ЖЮЛЬЕН

Если уподобить страны наркотикам, то Швейцария – это самая поганая наркота. Уж лучше бы я оставался в нейтральной палате. По крайней мере там меня периодически «опыляли» каким-то снотворным, и это все-таки помогало убивать время. Жители Женевы – все такие откормленные, лоснящиеся, с довольными, сытыми рожами – всем своим видом дают понять, что они продолжают питаться, как питались раньше, и опылительный кризис по ним не ударил. Какие-то темные тайны? А как же! У них у каждого наверняка есть потайные подвалы, где они держат сексуальных рабов и рабынь с непременными кляпами во рту в виде таких разноцветных резиновых шариков – ну, или что-то еще в таком роде, столь же постыдное и извращенное. Моя бабуля, похоже, окончательно впала в маразм. Она даже не знала, что пчелы исчезли. Хотя и заметила, что в магазинах начались перебои с клубничным джемом, а все «натуральные» фруктовые соки на вкус – как искусственные, потому что они и есть искусственные. Что еще? Я узнал много нового и интересного про папу. Например, как он расслабляется по вечерам в будние дни после работы: отвисает в каком-нибудь баре в Мейрине, тихо накачивается шнапсом и посредством YouTube предается воспоминаниям о далеком прекрасном прошлом (НАСА; «Velvet Underground»; Леона Льюис, исполняющая «Somewhere Over the Rainbow» на талант-шоу «The X Factor»). И еще он принимает солон.

Для того чтобы словить свои пятнадцать минут славы в качестве единственного европейца, ужаленного пчелой, мне приходилось долго и нудно бродить по центру, периодически зависать перед входом в кафе-мороженое «Movenpick» и делать вид, что я читаю меню. Но и тогда меня узнавали только туристы, а швейцарцы не видели в упор.

И что самое поганое: игровой сервер «World of Warcraft» по-прежнему не признавал меня ни под каким видом. Даже когда я пытался войти под другим ником, создать новый профиль и использовать бабкину кредитную карточку. Такое впечатление, что у них там был робот-определитель Жюльена, такой специальный анти-Жюльен, который мгновенно меня вычисляет и вышибает с сервера. Может быть, он реагировал на мой стиль печатания или на синтаксис, я не знаю. Кто стоит за моим изгнанием из мира «World of Warcraft» Кто лишил меня доступа в этот мир? Меня, когда-то великого и могучего Xxanthroxxusxx’a!

Может быть, по моим рассказам, у вас складывается впечатление, что мой папа – тупой и оторванный от реальности. На самом деле он совсем не такой. Хотя, мне кажется, он ожидал от меня более красочных и захватывающих рассказов о моем заключении на карантине.

– То есть ты сидел в этой комнате, а голос Джонни Халлидея задавал тебе вопросы? И все?!

– Мне дали снотворное, так что весь перелет в Швецию я проспал.

– А ты надолго в Женеву?

– Вообще-то я бы уехал в Париж прямо завтра. Пап, здесь так скучно. Тоска зеленая в крапинку.

– Жюльен, я думаю, тебе нужно вернуться в Сорбонну. Я разговаривал с вашим секретарем. Две недели назад. Тебе оформят академический отпуск. Задним числом. И ты сможешь вернуться в университет, несмотря на все пропуски. И скажи спасибо, что тебя не исключили. Если учесть, что тебя уже несколько месяцев не было на занятиях.

Ну вот, попался.

– Кстати, а почему тебя не было на занятиях?

– Меня засосал мир «World of Warcraft» и никак не хотел отпускать.

– Следующий семестр начинается через три недели – вот тогда ты и поедешь в Париж.

Мы сидели в гостиной. Дед смотрел телевизор. Там показывали Саманту. Как она вернулась в Новую Зеландию. Меня поразило, как она одета. Я почему-то не думал, что она одевается так вызывающе провокационно.

В Женеве у меня не было ни ноутбука, ни наладонника. Я хотел было засесть за отцовский комп, но папа завис на дискуссионных сайтах, посвященных полетам на Марс. В частности, на сайте, где обсуждали «колонизацию» Марса.

– Они что, действительно собираются отправлять космонавтов на Марс? – спросил я у папы. – Заранее зная, что те не вернутся? Это не освоение космоса. Это самоубийство.

– Нет. Это колонизация.

– Самоубийство.

– Они дождутся, когда прилетит следующая партия поселенцев. И так, постепенно, на Марсе возникнет цивилизация.

– И ты в это веришь?

– Да, верю!

От нечего делать я пошел прогуляться по чистым женевским улицам. Этот город создавал у меня стойкое ощущение, что на планете еще есть деньги. В садике у одного из домов я увидел женщину в туфлях на шпильках и в красивом переднике. Она занималась ручным опылением цветущей виноградной лозы. Низко над городом пролетел военный самолет. Я не мог вспомнить, какое сейчас время года. У газетного киоска мне встретилась троица удолбанных метамфетамином подростков. Они застыли на месте и уставились на меня, как на плакат, рекламирующий товар, который им явно не по карману. В старые добрые времена эти ребята сидели бы на героине, но маки вымерли вместе с пчелами.

Моя жизнь была уже как бы и не моей. Я перестал быть собой – таким, каким себя знал. И это было невыносимо. Но я знал, что мне делать: нужно связаться с Заком, Сэм, Дианой и Арджем.

***

На следующее утро отец заявил, что не хочет, чтобы у меня создалось впечатление, что он не верит в будущее Земли, потому что поддерживает программу колонизации Марса.

– Жюльен, я убежден, что у человечества есть надежда.

Для подтверждения этих слов отец решил сводить меня к себе на работу, в ЦЕРН. Я не гоняюсь за славой, как Зак, но я все же надеялся получить свою порцию внимания. Однако все получилось совсем не так, как оно мне представлялось. Ученые дяденьки, лучшие умы нашего времени, таращились на меня, словно пытались добраться рентгеновскими лучами до моей ДНК и узнать, не содержит ли она какие-то волшебные частицы, привлекающие пчел. До того, как меня ужалила пчела, я ни разу не видел ученого «вживую». А теперь только и делаю, что общаюсь с учеными. К счастью (или к несчастью), мой визит в ЦЕРН закончился плохо (или, наоборот, хорошо), так что в конечном итоге я оказался в Канаде.

Вот как все было: мы спустились к KMC. Двое папиных друзей работали там в аппаратной, расположенной в громадной подземной пещере, похожей на внутренности гигантского кондиционера. Пещера тянулась на 25 километров. Вы спросите: а что такое KMC? Да, я вот тоже не знал. Это компактный мюонный соленоид – стомегапиксельный цифровик весом 12,5 тонны, который делает трехмерные снимки столкновений частиц в Большом адронном коллайдере со скоростью 40 миллионов снимков в секунду. Есть вопросы?

Нас там было человек двадцать: мы с папой, несколько ученых и группа студентов политехнического института из Марселя. Взрослые спорили, где мы формально находимся: во Франции или в Швейцарии, – а студенты обсуждали хиггсовский бозон и свои коллекции марок и таращились на меня, как на какую-то диковинную зверюшку. Мне ужасно хотелось по-маленькому. Я потихонечку откололся от группы и свернул в какой-то боковой коридорчик, где вполне мог быть сортир. Я был в каске и в лабораторном халате – все, как положено. В общем, я напряженно искал сортир, и вдруг где-то поблизости грохнул взрыв. На пару секунд я оглох. Тряхнуло так, что со стен попадали таблицы и схемы. Коридор затянуло дымом, запах которого был совсем не похож на запах дыма. Повсюду ревели сирены пожарной тревоги. Я рванулся назад – туда, откуда пришел, – но стальная защитная дверь преградила мне путь. Прямо как в фильмах про Джеймса Бонда. И вот тогда я и понял, что обоссался. В прямом смысле слова.

Обоссаться в общественном месте! Что может быть унизительнее?! Пятно на штанах сразу бросается в глаза. Но что самое поганое: от тебя пахнет мочой. От людей не должно пахнуть мочой. Это неправильно.

Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел мокрое пятно у меня на джинсах, поэтому я побежал в противоположную сторону и свернул в коридор, где вроде бы не было лабораторий, а были какие-то хозяйственные помещения. Во всяком случае, воздух здесь был попрохладнее и посвежее. Я прошел метров двести и увидел приоткрытую дверь. За дверью располагалось что-то похожее на классную комнату. Окон там не было – все это происходило глубоко под землей, – а были стулья, расставленные рядами, кафедра, демонстрационный экран и настенный телефон, который, как выяснилось, не работал. В дальнем конце комнаты была еще одна дверь. Но она не открывалась. Блин. Я хотел выйти обратно в коридор, но дверь, через которую я вошел в комнату, теперь была заперта.

На тот момент мои мокрые джинсы уже сделались липкими и холодными. Вентиляцию отключили, чтобы токсичные пары не распространились по всем помещениям подземного комплекса, и от меня ощутимо воняло.

Раздался еще один взрыв – уже не такой громкий, как первый. Свет замигал, но все-таки не погас. Наверное, большинство людей обосрались бы со страху, окажись они на моем месте – ощущения и вправду малоприятные. Как будто тебя похоронили заживо. Но я просто лег на пол и принялся размышлять об иронии судьбы: я опять оказался запертым в скучной комнате. В комнате скуки, как я ее называл.

У меня с собой была портативная игровая приставка, которую я нашел в бардачке у отца в машине – там, где оставил ее несколько лет назад. Где-то час я рубился в «Metal Gear Acid», потом задремал и проснулся от неприятного ощущения – ледяных влажных джинсов.

Телефон не работал. Я принялся колотить в дверь кулаками и звать на помощь. Дверь была толщиной сантиметров десять, и скорее всего с той стороны мои удары и вопли звучали не громче прыжков котенка, играющего с клубком.

Я оторвал лист от календаря на стене – думал написать записку и просунуть ее под дверь. Но у меня ничего не вышло. Да, я опять оказался запертым в комнате скуки. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Сколько я там пробыл? Почти двое суток. Без воды и пищи. Я себя чувствовал, как те жители Нового Орлеана, которые сидели на чердаках и ждали, когда приплывут спасатели. (Я имею в виду наводнение после урагана Катрина.)

Господи, как мне хотелось пить! Голод – это не самое страшное. Но после двенадцати часов без воды ты начинаешь не просто мучиться жаждой, ты сам превращаешься в сплошную жажду. Когда дверь наконец открылась, и в помещение вломились швейцарские полицейские, я им обрадовался как родным. А вот они были явно не рады мне. На меня надели наручники, натянули на голову черный брезентовый мешок и заставили сесть на какую-то штуку, напоминавшую на ощупь электрическую мототележку для клюшек, какие используются на площадках для гольфа. Разумеется, я возмущался. Я кричал: «Что вы делаете, придурки?!» Но никто не обращал внимания на мои вопли. Мне даже не дали воды, хотя я очень просил.

Меня повезли на тележке по каким-то запутанным коридорам с множеством поворотов. Не знаю, сколько мы ехали. Но уж точно не меньше получаса. Потом мы поднялись на лифте, еще немного проехались по коридорам и зарулили в какую-то комнату. Меня стащили с тележки и усадили на стул, откуда я чуть не упал. От всех этих перемещений у меня закружилась голова.

Потом я услышал знакомый голос, произнесший: «Снимите мешок», – а потом хлопнулся в обморок.

Загрузка...