Поклянись, что моя

37

Когда мы оказываемся на подъездной площадке у дома Блейка, все мне кажется каким-то незнакомым, будто я смотрю на это впервые: и серый облицовочный камень на стенах, и изящные черные створки на окнах, и кованые перила, обрамляющие лестницу острыми завитками. Блейк легко проворачивает ключ в замке, пропуская меня первой. В прихожей включается свет, и я сразу замечаю порядок, царящий в квартире.

Все столь аккуратно и опрятно, как на картинах художников-идеалистов. Выглядело бы даже скучно, если бы душу квартиры не заполонял сложный и эксцентричный характер ее хозяина.

Я чувствую себя уязвимой, а еще не могу понять, зачем он привез меня к себе. Какая-то часть меня, уязвимая и хрупкая составляющая души хочет верить в то, что он изменил свое мнение и проникся ко мне чувствами, но другая я понимает, что сделал он это далеко не из глубокой любви и привязанности ко мне.

— Заходи, — Блейк подает голос, отступая шире, потому что замечает, что я слишком долго не решаюсь войти.

Но на самом деле это далеко не из-за нерешительности. Негативно качнув головой, я вдруг отказываюсь заходить, обняв себя руками. Вдруг мне резко расхотелось это делать, как и навязывать себя хозяину этого дома.

— Ну, говори, — глухо выговаривает он, будто я надоедливый ребенок, который не желает оставить его в покое. — По глазам вижу: тебе есть что сказать.

Я выпаливаю, как на духу:

— Ты обещал, что скажешь причину, по которой ты за мной вернулся, как только мы приедем. Мы здесь, Блейк, и я жду ответа на свой вопрос, — мне слышится маленький вздох Блейка, который не означает ничего хорошего, и я все-таки добиваю его вопросом: — Почему ты приехал в больницу и решил оставить ребенка?

— Передумал, — он так резко и быстро ответил, что я даже не сразу сознаю, что он мне сказал.

— Если ты думаешь, что меня устроит такой ответ, то ты ошибаешься, Блейк, — чуть ли не кричу ему в спину, когда он поворачивается и идет в другую сторону, кажется на кухню. — Я хочу искренности, а еще честности. Мне не нужно, чтобы я вытаскивала из тебя щипцами то, что ты дать мне не в состоянии.

— Как же с вами женщинами сложно. Не приехал — плохо, приехал — тоже плохо, — раздраженно бросает он где-то с левого крыла дома и открывает верхнюю дверцу шкафчика, в этот момент поворачивая ко мне лицо, и я вижу в его глазах то самое раздражение. — У вас хоть какое-то постоянство в чем-то есть, Элайна?

Сказать, что меня это вывело из себя, ничего не сказать.

— Ты совсем не понимаешь, как устроены женщины. Знаешь, я теперь понимаю, почему ты до сих пор одинок. И я почти уверена, что это жена ушла от тебя, а не ты ее бросил.

Блейк матерится себе под нос и достает из верхнего шкафчика бутылку виски, наливая себе в бокал.

— Папа, пап!

Бодрый голос где-то из недр дома говорит о том, что договорить нам сегодня явно не дадут, как впрочем остаться наедине.

Снова выругавшись, он прячет бокал и бутылку в шкафчик, а потом разворачивается, упершись поясницей в столешницу как раз вовремя.

— Здравствуйте, — Сара резко тормозит, увидев меня, что так и осталась в прихожей, а потом осторожно обращается к отцу, явно подбирая слова. — Пап, ты можешь зайти ко мне, когда освободишься, я хочу тебя кое-что спросить.

— Спрашивай сейчас, — вместо бокала с виски, теперь Блейк наливает себе в стакан воды. Голос его ровный и безоговорочный. Может, до Сары еще не дошло, а вот я сразу понимаю: он не шутит.

— Но в доме посторонние, я не могу, — неуклюже бормочет девочка.

— Сара, говори.

Блейк отвечает с напором и твердостью, свойственным отцу, так что теперь думаю Сара и сама понимает, что лучше послушаться, чем испытать родительский гнев.

— Ладно, — безропотно соглашается дочь. — У Беллы завтра вечеринка дома. Будут все, даже Сандра отпросилась у родителей. Можно я пойду?

— С ночевкой?

— Ну пап, я думаю, что вечеринка не затянется, но я всегда остаюсь у нее, нужно будет помочь убрать и…

— Ты не пойдешь к Белле на вечеринку, — обрывает Блейк, так и не дослушав. — Будешь сидеть дома и делать уроки.

— Но сейчас каникулы, папа! Какие уроки?

— Значит, будешь готовиться к учебному году. Я все сказал, Сара.

После его резкого ответа в комнате повисает тишина. Сара замирает, ее лицо становится серьезным, и она будто прислушивается к чему-то, чего я не могу понять. Взгляд между отцом и дочерью становится напряженным, словно они обмениваются невидимыми знаками, не предназначенными для чужих глаз. Эта пауза полна недосказанности и какой-то скрытой тайны, которую я не могу расшифровать.

Что происходит?

Я чувствую, что воздух в комнате становится плотнее, а мое собственное дыхание возрастает.

Блейк не отводит глаз, и его лицо сохраняет холодную невозмутимость, в то время как с лица Сары сходят все краски. В этой тишине я вижу, как между ними пробегает молния непонимания и, наконец, молчаливого согласия. Еще несколько секунд и плечи Сары медленно опускаются, она выдыхает. Она сдается. Этот момент заполняет меня ощущением, что я наблюдаю за чем-то личным и важным, что не предназначено для меня.

— Вечно он со своими правилами и указаниями. Зануда, — бросив на меня обиженный взгляд, явно предназначенный не мне, а отцу, Сара поспешно прячется в своей комнате, ворча себе под нос о том, насколько несправедлив и бренный этот мир. И вот, наконец, мы снова остались вдвоем. Раньше я была слишком окутана уязвимостью и благодарностью, но сейчас глядя на держащегося стороной Блейка, я понимаю: совсем не из большой любви и желания он это сделал. Тогда в чем дело?

— Ну? — не позволяя затянуться этой дурацкой паузе, спрашиваю я, все еще чувствуя отголоски недавней паузы. — Так что тебя заставило передумать? Ты же упорно отказывался верить в то, что я могу быть верна одному человеку и что это твой ребенок.

Честно говоря, сказано это было слишком громко и вопиюще, но так уж сложилось, что с момента нашего знакомства я действительно перестала смотреть на других мужчин и даже думать о них в интимном ключе.

Парадокс, хоть и Блейк, этого не оценил. И честно, я ожидала услышать что-то вроде лекций и нравоучений о том, какая я легкомысленная и неверная девушка. Но все, что я удостоилась от него, это сухое и уверенное:

— Будем считать, что поверил, — Блейк со звуком захлопнул дверь шкафчика, повернулся с полным бокалом и двинулся вперед. Стоя с отвисшей челюстью, я проследила за тем, как он прошел мимо меня босиком прохладным паркетом, плюхнулся на диван и включил телевизор, что очень ему несвойственно и в моей голове ну никак не клеится с тем властным мужчиной голубых кровей такое домашнее поведение. И другую часть меня вполне удовлетворил бы этот ответ, если бы не червячок, зашевелившийся где-то в глубине души. Мне отчаянно хотелось, чтобы это было действительно так, и он искренне изменил свое отношение ко мне.

Но почему мне кажется, что он все-таки не поверил?