Подсознание

Глава 13. Быстрый сон — это не сновидение

Рассмотрев функционирование механизмов, описанных в предыдущих главах, мы понимаем, почему сон так важен с точки зрения познания. Но это не помогает нам расшифровать сокровенный и потенциально поучительный смысл сновидений. У ионов, генов и белков есть очень увлекательная история, развивающаяся в течение ночи, но нам не обязательно знать об их существовании, чтобы они воздействовали на нас. Знание о них не объясняет содержания сновидений.

События сновидений происходят не только на молекулярном и синаптическом или на уровне изолированных клеток, но и преимущественно в рамках исключительно сложных паттернов электрической активности. Они распространяются через обширные сети нейронов, которые воспроизводят объекты внешнего мира в соответствии со строго определенными правилами.

Когда два нейрона синхронно активируются до такой степени, что в третьем нижестоящем нейроне возникает возбуждение, то на клеточном уровне формируется ассоциация. Когда слова связаны семантически, синтаксически или фонетически, появляется другой порядок их объединения — психологический. Он же, в свою очередь, реализуется через множество лежащих в их основе клеточных связей.

Пространство умственных представлений не следует путать с пространством нейронной сети. Одно проистекает из другого, подобно тому как слаженное движение косяка рыб — результат взаимодействия между всеми ними, но его нельзя объяснить происходящим внутри каждой отдельной особи. Разум действует в соответствии с собственными символическими законами ассоциации, дислокации, сгущения, вытеснения и переноса, которые закреплены на микроскопическом уровне в механизмах синаптической пластичности. Они были описаны в предыдущей главе, но, безусловно, ими дело не ограничивается.

Сегодня уже нет сомнений, что сон играет определенную роль в обработке воспоминаний, а сновидения имеют особое значение для тех, кто их видит. Это очевидно любому, кто когда-либо обращал внимание на собственные сны. Однако эта бесспорная истина отрицалась рядом философов и ученых-антифрейдистов, которые рассматривали быстрый сон как неопровержимое доказательство иррелевантности снов.

Зачем тратить время на исследование субъективных описаний ночных видений, когда есть измеримое физиологическое состояние в пределах досягаемости любого серьезного ученого, лаборатория которого оснащена элементарным оборудованием?!

На протяжении второй половины ХХ века этот софизм использовался для снижения энтузиазма в отношении исследования сновидений. Подобные опыты вообще все чаще называли ненаучными. Выхолащивание сновидений происходило в пользу строго нейрофизиологических исследований свойств быстрого сна. Словно обратная ловкость рук — вся древняя тайна сновидений перестала быть проблемой, достойной изучения. Сны объявили уделом шарлатанов, гадалок, священников, психоаналитиков и других специалистов в сфере метафизики.

Вторичным преимуществом выбора в пользу невежества было успокоение широкой публики по поводу причудливой и часто смущающей природы нарратива сна. Сновидения были просто бессмысленными эпифеноменами быстрого сна, чисто случайным побочным эффектом строго физиологической реальности и, следовательно, не имели психологического значения.

То, что произошло со статусом отношений между быстрым сном и сновидениями, — это лишь один из примеров более общего явления в науке. Поспешив решить сложный вопрос, ученые часто попадают в ловушку и заявляют, что его не существует. Так происходит по сей день с проблемой сознания. Многие психологи и философы легко ее решают, сводя субъективность сознания к группе объективных нейронных операций.

То же произошло и с генетиком Барбарой Мак-Клинток, которая открыла транспозицию генов, изучая огромное разнообразие окраски кукурузы. Мак-Клинток подробно задокументировала существование загадочных генетических скачков в геноме кукурузы со вставками, делециями и транслокациями генов между хромосомами. Тем не менее исследователь была абсолютно дискредитирована и в 1953 году перестала публиковать свои результаты.

Со временем исследования подтвердили существование транспозиции генов у животных, растений, грибов и бактерий, работы Мак-Клинток стали обязательными для изучения и вошли во все учебники генетики. В 1983 году Барбара Мак-Клинток получила первую Нобелевскую премию по физиологии или медицине, присужденную исключительно женщине.

Но вернемся к разнице между сновидением и быстрым сном. Аргумент о значимости первого для второго, хотя и наивный, процветал в биомедицинской сфере и широко распространялся среди непрофессионалов через средства массовой информации. Несогласные голоса, недовольные обеднением дискуссии, заглушались. Редукционистская позиция стала доминировать. Так продолжалось до конца тысячелетия, когда состоялся первый эмпирический вызов.

Однако ждать почти сто лет после «Толкования сновидений» Фрейда стоило — новые данные были более чем поучительны. Непростая задача спасти сновидения как самостоятельный психологический феномен, индивидуальное выражение адаптационных процессов, достойное научного интереса, выпала на долю южноафриканского невролога и психоаналитика Марка Солмса.

Уроженец Намибии, аспирант Витватерсрандского университета в Йоханнесбурге, Солмс стажировался в Институте психоанализа в Лондоне, получил обширный опыт исследований в Университетском колледже Лондона и Королевской лондонской больнице. Ученый много лет работал над интересным вопросом: есть ли люди, неспособные видеть сны даже во время быстрого сна?

Заинтригованный и обеспокоенный идеологической предвзятостью научной дискуссии, Солмс решил проверить гипотезу, что быстрый сон и сновидения — это разные явления и, следовательно, они должны согласовываться с различными механизмами мозга. Солмс исследовал неврологические случаи в поисках поражений головного мозга, которые по чистой случайности могли лишить быстрый сон сновидений.

Однако типичные неврологические поражения бывают не похожи на экспериментальные хирургические поражения, полученные в контролируемых лабораторных условиях. Это уникальные, сложные отметины, оставленные несчастными случаями, столь же индивидуальные, как и шрамы на телах выживших.

Составление профилей поражений, которые могли бы устранить сновидения, не влияя на быстрый сон, несомненно представлялось Солмсу таким же трудным делом, как и поиск иголки в стоге сена. Множественность особенностей каждого случая неминуемо должна была навести на мысль об отсутствии какой-либо закономерности. Но Солмс не отступил. Чтобы понять, откуда у него взялись такие терпение и широта взглядов, нужно лучше узнать его характер.

Помимо научной и клинической работы, Солмс активно занимался еще и социальной инженерией. После демократизации ЮАР он вернулся в страну и решил превратить ферму, принадлежавшую его семье более трехсот лет, в винодельню.

Жившие на ферме обедневшие рабочие были потомками нескольких поколений рабов, поэтому Солмс организовал раскопки, чтобы выяснить прошлое этого места, а свое право собственности на ферму разделил с ее персоналом, чтобы винодельня стала социально инновационной и выдающейся.

Неудивительно, что при таких целеустремленности и воображении Солмс собрал обширную коллекцию неврологических случаев, отмеченных нарушением способности видеть сны. Одни из них были классическими, другие — настоящей редкостью.

Солмс заметил, что разные виды поражений головного мозга способны изменять аспекты сна или сновидений. Глубокие поражения варолиева моста способны сократить или даже устранить быстрый сон, если только фактически не убивают пациента. Но только в редких случаях он лишается способности видеть сны.

Поражения в височных лимбических областях вызывают эпилептические припадки, которые, в свою очередь, провоцируют повторяющиеся стереотипные ночные кошмары. Поражение лобных лимбических областей приводит к способности видеть сны чрезмерно, всю ночь напролет. Но больные при этом теряют способность отличать сновидения от реальности. Это состояние иллюстрирует следующая беседа с пациенткой:

После нескольких лет исследований коллекция Солмса включала в себя 110 пациентов, у которых быстрый сон не изменился с физиологической точки зрения, но которые не могли сообщить о сновидениях[138]. В случаях синдрома Шарко — Вильбранда у пациентов отмечались затруднения распознавания визуальных сцен и объектов (зрительная агнозия) и потеря способности воображать или мечтать в визуальных образах.

Этот синдром, наблюдаемый у пациентов с тромбозами и зафиксированный в новаторских описаниях Жан-Мартена Шарко в 1883 году и Германа Вильбранда в 1887 году, связан с височно-затылочным повреждением и сохранением фазы быстрого сна. Эти пациенты не способны сообщать о мыслях и образах, даже если их разбудили посреди эпизода быстрого сна. Для них сны заменяются глубоким бессознательным состоянием.

Нейропатологические исследования с использованием томографии и гистологии выявили нечто впечатляющее. Поражения головного мозга при всем их многообразии можно разделить на два основных типа. Первые связаны с областью соединения теменной, височной и затылочной областей коры, известной своим участием в зрительной, слуховой, тактильной и семантической обработке данных.

Вторые связаны с аксонами и клеточными телами нейронов, производящих дофамин и расположенных в небольшой области в глубине мозга — вентральной области покрышки. Дофаминергические нейроны в этой области распределяют свои аксоны по обширным участкам мозга и в основном отвечают за нейрохимическую передачу сигналов, которая позволяет животным избегать боли и искать удовольствия.

Недавние исследования грызунов показали, что приобретение, обработка и восстановление воспоминаний важны для выживания животного, зависят от взаимодействия между ВОП, гиппокампом и префронтальной корой.

Повреждение ВОП или ее аксональных проекций полностью устраняет сновидения, не влияя при этом на фазу быстрого сна. Эти поражения сопровождаются потерей мотивации, отсутствием удовольствия и снижением направленности сознания в бодрствующем состоянии. Это происходит потому, что ВОП — жизненно важная часть системы наказания и вознаграждения в мозге.

Она позволяет нам стремиться к цели, избегать неприятных раздражителей, удовлетворять либидо и учиться на положительном и отрицательном опыте. Она обеспечивает возможность иметь и удовлетворять желания, обманывать ожидания и имеет решающее значение для выражения инстинкта, благодаря которому мы изо всех сил боремся за жизнь даже в безнадежных ситуациях.

Формирование памяти — избирательный процесс. Случайность вознаграждения (правило, по которому поведение приводит к положительному подкреплению) определяет, какие воспоминания будут сохранены, а какие — забыты. Сон играет фундаментальную роль в долговременном сохранении информации, будучи особенно полезным воспоминаниям, которые связаны с вознаграждением. Ключ к консолидации памяти во время сна — реактивация недавно систематизированных представлений, в которой, по-видимому, участвуют дофаминергические нейроны.

Чтобы исследовать когнитивные эффекты активации дофаминовых рецепторов во время сна, команда Яна Борна научила участников эксперимента связывать визуальные образы с крупными или мелкими вознаграждениями. Во время последующего сна ученые вводили экспериментальной группе вещество, способное активировать дофаминовый рецептор. Сутки спустя участников эксперимента протестировали на предмет выделения ранее просмотренных сцен при смешивании с новыми сценами — для выполнения этой задачи требуется, чтобы гиппокамп был не поврежден.

При получении плацебо участники намного лучше запоминали образы, связанные с крупными наградами. Однако при активировании дофаминового рецептора явных различий между изображениями, связанными с большим или маленьким вознаграждением, не было — они не демонстрировали, из-за чего возникал дефицит обучения. Результаты подтвердили идею, что предпочтительная консолидация воспоминаний, связанных с крупным вознаграждением, включает избирательную дофаминергическую активацию гиппокампа.

Таким образом был найден ответ на нестандартный вопрос Марка Солмса. Он перерыл свой стог сена и нашел иголку. Она оказалась настолько острой, что проткнула чрезмерно надутый шар антифрейдистских теорий, приравнивавших сновидения к быстрому сну.

Открытие автономии сновидений по отношению к быстрому сну — несмотря на роль дофамина в происхождении того и другого — завершило долгий путь гипотезы, которую интуитивно высказали еще в конце XIX века. Ее никак не удавалось подтвердить, поскольку химические и анатомические механизмы быстрого сна и сновидений были еще совершенно не известны.

Утверждение Фрейда, что желание — двигатель сновидений, гораздо больше основано на фактах, чем хотели бы признать его критики. Хирургическая точность гипотезы, вероятно, была отчасти заслонена ее напускной отвлеченностью. Поэтому и потребовалось 100 лет накопления знаний о нейронных механизмах мотивации, прежде чем эта фраза обрела биологический смысл.

Проницательное клиническое наблюдение Фрейда, сделанное на основании простого анализа поведения и воспоминаний пациентов, показало вероятность существования механизмов, которые Солмс столетие спустя наконец-то смог идентифицировать. Сновидение «является» желанием, потому что они оба — быстрый сон и сновидение — «являются» дофамином.

Этот вывод тесно связан с тем, что дофамин необходим для возникновения быстрого сна. Участие дофаминергической системы вознаграждения — это серьезное опровержение нападок Карла Поппера на Фрейда: психоаналитическая теория определенно поддается проверке.

Ряд антифрейдистских аргументов, которые с научным лоском повторялись на протяжении ХХ века подобно крылатым фразам, разбился об эмпирические открытия Солмса. И стало невозможно приуменьшать богатое и интригующее значение снов, выдавая их за бесполезный побочный эффект быстрого сна. Кроме того, теперь было невозможно считать, что сны представляют собой просто случайную последовательность образов.

Факты указывают на то, что она организована дофаминергической системой вознаграждения и наказания — процессом, способным пробовать, оценивать и выбирать адаптивное поведение, не подвергая при этом организм риску, поскольку все моделируется в безопасной среде собственного сознания.

Эта теория позволяет нам лучше понять, откуда берется субъективное качество снов — они ведь всегда связаны с людьми и вещами, взаимодействующими в сложных сценариях, а не с составными частями этих представлений. Никто не видит сны о цвете без формы, абстрактных углах, контрасте и больше ни о чем. Сны куда сложнее. Из этого следует, что субъективное переживание сновидения нельзя объяснить просто активацией первичной зрительной коры, первой части коры головного мозга, получающей зрительные стимулы и обрабатывающей основные свойства изображения, такие как пространственное положение, контраст по яркости, ориентация объекта и углы.

Визуальный компонент, главный для большинства людей, может создавать невероятно красивые субъективные переживания с завораживающими цветами и движениями. Однако, несмотря на гегемонию зрения, сновидения могут содержать психические переживания, связанные со всеми органами чувств, разным образом скомбинированные в соответствии с правилами, которые еще мало изучены.

Слуховые, вкусовые, тактильные и обонятельные сновидения существуют и запоминаются — будто изумление от сновидения оказывается сильнее, если оно в темноте вторгается на территорию сенсоров. Бывают сны, для которых характерно сильное ощущение движения, связанное с двигательным представлением и отвечающим за равновесие вестибулярным аппаратом. Способность отражать все аспекты бодрствования превращает сновидение в сбивающее с толку подобие реальности.

В типичном сновидении части тела обычно не представляются автономными и не играют ведущую роль: мало кому снятся отдельно лоб, нос, губы или локти. Нам почти всегда снятся целые объекты, будь то люди, животные или вещи, даже если они иногда объединены в химеры и содержат фрагменты, заимствованные из образа какого-то другого объекта, или разделены каким-то драматичным событием в самом нарративе.

Если сильная электрическая реверберация во время быстрого сна — главная причина яркости сновидений, то ее возникновение в нескольких разных областях коры, участвующих в сложном воспроизведении зрительных объектов, объясняет такое же сложное качество образов сновидения. Сон показывает не все возможные, а только самые сложные уровни чувственной репрезентации.

Штаб-квартира сновидений — это наиболее удаленные от сенсорной и двигательной периферии области мозга. Следовательно, они способны лучше ассоциировать и интегрировать фрагменты информации, поступающей от органов чувств. Эти области включают в себя обширные мультисенсорные участки коры головного мозга, а также сложную подкорковую систему из гиппокампа и миндалевидного тела, участвующую, соответственно, в приобретении декларативных воспоминаний и их восприятии как вознаграждения или наказания.

Во время быстрого сна активируется столько областей, что удобнее представлять их большой сложной мозговой цепью. Что любопытно: она пересекается с так называемой сетью пассивного режима (СПР) работы мозга. У людей с повреждением медиальной префронтальной коры, очень важной области СПР, серьезно нарушена способность видеть сны.

Эта сеть была открыта в 2001 году командой американского невролога Маркуса Райхла из Вашингтонского университета в Сент-Луисе. Первоначально ее описали как совокупность областей, которые снижают активность во время выполнения задач, направленных на достижение определенных целей, но активизируются, когда мозг «отдыхает», подобно двигателю автомобиля на нейтральной передаче.

Во время бодрствования СПР активируется в том случае, если человек ни о чем сосредоточенно не думает. Во сне эффект зависит от его фазы, так как активность СПР снижается во время медленного сна и увеличивается во время быстрого. Активность в структурах СПР во время быстрого сна чередуется с активностью в участках коры, которые отвечают за обработку нервных импульсов от органов чувств.

Подобные паттерны активности СПР, ослабленные и частичные, наблюдаются и во время мечтаний бодрствующего разума. Эти успехи за последнее десятилетие заставляют взглянуть по-новому на главу 2, стих 58 «Бхагавад-гиты», шедевра ведической литературы V–II веков до н. э. (в разгар осевого времени): «Кто способен отвлечь все свои чувства от объектов чувств, как черепаха втягивает члены в панцирь, тот в мудрости стоек»[139]. Когда мы отключаем свои чувства, чтобы увидеть сон, в нашем мозге активируется СПР.

Так можно ли ожидать, что фармакологические индукторы сновидений, такие как аяуаска или ЛСД[140], будут повышать активность СПР? Этот вопрос побудил нейробиолога Фернанду Палхано, в то время студентку докторантуры в лаборатории Драулио де Араужо, исследовать методом функционального магнитного резонанса людей, находящихся в покое под влиянием аяуаски.

Данные, опубликованные в 2015 году в журнале PLOS One, были довольно четкими: пока испытуемые бодрствовали под воздействием аяуаски, активность СПР снижалась, как и сила функциональных связей между составляющими ее областями. Я участвовал в этом исследовании как ученый и был весьма удивлен этим результатом.

Но четыре месяца спустя почти идентичный вывод опубликовал журнал PNAS. Исследования проводила британская команда в составе Робина Кархарта-Харриса, Дэвида Натта и великого пионера психоделической неврологии леди Аманды Фейлдинг. Примерно через год те же ученые продемонстрировали аналогичный феномен и на ЛСД. Что любопытно: ослабление СПР положительно коррелировало с сокращением «путешествий во времени», совершаемых сознанием. Араужо и Палхано полагали, что ключ к пониманию этого очевидного парадокса — сравнение с медитативными состояниями, в которых также наблюдается снижение активности СПР.

По словам далай-ламы, «один из видов медитации» заключается в том, чтобы «отпускать любые мысли, которые приходят и уходят. Что бы ни пришло, пусть придет и уйдет. Никогда не пытайтесь их удержать. Благодаря этой практике мысль автоматически слабеет, слабеет, слабеет. Затем, в конце концов, происходит своего рода ее прекращение».

Уменьшение активности СПР во время медитации было связано со снижением мечтательности наяву. Это не относится к психоделикам, поскольку их потребители со стажем мечтают больше, а не меньше. С другой стороны, осознание грез наяву меняется в обоих состояниях. Активность СПР возрастает в период мечтания, но снижается при осознании того, что разум грезит, как в случае с психоделическими переживаниями.

Опыт сновидения, похоже, теснее связан с путешествием в автобиографическом времени, чем с психоделическим или медитативным опытом. Создается впечатление, что такое созерцание ведет к смене угла зрения, смещению перспективы от действующего лица к внимательному зрителю, что отличается от переживаемого при сновидении.

Тот факт, что порождение сновидений зависит от системы наказания и вознаграждения, подтверждает предположение, что сновидения — это симуляция ситуаций, значимых для сновидца. Видеть во сне завоевание объекта желания — важный аспект сновидческой жизни с самого раннего детства, что ясно иллюстрируется фрустрированным сном о том, как мне подарили трехколесный велосипед (я рассказывал об этом в главе 5), или простым, счастливым сном мальчика Дина в ванной (из той же главы).

Оба сна — совершенно четкие примеры фрейдистской концепции исполнения желаний, когда вся ткань нарратива сновидения представляет собой получение некоторого вознаграждения. Однако большинство снов характеризуются неудовлетворенным стремлением исполнить наши желания, в которых симуляция поиска целей происходит посредством неполных, незаконченных, и, что важнее всего, безуспешных попыток.

Примечательно появление в нарративах сновидений фрустрированных желаний, например: в снах о нападении на холодильник у людей, сидящих на диете, или об употреблении наркотиков у тех, кто находится в состоянии абстиненции, или о свободе у тех, кто сидит в тюрьме.

Воображая себя персонажем возможного будущего события, вы можете спланировать эффективные действия на этот случай. Эксперименты, проведенные разными исследователями, в частности психологом Дэниелом Шектером и его командой из Гарвардского университета, показали: способность представлять себе будущее тесно связана со способностью вспоминать прошлое. Это открытие восходит к началу 1980-х годов. Тогда Шектер, защитивший докторскую диссертацию в Университете Торонто под руководством эстонско-канадского психолога Энделя Тульвинга, провел исследование эпизодических воспоминаний у пациентов с амнезией и повреждением головного мозга.

Однажды на психологическое обследование явился страдающий полной амнезией пациент К. С. У него было обширное поражение височной и лобной долей: полностью отсутствовала эпизодическая память, он не мог вспомнить ни одно событие, которое произошло в конкретное время и в конкретном месте. К удивлению Тульвинга и Шектера, К. С. оказался неспособен представить и будущее тоже:

Случай неврологического пациента К. С. стал первым в серии подобных случаев, которые несколько удивили — они противоречили широко распространенному мнению, что прошлое и будущее противоположны. Еще больший сюрприз принесло первое фМРТ-исследование мозга, которое сравнивало решение задач по представлению будущего и вспоминанию прошлого. Дэн Шектер и Донна Аддис опубликовали результаты опыта в 2007 году.

Стало ясно, что оба эти процесса протекают практически в одних и тех же областях мозга: гиппокампе, предклинье, ретроспленальной коре, латеральной височной коре, латеральной теменной коре и медиальной префронтальной коре. Вот почему у пациентов с поражениями этих областей наблюдается дефицит как эпизодической памяти, так и воображения будущих ситуаций.

В принципе, этот процесс моделирования не должен быть сознательным, чтобы вызвать адаптационные изменения в поведении. В какой-то момент эволюции млекопитающих, может быть 200 миллионов лет назад, сновидение стало предметом положительного естественного отбора как бессознательное перепрограммирование воспоминаний, биологический механизм, способный повторно активировать, усиливать и редактировать воспоминания, чтобы затем проверять их в условиях достаточно надежной симуляции реальности.

Гораздо позже, теперь уже в линии наших говорящих предков-гоминидов, эволюция стала еще больше благоприятствовать способности видеть сны из-за влияния ее сознательного вербального воспроизведения на события в реальной жизни не только сновидца, но и всей родственной группы, которая прислушивается к постоянно обновляемому утреннему нарративу.

В относительной монотонности палеолита, с рутинной добычей острых колотых камней и затянувшимся потоком миграции и охоты, рассказы о сновидениях наверняка были одним из самых вдохновляющих и долгожданных моментов повседневной жизни, наполненных надеждой и страхом одновременно. Существует бесчисленное множество культур, в которых выискивают сны-откровения или целительные сны и слушаются их, формируя определенные ожидания во всей общине сновидца.

Коллективный императив общества, верящего в полезность снов, безусловно, способствует их запоминанию и толкованию. По словам лидера коренного населения Бразилии и писателя Айлтона Кренака, «сон — это институт. И туда допускают сновидцев».

Большая задержка урбанистической и технологической цивилизации в признании того, что сны связаны с адаптацией — то есть облегчают приспособление индивидуума, — результат того, что мы забываем об искусстве сновидения, а наука медлит с серьезным изучением предмета. Только в 2010 году Стикголд и его группа количественно продемонстрировали, что сны о новой задаче коррелируют с ее более успешным последующим выполнением.

Участники исследовали виртуальный лабиринт, а ученые засекали время, затраченное на его прохождение. Далее одна половина участников заснула, а другая осталась бодрствовать. Каждую из групп разделили еще — в зависимости от наличия или отсутствия у них мысленных образов, связанных с лабиринтом. Через 5 часов каждый участник снова прошел лабиринт. Время, которое им потребовалось для выполнения задания на этот раз, сравнили с предыдущим показателем.

Среди тех участников эксперимента, которые не спали, эффективность повысилась несущественно. На нее не влияло содержание образов в их мыслях, то есть независимо от того, появлялись ли образы, связанные с игрой, спонтанно или нет, это не имело значения для результатов.

Однако для тех, кто спал, содержание образов имело большое значение. Те, кто увидел во сне нечто, связанное с ориентированием в лабиринте, во второй раз нашли выход из него гораздо быстрее. И наоборот — те, кто не сообщил о каких-либо снах, связанных с заданием, не улучшили своих результатов.

Этот эксперимент был первой демонстрацией того, что адаптации к окружающей среде способствует фактическое содержание сновидений, а не только время, проведенное в фазе быстрого сна. Знали ли об этом шаманы и психоаналитики с самого начала?

В жизни, чтобы вспомнить сон, требуется гораздо больше, чем просто желание. Во время быстрого сна уровень норадреналина в головном мозге практически равен нулю. Этот нейромедиатор усиливает произвольное извлечение воспоминаний. Неудивительно, что, просыпаясь от быстрого сна, мы с большим трудом вспоминаем, что нам снилось. Мы живем в обществе, которое ничего не ждет от снов, но и ничего им не дает, поэтому мы встаем с постели уже с чувством потребности удовлетворить свои желания — сходить в туалет или выпить кофе.

Мы теряем нить воспоминаний о ночных сновидениях и сразу начинаем думать о том, что предстоит: строим проекцию на будущее, мысленно продумывая, что нужно сделать этим новым днем. Воспоминания, которые используются для моделирования наших планов, подкрепляются высвобождением норадреналина. Он непосредственно участвует в процессе концентрации внимания на сенсорных раздражителях, которые бомбардируют нас во время бодрствования.

Итак, возможность спасти сновидение исчезает на пути от кровати до ванной. К тому времени, когда мы добираемся до зубной пасты, — через несколько минут — шанс вспомнить последний утренний сон уже полностью упущен.

Сновидение — это физиологический конструкт, специфическая траектория мнемонических активаций, твердо направляемая компасом желания, но не всегда способная произвести цепочку ярких, подвижных или красивых образов. Каждое сновидение само по себе испытание, возможность воспроизведения образов.

Они могут потерпеть неудачу на первом образе, споткнуться на первой сцене или продолжаться в динамическом процессе производства. Спектр значений содержит огромное количество вариаций — от сна с несовершенными и унылыми образами, танца теней, распадающегося на болезненные ассоциации, способные вызвать шок, грусть или сожаление, до переплетения сюжетов, глубоко резонирующих с эмоциями сновидца наяву. Они полны деталей, трогательно сцепляющихся друг с другом в правдоподобной композиции о внутренней жизни автора.

Иногда спящий прерывает сон. То ли для того, чтобы заняться ребенком, то ли для похода в туалет или на кухню. Онейрический нарратив иногда после возобновляется, будто человек возвращается к роману — длинной, сложной, взаимообусловленной последовательностью сцен, отмеченных действиями взаимосвязанных персонажей, каждый со своей миссией и целями. В этих случаях становится очевидным наличие согласованности и организации между разрозненными частями сна, а также внутренней памяти опыта. Конец сновидения может относиться к намерениям, которые были определены с начала сна.

Вполне обычное явление — возобновление нити сна — указывает на то, что он в значительной степени не случаен и обладает движущими эмоциями, неизменными от одного момента к другому. Хорошо сформированный сон — точная имитация успешного поиска первоначально желаемой награды или успешного бегства от первоначально пугающего наказания, без всякого забвения по пути, без потери контроля над волей, без ослабления желания или страха в любой точке траектории.

Героическая и трагическая история племени лакота — пронзительный пример важности осознанных снов. Лакота восходят к IX веку, когда они, строители земляных курганов для погребения и проживания, поселились в долинах рек Миссисипи и Огайо. В XVI–XVII веках племя двинулось в сторону больших прерий между рекой Миссури и Скалистыми горами — огромного коридора от Канады до Мексики, полного бизонов.

На юге господствовали апачи, навахо и команчи; на севере яростно делили территорию сиу, шайенны, арапахо, кроу, кри, кайова, пауни и другие племена. Все они заключали союзы или воевали друг с другом, а больше всего — против белых захватчиков: французов, испанцев, англичан и, наконец, граждан США. Хаос культурного истощения постепенно уничтожил большую часть огромного индейского населения к северу от Рио-Гранде.

Долгое время заметными исключениями из этого правила были индейские народы, научившиеся верховой езде и имевшие конных воинов, сравнимых с гуннами или монголами: апачи, команчи и сиу. Последнее слово было уничижительным, означало «маленькая змея» или «враг» и употреблялось белыми или другими индейскими группами для обозначения лакота и их близких родственников, дакота и накота.

В первой половине XIX века лакота захватили большую часть центрального коридора Великих равнин. Их жизнью, с боевым искусством и кодексом чести, с характерными молниеносными атаками с целью угона лошадей и снятия скальпов, руководили воины, которые часто были членами тайных обществ и исповедовали религиозные верования, предполагавшие болезненные жертвоприношения ради онейрических видений.

Война с правительством США началась в 1854 году в Форт-Ларами. Прошло всего три года после того, как восемь коренных народов подписали договор об уступке земли. Правительство использовало меньшинство вождей старшего возраста, среди которых был почтенный Медведь-Завоеватель, и попыталось узаконить демаркацию земель, ущемлявшую интересы лакота и шайеннов. Эти племена никогда не признавали землями кроу территории, отошедшие им по этому договору, — обширный участок земли, включающий долину реки Литтл-Бигхорн.

Сдерживаемая напряженность между лакота и белыми взорвалась, когда индеец убил корову, принадлежащую поселенцу. Лейтенант Джон Граттан с 29 солдатами ворвался на стоянку тысячи индейцев и потребовал выдать виновника смерти животного. Медведь-Завоеватель попытался усмирить разъяренных солдат, но его застрелили одним из первых. Агрессия выплеснулась наружу — и через несколько минут был перебит весь взвод.

Убийство Граттана и его солдат вошло в историю как первый открытый конфликт лакота с армией США. Скорее всего, это также был первый случай, когда могущественный воин Красное Облако убил белого человека. Кроме того, это было страшное боевое крещение для застенчивого мальчика по имени Дикая Прерия, который наблюдал за всем, широко раскрыв глаза. Ему было суждено сыграть решающую роль в этой войне.

В последующие недели войска варварски мстили, нанося еще более глубокие душевные раны светлокожему кудрявому маленькому мальчику, пока он, наконец, не сделал свой очень личный выбор: путь отмщения. Отец Дикой Прерии отвел его к священной реке, и он совершил четырехдневное духовное путешествие, постясь на вершине скалы в поисках видения собственной судьбы.

Ему приснился воин верхом на лошади, выходящей из озера, как будто она плыла. На воине была простая одежда, на лице не было краски, а из украшений — только перо в волосах и коричневый камешек за ухом. Он прошел сквозь град пуль и стрел целым и невредимым, но затем его поглотила буря, и люди подняли руки, чтобы удержать его. В конце сна воин выбрался из бури, но в него ударила молния, на тело просыпался град, а молния чиркнула по лицу.

Черный Лось рассказал, что его двоюродный брат Дикая Прерия

Отец Дикой Прерии интерпретировал невероятное видение мальчика как свидетельство: ребенок вырастет великим воином, неуязвимым для стрел и пуль. Для этого надо избегать украшений, стремиться к простоте и ничего не брать у своего народа, не желая награды за воинскую доблесть.

Когда Дикая Прерия вернулся, чтобы возглавить свой народ, он взял имя Бешеный Конь. В последующие годы он рос и креп, пока не стал одним из самых надежных предводителей сопротивления войскам в северных прериях. Готовясь к битве, он покрывал тело белыми точками, похожими на град, а на щеке рисовал молнию. В знак смирения и преданности он никогда не носил головной убор — только одно перо.

Со временем Бешеный Конь стал правой рукой Красного Облака и играл ведущую роль в основных сражениях между лакота и множеством гражданских и военных захватчиков. Обуреваемый сильными чувствами, Бешеный Конь стал худшим кошмаром белых людей.

Все, что отмечалось выше, информирует читателя о ряде разных точек зрения, способных помочь в толковании сновидений. Невозможно и нежелательно просто сводить сновидения к биологическим механизмам, таким как электрическая реверберация. При расшифровке приснившихся символов важно помнить, что их генерирует повышенный уровень электрической активности во время быстрого сна, но управляют ими ожидания и желания человека, когда реактивируются сенсорные и моторные ощущения.

Кроме того, мы должны помнить, что нарративы сновидений записываются в банк памяти через экспрессию генов, запускаемую быстрым сном. Эти уровни, независимые сами по себе, но объединенные друг с другом причинно-следственными связями, в перспективе становится легче осознать, так как для объяснения мотивации сновидения необходимо понимать субъективный контекст человека в настоящее время. Только в нем возможно толкование сновидения.

Символы обычно имеют очень личный смысл, который формируется сетями ассоциаций, объединяющими значения на основе концептуального или фонетического сходства, через отдельные многозначные символы, не поддающиеся расшифровке с помощью ключей, общих для разных людей или культур. Сон — очень личная вещь, связанная с сознанием.

Хорошая иллюстрация ловушек в толковании снов, когда неверно расшифрованное предсказание может привести к неправильным выводам и катастрофическим результатам, — двусмысленный сон из нашей истории.

В I веке до н. э. Помпей Великий был могущественным полководцем и римским консулом. Он построил для народа впечатляющий новый театр, и римский биограф Плутарх сравнивал Помпея с Александром Великим. В 59 году до н. э. Помпей заключил союз с многообещающим политиком и военачальником Юлием Цезарем и женился на его дочери Юлии. Сначала тесть и зять помогали друг другу, но с течением времени власть Цезаря росла, а власть Помпея слабела, и два лидера разошлись. Неожиданная смерть Юлии разорвала ту небольшую связь, что еще оставалась между военачальниками.

Помпей объединился с консервативными сенаторами против популиста Цезаря, и начала назревать гражданская война. Когда Цезарь перешел Рубикон и двинулся на Рим, Помпей бежал со своими войсками в Македонию. Однако через год Юлий Цезарь пересек Адриатическое море и догнал беглецов в центральной Греции, недалеко от горы Олимп.

С вершины широкого холма 45 тысяч солдат Помпея — отдохнувшие, хорошо экипированные и сытые — смотрели на равнину. Там находились 22 тысячи солдат Юлия Цезаря, голодных и уставших после долгого пути. Помпей надеялся все-таки избежать открытого сражения и заморить врага голодом.

Яркое видение во сне в ночь перед решающей битвой заставило задуматься опытного военачальника. Ему приснилось, что он в театре, который построил в Риме, и под овацию подносит военные трофеи Венере, богине победы. Сон, судя по всему, предсказывал блестящую победу, но Помпей спал беспокойно. Разве род Юлия Цезаря происходил (как утверждалось) не от самой Венеры? Могут военные трофеи означать, что сновидец не завоюет их в битвах, а вот-вот потеряет навсегда?

Когда рассвело, Помпей так и не понял, был ли сон божественным предзнаменованием или предупреждением и не решился отдать приказ войску. Боя почти не было: Юлий Цезарь, осознавая численное преимущество противника, начал отводить войска. Однако жребий был брошен, по крайней мере в сердцах и умах сторонников Помпея — они уже с наслаждением делили должности в республике.

Стремясь к военным трофеям и опьяненные слепой уверенностью в численном превосходстве, они подтолкнули Помпея наступать. Его люди внезапно покинули стратегические позиции на холме и бросились в атаку, но, несмотря на то что у них было вдвое больше пехоты и в семь раз — кавалерии, они потерпели сокрушительное поражение от закаленных ветеранов Цезаря.

Помпей в панике бросил своих воинов и в чужой одежде бежал на корабле. Когда он высадился в Александрии, его зарезали римский центурион и агенты египетского царя Птолемея XIII, который стремился угодить победившей стороне. Прибыв в Александрию, Цезарь получил голову своего бывшего зятя в мешке.

Вопреки ожиданиям египетского правителя, римлянин отказался даже заглянуть в мешок и приказал казнить виновных в преступлении. Затем он сверг Птолемея XIII, а Клеопатра, его сестра, родила от Цезаря сына. Он приказал похоронить голову Помпея у храма богини Немезиды, отвечавшей за наказание гордыни, вернулся в Рим и стал диктатором — взял абсолютную власть. Это было начало конца Римской республики.