Подписчики

Глава двадцать вторая Орла

Атлантис

2051

В возрасте шестидесяти двух лет Орла примирилась со своими волосами. Забавно: теперь, когда она постарела, они стали приятными и послушными как никогда. Они все еще густые, юношеская кудрявость и пышность остепенились, оставив русалочьи завитушки и больше натуральной густоты, чем у подавляющей массы женщин ее возраста. Не сказать чтобы остальные уважали естественность. Друзья Орлы, все эти революционеры, в основном втихую пользуются достижениями науки. Их лица и прически выглядят почти так же, как в день приезда в Атлантис. Но как раз по старикам Орла всегда больше всего здесь и скучала. В мире без седых людей есть что-то очень сомнительное, очень инфантильное. Поэтому теперь, получив такую возможность, она позволила себе стать пожилой женщиной. И Кайл утверждает, что он не против.

Кайл — хороший человек, но все-таки мужчина. Именно поэтому он не понимает, почему она отказывается разнообразить ассортимент магазина подарками для детей, продавать платьица с буфами и мягкие розовые туфельки, хотя он и объясняет ей, насколько это увеличит прибыль. Именно поэтому он не замечает, что она всегда сразу уходит в туалет, если другие женщины полушутя говорят ей: как тебе повезло, что у тебя нет дочерей. Именно поэтому он спрашивает, о чем она задумалась, когда по утрам в Рождество глаза ее стекленеют, но только если это никому не мешает. Она мать и знает, как заставить свои мысли подождать, пока семья позавтракает.

Если бы Кайл был женщиной, он бы понимал все это внутренним чутьем. Но он мужчина, а потому всегда говорил всем, кто спрашивал, что они с женой знают друг о друге все. И он действительно знает, что когда-то давно у Орлы была дочь и что ее у нее забрали. Он думает, что она давно это пережила. Но для Орлы у той истории нет конца.

После того как Флосс и молодой полицейский забрали Марлоу, Орла оставалась в Нью-Йорке еще два с половиной месяца. Она представляла, как другой коп — женщина-ирландка, обязательно с внушительной грудью, — постучит в дверь квартиры 6-Д и протянет ей ее ребенка. Скажет, что сама заботилась о Марлоу, каждый вечер шепча ей в ухо, что скоро она встретится с мамой. Еще она лелеяла и более реалистичные фантазии: как однажды появится вымотанная плачем младенца Флосс, сунет ей Марлоу через порог и станет умолять разорвать сделку.

Кроме ожидания и мечтаний заняться было нечем. Телефон Орлы так и не включался, интернет не работал. В полицию она идти боялась — вдруг они наберут ее имя в компьютере и узнают, что она похитила собственного ребенка из больницы. Орла откопала в стопке, лежащей за дверью холла в подъезде, сырую покоробленную телефонную книжку и внимательно пролистала ее, ища организации и агентства, имеющие в названиях слова «дети», «родители» или «семья». Она ходила пешком в их офисы, даже если дорога занимала несколько часов, но натыкалась только на запертые двери и настороженных сотрудников. «Неужели вы думаете, что в такие времена мы можем — что вы там хотите?» Она ходила в офис юристов, где подписывала договоры, и нашла на двери объявление: «Временно в отъезде». Не закрыты, отметила про себя Орла, а в отъезде.

Дважды она ездила в дом на Бруклин-Хайтс — оба раза в окнах было темно.

В январе на телефоны посыпались новые файлы — так называли компрометирующие свидетельства, появлявшиеся на экранах, фотографии, видео, тексты и имейлы, которые рушили жизни, — а на телевидение вернулись ночные программы. В первых выпусках аудитория в студиях рыдала. Дома Орла, одолеваемая гормонами, тоже плакала. Но попытка вернуться к обычной жизни оказалась преждевременной. В течение месяца все ведущие были скомпрометированы. Последний, кто остался, самый нахальный, был отозван прямо в середине монолога. В микрофоне на лацкане послышался возбужденный шепот продюсера, который врезался в эфир с сообщением: «У тебя дома заработал компьютер. Не знаю, что там пришло, но мне позвонили и сказали, что Рейчел заперлась в ванной и говорит… говорит, что она собирается…»

Ведущий тут же убежал со сцены. Музыканты так и остались стоять, разинув рты и опустив валторны.

Орла знала окончание фразы продюсера. Недавно она читала в газете про Джорди, конопатого защитника животных, который спрыгнул с балкона девятнадцатого этажа. Его запомнили как первого, но сотни готовы были последовать его примеру. Эксперты предупреждали о грядущей эпидемии суицида.

В феврале почти девять тысяч человек покончили жизнь самоубийством. Статистика следующих нескольких лет тоже оказалась ужасающей, но не было месяца хуже этого.

Правительство предприняло решительные действия. Мосты огородили и поставили возле них вооруженный патруль, который отпугивал прыгунов. Бумажные рецептурные бланки упразднили полностью и поставили систему выписки лекарств под контроль Министерства национальной безопасности. Аптеки спрятали под стекло все товары, начиная от антисептиков и заканчивая канцелярскими корректирующими жидкостями. Большие деревья — те, в которые самоубийцы могли врезаться на полном газу, — были помечены как больные и спилены. Густые аллеи в родном городе Орлы, раньше волновавшие родителей в ночь выпускного, теперь представляли собой ярко освещенные солнцем дороги, обрамленные пеньками.

Продажу оружия остановили из-за чрезвычайного положения, отчего граждане, уже имевшие ружье или пистолет, ломали голову: не нужно ли сдать их, пока кто-нибудь не вознамерился завладеть ими и не ворвался в дом. Те, у кого на задней двери висели предупреждения: «В доме нет ничего такого, за что стоит получить пулю», взяли шпатели и растворитель и соскребли объявления со стекол.

Остановить повешения было труднее. Никто не знал, как ограничить законом использование веревки. Но в каждом хозяйственном магазине в стране появился дополнительный сотрудник в джинсах и красном жилете, ничем не отличимый от остальных продавцов, который заглядывал в тележки покупателей и заводил приятный разговор: что вы собираетесь сегодня делать с помощью шнура или садового ножа? Звали такого милого парня всегда Джефф, и был он никаким не Джеффом и не продавцом, а занимал совершенно новую должность — инспектор магазина.

Однажды в марте Орла напилась. Она долго смотрела антисуицидный канал, где крутили один и тот же ролик, в котором розовощекая актриса, раньше снимавшаяся в рекламе страховой компании, уговаривала отчаявшихся держаться. «Нашей стране брошен вызов, — заявляла она девяносто шесть раз в день. — Но наш отважный народ работает не покладая рук, чтобы скорее закончился этот тяжелый период. Если ваш файл уже обнародовали и вам нужна помощь, пожалуйста, позвоните по телефону, указанному ниже. Если ваш файл остался нетронутым, пожалуйста, сохраняйте спокойствие и оптимизм. Будьте уверены, что злоумышленников скоро поймают. Не теряйте надежды».

Но Орле пора было уже расстаться с надеждой. Она начала собирать вещи.

Орла вернулась в свою детскую комнату, такая же, как и прежде, не считая лишних четырех с половиной килограммов, словно ничего и не было: ни Марлоу, ни Флосс, ни славы, ни квартиры 6-Д, ни последних десяти лет жизни. Она рассказала родителям все. Они выслушали и ни слова не сказали о том, что она разбила им сердце. Орла догадалась, что Гейл мучается от стыда, только потому, что в день приезда дочери мать опустила жалюзи и никогда больше не поднимала.

Втроем они каждый вечер смотрели передачу Даны Маршалл. Дана, которую Орла впервые увидела по телевизору в квартире Андрия и которая заняла место своего сбежавшего коллеги, стала звездой прямого эфира в период Утечки. Раньше ее никто не знал, и потом быстро забыли, но в то время все ловили каждое слово ведущей, а некоторые женщины даже копировали ее прическу.

Однажды Дана Маршалл рассказала, что обладает самой свежей информацией. Если кто-то считает, будто с арестом преступников все закончится, заявила она, то это неверное видение ситуации. Хакеры не сидят где-то в офисе, находя и сливая ежедневно личные сведения. Нет, Утечка происходит автоматически. В течение почти десятилетия хакеры работали над созданием ботов, способных копаться в данных пользователей интернета, когда те посылали сообщения или имейлы, или копировали файлы на сервера, которые им не принадлежали, или заводили электронные карточки в медицинских учреждениях. Со скоростью поисковика и объективной точностью они обнаруживали ложь, долги, пороки, вгрызались в системы сетевой защиты и внедрялись в инфраструктуру. Боты получали доступ в аккаунты «Твиттера» через генераторы фиктивных подписчиков, которые использовали такие инфлюенсеры, как Флосс. Ныряли в безбрежный океан данных «Фейсбука», выхватывая профили пользователей, встряхивая их и собирая сведения о задолженностях, которые высыпались, как монеты. Они имитировали человеческие сообщения в «Инстаграме», уничтожая каждого, кто покупался на лесть. И потом, получив всю необходимую информацию, просто стали действовать исходя из здравого смысла. Найти любовницу не представляет труда: ее может не быть в имейлах мужчины, она может отсутствовать на тысячах фотографий, но ее номер наверняка записан под до смешного невинным именем абонента, и на него каждую неделю в одно и то же время совершаются короткие звонки. Боты шерстили банковые счета на предмет несостыковок в доходах и расходах, выявляли запросы на жесткое порно и инструкции для домашних абортов. Находили имена, фигурировавшие в агрессивной переписке, потом обнаруживали те же имена в списках контактов. Копировали, вставляли и нажимали на «Отправить».

Единственная причина, почему не все файлы были разосланы одновременно, заключила Дана Маршалл, — предположительно намерение злоумышленников держать страну в страхе как можно дольше.

— Оказалось, что мы все такие скучные, — вздохнула она, — такие одинаковые в своих пристрастиях и желаниях, такие ограниченные в обидах и стратегиях. Знаете, сколько раз я набирала в «Гугле» «внешние проявления рака молочной железы четвертой степени», когда лгала мужу? Вот так они вычислили меня. — Именно за это все любили Дану Маршалл: она всегда резонерствовала и, так же как и все остальные, была по уши в дерьме.

В апреле Орла начала выходить из дома — только по поручениям, которые Джерри придумывал, чтобы выманить ее на улицу, и только поздно вечером. Однажды во время такой вылазки она услышала про Андрия. По крайней мере, она догадалась, что речь шла о нем, хотя не знала ни его фамилии, ни откуда он родом. Но в новостях говорилось о сорокавосьмилетнем Андрии из Делавера, который пырнул ножом педиатра своей дочери, получив файл о том, что тот хранил в ноутбуке ее фотографии. Орла услышала это сообщение, которое спокойно зачитали по радио, когда сидела в своем «торесе» у круглосуточной аптеки и, опершись о приборную панель, смотрела через парковку на вход в сетевой ресторан. Рядом с дверями Дэнни и Кэтрин, прислонившись к стене, целовались так, будто только что познакомились. Кэтрин была в тесном атласном коктейльном платье и длинных серьгах медного цвета, задевавших ее голые плечи. Выглядела она странно. С другой стороны, подумала Орла, когда люди кого-то хотят, они часто кажутся странными. Да и куда еще Кэтрин может выйти в таком наряде?

Ровно год назад в это же время шел снег, и Дэнни ее обрюхатил. В апреле же этого года она возила по врачам родителей, которые начали жаловаться на непонятные симптомы. Где-то ближе к концу месяца снова появилась ущербная версия интернета. Все стали обмениваться сплетнями о том, чьи файлы что разоблачали. Бесчисленные темные секреты было легко обнаружить. Орла находила упоминания о постыдных поступках любых знакомых так же быстро, как раньше адрес ближайшего ресторана, который готовит буррито.

Продюсер Мейсон, видимо, получил дома трепку. Десятилетиями он вешал своему мужу лапшу на уши: якобы они взяли шефство над бедным мальчиком из Камдена, штат Нью-Джерси, и потому пара урезала свои расходы, чтобы оплачивать его нужды, колледж, и книги, и гарантийные взносы. Оказалось, что парень был на самом деле мужчиной-проституткой, которого Мейсон посещал короткое время, а потом тот его долго шантажировал. Чеки и платежи, переписка по имейлу, горячая во всех смыслах слова, — все это боты выслали супругу Мейсона со стандартным комментарием: «Приносим извинения».

У Крейга десять лет назад, когда ему было двадцать девять, случилась интрижка с семнадцатилетней девицей. Орла подумала, что текстовые сообщения, всплывшие в его файле, рисовали его неправдоподобно симпатичным малым. Он хотел, чтобы девушка вышла за него замуж. Орла невольно думала: отними возраст, и это будет совершенно банальная история — одинокий влюбленный до безумия парень и равнодушная девушка, которая его дразнит.

Дэнни, прежде чем он появился у дома Орлы, купил кучу доменов, содержащих в названии имя Флосс и понятия, связанные с красотой: stil’-ot-floss.com, flosslosk.com, bud’-kak-floss.com. Он рвался приобрести также flossy.com — из кожи вон лез — и нашел его владелицу. Его файл содержал имейлы, которые он посылал этой женщине, — они меняли тон со школьно-формального стиля («Всем заинтересованным лицам») до отчаяния («Можете вы, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, дать мне знать, что получаете эти письма?»), а потом и угроз («Лучше свяжись со мной, стерва… не заставляй меня достать тебя другим способом»). Это огорчило Орлу, но не так, как последние письма, отправленные, уже когда он жил у нее. После того как она сказала ему об открытой Флосс линии средств ухода за кожей, он поспешил сделать попытку приобрести litso-ot-floss.com.

Кэтрин в колледже украла ответы на билеты экзамена по естествознанию для всей футбольной команды. Орла отметила, какие старые это сведения, как далеко в прошлое пришлось углубиться хакерам, чтобы обнаружить самый страшный грех в жизни Кэтрин, оказавшийся совершенно невинным поступком.

Ингрид несколько десятилетий назад что-то недопоняла на сайте eBay и предложила экстравагантную цену на винтажные модные вещи, а потом, узнав, что должна заплатить и отказаться от всех сделок, запаниковала. Орла подумала, что бывшая начальница, наверно, самый милый человек из всех ее знакомых.

Мелисса подсидела лучшую подругу, когда они обе работали помощницами в рекламной компании, отправив (явно в подпитии, догадалась Орла, пролистывая файл) длинный имейл боссу, где объясняла, почему она, а не подруга должна получить повышение. Через неделю после разоблачения Мелисса умерла. В коротком сообщении о ее смерти было высказано предположение, что она поскользнулась и упала — ее нашли одетой по-походному в лесу, где полно опасных уступов. Но Орла была уверена, что Мелисса ушла из жизни осознанно. Все ее умершие тогда знакомые — кроме Мелиссы, это были друзья друзей или кузены и кузины двоюродных братьев и сестер — имели одну общую черту, и это вовсе не ужасные поступки в прошлом: все они создали себе безупречную репутацию начиная с детского сада и до взрослой жизни. Именно люди, известные достойным поведением, часто не могли пережить огласки собственных дурных деяний.

Файл Астона вскрыл, что он регулярно кидал людей, которые на него работали. Но это открытие блекло перед тем, что он вытворял в открытую — например, будучи подростком, он разместил в «Инстаграме» фотографию своего кала, а однажды у Мемориала ветеранов войны во Вьетнаме показал неприличный жест, намекающий на кунилингус.

До некоторой степени по той же причине файлы Флосс и Орлы не вызвали большого ажиотажа. О, конечно, их гаджеты заработали, выплескивая с экранов всякое скандальное дерьмо, — просто все это было общеизвестно. Боты с ликованием извлекли из Сети фотографии обнаженной Флосс и выбросили их на всеобщее обозрение. Но кто их еще не видел? Что касается Орлы, то однажды утром, через несколько месяцев после ее возвращения в Пенсильванию, дисплей ее айпада засветился и показал ей бесконечную компиляцию. Чего там только не было: давнишние твиты Флосс, которые действительно были отправлены с айпи-адреса Орлы; написанные ею для «Дамочек» посты, объявляющие Флосс знаменитостью; имейлы, которые они подписывали вымышленным именем Пэт Уайт; их фотографии, ролики из сериала — и все это увенчивалось комментарием Флосс на снимок Анны Сальгадо в «Инстаграме», сделанным с аккаунта Орлы: «это флосс и я согласна. отличная мысль!» Было кристально ясно, какого эффекта добивались боты: к чему бы Орла ни стремилась, она принесла больше вреда, чем пользы. Она забрала у мира человеческую жизнь. Файл Орлы, гласило подлое добавление, отослан семье Анны. «Приносим извинения».

Орла спокойно просмотрела все материалы и сунула планшет в ящик стола, даже не выключив его. Тут в смертоносной системе ботов был сбой: они не разбирали, когда чье-то грязное белье уже претерпело публичную стирку.

Через три года файлы приходить перестали, но люди продолжали терять работу, оставлять супругов, убивать себя. Жизнь была пронизана духом смерти. Кладбища не справлялись с безнадежно длинной очередью покойников. Старшеклассники получали пенсии больше, чем пожилые люди. Встревоженные родители тайком оставляли в комнатах детей-подростков радионяню. У Орлы было четыре траурных платья, и Гейл и Джерри, даже несмотря на ухудшавшееся самочувствие, настаивали на посещении всех скорбных мероприятий. «Мы хотим, чтобы и на наши похороны пришло много народу», — хмыкала Гейл. Они всегда накладывали холодную запеканку из макарон на пластиковые тарелки и всегда заводили светский разговор с убитыми горем родственниками покойного. Орла устала слышать плохие новости и сообщать их. Устала выслушивать оглашение завещаний и выдумывать новые слова соболезнования. Устала вносить посильную лепту в уборку дома умершего. Устала от открыток с фотографией почившего на лицевой стороне и стихов из Библии или глупых ирландских банальностей внутри. Устала от того, что никогда не знала, когда можно выбросить эти открытки. Порой ей хотелось закричать: «Я тоже понесла утрату, потеряла дочь. Где же соболезнования в мой адрес?»

И она получила их, даже по двум поводам, в следующем году. Гейл и Джерри умерли — сначала он, а через восемь месяцев она — от рака костей, который пронесся по дому, как кашель. Вскоре после этого, когда Орлу навестил юрист — совсем юная дрожащая девушка, чьи жемчужные серьги-гвоздики не отвлекали внимания от еще вчерашней подводки для глаз, — она узнала, что, скорее всего, стало причиной. Когда Орла училась в университете, расположенный по соседству с их домом банк несколько раз менял название и наконец был снесен, освободив место для фабрики огнеупорных тканей. «Работа для настоящих американцев», — гордо говорила Гейл. Химические вещества, находившиеся в составе специального покрытия для материала, годами проникали в грунтовые воды на участке родительского дома. Теперь, после того как они и еще два жителя Укромных Прудов умерли, молодые юристы наводили справки. В другое время в Миффлине поднялась бы шумиха, но из-за последних событий город погрузился в апатию. Рак в эти дни казался насморком, независимо от того, как был приобретен. Люди привыкли к трагическим финалам и стали завсегдатаями поминок. «Ой, зачем в „Пятнице“? — с недоумением спросила Орлу тетя Мардж, когда та сообщила ей о проводах Джерри. — Задний зал в „Эплби“ гораздо уютнее».

Еще не зная, куда поедет, Орла решила покинуть дом. Она сняла фотографии с двери своей комнаты и отдала школьные призы в утилизацию. Заплатила родительской чековой книжкой за замену раковин в ванных и за то, чтобы в кухне ободрали обои с рисунком в виде плюща. Сама она тоже кое-что сделала: законопатила щели в плинтусах, покрыла лаком дверь, которую ее покойный бигль поцарапал в девяностые.

Все это время Орла питалась пиццей и хлопьями и смотрела новости. Однажды она услышала, как конгрессмен в утренней передаче представлял новую, улучшенную версию интернета, продвигаемую правительством, которая будет защищать американцев, а не подвергать их опасности.

— Коммерческие компании упустили свою возможность, — говорил конгрессмен. — Кому-то не нравится, что правительство будет контролировать интернет? Не нравится, что правительство будет наблюдать за гражданами? Вот что я вам скажу: такого явления, как неприкосновенность частной жизни, никогда не существовало. Конфиденциальность — это иллюзия. Именно потому, что мы верили в нее, мы и подверглись атаке. В этой версии интернета мы будем следить за вами — ради вашего же блага. Сейчас нужно, чтобы американцы сплотились и поддержали это начинание. Вы будете использовать Сеть так же, как и раньше, — для банковских сделок, для выработки маршрутов, для общения друг с другом. Всем необходимо объединиться и дать обязательство делиться данными, чтобы обеспечить безопасность страны. Если вы не станете сотрудничать, как мы сможем защитить вас? Я взываю к американцам: выходите на свет.

Вскоре после этого Орла увидела доклад об Атлантик-Сити. Там собрались тысячи людей, которых не привлекла перспектива «выйти на свет», и они провозгласили, что основывают протестное движение. Они разбили свои телефоны в то время, как другие снимали это на свои. Они заявили, что начинают строить собственный новый мир, не связанный с правительственным интернетом и вдали от правительственных глаз.

Орла продала родительский дом перед самым Рождеством, даже не освободив его от вещей. Родители очень рассердились бы, узнай они, что дочь оставила незнакомцам их продуктовые запасы и нижнее белье, но она обнаружила, что не в состоянии разбирать материнский гардероб или отцовский гараж. Перед тем как покинуть дом навсегда, она подняла все жалюзи, которые когда-то опустила Гейл.

— Присоединяйтесь к нам! — кричала в передаче про Анлантик-Сити девушка с бешеным взглядом, поворачиваясь вокруг уличного фонаря. — Но знайте, что вам придется начинать с нуля! Вам придется покинуть прежнюю жизнь безвозвратно!

«Мне это подходит», — подумала Орла. Сколько раз это случалось — когда перемены в ее жизни совпадали с крутым переломом в стране?

Орла собиралась уже выйти из дома, оставив ключи для нового владельца, но поняла, что не выключила телевизор. Схватив пульт управления, она услышала имя Марлоу и, подняв глаза на экран, увидела лицо Флосс. Низкопробная развлекательная программа, которую показывали перед новостями, демонстрировала анонс вечеринки в честь пятого дня рождения девочки. Камера следовала за Флосс по сумеречным коридорам нового голливудского отеля.

Закончив смотреть, Орла захлопнула за собой дверь и поехала в город. Сняла деньги со своего мизерного счета, сунула белый конверт в сумку и пошла по улице к магазину, где Гейл покупала открытки. Подождала, пока продавец уйдет в подсобное помещение и сделает на бумаге оттиск с венком из маргариток и надписью «Со стола Марлоу», и заплатила за конверты с синей изнанкой. Потом поехала в Филадельфийский аэропорт, распрощалась на парковке с «торесом» и несколько раз повторила кассиру свой маршрут: из Филадельфии в Лос-Анджелес, из Лос-Анджелеса в Атлантик-Сити.

Через два дня она стояла в новомодном отеле, держа в руках коробку с бумагой, слушая визг перевозбужденных от сладкого детей и зная, что один из этих голосов принадлежит ее дочери.

Одинаковые, как близнецы, великаны-охранники заслонили вход.

— Фигасе, как она посмела, — услышала Орла откуда-то голос Флосс.

— Вы туда не войдете, — сказал один из охранников Орле, и его баритон смешался с музыкой. — Уходите.

Орла все равно еще немного постояла там, надеясь хоть одним глазком увидеть Марлоу. Но детские крики доносились из другого конца помещения. Наконец она ушла, вспоминая, как Флосс на вечеринке в честь запуска линии одежды для собак передавала ей бокал через решетку. За все эти годы, подумала Орла, она так и не сумела попасть внутрь.

Поначалу обстановка в Атлантисе, тогда еще называвшемся Атлантик-Сити, неизменно граничила с кошмаром. Протестанты вступали в столкновения с местной полицией, а полицейские в ответ травили их газом. Торговцы с дощатой набережной быстро покинули город. Их магазины немедленно разграбили, оторвав фанеру с окон и разбив стекла, чтобы попасть внутрь. Орла выживала на ворованных соленых тянучках и воде в бутылках, которую завозили оппозиционные правительству миллиардеры. Во всех зданиях, где скучились беженцы, было отключено электричество, и по ночам помещения освещались лишь тусклыми фонарями на солнечных батареях. По непонятным Орле причинам где-нибудь постоянно вспыхивал пожар.

Снимать мятежников прибыли новостные каналы. Группа хипповатых студентов, провозгласивших себя лидерами движения, — большинство из них совсем недавно вышли из элитных частных школ — отправила посланца с письмом к ближайшей правительственной организации: в офис члена Палаты представителей США на Брайтон-авеню. Нота была написана на бумаге отеля «Тропикана». Документ требовал, чтобы правительство перестало контролировать интернет, а в противном случае обещал революцию на побережье. Бунтари скандировали перед камерами: «Руки прочь от информации, или мы создадим новую нацию!» Новости изображали эти выступления фрондерскими и благородными и призывали отнестись к ним серьезно. Но Орла видела повсюду хаос и втайне думала, что все эти попытки вскоре выдохнутся. А что потом? Ей нужно было начинать жизнь сначала, по крайней мере онлайн. Она с тревогой и замиранием сердца размышляла о том, что случилось в день ее приезда. Парень, принимавший ее в старом отеле «Дворец Цезарей», забрал у нее телефон с ноутбуком и сказал, что их не вернут.

— Но я не сохранила данные в облаке, — машинально возразила Орла.

— Облако здесь не приветствуется, — ответил сотрудник отеля.

Чувствуя себя голой, Орла перешла к девушке за вторым столиком. Та спросила ее имя, заставила назвать профили в соцсетях, которыми она пользовалась до Утечки, и потом показала, что делает: удаляет все ссылки на нее в интернете. Орла проследила, как она открывает ее старую статью в «Дамочках» и каким-то образом уничтожает подпись с ее именем.

— С этого момента, — гордо произнесла девушка, — если кто-то станет вас искать, то не найдут ничего. На самом деле нетрудно будет догадаться, что вы одна из нас, потому что мы используем код. На запрос с вашим именем система станет выдавать ошибку «404, не найдено».

— Как мертвая ссылка? — спросила Орла.

— Именно. — Глаза у девушки засияли. — Только теперь вы живете по-настоящему.

Тогда впервые в Атлантисе Орла подумала, что, возможно, ошиблась дверью. Здешние люди заставляли ее чувствовать себя старухой в тридцать три года, настаивали на натуральных дезодорантах, даже если они неэффективны, легко пикировались цитатами с плакатов о Большом Брате, но настолько не умели сосредоточиваться, что это даже пугало.

Ее приписали к Комитету жилобеспечения, в чью задачу входило приспособление старых игорных ангаров в сносное жилье. На первом же совещании, которое посетила Орла, семи из восьми членов комитета наскучило обсуждать, как провести водопровод, и они начали спорить о том, что установить в холлах — настольный футбол или бассейн.

Восьмым был Кайл. Он поймал взволнованный взгляд Орлы, сидевшей напротив, и сочувственно кивнул. Она с большим облегчением заметила седину в его бороде.

Через несколько дней Орла находилась в его комнате, когда парень, отобравший у нее ноутбук, проходя по коридору, остановился и просунул в дверь голову. Они держали двери номеров открытыми, в стиле студенческого общежития, поскольку в отсутствие средств связи единственным реальным способом общения было пойти и найти друг друга. Парень выглядел возбужденным. Он схватился за дверную раму с двух сторон и качнулся вперед.

— Слышали? — спросил он. — Нас лишают американского гражданства.

Кайл передал Орле ее рубашку. Они встали и пошли за парнем по коридору туда, где у единственного на этаже телевизора с антенной собирался народ.

Президент читал с телесуфлера, щуря мутные глаза, словно находил свои слова подозрительными.

— И поэтому, — говорил он, — поскольку Атлантик-Сити стал рассадником преступности и представляет собой воистину непосильное бремя для штата Нью-Джерси и его налогоплательщиков — а какой прекрасный город это был раньше, замечательное место, Атлантик-Сити, я там бывал, — прошу Конгресс удовлетворить горячее желание этих неблагонадежных протестантов.

— Горячее желание! — язвительно выпалил кто-то, и другой зашипел:

— Тише!

— Эти люди опасны, очень опасны, — продолжал президент. — Они бьют окна и совершают много, много других ужасных поступков. Изнасилования. Они не хотят, чтобы их защищали от таких атак, какую предприняла против нас Мексика? Они хотят создать новую нацию? Они хотят отделиться? Возможно, стоит позволить им сделать это. Лишить их гражданства. Это предательство, народ. Государственная измена.

Орла взглянула на Кайла.

— Но мы ведь на самом деле не хотим отделяться, правда? — сказала она.

Кайл с бледным лицом показал мутному экрану средний палец.

— Нет, просто наши действия носят символический характер, — ответил он. — Да и все равно отделение невозможно. — Он слегка шлепнул себя по щеке, чтобы освободиться от наваждения. — И тысячный раз говорю, — пробормотал он президенту на экране, — Утечку организовали не мексиканцы, а русские.

Орла покачала головой.

— Слышал, как он произнес «изнасилования»? Как будто отдельно от контекста.

Они вернулись в свои комнаты. Посмеялись над этим. Через несколько недель к обветшалому казино «Тадж-Махал» стали прибывать автобусы без окон, из которых неохотно выходили вереницы людей без багажа, моргая от прибрежного солнца.

— Мы с большой гордостью заявляем, — сказал президент по телевизору на следующий день, — что предприняли решительные меры. Мы депортируем тысячи нелегалов, изгоняем их из Америки, народ. И теперь мы собираемся строить стену — я ведь всегда обещал возвести красивую стену, помните? Вероятно, мы поставим ее не там, где планировали, но красивой она все же будет, я вам гарантирую. И она станет защищать нас не только от нелегалов, но и от предателей. Слюнтяев из Атлантик-Сити, как я их называю. Вы знаете, что они боятся компьютеров? Интернет, наша грандиозная новая Сеть, пугает их. Они неудачники.

Из этой речи Орла и ее соседи поняли одно: люди, приехавшие в автобусах, — нелегальные иммигранты. Однажды Кайл вышел поговорить с ними и вернулся с теорией, которая оказалась правильной.

— Никто не верит, что вся эта затея с отделением реальна, — сообщил он Орле. — То есть я имею в виду, пока ничего не происходит. Если только правительство не захочет претворить идею в жизнь. — Он подошел к окну и выглянул на открывающийся вид: клин промозглой бухты, рыжий болотистый берег. — Очень трудно депортировать людей тысячами, если ты отправляешь их в другую страну. Но если переправить их в Атлантик-Сити и вывести эту территорию из состава страны… — Он повернулся к ней лицом. — Тогда никаких проблем, так?

Орла удивленно смотрела на него, не улавливая, о чем он говорит. А когда поняла, резко полупривстала в кресле, не зная, куда ей идти и что делать. Она так и застыла в этом неудобном положении, даже ноги заныли, и сказала:

— А как же мы? Мы…

— Видимо, все произойдет так же, как было с Кубой, — ровным голосом произнес Кайл. — Мы не можем вернуться домой. Они действительно лишают нас гражданства и с территории Штатов никого сюда не пустят.

После того как перестали приходить автобусы с людьми, покатили в большом количестве грузовики со стройматериалами. Возведение стены вокруг Атлантик-Сити шло день и ночь. Орла и ее товарищи по несчастью наблюдали, как поднималась гигантская бетонная подкова, отрезая их от остальной части Америки. Она очерчивала границы города и уходила далеко в воду с обеих сторон. Пляж, который всегда тянулся вдоль всего берега Нью-Джерси, теперь резко обрывался у южного рубежа, в Вентноре, где один край стены был вкопан в песок сразу за гавайским баром.

Ребята, живущие в старых казино, были подавлены и испуганы. Но Орла уже много лет не ощущала такого спокойствия. Пока Кайл спал под звуки стройки, она бодрствовала и наблюдала. Однажды она не ложилась до рассвета, чувствуя странное волнение — в ту ночь в стену вделали последние засовы. Стена как раз и была тем, в чем она нуждалась, — преградой для ее сомнений. Той силой, которая твердо и окончательно пригвоздит ее к своему месту.

После этого не оставалось ничего, кроме как строить вместе жизнь — блаженно скучную жизнь, наполненную уроками кулинарии с Кайлом, помощью в составлении правил зонирования и заботой о том, чтобы сыновние бутылки для воды были вымыты к тому времени, когда мальчики пойдут играть в лякросс.

Они с Кайлом поженились, как все, на пляже. В Атлантисе ходила распространенная шутка: «Зато у нас была свадьба на пляже!» — других вариантов просто не существовало. Члены семей жили далеко, друзей у всех было мало, так что все ходили друг к другу на бракосочетания, радостно создавая толпу. После того как они с Кайлом произнесли клятвы, Орла здоровалась с подходившими гостями и некоторые имена слышала в первый раз.

Им с Кайлом тогда было по тридцать пять лет, и они жаждали иметь детей. Съехав из отеля «Ревел», они нашли настоящий дом около дощатой набережной, на Флорида-авеню, — двухэтажный, из белого кирпича с темно-коричневым декором, — давно покинутое жителями здание около стрип-клуба, который много лет не работал. Черный изогнутый козырек с силуэтом голой танцовщицы цвета фуксии все еще висел на бывшем злачном заведении. В их новом жилище входная дверь вела в узкий коридор. В доме были три маленькие спальни в передней части, крошечная гостиная посередине и просторная квадратная в плане кухня, выходящая окнами на задний двор, с хлипкой деревянной защитной дверью, которая закрывалась с громким хлопком. Этот аккомпанемент будет саундтреком к следующим двум десяткам лет жизни Орлы. Она знала, как он звучит из любого места в доме: позади нее, когда она входила с улицы; из гостиной, где она сидела, поджидая Кайла с работы; из их спальни поздно вечером, когда мальчики были подростками и игнорировали правила, настолько не боясь родителей, что даже не старались скрывать позднее возвращение домой.

Мальчики. Она родила Фрэнка в тридцать шесть, Гари в тридцать девять. Они с мужем хотели дать им имена, о которых никто в Атлантисе больше не слышал.

По сравнению с Марлоу мальчишки появились на свет так легко, что эти события казались совершенно разным опытом. «Вы хотите попробовать естественные роды после кесарева сечения?» — спросила гинеколог во время приема в последнем триместре беременности Фрэнком. Кайл в растерянности повернулся к Орле: «Какого кесарева сечения?» Муж утверждал, что никогда не замечал шрама, и она поверила ему. С годами злой пурпурный рубец действительно побледнел до белого блестящего полумесяца.

Кайл воспринял новость спокойно. Конечно. Это же Кайл. Он с радостью ждал рождения сына. Пока Орла рассказывала ему свою историю, он держал ее за руку. Дэнни он назвал отъявленным подлецом, Флосс и Астона животными. Ту часть, где она похитила Марлоу, Орла немного сгладила. Больше они с Кайлом никогда об этом не разговаривали.

Писательницей Орла не стала и, в общем-то, не страдала по этому поводу. По вечерам она иногда оглядывала стол, где сидели Кайл, и Фрэнк, и Гари, для каждого из которых она готовила по отдельности, и думала: «Я действительно не представляю собой ничего особенного, я просто его жена, их мать и добропорядочная гражданка. И им я нравлюсь. Они любят меня».

И все же этого ей было мало. Когда Гари пошел в детский сад, Орла подала ходатайство об открытии магазина. Слабая экономика, которая держалась благодаря старым пластиковым игральным фишкам, ставшим валютой Атлантиса, была еще столь хрупкой, что никто не начинал бизнес без группового взноса. Но замысел Орлы всем сразу понравился. Люди жили без телефонов уже десять лет, и в идее открыть книжный магазин было нечто утонченное. Америка с ними не торговала, но Европа не возражала. Дважды в месяц баржа из Великобритании бросала якорь около старого отеля «Баллис» и выгружала посылки из внешнего мира. (Вот почему сыновья Орлы, которые росли с видом на магистраль Гарден-Стейт-Паркуэй, носили футболки клуба «Арсенал» и ели шоколадки «Кэдбери».)

Итак, Орла сделала несколько звонков по стационарному телефону из бизнес-центра у «Голден-Наггет». Она разместила заказы в нескольких издательствах и поначалу дополняла ассортимент книгами, собранными у соседей, — люди взяли любимые произведения с собой в Анлантис и с тех пор много раз их перечитывали. Потом Орла встала на стремянку перед козырьком бывшего стрип-клуба и переделала фигуру танцовщицы: пририсовала ей красное платье с глухим воротом и пару очков в толстой оправе. В руку, которую женщина поднимала над головой, Орла вложила книгу. Под ногами в туфлях на высоком каблуке она написала «Книжный магазин „Атлантис“».

Однажды среди тесных строчек дистрибьютерского каталога Орла обнаружила новое название: журнал «Еженедельник Созвездия». Орла знала о Созвездии — городе, где живут одни знаменитости, которых круглосуточно снимает камера. Он сформировался вскоре после того, как она приехала в Атлантис, в две тысячи двадцать втором году, и, услышав об этом, Орла тут же подумала: Флосс сделает что угодно, чтобы попасть туда.

Она ткнула пальцем в артикул «Еженедельника Созвездия», а другой рукой взяла телефон.

— Журналы? — переспросила ее торговый агент. — Я выясню. Но я думала, вы там не пользуетесь технологиями.

— Не пользуемся, — подтвердила Орла. — Я имею в виду печатные издания.

— Печатные? — поразилась ее собеседница. — Орла, вы знаете, сколько это будет стоить: напечатать и закупить через Британию?

— Я в курсе, — ответила Орла. — Я думаю начать только с одного наименования — «Еженедельник Созвездия».

— Еженедельник, ни больше ни меньше. — Агент вздохнула. — Я обязана предупредить, что ваши расходы не окупятся. Сколько экземпляров?

Орла услышала стук клавиатуры. Она все же скучала по этому звуку. Иногда она еще скучала по тому, какой всесильной ощущала себя в молодости, когда, притворяясь, брала в руки телефон. Притворяясь, что Флосс знаменита, притворяясь, что Дэнни дорог ей, притворяясь с помощью фильтров «Инстаграма», что ее кожа сияет золотистым загаром. Притворяясь, что подписчики что-то значат. Временами у нее все еще появлялись фантомные желания: заглянуть в мобильный, когда сидишь одна за столом; сделать подобающее выражение лица, когда фотограф снимает тебя с расстояния вытянутой руки; начать переписку со знакомыми и узнать, как они поживают. Но каждый раз, когда она вспоминала, что мобильного у нее нет, то снова испытывала облегчение и чувство освобождения. Словно ей прибавили несколько лет жизни.

— Я возьму минимальное количество экземпляров, — сказала она. — Сколько бы это ни было.

— Узнаю цену и перезвоню, — пообещала агент.

— Не надо, — ответила Орла. — Просто сделайте заказ.

И вот таким образом она увидела Марлоу, в журналах, которые стоили ей — чистейшее безумие — двести десять долларов в неделю. Свежие номера приходили каждую пятницу. Орла заставляла себя отложить их до того времени, пока магазин не опустеет. Потом быстро пролистывала страницы, ища лицо дочери. Чаще всего Марлоу там не было. Но примерно раз в два месяца она находила ее фотографии, иногда даже замечала на заднем плане Амаду, провожавшего Марлоу в ресторан или в балетную школу. Снимки дочери дарили Орле такую отраду, что, в первый раз увидев их, она уронила голову на прилавок и зарыдала.

Орла размышляла, что они сказали Марлоу или что скажут, когда придется. Наверняка она уже в подростковом возрасте задавалась вопросами о своей внешности, в которой не было ничего общего с Флосс или Астоном. Марлоу достались волосы Орлы, ее жесткие полукудри. Но, с другой стороны, сильной челюстью и синими глазами она пошла в Дэнни. Орле нравилось, как эти глаза смотрят в камеру. Марлоу всегда как будто присматривалась, скептически смотрела в объектив, словно спрашивала: кто там?

Орла гладила журнальную страницу и думала: «Я».