Друзья пригласили Силантьева в сауну, и он с радостью согласился — захотелось вдруг расслабиться, понежиться под опытными руками банщика. Или банщиц?..
Когда Силантьев поинтересовался, какого именно пола будут банные «жрецы», его заверили, что все о’кей, что все давно схвачено, что все заметано и отлажено.
Вот и славно, подумал Силантьев.
Но случилось несколько иначе…
Нет, «жрецы» были. Обоих полов — хоть выбирай!
И пар был что надо. И компания подобралась вполне приличная. Правда, народа было так много, что многие лица Силантьев видел впервые, хотя столичных «купцов» знал хорошо. Сауна оказалась замечательной. Дорогая кафельная плитка с берегов Адриатики — черная с красными брызгами. Огромный бассейн. Шезлонги. Низенькие столики, заваленные разнообразной снедью. Приглушенная музыка создавала впечатление уюта и комфорта.
И только было Силантьев расслабился, оторвав от себя двух молчаливых красоток лет шестнадцати, которые всем своим видом показывали, что готовы ради него на все, как знакомый глуховатый голос раздался над самым ухом:
— Добрый вечер, Юрий Захарович.
Силантьев дернулся от неожиданности. Обернулся резко. Перед ним стоял Дервиш.
— Ну, знаете!
Дервиш был в широком дорогом китайском халате, расшитом золотыми драконами, и всем своим непринужденным видом не отличался от остальных гостей, которые тоже были облачены в халаты и простыни.
— Здравствуйте, — наконец выдавил из себя Силантьев, постепенно обретая уверенность. — И что это у вас за манера такая — всюду появляться бесшумно и без предупреждения.
Дервиш позволил себе улыбнуться. Получилось хищно, как оскал.
— Это специально.
— Специально?
— Да. Во-первых, мне приятно лишний раз вас удивить. Во-вторых, мне еще раз хочется показать, что ваши «бультерьеры» ничего не стоят. — Дервиш небрежно кивнул в сторону двух раскормленных охранников, которые в самом деле не обращали на босса ни малейшего внимания, справедливо считая, что здесь, в гостях, он в полной безопасности.
— Уволю дармоедов! — процедил сквозь зубы взбешенный Силантьев.
— Не стоит. В случае стрельбы в них попасть гораздо легче, чем в вас.
— Это как?
— Ну, если на вас будет кто-нибудь покушаться, — объяснил Дервиш.
И снова позволил себе улыбнуться. На этот раз оскал получился еще страшнее.
Силантьев передернул плечами.
А ведь он прав, черт бы побрал этого дьявольского Дервиша! Каждый раз он опережает меня не на шаг, не на два, а страшно сказать на сколько. Почему?! Ведь я не глупый человек. Хитер. Жесток. В меру честен и упрям. Может быть, он талантливее меня? Интересно! Убийца-художник. В этом что-то есть…
— А в-третьих, я здесь по делу, — невозмутимо продолжал Дервиш.
— По делу?
— Да. Мне нужны деньги…
Он вдруг замялся, как будто не знал, как закончить фразу. Силантьев широко открыл глаза. Вот это да!
Оказывается, и Железный Человек (так он окрестил Дервиша) имеет нервы. Ну и ну!
— Деньги? — переспросил Силантьев, ощущая родную стихию, где все продается и все покупается. — И сколько же вам нужно?
Дервиш нагнулся к самому уху и что-то прошептал.
— Что?!
Силантьев невольно повысил голос, услышав о сумме, и в его сторону стали оборачиваться…
«Бультерьеры», отшвырнув в сторону девиц, которых они только что мирно укачивали на широченных коленях, ринулись к своему боссу, думая, что тот нуждается в защите.
— Сумма нужна завтра. В час дня, — коротко сказал Дервиш.
Не обращая внимания на приближающихся охранников, он скинул халат. Его тело было словно свито из канатов, грудная клетка поражала размерами, но при всем этом Дервиша нельзя было назвать «качком», скорее наоборот — жилистым и худощавым.
Он сложил руки над головой и бесшумно вошел в воду…
Некоторое время Силантьев переводил недоуменный взгляд с брошенного халата на поверхность прозрачной воды. Затем отрывисто и хрипло приказал:
— А ну достаньте его! — Телохранители бултыхнулись в воду.
Через несколько минут бесплодных поисков они с виноватым видом подплыли к бортику и, тяжело дыша (как будто страшно устали), сообщили, что Дервиша нигде нет.
Но успокоившийся Силантьев уже не думал об этом. В его голове была всего одна мысль:
«Вот сволочь! Он даже не оставил возможности поторговаться. Да… Такого не в охрану ставить нужно, а по меньшей мере управляющим. Точно, управляющим! И чтобы заполучить его, не нужно жалеть денег. Подобный человек бесценен!»
Охранники, видя, что босс не обращает на их усилия никакого внимания, тихо отплыли в сторонку.
— Если в следующий раз появится этот гад, я его пристрелю, — мрачно пообещал один.
— С удовольствием составлю тебе компанию, — согласился второй, и было похоже, что оба говорят искренне.
Что-то было не так.
Дроздов чувствовал кожей. Но объяснить не мог, оттого и злился…
Наорал на молодого парня — «вестового», как его называл Дроздов, — затем остыл, постепенно пришел в себя, но извиняться не думал. Чувство дискомфорта не оставляло его. Словно кто-то из близких тайно предал его.
Близких?
Где они, близкие… Иных уж нет, а те далече. Или как там? Впрочем, неважно. Главное — разобраться, что происходит. События последнего времени складывались в какой-то один зловещий узор. Очень знакомый. Очень.
Узор, узор… Может быть, здесь разгадка?
Нет, не получается.
Тогда — отставить!
Но… береженого Бог бережет. И перед тем как отправиться в тир, Дроздов решил зайти в магазин, чтобы оттуда тайком понаблюдать — не следит ли за ним кто.
За Дроздовым следили. Тщательно и профессионально. «Наружка» — группа наружного наблюдения за объектом — работала четко и слаженно, и если бы простой прохожий вдруг и обратил на нее внимание, то в лучшем случае счел бы все увиденное за обычное совпадение…
Следившая за Дроздовым «наружка» состояла из двух пар — ведущей и страхующей.
Первый из ведущей пары — молодой человек лет двадцати трех, не больше, серый и безликий, среди такой же серой и безликой толпы (осень!), — отставал от «объекта» ровно на двадцать положенных по инструкции шагов.
Молодой человек жевал спичку, передвигался легкой птичьей походкой, сунув руки глубоко в карманы легкой, не по сезону куртки. Он изредка демонстративно зевал, делая вид, что больше интересуется однообразием окон панельных высоток, чем Дроздовым. И надо заметить, получалось у него довольно естественно…
Его напарник вел себя несколько иначе, скажем так — не столь легкомысленно. Возможно, в этом был виноват его внешний вид: рубец на щеке, прижатые к черепу уши, черная застегнутая на глухую «молнию» кожаная куртка и крепкие пальцы, схватившие стальными клещами руль видавшего виды «жигуленка».
Он ехал на машине не таясь, всем своим презрительным видом показывая, что следит, и это — вот ведь парадокс! — было для него лучшей маскировкой…
Страхующая пара двигалась за ведущей, в точности копируя ее ритм.
Дроздов, припарковав свою машину возле магазина, отправился за покупками, и тотчас молодой человек бесшумной тенью скользнул в магазин.
Автомобили ведущей и страхующей пар замерли в укромном месте. Напарник молодого человека со скучающим видом развернул газету — мгновенно шелест ее листов раздался во второй машине: там была установлена специальная связь.
Страхующая пара состояла из двух мужчин, похожих друг на друга, как плохие киногерои. Они были в одинаковых серых плащах, под которыми угадывалось оружие, в одинаковых серых шляпах, под которыми так же можно было уловить одинаковые казенные стрижки…
Услышав шелест, один из мужчин поморщился.
— Что, нервы? — спросил его другой.
— Нет…
— Я же вижу.
— А ты отвернись…
Они синхронно повернули головы — точь-в-точь как две заведенные куклы! — посмотрели друг на друга. Нехорошо посмотрели, надо заметить. Скверно. Как пара змей.
Затем вновь отвернулись. Чтобы продолжить наблюдение…
«Наружка» не предполагала, что в данный момент сама является объектом пристального наблюдения. И наблюдал за ними всего один человек. Тот самый, что велел следить за Дроздовым.
Это был Моисей.
Нет, не то чтобы он не доверял своим людям — проколов обычно не было, а если вдруг и случались, то в редких (редчайших!) случаях. Но все же именно сегодня Моисей почувствовал — иррационально, интуитивно, шестым чувством, как хотите! — что необходимо самому присутствовать. И поэтому поехал сам.
Не мог не поехать…
Гамлет прикрыл глаза.
Не хотелось смотреть на этот поганый мир, где из-за честного слова приходится идти на такие подлости, что и думать противно…
Но думалось.
И эти думы не могли заглушить ни далекие, за толстыми стеклами «БМВ», звуки улицы, ни бьющая по ушам музыка, которую любил ставить водитель, ни что-либо другое.
Гамлету казалось, что его самого везут на «толковище», на воровской суд, где встанет кто-нибудь из «коронованных» и поставит на нем, на «законнике» Гамлете, крест.
Не хочу!
Старый вор замотал головой, но словно растревожил мысли — одна за другой они стали возникать в воспаленном от переживаний мозгу, и казалось, не будет им конца…
В бараке обычный «шмон», блатные прячутся в котельной. Котельщик, хилый зек с корявой наколкой на лбу «Раб КПСС», «корил» под придурка и, надо заметить, довольно удачно. А чего же не «косить», когда все «лепилы» у него куплены!
Глядя на сухую, словно всю перекрученную фигуру котельщика, никто бы не сказал, что это один из самых опасных налетчиков довоенного Иркутска. Был. Все мы когда-то были…
В кругу воров и Гамлет. Он на своем, на достойном месте. Рядом — легендарный Лимон, настоящий «батя» молодого тогда еще Гамлета. Чего только не видел Лимон, кого он только не знал!
И самого Ваську Бриллианта, авторитетного «короля» преступного мира, который дожил до семидесяти и пал непристойной, как говорили господа воры, смертью. Случилось это в ИТК-6, в небольшом Соликамске, когда наемный убийца задушил Бриллианта…
— А знаешь, что толковал Васька Бриллиант перед своей смертью? — спрашивал Лимон.
Молчал Гамлет. Ну откуда ему знать?
Лимон «держал» паузу — он был прирожденным артистом, — затем негромко, со значением произносил:
— «Мы несем свой крест чистоты воровской жизни…» Вот что говорил он, господа воры.
И переживали «господа воры». И сокрушенно крутили головами. И кто-нибудь обязательно цедил сквозь зубы:
— «Белый лебедь», мать его…
Именно так называлась «сучья» колония, где по-страшному резались воровские «масти», где и погиб, не сломившись, гордый Васька Бриллиант.
А Лимон тем временем рассказывал дальше…
И про медвежатника Лешего, вора в законе первого призыва, который, чтобы вырваться с Колымы, «закосил» под психа и стал есть дерьмо. А со временем и в самом деле сошел с ума.
И про красавчика Девку, ангельской красоты парня, который за четверть века сумел «нагрести» себе судимостей больше чем на восемьдесят лет.
И про карманника Есенина…
И про бандеру Арину…
И про золотого цыганского барона Ласло Ковача…
Про всех знал Лимон, и, казалось, его неторопливым рассказам не будет конца и края. Было в этих немудреных повествованиях что-то такое, что делало их похожими на легенды, на мифы. И превращались фигуры убийц и насильников, воров и грабителей, кидал и мошенников, садистов и психов в романтических героев. Да что там в романтических! В былинных!
Именно в былинных!
И были это самые настоящие сказочные персонажи — вечные, мудрые и справедливые. А если им и приходилось творить зло, то только в ответ на деяния власть имущих…
Гамлет верил этому. Свято верил.
Хотел и сейчас верить.
Но не мог…
Он открыл глаза.
С трудом воспоминания выпустили его из плена…
— Где мы? — спросил Гамлет.
Водитель ответил.
Подумав минутку, старый вор сказал, как именно должен подъехать его шикарный красный «БМВ» к месту воровской сходки.
Конечно же, то, что сейчас происходило на Ваганьковском кладбище, нельзя было назвать «воровской сходкой», или «толковищем»…
Гамлет был решительно против этих определений.
— Давайте просто встретимся, господа воры. По одному делу…
Узнав, о чем пойдет речь, авторитеты (а Гамлет специально обратился к самым старым, к людям его поколения, которых он не только хорошо знал, но и по-звериному чувствовал) удивились.
Но, подумав, согласились.
Такой старый «законник», как Гамлет, просто так «порожняк гнать» не будет…
Со стороны это напоминало обычный поминальный день, когда старые — в прямом и переносном смысле — друзья покойного пришли навестить могилу.
Подъехало несколько машин, из них вышли люди, в основном пожилые и «почетные», они поздоровались и направились в сторону ворот. Родители ушли, а дети остались…
«Дети», правда, были все как на подбор рослые, накачанные и стриженые. И вообще они были похожи друг на друга, словно их родила одна мать. Впрочем, так оно и было, а мать звали — Преступность.
Собралось шесть «законников», хотя Гамлет вызывал больше десяти. Он это сразу же отметил про себя, но виду не подал. Это право каждого — участвовать или нет, принимать приглашение или отказываться…
Конечно, это были не такие «короли», как Дед Хасан или Япончик. Но все же не последние люди. А это главное. К тому же, если разобраться, требовался пустяк — пожертвовать десятком-другим «быков».
А вот этого «господа воры» понять не могли.
— Гамлет, ты меня хорошо знаешь, — горячо говорил невысокий, лысоватый авторитет Щука из Текстильщиков. — Я тебя не подводил, и ты меня, слава Богу… Но! Честно тебе скажу, брат, не понимаю!
— Я тоже! — проблеял Конго из Митина.
— И я…
— И я…
Раздалось сразу несколько голосов, показывая, что они согласны с Щукой и Конго. И только мудрый, хотя и самый молодой (всего сорок восемь лет), пахан по прозвищу Броня промолчал.
К нему и обратился Гамлет:
— Ты тоже не понимаешь?
Броня, здоровенный бугай весом намного больше центнера, не торопился. Во всяком деле есть как минимум две правды, считал он. И редко ошибался. А вдруг и в словах Гамлета что-то есть…
— Ну? — заторопил его старый вор.
— Еще мой дед кандалы обгадил, — медленно произнес Броня на фене, затем перешел на обычный, как бы показывая, что имеет право говорить именно так по родовому признаку: — Вот что, господа воры, я сначала повторю, что нам толковал Гамлет, а уж вы потом, если что, меня поправите. Согласны?
— Толкуй!
— Давай, Броня!
— Только поспешай, а то до ночи не закончим!..
— А было нам сказано следующее, — начал Броня гамлетовский «повтор». — Так как вся Москва давно поделена и всем, надо полагать, живется неплохо, случился в воровских рядах небольшой застой. Верно?
— Не совсем, — возразил Гамлет.
— Поясни…
— Я говорил о том, что подросли молодые, которые рвутся на «горячее». И что пусть лучше они здесь «краску» друг дружке пускают — но за свое дело! — чем, например, едут мародерствовать в Чечню или Югославию.
— Не возражаю, — согласился Броня. — Суть-то та же самая… Идем дальше. Есть в Москве кусок, куда братва не суется… Вернее, таких кусков — пара. Это, конечно же, Крылатское, там наш главный пахан дедушка Боря проживает, это законно, да туда и не сунешься: под каждой песочницей сексот… А второй кусман — небезызвестное всем господам ворам паскудное Алтуфьево… — Здесь Броня не удержался и выругался, хотя всячески презирал тех, кто матерится, беря пример с каких-то немыслимых, старинных воров.
«Господа воры», услышав про Алтуфьево, тихо взвыли. Что верно, то верно! Есть такое родимое пятно коммунизма на светлом лике нашей дорогой Родины! И никак его не выведешь. А пробовали…
Черт их разберет, что там творится, в этом стервозном Алтуфьеве! Органы не органы, банды не банды, словом, самая настоящая нечистая сила. Ну их к лешему!
— Я продолжаю, — важно произнес Броня, было видно, что ему нравится, когда его слушают. — Гамлет предложил кинуть в Алтуфьево «быков», навести там наш «порядок» и, как сказал, все справедливо поделить…
— Как, как? — переспросил кто-то. — По-честному или по справедливости?
Бандиты заулыбались — шутка, хоть и бородатая, легла к месту и как-то всех размягчила.
— «Быки», конечно, погибнут, — невозмутимо закончил Броня. — Нет, не все, но, скажем так, немало… Пока все.
— Все?
— Все. Или я опять не прав, Гамлет?
— Ты не сказал, что мы будем иметь.
— Ах, да… Виноват. Гамлет утверждает, что мы будем иметь контроль над новым аэропортом. Вот теперь все!
— А зачем нам аэропорт? — наивно спросил старый Щука.
Все засмеялись над таким провинциальным мышлением. Деревня, она и есть деревня, что с нее возьмешь. Не понимает чудак человек, что плывет ему в руки.
Гамлет, видя, что настроение у бандитов улучшилось, уже стал надеяться, что удалось «проскочить», но тут вылез Раджа.
Раджа был стройной личностью: коренной русак, он тем не менее имел гигантские скулы, прищуренные бегающие глаза и крючковатый нос. Сколько было лет Радже, не знал никто…
— Гамлет, ты умный человек, — проворковал Раджа, он всегда ворковал, а не говорил, — но и я умный, и Щука умный, и Броня… — Бандит перечислил всех, никого не пропуская, и тем самым постепенно приковал к себе внимание.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Только то, что сказал — мы все достаточно умные. Так?
— Дураком никто не хочет быть. Верно, господа воры?
Но Гамлета на этот раз никто не поддержал, и он нахмурился…
— А если мы такие умные, то зачем нам воевать?
Вопрос был прост.
И страшен своей очевидностью.
Действительно, зачем?..
Гамлет опустил голову. Он ждал чего-то подобного.
— Зачем воевать, когда можно договориться… — Хитрый Раджа теперь полностью владел обстановкой. — Мы не «крестные отцы», и Москва не Нью-Йорк 30-х годов. Зачем нам устраивать лишнее кровопролитие?
Щука согласно кивнул.
— Пусть алтуфьевские «отморозки» строят свои терминалы, свои поганые аэропорты и прочую дребедень. Это их проблемы. Все равно мы хозяева в городе. И в стране, кстати, тоже… У кого есть деньги, у того есть все остальное Что это за средневековье?! Идти, «мочить» кого-то… Фигня! Все это полная фигня, господа воры, — дважды выругался Раджа. — Какие «быки», чего «застоялись»?! Да им начхать на все!
«Господ воров» словно прорвало:
— А ведь он прав!
— Им на все теперь начхать!
— Ни уважения, ничего не признают!
— На «закон» наплевать!
— А ко мне вчера подбегает один псенок и орет: я вор, мол, батя, вор, разреши «корону», как у Японца, наколоть! — пожаловался Щука.
— А ты? — поинтересовались у него.
— Что я? Наколол… На заду две сиськи. Ему, псу, на зоне устроят «дырявую» жизнь.
Некоторое время паханы еще ругали молодое непослушное поколение, затем постепенно стихли. Где-то далеко-далеко чисто и звонко ударили в колокол: легкий медный звук поднялся к грязным облакам и тихо там умер. Это настроило бандитов на лирический лад. Их лица просветлели, разгладились…
И тогда слово взял Броня.
— Я вот что скажу, господа воры, Раджа, конечно, прав, что «быки» распустились, — это верно, и крыть тут нечем…
— Нечем, — эхом подхватил Раджа.
— Но вот что пришло мне в голову, — продолжал Броня. — Если «быки» распускаются с каждым днем все больше и больше, то ведь недалек тот час, и нас, старых господ воров, будут попрекать «воровским куском» хлеба. Что, не так?
Раджа поморщился, а Гамлет, напротив, встрепенулся — ай да Броня, ай да голова! Как же он сам до этого не додумался!..
— Учить их надо, — жестко сказал Броня, подводя невидимую черту. — И все! Хорош болтать, как «марехи»… Что «бык», что «мужик» — земля, песок… По нему ходить надо. А то тебя им же и засыплют. Ясно?
В самую точку попал Броня.
Кто же захочет, чтобы тебя завтра твои же братки «посерповали»? Никто! Железный закон — «умри ты сегодня, а я — завтра» — еще никто не отменял. Да и вряд ли кто отменит. В России, по крайней мере…
— Я поддерживаю Гамлета, — объявил Броня. — Кто еще?..
Один за другим изъявили такое же желание и остальные. И лишь хитрый Раджа, покивав, сказал, что еще посоветуется с авторитетами (он сильно зависел от «лунной» группировки), но обязательно сегодня вечером разыщет Гамлета и все с ним детально обсудит.
Старый вор не ожидал такого скорого решения проблемы. На его глазах едва не выступили слезы. Как и все деспоты, он был необычайно сентиментален…
Перед тем, как разойтись, «господа воры» положили цветы на могилу Сергея Есенина, потому что это был единственный поэт, канонизированный в блатном мире. Ни Высоцкий, ни Розенбаум, а уж тем более Новиков с Кемеровским такой чести не удостоились…
Гамлета задержал Броня.
Дождавшись, пока остальные отойдут подальше, здоровяк, приобняв старого вора, негромко сказал ему:
— Мне кажется, получилось неплохо, а?
— Спасибо, Броня, не забуду.
— Я сам не забуду…
Гамлет посмотрел ему прямо в глаза. Что-то в тоне бандита не понравилось ему. Но он решил не спешить.
— Тебе, конечно, наплевать на это Алтуфьево, Гамлет, — фамильярно и развязно сказал Броня. — Но мне ты можешь намекнуть об истинных причинах предстоящего побоища. Я жду…
— Не понял?
— Гамлет, Гамлет. Услуга за услугу. Я тебе сегодня помог, ты мне расскажи. Ну? Что стоит за этими алтуфьевскими парнями?
Гамлет внимательно огляделся. Они остались одни. Внезапно мелькнула мысль, что весь разговор, вся эта «сходка» была фальшивкой, что все это придумал Броня, а не он — Гамлет.
— Ты далеко пойдешь, Броня, — наконец, стараясь говорить спокойно, произнес Гамлет.
— Я знаю.
— И ты будешь настоящим «королем», Броня.
— Я знаю.
— И я тебе открою настоящую тайну всего того, что затевается… — Гамлет выдержал паузу.
— …но только после того, как дело будет сделано, так? — быстро закончил Броня. — Не выйдет, Гамлет! Я ведь могу в один момент все вернуть назад. Хочешь?
— Зачем? Я тебе скажу. Там золото.
— Что?
— Золото, — спокойно повторил Гамлет.
— Что?! — поразился Броня. — На понт берешь?
— Под терминалами зо-ло-то, — четко, по слогам сказал Гамлет. — Не веришь? Проверь…
— «Золотое слово вора»?
— Да. Могу побожиться…
— Побожись!
Гамлет поклялся.
— Ну-ну… Если что не так, смотри, Гамлет!
— Я всю жизнь смотрю.
Не прибавив больше ни слова, Броня тяжело зашагал к своему автомобилю. Охранники, увидев издали авторитета, засуетились и стали делать активные телодвижения, показывая усердие и готовность.
Гамлет спокойно сел в свой «БМВ».
В отличие от остальных он всегда ездил без охраны…
Вернувшись домой, Гамлет первым делом вызвал Немого.
— Запоминай…
Немой кивнул и достал блокнот.
— Я сказал — запоминай, — чуть раздраженно повторил Гамлет.
Немой вновь кивнул. Блокнот испарился.
— Сейчас же возьмешь из школы Анну и Марию. Отвезешь их в Калугу. Вот адрес…
Гамлет продиктовал адрес.
— Запомнил?
«Да», — показал слуга.
— Ты должен там быть… — Гамлет посмотрел на часы. — Примерно через три часа. Оттуда пусть мне позвонят. Понял?
«Понял», — показал слуга.
— И немедленно возвращайся назад. Ступай!
Немой пошел к дверям….
— Нет, стой! За вами могут следить.
«Оружие брать?» — показал слуга.
Гамлет тяжело вздохнул. Ему не хотелось пугать девочек.
— Возьми, — наконец сказал он.
Когда Немой бесшумно исчез из комнаты, Гамлет подумал, что теперь придется расстаться и с этим вышколенным слугой…
Кто-то ведь должен был убрать Броню
И не позднее того часа, когда он поймет, что никакого золота в Алтуфьеве нет.
«Умри сегодня ты, я — завтра…»
Внезапно вспыхнул свет, и на Шмелева из-за укрытий стали выскакивать люди. Все они были вооружены. Кто пистолетом, кто гранатометом. Двое, с перекошенными злобными лицами, держали наперевес «шмайссеры». Они нагло стояли в полный рост и, казалось, не боялись бывшего телохранителя, вооруженного одним пистолетом.
В «Макарове» была полная обойма.
И противников было ровно столько же — каждому по пуле. Если ни разу не промахнуться.
Вот только с кого начать?..
Времени думать не было.
Шмелев, инстинктивно догадываясь, что первым начнет автоматчик с простреленной насквозь рожей, бросился вперед и влево, успев вскинуть пистолет и нажать на курок.
Попал!
Мишень автоматчика, брызнув вхолостую краской (у каждой мишени была своя, чтобы потом, при разборе, было понятно, кто тебя «подстрелил»), упала, сраженная метким выстрелом Ивана.
«Получи, фашист, подарок!» — подумал он.
И вновь прыгнул, стараясь миновать обстреливаемый сектор как можно быстрее…
Попал!
Прыжок…
Попал!
Прыжок…
Мимо?! О, черт! Не думать! Темп, темп, темп…
Попал!
Прыжок…
Свет несколько раз мигнул, потух, погрузив пространство гигантского тира в кромешную тьму, затем неожиданно вспыхнули люминесцентные лампы.
Шмелев поднялся, отряхнул джинсы — как все, он теперь носил джинсовый костюм — и посмотрел на Дроздова. Тот улыбался, не скрывая того, что доволен.
Но доволен Дроздов был вовсе не тем, что Шмелев хорошо отстрелялся (всего лишь один промах — для первого раза отличный результат). Наоборот, Дроздов был доволен, что Шмелев промахнулся, а он, Дроздов, только что поразил все мишени по самому высокому уровню скорости. Молодец!
— Неплохо, — заметил Дроздов, помечая результат Шмелева в блокноте.
— Да ну! — махнул рукой Шмелев, он выглядел разочарованным.
Дроздов улыбнулся еще шире. Еще бы! Перестрелять самого охранника Президента!
— Ты нормально стрелял, Иван. После такого перерыва… — Дроздов явно намекал на запой. — И всего лишь один раз промазать. Гордись!
— Надо было вправо уходить… — начал было объяснять Шмелев, но, вдруг смутившись, махнул рукой. — Плохо! Никуда не годится!..
— Ничего, ничего. Еще восстановишь форму! — Дроздов одобрительно похлопал Шмелева по испачканному желтой краской плечу. — Вот, берите пример с Вани! — обратился он к остальным. — Твердая рука, правильно выбранное направление прыжка, скорость.
Дроздов еще долго распространялся по поводу стрелковых качеств Шмелева, так долго, что Иван в конце концов даже смутился, но то, что его хвалили, было приятно.
Следующим на рубеж вышел молодой парень.
Он встал, опустив руки, — оружие было в левой, потому что левша, — приготовился…
— Пошел! — резко скомандовал Дроздов.
И тотчас раздались выстрелы.
От мишеней полетели щепки — в этом специальном тире стреляли только боевыми…
Среди металлических конструкций притаился человек.
И хотя росту в нем было под метр девяносто, он легко и умело прятал свое большое тело. Человек наблюдал за стрельбой и холодно, методично фиксировал в памяти все, что видел.
Затем достал фотоаппарат, специальный «Кошачий глаз», испытанное «оружие» папарацио, и сделал несколько снимков.
Во время небольшого перерыва, когда люди Дроздова пошли менять мишени, человек бесшумно скользнул к вентиляционному люку и исчез за решетками.
Это был Моисей.
— Вот
На рабочий стол Киселева легла пачка фотографий.
— Хорошее качество, — невозмутимо заметил он, уже зная, что сейчас ему покажет Моисей. — Это и есть их тир?
— Да.
— Где он находится?
Моисей объяснил, что под тир Дроздов и его люди используют замороженное строительство высотного дома. Когда-то на этом месте хотели возвести гигантскую высотку, но что-то не сладилось с финансированием, и строительство было брошено. Дроздов в очень короткие сроки переоборудовал котлован и часть подземного гаража (это то немногое, что успели сделать) под подземный тир.
— Молодец! — похвалил Дроздова подполковник. — Умеет работать. Где он, интересно, деньги взял, а?
Моисей тактично промолчал.
— План тира помнишь?
— Так точно.
— Восстановить сможешь? В масштабе.
— Смогу.
— Обязательно сделай. И сдай в восьмой отдел. Этот тир нам самим потом пригодится… — Киселев сделал паузу, рассматривая фотографии. — Забавно. Очень забавно.
Моисей не решился спросить, что забавного нашел его начальник в напряженных фигурах стрелков, в разбитых мишенях, в общем строю дроздовцев…
— Это мне напоминает стрельбище «девятки», — подумал вслух Киселев — Тебе так не кажется?
— Похоже…
— Такое же расположение грудных мишеней. Это старый ГОСТ, года, по-моему, семьдесят второго, если не ошибаюсь.
— Семьдесят четвертого, — поправил Моисей.
— Точно!
— Только должно быть четыре грудных справа и два такие же слева… А у них почему-то меньше.
— Не догадываешься?
— Нет, товарищ подполковник.
— Очень просто. — Киселев с удовольствием откинулся на спинку кресла, у него был легкий остеохондроз. — Из чего они стреляли?
— Четверо стреляли из «Макарова», один — из «стечкина», а последний… — Моисей замялся. — Простите, товарищ подполковник, не расслышал. Кажется, малый «люгер».
— Вот! — Киселев радостно засмеялся. — Не кажется, а совершенно точно — малый «люгер». В обойме восемь патронов. Так называемый «шведский вариант».
Моисей недоверчиво усмехнулся. Такая проницательность шефа показалась ему наигранной.
— У них всего восемь мишеней. Восемь! Поэтому они и оружие подбирают соответственное. И ГОСТ семьдесят четвертого года нарушили!
— Вот это да!
— А ты как думал… Все как в детской задачке.
И вывод можно сделать… предварительный вывод, конечно, что из оружия у этих молодцев — пока что только пистолеты.
— Похоже…
— А это, значит, они сами. — Киселев стал вглядываться в лица дроздовцев. — Хорошие лица. Ни грамма интеллекта. Шутка. А этот вообще на Лебедя похож…
Моисей усмехнулся. Он знал неприязнь шефа к отставному генералу.
— Чего усмехаешься?
— Да так… Этот, кстати, стреляет неплохо.
— Как его зовут?
— Ваня. Иван. А вот фамилию не знаю. Но можно узнать…
— Иван, говоришь… — Киселев задумался, было видно, что ему что-то пришло в голову. — А кто лучше всех стреляет?
— Дроздов.
Теперь настал черед Киселева изобразить подобие улыбки.
— Дроздов… — протянул он странным тоном. — Ну, этот просто обязан хорошо стрелять.
И он надолго замолчал, уйдя в свои мысли.
Моисей спросил разрешения и покинул кабинет начальника, а Киселев продолжал раскладывать перед собой небольшие, специального формата, фотографии, словно пытался увидеть в них законы пасьянса. Наконец это ему надоело, он смешал снимки в кучу, отшвырнул от себя — они разлетелись веером, и на самом верху оказалась фотография Ивана.
— Так вот ты какой, Иван Шмелев, — негромко произнес Киселев. — Ну что же, посмотрим, кого раньше подбирали в телохранители Президента…