Проснувшись на рассвете, я взглянул на часы и заторопился. Опаздывать на работу не хотелось. Достаточно будет уже того, что я появлюсь там небритым. Отросшая за сутки щетина неприятно кололась и раздражала, создавая ощущение неумытости.
Поплескавшись опять в бочке, я на скорую руку заварил чай, приглушил им неожиданно проснувшийся на свежем воздухе аппетит, сунул в рот сигарету и сел за руль. Потом, опомнившись, выскочил из машины и побежал обратно в дом переодеваться. Нечего сказать, хорош бы я был, заявись на работу в камуфляже!
Натянув брюки и свитер, я вернулся к машине и скоро уже мчался в город по утренней трассе, обгоняя попутчиков.
Первым, с кем я столкнулся, войдя в ординаторскую, был Хохлов. Сделав вид, что между нами ничего не произошло, он дружелюбно протянул руку:
— Доброе утро. Можно тебя на минутку?
Я отошёл вместе с ним в угол. Никто не обращал на нас внимания. Елена Анатольевна писала истории болезни, Павел Валентинович копошился в ящиках своего стола, наводя там порядок.
— Саша, я хотел перед тобой извиниться, — начал Хохлов. — Понимаешь, выпил лишнего, а до этого понервничал, вот меня и развезло. Чего я там наговорил то?
Я внимательно посмотрел на него. Внешне он был сама благожелательность, вот только злые огоньки в глубине глаз как-то не позволяли поверить, что он действительно ничего не помнит. Да и не настолько он был пьян в тот вечер. Помнит, всё помнит, подумал я. Забыть, как тебя чуть не размазали по стенке, сложно. Значит, хитрит Михалыч. Что же ему теперь от меня надо?
— Пустяки, о чём разговор, — хлопнул я его по плечу. — Чего между друзьями не бывает.
— Вот и славно, — обрадовался он. — Слушай, ты где вчера пропадал весь вечер? Я, понимаешь, звонил, звонил…
Ага, вот что тебе надо. Зашевелились, голубчики, обнаружив, что дома меня нет.
— Телефон, наверное, отключён был. Хотелось, знаешь ли, отоспаться после дежурства.
— Ах, вот как, — протянул Хохлов, явно сбитый с толку.
— Зачем звонил-то?
— Зачем? Серёжа с тобой хотел встретиться. Разговор у него к тебе есть.
— О чём?
— Откуда мне знать? Я, Саша, фигура незначительная. Так что ему ответить? Когда ты сможешь с ним встретиться? Может быть, сегодня?
Совсем за дурака меня держит. О чём нам с Моргуном разговаривать после вчерашнего?
— Давай сегодня, — серьёзно кивнул я.
— А где?
— Пусть сам решает. Я включу телефон, перезвони мне после работы, ладно?
— Хорошо, — Хохлов довольно потёр руки.
Наверное, представляет меня уже разделанным и
бултыхающимся по частям в контейнере с консервантом. Я не стал омрачать ему радость, кивнул и отошёл. Бакутин на утренней пятиминутке кивнул в ответ на моё приветствие и спросил:
— Как ваше самочувствие, Александр Александрович? Выглядите вы неважно.
— А чувствую себя ещё хуже, чем выгляжу, — ответил я.
— Что так? Простуда? — не прекращал он заботу о подчинённых.
— Похоже на то, — я кашлянул.
— Сегодня не операционный день, так что тоже можете уйти с работы пораньше, — неожиданно раздобрился шеф.
Я удивлённо поднял глаза. Неужели у меня в самом деле настолько жалкий вид, что пробило даже твердокаменного Бакутина? Чёрт, надо будет хотя бы побриться.
— Спасибо, — ответил я.
После совещания я быстро провёл обход, задержавшись ненадолго в перевязочной, написал дневники в историях болезни и засобирался домой. Уже накинув куртку, я остановился на пороге, обводя взглядом ординаторскую и думая, что скоро здесь неизбежно произойдут перемены. Либо я, либо Хохлов, либо оба мы навсегда покинем эти стены.
Стало немного грустно. Жаль, когда-то у нас был дружный коллектив. Да вот не выдержал, как принято говорить, испытания временем. Я распрощался с коллегами и вышел из комнаты.
Надоедливый дождь, близнец вчерашнего, угрюмо барабанил по машине. Кое-где в холодном воздухе кружились одинокие снежинки, падая на землю и медленно тая. Зима не за горами, подумал я, втягивая голову в плечи и бегом пересекая расстояние, отделяющее меня от машины. Будто вторя мне, подул северный ветер, и хоровод снежинок сразу стал гуще. Я выехал со стоянки, решив первым делом заглянуть в какой-нибудь магазин. Судя по всему, ближайшую ночь тоже придётся провести на Костиной даче, а запас продуктов, как я убедился еще накануне, там невелик.
Паркуясь у супермаркета, я невольно обратил внимание на воткнувшийся в свободный пятачок неподалеку зелёный «форд». Где-то я его уже видел, причём недавно.
Я постоял немного, ожидая, когда из машины кто-нибудь выйдет, но водитель “форда» явно не торопился покидать тёплый салон. Быстро замёрзнув на холодном ветру и чувствуя, что начинаю промокать, я нырнул в магазин, так и не дождавшись его появления. Накупив два пакета продуктов, я заглянул заодно в парфюмерный отдел и купил бритвенные лезвия. Щетина по-прежнему кололась и отравляла мне жизнь.
Покидая отдел, я вспомнил, где видел «форд». На выезде из больницы. Точно. Я тогда ещё обратил внимание на его цвет, модный нынче зелёный «металлик».
Выйдя на улицу, я окинул взглядом парковку. «Форд» стоял на месте. Но стоило мне отъехать от магазина, как сзади замаячили знакомые очертания зелёной машины. Так. Либо это «хвост», либо у меня галлюцинации, решил я. Сейчас проверим. На ближайшем перекрёстке я проскочил на красный сигнал светофора, вызвав целую бурю возмущенных гудков за спиной. Потом глянул в зеркало заднего вида и нахмурился.
«Форд» не отставал. Значит, всё-таки «хвост». Пытаться стряхнуть его в городе в «час пик» было бесполезно. Плотные пробки на центральных улицах вынуждали сбросить скорость до минимума, а попробовать скрыться, затаившись в каком-нибудь дворике, я не решился. «Форд» в любом случае последует за мной, и кто может сказать, на что пойдут его водитель и пассажиры в безлюдном месте?
Я терпеливо пристроился к потоку машин, ожидающих своей очереди на выезде из города. Минут через пятнадцать под колёсами моей машины зашуршало загородное шоссе. Зелёный автомобиль по-прежнему преследовал меня. Его водитель даже не затруднялся необходимостью хоть немного маскироваться. Вместо этого он нагло нависал сзади, почти касаясь передним бампером моего автомобиля.
Я прижал педаль газа, и «Тойота» понеслась вперед, резко увеличив скорость. Когда стрелка спидометра зашкалила, а деревья, обступившие трассу, слились в одну тёмную полосу, пролетающую мимо, я взглянул в зеркало и обомлел: преследователь всё так же шёл сзади, не отставая ни на метр.
Так мы и ехали минут десять, пока не вырвались на свободный от «попуток» участок шоссе. Здесь «Форд» сразу перешёл в наступление. Сильный удар заставил меня судорожно ухватиться за руль. С трудом выровняв машина на бешенной скорости, я понял, что стоит ему ударить чуть сильнее, и бритвенные станки, лежащие на заднем сиденье, мне уже не понадобятся.
Впереди опять замаячили автомобили, идущие в попутном направлении.
Я, не сбавляя скорости, обгонял их один за другим. «Форд» поступал так же. Метрах в пятистах я заметил ползущий по встречной полосе тяжело груженный «КАМаз». Второго такого шанса могло и не быть. Я чуть выждал, зависнув за каким-то «Москвичом», а затем резко вышел на встречную, утопив до пола педаль газа. «КАМаз» тревожно загудел, мигая фарами и пытаясь избежать лобовой атаки.
Убедившись, что «Форд» тоже вышел на встречную вслед за мной, я почти обогнал «Москвич» и стал притормаживать. Лишь в последний момент, когда до грузовика оставались считанные метры, я опять нажал на газ и, обойдя «Москвич», вернулся на свою полосу. Водителю «Форда» повторить мой маневр уже не было времени.
В отдалении от меня послышался звук удара металла о металл, скрежет и гудки автомобилей. Я проехал ещё немного и свернул на обочину. Честно говоря, было страшновато. Да что там страшновато — я до смерти испугался. Если бы во время моего безумного трюка водитель «Москвича» хоть немного увеличил скорость, то я вполне мог не успеть проскочить в стремительно сужающийся просвет между ним и КАМазом. И сейчас не «Форд» бы горел на обочине, вздымая клубы чёрного жирного дыма, а я.
Непослушными пальцами я достал из пачки сигарету и закурил, не чувствуя вкуса табака. Всё произошло очень быстро, в считанные секунды, но ощущение страха перед стремительно летящей на тебя громадой многотонного грузовика, казалось, так и останется со мной навсегда.
Я посидел ещё, потом развернулся и поехал в обратном направлении. Съезд к дачному посёлку мы давно проехали, точнее, пролетели на огромной скорости. Объезжая КАМаз, нелепым чудовищем застывший на дороге, я кинул взгляд в сторону. «Форд» уже догорал, полностью превратившись в чадящий костёр. Около него стояли какие-то люди, осознав, видимо, тщетность своих попыток спасти потерпевших аварию.
Не задерживаясь больше, я увеличил скорость и через полчаса был на даче. Итак, Лёва Гном нанёс ответный удар. Интересно, почему он избрал именно такой способ? Видимо, его по-прежнему больше устраивает несчастный случай. Прибегнуть к помощи оружия он всегда успеет. Что ж, судя по всему, теперь за меня возьмутся серьёзно. Так, что Алик Пак со своим тесаком или камикадзе в «Форде» покажутся мне просто милыми шалунами. В общем, хочу я того или нет, опять придётся обращаться за помощью. И опять к Горенцу. Точнее, к Богданову.
Взгляд упал на стоящие на полу пакеты с продуктами. Голод опять напомнил о себе. Решив, что разговор с Богдановым пока можно отложить, я прошёл на кухню и принялся готовить нехитрый обед. Наевшись от души, я намешал большую кружку чая со сгущёнкой, обосновался на диване и закурил.
День, не успев толком начаться, уже догорал. Тяжёлые снежные тучи, несомые ветром, заволокли горизонт, не оставив ни малейшего просвета. Сумерки притаились в тени окрестных домов и уже осторожно выпускали свои щупальца, не решаясь ещё окончательно завладеть округой. Я лежал, пуская дым в потолок, прихлёбывая горячий чай, и казнился.
Господи, ну почему у меня всё не так, как у других? Взять того же Женьку Пастухова. И об армии до сих пор знает лишь из книг, и война для него что-то далёкое и нереальное, как кратеры Луны, и Лёва Гном — не более чем персонаж криминальной хроники, о котором интересно почитать вечером в газете, а потом пойти спать, уютно устроившись под одеялом. Меня же вечно куда-то заносит. Я перевернулся на другой бок и загрустил. Было одиноко и хотелось услышать Наташин голос. Вместо этого до меня донёсся странный звук. Я осторожно встал с дивана, стараясь ненароком не скрипнуть подавленными пружинами, подкрался к окну и выглянул во двор.
Мелькнувший силуэт, явно подбирающийся к дому, подтвердил мои худшие опасения. Значит, нашли меня и здесь. Я-то, наивный, надеялся, что Лёва забудет об этой даче. Не тут-то было. Лихорадочно натянув на ноги кроссовки, я по скрипучей лестнице поднялся на чердак. Здесь было сыро и холодно. Огромная паутина, оставшаяся с лета, неприятно окутала лицо, заставив вздрогнуть. Дверцу за собой прикрывать я не стал, решив посмотреть, что станут делать нежданные гости.
Их было двое, и они были вооружены. Пистолет с глушителем и АКМ. Видимо, на всякий случай. Надо думать, их информировали, что придётся иметь дело с не совсем обычным клиентом, и ребята подготовились по полной программе. Я огляделся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь оружия. Но кроме куска бельевой верёвки да десятка кирпичей, зачем-то сваленных в углу, ничего не обнаружил. Кирпич, штука, конечно, хорошая, пролетариат его в своё время очень уважал, воюя с полицией, но против АКМа как-то не тянет.
Я прихватил с собой верёвку и выглянул в чердачное окно. Старая лестница, приваленная снаружи, была на месте. Я начал спуск, ступая на ветхие перекладины.
Оказавшись на земле, я подобрался к крыльцу, устроился за дверью и принялся ждать. В коридоре послышались шаги.
— Нет его нигде, как сквозь землю провалился, — услышал я.
— Не мельтеши, найдём, — ответил второй голос неожиданно близко.
Я выскочил из-за двери и резко накинул верёвку на шею ближайшего боевика. Он приглушённо захрипел. Удерживая верёвку одной рукой, я развернул его лицом к напарнику, и попытался вырвать пистолет из судорожно сжатых пальцев.
Этого сделать не удалось. Но, вырываясь, мой противник нечаянно нажал на спуск. Глухо хлопнул выстрел, и во лбу его товарища появилась аккуратная дырочка. Тот ойкнул, как обиженный ребёнок, и начал заваливаться на спину.
Я оставил попытки завладеть пистолетом и сжал удавку чуть сильнее. Тело в моих руках обмякло и осело на пол. Я устало выдохнул и начал той же верёвкой связывать ему руки и ноги. Затем набрал в стоящей рядом бочке ведро воды и с размаху вылил на своего несостоявшегося убийцу. Он что-то забормотал и открыл глаза.
Несколько мгновений он недоумённо всматривался в меня, не понимая, что произошло, а потом грязно выругался.
— Зачем ты так, — пожурил я его, закуривая.
— Развяжи, — потребовал он.
— Ага. Сейчас, — пообещал я, не трогаясь с места.
— Ты всё равно конченый человек. И жить тебе осталось меньше, чем первому снегу таять, — заявил он мне.
— Какое поэтическое сравнение, — восхитился я. —
Теперь перейдём к прозе. Расскажи-ка, друг любезный, кто тебя послал по мою душу. Гном, небось?
— Не знаю я никакого Гнома, — отрезал он.
— Странно, кто же тогда меня заказал? — удивился я.
— Узнаешь ещё, — недобро ухмыльнулся бандит.
— Ладно, не хочешь по-хорошему, не надо.
Боевик промолчал, но продолжал заинтересованно следить за моими манипуляциями.
— Эй, ты чего делаешь, — наконец, не выдержал он.
— Как чего? Следы заметаю, — объяснил я, поливая всё вокруг, не забывая и своего собеседника, бензином из принесённой канистры.
— С ума сошёл, садюга?! Прекрати, отморозок! Сысой тебя заказал, — он угрюмо уставился в землю.
— Это кто ещё такой? Первый раз слышу.
— Зато он тебя хорошо знает.
— Как он выглядит, этот Сысой?
— Как? Веко у него дёргается на одном глазу.
Мне всё стало ясно. Вот, стало быть, под каким
именем больше известен Моргун в узких кругах. Да-да, ведь на принесённой Зоей бумажке так и было написано: Сысоев Сергей Юрьевич. Не утруждают себя нынче бандиты выдумыванием звучных кличек. Сысой, Богдан… Ну да, они ведь не бандиты теперь. Деловые люди. Хотя в чём разница, понять не могу.
— Чёрт с тобой, живи, — я прошёл в дом, собирая вещички.
— Эй, а развязать?
— Перебьёшься, — ответил я, спускаясь с крыльца.
— Холодно ведь, — обиженным голосом пожаловался он.
Я достал из кармана коробок спичек и кинул ему на колени.
— Замёрзнешь — чиркни спичкой. Сразу согреешься.
Бандит громко склонял меня на все лады, когда я, распахнув ворота, выезжал в переулок. Слетевшиеся на его крики вороны карканьем выражали сочувствие незадачливому киллеру.
Темнота уже сгустилась настолько, что пришлось включать фары. Всё, хватит отсиживаться по дачам. Пора появиться в городе и действовать, решил я, выезжая на магистраль. Ай да Сысой, ай да молодец! Совсем выпал, тихоня, из поля моего зрения. А он, оказывается, не дремлет. «Форд», наверное, тоже его работа. Я-то понять не мог, отчего Гном стесняется нашпиговать меня свинцом; а это, оказывается, и не Гном вовсе сюрпризы мне преподносит.
Табличка с названием города промелькнула и осталась позади. От яркого света уличных фонарей на душе стало спокойнее. Нет, если и суждено мне умереть, то лучше в людном месте, подумал я. Это куда веселее, чем схлопотать пулю на какой-нибудь полуразвалившейся даче. Очевидная нелогичность собственных рассуждений рассмешила меня, и настроение несколько улучшилось.
Поднимаясь на свой этаж, я встретился с соседкой.
— Ой, а вас вчера ограбить хотели, — сообщила она мне.
— Да ну? — удивился я.
— Точно. Вчера ночью пытались залезть к вам в квартиру. А мой Митька как раз на улицу запросился по нужде.
Митьку я знаю и побаиваюсь. Здоровенный кавказец, из-за труднопроизносимой клички окрещенный простонародным именем, он держит в страхе всех чужаков. На меня, хоть я и знаю его с малолетства, он посматривает искоса и, боюсь, при удобном случае не применёт тяпнуть. На всякий пожарный, при встрече я уступаю ему дорогу.
— Так вот, вывожу я его, — продолжала соседка, — а у вашей двери какие-то мужики копошатся. Митька сразу понял, что чужие, и задал им жару. Милицию уже вызывать не пришлось.
Я от души рассмеялся, представив, что пришлось пережить ночным визитёрам, и поблагодарил её. Дома всё было по-прежнему. Вряд ли кто теперь осмелится сунуться сюда в моё отсутствие. Что-то не встречал я желающих возобновить знакомство с Митяем. Я нырнул в ванную и вышел оттуда лишь через час, до синевы выскоблив щёки, распространяя вокруг запах одеколона и ощущая себя заново родившемся. Горенец ответил сразу:
— Саша? Слушай, что у тебя за привычка появилась всё время куда-то пропадать?
— Были обстоятельства.
— Ты сейчас сильно занят? Подъехать сможешь? — нетерпеливо спросил он.
— О чём разговор. Куда?
— Мичурина, 5-48. Жду, — коротко ответил он.
Я пожал плечами и стал собираться. Надо бы позвонить Наташе, узнать, как у неё дела. Но сейчас не до того, решил я. Непонятно, чем так озабочен Олег. По крайней мере, голос у него был напряжённый.
Подъехав по указанному адресу, я поднялся на первый этаж, и постучал в дверь с цифрой «48».
Она немедленно распахнулась, и на пороге нарисовался угрюмый мордоворот с золотой цепью на шее.
— К Горенцу, — коротко сообщил я, и он потеснился, пропуская меня.
Олега я обнаружил на кухне. Сидя за столом, он вовсю нарушал закон, набивая, папиросную гильзу уже растабаченным гашишем. Судя по специфическому запаху, витающему в комнате, это была не первая папироса.
— Привет, — не прерывая своего занятия, он поднял на меня налившиеся кровью глаза. — Покуришь с нами?
— Нет, Олег, спасибо, — отказался я. — По какому случаю праздник?
— Какой тут праздник, — скривился он. — Одного пацана у нас сегодня положили, второй вон тебя дожидается, — он кивнул в сторону спальни.
Я не стал больше ничего спрашивать. Вместо этого спустился к машине и вернулся, держа в руке спортивную сумку, укомплектованную всем необходимым для подобных случаев.
Потом вымыл руки и прошёл в спальню. Здесь, откинувшись на подушку, лежал бледный молодой мужчина с крепким торсом и лицом, искажённым от страха и боли. Быстро осмотрев его, я увидел, что особых причин ни для того, ни для другого у него нет. Крови вот только, судя по всему, потерял порядочно.
— Ничего, всё будет в порядке, — успокоил я.
— А… больно не будет? — робко поинтересовался здоровяк, с опаской следя за мной. — Я уколов до смерти боюсь.
— Ну, ты даёшь, — изумился я. — Тебе сколько лет?
— Тридцать.
— А звать как?
— Мишаня, — зачарованно глядя на скальпель, ответил он.
— Так вот, Мишаня, в тридцать лет уколов бояться стыдно. Понял?
— Ага, — прошептал он.
— Кричать не будешь?
— Буду, — расстроил он меня.
Вздохнув, я вколол ему обезболивающее и принялся обрабатывать рану. Через полчаса Мишаня украсился свежей повязкой, а по его лицу блуждала слабая улыбка.
— Ну что, больно было? — спросил я, укладывая инструменты.
— Нет, док, спасибо, — ответил он.
— Спи давай, — посоветовал я, и вышел, прикрыв за собой двери.
На кухне гулял сквознячок, без видимого успеха выдувая въедливый запах наркотика. Горенец, увидев меня, принялся разливать по кружкам горячий чай.
— Ну, уж от чая, Саша, не отказывайся, — сказал он.
Судя по абсолютно нормальным, но сильнее обычного блестевшим глазам, он успел что-то в них закапать.
— От чая не откажусь, — ответил я, присаживаясь за стол.
Я не считаю себя вправе осуждать Олега за его привычку расслабляться при помощи гашиша. Из меня плохой моралист. Да и не мне указывать, как снять напряжение человеку, частенько ходящему по лезвию ножа. Если уж на то пошло, алкоголь губит в нашей стране ничуть не меньше жизней, чем наркотики, только об этом предпочитают стыдливо умалчивать.
— Хочешь знать, как всё получилось? — спросил Олег.
— Нет, — ответил я. — Я не лезу в дела вашей конторы.
— В этот раз можно. Тем более, что это теперь и твоё дело.
— Вот как? Тогда рассказывай, — выдул я в потолок струю дыма.
— Помнишь ваш разговор с Богданом? В «Мельнице»?
— Помню.
— Так вот, после этого разговора он приказал мне прощупать позиции Гнома в Восточном. Лёва давно нас беспокоит, я тебе уже говорил об этом. А теперь, выходит, его и вовсе следует держать на мушке, раз он беспредельничать начал. Вот Богдан и рассудил: лучше сразу пригасить его, чем плакать потом, когда он в силу войдёт.
— А Гном показал зубы, — догадался я.
— Точно. Я послал своих пацанов в Восточный. Сначала всё было нормально, с людьми Гнома никаких конфликтов не было. А на обратном пути их машину расстреляли из автомата. Прямо на перекрёстке. Того, что за рулём сидел, положили на смерть. Мишане повезло, успел в дверь вывалиться. Но что интересно, Мишаня уверен, что это не лёвины ребята были. Тех он всех в лицо знает, сам родом из Восточного.
— Из автомата, говоришь, — переспросил я, гася сигарету. — Подожди минуту.
Я прошёл в спальню и задал подранку пару вопросов. Затем вернулся на кухню, вылил в раковину остывший чай и налил свежий, погорячее.
— Тебе что-то известно? — нетерпеливо спросил Олег.
— Как сказать. Судя по всему, один из напавших на твоих ребят за это время уже обзавёлся маленькой дырочкой во лбу для проветривания мозгов. А второй должен быть жив-здоров, если только не окоченел от холода. Он в дачном посёлке, что в районе Утёса. Дача номер 23.
— Что ж ты молчал? — вскочил он.
— Погоди ты горячку пороть. Сядь. Тут дело вовсе не в этих боевиках.
— А в чём?
— Не в чём, а в ком. В Сысое. Он же Сысоев Сергей Юрьевич, москвич и представитель той самой тихой и неприметной крыши Гнома, которая решает его проблемы.
— Иди ты, — Олег явно был поражён. — А ты откуда знаешь?
— Оттуда. Чем я, по-твоему, всё это время занимался?
— Сысоя вычислял? — предположил он
— Почти угадал, — я встал, пряча улыбку, и только тут заметил на затылке у него большую шишку.
— Это у тебя откуда? — спросил я, дотронувшись до неё.
— Твоя работа, — прошипел Горенец, морщась.
— Что?!
— А кто этой… Наташке, в общем, насочинял про меня? — обиженно спросил он.
— Было что-то такое, — начал припоминать я.
— Тебе-то всё шуточки, а она ж верит всему, как малое дитя. Возьми, и грохни меня скалкой по голове. Хорошо, Богдан домой вернулся, а то она уже собиралась бригаду из психушки вызывать.
Я, уже не сдерживаясь, рассмеялся. Горенец покосился на меня и вяло улыбнулся.
— Кстати, как она? — спросил я.
— Что с ней случится, — проворчал он. — С ней, если кто и свяжется, сам первый пожалеет. Ты бы позвонил ей, Сань, а то завтра опять будет приставать: где Махницкий, что с ним. Будто я тебе в няньки нанимался. В самом деле, позвони, — он протянул мне телефон.
Я набрал знакомый номер и закурил в ожидании ответа:
— Алло? — прозвучало в трубке.
— Не спишь ещё, стрекоза?
— Я, между прочим, не маленькая девочка, чтобы так меня называть, — возмутилась она.
— Знаю, что не маленькая. Горенца треснула по голове совсем не по-детски, — сказал я, не обращая внимания на умоляюще замахавшего руками Олега.
— Сам виноват. Зачем понапридумывал про него всякой всячины?
— Ох, кругом я виноват, — вздохнул я.
— Саша, а долго мне ещё сидеть взаперти?
— Я-то здесь при чём?
— Горенец, чтоб ты знал, тебя выдал после того, как я его скалкой по голове огрела. Он сказал, это была твоя идея изолировать меня от общества.
Я погрозил Олегу кулаком. Он мстительно ухмыльнулся.
— Так как? — настаивала Наташа.
— Слушай, чего тебе дома не сидится? Отдохни пока, сил наберись…
— Нечего меня уговаривать, — отрезала она.
— Пару дней, от силы, — наконец ответил я.
— А ты меня проведать не собираешься? — смягчилась она.
Я пробормотал что-то невразумительное.
— Махницкий, ты что, совсем по мне не соскучился? — возмутилась она.
— Ещё как. Но, видишь ли, у меня есть дела поважнее, чем с тобой в куклы играть.
— Значит, я была права тогда в «Евразии», когда сказала, что вечер закончится, и ты опять станешь чужим и язвительным, — грустно сказала Наташа. — Тебе что, так нравится выводить меня из себя?
— Есть немного. Ладно, Наташа, не грусти. Завтра нанесу вам официальный визит, — несколько опрометчиво пообещал я.
— Честно?
— Да.
— Хорошо. Тогда я готова потерпеть ещё два дня. Но не больше, слышишь?
— Договорились, — ответил я и дал отбой.
Потом вернул трубку ухмыляющемуся Горенцу и снова закурил. Чёрт, лёгкие у меня, наверное, уже цвета антрацита.
— Где этого Сысоя найти, знаешь? — вернулся Олег к прерванному было разговору.
— Знаю. В «Евразии»
— Прекрасно. Едем?
— Куда?
— Как куда? В «Евразию», конечно.
— Во-первых, неизвестно, как ко всему этому отнесётся Богданов. Во-вторых, ты что, хочешь в гостинице погром устроить? Лично мне перспектива поучаствовать в перестрелке в центре города не нравится. А просто так Сысой не дастся, поверь на слово. Не такой он человек.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Олег.
— Подождать утра и обсудить всё это с Богдановым. Там уже начнём действовать. Поверь, мне гораздо больше, чем тебе, хочется покончить с Гномом, Моргуном и прочей мразью.
— Моргун — это кто? — не понял он.
— Это я Сысоя так прозвал. Веко у него дёргается, — ответил я. — Пока предлагаю завалиться спать. Здесь найдётся где разместиться? Честно говоря, у меня был тяжёлый день, и ехать домой просто сил никаких нет.
Вкратце обсказав Горенцу всё произошедшее со мной, я заслужил его полное одобрение и отправился в одну из комнат, где в моё распоряжение выделили постель с чистым бельём и мягкой подушкой. Моему бренному телу, утомлённому ночёвкой на продавленном диванчике в продуваемой всеми ветрами Костиной даче, больше ничего и не требовалось. Я зарылся лицом в подушку, и до утра все заботы отлетели от меня.