Пожиратель Империй. Часть 2

Глава 26

— Итак, ты не умер, — «поприветствовал» меня Пампонгомб.

Было сложно сказать, чего в его голосе было больше, удивления или разочарования.

— Как видишь, — развёл я руками. — Тебя это не радует? Осталось меньше десяти дней до того, как наше соглашение вступит в силу.

— Можешь мне об этом не напоминать, — фыркнул четвёртый Отец.

— Зачем тогда позвал? — может быть это было неправильно в нынешней ситуации, но у меня внутри всё просто свербело от желания вывести его из себя и заставить показать своё истинное лицо.

— Хотел обсудить с тобой кое что.

— Я весь внимание.

Восприятие мировой ауры было заблокировано. Но для того, чтобы понять, что к пещере, где заседал Пампонгомб, постепенно стекается множество Майигу самых разных форм и размеров, мне было достаточно и слуха.

— Мы не обговорили, что конкретно я получу.

— Потому что я пока не знаю, что в принципе возможно получить от Аргиронта. Он наверняка крутит какие-то схемы, по тихой управляя всем из Форта. Но так как сам он — лишь мозг, и не занимается ничем лично, понять, что конкретно это за схемы, невозможно. Я думал, ты это понимаешь. А когда получится его свергнуть и я получу информацию обо всех его тёмных делишках, мы сможем обсудить твою долю.

— Кое-что можно обсудить и заранее, — пожал плечами Пампонгомб. — Например причитающийся мне процент. Ведь не важно, что ты будешь делить, если заранее знать, на сколько частей.

— И сколько ты хочешь?

— Пятьдесят процентов.

— Многого хочешь, — улыбнулся я, ничуть не удивлённый наглостью толстяка. — Если будешь активно помогать, получишь двадцать. Если отсидишься в этой пещере, спихнув всю работу на меня, Йирро и остальных, то не больше пяти.

— Смеёшься надо мной? — похоже, вполне удовлетворённый моим ответом, спросил четвёртый Отец. — Моё влияние в Форте уступает лишь Аргиронту, а ты хочешь оставить меня с такой мелочью? Похоже, наш договор изначально был бессмыслен! Убить его!

М-да. Всё было настолько очевидно, что даже скучно. Оставался только один вопрос: сговорился ли Пампонгомб с Аргиронтом и решил прикончить меня по его приказу, или же дело было в том, что толстяк слишком боялся блохастого?

Впрочем, это я ещё собирался выяснить. Однако для начала всё-таки стоило разобраться с почти сотней Майигу, толпой ввалившихся в пещеру.

В Форте тысячи висельников главным была физическая сила. Так что относительно небольшие Майигу, способные комфортно себя чувствовать в пещере Пампонгомба, по определению не могли быть сильнее моей истинной формы.

Была бы у меня возможность обернуться здесь драконом, и они все превратились бы в обычных блох, без какой-либо надежды на победу пытающихся закусать меня до смерти.

Однако проблема была в том, что я не мог здесь превращаться. С потолками высотой «всего» около сотни метров и площадью пещеры «лишь» около квадратного километра, я бы превратился буквально в селёдку в бочке.

Может быть как-то заметно навредить мне у них бы не получилось, но с другой стороны и я бы не смог ровным счётом ничего сделать и вынужден был бы просто дожидаться непонятно чего. То ли конца смены, то ли момента, когда Пампонгомбу и его подчинённым банально не надоест.

Это совершенно точно был не тот вариант, которого я желал. Но в таком случае мне оставалось лишь сражаться в человеческом облике.

Промежуточная форма драконида канула в Лету вместе с Даром превращения, и теперь, когда мои Дары накрепко слились с «сердцами», уже вряд ли когда-нибудь ко мне бы вернулась. Ну, либо мне нужно было создать абсолютно новый мировой приказ невероятной сложности, потратив на это не один год.

Для человеческого тела эта пещера была поистине гигантской. Большинство жаждущих моей крови заключённых, вызванных Пампонгомбом, тоже выглядели великанами.

Впрочем, ровно по той же причине кого-то по настоящему большого четвёртый Отец на меня бы не отправил. Майигу даже в полсотни метров ростом в этой пещере оказался бы слишком ограничен в движениях, да и остальным мешал бы изрядно.

Так что в готовой наброситься на меня сотне процентов семьдесят имели рост в десять-двадцать метров, примерно такой же, как у самого Пампонгомба, а остальные были ещё мельче, некоторые — даже меньше людей.

Вот только проблемы это не решало. Ровно по той же схеме я, с ростом метр восемьдесят, должен был быть априори слабее тех, кто был меня в десять раз выше и больше. И оставшаяся в теле мощь истинного дракона глобально ни на что бы не повлияла.

Но если бы это было действительно так, я даже думать о том, чтобы принять приглашение Пампонгомба, не стал. И тем, на что я делал ставку, были даже не Дары, а мировые приказы.

В человеческом теле мои резервы мировой ауры были куда меньше, чем в драконьем. Та мировая аура, что содержалась непосредственно в моей плоти, при трансформации урезалась пропорционально уменьшению размера, так что по сути её не оставалось вовсе.

Тем не менее, мои Дары оставались на месте, и хотя я не смог разблокировать их полностью, вырабатывать мировую ауру они всё ещё могли.

По сравнению с тем, на что они были способны при полной активации, это по прежнему было очень немного. Заметно меньше, чем той мировой ауры, что пропитывала драконью плоть и полыхала в сердце. Но штука была в том, что это «немного» оставалось неизменным, в каком бы теле я ни находился.

В человеческой форме мои мировые приказы не могли сравниться по силе с приказами, что я мог использовать в истинном облике. Однако их эффективность относительно возможностей тела вырастала более чем на порядок.

Активировав приказы ветви усиления, я сорвался с места, устремившись прямо на идущего впереди толпы здоровяка. Один из самых больших явившихся по мою душу заключённых — могучий голем из каких-то полупрозрачных кристаллов ростом в четверть сотни метров, успел только довольно ухмыльнуться.

В следующее мгновение моё находившееся в воздухе тело неожиданно ускорилось, оттолкнувшись от невидимой платформы, и врезалось в его голову. Последним, что вспыхнуло в глазах голема, было удивление. А затем его треугольная башка взорвалась фейерверком из маленьких кристалликов.

С моих содранных до мяса костяшек тут же начала сочиться кровь, а одна из костей кисти оказалась сломана. Тонкая человеческая кожа не могла выдержать такого столкновения даже с учётом применённых мировых приказов.

Но ветвь исцеления была не просто для виду, и столь же стремительно, как появилась, рана начала зарастать. В человеческом теле, используя приказы на полную мощь, я мог даже оторванную конечность восстановить секунд за двадцать. Слишком маленьким был масштаб применения для приказов такой силы.

Проблема была в том, что у меня даже этих двадцати секунд могло не оказаться. Всё-таки, хотя первого и, вероятно, одного из сильнейших Майигу я прикончил без особых проблем, с остальными также легко это вряд ли получилось бы.

Тем более с учётом того, что они явно были подготовлены для боя против одного противника.

Стремительно распределившись по пещере, заключённые умело окружили меня и рухнувшее обезглавленное тело голема несколькими кругами оцепления. В глазах некоторых можно было заметить панику, они явно не рассчитывали на то, что я буду настолько силён даже в человеческом облике.

Но, хотя из-за непредвиденной смерти первым меня атаковать никто не спешил, места свои они держали умело, и нарушать строй не собирались. И я уже мог представить, как, стоило мне налететь на одних, те, что остались со спины, атаковали меня в слепую зону.

Я мог быть в разы сильнее каждого из них. К тому же, сконцентрированная в маленьком человеческом теле, эта сила могла быть ещё более разрушительной.

Но справиться в одиночку против сотни Майигу, к тому же не неорганизованной толпы, а более-менее вымуштрованных бойцов, знавших свои позиции и задачи, было едва ли просто.

— Чего вы стоите⁈ — взревел Пампонгомб, до сих пор сидевший на своём импровизированном троне из руды. — УБИТЬ!!!

Приказ господина оказался действенным средством против ступора. Со всех сторон на меня, проскочив между более крупными Майигу, стоявшими в первой линии оцепления, бросились более мелкие и юркие.

Мгновенно пришло понимание. Оставаться на месте и защищаться в таких обстоятельствах было ещё опаснее, чем атаковать самому. Ни в коем случае нельзя было позволять противнику перехватить инициативу. Сражение не по моим правилам повысило бы мои шансы на смерть до ста процентов.

Сорвавшись с места, я устремился вбок и назад, туда, где в стремительно сжимавшемся кольце атакующих был самый большой пробел.

Идеально проскочить мне не удалось. Сразу оба Майигу: очень похожий на Руби трёххвостый лис и покрытый рыбьей чешуёй буйвол — среагировали вовремя, скорректировав траектории так, чтобы зажать меня в клещи.

Рассудив, что быть нанизанным на длинные и мощные рога было менее предпочтительно, чем получить укус, неважно, насколько сильный, я вильнул в сторону, к буйволу, которого ударил ровно в лоб.

В прочности своей головы тот явно был уверен и даже не попытался увернуться. Очень зря.

Взорваться его башка не взорвалась. В отличие от прочного, но очень хрупкого тела кристального голема, череп животного был заметно более устойчивой конструкцией.

Тем не менее, смерть буйвола была зафиксирована на месте. Я ощутил, как продавливается под моим кулаком его лобная кость, глаза Майигу закатились, ноги заплелись и он нырнул головой в пол, так что мне осталось только перескочить через него.

Однако, так как останавливаться и правильно встречать лиса у меня не было времени, рыже-алый ублюдок налетел на меня, вцепившись клыками в моё плечо.

Хотя по сравнению с большинством Майигу лис был совсем небольшим, больше сотни килограммов веса, налетевших на меня на скорости болида Формулы-1, было вполне достаточно, чтобы лишить меня равновесия. Кубарем мы не покатились только потому, что я использовал мировой приказ.

Замахнувшись рукой, кости в которой уже во второй раз были сломаны от столкновения с буйволиным лбом, я со всей силы ударил лиса между глаз. Череп хищника был куда менее прочным, чем у буйвола, так что промялся на раз, после чего высвободить плечо из ослабевших челюстей уже было несложно, а приказы ветви исцеления тут же начали стягивать рваные раны.

К сожалению, вечно так продолжаться не могло. Хотя мировые приказы позволяли мне продолжать восстанавливаться после новых и новых травм, помимо мировой ауры на это уходили внутренние ресурсы тела. А человеческая форма была далеко не такой же выносливой, как драконья.

Пока что я чувствовал себя вполне неплохо. Но прекрасно понимал, что, если продолжу получать травму за травмой, тем более если они будут серьёзными то очень скоро почувствую усталость, она перейдёт в истощение, а затем мой организм просто откажет и я рухну, не способный пошевелить даже пальцем.

Проблема была в том, что сейчас я получал урон, даже когда атаковал сам. Укрепление тела не поспевало за его усилением. А это значило, что помимо сотни Майигу моим противником в каком-то смысле становился и мой собственный организм.

Я должен был закончить всё так быстро, как только возможно, и с минимальным ущербом. Сражаться в стиле берсерка, не считаясь с повреждениями, как я любил, было нельзя.

Нужно было постоянно мониторить ситуацию, просчитывать варианты, планировать траектории и контролировать силу ударов, чтобы убивать врагов, по минимуму вредя самому себе.

Сложно было вспомнить, когда я в последний раз оказывался в подобной ситуации. Моим «профилем» обычно были сражения один на один с сильнейшими.

И потому, что это было непривычно, это было ещё сложнее, ведь я не мог положиться на какие-то отработанные инстинкты или рефлексы. Приходилось просчитывать чуть ли не каждое движение каждого пальца, чтобы продолжать танцевать этот смертельный танец между десятков пытающихся прикончить меня врагов.

Подчинённые Пампонгомба погибали, но с каждым убитым я чувствовал, как тают и мои силы. Где-то на тридцатом я начал задыхаться, а на пятидесятом боль в мышцах, которую было не снять никаким исцелением, стала почти невыносимой.

При этом противники мои оставались почти не уставшими и, что ещё хуже, уничтожение половины «войска» четвёртого Отца не означало, что я вдвое облегчил себе задачу. Ведь сражаться со мной одновременно они все всё равно не могли.

Хотя с каждым убийством я будто бы продвигался всё дальше и дальше в усовершенствовании контроля над своими движениями, этого, похоже, было недостаточно. Всё шло к тому, что я проиграю, однако мысли о побеге, который в принципе ещё был возможен, у меня не возникало.

И дело тут было не в глупости и не в упёртости. Примерно на пятьдесят процентов причина крылась в том, что, слишком поглощённый боем, я банально забыл о том, что такая опция, как побег, была в принципе доступна. А другие пятьдесят были заняты странной мыслью, родившейся в глубине сознания где-то после двадцатого убийства.

«Я должен пройти этот путь до конца».

Появившись будто бы на пустом месте, эта идея стремительно захватила мой разум, и, помимо самого боя, я очень быстро перестал думать о чём бы то ни было ином. Забылся Аргиронт, забылась Амала, забылись Йирро, Эллиса, Мо, Шиито и все остальные.

Сейчас существовали только я и окружавшие меня враги. А ещё наши движения, наши атаки, наши финты, наши уклонения, уловки, хитрости, грубая сила, решимость, страх…

Я перестал чувствовать боль в теле. Она, хотя и продолжала нарастать с каждой секундой, будто бы оказалась отсечена от меня непробиваемым стеклом, за которым она могла творить всё что угодно, но ничего не могла сделать мне, стоявшему с другой стороны и наблюдавшему за ней.

На семидесятом убитом враге у меня отнялась нога и, прежде чем я смог кое-как «реанимировать» её, мне пришлось двигаться с помощью мировых приказов, будто марионетка на ниточках.

На восемьдесят пятом совершенно неожиданно мне отказал слух, а после ещё шести убийств пропало и зрение, причём даже в протезированном глазу, так что скорее всего дело было в мозге. Продолжать бой пришлось, ориентируясь на инстинкты, осязание и ту информацию, что мозг успел собрать об оставшихся в живых противниках, пока ещё был в силах.

Девяносто восьмого я убил, запихнув руку ему в пасть и вырвав язык. Правда, при этом его челюсти, впившиеся мне ровно в район локтя, вошли слишком глубоко, достав до самого сустава, в результате чего моё предплечье оторвалось от остальной руки и повисло на цепи кандалов.

Череп девяносто девятого был раздавлен моей ногой, но, прежде чем это произошло, его когти успели вспороть мне живот так глубоко, что из раны вывалилась часть кишечника.

Последнего бойца Пампонгомба, уже раз травмированного мной, но не добитого, я, уже не способный поднять оставшуюся руку, повалил на землю, вцепился зубами в шею и не отпускал, даже когда он полосовал мою спину когтями, до тех пор, пока его конвульсии не прекратились.

Только тогда я разжал челюсти и, тяжело перевернувшись на бок, скатился с тела Майигу, незрячими глазами глядя в потолок. Наверное, в этот момент четвёртый Отец что-то довольно говорил. Наверное, злорадствовал. Наверное, неуклюже спускался со своего трона, чтобы прикончить меня лично.

Ничто из этого меня не волновало. Всё моё внимание было сконцентрировано на тоненькой ниточке оставшейся в теле силе эволюции, собравшейся из мельчайших крупиц за время моего боя, и теперь медленно поднимавшейся к моей голове.

Или, скорее, к «сердцу» Дара контроля.

Раньше я думал, что невозможно совершить прорыв, находясь в подавляющих Дары и Сущности кандалах. Как оказалось, я ошибался. Просто нужны были особые обстоятельства.

Предельное истощение, повлёкшее за собой необходимость в предельной концентрации и экстремальном уровне контроля над энергией и телом. А также немного силы эволюции, чтобы подстегнуть процесс.

Обретение Сущности пожирания миров было похоже на формирование внутри меня бездонной чёрной дыры. Ядро Дара контроля вспыхнуло в моей голове подобно ярчайшей сверхновой, проходя невероятную качественную трансформацию.

Волна энергии от этого прорыва прошлась по телу подобно волне живой воды, не избавляя от травм, но смывая усталость и боль. Зрение вернулось, как и слух.

Но ни того, ни другого уже не требовалось, чтобы ощутить приближающегося ко мне Пампонгомба. Даже пассивного эффекта Сущности контроля поля боя было достаточно, чтобы сформировать в моём мозгу идеальную трёхмерную карту пещеры со всеми раскиданными по ней трупами и тушей четвёртого Отца.

Тем не менее, хотя я обрёл третью Сущность и даже отчасти убрал последствия боя, сражаться сейчас с ним было слишком рискованно. За последние дни я успел немало узнать об обитателях Форта тысячи висельников от Зеурлора. И Пампонгомб занимал позицию четвёртого Отца вовсе не за свою толщину.

Если бы он был менее ленив и высокомерен и решил присоединиться к бою со мной вместе со своими подчинёнными, я наверняка бы умер, не убив и половины. Впрочем, в этом случае я бы совершенно точно любой ценой постарался выбраться на поверхность, к стражникам.

И теперь мне стоило сделать именно это.

Вскочив с пола, я рванул к выходу из пещеры. Мгновение ушло на то, чтоб Пампонгомб понял, что именно произошло. А затем мне в спину вместе с его разъярённым рёвом ударила огромная, за секунду выросшая почти до полукилометровой длины, рука.

Это была не магия и не Дар. Такова была физиологическая особенность четвёртого Отца — способность раздуваться, будто рыба-шар, но прокаченная на несколько порядков.

Он попытался схватить меня, но я воспользовался всеми оставшимися силами и мировыми приказами, чтобы оседлать волну воздуха, сформированную его движением, чтобы вылететь из пещеры как пробка из бутылки шампанского.

А затем, едва не врезавшись в стену по ходу движения, я продолжил нестись по коридору, не забыв, запустив приказы ветви исцеления, приставить руку обратно к культе и запихнуть кишки обратно в живот.

Проклятья Пампонгомба понеслись следом, но сам он догонять меня не стал. Видимо рассчитал, что раздуться достаточно сильно в узких проходах не сможет, а в своём толстом теле не сможет за мной угнаться.

Спустя пару минут я уже вылетел на поверхность, упав без сил неподалёку от выхода.

Радовало, что перед началом боя я додумался скрыть свою тюремную робу. Из-за этого мне пришлось сражаться голышом, что иногда было не слишком удобно, но и кровью я робу не залил. Кровь с тела я испарил с помощью приказа пламени, пока бежал.

Очень хотелось просто лечь и заснуть. Даже если прямо под ногами у одного из охранников. Но, к сожалению, было не время.

Раз Пампонгомб решил пойти на крайние меры, то и мне нельзя было прохлаждаться.

Следующая остановка — лежбище парочки волков-извращенцев.

Пришла пора нанести Аргиронту первый удар.