Нью-Йорк, Нью-Йорк
2016
— Извините, — сказала Мария Хасинто, пережевывая кусок слоеной булочки, когда Орла села напротив нее. — Утро выдалось хлопотное. Я не успела позавтракать. — Она склонилась над рукописью, которую Орла накануне прислала ее ассистенту.
— Ничего, — ответила Орла. Она пригладила взлохмаченные кепкой вихры и уставилась на макушку Марии с просвечивающей через редеющие рыжие волосы кожей. Хотелось надеяться, что встреча займет весь день. Когда девушка направлялась к крутящимся дверям здания, миссис Сальгадо вошла в расположенный рядом сетевой обувной магазин, куда, по твердому убеждению Орлы, ни одна женщина за покупками не пойдет, а значит, преследовательница намеревалась ждать ее там.
Мария с энтузиазмом откусила от булочки. По странице рукописи рассыпались крошки.
— Что ж, — сказала она. — Это…
— Скажем так, повесть. — Орла наклонилась вперед, собираясь произнести подготовленную речь. — Сначала я задумывала роман, но мне кажется, лаконичность соответствует замыслу, поскольку это рассказ о девушке с большими амбициями, которая в итоге не добивается вообще ничего.
Мария сморщилась, словно от острой боли.
— В первоначальном варианте у меня там был персонаж, которого воспитали ортодоксальным евреем, — добавила Орла. — Я могу в любой момент вернуть его, если вы считаете…
Мария откинулась на спинку кресла и сложила руки на листах бумаги.
— Это моя вина, — сказала она. — Когда вы согласились прийти на собеседование, я подумала, что вы представите другой проект. Я знаю, кто вы, Орла. И я в курсе, что вы не даете интервью.
Орлу как обухом по голове ударили.
— Хотите сказать, что ожидали увидеть рукопись книги о Флосс? И об Астоне? И… — она понизила голос до шепота, опасаясь, что сквозняк отнесет ее слова в обувной магазин, — об Анне?
Мария села ровно и сложила руки на груди.
— Скажите, зачем вам писать о выдуманной героине, с которой ничего не происходит, когда вы можете рассказать о себе — настоящей девушке с сумасшедше динамичной жизнью?
Орла покачала головой.
— Это не моя жизнь. Это просто нелепая случайность. Странный выдался год. — Она указала на свою рукопись. — Может, я расскажу вам о некоторых событиях, лежащих в основе…
— Но мне это неинтересно, — ответила Мария таким тоном, как будто констатировала, что ее булочка не с черникой, а с сыром. — А вот о той, другой, идее я готова разговаривать.
Орла опустила глаза. Легинсы так плотно облегали бедра, что ткань лоснилась.
— У меня есть только эта книга, — произнесла она. — И все.
Мария пожевала и проглотила кусок булки.
— Если передумаете, звоните, — сказала она.
Миссис Сальгадо проделала вместе с Орлой обратный путь. У дома она снова уселась на свой стул, а Орла, ни слова не говоря, вошла в подъезд. В квартире она обнаружила Мелиссу, которая рьяно делала уборку.
— Ужасный срач, — сказала она Орле, указав на ржаво-коричневое от грязи бумажное полотенце, которым протирала стол. — И в холодильнике все стухло.
Она подняла над столом бело-голубой пластиковый контейнер. Вспомнив, что это привезенная Гейл несколько месяцев назад курица, Орла чуть не заплакала и отвернулась, чтобы глотнуть воздуха. Мелисса в своих желтых перчатках словно разбередила все, что гнило в этой квартире, и внезапно Орла ощутила все эти запахи: заплесневелая занавеска в ванной, переполненное ведро с преющими помоями под раковиной, вонючие останки курицы в руках у пиарщицы.
— За мной следит мать Анны, — сообщила она.
Мелиса опустила контейнер.
— Что?
— Она сидит у входа в дом на стуле. — Орла указала в окно. — А когда я вышла, она увязалась за мной. Туда и обратно.
Мелисса не стала подходить к окну, а сняла перчатки и аккуратно положила их на край раковины, а потом повернулась к Орле.
— Хочешь совет? — мягко проговорила она. — Не бери в голову.
— Да как же это? — В глазах у Орлы встали слезы. Она рассчитывала на разумный ответ от Мелиссы, которая умела трезво анализировать проблемы.
— Люди справляются с горем по-разному. — Мелисса подошла к кофе-машине, которую уже вымыла и зарядила. Достала из шкафчика две кружки и осторожно наполнила их. — Если бы она собиралась причинить тебе вред, то не стала бы ждать. А она явно хочет тебе что-то сказать, неизвестно, что именно, но после всего, что мы ей сделали, после всего, что ей пришлось пережить… — Она отхлебнула из одной кружки и подтолкнула другую Орле. — Послушай меня — нужно просто быть почтительной.
Орла взяла кружку, понюхала кофе, и ее вырвало в раковину.
— Что такое? Тебя тошнит? — спросила Мелисса, словно это не было очевидно.
Орла покачала головой.
— Это все из-за кофе, — дрожащим голосом ответила она. — Этот запах…
Она увидела, как лицо Мелиссы медленно исказилось ужасом. Сначала она сжала губы, потом нахмурилась, затем широко раскрыла глаза.
— Нет, этого не может быть. — Сердце застучало у Орлы в ушах. — Ерунда какая-то.
В голове у нее вихрем пронеслись воспоминания обо всех соитиях с Дэнни — ночных, дневных, в подпитии, в хмельном беспамятстве, блаженных, окрашенных злостью, скучных. Ни одно из них не выделялось и не могло привести к зачатию.
Мелисса вылила кофе Орлы в раковину.
— И тем не менее, — вздохнула она, — сомнений нет.
В тот день Мелисса осталась с ней. Орла позволила ей взять инициативу в свои руки и навести порядок. Мелисса разобрала продукты на кухне и выбросила все, что Орла не могла есть и пить: колбасу из индейки, сыр бри, странный чай, оставленный Астоном. Она попросила медицинский полис Орлы и помогла ей найти врача. Когда Орла снова почувствовала утомление — усталость теперь словно жалила все тело, — Мелисса посоветовала ей прилечь и поспать, но не на спине, а на боку.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила Орла, помедлив на пороге своей комнаты.
Мелисса ответила не сразу.
— Я однажды была беременна, — сказала она потом.
Орла вспомнила, как в баре она кричала, что у нее не будет детей, и больше ничего не спрашивала.
Когда она проснулась, Мелисса работала за кухонным столом. Рядом стоял пакет с аптечным логотипом.
— Все необходимое для беременных, — объяснила она, кивнув на пакет. — И соленые крекеры. Они помогут от тошноты.
Орла опустилась на табурет рядом с ней.
— Ты видела мать Анны? — поинтересовалась она.
Мелисса кивнула и взглянула на Орлу поверх экрана ноутбука.
— Она что-нибудь тебе сказала? — спросила Орла несчастным голосом.
— Нет. — Мелисса резко дернула головой влево, вскинув подбородок. — Она красила ногти, — добавила она со звуком, напоминающим смешок.
У Орлы зажужжал телефон, и она посмотрела на экран. Гейл.
Мелисса тоже увидела, кто звонит.
— Тебе лучше поговорить с родителями, — посоветовала она. — К врачу ты записана на среду. Почему бы не съездить к ним? Думаю, тебе полегчает.
Орла представила, как сидит за столом в родительском доме, смотрит в окно-фонарик и видит, как миссис Сальгадо пробирается между деревьями у берега.
— Как ты думаешь, она не… — начала она.
Мелисса покачала головой.
— Нет, Орла. Вряд ли она поедет за тобой в Пенсильванию.
На всякий случай Орла вышла из здания через черный ход. Линус, сын управдома, проводил ее до дверей с уверенностью городского ребенка.
На автовокзале она встала в очередь к выходу девятнадцать и оказалась позади пары, которая рассматривала на световой панели старую рекламу с полосатым сине-серым автобусом «Грейхаунд», гордо припаркованным около газона.
— Какая приятная фотография, — произнес мужчина с легким польским акцентом и без доли иронии.
Орла достала телефон и написала матери сообщение: «Привет, мама. Я еду домой». Она посмотрела, как колеблется серый пузырь, означающий, что мать пишет ответ. Наконец пришло сообщение: «Хорошо. Отец тебя встретит».
Родители Орлы пили редко, так что объясняться не пришлось. Но, вопреки обыкновению, Гейл вдруг купила на ужин суши. Ради этого она сходила в новый ресторан на главной улице Миффлина.
— Там вообще нет окон, — сообщила она. — А я не доверяю заведениям, из которых невозможно выглянуть наружу.
Однако она все равно купила суши и теперь отложила вилку и уставилась на Орлу, которая возила по тарелке ролл с желтохвостом.
— Я думала, ты любишь суши, — сказала Гейл.
— Мама волнуется, — пробормотал Джерри.
— Не говори ерунды. — Гейл развернула и понюхала «Калифорнию». — Ничего подобного.
— Люблю, — ответила Орла. — Я просто плохо себя чувствую.
Гейл и Джерри переглянулись. Гейл погладила дочь по руке.
— Не расстраивайся, дорогая, — проговорила она и встала из-за стола. Орла догадалась, что она собирается произнести заготовленную речь. — Я никогда не понимала, почему ты связалась с той девушкой, — начала мать, — но, зная тебя, предполагаю, что ты увидела в ней способ осуществить свою мечту. — Она взглянула на Джерри, который подбадривал ее кивками. — Но ты найдешь другой путь, Орла, — продолжила она. — Все пройдет, и ты начнешь заново — здесь, в Нью-Йорке или где захочешь. Ты можешь многого достичь где угодно. — Последнюю фразу она произнесла с особым выражением, тщательно выговаривая слоги, и Орла догадалась, что мать думала об их последнем споре в ресторане. Видимо, она репетировала эту речь с тех самых пор. Вот как все устроено, пришло в голову Орле: родителям иногда приходится извиняться завуалированно, а дети порой не извиняются вообще.
Джерри положил одну ладонь на руку дочери, а другую — на руку жены. Орла смотрела на их руки, на их лица, повернутые к ней, к тому месту, где она сидела всегда. Это на нее они возлагали надежды и в нее вкладывали скромные средства на протяжении двадцати девяти лет. Орла уже и забыла, как приятно быть центром чьего-то внимания, а не второстепенным персонажем.
Мать улыбнулась и предложила:
— Может, лучше съешь курицу по-охотничьи? Я приготовила на всякий случай.
Орла кивнула, хотя от одной мысли об охотничьем соусе ее начало тошнить, и она поняла, что никогда не сможет признаться им в своей беременности. Она все еще их ребенок. Они сидят здесь каждый вечер с тех пор, как она уехала в университет, стараясь не смотреть на пустой стул, и все это время она в основном избегала отвечать на их звонки и по большей части игнорировала сообщения. Она обязана как минимум уберечь их от душевной боли, позволить и дальше надеяться, что из нее что-нибудь выйдет, даже если — она вспомнила, как Мария Хасинто с крошками на губах отвергла ее усилия, — этого никогда не случится.
После ужина Орла поднялась в свою детскую комнату, и там ее вырвало в мусорное ведро с изображением птенца Твити. Вытирая рот, она разогнулась и со слезами на глазах посмотрела на дверь. За последние десять лет Гейл постепенно поменяла обстановку — убрала подростковые вещи, сложила принадлежавшие Орле коллажи и негативы фотографий в обтянутые тканью коробки, сняла постельное белье с детским рисунком. Но дверь не трогала. К ней все еще были приклеены пожелтевшим скотчем школьные фотографии знакомых, с которыми Орла больше не общалась: Иэна, в чьем доме устраивались вечеринки; Джей-Си Крауса, симпатичного защитника из футбольной команды, учившегося на год старше, — однажды он подбросил в воздух стопку своих снимков и стал наблюдать, как девушки дрались за них. А на карточке покрупнее — ее размер говорил о близкой дружбе — была Кэтрин с распущенными ради снимка светлыми волосами, аккуратно разложенными по плечам. Нехарактерная для нее улыбка выглядела нарочитой, но Орла помнила, что в тот год Кэтрин хотелось похвастаться своими зубами. Брекеты, в которых Орла до сих пор представляла подругу, ей сняли тем летом.
Что же рассказала о ней Кэтрин по телевизору в то утро, когда умерла Анна? При виде бывшей подруги, кивающей в камеру, Орла так растерялась, что чуть не упала в обморок. «Так что, она уже в школьные годы была сомнительной личностью?» — влезла в бессвязное выступление потерявшая терпение ведущая. «Точно, — ответила Кэтрин. — Всегда вела себя как невинная овечка, но… — Она заложила пряди волос за уши и, прищурившись, взглянула на ведущую. — Она считала себя лучше остальных, думала, что заслуживает большего. По-своему она была жестокой».
Под фото Кэтрин на двери был снимок Дэнни в голубой футболке с абстрактным рисунком и широкой красной полосой на груди. Орла улыбнулась, вспоминая, как юный Дэнни указывал на эту полосу и говорил: «Да, крутая футболка».
Конечно, легко сходить по кому-то с ума, когда твое главное занятие — поддерживать имидж, а удачной подколки, или футболки с изображением группы, или книги, которая нравится обоим, достаточно, чтобы влюбиться. Теперь она видела, что выстроила свою жизнь на основе ошибочного предположения. Она верила: в ту ночь Дэнни коснулся в машине ее руки, потому что в глубине души считал, будто они предназначены друг для друга. Но на самом деле, в реальности, причина могла быть какой угодно: скука, подростковая сексуальная озабоченность, опьянение, даже простая случайность.
Поняла она также, почему не искала с ним встреч десять лет, хотя и думала, будто страдает по нему: потому что ей нужен был только вот этот Дэнни-старшеклассник. Зачем она следила за ним, хотела знать, как складывалась его жизнь? Назад дороги нет.
Орла перевернула снимок. Она была уверена, что он подписал фотографию, намекнув на какую-нибудь понятную только им двоим шутку. Но кроме водяных знаков, на обороте ничего не обнаружилось.
Орла вернулась в Нью-Йорк утром перед назначенным визитом к врачу. Когда автобус за спиной у родителей отрыгнул выхлопной газ, Гейл и Джерри крепко обняли ее.
— Запомни, мы всегда готовы тебе помочь, — не уставала повторять Гейл.
Пустой складной стул миссис Сальгадо нес караул у дверей дома Орлы. Девушка ринулась внутрь. Мать Анны, скорее всего, ушла за газировкой в магазин через дорогу. Как-то раз Орла уже видела ее там — женщина оживленно болтала с кассиром и смеялась.
В квартире она обнаружила вернувшуюся с Бали Флосс, которая растянулась на диване в гостиной. Как только Орла вошла, подруга вскочила, рассыпав по полу целый пакет чипсов, и бросилась ей на шею.
— Я так по тебе скучала, — сказала она. Флосс была в похожем на саван платье цвета моха из какой-то холстины. — С ума сойти, да? — спросила она, заметив удивленный взгляд Орлы. — Как будто его шили сорок слепых монахинь.
— Ух ты, — отозвалась Орла. — На Бали, судя по всему, неплохо?
— Я просто ожила. — Флосс покружилась по комнате и снова хлопнулась на диван. — Тебе тоже надо съездить. У тебя будет повод, потому что я почти уже решила туда переехать.
Орла поставила пакет с едой от матери на кухонный стол. Всю дорогу от метро его пришлось нести прижимая к себе, поскольку полиэтиленовые ручки вытянулись и порвались.
— Сняли что-нибудь интересное? — поинтересовалась она.
Флосс пожала плечами.
— Ну, типа того. Я притворялась, будто потеряла на пляже кулон. Мейсон заставил меня заплакать. Но когда это попало в эфир, никто не поверил, потому что выглядело все очень меркантильно, и после этой поездки, говорю тебе, я презираю всяческий вещизм. — Тут Флосс широко распахнула глаза и удивленно раскрыла рот. — Фигасе, что случилось?
Орла вдруг поняла, что плачет, — слезы быстро падали на футболку с логотипом футбольного клуба Миффлина. Она прижала ладони к глазам, а когда отвела их, увидела, что Флосс, замерев на месте, смотрит на нее.
— Я беременна, — объяснила ей Орла. — Черт бы все это подрал.
Флосс без колебаний обняла Орлу за талию и позволила выплакаться в произведение сорока слепых монахинь.
— Что-нибудь придумаем, — пообещала она. — Как всегда.
Орла представляла, что на приеме у врача ей намажут живот гелем и покажут на экране что-то вроде мерцающего головастика. Но не было ни геля, ни головастика — не было даже врача. Только медсестра с шершавым голосом заставила ее подписать дюжину бланков и, когда Орла закончила, сложила их ровной стопкой. Потом она вручила Орле папку с плохими ксерокопиями страниц, изображающих задумчивых женщин и аистов, попросила назвать дату начала последних месячных и покрутила маленькое картонное колесо; с помощью подобного приспособления школьный психолог определял, кем Орле следует стать, когда она вырастет. («Что-то имеющее отношение к лесничеству, распространению или к другому роду занятий, предполагающему показатели и всякое такое», — сказала тогда психолог. «Всякое какое?» — переспросила Орла.)
Медсестра поднесла колесо к очкам и произнесла:
— Одиннадцать недель. Уже почти три месяца. Родите к Рождеству!
Орла подняла руку, как ученица, и спросила:
— А еще не поздно…
Сестра взглянула на нее, сняла очки и протерла их подолом медицинского халата.
— Нет, — ответила она. — Время еще есть. Я могу… — Она покопалась в ящике, нашла еще какую-то черно-белую распечатку и передвинула ее по столу к Орле: — Вот. Тут указано, как это сделать.
Орла кивнула и встала, собирая все бумаги.
— Если вы приняли такое решение, то остальное вам не нужно, — сказала сестра.
Орла положила бумаги на стол.
На обратном пути миссис Сальгадо, сидевшая в другом конце вагона метро, явно недоумевала, где они сейчас были. Одна за другой они подошли к дому. Орла, ошеломленная визитом в клинику, забыла об осторожности и, подойдя к двери, встретилась с преследовательницей глазами.
— До встречи, — пробормотала она.
Миссис Сальгадо кивнула и впервые заговорила с ней с характерным акцентом Статен-Айленда.
— До свидания, Орла, — произнесла она.
Вечером накануне аборта, как только село солнце, в комнату Орлы ворвалась Флосс, громко постучав по перегородке.
— Полюбуйся. Вот дерьмо! — Она показала свой телефон.
Усевшись вместе на кровати Орлы, они стали смотреть, как Астон плачет в прямом эфире на глазах у миллионной аудитории. Он сидел где-то на коврике и смотрел в высоко расположенную камеру.
«Я вложил сюда все свои деньги до последнего пенса, — говорил он. — В память об Анне. Ну, мне и правда нужно где-то пожить в ближайшее время. Наши с отелем „Бауэри“ пути действительно разошлись. Но я не собираюсь задерживаться здесь надолго. Я намерен отдать эту квартиру семье Анны. Хотят — пусть живут здесь, а нет — могут продать, или проводить тут отпуск и что там еще, не знаю. — Астон пожевал губу. — Я не получил от них ответа. Подозреваю, что сейчас они меня смертельно ненавидят».
Астон встал и пропал из кадра. Камера дрогнула, затем обвела квартиру. Орла поднесла экран ближе к глазам. Квартира была пуста, если не считать десятков — нет, сотен — зажженных свечей, стоящих прямо на полу; воск стекал по ним и собирался лужицами вокруг. Позади пламенеющих фитилей Орла увидела вид на Мидтаун с его зубчатым силуэтом, от которого захватывало дух.
— Он купил квартиру на Сто пятьдесят седьмой улице, — сухо произнесла Флосс, словно прочитав мысли Орлы. — Совсем спятил.
Орла знала это здание — недавняя постройка из стекла у Центрального парка, дерзко взмывающая на головокружительную высоту.
Астон снова сел перед камерой и уставился в нее.
«Видите? — сказал он. — По одной свече на каждого из вас, мерзавцы, кому понравился комментарий по поводу самоубийства Анны. — Голос у него задрожал. — Всего двести восемь штук. Монстры». — Он сорвал с себя рубашку и, отшвырнув ее за кадр, прижал колени к груди и зарыдал.
Флосс резко бросила телефон на покрывало.
— Не могу здесь находиться, — проговорила она.
И Орла, мучившая себя вопросом, не порожден ли трепет в ее животе отчаявшимся зародышем, посылающим сигнал бедствия, почувствовала то же самое. Когда Флосс направилась к двери, не объясняя, куда идет, Орла встала и пошла вместе с ней.
В итоге они завернули в бар на крыше, куда раньше ходили на второй завтрак, пока не стали посещать более престижные заведения, и сели за свой прежний столик. Обе надели новые бейсболки с логотипом «Янкис» — оказалось, что у Флосс тоже была такая кепка, хотя она и не натягивала ее на глаза, как велела Мелисса. Девушки заказали напитки у официанта, который кипел праведным гневом в тот день, когда они просидели здесь целую вечность, а потом сбежали, не заплатив.
— Он не помнит нас, — заметила Орла, когда молодой человек с улыбкой принял заказ.
— И не узнаёт, — добавила Флосс. — Но вот они узнают. Эти кепки ни хрена не защищают. — Она кивнула на компанию привлекательных парней со Среднего Востока. Самый высокий из них указывал на Флосс и Орлу группе светловолосых девушек-южанок. Голос одной из них донесся до ушей Орлы:
— Никогда бы не подумала, что они появляются на людях. Они ведь теперь, типа, злодейки, да?
Официант вернулся с напитками, и Флосс подняла свою рюмку текилы.
— Что ж, за злодеек, — без выражения произнесла она.
Орла чокнулась с Флосс, но не могла собраться с силами отхлебнуть джин с тоником и наблюдала, как восточные мужчины флиртовали с блондинками. Одна из них, в перевязи с надписью «#ПодружкиНевесты», возбужденно указывала куда-то на улицу, и все остальные девушки сгрудились вокруг нее, желая увидеть, что привлекло ее внимание. Парни последовали их примеру, прижимаясь к красоткам.
— Это девичник, — сказала Орла Флосс. — Кто из них выходит замуж?
Флосс не ответила. Она окаменела, чуть приоткрыв рот, и следила за направлением взглядов девушек и парней, покупавших им напитки. Она повернулась. Все в баре теперь смотрели туда, куда указывал палец девицы с перевязью, — на расположенное далеко к северу здание. Тонкая стеклянная башня почти сливалась с сумеречным небом. Большинство этажей были темными, так что небо просвечивало сквозь комнаты и кухни, придавая голубовато-серый оттенок всему зданию сверху донизу — почти всему. Прямо под пентхаусом в башне зияла рана — ярко-оранжевое окно. Внутри бушевал, то затихая, то снова разгораясь, огонь.
Флосс вдруг встала, ударив своим стулом стул за спиной.
— Это же… — Она диким взглядом посмотрела на Орлу и простерла руку в сторону горящего здания.
— Что? — Орла тоже встала. Вид размахивающей руками Флосс напугал ее. Вскочив, она и сама все поняла.
— Там Астон, — произнесла Флосс. — Свечи.
Орла схватила со стола телефон Флосс и снова открыла то окно, где они оставили Астона плачущим на полу. «Прямая трансляция закончилась». Орла постучала по экрану, попыталась позвонить Астону. Сразу же включился автоответчик.
— Астон, это Орла, — сказала она в телефон, повышая голос, чтобы перекричать внезапный хор сирен внизу. — Астон, мы волнуемся.
На другом конце крыши подружка невесты обхватила себя руками и громко завопила, потом повернулась и принялась рыдать в пиджак одного из парней.
— Это очень похоже на одиннадцатое сентября, — заливалась она. Потом подняла лицо, шмыгнула носом и уставилась на мужчину. — Без обид.
Девушка, которая выходила замуж, подняла с глаз дешевую вуаль.
— Народ, я знаю, что это пипец, — тихо сказала она, — но какой красивый вид.