Эта шифрограмма легла на рабочий стол подполковника Киселева в 14.05.
До этого она прошла обычный путь, какой проходят документы, помеченные кодом «А-02». Именно так обозначалась информация, полученная оперативным способом со Старой площади…
Документ «А-02» был прошит в четырех местах специальными нитками. Как-то заинтригованный Киселев попытался узнать, откуда берутся эти нитки, — его поразили их свойства: они не размокали в воде, очень плохо горели (точнее, тлели), были невесомы и прочны, словно сделаны из спецстали. Узнать удалось лишь то, что это — один из вариантов волокнистых материалов, применяемых в космической промышленности. Услышав про космос, а докладывал шефу помощник, Киселев шутливо поднял руки и сказал:
— Ну, раз это от Бога, сдаюсь!
Итак, документ «А-02» лежал на столе Киселева, пройдя обычный путь — отдел проверки на подлинность информации, отдел расшифровки, отдел спецкопирования и отдел утверждения, где и решали, кому можно показывать документ, а кому — нет…
Подполковник Киселев обладал таким правом. Потому что был одним из двух заместителей начальника Центра стратегического анализа ГРУ.
Центр стратегического анализа ГРУ (сокращенно — ЦСА) впрямую не подчинялся верхушке ГРУ, и это особенно ценилось при всевозможных проверках. Будучи организацией за семью печатями, ГРУ не любило распространяться о своей работе. А о деятельности, функциях и возможностях ЦСА и вовсе знали единицы. Это было предметом особой гордости Киселева. Он с детства мечтал стать контрразведчиком, но никогда не предполагал, что главным его оружием станут обычные очки, а профессиональной болезнью — геморрой…
И вот теперь перед ним лежал очередной «документ», с которым Киселев по долгу службы (та самая, которая «опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна») должен был ознакомиться.
Но едва подполковник раскрыл «А-02», он тут же понял, что жизнь дала ему шанс. Шанс! Тот самый — один из миллиона…
— Меня ни для кого нет, — коротко приказал Киселев по селектору.
— Даже для жены? — вежливо уточнил помощник, выдержав положенную почтительную паузу.
— Да.
— Слушаюсь!
— И еще… — Киселев забарабанил костяшками пальцев по столу. Стол был очень дорогой, как и все остальное в его кабинете. Подполковник обожал роскошь и не скрывал этого. По ЦСА ходили анекдоты, что Киселев вывез свою обстановку из Кремля, когда рассвирепевший в очередной раз Президент приказал вышвырнуть «кабинет Ленина» на улицу:
— И чтобы духу его здесь не было!
— Борис Николаевич, а вдруг народ… — начал было робко комендант Кремля, но окающий рык властно перебил его:
— Россияне меня поймут! Развели тут, понимаешь!
Все эти разговоры, естественно, в кратчайшие сроки легли на стол Киселева («документ А-001» согласно общему регистру ЦСА). Но перехватить ленинское «наследие» не удалось — бойкие коммунисты свезли казенную мебель в Горки. А брать оттуда было как-то неловко…
Однако слухи о всемогуществе Киселева ходили, и он их старательно поддерживал.
Шифрограмма «А-02» представляла собой подробный разговор (с предполагаемыми интонационными паузами и прочими психологическими штучками-дрючками, что позволяло яснее представить, что на самом деле происходило в одном из кабинетов Старой площади) двух известных людей: одного из заместителей главы президентской администрации господина Шахова и Дроздова, назвать которого «господином» просто не поворачивался язык.
Обоих Киселев знал. И знал не понаслышке…
операторы: Рябов
Стасова
Рубинчик
время……………………………………..
дата………………………………………
подпись……………………………………
Дроздов: Здравствуйте.
Шахов: Когда-то мы были на «ты», здравствуй.
Дроздов: Хорошо. Я приветствую тебя.
Шахов: Давай сразу к делу. Есть проблемы?
Дроздов: Есть.
Шахов: Выкладывай. Готов помочь.
Дроздов: А вот этого лучше не надо.
Шахов: Не понял?
Дроздов: Так уж и не понял?
Шахов: Говори яснее. Что за глупая привычка!
Дроздов: Не раздражайся. Дойдем и до привычек…
Шахов: Ого-го! Это становится интересным.
Дроздов: Интересного здесь мало. Кто велел взорвать терминал?
Шахов: Какой терминал?
Дроздов: Не стоит притворяться. Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь.
Шахов: Забавно!
Дроздов: Не ерничай…
Шахов: А ну тихо! Не забывай, куда пришел и с кем говоришь!
Дроздов: Вот это уже лучше. Это по-мужски.
Шахов: Что по-мужски? Ты можешь говорить без загадок, без намеков, без всей этой глупости?
Дроздов: Без глупости? Согласен! Тогда слушай… Значит, ты ничего не знаешь и к взрыву терминала не имеешь никакого отношения?
Шахов: О Господи! О каком терминале идет речь, ты нормальным русским языком расскажи!
Дроздов: Алтуфьевский терминал. Нового строящегося аэропорта. Теперь понятно?
Шахов: Ты с ума сошел!
Дроздов: Да нет, сошел кто-то другой…
Шахов: Когда это случилось?
Дроздов: Вчера.
Шахов: Подробности? Да не тяни ты резину, говори!
Дроздов: Кто-то пробрался на территорию и взорвал двести бочек с горючим. Мы это расцениваем как диверсию. А я…
Шахов: Что же ты замолчал?
Дроздов: Сейчас скажу… А я думаю, что это твоих рук дело!
Шахов: Дроздов, ты или с бодуна, или тебе баба отказала? Какого х… ты порешь такую чушь?!
Дроздов: Первый раз слышу, как ругаются представители высшего эшелона власти. Даже хочется похлопать…
Шахов: Да пошел ты!..
Дроздов: Я уйду. Я еще дальше уйду. Когда время настанет. Значит, чушь, говоришь? Ну-ну. А пожар ты видел? А как люки на сто метров вверх летели? А как стекла в Бибиреве лопались, не слышал?..
Шахов: Успокойся!
Дроздов: Я спокоен. Я совершенно спокоен. Жаль, что ты на меня вчера не напоролся.
Шахов: Не гордись. Сядь! Да сядь, тебе говорят! Почему ты думаешь, что это сделал я? Тьфу, черт! Да об этом даже подумать смешно! Зачем? В чем смысл?..
Дроздов: Смысл?
Шахов: Да! Да! Да! Да!
Дроздов: Не будь бабой!.. Все. Говорим спокойно. Что-то мы оба горячимся.
Шахов: Согласен. Выпьешь?
Дроздов: Что у тебя?
Шахов: Что хочешь… Есть «кьянти».
Дроздов: Давай лучше водки.
Шахов: Какой тебе?
Дроздов: Любой. Нет, лучше «Сибирской». Откуда она у тебя? Я уже сто лет такой не видел.
Шахов: А… Не помню. Подарил кто-то. Ну, вздрогнули!
Дроздов: Горячая, зараза!
Шахов: В первый раз.
Дроздов: А теперь давай спокойно все с самого начала. Что ты хочешь?
Шахов: Опять двадцать пять! Я НИЧЕГО ОТ ТЕБЯ НЕ ХОЧУ!
Дроздов: Не кричи! Секретарь услышит…
Шахов: Черт с ним. Тут похитрее «уши» есть.
Дроздов: Понял… Может быть, на свежем воздухе продолжим?
Шахов: Захотят, и под землей отыщут. Сейчас такие мастера появились… Ладно, не будем о страшном. Еще раз спрашиваю, неужели ты серьезно думаешь, что я как-то на тебя стал давить?
Дроздов: Думаю. А порой — просто уверен.
Шахов: Бред! Зачем?
Дроздов: А затем… Чем выше лезет человек, тем чище хочет быть. Знаешь такую народную мудрость?
Шахов: Что ты этим хочешь сказать?
Дроздов: Только то, что сказал.
Шахов: Раз начал — продолжай.
Дроздов: Ты сейчас высоко взлетел…
Шахов: Есть и другие «птицы». Мощнее.
Дроздов: Я не об этих. Все эти отставные генералы и младшие научные сотрудники — лишь ширма, и ты это прекрасно знаешь Главные всегда остаются в тени.
Шахов: Я вижу, ты стал разбираться в политике. Поздравляю!
Дроздов: Ненавижу политику! И все дерьмо, которое рядом с ней плавает…
Шахов: Ты знаешь, я тоже.
Дроздов: Не уводи разговор в сторону. Я хочу сказать, что ты находишься рядом с главными. Рядом с центровыми. И поэтому я здесь.
Шахов: Неважно, где я нахожусь. Что дальше?
Дроздов: Я хочу тебе намекнуть. Именно намекнуть, а не предупредить. Зачем этот взрыв, я понял сразу. И кто его сделал. Не хочешь признаваться, не надо. Я на это и не рассчитываю. Но говорю, что меня так просто не уберешь, а уж тем более не испугаешь, как бы парадоксально это ни звучало!
Шахов: Ну-ну!
Дроздов: Конечно, я прекрасно понимаю, что сейчас в нашей сверхправой державе компроматы не работают. Раньше, во времена твердой власти, достаточно было намекнуть в соответствующие органы, и все — пиши пропало! А сейчас — шиш…
Шахов: Это точно.
Дроздов: Но все равно, компромат на тебя имеется. Я спрятал его в надежном месте, как это обычно говорят. Но он не для печати, так как я прекрасно понимаю, что в наших условиях это бесполезно.
Шахов: Мне кажется, ты сгущаешь краски.
Дроздов: Почему же? Летом за руку схватили слуг господина Чубайса, и никто не сел. Да что там! Все равно выбрали в президенты человека, который…
Шахов: Не забывайся!
Дроздов: Да… Действительно… Нашел кому говорить.
Шахов: Но если ты так уверен, что компроматы здесь не работают, то для чего он тебе? Я, конечно же, имею в виду теоретический компромат, потому что практического у тебя и быть-то не может…
Дроздов: Я его держу, потому что ты любишь свою жену!
Шахов: Что?!
Дроздов: Ты прекрасно понял меня. Когда она узнает, что делала команда «Спартак»…
Шахов: Заткнись!!!
На этом текст шифрограммы обрывался, и маленькая пометочка поясняла, что после последней фразы Шахова — «Заткнись!!!» — была неожиданно включена система АПУ (антипрослушивающих устройств). Судя по электротехническим данным, «система АПУ» была американского производства — видимо, одной из четырнадцати систем, закупленных и тайно установленных Службой безопасности на Старой площади.
Прочитав про «тайно установленные», Киселев не выдержал и улыбнулся. Ну, разве могут быть тайны от сексотов ЦСА!..
Но почти тотчас улыбка исчезла с его худого лица. В тексте было что-то, о чем он подумал поверхностно, на что не обратил должного внимания. Но что?
Ага! Вот оно. «Команда «Спартак».
Команда, команда. Не хоккей, естественно, и не футбол. Где же это встречалось? Причем встречалось только что…
Девушка!
Вздрогнув от предчувствия, Киселев рванул ручку тумбы стола. Разметал бумаги и прочий хлам, который накопился у него с начала года (в конце каждого года, 31 декабря, когда некоторые «идут в баню», он все выбрасывал, считая, что таким образом очищается от старых «дел и грехов»). Наконец рука нащупала титановую капсулу. Он достал ее, разъял и прочитал короткое слово, написанное по-латыни: «Спартак»…
Услышав про команду «Спартак», Шахов действительно включил систему АПУ, которая находилась в избранных кабинетах Старой площади. А кабинет Шахова был избранным. Вернее, он сам его таким сделал.
Некоторое время они сидели молча.
Слишком много скрывалось за этими простыми словами. Шахов и Дроздов могли вообще больше не говорить ни слова — все было ясно.
Ясно, что у Дроздова есть серьезный компромат. Очень серьезный. Может быть, самый серьезный. И еще ясно то, что он знает, кому именно направить его в том случае, если что-нибудь будет угрожать его жизни...
Шахов это понимал.
Как ясно и отчетливо представлял себе, что вот и настал тот самый день, когда его, Шахова, гения подковерной борьбы, одного из самых одаренных учеников «гнезда Чубайсова», загнали в угол. И кто загнал?
А главное — за что?!
Ну не взрывал он этот трижды неладный терминал, не желал он ничего дурного Дроздову. Не же-лал!
Психическое напряжение достигло пика, и неожиданно на ум пришли какие-то дикие дворовые куплеты из того самого детства, которое принято называть «счастливым и босоногим»:
Поработал я на власть,
Брежневу в угоду.
Как теперь я буду красть,
Выйдя на свободу?..
Странно, но эти бредовые строчки неожиданно помогли ему собраться — Шахов почувствовал, как ему становится лучше…
— Что?
— Ты что-то сказал? — повторил Дроздов.
— А… Нет.
— Мне послышалось. Похоже на стихи.
— Здесь акустика такая. Наверное, Пономарев поет, — усмехнулся Шахов.
— Кто это?
— Один кретин… Знаешь что, я не знаю, чем тебе поклясться, что моей вины во взрыве нет… — Шахов говорил с долгими паузами, как будто тщательно подбирал слова. — Давай мы сейчас спокойно разойдемся, а через некоторое время — оно мне нужно для того, чтобы я провел собственное расследование по твоей проблеме… — Шахов намеренно подчеркнул слово «твоей». — К тому же я плохо себя чувствую. Договорились?
Дроздов посмотрел на собеседника. Нехорошо посмотрел.
Со скрытой угрозой…
Наконец, выдавил:
— Помни, что я сказал насчет твоей жены.
— Оставь ее в покое! — взорвался Шахов и, вскочив, стал мерить кабинет длинными нервными шагами.
Дроздов усмехнулся.
Что же, можно считать, что основная цель визита была достигнута!
— Компромат остается в тайнике, пока я в целости и сохранности, — сказал Дроздов и вышел, не прощаясь…
Дальнейшие события, которые произошли в кабинете Шахова, показали, что дальновидный Дроздов просчитал все очень четко и логично.
Шахов выпил успокоительное, но так и не пришел в себя. Вновь принялся ходить по кабинету туда-сюда…
«Вот ведь гад. Вовремя про жену вспомнил. О, подлость человеческая! О, как я их всех ненавижу!»
Свою жену Шахов боготворил, и если бы она хоть что-нибудь узнала о команде «Спартак», то финал был бы предрешен — Шахов остался бы один.
Нет! Без Олечки ему не жить!
Он вызвал помощника и велел ему разыскать агента Моисея...
Секретный сотрудник спецслужб, проходящий по всем документам под обозначением «Моисей», был высоким, атлетически сложенным мужчиной неопределенного возраста.
Способность мимикрировать, пожалуй, была его основной отличительной чертой. Это был настоящий человек-хамелеон.
Именно ему Шахов поручил вести круглосуточное наблюдение за Дроздовым, снабдив всеми необходимыми для этого полномочиями.
— Я не буду говорить банальностей типа того, что он должен быть жив и невредим или ни один волос не должен упасть с его головы, — сказал в заключение инструктажа Шахов. — Это подразумевается точно так же, как наше с вами дыхание. Вы меня хорошо поняли?
Агент Моисей кивнул.
— Еще раз спрашиваю — хорошо поняли?
Агент кивнул второй раз.
Он так и не произнес ни единого слова. Где-то шестым чувством он ощущал, что наступит момент и ему придется Дроздова ликвидировать. Так было уже много раз.
А Моисей редко ошибался…
Дервиш остановил свою машину возле обычного дома из красного кирпича. За последние годы в Москве в основном строили только такие, и было непонятно — то ли это дань моде, то ли действительно мэр заботился о своих подопечных. Дервиш, например, считал, что такие дома воздвигают по одной причине: легче украсть кирпич на дачи…
В этом доме жил старый приятель Дервиша, которого все называли только по прозвищу — Гамлет.
Потому что он был вор в законе.
Старый вор в законе Гамлет уже ничему не удивлялся. За последние десять лет случилось столько всего, что скажи сейчас Гамлету: «Эй, брат, слышал, Президент от СПИДа умер?», он спокойно воспринял бы и эту новость, пожал плечами и вновь уткнулся в телевизор…
Больше всего в Москве Гамлета поразил именно телевизор. Не сам по себе и не своей маркой — таких «Сони» и у них на зоне было навалом (один даже был в БУРе[2]). Нет, телевизор поразил другим — обилием программ.
Десяток каналов, включая кабельный и спутниковые, каждый день выдавали гигантскую порцию информации. И выдавали так лихо, что невозможно было оторваться. Целыми днями Гамлет валялся на продавленном диване и щелкал кнопками. До тех пор, пока не нужно было заниматься «делами»…
И вот сейчас, когда ему передали, что его ждет какой-то странный человек, назвавшийся Дервишем, Гамлет лишь кивнул и вновь уставился в экран.
Показывали какой-то документальный фильм, названия которого Гамлет не знал (включил поздно). Известный на всю страну режиссер, который последний понял, что так жить нельзя, и за последние годы менял «окраску», как хамелеон, беседовал с пацанами в детском приемнике.
«…— Ребята, какие профессии вам нравятся? Кто кем хочет быть?
— Кооператором!
— Кооператором!
— А ты?
— Нет, я кооператором не буду.
— А кем ты хочешь стать?
— Коммерсантом.
— Почему?
— Ну… денег много…
— А ты думаешь, коммерсанты — это те, которые в ларьках работают?
— Нет, почему, можно магазин открыть… Одежду всякую продавать…
— А я уже работал в ларьке. У брата. Два «лимона» стырил и убежал…»
Не выдержав, Гамлет криво усмехнулся.
«…— И что ты с ними сделал?
— Пропил, проел…
— Как тебя зовут?
— Антон
— Разве может человек с таким именем быть бандитом?
— Может!
— Знаешь, был писатель с таким, как у тебя, именем, Антон… Кто подскажет?
— Пушкин!
— Нет, не Пушкин, Антон Павлович Чехов. Кто из вас хочет стать писателем?
— Писателем неинтересно.
— А космонавтом?
— Чего?!
— Шофером?
— Я! Я хочу быть шофером.
— Почему?
— Там «шару» всегда можно сделать!..
— Ты воруешь?
— Ага.
— Тебе что, в тюрьму хочется?
— Не, на воле лучше…»
За спиной Гамлета раздался осторожный шорох. Он обернулся, уже зная, кого увидит. Это был Немой. Слуга. Телохранитель. Левая и правая рука дьявола. Тот, кому Гамлет мог доверить свою жизнь. И даже жизнь дочерей…
«Вас ждут», — показал Немой.
— Знаю.
«Он волнуется»
— Ничего страшного.
«Это не простой человек».
— Ступай! — чуть раздраженно приказал Гамлет. И вновь уставился в экран телевизора, где режиссер «пытал» ребятишек дальше:
«…— Ты думаешь, можно воровать и не попасть в тюрьму?
— Можно!..
— Можно!..
— Можно, но только осторожно!..
— А если попадешь, что ты там будешь делать?
— Перстаки.
— Перстаки? Что это такое?
— Наколки на пальцах.
— А потом, когда выйдешь из тюрьмы?
— Можно в Китай поехать.
— Там что будешь делать?
— Китайцев «бомбить», что еще!
— Китайцы богатые?
— Богатые…
— Поднимите руки — кто курит?
— Тут все курят, дядя.
— А ты, Леночка?
— Я с семи лет курю…»
Гамлет резко нажал на кнопку, экран послушно умер и стал черным. Некоторое время старый вор сидел, бессильно уронив руки и опустив голову. Так обычно сидят раскаявшиеся преступники в добротно сделанных фильмах. Но так никогда не бывает на самом деле. По крайней мере, Гамлет не видел…
Надо было идти. В соседней комнате его ждали.
Гамлет знал, кто его ждет. А главное — зачем ждет. И поэтому всячески оттягивал эту встречу. Нет, он, конечно же, не боялся. Чего может бояться человек его ранга? По большому счету — ничего.
А остальных «счетов» Гамлет не признавал…
Резко выдохнув, как будто шел на большую глубину, Гамлет поднялся и направился в гостиную, где его ждали.
Дервиш отказался от угощения, сказал, что пить не может — за рулем.
И снова требовательно посмотрел на старого вора. Ждал его ответа…
Вчера у них была предварительная встреча, и Дервиш рассказал, что ему нужно от Гамлета. Тот не стал делать больших глаз, морщинить лоб, вскидывать брови, охать и ахать. Напротив — стал очень серьезным, опустил большую лохматую голову.
— Ты должен помочь мне, Гамлет, — еще раз повторил Дервиш.
Ничего себе, помочь! Отправить десяток «быков» на верную гибель. Это же «вилы»…
Будь на месте Дервиша кто-нибудь другой, Гамлет бы знал, как ответить: если фраер залетный, мигнул бы глазом — и нет больше фраера, вмиг его «опустит» Немой; ну а если «полнота» попадется, тут уж сам Гамлет объяснит, что распоряжаться жизнями своих ребят ради такой пустячной забавы он не вправе.
Но Дервиш!
Это был единственный человек, которому когда-то Гамлет дал «золотое слово вора», что один раз в жизни сделает все. Потому что Дервиш спас его девочек — близняшек Анну и Марию, его кровиночек, его смысл на этой проклятой Богом и Сатаной земле. Спас Дервиш близняшек, и все — в кабале теперь Гамлет, в вечной кабале…
Правда, кабала эта состоит всего из одного желания. Вернее — из жертвоприношения.
Но он не варвар!
Он — Гамлет! Вор в законе. Он знаменитый тбилисский карманник Самвал Гаспарянц. Его все знают, он всех знает. И Тимура знал. И Гогу Барачинского. И Гиви Кантария. И Отарика…
Всех!
— Я жду твоего слова, Гамлет, — произнес Дервиш.
Казалось, он не давил, но каждое слово входило в уши Гамлета, как гвоздь входит в крышку гроба.
— Дервиш, я бы мог для тебя все сделать… — начал Гамлет.
И остановился. Что еще скажешь?
Если «быков» подставить — сделать так, как просит Дервиш, отправив их на алтуфьевскую «бойню», — то все. Аллес! Нет больше золотого вора-универсала Гамлета! Нет!!!
Он ничего не успел скопить. Так, есть кое-какая мелочишка в камушках. Но «дела» — нет. А сейчас без твердого «дела» ты ноль.
Девчонки держали!
Ради них не рисковал. Ради них не лез никуда. Все больше по мелочам — «черные» суды да «толковища»…
Эх, жизнь-жестянка!
Давно надо было рвануть в Штаты. Ведь приглашали родственники. Вон Япончик рванул, и ничего. Попался, правда. Но это кому как повезет. А Гамлету обычно везло…
И девочкам было бы спокойнее. И армянская диаспора там очень мощная. А что еще человеку на старости надо, кроме того, как почувствовать, что ты не презираем и хоть кому-то (хоть одному!) нужен.
— Я вижу, тебе тяжело, — вновь заговорил Дервиш.
— Не в этом дело!
— Когда-то ты мне дал слово.
— «Золотое слово»! — подчеркнул Гамлет, его глаза заблестели. — Знаешь, что мне рассказывали старые кутаисские воры? Раньше, если князь приходил в ресторан и у него не хватало денег расплатиться, он отрывал один ус и оставлял его. Так и ходил с одним, пока на нем был долг, чтобы все видели. Порода!
— В тебе тоже чувствуется порода.
— Была!
— И есть.
— Нет… Стухла. Шутка, — невесело усмехнулся Гамлет. — Сейчас одна забота осталась — девочек моих на ноги поднять…
— Они учатся?
— Да! В лицей отдал. Десять тысяч «зеленых» в год. С ума сойти!
— Зато умнее нас с тобой будут…
— Надеюсь… — Гамлет нахмурился, он вдруг вспомнил детей из документального фильма известного режиссера, который только что смотрел. Нет, ради детей он пойдет на все!
Пора «завязывать» с этим подлым миром. Может быть, этого сумасшедшего Дервиша с его бредовой идеей — устроить «битву» между «быками» и дроздовцами — послал сам Господь. В конце концов, все, что ни делается, к лучшему!
Дервиш заметил, что у старого вора произошли изменения в настроении. Только он не мог еще понять — в какую именно сторону. Гамлет принадлежал к той породе непредсказуемых людей, которые в каждую следующую секунду могли запросто сунуть шило тебе в шею. Причем сделать это играючи. Вдруг — нашло что-то на него или настроение испортилось.
Дервиш опустил левую руку под стол, несколько раз с силой сжал и разжал ее, приводя в порядок кровообращение. Он был в хорошей форме, справиться с Гамлетом не представляло особого труда, но кто знает — в него могли стрелять из любой точки этой комнаты. А что вы хотите, может быть, старый вор раздумал держать свое «золотое слово»?
Тогда выход один — убить Дервиша.
Он усмехнулся. Это будет трудно сделать…
— Согласен, — наконец сказал Гамлет. — Но мне понадобятся деньги. Много денег.
— Деньги будут. В разумных пределах, конечно.
— Смотря что ты называешь разумными пределами.
— А вот это уже деловой разговор!