Поколение А

ЗАК

М-да, депрессивненько. А нельзя было как-нибудь повеселее?

– Зак, понимаешь… специально выдумывать хеппи-энд только ради того, чтобы у истории был хеппи-энд – это уже мастурбация мозга.

!!!

Ну, ладно.

Иногда, продвигаясь по этому странному нечто, которое мы называем жизнью, мы набредаем на увлекательные идеи, настолько могучие и грандиозные, что нам уже не нужны никакие другие стимулы. Концепция нейромастурбации относилась именно к таким идеям.

Я даже перестал слушать, о чем говорят остальные. Я пытался придумать, что может стать «умозрительным» эквивалентом интимной смазки и порнофильмов про оргии хорватских медсестер, предающихся лесбийскому разврату.

Очнувшись минут через пять, я услышал окончание фразы Арджа:

– …вот так я и спас Рождество. Потом Ардж повернулся ко мне:

– Зак? Зак? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все нормально. Я просто задумался.

– Твоя очередь рассказывать.

– Значит, буду рассказывать. И у меня будет счастливый конец.

В комнате стало значительно холоднее. Мы закутались в одеяла и уселись поближе друг к другу, и только Серж не сдвинулся с места и остался сидеть на другом конце комнаты.

Моя вторая история называлась:

Урожай: История о кукурузном поле

Зак Ламмле

В тот день во всем мире творилось странное. Люди начали замечать, что все вокруг словно помолодели. Даже не то чтобы помолодели, а стали какими-то… более гладкими. Морщины на лицах заметно разгладились – сами собой. И не только на лицах. Даже замятии и складочек на одежде стало значительно меньше. Каждый, кто замечал эти поистине удивительные изменения – а не заметить их было нельзя, – тут же бросался к ближайшему зеркалу и говорил себе: «Черт побери! Сегодня я выгляжу просто потрясно!»

Но когда первый восторг проходил, люди начинали замечать и другие странности. Например, с мебели и одежды исчезли царапины и пятна. Все поверхности сделались безукоризненно гладкими, словно их обработали в фотошопе. Прически у всех стали значительно аккуратнее и симметричнее – никаких непослушных вихров или выбившихся прядей. Животные и растения как-то посимпатичнели и округлились, и тогда люди поняли, что происходит. Всех озарило практически одновременно: «Офигеть! Мир превращается в мультфильм! А все мы, соответственно, превращаемся в мультяшных героев!»

Понимание сути происходящего никак не замедлило процесс всеобщей мультиплификации. Буквально с каждой минутой окружающий мир становился все более стилизованным и упрощенным. То же самое происходило и со всеми людьми. Одни превратились в тщательно прорисованных героев японской манги, другие – в персонажей компьютерных игр в максимально высоком разрешении, третьи – в классических мультяшных человечков со статичными лицами, на которых двигались только рты, когда их обладатели произносили слова, а глаза регулярно моргали с интервалом ровно в семь секунд.

Мультиплификация мира стала для всех сильным психологическим потрясением. Она также ударила по экономике, и удар был поистине убийственным: люди совсем перестали есть, и ходить в туалет, и делать все прочее, что было «нечистым» или же не могло быть оформлено в виде разноцветных точек, линий и многоугольников.

Мир финансово несостоятельных мультяшных героев? Нет! Только не это!

А потом из Америки, из штата Айова, к людям пришли одновременно надежда и страх: там осталось одно кукурузное поле, не подвергшееся мультиплификации. Единственный нетронутый островок настоящей реальности в омультяшенном мире. И мультяшные люди со всех концов света съезжались к этому полю на своих мультяшных машинах – просто чтобы взглянуть на кусочек прежнего мира, который остался таким, каким был, и не превратился в рисованные загогулины, линии и многоугольники.

Но была одна маленькая проблема: мультяшные люди не могли попасть на это поле.

Его окружала невидимая стена. Те, кто пытался пройти на поле пешком, натыкались на эту стену и не могли сделать больше ни шагу вперед. Самолеты, летящие к этому полю, разбивались о ту же незримую стену, взрывались и падали, и над ними на пару секунд поднимались огромные черные буквы, которые складывались в слова: «Бабах!» или «Буме!».

А по прошествии нескольких дней с кукурузного поля донесся оглушительный рокочущий голос, очень похожий на голос актера Джеймса Эрла Джонса – объявивший, что это он превратил мир в мультфильм, и ему это нравится. Типа «давно я так не развлекался».

Все это было печально и жутко. Мир отчаянно нуждался в герое, и, как водится, герой объявился. Он называл себя Хищным Гробом, имел вздорный характер и был практически не затронут мультиплификацией – разве что вид у него был какой-то уж слишком лощеный и свежий, как будто он только что вышел из дорогого косметического салона. При желании он мог бы сойти за ведущего с местного новостного телеканала.

Люди замерли в изумлении, когда Хищный Гроб с одного удара пробил дыру в невидимой стене, прошел на кукурузное поле и скрылся среди высоких стеблей.

Добравшись до середины поля, он услышал рокочущий голос Джеймса Эрла Джонса:

– Ой, кто пришел?! Хищный Гроб! Никчемная личность, законченный неудачник. Тебе меня ни за что не поймать!

– А если поймаю?

– Никогда не поймаешь.

– Поймаю.

– Ты даже не знаешь, кто я! – возмущенно прогрохотал голос.

– Вот как поймаю, тогда и узнаю.

– Ты сначала поймай!

И Хищный Гроб принялся бегать среди кукурузных стеблей в поисках обладателя голоса. Иногда ему казалось, что голос звучит буквально в двух-трех шагах у него за спиной, иногда – что голос доносится издалека, с другого конца поля. Преследуя загадочный голос, Хищный Гроб совершал произвольные повороты то в одну сторону, то в другую, и вскоре голос слегка растерялся.

– Эй, Хищный Гроб! Что за хрень?! Что ты делаешь?! Ты же вроде как собирался меня ловить.

– А я и ловлю.

– Ты сам не знаешь, что делаешь!

– Тут ты полностью прав, – согласился Хищный Гроб. – Я не знаю. – Он резко остановился и запрокинул голову к небу. – Ладно, босс… я проиграл. Теперь можешь сразить меня молнией или просто прихлопнуть, как муху.

– Ты, наверное, шутишь?

– Нет, я не шучу.

– Вы, люди – законченные идиоты. Я правильно сделал, что превратил вас с мультяшных персонажей. Большего вы не заслуживаете.

– Ну тем более. Давай раздави меня, жалкую букашку. Голос устало вздохнул:

– Ладно, как скажешь.

С небес опустился гигантский палец. Буквально за долю секунды, до того, как он расплющил Хищного Гроба в лепешку, голос воскликнул:

– О черт!

Бегая по полю туда-сюда, Хищный Гроб протоптал в кукурузе изображение огромной кнопки, внутри которой вытоптал надпись: «ВИД СО СПУТНИКА». Когда палец вдавил в землю Хищного Гроба, он одновременно нажал на кнопку, и мир тут же вернулся к своему реальному жизненно-фотографическому изображению.

Хищный Гроб поднялся с примятых стеблей кукурузы, оглядел себя и увидел, что все незначительные, но приятные изменения, которые он претерпел во время всеобщей мультиплификации, бесследно исчезли. А ведь они ему нравились.

– Ну что за хрень, – пробурчал он себе под нос.

Он забрал все деньги, которые причитались ему за спасение мира, и отправился в Беверли-Хиллс, где ему сделали целую серию пластических операций – после чего он устроился на телевидение и стал ведущим популярной программы новостей. А спустя несколько месяцев его убили. Но это уже совсем другая история…

– И это и есть обещанный счастливый конец. Пару секунд все молчали, а потом Диана сказала:

– У меня мозг расплавился.

– Ага, – подхватил Жюльен. – Полный вынос мозга. Сэм сказала:

– Конец, конечно, хороший. Но когда знаешь, что Хищный Гроб скоро умрет, оно все равно как-то невесело.

Ардж сказал:

– А мне кажется, наоборот. Это как в «Криминальном чтиве». Зритель знает, что Джона Траволту убьют, но когда он в самом конце выходит из ресторана вместе с Самюэлом Джексоном, ощущения все равно светлые. Ты молодец, Зак. У тебя все очень тонко и неоднозначно.

– Спасибо. – После этого я снова выпал из общего разговора. Теперь я пытался придумать, что может быть нейро-мастурбационным эквивалентом бумажного носового платка.