В любом случае, решил Пол, если он уже мёртв, то снова умереть не может. А если жив, то, значит, очутился в сказке, а в сказках никогда в самом начале не умирают.
На Больших Равнинах говорят: "У кошки три жизни, у человека – девять, а у мага – три раза по девять".
Урождённые маги и впрямь очень живучи. В буквальном смысле – сверхъестественно. Я лично знаю целителя, магистра даже не первой, а второй ступени, которая два раза лишалась левой руки: в первый раз только кисти, во второй, из-за ступенчатого проклятия – аж до середины плеча. Однако сейчас, насколько я знаю, она снова разгуливает с целёхонькими верхними конечностями, избавившись даже от болевого синдрома. У знакомого алхимика по прозвищу Спиритус с регенерацией дела обстояли хуже. Поэтому после взрыва в лаборатории, лишившего его правого глаза, кончика носа, половины челюсти, почти всех пальцев и изуродовавшего всё остальное, он больше похож на замаскированного голема, чем на человека. Вечно в низко надвинутом капюшоне, маске, перчатках, скрывающих протезы… но важнее, что Спиритус вообще выжил после таких травм и даже неплохо себя чувствует. Ну а Тенс ир Велират, декан факультета общей магии и начальник Ретлиша Столпника, с головой ушёл в магию и добился в ней выдающихся успехов в том числе оттого, что ещё в раннем детстве из-за несчастного случая лишился ног. Вот только мало кто замечает неладное, потому что декан, предпочитающий длиннополые мантии, левитирует сам себя так мастерски, что приноровился имитировать даже лёгкое покачивание при ходьбе.
Про разглаженные шрамы, исчезающие за считанные минуты гематомы, срастающиеся кости и тому подобные мелочи даже говорить не стоит.
К чему это я? Да к тому, что перестаравшийся Петля таким ударом, какой достался мне, обычного человека отправил бы в могилу. Но маги, наделённые особыми способностями от природы, от природы же имеют и большую сопротивляемость магическим ударам. Я выжила.
Если это можно так назвать.
…боль! Боль. И ещё раз боль. На неё у меня давным-давно выработан рефлекс: все отрицательные ощущения я сразу преобразую в магию. Боль при этом слабеет (как правило, до полного исчезновения), а сил, соответственно, прибавляется. Так случилось и на этот раз. Потоки тёмной энергии омыли мой разум, унося прочь усталость и взламывая корку беспамятства. Проведя инвентаризацию своего состояния и всего окружающего, я удивилась так, что едва не утратила контроль над заклятиями самоисцеления.
Вокруг простиралось поле боя.
Я стояла, попирая трупы – либо раненных так тяжело, что они должны были вскоре умереть. (Их боль я также машинально забирала, преобразовывая в магию). Ни клочка чистой земли! Тела, тела, тела: разодранные на части, почти целые, человеческие, не вполне человеческие и совершенно не человеческие – все вместе, вперемешку. Кое-где громоздились настоящие курганы из тел. Кое-где из месива мёртвой плоти торчали, как утёсы, лишённые энергии боевые големы. Помимо големов, попадались какие-то малопонятные штуковины из металла; судя по моим внутренним ощущениям, сложностью своего устройства они были способные затмить любые придумки магов-механиков. Впрочем, назначение этих штуковин угадывалось сразу и без тени сомнения.
Война. Уничтожение.
Одним словом, смерть.
Что до меня, то мои движения сковывала пробитая, покорёженная, а местами даже проплавленная броня. Полный доспех тяжёлого пехотинца, когда-то, вероятно, основательно зачарованный, а ныне мёртвый, как почти всё вокруг. Кроме меня. Мне потребовалось около минуты, чтобы избавиться от этой насмешки над защитой… и выяснить, что под моим бронированным облачением никакой нормальной одежды нет. Даже белья.
Тут-то до меня с большим опозданием дошло, где именно я нахожусь. Я закрыла глаза, сосредоточилась, максимально чётко представила желаемое. И мою наготу прикрыла привычная мантия мага, что стало лишним подтверждением моей догадки.
Тут сверху раздался высокий клич. Я повернулась. Ко мне летели, стремительно снижаясь, три фигуры. Впереди гигант в серебристо сверкающей броне, с нелепыми птичьими крыльями и громадным – этак в полтора моих роста – двуручным мечом. Чуть отставая – две крепко сбитые бронированные девицы с развевающимися бледными волосами, вооружённые широкими клинками. У девиц крыльев не было, и они летели просто так. Впрочем, я сразу решила, что способности этой троицы к полёту объясняются совсем не какими-либо физическими принципами.
Ах да, ещё один штрих. От гиганта и от девиц исходило белое сияние, причём особенно ярко светились их глаза.
– Кто ты?! – трубным голосом вопросил приземлившийся (притрупившийся?) гигант. Его спутницы просто-напросто зависли в воздухе, настороженно поглядывая по сторонам. Не иначе как изображали боевое охранение.
– Можешь называть меня Игла. А сам ты кто?
Искреннее изумление в пылающих белым глазах.
– Неужто не узнала ты меня? Наш облик трудно с кем-то перепутать, ну а подделать – просто невозможно!
– Первый раз такого вижу, – призналась я честно. – Ладно, мужик, чего тебе надо?
– Предерзостная смертная, – заявил крылатый. – И, кажется, из тёмных!
Его двуручная громадина тросточкой взлетела вверх, а потом рухнула…
Туда, где меня уже не было.
– Хочешь драки? – спросила я риторически.
– Раф! – крикнула одна из девиц. – Сзади!
Она была немного не права. Следовало кричать не "сзади", а "везде".
Боевая ярость гиганта оказалась хорошим топливом для моего заклятья. Она вливалась в меня широким кипящим потоком. Этот поток обжигал меня, раня саму сердцевину души и причиняя просто невероятную боль… но и собственную боль я превращала в топливо для магии. Уйма силы, целые бурлящие озёра! Никогда ещё я не поднимала столько зомби сразу, да в плотном мире я и не смогла бы поднять столько. Но здесь, посреди этого странного поля странной битвы, мертвецы, казалось, ждали только приказа подняться для новых сражений.
Ждали – и дождались. И встали под мои знамёна. Все, вплоть до големов и диковинных машин, не меньше чем на сто шагов вокруг.
Меч крылатого гиганта косил зомби, как траву, оставляя на телах прожжённые разрубы. С мечей его спутниц обильно стекали молнии, рвущие зомби на части. Но убить моё воинство было не так-то просто: их вновь и вновь восстанавливало, а затем заставляло двигаться ничто иное, как разгорающаяся всё сильнее ярость крылатого.
Не замечая этого, он фактически боролся сам с собой. И не мог победить.
Один боевой голем остановил размах двуручного меча, ухватив его всеми четырьмя руками. Другой, зайдя с тыла, обрушил мощные удары на крылья, лишённые защиты броневых пластин. Мёртвые копейщики кололи, мёртвые секирники рубили. Гигант застонал, и его боль влилась в моё заклятье. Мёртвые лучники и ожившие машины дали залп по летающим девицам. Воздух пронзили стрелы и грохочущие снаряды, летящие быстрее, чем успевает заметить глаз. Мечи-молнии угасли, зашипев. Одна из машин покрупнее грянула снарядом прямо по гиганту. Взрыв! Серебристый нагрудник не выдержал, во все стороны полетели клочья брони и брызги крови. От удара с крылатого слетел шлем, и я увидела, как гаснет сияние глаз на искажённом предсмертной мукой сурово красивом лице…
Но ещё до того, как сияние угасло окончательно, гигант превратился в бледное бело-голубое облачко. Вытянувшись веретеном, это облачко стремительно ввинтилось в зенит, а на поверхности ворочающегося всё медленнее моря зомби остались лишь обломки брони да груда окровавленных перьев. Ушёл, сообразила я. В следующий раз надо будет приготовить ловушку душ. Если, конечно, этот следующий раз будет иметь место.
– Отлично, – рыкнул кто-то у меня за спиной мощно и низко. – Просто отлично!
Обернувшись, я едва удержалась на месте. Но попятиться всё равно захотелось с почти непреодолимой силой. Посмотрела бы я на смельчака, способного без страха взглянуть в глаза чёрного волка, под брюхом которого даже очень рослый человек может пройти, не задев головой космы длинной свалявшейся шерсти!
Особенно с учётом того, что глаза волчары светились почти как у гиганта и девиц, только не белым, а кроваво-алым. Словно в пустом черепе громадной твари полыхало пламя, щедро политое жертвенной кровью.
– Полагаю, – спросила я (голос чуть дрогнул, что меня немедленно взъярило), – эта троица была тебе враждебна?
– Ещё бы! – фыркнул волчара. – Нет и не будет мира у отродий Лиса с небесами и всеми порождениями их! Но вот кто ты и чего ради взялась за истребление летучих, я что-то не пойму. Вроде бы ты смертная, но…
– Я бы не стала никого истреблять, если бы на меня не напали. А что до "смертной" – ты-то сам бессмертный, что ли?
– Я не сын Лиса, – рыкнул волчара, скалясь совсем не по-волчьи. – Я всего лишь его внук, но в жилах моих тоже струится вечная кровь!
– Ты ещё скажи, что тебя нельзя убить.
– Разумеется. Ты ведь не убила ту троицу, просто на время лишила тел.
– Вот как? А если поймать отлетающую душу?
Волчара попятился, рыча.
– Кто ты такая?
– Можешь называть меня Игла. Я маг. Конкретно – некромант.
Волчара припал на все четыре ноги, как перед прыжком, и коротко взвыл.
– Герой! Новый герой на Поле Крови! НАШ герой!
– Ошибочка, парень. Никакой она не герой.
Эти неожиданные появления начали мне надоедать. Развернувшись на новый голос, я обнаружила ни много ни мало – собственную точную копию. Только в целёхонькой броне вроде той, ошмётки которой мне пришлось сбросить, и с обнажённым аналогом моего меча-бастарда, упирающимся остриём в смятую кирасу одного из трупов.
– Ты…
– Без имён! – копия предупредительно вскинула руку. – Но сразу скажу: угадала. А теперь двинули отсюда.
– Зачем? И куда?
– Адрес тебе тоже известен. Зачем? Да затем, что психически здоровым живым, даже если их специальность – некромантия, здесь не место.
– Живым?
Про волчару мы ухитрились забыть. А зря! Его вой, начавшийся сразу с высокой вибрирующей ноты, ударил по мозгам немногим хуже "гласа сирены". К счастью, волна давящего звука оказалась болезненной; боль же я вновь преобразовала в магию и собрала таким образом достаточно сил, чтобы накрыть щитом не только себя, но и замаскировавшегося Эмо.
Из-за щита боль ослабла. Что очень скоро должно было ослабить и щит.
– Включай свой перенос, или как там его! Быстрее!
Бледный от боли, Эмо кивнул и свёл ладони, словно хлопая ими. Хлопка не вышло, зато реальность Поля Крови резко изменилась, почти застыв. Замах, "хлопок"… кругом лишь клубящийся туман, смешавший в себе, если приглядеться, все цвета радуги и несколько таких цветов, каких в радуге отродясь не бывало. Ещё замах…
– Надо же, ушли, – облегчённо вздохнул Эмо, принявший после третьего хлопка и прибытия к воротам замка мужское обличье, уже знакомое мне по предыдущей встрече. – С тобой не соскучишься, Эйрас! Как, интересно, ты ухитрилась оказаться в слоях вечности, да ещё не абы где, а посреди Пылающих Кругов?
– Тот волчара говорил что-то про Поле Крови…
– Часть Пылающих Кругов, – отмахнулся Эмо. – Место битвы без начала и конца, в которой кто-то хочет одержать решающую победу, кто-то хочет погибнуть окончательно, но никому не удаётся сделать ни того, ни другого. Ты что, ухитрилась умереть?
– Понятия не имею. Мне казалось, что я просто потеряла сознание… стой! По-твоему, туда, где ты меня нашёл, могут попасть только мёртвые?
– Ну, не только. Говоря точнее, мёртвые, за редчайшими исключениями, не могут оттуда уйти. Но это не важно. Расскажи, что с тобой произошло?
Я кратко объяснила, что. По мере рассказа брови Эмо сдвигались всё теснее.
– Плохо, – объявил он. – Похоже, этот Петля вдарил по тебе слишком сильно. Вот так и плодятся всяческие казусы и пограничные случаи…
– Ты скажи чётко: умерла я или нет?
Тон мой был вполне академическим, без следа беспокойства. В конце концов, чувствовала я себя не так уж скверно. А если даже превратилась в покойницу, то паниковать по этому поводу было уже поздно. Следовало, скорее, задуматься, что делать дальше.
– Ни то, ни другое, – заявил Эмо после краткого раздумья. – Будь ты мёртвой, я бы не вытащил тебя всего-то в три приёма. Может, и вообще не вытащил бы. Опять же, мне кажется… хм. Ни провалов в памяти, ни иных нехороших признаков ты за собой не замечаешь?
– Нет. Ничего такого.
– Ну вот. Если суммировать, то единственный нехороший признак – собственно, сам факт, что тебя пришлось вытаскивать из Пылающих Кругов. И ещё неизвестно, что стало с твоим физическим телом, но это уже мелочь нестоящая.
– Ты уверен?
– Вполне. Разве что, если ты захочешь вернуться в Остру в ближайшее время и примерно в прежнем статусе, то искусство воплощений тебе придётся осваивать раньше и глубже, чем это обычно делают новички.
– Ничего, – бросила я. – Освою.
– Вот и я о том же. А теперь давай-ка внутрь.
Замок встретил нас, как в прошлый раз и, видимо, как обычно: настороженной (но без скрытой угрозы) тишиной. Не нарушая её, мы прошли прежним маршрутом в обсервационную, где всё ещё висело трёхслойное изображение Больших Равнин, Острасского королевства и его столицы.
– Можешь найти себя? – спросил Эмо. – В смысле, тело?
– Попробую…
Моими усилиями, с некоторыми подсказками более опытного Эмо, поставленную задачу удалось решить быстро. Незримый чудо-инструментарий обсервационной выдал нам не только вид на мою тюремную камеру изнутри, но и моё бездыханное тело на койке, и даже собравшийся вокруг него… гм… консилиум.
– Ничего себе! Вот это внимание так внимание! Слушай, Эмо, а нас могут заметить? Конкретно говоря, вон тот саххарт в мантии целителя?
– Нет, – очень уверенно ответил Эмо. – Существуют методы, способные воспрепятствовать наблюдению за плотными мирами из замка и ему подобных мест, но ни одного метода, которым можно было бы обнаружить такое наблюдение, Группе не известно. Коллекция рассеянной информации – предельно "тихий" метод. А что? Этот целитель – серьёзный противник?
– Даже очень. Это саххарт Асфитар по прозвищу Следопыт, декан факультета целительной магии… и лучший из известных мне менталистов. Говорят, он может унюхать, о чём думали в закрытой комнате спустя три дня.
– Враньё. Даже самый лучший нюх для этого не годится.
Я пожала плечами.
– Так говорят. Но попасться к нему на глаза, будучи в полном сознании, я бы не хотела. Сомневаюсь, что мои мысленные щиты достаточно хороши, чтобы создать Следопыту серьёзные трудности хотя бы на полминуты, – тут я (увы, с опозданием) осознала ещё одну странность и спросила. – А почему они неподвижны?
– Потому что сейчас мы пребываем вне времени. То ли над ним, то ли в стороне. Да плюс ещё возможности замка… – Эмо махнул рукой и сказал. – Ладно, послушаем.
Картина "консилиума" ожила.
– …клятая магия!
– Спокойно, капитан Гертас. – Голос саххарта высок и напевен, как почти у всех его долгоживущих сородичей. – Вас никто ни в чём не винит. Это просто… несчастный случай. Да.
– Но если бы я не настаивал, эта дикая кошка не взбесилась бы и не…
– Об этом рассуждать бессмысленно. Случившееся – случилось.
– Но что именно с ней случилось? – В голосе надзирателя (о чудо!) не слышно казённых интонаций. – И можете ли вы её исцелить?
(Разумеется, хмыкаю я мысленно. За каждую смерть на вверенной его вниманию территории с него обязательно спросят – причём за смерть мага спросят особенно строго).
– Не знаю, – ответ Следопыта задумчив и неспешен. – Говоря откровенно, такой клинической картины я ещё ни разу не наблюдал… а наблюдал я многое.
– Она хотя бы жива?
– Отчасти. Дыхание очень слабое, но оно есть. Пульс еле слышен и очень редок, но не похоже, что он готов прерваться. Да. Но вещи более тонкие… трудно сказать. И ещё – вот!
Наклонившись, саххарт проводит ногтем по щеке моего тела.
– Видите?
– Видим что?
– Следа не остаётся. Потребовались бы серьёзные усилия, чтобы даже самый острый скальпель прорезал её кожу, пока она в таком состоянии.
– И что это значит?
– Это один из признаков глубокого транса. ОЧЕНЬ глубокого. Того, кто пребывает в таком трансе, можно запереть в плотно закрывающемся металлическом ящике, ящик опустить под воду, через несколько дней поднять ящик и открыть, но пребывающий в трансе даже не заметит этого. Странно другое: "одеревенение" – единственный наблюдаемый признак транса.
– Что это значит?
– Сознание в трансе изменяется, но по-прежнему присутствует. А в этом теле я не могу ощутить даже малейшего следа сознания. Ни воспоминаний, ни мыслей… мозг чист! Чище, чем у не рождённых ещё младенцев и у потерявших сознание, пребывающих на самой грани смерти! Вы понимаете, что это значит?
– Нет. Но мы и не целители. Объясните.
Асфитар Следопыт разводит руками.
– Не могу. Я, специалист-целитель, не понимаю, как произошло… вот это. И не понимаю, ЧТО это. Вы говорили, при ней были какие-то артефакты?
– Да. Хотите посмотреть?
– Конечно! И ещё я бы хотел узнать, как и чем именно ваш маг… как там его?
– Петля.
– Не помню такого. Не важно. Важно, какой именно удар он нанёс. Быть может, разгадка кроется в этом.
– Но что нам делать с… магистром Илиной?
Пожатие плеч. Вполне человеческий жест, который саххарт, очевидно, перенял за десятилетия, проведённые вдали от своих сородичей.
– Ничего. Судя по всему, если она и очнётся, то сделает это вполне самостоятельно. Идёмте, господа.
Выходя из камеры последним, Асфитар ненадолго приостанавливается.
– Ни следа сознания, – шепчет он еле слышно. – Здесь – ни следа… но где же оно в таком случае, хотел бы я знать?..
– Ты была права.
– Насчёт чего?
– Насчёт оценки этого гуманоида. Он – действительно серьёзный противник.
– Ну, о магах своего мира я имею кое-какое представление.
Эмо махнул рукой.
– Извини. Я не думал сомневаться в твоих словах. Я хотел лишь высказать своё мнение.
– Я не обидчива, так что ничего страшного. Кстати, моё тело, как я понимаю, в порядке?
– В полном.
– Но ведь магический удар мне не пригрезился!
– Не спорю, удар был. Но ответь мне: при появлении на Поле Крови ты испытывала боль?
– Да.
– И исцелилась?
– Используя боль как источник силы. Я же рассказывала.
– Но я раньше не был уверен в том, что исцеление сработало и для твоего плотного тела. Да уж… хорошо быть некромантом. Иногда.
"Эмо завидует? мне? впору возгордиться…"
Сделав вид, что не расслышала последнего замечания, я сказала:
– Недавно мне хотелось спросить, связаны ли как-то та моя часть, которая перемещается сюда и та часть, которая остаётся там. Но похоже, в ответе больше нет нужды.
– Как сказать. Связь, конечно, есть, но всех её нюансов мы не знаем до сих пор, – оживившись, Эмо выдал целую лекцию. – В первом приближении она описывается классическими законами подобия, но с существенной асимметрией. Например, если отделение потока от истока – то есть сознания от тела – производится саркофагом странников, тело-исток сохраняет большинство вторичных признаков жизни. Так, как если бы лежащий в саркофаге просто очень глубоко спал. Можно обнаружить следы электрической активности в коре мозга, смену эмоционального фона, порой даже уловить отблески мыслей. А вот если поток производит отделение за счёт собственных ресурсов, наблюдается примерно то, что описал Асфитар: исток уходит глубокий транс без следов ментальной активности[5]. И с некоторыми изменениями физиологии, также описанными им. Правда, это лишь самая общая схема, в которую происходящее зачастую не вписывается. Разные миры, разные реальности, разные законы бытия…
Я начала понимать, что общего имеют все члены пресловутой Группы. И что, кстати, роднит с ними меня. ("Наш человек", да?) При всех колоссальных отличиях между, например, Джинни и Эмо они оба любят делиться знаниями и навыками. Любят учиться сами – и заражают этой любовью других. А источник этой "болезни", конечно, Анжи. Их общая Наставница.
Даже жаль, что эту страсть приходится сдерживать…
– Всё это интересно, – заметила я мягко, – но, так скажем, не к спеху. Лучше перейдём к делу. Что там насчёт сетей наблюдения в Остре?
Как выяснил Эмо, провернувший огромную работу по исследованию столицы, специальной системы для наблюдения за проявлениями тёмной магии в городе не было. Сигнальными, следящими и подавляющими магию талисманами, а также бдительными Арбитрами был нашпигован королевский дворец (ещё бы!); кроме того, кварталы Белого университета, особенно здание, объединявшее все три факультета магии, имело собственную систему магической безопасности. Стоило кому-то из студентов заняться недозволенными ритуалами, как к нему "в гости" тут же явились бы представители преподавательского состава. Чтоб не баловалась подающая надежды молодёжь кровавыми приношениями крыс, голубей и прочих безответных созданий. А заодно – чтобы не перебарщивала с химическими и алхимическими стимуляторами мозговой активности перед экзаменами, чтобы не колдовала с перепоя, чтобы не устраивала дуэлей с применением "пламенных почек", "костогрызов", "игл смерти" и прочих чрезмерно разрушительных заклятий. Короче, чтобы студиозусы сидели над толстыми фолиантами, внимали разъяснениям лекторов, аккуратно вели записи и лишь иногда позволяли себе украдкой взглянуть на особ противоположного пола. Или с тоской – в запылённое окно.
Тяжела студенческая жизнь, по себе знаю…
В общем, никто в Остре за тёмной магией специально не следил. Однако имелось целых три независимых сети наблюдения, накрывающих всю столицу и фиксирующих проявления магии как таковой (преимущественно в силовом аспекте, потому что его много легче обнаружить).
Первой такой сетью была многофункциональная система артефактов, принадлежащая экари Эрендину Хромцу, главе Острасского Круга Магов. Когда Эмо рассказал мне, как она действует, я лишь головой покрутила в восхищении. С её помощью Эрендин собирал своего рода налог на магические действа. Да-да, вот так. Хочешь сотворить заклятие в Остре или её ближних окрестностях? Пожалуйста, твори. Но артефакторная сеть выпьет часть вкладываемой тобой энергии и добавит её в накопители, располагающиеся на верхушке Древней Башни. Отдельный мощный блок этой сети в постоянном режиме "давил" на восточное крыло Юхмарской тюрьмы, где сидели маги. Какие-то крохи силы у сидельцев всё же оставались, но явно недостаточные, чтобы воспользоваться своими способностями для побега. Кроме тюрьмы, сеть могла точно так же "придавить", лишив магов почти всех сил, любой заданный участок столицы. Преимущественный доступ к накопленным запасам энергии имел Эрендин лично, а кроме него – Лухэм Пахарь, специалист по инструментальной магии… он же первый маг Незримой опоры, глава королевских Арбитров и ближайший сподвижник небезызвестного Гемиса ир Даури (о котором речь ещё пойдёт ниже).
Вторая сеть магического наблюдения принадлежала столичному уголовному сыску. Занято в ней было около сорока магов. Сеть эта была, конечно, попроще, подешевле и пожиже, чем сеть Эрендина и Лухэма. А уж об автономности последней "глазастики", как называли сотрудников соответствующего отдела сыска, могли лишь мечтать. Им-то, бедным, приходилось в три смены (по десять магов в каждой) пялиться в артефакты, именуемые зеркалами Варная. Впрочем, вторая сеть засекала не только тяжкие правонарушения, фиксируя сопутствующие обстоятельства и ауры участников преступлений. Глазастики оказались достаточно зоркими и расторопными, чтобы, например, сообщить Арбитрам о незапланированной дуэли во дворе "Гривы льва".
Ну и третья сеть. Подконтрольная лично эрту Даури. Лишённая технического совершенства сети Эрендина и отлаженной организованности сети сыска, но в чём-то даже более опасная. Артефакты в третьей сети не играли особой роли. Тайная служба делала ставку на людей. Магов. Дежурили наблюдатели парами: один воздушник – один менталист. Первый маг в паре погружался в транс ясновидения, а второй следил за тем, что именно грезится ясновидцу, отчасти направляя его видения и при необходимости сообщая начальству о происходящем. Просто и надёжно.
– Ну что ж, – сказала я, подводя итоги услышанному и увиденному. – Как я понимаю, Древняя Башня моим планам не страшна. Эта сила могла бы капитально затруднить мне влияние, но из-за минимальной оперативности бояться её не стоит. Эрендин с Лухэмом просто не успеют сообразить, что им следовало бы делать, чтобы мне помешать, а инициативы их артефакторная сеть лишена по определению. Закрыться от зеркал Варная тоже достаточно просто: соответствующий маскирующий полог я могу сотворить в любой момент и накинуть на любое нужное место. Но вот ясновидцы тайной службы…
– Отвлекающий манёвр, – бросил Эмо.
– Хорошо бы. Возьмёшься?
– Зачем? Сама справишься.
– Каким это образом?
Эмо злоехидно ухмыльнулся. И объяснил.