Я открываю дверь и вижу Сару. Она сидит на лестнице веранды, отвернувшись от дома. Спина ее ссутулена, волосы растрепались, а в утреннем воздухе еще чувствуется прохлада. Она вышла через заднюю дверь, ведущую в лес, и теперь сидит здесь, словно пытается избежать всего, что произошло.
Я перевожу дыхание, чувствуя, как неприятный комок в горле давит все сильнее. Собравшись с духом, осторожно подхожу к ней и опускаюсь рядом, чувствуя, как сердце тяжело бьется в груди. Сара не смотрит на меня, только всхлипывает, ее лицо покрыто дорожками слез. Она ничего не говорит, но и не гонит меня, что, наверное, уже хороший знак.
— Сара… Давай поговорим, — осторожно пробую я.
Она проглатывает и продолжает смотреть на свои переплетенные на коленях ладони. В этот момент я вижу в ней ту самую уязвимую девочку, с которой разговаривала недавно, когда мы с ней сидели в ее комнате.
— Ты беременна от моего отца. О чем тут говорить? — наконец говорит она, повернув голову ко мне. В ее глазах нет гнева или боли, как я ожидала, разве что чуть-чуть. Только растерянность.
— Я хотела тебе рассказать, правда, — начинаю я, чувствуя, как слова застревают в горле. — Просто не знала, как ты…
— Как я отреагирую? — перебивает Сара, и я замечаю, что она нервно сжимает пальцы.
— Я зла, — наконец добавляет она после долгой паузы, ее голос звучит тяжело, словно она и сама не до конца понимает, что чувствует.
Птицы в лесу перекликаются между собой, и это единственный звук, разрывающий между нами тишину. Сара всматривается в свои руки, ее голос становится тише, почти как у ребенка, который впервые сталкивается с чем-то пугающим.
— Я так зла на него. Я просто не могу поверить, что папа так поступил, — говорит она. — Он мне ничего не рассказал. И я совсем не ожидала, что моя будущая мачеха будет на каких-то десять лет старше меня.
Я замираю, удивленная ее словами. Мачеха? Я понимаю еще кое-что. Сара сердится совсем не на меня. И когда содержание ее слов доходит до меня, я слабо улыбаюсь, чувствуя, как мышцы на лице невольно поддаются этой странной иронии.
— О нет, — отвечаю я, качая головой. — У нас с твоим отцом ничего нет, поэтому можешь не беспокоиться.
Сара смотрит на меня из-под полуприкрытых ресниц, и я замечаю, на ее щеках полузасохшие следы слез.
— Ты не поняла, — произносит она тихо, ее голос спокоен и уже почти лишен эмоций.
Я перевожу дыхание, стараясь держать себя в руках.
— Ты здесь, и это о многом говорит, — добавляет девочка.
— Я здесь, потому что на меня напали, — отвечаю я, медленно подбирая слова. — Пока не устранят угрозу, я буду жить с вами, а потом… Я просто уеду.
Сара поднимает уголок губ в полуулыбке, как будто ей известно гораздо больше, чем мне.
— Ты действительно думаешь, что причина в этом? Папа ничего не делает просто так.
Я немного улыбаюсь в ответ, не зная, что еще сказать. Ее слова почему-то попадают прямо в цель.
— Ты многое не знаешь, Сара, — признаюсь я, поворачивая голову и глядя вперед, на темные лесные тени. — Между нами все… сложно.
Сара пододвигается немного ближе, и это меня удивляет. В ее движении я вижу не агрессию, а желание понять.
— Расскажи, — говорит она тихо, и ее голос звучит неожиданно ласково.
Я смотрю на нее, пораженная ее просьбой, но качаю головой.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Да ладно тебе, — фыркает она, и в ее глазах появляется искра подросткового вызова. — Мне пятнадцать. Думаешь, я не знаю откуда дети берутся?
Я моргаю, слегка ошеломленная ее словами. Но что-то в ее виде, спокойном и притягивающем, заставляет меня сдаться.
— Ладно, — выдыхаю я осторожно, чувствуя, как напряжение немного слабеет. — Понимаешь… до твоего отца у меня была своя жизнь. В общем, я встречалась с другим.
Я начинаю уклончиво, не слишком прибегая к деталям. Зачем ей знать, что собственно я встречалась далеко не с одним?
— И теперь этот человек не может оставить тебя в покое? — спрашивает Сара.
— Нет, все не так, — качаю головой, размышляя над ее вопросом. — В общем, твой папа не верит, что я действительно беременна.
Сара фыркает, в ее глазах появляется знание.
— Это очень в его стиле.
Повисает короткая пауза. Сара всматривается в горизонт, а я все еще пытаюсь понять, как это объяснить ей.
— Ты не пыталась поговорить с ним? — спрашивает она.
— Пробовала, конечно, — отвечаю я.
— Он не отправил тебя в лесной домик, — говорит Сара, и я сначала не понимаю, о чем она.
— Лесной домик?
— Да, — продолжает она. — Он мог отправить тебя туда, но привез к нам. Он никого не пускает в дом, если не доверяет. Я не помню, чтобы хоть какая-нибудь чужая женщина переступала порог этого дома. Даже если они у него есть, папа слишком оберегает меня от своих романов на стороне. Бывшая жена не в счет, они были женаты десять лет.
Мое дыхание на мгновение сбивается. Эти слова звучат в голове, вызывая странное чувство, которое я пытаюсь подавить.
— Это ни о чем не говорит, — шепчу я, хотя внутри раздается тихий голос, твердящий обратное.
Сара приподнимает уголок губ в улыбке.
— А ты спроси его.
Она встает на ноги, глядя на меня сверху вниз, и я остаюсь сидеть, ошеломленная ее словами.
— Папа очень недоверчивый, — говорит она. — Но если он что-то делает, то это что-то имеет для него значение. Или кто-то.
Сара разворачивается и направляется обратно в дом, оставляя меня сидеть на лестнице. Я смотрю ей вслед, не в состоянии сразу сдвинуться с места. Мое дыхание становится неровным, а сердце часто бьется в груди.
Птицы продолжают перекликаться в лесу, голоса их внезапно кажутся мне далекими. Я чувствую, как внутри поднимается тёплая волна, какая-то смесь страха и надежды, которую я не могу до конца понять.
А ведь, оказывается, моя темная лошадка не такая уж и темная.
Может быть, когда-нибудь мне удастся заглянуть в уголки его души, и там, за холодной маской, я наконец-то увижу гораздо больше, чем могла себе представить.