасибо, — мне нечего было ей возразить. — Эго тебе, — я протянул две зелёные бумажки. — Две сотни, как договаривались.
— Спятил? Передавай привет Олегу, — и она отошла к одному из столиков.
Я вернулся к Наташе, рассеяно ковыряющей вилкой.
— Как твои переговоры? — насмешливо спросила она.
— Нормально.
— Не знала, что тебя интересуют гостиничные девки.
— Иногда бывает, — невозмутимо согласился я.
— Не смей меня дразнить! — вскинулась Наташа.
— Знаешь, — усмехнулся я, — когда ты вот так злишься, у тебя на щеках появляется очень симпатичный румянец, и глаза сверкают, как изумруды. Злись почаще, и все мужчины будут у твоих ног.
— И ты?
— Я? Тут, к сожалению, ничем помочь не могу. Разгневанные дамочки не в моём вкусе.
— Предпочитаешь иметь дело с тихими и покорными? — презрительно сморщила носик Наташа.
— Ага, — я вооружился вилкой и принялся за ужин.
— Значит, ты просто трус, — заметила она.
— Угу, — промычал я с набитым ртом.
— Между прочим, неприлично так отвечать, когда с тобой разговаривает женщина, — заявила Наташа.
— О, в самом деле? — удивился я.
— Ты… ты… Что я в тебе нашла? — задумчиво спросила она сама себя.
— Об этом я и твержу тебе битую неделю. На твоём месте я бы давно подыскал более достойную кандидатуру на роль воздыхателя. У меня это очень плохо получается.
— Да уж. Потанцуем? — неожиданно предложила она.
— Почему нет? — ответил я, вставая.
Наташа прижалась ко мне, и мы медленно закружились в танце. Её тонкие пушистые волосы щекотали мне лицо. Нежная кожа обнажённой спины под рукой и прикосновение молодой упругой груди и бёдер волновали. Наташа, почувствовав моё состояние, подняла глаза и попросила:
— Поцелуй меня.
Я не заставил себя долго упрашивать. Так бы мы и кружились, слившись, но мелодия закончилась, на смену ей загремел разухабистый мотивчик, и пришлось вернуться к столу.
Я налил Наташе вина.
— Можно, я сегодня напьюсь? — спросила она.
— Попробуй, — не стал возражать я. — Может, заказать чего покрепче?
— Не надо, — покачала головой Наташа. — Это я так, дурачусь. Жаль, что мы выйдем отсюда, и все кончится.
— Что кончится? — не понял я.
— Всё. Ты опять станешь язвительным и колючим. Человеком, которому нет абсолютно никакого дела до окружающих. В том числе до меня. — Наташа выдула струйку дыма. — Разве я не права?
— Нет.
— И я тебе не так безразлична, как ты это пытаешься показать? Знаешь, у меня сложилось впечатление, что я постоянно навязываюсь и мешаю тебе, а ты просто терпишь меня, как младшую сестру, оставленную под твоим присмотром родителями.
— Разве младшие сёстры бывают такими симпатичными? — улыбнулся я. — Нет, Наташа, ты мне, конечно, нравишься. Но в этом как раз и заключается проблема.
— Почему? — удивилась она.
— Потому что. Ладно, если ты передумала напиваться, может, поедем домой? Поздно уже.
— Поехали, — согласилась она.
Мы вышли из комплекса и направились к машине.
— Послушай, Саша, а чем это ты в последнее время постоянно занят?
— Мелочь всякая, — ответил я.
— Ой ли? Почему тогда эта мелочь беспокоит отца?
— Не знаю. С чего ты взяла?
— Случайно услышала. Отец приказывал кому-то, чтобы за тобой приглядывали. Он не хочет, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Что может случиться, Саша? У тебя неприятности? Только ответь, пожалуйста, без этих своих шуточек.
— Вряд ли это можно назвать неприятностями. Говорю же, мелочь.
— Не хочешь отвечать, так и скажи. Просто не нравится мне всё это. В том числе и дружба твоя с Хохловым.
— У тебя-то что против него есть? — удивился я.
— Скользкий он какой-то. Липнет ко всем, — поморщилась она.
— К тебе тоже… лип? — спросил я, сам поражаясь неожиданному уколу ревности.
— Было дело. Пока не узнал, чья я дочь, — улыбнулась Наташа.
— Тогда его можно понять, — рассмеялся я.
— А твоя проблема, о которой ты упомянул в ресторане, не в этом ли состоит, милый мой? — повернулась она ко мне.
— Нет, проницательная моя, не в этом, — ответил я. — К твоему отцу я отношусь с уважением, но не более. Бояться точно не боюсь.
— Да и с чего тебе его бояться? — убеждённо заявила Наташка.
— Ну что, до завтра?
Мы потянулись друг к другу, и наше прощание несколько затянулось. Минут этак на двадцать.
— А у тебя губы распухли, — сказал я, переводя дыхание.
— Честно? — Наташа ухватилась за зеркальце. — Лгунишка.
Через несколько мгновений её стройный силуэт махнул мне из окна квартиры. Я поднял руку в ответ и тоже отправился домой.