Догадайтесь, что было дальше. Чисто из любопытства я вскрыла эту упаковку солона. Выдавила из блистера одну таблетку, но даже не донесла ее до рта – бамс! – и уже в следующую секунду я лежу на полу и задыхаюсь, подавившись собственным языком. Меня спасло только то, что именно в эту минуту в клинику вломились два малолетних преступника – пробрались с черного хода и обчистили склад медикаментов, где у нас хранятся наркотические обезволивающие препараты. Если бы не эти ребята, я бы не выжила, это точно. Они услышали, как я хриплю, позвонили в службу спасения, сунули трубку мне в руку и смылись с добычей. И бог им в помощь! Люблю, когда люди доводят задуманное до конца. К несчастью, ребята не дотерпели до дома и решили закинуться колесами по пути, так что их взяли тепленькими на автостоянке перед «AW», и теперь они ходят в оранжевых спецовках и подметают тротуары под новой линией электропередачи на берегу Гудзонского залива – той самой, которую недавно купило китайское правительство.
Ну еб твою мать. Я провела целый месяц в приятной, но донельзя скучной больничной палате, только сегодня вернулась домой и сразу же угодила в другую скучную больничную палату. Но эта палата хотя бы была настоящей. Логотипы и бренды создавали уютное ощущение, что мир вновь стал нормальным. Скажем, по коридору шел парень в футболке с логотипом «Таb», и я прямо млела от счастья.
Врачи говорят, мне повезло, что я осталась в живых. Но за все пребывание в больнице больше всего мне запомнилось, как ко мне приходили двое самых противных людей в моей личной вселенной: моя дорогая сестрица Амбер и этот поц, пастор Эрик.
Первой явилась Амбер.
– Ну что, наслаждаешься своими пятнадцатью минута-славы? – спросила она прямо с порога.
– Ой, кто пришел?! Наша старая грымза! Здравствуй, Амбер. У меня все хорошо, спасибо. Я тебя тоже люблю. А слава – да! Она так возбуждает. Ты непременно попробуй при случае, тебе понравится.
– Вот только не надо язвить. Я за тебя волновалась. Слава богу, все обошлось, и тебя вовремя доставили в больницу.
– Жаль, ты не видела врача «скорой». Такой сексуальный мужчина! Я прямо вся обкончалась.
– Кажется, это уже не синдром Туретта.
– Иногда хочется побезобразничать.
– Ты как себя чувствуешь, Диана?
– Да, блядь, не знаю. Честное слово. Сначала меня уку-ила пчела, потом меня месяц держали взаперти…
– Где? Здесь в городе?
– Нет. В Виннипеге. В Канадском научном центре контроля здоровья людей и животных. А потом я вернулась домой, и оказалось, что у меня больше нет дома – его разобрали по бревнышкам. И я пошла в клинику, чтобы не замерзнуть на улице.
– Позвонила бы мне…
– До тебя два часа добираться.
После этого мы замолчали. В разговорах с Амбер это обычное дело. Она часто так умолкает и сидит, поджав губы. Амбер слушает Национальное общественное радио США и считает себя главной интеллектуалкой у нас в семье. Она любит поговорить о Цицероне, Флобере, комиксах на тему музеев из журнала New Yorker и о малоизвестных индийских поэтах. Амбер в чем-то похожа на минерал кимберлит: может быть, где-то внутри у нее и скрываются алмазы, но пока до них доберешься – сто раз запаришься.
– Ты маме с папой звонила? – спросила она.
– У них отключен телефон.
Насчет наших родителей у нас с Амбер полное согласие. Нам не нравится с ними общаться. И особенно после того, как они оба вступили в секту каких-то придурочных отморозков, которые их ободрали как липку.
Когда Амбер ушла, мне сразу стало значительно легче. Я наслаждалась ее отсутствием, и мне было так хорошо – хотя меня и донимали мрачные мысли о будущем. Ни работы, ни дома, ни близкого человека… а потом в дверь постучали, и я увидела букетик гвоздик… в руках у Эрика.
– Кто тебя, на хуй, впустил? – Это первое, что я сказала.
– Женщина в приемной знает, что ты принадлежишь к моей пастве.
– Хрена лысого я теперь принадлежу к твоей пастве.
– Диана, пожалуйста… Ты можешь хотя бы пять минут обойтись без этих «хренов»?
– Нет, не могу, лицемерный ты хрен моржовый.
– Да, Диана, – он тяжко вздохнул, – поистине, ты – испытание, посланное нам Богом.
– Эрик, прекрати.
– Но в тебе еще теплится Божья искра.
– Эрик, что тебе от меня нужно?
– Я пытаюсь спасти твою душу.
– О как! Знаешь, Эрик, после общения с тобой сразу хочется вымыть мозги. Каким-нибудь дезинфицирующим средством. Ты же сам отлучил меня от Церкви. Буквально месяц назад. Ты забыл?
– В тот день мы все были немного на взводе.
– Тебе просто хочется разрекламировать свою церковь.
– А что в этом плохого? Я был рядом с тобой, когда тебя укусила пчела. Мы с Евой оба там были. Мы тоже имеем к этому отношение. Если бы мы не вызвали полицию, твой сосед-психопат мог бы тебя убить.
– Вообще-то мне было вполне безопасно в подвале… Тут повисла неловкая пауза. А потом до меня вдруг дошло.
– Эрик, весь этот месяц, пока меня не было, ты спекулировал на этой пчеле?! Снимал пенки?!
Выражение его лица подтвердило мою догадку. Уже потом, когда я добралась до Интернета, я прогуглила новости и узнала, что Эрик успел засветиться на всем информационном пространстве, начиная с Google News и заканчивая бесплатными брошюрками, которые раздавались в общественном транспорте.
– «Спекулировал» – грубое слово. Но этот пчелиный укус принес ощутимую пользу нам всем, это да.
– Господи, Эрик. Я уже вышла из вашей церкви. Еще тогда, месяц назад. И вообще, я пришла в эту церковь исключительно потому, что мне хотелось забраться к тебе в штаны. Хотя сейчас мне самой непонятно, с какой такой радости я на тебя так запала.
– Диана, ты что-нибудь слышала про последнее поколение?
– Про что?
– Про последнее поколение.
– Не уходи от разговора.
– Я не ухожу от разговора. То, что тебя укусила пчела – это просто еще один признак. Еще одно подтверждение, что мы и есть это последнее поколение.
– Может быть, мы и последнее поколение. Но твои религиозные бредни тут вообще ни при чем.
– Но ты согласна со мной?
– Эрик, уйди.
– Твой пчелиный укус – это начало всеобщих печалей и горестей. Одно из событий, которые в конечном итоге приведут нас к концу света.
– Сестра! Нянечка! Кто-нибудь!
– Мы – как то поколение перед Великим потопом. Ной пытался их предостеречь, но они были заняты только собой. И сейчас все повторяется.
– Прекрати упиваться собой.
Двое санитаров вывели Эрика из палаты, и я попросила, чтобы впредь ко мне не впускали вообще никого. Я была еще слишком слаба и не могла вставать с постели надолго, но все равно села за комп, чтобы проверить, какую шумиху подняли вокруг меня в Интернете. Но я очень быстро соскучилась. Мне было гораздо интереснее читать об остальных четырех «ужаленных». Очень скоро я поняла, что все мы были, по сути, людьми одинокими. При всех возможностях современных глобальных коммуникаций люди все больше и больше отдаляются друг от друга, каждый замыкается в своем маленьком личном мирке – наедине со своим одиночеством, – но все-таки ищет какие-то выходы в большой мир. Кстати, когда нас ужалили пчелы, мы все, так или иначе, взаимодействовали с окружающим миром в планетарных масштабах: Зак с его спутниковыми каналами связи; Сэм с ее «сандвичем с Землей»; Жюльен с его онлайновой игрой «World of Warcraft»; я во дворе у Митча с моими правами на воздушное пространство над его собственностью; и Ардж, который беседовал по телефону с Нью-Йорком. Совпадение? По-моему, нет. И мы все знаем, чем это закончилось. Так что я ничего не высасываю из пальца и не подгоняю факты задним числом. Мы были словно испорченные товары – собственно, мы и есть испорченные товары, – поврежденные на уровне генов, которые из-за какой-то мутации начали вырабатывать некий особый протеин. Если бы мы родились альбиносами, мы бы с самого рождения знали, что отличаемся от всех остальных. А так – поди разберись. Если бы не пчелы, мы бы, наверное, вообще никогда не узнали о своей «дефективности».