Покорение человеком Тихого океана

К востоку от Филиппин и Молуккских островов начинаются океанийские районы Меланезии и Микронезии. Оба района состоят из множества островов, разбросанных к северу и востоку от гигантской Новой Гвинеи (площадь которой 800 тыс. кв. км), вместе они образуют как бы сучковатое древко, увенчанное огромным треугольным наконечником — Полинезией. Предмет настоящей главы — Меланезия с ее длительной историей и сложной этносоциальной ситуацией.

Докерамические поселки в Западной Меланезии

Единственная известная к настоящему времени плейстоценовая стоянка на Новой Гвинее — это Косипе в Нагорьях, уже описанная в главе I. Возраст черешковых пластин и топоров-тесел, найденных здесь, — видимо, 26 тыс. лет; как уже отмечалось, примерно к этому же времени относятся первые шлифованные каменные орудия, приспособленные для крепления к рукояти, которые были найдены на п-ове Арнемленд в Австралии. Оба эти района дают фактически древнейшие в мире данные об обработке орудий для вставления в рукоять. Хотя в Косипе следов шлифования орудий не обнаружено, оно, конечно, было известно на Новой Гвинее к 9000 г. до н. э. Возникло же шлифование на острове, возможно, значительно раньше.

К сожалению, между временем, к которому относится Косипе, и последующим периодом, начинающимся 15 000 лет назад, имеется хронологический разрыв. Многие известные сейчас стоянки этого времени находятся на территории Папуа-Новой Гвинеи, а Ириан-Джая в археологическом отношении и ныне является фактически белым пятном. Но в Нагорьях Папуа-Новой Гвинеи найдены надежные данные о стоянках конца плейстоцена и голоцена, расположенных в основном в пещерах и под скальными выступами, протянувшимися на 150 км к востоку от горы Хаген.

^{Археологические памятники Меланезии}

^{Оббитые каменные орудия из пещеры Кафьявана (Нагорья Новой Гвинеи)}

Один из самых интересных памятников — скальный выступ Кафьявана [1447; 1448] с почти четырехметровым культурным слоем, начало которому было положено 11 тыс. лет назад или ранее. В его основании археолог П. Уайт обнаружил каменную индустрию: несколько галечных орудий, отщепы с прямыми и вогнутыми ретушированными краями и обломки шлифованных каменных орудий. Количество галечных орудий в более поздних слоях, доходящих почти до современности, уменьшается. То же самое относится и к ретушированным отщепам: в недавнем прошлом ретушь в Нагорьях была фактически неизвестна. Отщепы Кафьявана в целом характерны для Нагорий Новой Гвинеи, где из отщепов изготовляли «маленькие аморфные орудия часто с крутой огранкой» [1446, с. 19], оббитые, как правило, только с одной стороны. По мнению П. Уайта, главное в этих орудиях — режущие края [1445], поэтому мастера не заботились об их форме. По каким-то причинам в Нагорья Новой Гвинеи никогда не проникала пластинчатая техника, распространившаяся в Австралии 6 тыс. лет назад, хотя совсем недавно на побережье зал. Папуа была известна техника микропластин.

В Кафьявана в слое давностью 9 тыс. лет найдены шлифованные топоры-тесла овального сечения; возможно, они появились (если судить по обломкам из нижних слоев) более 11 тыс. лет назад. Термин «топоры-тесла» уместен применительно к орудиям Нагорий Новой Гвинеи, где еще в недавнем прошлом их иногда крепили в рукоятях разного типа [182, с. 53], поэтому строго разделить эти орудия на отдельные классы топоров и тесел невозможно. 9 тыс. лет назад в Кафьявана уже имелись и морские раковины — самый ранний предмет обмена, сохраняющий и ныне большое значение в Нагорьях [758]. Кости свиней, найденные в слоях Кафьявана, относящиеся к 3000 или даже 4500 г. до н. э., дают ценную информацию о времени появления этих животных в Океании.

Совершенно иной комплекс раскопан С. Булмер под другим скальным выступом — Киова [176; 177; 178; 181; 182], где обнаружен культурный слой мощностью 5 м, накопившийся более чем за 10 тыс. лет. Вплоть до нашего времени здесь изготовлялись орудия из галек и отщепов, иногда с блеском по краю, возникшим от срезания растений. Примерно к IV тысячелетию до н. э. относятся шлифованные овального сечения топоры-тесла (как и в Кафьявана), черешковые пластины и обломок шлифованной перламутровой раковины, а также кости свиньи. Странно, что в Кафьявана, в 30 км отсюда, нет подобных черешковых пластин. Нет их и в двух других пещерах — Аибура и Батари, раскопанных П. Уайтом в долине р. Ламари к востоку от Кафьявана [1448]. Так как культурный слой в Батари накопился за последние 8 тыс. лет, представляется, что ареал этих орудий по каким-то причинам не захватывал Восточное Нагорье Новой Гвинеи. В период контактов с европейцами черешковые пластины уже нигде не изготовлялись. Поэтому неизвестно, для чего они использовались. Однако они часто встречались в комплексе с топорами-теслами. Следовательно, эти типы орудий выполняли разные функции [1447, с. 48] — например, черешковые пластины могли служить мотыгами. Выше уже отмечалось, что в Косипе они появились более 20 тыс. лет назад, а на стоянке Юку, раскопанной С. Булмер к северу от горы Хаген, черешковые пластины найдены в слоях, имевших возраст 10 тыс. лет [181; 182; 13]. Первые топоры-тесла из Юку относятся примерно к 5000 г. до н. э., и в это время черешковые пластины здесь начали шлифоваться по лезвию. Стратиграфическая картина, сходная с той, что характерна для Киова, недавно обнаружена в Западном Нагорье [252].

Тот факт, что в Нагорьях Новой Гвинеи шлифованные топоры-тесла и морские раковины появились с 7000 г. до н. э., а свиньи — с 3000 г. до н. э., имеет огромное научное значение (С. Булмер сообщила о находке костей свиньи в Киова, в слое, древность которого 10 тыс. лет [181]). Древнейшие полностью шлифованные топоры из пещеры Ниа в Сараваке в целом синхронны топорам из Кафьявана. На Тиморе свиньи тоже появились к 3000 г. до н. э. Естественно, что тенденции развития, отмеченные в Нагорьях Новой Гвинеи, совпадали с теми, которые наблюдались на более западных островах. Изучение пыльцы в районе горы Хаген показывает, что к 3000 г. до н. э. люди здесь уже начали расчищать леса [1113; 744]. Наряду с находками топоров-тесел и костей свиней эти данные позволяют утверждать, что развитие земледелия в Нагорьях началось с IV тысячелетия до н. э.

В верхних слоях всех горных стоянок под скальными выступами найден набор орудий, характерный для современных горцев. За последние 5 тыс. — лет черешковые пластины в Нагорьях постепенно исчезли. Комплексы, относящиеся к недавнему времени, содержали только орудия из отщепов и топоры-тесла [1337] (топоры-тесла имеют в основном линзовидное сечение, но современные топоры-тесла из Западного Нагорья, особенно из долин рек Ваги и Джими, чаще всего плоско-выпуклы в сечении, т. е. имеют форму линзы с уплощенными краями [182, с. 73]). В Киова в слоях, относящихся к последним 5 тыс. лет, найдено много орудий из раковин и три черепка импортной керамики. После начала контактов с европейцами керамика изготовлялась только на северо-восточной окраине Нагорий. Ее производство никогда не распространялось в глубь острова. В поселке Аибура, раскопанном П. Уайтом, раковины, обломки керамики, фрагменты каменных колец, кости собак и кур относятся к последним 800 годам. Найденные здесь фаунистические остатки говорят о распространении пустошей, связанных, видимо, с земледельческими расчистками. Все находки костей собак на Новой Гвинее датируются II тысячелетием н. э., но можно предполагать, что собаки появились здесь раньше.

Таким образом, в связи с изучением развития культуры на Новой Гвинее возникает несколько интересных проблем. Будем надеяться, что когда-нибудь соответствующие материалы поступят и из Ириан-Джая, где, как уже говорилось, систематические археологические работы еще не проводились. Комплексы орудий из отщепов, найденные в Нагорьях Новой Гвинеи и на наиболее ранних стоянках Австралии, в принципе сходны по технологии. Черешковые пластины и шлифованные топоры-тесла встречались как в Юго-Восточной Азии в позднем хоабине (бакшоне), так и в Австралии [914; 915; 844]. Пока памятники островной Юго-Восточной Азии имеют больше аналогов (в пещерах Ниа и Табон) с памятниками Австралии, чем Новой Гвинеи, но в будущем положение может измениться. Отметим, что со временем роль ретушированных орудий из отщепов в Нагорьях Новой Гвинеи уменьшилась. Это произошло, возможно, из-за распространения шлифованных орудий. Но в Австралии, несмотря на сходное использование шлифованных орудий, набор орудий из отщепов за последние 7 тыс. лет стал богаче. Возможно, одна из причин этого связана с развитием земледелия на Новой Гвинее начиная с IV тысячелетия до н. э. или ранее. В Австралии же земледелия не было.

После работ в долине р. Ваги, проведенных недавно под руководством Дж. Голсона из Австралийского национального университета, картина развития земледелия в Нагорьях значительно прояснилась [555; 12; 13; 1113]. Дж. Голсон начал исследования на плантации Мантон, где более 300 га торфяного болота были в древности осушены канавами. Некоторые из канав относятся к 300 г. до н. э. В них обнаружены остатки палок-копалок, заступов, по форме напоминающих весла, а также шкурок тыквы-горлянки и пандануса. Затем Дж. Голсон перешел к исследованию другой плантации под названием Кук, где в доисторический период было осушено около 150 га болот. Раскопки на этой плантации проводились особенно тщательно. Выяснилось, например, что в течение нескольких тысячелетий болотистая местность осушалась с помощью больших длинных канав и маленьких боковых отводков. Так люди добивались контроля за уровнем стоячей воды, что позволяло выращивать таро. Установлено, что две большие канавы 500 м длиной, 3 м глубиной и 4,5 м шириной относятся к 4000 г. до н. э. Впоследствии вплоть до 750 г. н. э. в разных частях болота создавались похожие канавы, они были уже и не так глубоки, но такой же длины. Затем, видимо, настал период запустения. К сожалению, до сих пор не найдено ни остатков домов, ни орудий, связанных с этими канавами. Предположение, что эти земельные участки использовались под таро, пока ничем не доказано. Впрочем, трудно представить, чтобы здесь 6 тыс. лет назад могли выращивать что-то другое. Поэтому будем считать, что большие прямоугольные участки болота, окруженные канавами, были плантациями таро.

За последние столетия в районе плантации Кук возникла новая земледельческая система. После длительного периода запустения здесь снова появились большие длинные канавы, но теперь они окружали участки, покрытые сетью мелких, близко расположенных друг от друга каналов. Эта картина типичная для выращивания батата. Подобная разбивка участков известна в других районах Нагорий, и ее появление в районе плантации Кук неудивительно. Мы не знаем, когда здесь начали выращивать батат, но, по мнению Дж. Голсона, до начала контактов с испанцами и португальцами.

В связи с канавами на плантации Кук снова встает вопрос о возникновении интенсивного земледелия. Ясно, что такие трудоемкие дренажные системы не возникают внезапно, без серьезных на то оснований. Излишне говорить, что о причинах их возникновения можно только догадываться. Видимо, к 4000 г. до н. э. система подсечного земледелия переживала кризис, и осушение болот было призвано способствовать увеличению урожая. Действительно, традиционные новогвинейские земледельческие системы, которые включают дренаж, высокоурожайны и позволяют восстанавливать плодородие почвы за очень короткие промежутки времени. Впрочем, при нынешнем уровне знаний это объяснение — всего лишь гипотеза.

^{Украшенная рельефными шишечками каменная ступка с ручкой в виде птичьей головки. Найдена у поселка Сосоинтену в районе Каинанту (Папуа-Новая Гвинея) — Длина 37 см}

^{Ареал пестов и ступок на Новой Гвинее и в архипелаге Бисмарка}

Появилось земледелие на Новой Гвинее самостоятельно или вместе с некоторыми культурными растениями было принесено сюда ранними австронезийскими переселенцами? На эти вопросы сейчас также нельзя дать однозначного ответа. Мне кажется, что в какой-то форме земледелие могло возникнуть на Новой Гвинее до появления австронезийцев. Хотя последние, вероятно, были земледельцами, им не удалось успешно заселить Новую Гвинею. Возможно, этого не случилось потому, что там уже обитало довольно плотное папуасоязычное население со своей собственной земледельческой техникой. Ниже мы вернемся к этому важному вопросу.

Судя по данным, полученным Дж. Голсоном при раскопках плантаций Мантон и Кук, еще в 4000 г. до н. э. в Нагорьях Новой Гвинеи обитало многочисленное и, видимо, плотное оседлое население[105]. Эти данные расходятся с широко распространенными представлениями о демографической истории региона и позволяют лучше понять историю одного из наиболее загадочных классов доисторических орудий Новой Гвинеи — каменных пестов и ступ.

«Комплекс пестов и ступ Новой Гвинеи и о-вов Бисмарка», если пользоваться этим далеко не самым удачным термином, распространен в основном на востоке Новой Гвинеи, на архипелаге Бисмарка и в северной части Соломоновых островов, в частности па Бугенвиле [1321, с. 494]. Это — определенного рода типологическое единство, хотя вообще-то каменные песты и различные сосуды широко распространены до Восточной Меланезии и Полинезии (см., например, [429]). Но в двух последних районах не обнаруживается заметного типологического и стилистического единства, если не считать особой провинции «пестовпои» в Восточной Полинезии.

Комплекс пестов и ступ остается недатированным, хотя недавно обломок венчика ступки был найден в слоях, относящихся к 3500–1000 гг. до н. э., в поселке Ваньлек около Симбаи в провинции Маданг Папуа-Новой Гвинеи [180][106]. В поселке найдены также топоры-тесла овального сечения, сланцевые черешковые землекопные орудия и ямки от столбов криволинейных жилищ. Поэтому очень правдоподобно, что фрагмент ступки остался от культуры земледельческого общества. Но ко времени появления здесь европейцев песты и ступы, видимо, уже не изготовлялись. По этнографическим данным, они использовались во многих районах Нагорий в церемониях как «камни власти», или «боевые камни», а иногда их зарывали на полях в надежде, что эти предметы будут способствовать повышению урожая [175; 107; 1120, с. 123]. Обычно предполагают, что первоначальные функции указанных изделий были иными.

Утверждать, что комплекс пестов и ступ имеет большую древность, нет оснований. Здесь он рассматривается потому, что во многих районах ассоциируется, видимо, с бескерамическими комплексами. Это, конечно, не значит, что комплекс имеет целиком акерамический или неавстронезийский характер. Но если не считать Новой Британии и Новой Ирландии, то обычно его находят в районах, куда австронезийские языки не проникали.

Ступки в основном круглые и чашевидные, от очень глубоких до очень мелких. У некоторых — небольшой поддон, на других снаружи по венчику располагаются ряды круглых шишечек, а на двух образцах из Нагорий имеются отходящие от венчика ручки в форме птицы с головой, крыльями и хвостом. Обычно песты имели шарообразную или грибовидную головку, а многие из них — рукоять в виде стилизованной птички [728]. Каменные булавы со сквозными отверстиями были распространены там же, где песты и ступы. Формы булав самые разнообразные: плоские диски, диски с бортиками, диски с шишечками, булавы в виде подсолнечника и бомбовидные (в том же ареале известны и боевые топоры) [182; 1115]. Многие из этих булав были изготовлены в древности. Но их производство дожило и до нашего времени. Особенно оно развито у кукукуку, обитающих в верховьях реки Уатут в провинции Моробе. Без всякого сверла кукукуку выдалбливают в булаве отверстия, сечением напоминающие песочные часы [133, с. 34–36].

Ступы и песты чаще всего встречаются в Нагорьях Новой Гвинеи, особенно широко они распространены от горы Хаген до провинций Чимбу и Восточное Нагорье [182; 916; 1469; 1116; 1191], т. е. в области с высокой плотностью населения и интенсивным земледелием, возникшим 6 тыс. лет назад. Отсутствие находок пестов и ступ в индонезийской провинции Ириан-Джая, возможно, связано с тем, что там еще не проводились археологические исследования. Другое скопление таких находок в Папуа-Новой Гвинее локализовано в Нагорьях и на п-ове Хьюон. На п-ове Хьюон была найдена каменная человеческая голова с высунутым языком, огромными обведенными глазами и высоким головным убором, напоминающим дисковидные булавы с шишечками [1196]. Высказывалось предположение, что она когда-то являлась верхней частью песта, но это кажется сомнительным.

На Новой Британии и Новой Ирландии тоже найдено много пестов и ступ [1320; 1139], а на о-ве Бугенвиль обнаружена стилизованная каменная головка птицы, возможно служившая затычкой для священной флейты, а не частью песта [1022]. Видимо, через Бугенвиль проходит восточная граница ареала пестов и ступ. К сожалению, об археологическом контексте этой самой замечательной группы каменных орудий в Океании сейчас почти ничего не известно. Что касается функций ступ, то наиболее правдоподобным кажется предположение Р. Булмера, который считал, что в них толкли орехи и зерна [173]. Большинство ступ были мелкими, и именно такая форма лучше всего подходит для толчения орехов. Судя по этнографическим данным с о-ва Бука, каменные песты тоже могли служить для этих целей [1326].

В Нагорьях песты и ступы не встречались выше 2000 м, и это говорит об их использовании до введения батата, так как только после распространения батата стали заселяться более высокие места.

Остается неясным также происхождение пестов и ступ[107]. Вопрос о наличии их керамических или бронзовых прототипов вряд ли можно обсуждать до получения четких датировок (К. Шмитц отстаивает идею индонезийских бронзовых прототипов для некоторых каменных ступ из Нагорий Новой Гвинеи [1191]). Изображения птиц на пестах и ступах позволяют поставить вопрос о них несколько шире, но для этого надо вернуться к черешковым пластинам и топорам, ареал которых не ограничивается Нагорьями, а совпадает фактически с зоной распространения пестов и ступ. В недатированных подъемных коллекциях в Кандриане, во внутреннем районе юго-западной части Новой Британии, вместе со сланцевыми нуклеусами и отщепами были найдены и оббитые черешковые пластины из сланца [250; 1234], а на юге Бугенвиля — черешковые пластины вместе с отщепами из сланца и вулканических скальных пород [1018]. На о-ве Бука и на севере о-ва Бугенвиль обнаружены оббитые и шлифованные топоры, многие из которых имели черешки или ручки для крепления к рукояти [1323, т. 1, с. 271 и сл.]. На Новой Британии и на юге Соломоновых островов тоже найдены оббитые и шлифованные черешковые топоры [316, с. 182], причем на Соломоновых островах еще недавно наблюдалось их производство [1136].

^{Оббитые сланцевые орудия из Кандриана (юго-западная часть Новой Британии)}

На первый взгляд, если не брать в расчет совпадений ареалов рубящих орудий с черешками и ручками, с одной стороны, и ступ и пестов — с другой, связь между ними может показаться довольно незначительной. Однако рассмотрим уникальный каменный топор, относящийся к группе орудий с черешками и ручками, он был найден в Тоиминапо на о-ве Бугенвиль [210]. У топора две птицеголовые ручки, ряд выпуклостей, соединяющих головки, и необычный обух, завершающийся шишечками. Такие же птичьи головки и шишечки встречаются на ступах и пестах. Выше уже отмечалось, что на Бугенвиле была найдена и каменная птица. Хотя Тоиминапо находится на южном побережье Бугенвиля, топор, видимо, относится к серии орудий с черешками и ручками, происходящей с севера Бугенвиля и о-ва Бука. Дж. Спехт сообщает, что на о-ве Бука обнаружены два похожих топора [1323, т. 1, с. 278], и высказывает предположение, что по стилю топор из Тоиминапо сходен с керамикой с прочерченным и налепным орнаментом, бытовавшей в некоторых частях Меланезии 2 тыс. лет назад. Керамические стили будут рассмотрены ниже, здесь же следует отметить очевидную взаимосвязь между ступами и пестами, оббитыми и шлифованными топорами с черешками и ручками, а также древней меланезийской керамикой. На самой Новой Гвинее черешковые орудия появились очень давно (более 20 тыс. лет назад), но керамика, ступы и песты распространились гораздо позже, возможно, в какой-то степени под влиянием австронезийцев. Высказывалось мнение, что топор из Тоиминапо входит в группу меланезийских и полинезийских топоров и тесел, испытавших влияние культур Юго-Восточной Азии эпохи металла [1136; 1138]. Однако, как будет показано ниже, влияние этих культур в Океании (кроме Новой Гвинеи и архипелага Бисмарка) было незначительным. Что касается Новой Гвинеи и архипелага Бисмарка, то вопрос о такого рода влияниях остается открытым.

^{Топор из Тоиминапо (о-в Бугенвиль)}

Итак, мы рассмотрели докерамические памятники Новой Гвинеи, а также группу поздних артефактов, относящихся к бескерамическим в основном комплексам. Прежде чем говорить о керамической эпохе, следует затронуть проблему расселения людей в Меланезии в предкерамический период. Вне Нагорий Новой Гвинеи известно только два датированных памятника, проясняющих этот вопрос: пещера Кукуба на юго-востоке Новой Гвинеи, где Р. Вандервал обнаружил комплекс отщепов с выемками, датированный 2000 г. до н. э., и пещера Балоф на Новой Ирландии, где, по мнению П. Уайта, есть комплекс отщепов, относящийся, возможно, к 4000 г. до н. э. [1402; 1449]. Папуасоязычные группы, расселенные на островах Меланезии вплоть до о-вов Санта-Крус на востоке, появились здесь, видимо, до контактов с австронезийцами, но сейчас об этом можно только догадываться. Таким образом, граница известных ныне докерамических памятников в Океании на юге и востоке достигает Австралии, Новой Гвинеи и архипелага Бисмарка [1137].

Керамические комплексы Меланезии. Культура лапита

Расселение австронезийцев по Меланезии было отнюдь не простым процессом. Первичная миграция, с которой распространились языки, родственные современной океанийской подгруппе, могла произойти 5 тыс. лет назад. Археологических данных об этом пока что нет, и концепция «первых австронезийцев» в Меланезии остается чисто лингвистической. Зато известно о распространении здесь позже археологической культуры лапита и о более поздних влияниях из островной части Юго-Восточной Азии. Видимо, заселение Океании было связано всего лишь с двумя-тремя миграциями компактных этнических групп из островной Юго-Восточной Азии. А очень сложная этническая картина, наблюдающаяся сейчас, возникла в результате смешения различных папуасских и австронезийских культур.

Хотя в настоящее время многие папуасоязычные группы занимаются гончарством, а многие австронезийцы, в особенности на архипелаге Бисмарка и Соломоновых островах, его не знают, очевидно, что именно австронезийцы принесли гончарное искусство в Меланезию. Здесь 2500 лет назад бытовали три различные системы орнаментирования керамики: а) лапита; б) прочерченный и на лепной орнамент; в) орнаментация с помощью отпечатков лопатки. Первая система связана с определенной группой мигрантов; что касается второй, то при ее изучении возникают довольно сложные проблемы, которые будут рассмотрены ниже; третья возникла на основе развития двух первых.

Культура лапита была создана многочисленными очень подвижными группами прирожденных мореходов и колонистов. В середине II тысячелетия до н. э. они быстро распространились по Меланезии и заселили Полинезию, нынешние обитатели которой почти несомненно являются их прямыми потомками. Поэтому с культурой лапита связан вопрос о происхождении полинезийцев. Именно носители культуры лапита были скорее всего первыми из поселившихся в Меланезии австронезийцев, кто умел изготовлять глиняные сосуды. Это станет ясным из приведенного ниже анализа других керамических стилей. Поэтому одним из крупнейших достижений океанийской археологии за последние десять лет следует считать вычленение культуры лапита и признание ее большого значения.

Рассмотрим вначале вопрос о распространении поселков и отдельных элементов культуры лапита. Впервые керамика лапита была обнаружена католическими миссионерами в 1909 г. на о-ве Ватом к северу от Рабаула (Новая Британия) [980; 981; 209]. Позже появились сообщения о новых находках на о-вах Тонга [928] и о-ве Пен близ Новой Каледонии [872]. В 1952 г.

^{Фрагмент сосуда в стиле лапита с изображением личины из Ненумбо (Гава, один из островов Риф)}

Э. Гиффорд и Р. Шатлер произвели первые детальные раскопки на северо-западе Новой Каледонии на п-ове Фуэ в поселке Лапита [519].

Как установлено в ходе многочисленных исследований, проводившихся в последние 20 лет, распространение этой керамики от севера Новой Гвинеи до Самоа происходило с 1500 г. до н. э. до рубежа нашей эры, после чего она полностью исчезла. Создатели этой керамики со временем, очевидно, растворились среди других групп меланезийского населения и утратили археологическое своеобразие. Зато в Полинезии между ними и современными полинезийцами отмечается прямая преемственность.

Керамика лапита содержала большую примесь песка или толченых раковин, имела рыхлую структуру, и ее обжиг производился на открытых кострах при температуре, видимо, ниже 850° [1322; 547; 552; 553; 554; 593; 970]. По характеру примесей она отличалась от большинства других типов меланезийской керамики. Некоторые виды песка, очевидно, перевозились через море туда, где подходящего песка не было, хотя об этом сейчас нет достаточно четких данных [346; 347]. (Примесь песка с Фиджи обнаружена в одном черепке на о-вах Хаапай из группы Тонга.) Некоторые сосуды до обжига покрывались красным ангобом. Иногда прочерченный орнамент выделялся путем втирания белой извести. Впрочем, такое искусственное заполнение обычно бывает трудно отличить от естественных наростов. Подавляющее большинство найденных черепков вообще не имеет орнамента. Многие черепки — фрагменты сферических и реберчатых кухонных горшков с узкими шейками и короткими прямыми или скошенными венчиками. Орнаментированные черепки обычно очень небольших размеров, и по ним трудно составить представление о целых сосудах. Очевидно, они происходят в основном от открытых чаш или кубков, плоскодонных или круглодонных. Стенки этих сосудов либо равномерно скошены, либо имеют резкий перегиб. В целом орнамент встречается в верхней части сосудов, причем часто не только с внешней, но и с внутренней стороны. Венчики у сосудов лапита более сложной формы, чем у сосудов, относящихся к позднейшим меланезийским керамическим традициям. Обычно венчики скошены, украшены насечками и даже снабжены налепными воротничками, изготовленными специально после окончания формовки тулова. К редким находкам глиняных изделий относятся маленькие длинные ручки, возможно, крышки и кружочки (бутылочные пробки?), а также загадочные цилиндрические или конические изделия, служившие, возможно, подставками для сосудов. Триподов и круговых поддонов не обнаружено. Почти повсюду керамика лапита изготовлялась способом налепа, а окончательно ее обрабатывали с помощью лопатки и наковальни. Но на о-ве Ватом зафиксирована спирально-жгутовая техника [1322, с. 128]. Таким образом, для изготовления древнейшей керамики в Меланезии использовались разные виды техники. Поэтому трудно согласиться с теми авторами, которые считают спирально-жгутовую технику древнейшей в Меланезии и отрицают ее связь с техникой обработки лопаткой.

Керамика лапита выделяется прежде всего по характеру орнаментации. Повсюду от Новой Гвинеи до Самоа орнаменты отличаются значительной стандартизацией, что, безусловно, свидетельствует о таком передвижении культуры, которое представляло собой беспрецедентный случай в доисторическую эпоху в Океании. В разных комплексах орнаментированные черепки составляют от 1 до 30 % инвентаря. В большинстве своем они покрыты сложным орнаментом, нанесенным зубчатым штампом с помощью различных орудий, напоминающих резцы для татуировки. Такие резцы известны в комплексах лапита, но обычно они прямые и подобны образцам, известным в Океании этнографически. С их помощью невозможно создать все зубчатые криволинейные узоры, зафиксированные на керамике лапита. Керамические штампы пока что нигде на памятниках лапита не найдены. Возможно, для нанесения узоров использовались различные деревянные орудия с рядами прямых или кривых зубьев, концы которых намеренно притуплялись.

На сосудах декоративные мотивы располагаются горизонтальными поясами. Они очень разнообразны: от рядов параллельных прямых или кривых линий до удивительных по точности и сложности узоров, включавших иногда антропоморфные изображения. Наиболее характерные орнаментальные мотивы — глаза, ленты, аркады, прямоугольные меандры, соединенные ломаные линии, щитообразные узоры, штампованные круги и концентрические окружности. Все они имеют геометрические очертания и располагаются симметрично. В некоторых местах найдены уникальные виды орнамента [1322, с. 130–132], но это не нарушает однородности, свойственной керамике лапита.

Помимо зубчатого штампа встречаются прочерченные орнаменты, налепы из глиняных лент или комочков и насечки на венчиках. Очень часто орнаментация сосуда производилась сразу несколькими такими способами. Есть данные о том, что для окончательной обработки стенок сосудов применялась резная лопатка. Зато следов использования лопатки, обмотанной шнуром, здесь почти нет, и именно этот признак четко отличает керамику лапита от любой другой материковой посуды эпохи неолита. Два фрагмента шнуровой керамики найдено на о-ве Мало [675, рис. 1], но, насколько известно, это единственные находки такого рода в комплексах лапита. Значительная часть орнаментированных сосудов культуры лапита была создана, очевидно, до середины I тысячелетия до н. э. Позже формы сосудов упростились, а орнаментация почти полностью исчезла. А к началу I тысячелетия н. э. от керамической традиции лапита почти ничего не осталось.

По разнообразию мотивов керамика лапита близка керамике из пещеры Каланай с о-ва Масбате в центральной части Филиппинского архипелага [1296, рис. 1] и отчасти напоминает керамику из поселка Сахюинь на побережье центральной части Вьетнама. Керамика лапита появилась в Меланезии на тысячу лет раньше, чем возникли эти поселки. Поэтому их связь с культурой лапита следует рассматривать лишь как отдаленно родственную. Когда возникла керамика лапита, окончательно не установлено. Однако она имеет четкие аналогии в синхронных глиняных изделиях — юаньшаньских на Тайване и батунганских на о-ве Масбате, рассмотренных в предыдущей главе. Сходные черты — это зубчатый штамп, отпечатки раковин, прочерченный орнамент, штампованные кружки, ангоб, возможно, заполнение орнамента известью, реберчатые формы, крышки и длинные ручки (юаньшань), а также отсутствие росписи, отпечатков шнура и триподов. Хотя орнаментальные мотивы ближе, видимо, к поздней керамике каланай, это может отражать длительные контакты между Меланезией и Филиппинами в I тысячелетии до н. э. Сосуды с прочерченными узорами с о-ва Тимор, относящиеся к I тысячелетию до н. э., и аналогичные сосуды, видимо, того же времени с юго-запада Сулавеси — также близкие параллели керамике лапита. Можно думать, что керамика лапита возникла где-то на Филиппинах или на северо-востоке Индонезии между 2000 и 1300 гг. до н. э. Более точное определение места ее происхождения — задача ближайшего будущего.

Поселки культуры лапита всегда располагались на побережье или на небольших островах недалеко от берега. Хозяйство, очевидно, было связано в основном с морским рыболовством и сбором моллюсков. Прямых данных о земледелии пока нет. На о-ве Ватом в комплексе с керамикой лапита как будто бы обнаружены кости свиней и кур, а также скорлупа кокосовых орехов [1322, с. 125–126], а на одном из черепков, видимо, изображено свиное рыло. Кости свиней и кур найдены на о-вах Риф и, возможно, на Тонга, но наличие собак в культуре лапита остается недоказанным [298]. Кости собак найдены в поселке Сикуманго на о-ве Беллона, но этот поселок относится к самому концу периода лапита. Есть основания надеяться, что при расширении исследований обнаружатся и разнообразные остатки культурных растений и домашних животных.

Одной из важных особенностей хозяйства лапита были дальние межостровные перевозки некоторых вещей. Во многих поселках лапита найдено небольшое количество обсидиана, главный источник которого, судя по данным спектрографии, находился в Таласеа на п-ове Виллаумез на севере Новой Британии [798], откуда его везли на о-ва Ватом (240 км), Амбитл (500 км), Гава, один из о-вов Риф (2 тыс. км), и Пен (2600 км) [20; 21]. Последние два примера особенно впечатляющи. Видимо, гончары лапита были искусными мореплавателями, и память о лучших из них сохранилась в преданиях о родоначальниках полинезийцев. Обсидиан был найден и на о-ве Тонгатапу, но туда он мог быть привезен с о-ва Тафахи, лежащего к северу от о-вов Тонга. Помимо обсидиана с юго-востока Соломоновых островов на коралловые острова группы Санта-Крус на расстояние до 450 км перевозились камни для очагов и производства орудий (в основном сланец) [593, с. 335; 1425].

Все это говорит о том, что гончары лапита брали с собой в странствия необходимое сырье, но, возможно, свидетельствует о дальнем обмене между ними и другими группами населения, австронезийскими или папуасскими. Однако, судя по археологическим данным, перевозимые материалы были малочисленны. Поэтому при их интерпретации нужна осторожность. Как бы то ни было, именно с культурой лапита надо связывать первичное заселение о-вов Фиджи, Тонга и Самоа.

Помимо керамики большое значение имеют и другие элементы культуры лапита. Нечерешковые каменные тесла прямоугольного, линзовидного и плоско-выпуклого сечения стали прототипами позднейших, более развитых полинезийских форм. Зато раковинные изделия, включающие тесла, ножи, скребки, браслеты и ожерелья, имеют больше сходства с позднейшими меланезийскими. Из этого ясно, что носители культуры лапита не могут рассматриваться только как «предки полинезийцев».

Самой западной находкой керамики лапита является один черепок из Аитапе в центре северного побережья Новой Гвинеи. Больше подобных находок на этом острове не было [548, с. 49]. Далее к востоку через 60 лет после исследований О. Мейера, собравшего здесь первые коллекции, Дж. Спехт раскопал важный поселок в местечке Ракивал на о-ве Ватом к северу от Новой Британии [1322]. Видимо, этот поселок располагался на прибрежной песчаной дюне и, судя по керамике, был заселен до середины I тысячелетия до н. э. Сосуды обладали тщательно выполненным декором, включающим ряды кружков и глаз, а также более сложные мотивы. Здесь же было найдено вытянутое погребение без черепа и скорченное полное погребение, оба безыивентарные, а также обломки раковинных браслетов, часть рыболовного крючка из раковины Trochus и бесчерешковые каменные тесла прямоугольного и линзовидного сечения.

Керамика лапита была обнаружена и в других местах на архипелаге Бисмарка — на о-ве Амбитл близ юго-восточного побережья Новой Ирландии (У. Эмброуз по обсидиану датировал поселок на о-ве Амбитл I тысячелетием н. э.) и на о-ве Элуао в группе Сент-Маттайас [1451; 20; 392]. На самой Новой Ирландии в поселке Лезу в скоплениях отбросов были найдены необычная краснолощеная ангобированная керамика, относящаяся я 500 г. до н. э., а также кости свиней, тесла из раковин Tridacna, раковинные браслеты, обсидиановые отщепы и камни для пращи [1449]. Но керамика из Лезу орнаментирована в основном налепами, а не зубчатым штампом или резьбой. Связь ее с лапита неясна[108].

Далее к югу при раскопках на о-ве Сохано близ о-ва Бука (северная часть Соломоновых островов) Дж. Спехт обнаружил позднюю керамику лапита, датированную 500 г. до н. э. и украшенную в основном прочерченными линиями, а не зубчатым штампом [1323; 1324]. На главных островах Соломонова архипелага поселков лапита еще не найдено. Но У. Дэвенпорт утверждает, что на о-ве Санта-Ана имелись черепки, напоминающие гладкую керамику лапита I тысячелетия н. э. [316]. На двух населенных полинезийцами островах, Реннелл и Беллона (к югу от Соломоновых островов), керамика лапита появляется снова [1112]. В поселке Сикуманго на о-ве Беллона Дж. Поулсен раскопал в основании низкого холма жилой горизонт, где нашел фрагмент гладкой реберчатой чаши лапита, раковинные тесла и ложечки, а также зубы летучей лисицы с отверстиями. Керамика импортная, так как ее отощитель на Беллоне не обнаружен. Дж. Поулсен полагает, что поселок, датированный 120 г. до н. э., видимо, свидетельствует о том, что первыми остров заселили полинезийцы. Этот факт имеет большое значение, так как противоречит гипотезе лингвистов, в соответствии с которой полинезийские культуры появились в Меланезии в результате недавнего отлива населения из «полинезийского треугольника». Правда, нельзя исключать, что такое попятное движение началось уже в конце I тысячелетия до н. э. Поэтому находки на Беллоне не так уж противоречат лингвистическим построениям, как кажется на первый взгляд.

Возможно, самые эффектные находки были сделаны недавно Р. Грином в поселках Нанггу на о-ве Санта-Крус и Ненумбо на о-ве Гава в группе Риф. Эти памятники датируются 1300— 500 гг. до н. э., на керамике больше разнообразных мотивов, чем где бы то ни было. Это может свидетельствовать о зарождении стиля лапита именно в этом районе. Здесь найдены и уникальные для комплексов лапита фигурки людей и птиц. По сообщению Р. Грина, площадь поселков вместе с жилищами, очагами и ямами-хранилищами достигает 14 тыс. кв. м [593; 595]. Встречается и обсидиан из Таласеа (Новая Британия). Р. Грин полагает, что поселки Нанггу и Ненумбо принадлежали занимавшимся обменом мореплавателям, которые обосновались там, где уже обитало население, говорившее на папуасских языках (последние до сих пор преобладают на о-ве Санта-Крус).

К востоку от группы Санта-Крус, на о-ве Ануда, была обнаружена преимущественно гладкая керамика, родственная лапита. Она датирована 1000 г. до н. э. — 500 г. н. э. Вместе с ней были найдены рыболовный крючок из раковины Turbo, тесла из раковин Tridacna и Cassis, раковинные браслеты, подвески и небольшие кольца. Как и в случаях с о-вами Беллона и Реннелл, возникает вопрос, не являются ли обитатели этого поселка прямыми предками современного местного полинезийского населения. Исследователи отвечают отрицательно. Полинезийцы, считают они, появились здесь 500 лет назад после периода запустения, длившегося с 500 г. н. э. [808; 331]. Однако это мнение окончательно еще не обосновано[109].

На севере Новых Гебрид, на о-ве Мало, черепки орнаментированной керамики лапита, датированные 1300–1100 гг. до н. о., были найдены Дж. Хедриком [675; 597, с. 82]. В некоторых черепках присутствовали отощители неместного происхождения, которые могли быть завезены сюда в обмен [345]. В центре Новых Гебрид, на о-ве Эфате, в поселке Эруети Ж. Гаранже обнаружил поздний керамический комплекс, датированный 350 г. до н. э. и состоявший в основном из неорнаментированных черепков. Этот поселок интересен тем, что выше и ниже слоя с керамикой лапита здесь была найдена керамика иной традиции — с прочерченным орнаментом и налепами. Это свидетельствует о сосуществовании двух разных керамических традиций.

На Новой Каледонии эпонимный поселок Лапита был открыт в 1900–1920 гг. [33, с. 122]. А в 1952 г. Э. Гиффорд и Р. Шаглер раскопали слой, протянувшийся почти на 400 м вдоль побережья [519]. В 30 % случаев на керамике здесь был орнамент лапита. Имелись и черепки, украшенные отпечатками резной лопатки. Набор мотивов напоминал скорее керамику Фиджи и Тонга, чем о-ва Ватом; чувствовалось, что расстояние повлияло на гомогенный в целом комплекс. Среди сосудов встречались бутыли, а также керамические диски, служившие, видимо, пробками. Другие изделия типичны для культуры лапита. Это раковинные браслеты, раковинная прямоугольная подвеска или часть ожерелья с двумя отверстиями, двустворчатые грузила для сетей с отверстиями, блесны для осьминогов из раковин каури и кусок обсидиана. По ¹⁴С поселок датируется началом I тысячелетия до н. э.

Еще один важный поселок лапита был раскопан в Ватча на о-ве Пен близ южной оконечности Новой Каледонии [541; 552; с. 75; 492]. Нижний слой здесь датирован 2000 г. до н. э., но эта дата, полученная по раковине улитки, кажется удивительно ранней. Более поздний слой датирован 900 г. до н. э. В нем обнаружена керамика с прочерченным орнаментом в иной, чем лапита, традиции. Поселок Ватча важен в нескольких отношениях. Здесь найдены очень хорошо сохранившиеся сосуды лапита, на значительной части посуды — оттиски резной лопатки, а известь, считавшаяся искусственным заполнением орнамента, оказалась естественным наростом. Наряду с материалами из поселка Лапита эти данные, возможно, помогут решить проблему происхождения более поздней керамики с отпечатками лопатки в Восточной Меланезии.

На о-ве Пен исследователи столкнулись с одной из археологических загадок Океании. На внутренней равнине располагается до 300 земляных холмов. Два из них, изученные Дж. Голсоном в 1959 г., состояли из цилиндрических известняковых конкреций с примесью железняка и кораллов [544]. Высота одного из холмов — более 3 м. Ни керамики, ни других изделий вместе с конкрециями не найдено, а роль самих конкреций неясна. Неизвестно, какая часть холмов о-ва Пен содержала такие цилиндры, но две похожие находки были сделаны в холмах на Новой Каледонии севернее Нумеа. Холмы и выкладки из латеритовых блоков есть во многих других районах Новой Каледонии [32], но группа с цилиндрами уникальна. Из конкреций и раковин были взяты экспериментальные пробы на радиоуглеродный анализ. Однако полученные даты дали разброс от 1000 до 6000 гг. до н. э. [1118, с. 651], что делает их сомнительными. Нет даже уверенности, что холмы насыпаны людьми, но, если это так, здесь могут обнаружиться связи с культурой лапита, а возможно, холмы возвели неизвестные, еще более ранние обитатели Новой Каледонии.

На о-вах Фиджи обнаружены три важных поселка лапита, все на о-ве Вити-Леву. Древнейший расположен в Натунуку в северо-западной части острова, где люди лапита поселились к 1300 г. до н. г. на прибрежной песчаной дюне [1215]. Орнамент на керамике довольно сложен, что соответствует ранней дате поселка. Как в поселках Лапита и Ватча, здесь встречаются отпечатки лопатки и прочерченные узоры. На небольшом островке Янука, лежащем у южного побережья Вити-Леву, под скальным выступом раскопан другой поселок. Здесь найдена керамика лапита со сложным орнаментом, относящаяся к 1000 г. до н. э. По ней Л. и Э. Бирке удалось реконструировать довольно полный набор форм орнаментированных чаш [132]. Третий поселок расположен на песчаной дюне в устье р. Сингатока недалеко от островка Янука. Он датирован 500 г. до н. э. [130; 132].

Сингатокская керамика почти полностью гладкая, плоскодонных сосудов нет. Преобладают круглодонные гладкие кухонные горшки с прямыми или отогнутыми венчиками. Несколько реберчатых сосудов — редкие образцы посуды, украшенной зубчатым штампом. Найдены также черепки от фляг для воды, керамические диски, служившие, возможно, пробками, крышки с набалдашниками, длинные ручки и много цилиндрических изделий, служивших, видимо, подставками для горшков [131; 516, рис. 18с]. Сходные цилиндры были найдены в других поселках на о-вах Фиджи, о-ве Ватом и о-вах Тонга.

Как и в Эруети, в Сингатока представлена очень поздняя стадия традиции лапита. Р. Грин подметил, что в восточных поселках лапита на о-вах Фиджи и Тонга упадок орнаментального искусства выражался резче и происходил быстрее, чем в западных [595]. Видимо, это было связано с высокой степенью изоляции, последовавшей за первоначальным заселением. Даже на Фиджи и Тонга отдельные группы первопоселенцев, видимо, почти не поддерживали контактов друг с другом.

Среди других находок в фиджийских поселках следует отметить нечерешковые тесла прямоугольного и плоско-выпуклого сечения (Янука и Сингатока), раковинные браслеты и обломок раковинной блесны полинезийского типа (Янука). Этот обломок, а также фрагмент крючка с о-ва Ватом, предполагаемая часть, крючка с Тонга и многочисленные крючки с о-ва Ануда составляют весь известный ныне набор рыболовных принадлежностей культуры лапита.

Многие из названных поселков были кратковременными, и по ним трудно составить представление о механизме изменений самого стиля керамики лапита. Но на о-вах Тонга имеются материалы, позволяющие судить о развитии гончарства с 1200 г. до н. э. до, видимо, начала нашей эры. Эти материалы в основном получены Дж. Поулсеном при раскопках древних раковинных куч, окружавших обширную лагуну в центральной части о-ва Тонгатапу [1109; 1110]. На Тонга керамика лапита была найдена везде: на о-вах Тонгатапу, Хаапай, о-ве Вавау вплоть до Ниуатопутапу на севере [783; 326; 1155]. Но эталонная эволюционная шкала получена на Тонгатапу.

Когда в 1777 г. капитан Дж. Кук побывал на о-вах Тонга, он обратил внимание на сосуды, привезенные, видимо, с Фиджи. О том, что сами тонганцы тогда изготовляли керамику, данных нет. Но, основываясь на раскопках, Дж. Поулсен заключил, что они занимались гончарством незадолго до появления европейцев. Последующие работы Л. Граубе показали, что в поселках, изученных Дж. Поулсеном, была нарушена стратиграфия. Л. Граубе привел убедительные доводы в пользу того, что найденная там керамика относилась к периоду от 1200 г. до н. э. до начала нашей эры. После этого на о-вах Тонга, Самоа и Маркизских гончарство исчезло. Сейчас датировки Л. Граубе признаны верными, и именно к ним надо привязывать факты, выявленные Дж. Поулсеном и Дж. Голсоном [620; 1109; 548].

В целом орнаментированная керамика из раскопок Дж. Поулсена более всего напоминает керамику, обнаруженную на Фиджи и Новой Каледонии. В нижних слоях черепки с орнаментом составляют до 12 %. Из этого следует, что доля орнаментированных сосудов была еще больше, так как значительная часть поверхности таких сосудов была гладкой. Основные ранние формы представлены шаровидными горшками с воротничковыми, короткими прямыми или отогнутыми венчиками, а также открытыми чашами, иногда ребристыми. Плоскодонные сосуды, воротничковые венчики и реберчатые чаши встречаются в слоях, относящихся ко времени до 500 г. до н. э., а гладкие шаровидные горшки преобладают в более поздних слоях. Узор делался в основном зубчатым штампом, но, как и в других поселках лапита, изредка попадаются отпечатки раковин, налепы, прочерченные узоры и насечки на венчиках. Раскопки Л. Граубе в поселке Вукис-Маунд показывают, что к 400 г. до н. э. орнамент совершенно исчез. По этим раскопкам хорошо видно, что археологические остатки поселков лапита на о-вах Тонга представляют собой серии жилых и кухонных поверхностей, окруженных кучами мусора. Кроме обломков сосудов на о-вах Тонга были найдены петлеобразные ручки. Отощители на самом острове

Тонгатапу не обнаружены, но их, возможно, привозили с соседнего вулканического острова Эуа.

В поселках на о-ве Тонгатапу найден наиболее разнообразный набор некерамических изделий культуры лапита, практически все категории орудий из обнаруженных до сих пор. Найдены бес-черешковые каменные тесла прямоугольного, плоско-выпуклого Н линзовидного сечения. Много тесел, резцов, стамесок и скребков из раковин. Рыболовный инвентарь включает цельный раковинный крючок, блесну из рыбьей кости, каменные и раковинные грузила для сетей, много верхушек от раковин каури, которые, как считается, служили приманками для осьминогов. Сходные приманки встречались в поселке Лапита. Странно, что отсутствуют каменные грузила от приманок для осьминогов, которые имелись во всех полинезийских поселках, где использовались такие приманки. Пока в комплексах лапита не будут найдены эти грузила, нельзя категорически утверждать, что прототипы приманок для осьминогов, использовавшихся полинезийцами, появились в период лапита. Среди других изделий — костяные проколки и иглы, многочисленные оселки и терочники из кораллов и других материалов. Но больше всего в тонганских поселках обнаружено украшений: раковинные браслеты и кольца, ожерелья из квадратных и прямоугольных кусочков раковин с отверстиями, подвески из цельных перламутровых раковин, бусы из раковин, камня и кости, костяные резцы для татуировки. Найдено несколько каменных дисков того типа, который, судя по этнографическим данным, служил в Полинезии для игры в шары.

До начала 1973 г. считалось, что орнаментированная керамика лапита была распространена только до о-вов Тонга, а самая ранняя керамика на Самоа была уже неорнаментированной. Но в 1973 г. при драгировании лагуны Мулифануа у западной оконечности о-ва У полу в Западном Самоа было обнаружено много керамики лапита, оставшейся, видимо, от прибрежного поселка. Лишь 8 % черепков были орнаментированы с помощью зубчатого штампа и прочерченных линий. Судя по примесям, керамика была местной. Радиоуглеродная дата — 1000 г. до н. э. — позволяет считать этот поселок одним из древнейших на Самоа [596; 597, с. 82].

На северных островах Тонга, входящих в группы Хаапай и Вавау, а также на о-ве Ниуатопутапу найдена в основном гладкая керамика лапита. Она вряд ли старше 600–500 гг. до н. э. Недавно на о-ве Футуна (о-ва Хорн) была обнаружена гладкая керамика лапита конца I тысячелетия до н. э. Футунанский язык близок самоическому. Когда в 1615 г. европейцы появились на о-ве Ниуатопутапу, там тоже, видимо, бытовал самоический язык, хотя сейчас местные жители говорят на языке, близком к тонганскому [125, с. 150; 806].

Установлено, что примерно к XIII в. до н. э. повсюду от Новой Гвинеи до о-вов Тонга, между которыми 5 тыс. км, распространились носители однородной археологической культуры, которые, судя по данным радиоуглеродного анализа, расселялись очень быстро. А учитывая широкое распространение обсидиана, можно утверждать, что они были искусными мореходами. Именно эти «викинги Тихого океана» стали культурными героями полинезийской мифологии.

Забегая вперед, отметим, что полинезийцы, которые, по археологическим и лингвистическим данным, заселили о-ва Тонга около 1300 г. до н. э., а о-ва Самоа — около 1000 г. до н. э., почти несомненно являлись прямыми потомками гончаров лапита, развивавшихся в изоляции. В наследство от культуры лапита позднейшие полинезийцы получили керамику, раковинные скребки и тесла, прототипы полинезийского набора каменных тесел, резцы для татуировки, диски для игр и множество других изделий, включая, видимо, рыболовные крючки. Довольно странно, что большинство типов украшений лапита, так хорошо представленных на Тонга, не привились далее в Полинезии, хотя они бытовали в позднейших меланезийских культурах. Примерно к началу нашей эры создатели преимущественно гладкой керамики пришли с Самоа на Маркизские острова, а их потомки, в свою очередь, в течение следующего тысячелетия заселили остальные районы Восточной Полинезии[110]. Все это позволяет предполагать, что по физическому типу гончары лапита напоминали полинезийцев и что их монголоидные черты передались по наследству в австралоидные районы Меланезии с помощью неэкзогамных родственных групп, характерных для Полинезии и сейчас.

Если судить по керамике, первичный очаг культуры лапита находился в северо-восточной части Индонезии или на Филиппинах. Но при решении вопроса о происхождении создателей этой культуры возникает следующая альтернатива. Носителями культуры лапита могло быть сходное с полинезийцами население, более тысячи лет обитавшее в Меланезии и говорившее на океанийском языке (или языках). Возможно, во II тысячелетии до н. э. оно установило контакты с индонезийскими или филиппинскими обществами, знавшими гончарство, и стало изготовлять керамику лапита и торговать ею, а некоторые группы заселили Полинезию. Такое объяснение возможно, но, на мой взгляд, есть другое, более приемлемое: керамику лапита и ее создателей следует выводить прямо из Восточной Индонезии или с Филиппин. Стилистические особенности керамики лапита могли выработаться в пределах Меланезии, но вряд ли с момента возникновения древнейшей керамики в Меланезии до заселения о-вов Тонга прошло более нескольких столетий. Создается впечатление, что гончары лапита были пришельцами в Меланезии, где

до меньшей мере за тысячу лет до их появления уже жили другие австронезийцы. К такому выводу приводят лингвистические данные о расколе океанийской подгруппы. Судя по археологическим данным, первые австронезийцы могли не знать керамики.

По этой гипотезе, гончары лапита, видимо, говорили вначале на западноавстронезийских языках. Но в середине II тысячелетия до н. э. австронезийские языки еще не разошлись так сильно, как их нынешние потомки, и гончары лапита без больших трудностей общались с меланезийцами, говорившими на океанийских австронезийских языках. Вполне вероятно, что «язык лапита» был общим предком языков современной восточноокеанийской подгруппы (Восточная Меланезия и Полинезия), ибо, хотя сейчас из-за общих фонетических, лексических и грамматических инноваций эта группа и объединяется с другими океанийскими языками [1074], она имеет все же больше лексических совпадений с западноавстронезийскими языками, чем другие океанийские подгруппы. Это — один из главных выводов капитального лингвистического исследования И. Дайена [382]. Лингвист Э. Поли считает, что культура лапита распространялась лишь после раскола восточноокеапийской подгруппы, но, по моему мнению, оба события были более близки по времени.

Поначалу распространение культуры лапита по Меланезии было, видимо, связано с инициативой небольшой группы колонистов и торговцев. Эти люди намеренно пускались на поиски новых территорий и новых рынков в районе расселения земледельческих обществ раннеавстронезийской Меланезии. К середине I тысячелетия до н. э. колонизация пошла на убыль, возможно потому, что все силы уходили на основание новых обществ на больших, ранее не заселенных островных группах Фиджи, Тонга и Самоа. Это ослабление было, конечно, лишь временным: самые продолжительные путешествия полинезийцев происходили в I тысячелетии н. э. Но к середине I тысячелетия до н. э. различные, сильно разошедшиеся группы носителей культуры ланита оказались в изоляции. Тогда-то и начался упадок гончарства. В Меланезии гончары лапита растворились среди окружающего меланезийского населения[111], но их традиция производства украшений и многие черты их гончарства оказались весьма живучи, особенно на юго-восточном побережье Новой Гвинеи и в области расселения массим. Первопоселенцы (носители культуры лапита), достигшие Тонга и позже Самоа, передали своим полинезийским потомкам аристократическую форму правления, монголоидные гены, некоторые черты материальной культуры, особенно тесла, свой стиль в искусстве и, видимо, рыболовную и Мореходную технику.

Комплексы, сходные с лапита, в Меланезии

В разных частях Западной Меланезии встречаются керамические комплексы, безусловно родственные культуре лапита и, очевидно, развившиеся из нее в конце I тысячелетия до н. э. К ним, возможно, относятся описанные выше комплексы с о-вов Новая Ирландия и Сохано. Но лучше всего изученные и наиболее широко распространенные комплексы, возникшие на основе лапита, находятся на юго-востоке Новой Гвинеи, где обнаружено несколько прибрежных поселков с краснолощеной ангобированной посудой. Они датированы 0—1200 гг. н. э. Главные из них — Небира-4 в 15 км от Порт-Морсби в глубь острова и Опосиси на о-ве Юле в 100 км к северо-западу от Порт-Морсби.

Опосиси — поселок на горе, существовавший 1–2 тыс. лет назад. Его исследователь Р. Вандервал назвал обнаруженный в нижних слоях комплекс культурой опосиси [1402], которая связана, видимо, с первыми австронезийскими поселенцами в этом районе[112].

Керамика сходна с лапитской, но зубчатый штамп редок. Найдены краснолощеные ангобированные чаши с узорами, выполненными отпечатками раковин и заполненными известью, а также гладкие кухонные горшки и кувшины для воды. Некоторые из отпечатков раковин настолько напоминают зубчатый штамп ланита, что вряд ли можно сомневаться в их происхождении от лапита, видимо, из района, лежащего на севере Новой Гвинеи, или с Соломоновых островов. Считать, что они пришли с запада вдоль южного побережья Новой Гвинеи, где не было ни австронезийских языков, ни комплексов с керамикой ланита, нет ни малейшего основания. Остров Юле расположен почти па западной окраине распространения австронезийских языков на юге Новой Гвинеи.

В Опосиси найдены обсидиан с о-ва Фергюсон, каменные тесла квадратного сечения (рядом на побережье Новой Гвинеи — в поселке Апере-Венуна, относящемся к тому же времени, обнаружены редкие тесла треугольного сечения), керамические грузила с отверстиями, раковинные браслеты, кости свиней, бусы из человеческих костей и костяные ложечки, служившие, видимо, для зачерпывания извести при жевании бетеля. Культура опосиси сменяется культурой равао, по терминологии P. Вандервала. Последняя, видимо, связана с новым небольшим притоком населения в этот район. Красного ангоба и отпечатков раковин на керамике нет, основа декоративной техники — лощение и прочерченный орнамент. Культура равао плавно перешла в серию более поздних культур, развивавшихся до 1100–1200 гг. н. э. К концу этого периода появились собаки. Некоторые виды керамики этих поздних культур родственны находкам, сделанным в районе зал. Коллингвуд — области расселения массим. Вероятно, к тому времени австронезийцы юго-востока Новой Гвинеи уже занимались дальним обменом.

Стратиграфия поселка Небира-4, представленного отложениями в основании крутого холма, охватывает период с самого начала нашей эры до 1100 г. н. э. Керамика из Небиры в основном красноангобированная с отпечатками раковин. Есть и несколько окрашенных черепков. Во всех слоях встречаются обсидиан, раковинные бусы, браслеты и кости свиней [14], а на вершине холма С. Булмер вскрыла 29 погребений, устроенных до 1200 г. я. э. В некоторых из них были найдены просверленные клыки кабанов, ожерелья из собачьих зубов с отверстиями, раковинные бусы и браслеты [179], а также мелкие отщепы и нуклеусы, в общих чертах напоминающие поздние австралийские комплексы.

На о-ве Юле и в районе Порт-Морсби около 1200 г. н. э. появился совершенно иной тип керамики — с прочерченным гребенчатым орнаментом, причем в районе Порт-Морсби к нему, возможно, восходит современная посуда моту. О последней речь пойдет ниже. Здесь же отметим лишь, что преемственность австронезийского населения на юго-востоке Новой Гвинеи за последние 2000 лет вполне возможна, но археологическая картина сильно усложняется изменениями керамических стилей и очевидными местными миграциями.

Меланезийская керамика с прочерченным и налепным орнаментом

Вскоре после возникновения культуры лапита в Меланезии появилась иная, очевидно неродственная ей керамика. Для нее характерны прочерченные и налепные узоры, и по форме эти сосуды мало похожи на сосуды лапита. Вместе с тем между этими двумя традициями происходил обмен орнаментальными элементами. Сейчас неизвестно, откуда берет начало керамика с прочерченными и налепными узорами, но, как и лапита, она могла быть принесена отдельной волной мигрантов из Индонезии или с Филиппин.

Обращает на себя внимание один важный момент. Рассматриваемая керамика в целом изготовлялась спирально-жгутовой техникой, а керамика лапита — техникой налепа. С 1930 г. много раз отмечалось, что по этнографическим данным спирально-жгутовой способ был наиболее типичен для австронезийцев и папуасов Западной Меланезии. Часто поднимался вопрос о происхождении этой техники из Японии эпохи дзёмон или из Центрального Китая, где в неолите подобная техника преобладала [1195; 690; 930; 1294; 1309; 179; 1056]. Прямых подтверждений этому нет, но интересно, что, кроме лапита, многие виды меланезийской керамики с их кругло- и остродонными горшками не находят близких аналогий в Юго-Восточной Азии, где спирально-жгутовая техника встречалась очень редко. Это хорошо видно по некоторым современным сосудам из района р. Сепик и с Новой

Каледонии. Поэтому возможно, что многие из западномеланезийских керамических традиций, неродственных лапита, происходили от неизвестных еще керамических комплексов, проникших с севера, хотя трудно согласиться с такими выводами. Я лично наблюдал изготовление сосудов спирально-жгутовым способом в Индонезии, на о-вах Талауд, а И. Сутаяса — на Яве [1348]. Бытующее мнение об отсутствии этой техники в доисторической Индонезии мне представляется упрощенным.

Детальнее всего керамика с прочерченным и налепным орнаментом изучена археологически на о-ве Бука (север Соломоновых островов) и в центре Новых Гебрид. Французский археолог Ж. Гаранже обнаружил на о-вах Эфате, Тонгоа и Макура особую керамику [503; 504], которая относится к так называемой культуре мангааси. Период бытования этой керамики — 700 г. до н. э. — 1600 г. н. э. Но на о-вах Тонгоа и Макура она исчезла около 1200 г. н. э., когда здесь появилось новое население.

Керамика мангааси изготавливалась спирально-жгутовой техникой из естественно отощенной глины и не обрабатывалась лопаткой. Это — сферические круглодонные горшки с простыми прямыми венчиками. Такие черты лапита, как ангоб, зубчатый штамп и сложные формы венчиков, отсутствуют. На ранней керамике мангааси, встречавшейся вплоть до I тысячелетия н. э. включительно, — богатые резные узоры и многочисленные налепные пояса и шишечки. На о-ве Эфате в нижних слоях поселка Мангааси найдено много ручек, в том числе зооморфных форм, что указывает на связи с комплексом пестов и ступ из Новой Гвинеи и с архипелага Бисмарка. Выше это уже отмечалось в связи с описанием топора из Тоиминапо. На поздней керамике мангааси, постепенно развившейся из ранней и широко распространившейся к 800 г. н. э., ручек и налепных узоров нет, преобладает прочерченный орнамент. На о-вах Макура и Тонгоа наряду с поздними сосудами мангааси найдена керамика с гладкой поверхностью снаружи, но с накольчато-прочерченным орнаментом внутри. Ж. Гаранже назвал ее керамикой акнау. Происхождение этой керамики неясно, но, возможно, она изготовлялась в районе, уничтоженном извержением вулкана около 1400 г. н. э. Важно и то, что вместе с керамикой мангааси в поселке Эруети на о-ве Эфате обнаружено немного поздней керамики лапита. Эти находки происходят из слоя, датированного 350 г. до н. э., но культура мангааси возникла здесь еще раньше.

^{Изготовление глиняных горшков спирально жгутовой техникой. Поселок Геме (о-ва Талауд, Индонезия)}

^{Ручки от сосудов раннего периода из Мангааси (Новые Гебриды)}

С самого начала в комплексах мангааси встречались кости свиней, каменные тесла линзовидного сечения, браслеты и тесла из раковин Tridacna. Собак и кур, видимо, не было. В других местах на севере Новых Гебрид при поверхностных сборах была найдена керамика, схожая с мангааси, но наиболее близкие аналогии обнаружены Дж. Спехтом при раскопках на о-ве Бука (север Соломоновых островов) и на крошечном островке Сохано неподалеку отсюда [1323; 1324; 785].

Здесь самая ранняя керамика отличалась прочерченным и налепным орнаментом. Спехт назвал ее стилем сохано. Этот стиль отмечен на о-ве Сохано и в поселке Ханган на о-ве Бука. Он возник к середине I тысячелетия до н. э., если не раньше, и в конце I тысячелетия до н. э. сосуществовал с поздней керамикой лапита. К началу нашей эры последняя исчезла, а стиль сохано постепенно превратился в стиль ханган, бытовавший в течение I тысячелетия н. э.

Сосуды стилей сохано и ханган, датированные 500 г. до н. э. — 800 г. н. э., сделаны спирально-жгутовой техникой и в отличие от посуды мангааси обработаны с применением лопатки и наковальни. Но по примесям и круглодонным формам они, как и посуда мангааси, отличались от керамики лапита. Зато по орнаменту — треугольникам, заполненным пунктиром, прочерченным полосам и налепам — эти стили близки стилю мангааси. Для сохано типичны полосы штампованных кругов, заимствованные, возможно, у лапита. Орудия, сопутствующие стилям сохано и ханган, представлены раковинными теслами и браслетами, пилками из игл морского ежа и стержнями от раковинных приманок для бонито.

В период сохано были известны собаки и свиньи. К этому периоду относятся, видимо, древнейшие находки костей собак в меланезийской археологии. Ни на о-ве Бука, ни на Новых Гебридах о других направлениях хозяйства ранних меланезийских гончаров почти ничего не известно. Но их, очевидно, можно считать оседлыми земледельцами, которые сосуществовали с гончарами лапита в течение I тысячелетия до н. э. Стратиграфически керамика с прочерченным и налепным орнаментом лучше всего представлена в Меланезии на о-ве Бука и на Новых Гебридах, хотя она есть и на других недатированных памятниках на севере Новой Гвинеи и на архипелаге Бисмарка. Дж. Террел нашел ее при раскопках на юге о-ва Бугенвиль, но культурная принадлежность этой керамики еще неясна.

В Западной Меланезии в I тысячелетии до н. э. — I тысячелетии н. э. доминировала керамика двух стилей. Это стиль лапита и производные от него, а также керамика с прочерченным и налепным орнаментом. После 1000 г. н. э. произошло много изменений, возможно связанных друг с другом, а возможно, и нег. Мы вернемся к ним, когда речь пойдет об о-вах Фиджи и Новой Каледонии, так как и там керамика с прочерченным и налепным орнаментом сосуществовала с керамикой лапита. Но на этих островах в ранний период преобладали черепки с отпечатками резной лопатки, что усложняет картину.

Доистория Новой Каледонии и Фиджи после периода лапита

Начиная с I тысячелетия до н. э. от Южного Китая до Филиппин и восточной части Индонезии распространялась керамика, орнаментированная ударами резной лопатки или штампом. Но в Западной Меланезии этот прием либо отсутствовал, либо появился очень поздно. Г. Эрвин показал, что на о-ве Шортленд он возник недавно [761, с. 229; 762]. На о-ве Эфате в центре Новых Гебрид обнаружены недатированные черепки этого типа, видимо, недавнего происхождения [594, с. 32]. Поэтому удивительно, что на Новой Каледонии и Фиджи они появились чуть ли не с 1000 г. до н. э. Так как черепки лапита с узором, сделанным резной лопаткой, встречаются в Восточной Меланезии, прежде всего в поселках Лапита, Боирра и Ватча на Новой Каледонии, возможно, что рассматриваемая керамика сформировалась частично на основе лапита [620; 493], хотя сама традиция лапита бытовала одновременно с ней на протяжении еще почти тысячелетия. В то же время на многих черепках с отпечатками лопатки также есть прочерченный и налепной орнамент, со временем вытеснивший отпечатки лопатки.

Как возникла керамика с отпечатками лопатки? Чтобы объяснить это, надо прибегнуть к довольно замысловатой гипотезе. Если не принимать в расчет вероятность существования на Новой Каледонии докерамического периода, то первыми здесь появились гончары лапита, произошло это не позднее 1000 г. до н. э. Одновременно на Новой Каледонии поселились другие группы, уже знавшие керамику с прочерченным и налепным орнаментом. Эти группы заимствовали технику обработки сосудов лопаткой у гончаров лапита, сделав ее главной, но сохранили формы сосудов и некоторые декоративные мотивы прежней традиции. На Фиджи создатели керамики с отпечатками лопатки переселились к 700 г. до н. э. В I тысячелетии до н. э. на Новой Каледонии и о-вах Фиджи наряду с керамикой лапита доминировала керамика с отпечатками лопатки, но позже снова в моду вошла керамика с прочерченным орнаментом. В разных районах темпы этих изменений были различными: на Новой Каледонии они происходили плавно, незаметно (впрочем, все это еще плохо изучено), зато на о-вах Фиджи изменения совершились Довольно резко около 1100 г. н. э.

На Новой Каледонии керамика лапита и керамика с отпечатками лопатки появились примерно в одно время, если не принимать в расчет дату — 2000 г. до н. э. — для керамики лапита из поселка Ватча. В одном из поселков Найа-Бей (в 25 км к северо-западу от Нумеа) керамика с отпечатками лопатки выделывалась на протяжении I тысячелетия до н. э., и керамики ланита вовсе не было. Это поселок Тон-7, раскопанный К. Смартом, имеет следующие радиоуглеродные даты — 905±90 — 115±110 гг. до н. э. [552, с. 76; 1105]. Наряду с керамикой с отпечатками лопатки, безусловно господствовавшей здесь, было найдено несколько черепков с прочерченным орнаментом, причем ряд простейших узоров напоминал стили мангааси и сохано. В другом поселке, под названием Подганеау, недалеко от поселка Лапита, в слоях, предшествовавших 250 г. н. э., обнаружена керамика, орнаментированная только отпечатками лопатки [519]. Хотя особенности эволюции керамики на Новой Каледонии еще слабо изучены, ее развитие в поздний период можно представить себе следующим образом. После 250 г. н. э. гончары стали реже прибегать к помощи лопатки. В поселках Найа-Бей ее вовсе перестали использовать, но в других местах этот технический прием изредка встречался вплоть до недавнего времени. Доминирующим постепенно стал прочерченный орнамент, но следует помнить, что последний располагался только узкими зонами по венчику и верхней части тулова и поэтому 90 % найденных па большинстве памятников черепков не орнаментированы. Сосуды с прочерченным орнаментом иногда украшались и налепами, подобно керамике мангааси с Новых Гебрид. Они преобладали в поселках периода 300—1600 гг. н. э. [1105; 519]. Отмечались локальные варианты этой традиции: на севере Новой Каледонии чаще встречался гребенчатый орнамент, который в других местах Меланезии получил большое распространение за последние 1000 лет. На Новой Каледонии на многих венчиках имелись отверстия для подвешивания. На юго-западе острова за последние 2 тыс. лет распространились ручки и прочерченные узоры, напоминающие по стилю мангааси [519, с. 71; 33; 533, с. 565 и сл.; 244]. Кроме того, в поселке Моиндоу на западном побережье Новой Каледонии под трехметровым слоем аллювия на глубине 6,5 м были обнаружены плоскодонные реберчатые сосуды с налепными гирляндами на венчиках [33, с. 122]. Дата этой керамики неизвестна, но она выглядит как изолированный рецидив лапита.

В недавнем прошлом гончарство имелось только на севере Новой Каледонии. Там с помощью спирально-жгутовой техники выделывались круглодонные сосуды, часто покрывавшиеся смолой Agathis и не имевшие ангоба. Узоры были прочерченными и налепными. Многие сосуды украшались искусными рельефными изображениями человеческих лиц и ящериц, похожими на рельефы из долин рек Сепик — и Маркхэм на Новой Гвинее. Именно эти черты не прослежены в археологических материалах. Но многие сосуды, зафиксированные этнографами, были без ручек и имели на венчиках дырки для подвешивания, подобно доисторическим сосудам из северной части Новой Каледонии [33]. До недавнего времени на этом острове изготовлялись замечательные нефритовые навершия булав — одни из лучших образцов обработки камня в Океании, но их доисторические прототипы археологически не прослежены. На многих поздних памятниках, характеризовавшихся керамикой с прочерченным орнаментом, найдены раковинные орудия, браслеты и рыболовные крючки из раковин улиток. Инноваций мало, зато со времени лапита многое утрачено.

На Новой Каледонии — сложная антропологическая и лингвистическая ситуация. Там нет того единообразия, которое отличало о-ва Фиджи, а археологически этот остров изучен еще очень слабо. К 1000 г. до н. э. здесь, безусловно, имелись поселки создателей лапита и других керамических традиций, но позднее остров, видимо, находился в большой изоляции. Первые европейские путешественники не обнаружили там ни свиней, ни собак. Археологически на Новой Каледонии и Фиджи фиксируется почти идентичная картина развития керамики. Но на Новой Каледонии можно получить несравненно больше информации, чем на Фиджи. Имелось ли здесь население в докерамический период, остается загадкой. Выше упоминались неясные данные о холмах из конкреций. Учитывая разнообразный состав населения на Новой Каледонии, французский геолог Ж. Авиас в 1949 г. высказал соображение о последовательном заселении острова волнами мигрантов — тасманоидов, светлокожих айноидов, меланезийцев и, наконец, полинезийцев [32]. Это, конечно, игра воображения, и пока следует ограничиться предположением о нескольких переселениях из других мест Меланезии. В далеком прошлом (но не обязательно до 1000 г. до н. э.) на Новой Каледонии появилась группа мигрантов, не знавшая гончарства, но археологически она пока не фиксируется. На юге Новых Гебрид в районе, сходном по языковому разнообразию с Новой Каледонией и не входящем в восточноокеаническую подгруппу, Р. Шатлер обнаружил бескерамический комплекс, возникший не позже 500 г. до н. э. [1232; 1233]. На о-вах Тайна, Футуна, Анейтьюм (особенно на двух первых) найдено много погребений с ожерельями и подвесками из раковин, а также с каменными и раковинными теслами. На Футуне древнейшие из них относились к 300 г. и. э., но их связь с предками современного полинезийского населения острова пока неясна. Следовательно, данные Р. Шатлера позволяют говорить и о каком-то ином населении, помимо групп, занимавшихся гончарством, обитавшем в Восточной Меланезии в I тысячелетии до н. э. Эти бескерамические группы, кем бы они ни были, австронезийцами или папуасами, несомненно, достигли и Новой Каледонии, сделав свой вклад в этническое разнообразие, но оставшись неуловимыми археологически. Однако нет оснований думать, что они могли когда-либо достичь о-вов Фиджи.

На Фиджи первыми поселенцами почти несомненно были гончары лапита, чья кровь до сих пор течет в жилах обитателей побережий о-вов Фиджи и Лау. Видимо, вскоре после них появились и другие меланезийские группы, заселившие внутренние районы больших островов и частично смешавшиеся со своими предшественниками — гончарами лапита. Возможно, благодаря этим группам сюда с Новой Каледонии попала керамика с отпечатками лопатки, а но языку эти переселенцы могли быть близки с создателями культуры лапита. Так сформировалась единая цепь диалектов, от которых происходят два близкородственных языка, существующие на о-вах Фиджи и по сей день. На о-ве Вити-Леву под скальным выступом Янука керамика с отпечатками лопатки встречалась в слое, датированном 700 г. до н. э., но там не было керамики лапита. Этот слой возник до появления поздней керамики лапита, найденной в Сингатока и относящейся к 500 г. до н. э. В Сингатока над слоем лапита лежал слой, содержавший керамику с отпечатками лопатки, но без керамики лапита. Он датирован 200 г. н. э. [130; 1049]. Здесь обнаружены в основном шаровидные кухонные горшки с отпечатками лопатки, имевшие венчики с насечками или нарезками, найдено также несколько грубых плоскодонных блюд, служивших, возможно, для выпаривания соли. Каких-либо связей между керамикой лапита и керамикой с отпечатками лопатки на о-вах Фиджи почти не наблюдается. Создается впечатление, что развитие последней происходило за пределами Фиджи, скорее всего на Новой Каледонии.

На о-вах Фиджи керамика с отпечатками лопатки найдена везде: на о-ве Вити-Леву в 65 км от побережья [1050], на о-ве Тавеуни, на о-ве Вануа-Леву и даже на о-ве Кабара в группе Лау [1284]. На севере Вити-Леву в поселке Навату Э. Гиффорд вскрыл слой, содержавший керамику с отпечатками лопатки; этот слой относится к 50 г. до н. э. — 1100 г. н. э., причем в отдельных горизонтах орнаментированные черепки составляли более 50 % керамики. Преобладали шаровидные и реберчатые кухонные горшки. Как и в других подобных комплексах на Новой Каледонии и Фиджи, здесь изредка встречался прочерченный орнамент. В поселке Навату были найдены кости свиней и кур, человеческие кости, свидетельствующие о каннибализме, раковинные тесла и браслеты. В другом поселке, Каробо (южное побережье о-ва Вити-Леву), наряду с керамикой, украшенной отпечатками лопатки, были обнаружены остатки таитянского каштана, плодов тунга и пандануса [1046]. Эволюция тесел в этих поселках определялась формированием орудий линзовидного сечения. В поздний доисторический период такие тесла доминировали па большей части Меланезии. Но, как и следовало ожидать, на о-вах Фиджи встречались и некоторые разновидности сугубо полинезийских тесел [1051; 1052].

До 1100 г. н. э. картина эволюции на Фиджи была довольно простой, но позже произошли резкие изменения. Помимо поселка Навату Э. Гиффорд раскопал в 1947 г. на западном побережье о-ва Вити-Леву поселок Вуда. Многие жители этого острова помнят предание о происхождении явуса, рассказывающее о том, как в Вуда в сопровождении своих соратников прибыл предок по имени Лату-Насомбасомба [203; 516; 1135; с. 575]. Согласно генеалогиям, это произошло в XVI в. н. э., но если учесть разрывы в генеалогиях, то на несколько столетий раньше. Люди Лату-Насомбасомба двинулись в глубь острова к горе Накаувадра и основали явуса, распространившуюся на большей части о-ва Вити-Леву. Несколько человек, видимо, отправились на о-в Вануа-Леву, где некоторые этнические группы и ныне считают, что их явуса ведут происхождение с востока о-ва Вити-Леву. По мнению многих ученых, Лату-Насомбасомба и его соратники прибыли на о-ва Фиджи откуда-то извне, но их точное происхождение неизвестно. Имея в виду это обстоятельство, можно оценить находки Э. Гиффорда в поселке Вуда. Этот поселок существовал с 1100 г. н. э. до появления европейцев. В ранних слоях здесь резко уменьшилась доля керамики с отпечатками лопатки, зато несколько возросла доля сосудов с прочерченным орнаментом, но в еще большей степени — гладких сосудов. Главные формы — шаровидные кухонные горшки и узкогорлые кувшины для воды. Со временем, в особенности в период появления европейцев, становилось все больше резного орнамента. Р. Грин и Э. Шоу назвали период с 1100 г. н. э. до появления европейцев фазой вуда, а недавний период с разнообразной, очень искусно сделанной керамикой, частично отражавшей европейское влияние [1054], фазой ра [576; 1214].

В поселках на о-ве Тавеуни, по данным Э. Фроста, изменения в керамике произошли около 1100 г. н. э. [496]. Это напомнило Э. Фросту картину, характерную для о-ва Вити-Леву, и оп счел возможным сделать вывод о появлении в это время на Фиджи новопришельцев. Сосуды с отпечатками лопатки встречались очень редко, зато преобладающими стали прочерченный и налепной орнамент, а также узоры из отпечатков раковин. Если учесть приведенные выше данные, то повсеместные изменения в керамике лучше всего объяснять миграцией, которая произошла около 1100 г. н. э. Мигранты могли прибыть из центральных районов Новых Гебрид, где бытовала керамика позднего этапа стиля мангааси. Это были небольшие и не связанные друг с другом группы, которые, очевидно, не повлияли сколько-нибудь существенно ни на язык, ни на физический тип фиджийцев, хотя, конечно, внесли свою лепту в местную культуру.

Каким бы ни был реальный вклад пришельцев в этническое развитие на о-вах Фиджи, их приход, видимо, усилил враждебность между локальными группами. Раскопки Э. Фроста показали, что начиная с 1100 г. н. э. на о-ве Тавеуни было возведено много земляных укреплений — либо на вершинах отвесных холмов, где они были защищены короткими поперечными рвами, либо на равнинах, где их окружали рвами, прорезанными дамбами. Иногда в таких крепостях насчитывалось по двадцати и более земляных насыпей, служивших основаниями жилищ. Некоторые укрепления располагались целыми группами. Почти все они найдены поблизости от побережья, где были условия для долговременного обитания, и лишь немногие — в отдаленных внутренних районах. Укрепления, подобные раскопанным на о-ве Тавеуни, встречаются на о-вах Фиджи в сотнях других мест, в особенности на о-вах Вити-Леву [1047; 1048; 1053], Вануа-Леву и Вакаа [1047]. На о-ве Вити-Леву их более тысячи, они сосредоточены главным образом в юго-восточной части острова, в районах интенсивной культивации таро. В XIX в. многие из этих укреплений использовались в войнах между Бау и Рева, но, несмотря на то что широких раскопок здесь не проводилось, можно считать, что значительная их часть возникла в доисторический период.

Укрепления состояли из кольцевых рвов, изнутри и снаружи к ним примыкали валы. В низменностях на о-ве Вити-Леву рвы часто заполнялись водой. Практически во всех поселках на этом острове имелись насыпи, иногда облицованные камнем, а иногда связанные дамбами. Такие насыпи служили основаниями для жилищ. Создается впечатление, что значительная часть фиджийцев обитала в этих укреплениях в течение более семисот лет.

Таковы особенности развития на Новой Каледонии и Фиджи до начала контактов с европейцами. Мы еще вернемся к ним в связи с вопросом о наскальном искусстве и каменных изваяниях. Теперь же рассмотрим те изменения, которые произошли в Западной Меланезии за последние 1500 лет. Первые 2 тыс. лет керамического периода в Меланезии представляют собой простую картину, но, возможно, мы упрощаем ее из-за недостатка знаний. Зато ситуация, наблюдавшаяся в последние 1500 лет, значительно сложнее.

Влияние Юго-Восточной Азии в эпоху металла на Западную Меланезию,

В прошлом уже не раз высказывались мнения о влиянии культур эпохи металла на Западную Меланезию, но свидетельства об этом имели разный характер: от вполне приемлемых до очень сомнительных. До сих пор в центральной части п-ова Чендравасих в Ириан-Джая папуасы мейбрат используют три плохо сохранившихся тимпана от донгшонских барабанов с изображениями двенадцатиконечных звезд [399]. Но это — единственные в Западной Меданезии предметы, являющиеся бесспорными им-портами с запада. Менее надежны данные о донгшонском влиянии, полученные в поселке Квадаваре на небольшом острове на озере Сентани на севере Новой Гвинеи [337; 338]. Несколько лет назад местные жители нашли здесь втульчатые топоры и наконечники копий, а также латунный светильник и латунный кинжал с железной рукоятью. Но эти предметы нельзя считать донгшонскими в узком смысле слова. Возможно, речь здесь идет о местной металлургии, возникшей за последние 1500 лет, благодаря индонезийским торговцам.

Выше говорилось, что комплекс ступ и пестов мог отражать какие-то донгшонские влияния. То же относится к топорам и теслам с черешками и скошенными лезвиями, встречающимся в Меланезии. Без новых археологических данных этот вопрос будет открытым. Более вероятными, хотя все-таки гипотетичными, свидетельствами влияния эпохи металлов являются каменные и обсидиановые топоры с сильно скошенным рубящим краем, найденные на Новой Гвинее [1204; 689; 183; 253]. В Меланезии почти нет прямых археологических данных о сколько-нибудь существенном влиянии комплексов, увязываемых с плохо вычлененной донгшонской культурой.

Более перспективными кажутся предположения о возможных филиппинских влияниях. Рассмотрим обычай захоронений в кувшинах, известный в Меланезии только в Кейп-Родни (на юго-восточном побережье Новой Гвинеи), на некоторых островах в области расселения массим, включая о-ва Тробриан [911; 391], и на юге Бугенвиля. На Бугенвиле Дж. Террел обнаружил остатки кремации в толстостенном расписном сосуде неизвестной культурной принадлежности[113], а на юго-востоке Новой Гвинеи в кувшинах хранились человеческие кости. В области расселения массим некоторые из таких захоронений делались в горшках с прочерченными завитками, напоминающими донгшонские [553, с. 581]. Однако проблема заключается в том, что кувшинные захоронения в островной части Юго-Восточной Азии никак не коррелируются с донгшонскими бронзами. Гораздо больше аналогий можно найти в керамике эпохи металлов последних 1500 лет на Филиппинах. С этой точки зрения особый интерес вызывают недавние археологические исследования на юго-востоке Новой Гвинеи.

Речь идет о работах Б. Эглоффа в районе зал. Коллингвуд и П. Лауэра на о-вах Д’Антркасто [389; 390; 849]. Оказалось, что некоторые из тробрианских погребальных сосудов и многие сосуды из зафиксированных подъемными сборами на о-вах Тробриан и Д’Антркасто были завезены сюда в обмен гончарами из зал. Коллингвуд более 500 лет назад. Еще недавно тробрианцы, не имевшие глины для собственного гончарства, почти все сосуды получали путем обмена кула от обитателей о-вов Амфлетт. Иначе говоря, межостровной обмен возник лишь недавно, а в прошлом островитяне в гораздо большей степени вели обмен с обитателями основной территории Новой Гвинеи. В районе зал. Коллингвуд в поселке Ванигела Б. Эглофф раскопал три искусственные насыпи неизвестного назначения, обнаружив в них керамику 700— 1400 гг. н. э. с каннелированным, прочерченным, пунктирным и нанесенным отпечатками раковин орнаментом. Сосуды этого типа и вывозились на о-ва Тробриан. Их ранние образцы представлены хорошо профилированными, в частности реберчатыми, чашами часто с многочисленными треугольными выемками по венчику. Они датируются, возможно, началом I тысячелетия н. э. В нескольких километрах от зал. Коллингвуд был найден почти Целый сосуд этого типа на высокой ножке со сквозными прямоугольными отверстиями. В поселке Ванигела в начале нашего века были обнаружены похожие сосуды [1206; 781], причем для них нетрудно найти аналогии в материалах, относящихся к эпохе металлов на Филиппинах, особенно в комплексе керамики новаличес, выделенном У. Солхеймом. Более того, в Илопане на о-ве Бука обнаружено два небольших монолита, украшенных полосами выбитых треугольников, вроде орнамента на описанной выше керамике из Ванигела [1135, рис. 2], хотя вряд ли можно предполагать, что между этими районами существовали прямые связи.

В поселке Ванигела были обнаружены и раковины Conus с прочерченными спиралями и завитками, но захоронений в сосудах здесь пока не найдено. Рассмотренные данные позволяют говорить о наличии на юго-востоке Новой Гвинеи комплекса элементов, редких или вообще отсутствующих в Меланезии: погребений в кувшинах, керамики филиппинского типа и специфических узоров из спиралей и завитков (я не включаю в этот комплекс находки с о-ва Бугенвиль, так как ничего не знаю о происхождении найденных там погребений в кувшинах). Другие находки в поселке Ванигела имеют более меланезийский облик: костяные ложечки и иглы, раковинные браслеты и остатки ожерелий, тесла линзовидного сечения и каменное навершие булавы с отверстием. Вполне вероятно, что примерно 1500 лет назад на юго-востоке Новой Гвинеи побывали торговцы из островной части Юго-Восточной Азии. Серьезным основанием для такой гипотезы служат собранные А. Капеллом лингвистические данные о том, что приблизительно в этот период сюда устремились переселенцы из центральной части о-ва Сулавеси и с Филиппин [198]. Они, очевидно, неоднократно контактировали с местными жителями, но сколько-нибудь крупных постоянных поселков здесь не создавали. Учитывая расстояние, кажется сомнительным, что непосредственными участниками этих контактов были обитатели центральных районов Филиппин. Речь скорее может идти о населении Восточной Индонезии, где в будущем археологи, возможно, найдут керамические комплексы типа новаличес.

^{Сосуд на ножке, возможно родственный керамике стиля новаличес из центральной части Филиппин. Найден в Вава, в районе зап. Коллингвуд.}

Таким образом, имеющиеся археологические и этнографические данные свидетельствуют о контактах Западной Меланезии с районами, лежащими к западу от Новой Гвинеи. Разные авторы пытались связать их с влиянием донгшона, но, судя по более детальным исследованиям, картина была гораздо сложнее. Изучение предметов искусства также дает туманные намеки на донгшон, которые неоднократно возбуждали любопытство историков культуры.

История меланезийского искусства чаще всего затрагивалась искусствоведами, которые подходили к ней с позиций диффузионизма. Обычно они старались искать источники специфических океанических сюжетов в шанском и чжоуском Китае, донгшоне или Индии. Чаще всего речь шла о древнекитайских прототипах. Мне все это кажется сомнительным. Я тоже вижу несомненные аналогии, но, судя по археологическим данным, столь дальняя прямая диффузия была невозможна. В океанийских и восточноазиатских культурах есть общий устойчивый комплекс сюжетов искусства, восходящий, возможно, к периоду, когда переселение австронезийцев в Океанию еще и не замышлялось. Некоторые из этих мотивов были установлены в ходе работ, проведенных под руководством Д. Фрэзера [482]. Они были обнаружены во многих местах, включая шанский и чжоуский Китай, Суматру, Калимантан, район среднего течения р. Сепик на Новой Гвинее, Новую Зеландию и другие тихоокеанские острова, Британскую Колумбию, Центральную Америку и Перу. Среди этих сюжетов были человеческие фигуры с высунутыми языками [35], антропоморфные маски на фронтонах жилищ, человеческие фигуры с «геральдическими» животными по бокам и симметричные изображения, в особенности антропоморфные. Все это надо связывать либо с неоднократными миграциями, либо с единым восточноазиатским источником, существовавшим, возможно, не менее 6 тыс. лет назад. Нет необходимости останавливаться на сложности многих из этих мотивов. Как показал Чжен Чжилю, они, безусловно, были распространены в Юго-Восточной Азии в протоавстронезийскую эпоху [239]. Р. Хайне-Гельдерн объединил все эти мотивы в единый древнеокеанийский стиль и предположил, что его истоки надо искать в неолите Северной Евразии [698]. Остается неясным, почему он исключал возможность его происхождения из Китая или Юго-Восточной Азии. Возможно, источник древнеокеанийского стиля навсегда останется неизвестным, но твердо установлено, что в Океанию этот стиль был занесен первыми австронезийцами. Там в условиях изоляции или локальных контактов он видоизменялся, а в некоторых областях заново расцвел в XIX в. благодаря появлению железных орудий. Большинство предметов океанийского искусства, хранящихся в музеях, конечно же, далеко не первобытны, и неосторожных исследователей здесь ждут ловушки.

Древнеокеанийский стиль, выделенный Р. Хайне-Гельдерном, надо рассматривать как отражение реального единства, лежащего в основе всего океанийского искусства. За время тысячелетней изоляции в нем возникли локальные варианты, которые трактовались историками искусства с диффузионистских позиций. Впрочем, диффузия действительно происходила в поздние периоды, мы говорили о ней в связи с Новой Гвинеей. До начала широких археологических работ некоторые историки искусства предлагали поистине экстраординарные гипотезы. Так, в 1937 г. Р. Хайне-Гельдерн высказал предположение, что между Маркизскими островами и Китаем до 600 г. до н. э. имелись прямые связи [691, с. 180], а позже он писал о контактах между Новой Зеландией и народом юэ в III в. до н. э. [698]. По его мнению, искусство маори Новой Зеландии имело неполинезийский характер: оно «было варваризованным, но таким, которое могло развиться только в условиях высокой цивилизации» [691, с. 202]. Критиковать такие рассуждения можно только с общих позиций: новозеландские маори во времени и пространстве были значительно удалены от юэ и достижениями в искусстве они обязаны самим себе и своим австронезийским предкам.

Д. Фрэзер, развивший и детализировавший некоторые теории Р. Хайне-Гельдерна, выдвинул иные, довольно сложные объяснения истории океанийского искусства [480; 481; 1327]. Он признал древность простейшего папуасского искусства на Новой Гвинее, характеризовавшегося использованием масок и криволинейных мотивов, но для последующих австронезийских стилей он нарисовал довольно запутанную картину разнообразных источников влияний, и кратко ее описать невозможно. Так, он считает гавайское искусство продуктом влияний из Китая, Японии, Индии и Вьетнама (эпоха донгшона). Но последние археологические работы исключают возможность этого.

В решении проблемы происхождения океанийского искусства участвовали, конечно, не только диффузионисты. Противоположных взглядов придерживался К. Леви-Строс, проанализировавший симметрично развернутые изображения [878, гл. 13]. По его мнению, такие изображения возникают в разных обществах самостоятельно, когда люди пытаются представить человеческое лицо в виде двух его симметричных профилей, особенно татуированное лицо, так как его изображение в фас не дает полного представления о татуировке. В таком объяснении есть логика, и все же оно представляется крайностью. Распространение симметрично развернутых изображений из единого древнего источника и ныне кажется вполне вероятным.

Вот к каким рассуждениям привел нас вопрос о влиянии культур эпохи металла и донгшона в Меланезии. Вернемся теперь к понятию «донгшон». Многие историки искусства убедительно показали, что такие мотивы, как «лодки духов», спирали и птицеголовые носы лодок, были довольно широко распространены в Западной Меланезии. Следы искусства, родственного изображениям на донгшонских барабанах, были зафиксированы г районе р. Сепик, на о-ве Новая Ирландия, о-вах Адмиралтейства, Тробриан [1328; 36], причем в последнем случае имеются и археологические данные. Независимо от того, были восточноиндонезийские или филиппинские торговцы эпохи металла проводниками донгшонского влияния или нет, они, видимо, сыграли заметную роль в культуре Западной Меланезии. Но восточнее Соломоновых островов эти люди, видимо, не проникали.

Гребенчатая керамика в Меланезии

Примерно тысячу лет назад от Новой Гвинеи до о-вов Фиджи на сосудах внезапно появился криволинейный орнамент, выполненный гребенчатым штампом. Возможно, это происходило в более поздний период, когда в Западную Меланезию проникли индонезийские или филиппинские торговцы. В Юго-Восточной Азии гребенчатый узор как декоративная техника имел большое распространение в неолите и в эпоху металлов. Особенно важно, что в течение последних 2 тыс. лет он бытовал на Филиппинах [516, с. 237]. Эти находки в Меланезии слишком необычны, чтобы говорить о случайном совпадении. Ведь в более ранние периоды гребенчатого узора совершенно не было. Как мы увидим, чем дальше к востоку, тем позже она появлялась, т. е. вряд ли можно отрицать прямое влияние из Юго-Восточной Азии на Меланезию вплоть до Фиджи. Локальные передвижения населения внутри Меланезии, конечно, неудивительны, однако трудно объяснить, почему гребенчатая керамика была воспринята так широко.

На западе, на о-ве Юле, около 1200 г. н. э. гребенчатая керамика сменила более ранние стили, происходившие от лапита; Р. Вандервал предполагает, что в это время произошла новая миграция сюда [1402]. В районе Порт-Морсби дериваты лапита также вышли из употребления к 1200 г. н. э. Примерно в то же время на о-ве Мотупоре появилась гребенчатая и расписная керамика. Видимо, от гребенчатой керамики произошла современная керамика моту, которая сейчас остается в основном неорнаментированной. Исходя из лингвистических данных, трудно представить себе, что моту лишь недавно пришли на юго-восток Новой Гвинеи из каких-то отдаленных мест. Видимо, население за 2 тыс. лет видоизменило свое керамическое производство под влиянием извне. Возможно, то же самое произошло и на о-ве Юле. Например, в районе Порт-Морсби на протяжении 2 тыс. лет наблюдалась преемственность в производстве крашеной керамики, а это — особая техника, в других местах Меланезии встречающаяся крайне редко. Возможно, стимулом к широкомасштабным изменениям в местной керамической традиции была деятельность населения, знавшего гребенчатую керамику, а также торговцев-массим, привозивших свои сосуды в район Порт-Морсби примерно 700 лет назад [179].

Раскопки Дж. Эллена на Мотупоре дали представление и о Других очень важных аспектах культурной эволюции моту. По-видимому, около 1000–1200 гг. н. э. папуасоязычные группы из внутренних областей юго-восточной части Новой Гвинеи проникли на побережье и принудили прибрежных австронезийцев заняться рыболовством и обменом керамикой, что характерно для современных моту. Поселок Мотупоре представляет собой жилую зону и мусорные свалки, свидетельствующие об интенсивном рыболовстве с сетями и производстве раковинных бус. Можно предполагать, что рыба, ожерелья и сосуды обменивались во внутренних районах на туши валлаби, кости которых были найдены здесь в большом количестве. Дж. Эллен считает, что моту мигрировали сюда откуда-то извне, сменив более ранних австронезийцев, но я полагаю, что культура моту сложилась в результате изменений в способах добывания пищи и гончарстве в условиях сложных передвижений населения и влияний примерно в 1100 г. н. э. Как ни странно, но примерно в это же время на Новых Гебридах и Фиджи также произошли культурные сдвиги. Впрочем, это может быть совпадением.

К востоку от Новой Гвинеи гребенчатая керамика широко известна на мелких близлежащих островах, на юге Новой Ирландии и на севере Соломоновых островов, где Дж. Спехт проследил ее на о-ве Бука, начиная с конца I тысячелетия н. э. [1323]. Здесь эта техника, наслоившись на традицию керамики с прочерченным и налепным орнаментом сохано или ханган, легла в основу современной местной керамики. Но на Новых Гебридах она зафиксирована на археологических памятниках, и то без даты, только на о-ве Малекула, а в других местах северной части Новых Гебрид прочерченный и налепной орнамент дожил до современности. Сейчас на Новых Гебридах керамика производится лишь на о-ве Эспириту-Санто, но неясно, как она связана с местной доисторической керамикой. Ее необычной чертой является красный ангоб [1231]. Время появления гребенчатого орнамента на сосудах с прочерченными и налепными узорами на севере Новой Каледонии не установлено. А на Фиджи он широко распространился в период появления европейцев или незадолго Широкое распространение гребенчатого штампа могло быть и случайным, но вряд ли. Продвижение этой техники на восток на протяжении 500 или более лет, даже и не связанное с крупными перемещениями населения, — факт истории меланезийской, культуры, который нельзя оставлять без внимания.

^{Керамика с гребенчатым штампом из Меланезии (Ороурина, о-в Юле) до того и поныне занимает важное место в декоре местной керамики [1054].}

Человеческие жертвоприношения на Новых Гебридах

В центре Новых Гебрид на о-вах Эфате, Макура и Тонгоа керамика мангааси исчезла вскоре после 1200 г. н. э., там появилось новое население, не знавшее гончарства. Как уже говорилось, часть гончаров мангааси переселилась на Фиджи, возможно, под давлением новых пришельцев, а возможно, и вследствие извержения вулкана, в результате которого остров раскололся на мелкие островки, входящие ныне в группу Шеперд, расположенную к югу от Тонгоа. Это извержение произошло, видимо, около 1400 г. н. э. [504, с. 98–99].

Теперь обратимся к одному из самых удивительных археологических открытий, сделанных в Океании. У населения о-ва Эфате существуют предания о приходе незадолго до извержения вулкана группы знатных людей, расселившихся на Эфате, Макура и Тонгоа, куда они принесли с собой матрилинейную социальную организацию [504, с. 25–26, 59–77]. Один из них, по имени Рои-Мата, остановился со своими приверженцами на северо-востоке Эфате. Когда он умер, его похоронили на небольшом островке Ретока у западного побережья Эфате. Вместе с ним были погребены преданные ему люди из родов, находившихся под его влиянием, причем они добровольно принесли себя в жертву. Кроме того, вместе со свитой были погребены и другие люди, убитые насильственно.

В 1967 г. информаторы французского археолога Ж. Гаранже привели его к группе небольших камней на островке Ретока, где он и начал раскопки. Результаты оказались совершенно удивительные. В яме был обнаружен вытянутый скелет человека, которым мог быть только сам Рои-Мата. Здесь же слева от него лежали бок о бок скелеты мужчины и женщины, справа — скелет одного мужчины, а в ногах этих четырех скелетов поперек — скелет молодой девушки. Между ног Рои-Мата кучей лежало вторичное захоронение, возможно его жены, умершей прежде. На поверхности земли над ямой стояли два больших камня и находилось множество крупных морских раковин. Вокруг располагались не столь глубокие могилы 35 человек, из которых 22 были похоронены разнополыми парами. По словам Ж. Гаранже, Женщины в этих парных погребениях «словно искали защиты у мужчин, обхватив их за шею, талию или плечи, переплетясь с ними ногами и сжав их пальцы» [504, с. 76]. Это массовое захоронение, должно быть, сопровождалось какими-то обрядами, о которых свидетельствуют кости свиней и разрозненные человеческие кости — следы каннибализма. По-видимому, перед погребением мужчины были опьянены кавой, а женщины во многих случаях были погребены заживо и в твердой памяти.

^{Коллективное погребение Рои-Мата (о-в Ретока, Новые Гебриды)}

Почти во всех могилах имелись личные украшения, в одних больше, в других меньше, в некоторых их было даже больше, чем у самого Рои-Мата. Поражает общий характер погребального инвентаря, хотя ощущается индивидуальность вкусов. Ожерелья состояли из сотен мелких раковинных бусин вперемежку с конусами из зубов кашалота, костяными цилиндриками и просверленными раковинами. В одно ожерелье входила просверленная кальцитовая подвеска в виде птичьей головки. На многих были наручные повязки, юбки или набедренные повязки из раковинных бусинок, нашитых на какую-то основу, на руках у многих имелись браслеты из изогнутых свиных клыков и раковин Trochus, причем: у одной женщины их было не менее 34. На лодыжках, руках и плечах лежали связки просверленных раковин каури и др. Возможно, они входили в состав танцевальных костюмов. В нескольких могилах имелись раковинные тесла.

Радиоуглеродная дата коллективного захоронения Рои-Мата — 1265±140 лет н. э., она хорошо увязывается с фольклорной. Этот могильник не был единственным. Другие похожие на него Ж. Гаранже обнаружил на о-ве Тонгоа, заселенном, по преданию, выходцами с Эфате после извержения вулкана в 1400 г. н. э.

На этом острове в грех местах были раскопаны небольшие могилы известных вождей с сопутствовавшими жертвоприношениями, со сходными украшениями и намогильными сооружениями. По радиоуглероду, все они датируются примерно 1400 г. н. э. Безусловно, с приходом Рои-Мата и его людей на Новые Гебриды здесь произошли заметные культурные изменения. Предания говорят, что они приплыли с юга, но Ж. Гаранже, основываясь на археологических данных, пишет об их северном происхождении. Эту проблему трудно решить, не имея керамики, а захоронения таких масштабов в других местах Океании почти не встречаются. Но на о-ве Увеа (о-ва Уоллис) зафиксировано захоронение вождя, положенного на колени восьми человек, погребенных в сидячем положении, еще два скелета располагались у его головы и ног [1106; 1413]. Имеется сообщение о человеческих жертвоприношениях по случаю смерти вождя на о-ве Трук на Каролинах [875, с. 367]. Кроме того, судя по этнографическим данным, в Океании были довольно обычными захоронения одной или нескольких жен вместе с умершим вождем [634, с. 64–65; 1462, с. 236; 941, с. 200]. Э. Типпет пишет, что на Фиджи под несущими столбами домов он обнаружил скелеты заживо погребенных людей [1373, с. 60]. Но ничего подобного грандиозному погребению Рои-Мата в Океании не известно.

Каменные монументы и наскальное искусство в Меланезии

В самых разных местах в Меланезии обнаружены каменные сооружения, обычно называемые мегалитами. В большинстве случаев речь идет об основаниях домов, могилах и церемониальных или погребальных комплексах из поставленных вертикально камней. Лишь немногие мегалиты были изучены археологами. В 1950 г. А. Ризенфельд провел капитальное обследование меланезийских мегалитов, и его книга на долгие годы останется лучшей сводкой источников [1135]. Но, к сожалению, он был убежден, что все каменные сооружения, даже простейшие, были оставлены единой группой мигрантов, которых он назвал «иммигрантами-каменщиками». И хотя его теоретические построения никогда всерьез не воспринимались, они все же требуют некоторых комментариев.

Как и многие этнологи до него, А. Ризенфельд считал, что Меланезия заселялась волнами мигрантов, носителей разных культур, и что эти волны можно выявить, изучая распространение отдельных элементов культуры [1157]. По его мнению, впервые Меланезию заселили докерамические папуасы, позже «иммигранты-каменщики», пришедшие через Западную Микронезию, и, наконец, темнокожие меланезийцы, которые распространились по крайней мере двумя волнами: одна направилась в Восточную Меланезию, а другая, несущая обычай жевания бетеля, — в Западную [1134]. А. Ризенфельд попытался детально реконструировать культуру своих «иммигрантов-иммигрантов» они владели спирально-жгутовой техникой гончарства, пользовались луком и стрелами, носили шапки, не знали каннибализма, строили мегалиты, держали свиней, выращивали кокосовую пальму и другие культурные растения, имели тайные общества. Их религия включала культы акулы и рыбы бонито, а такие растения, как кротон, драцена и кордилине, считались священными. У них были мифы о белокожих сверхлюдях, змеях-творцах, небесных людях и братьях-прелюбодеях. Сами «иммигранты-каменщики» были монголоидами и пришли в Меланезию через Индонезию, Филиппины и Микронезию вскоре после 800 г. н. э.

А. Ризенфельд вычленил некоторые элементы меланезийской культуры, которые восходят к ранним австронезийцам, а именно каменные постройки, одомашненные свиньи, кокосовые пальмы и спирально-жгутовая техника. Иных черт археология установить неспособна, но нет данных, что перечисленные образовывали единый комплекс или что большинства из них не было в Меланезии уже к 1000 г. до н. э. В особенности это может относиться к каменным сооружениям, которые распространились вплоть до о-ва Пасхи и воздвигались там уже первопоселенцами около 500 г. и. э., а ведь именно каменные постройки являлись стержнем аргументации А. Ризенфельда. Полное отсутствие каменных сооружений в Нагорьях Новой Гвинеи говорит в пользу их связи с австронезийцами. Но это не означает, что все такие сооружения были воздвигнуты в Меланезии именно носителями австронезийских языков, чего и не могло быть.

На основании исследования А. Ризенфельда и более новых данных мы можем составить представление о распространении каменных сооружений в Меланезии. Их конструкция обычно очень проста и мало напоминает огромные храмы Восточной Полинезии. Судя по простоте меланезийских каменных сооружений, большую роль в их хаотическом размещении играли местные инновации, и было бы неверно придавать сколько-нибудь серьезное историческое значение спорадическому появлению таких черт, как вымостки или основания домов. Однако есть и более специфическая категория каменных сооружений.

Особенно часто встречаются круги или ряды небольших, вертикально поставленных камней, хотя нам, видимо, нет надобности прибегать для объяснения их появления где бы то ни было к идее диффузии. Такие круги зафиксированы на юго-востоке Новой Гвинее, в частности, Ф. Уильямсом и Б. Эглоффом в зал. Гуденаф [1456; 388], где они связаны с круглыми вымостками и с петроглифами в виде кругов и спиралей, очень похожими на новокаледонские. Есть данные о том, что такие каменные круги служили местом для собраний или могильников; внутри одного из них Ф. Уильямс обнаружил черепа, накрытые сосудами.

На юге Бугенвиля тоже известны круги и прямоугольники из маленьких, вертикально поставленных камней [1372], которыми отмечали места погребения кремированных останков в горшках, а иногда просто в земле[114]. Чтобы перекрыть вторичные погребения на юге Бугенвиля, иногда устанавливались сооружения типа дольменов — плоские камни, опорами для которых служили небольшие плиты. Прямоугольные погребальные ограды из камней на юге Бугенвиля аналогичны погребальным оградам из расставленных в виде прямоугольника каменных плит с о-вов Тробриан [31; 1037; 1038]. Это — массивные постройки со стенами до 4 м высотой, возводившиеся для погребений (ритуал неизвестен). В них часто обнаруживают обломки сосудов на ножках, привезенных из района зал. Коллингвуд и относящихся, видимо, ко второй половине I тысячелетия н. э. Эти сооружения, напоминающие некоторые полинезийские монументы, имеют, несомненно, местное происхождение.

В Центральной Меланезии круги из вертикально поставленных камней обнаружены на о-ве Эддистон (Соломоновы острова) и на о-ве Малекула (Новые Гебриды), причем на последнем есть также сложные ряды камней и дольмены [1135, с. 93]. Если полагаться на несколько противоречивые описания Ч. Фокса [472; 473], то на о-ве Сан-Кристобаль (Соломоновы острова) найден уникальный тип погребальных сооружений. Это многочисленные, обложенные камнями прямоугольные курганы под названием хео площадью до 13×20 кв. м и высотой до 7 м. На вершине некоторых из них находятся вертикальные колодцы, ведущие в подземную погребальную камеру. В камерах трупы располагались на подсыпке и обливались водой до тех пор, пока мягкие ткани окончательно не разлагались. После этого череп помещался под небольшим дольменом, воздвигнутым на вершине кургана. Простые погребальные курганы, обложенные камнями, известны и в других местах Меланезии, но описанные выше хео о-ва Сан-Кристобаль имеют ряд особенностей. К сожалению, недавние исследования на острове не подтвердили сообщений Фокса. Остается думать, что речь идет о преувеличениях в угоду археологам, стремившимся доказать существование глобальных миграций из Египта.

На о-вах Фиджи встречается иной тип монументальных оград, известный на Вити-Леву как нага. Там он обнаружен только в центральной части острова, в основном в верхнем течении рек Сингатока и Ваинимала [452; 780]. Нага, помимо всего прочего, использовались для мужских церемоний инициаций и обрезания; как показало недавнее исследование Дж. Палмера, они представляли собой длинные, ограниченные стенами коридоры, разделенные поперечными стенками на отдельные прямоугольные площадки [1055]. Возможно, каждая площадка использовалась отдельной группой родичей для собственных церемоний. На Вануа-Леву благодаря детальному обследованию Э. Парка в восьми случаях обнаружилось нечто подобное нага с о-ва Вити-Леву [1058]. Это — прямоугольные коридоры длиной до 170 м, а шириной до 10 м, ограниченные земляными и каменными стенами.

В продольных стенах много проходов с колоннами по краям, а в торцах и вдоль стен устроены земляные платформы, облицованные камнями (правда, в некоторых коридорах только две параллельные стены). Сооружения на Вануа-Леву отличались от сооружений на Виги-Леву отсутствием поперечных стен, что придавало им сходство с церемониальными постройками Полинезии, особенно с танцевальными площадками тохуа на Маркизских островах, о которых речь пойдет в главе X.

При современном уровне археологических знаний обзор каменных сооружений Меланезии в целом мало что говорит. Можно упомянуть еще курганы и ряды латеритовых плит с Новой Каледонии, расположенных в виде змей, кругов и кривых линий [32]. Выше уже говорилось, что некоторые курганы с о-ва Иен, возможно, связаны с культурой лапита, другие же, лучше всего представленные на п-ове Богота на восточном побережье Новой Каледонии, могут относиться к более позднему времени. Следует упомянуть и фортификационные каменные стены, пересекающие долины рек на Новой Каледонии, и каменные оборонительные стены, окружающие поселки на о-ве Санта-Крус [990, с. 86]. В Меланезии, за исключением Фиджи, земляные крепости встречаются крайне редко.

Подобно каменным сооружениям, наскальные изображения разбросаны в пространстве и мало что дают для изучения истории. Чаще всего встречаются красные и черные росписи и контурные гравировки, большинство изображений имеет антропоморфный и геометрический характер. Значение многих геометрических мотивов остается неясным. Изображения человеческой руки, по-видимому, одна из древнейших форм изобразительного творчества во всем мире. В Меланезии они встречаются от Новой Гвинеи до Фиджи [1153; 504, рис. 51; 1045]. О росписях на Новой Каледонии мне неизвестно, единственной зафиксированной техникой здесь была гравировка. Широко распространены простые антропоморфные и зооморфные (ящерицы и другие четвероногие) мотивы. Стиль этих изображений до сих пор почти не изучался, но главная проблема заключается, видимо, в том, что их невозможно точно датировать.

Есть также множество изображений, в основном гравированных, в которых доминируют круги и кривые линии. Они широко распространены в Западной Меланезии и Австралии. В Меланезии эти мотивы лучше всего изучены на Новой Каледонии, где встречаются круги с лучами, спирали, кресты, вписанные в окружности, и другие геометрические фигуры, контурные изображения людей, зигзаги, «цветы» и множество любопытных мотивов, воспроизводивших, возможно, части человеческого тела. Все они выгравированы на скалах на большей части острова [909: 1042; 32; 242; 243]. Их разнообразие удивительно, на Новой Каледонии гравировки на скалах представлены лучше, чем где бы то ни было в Океании, за исключением, видимо, Маркизских островов. Более ограниченный набор сюжетов, правда сходных с новокаледонскими, зафиксирован на о-ве Лавонгай (Новый Ганновер) (кресты, вписанные в окружности) [843], в районе зал. Гуденаф (круги, спирали, кресты, вписанные в окружности, найдены в верхней части каменных кругов) [1456; 388] и в Нагорьях Новой Гвинеи. Наличие сходных гравировок в Австралии говорит о большой древности всей этой группы. Но до более детальных исследований никаких определенных выводов о всех видах наскального искусства в Меланезии сделать невозможно.

^{Наскальные изображения в Меланезии (bb, gg раскрашены красной и белой красками): а-r — Новая Каледония; s, u, aa — о-в Норманби; t, и — о-в Лавонгай (Новый Ганновер) bb, hh — Согери (Папуа-Новая Гвинея); w — z — район зал. Гуденаф}

Прошлое Меланезии

За современной этнической картиной в Меланезии стоят многие миллионы людей, живших в прошлом. Мы можем разделить их на папуасов, обитающих в Западной Меланезии более 30 тыс. лет, и австронезийцев, появившихся здесь несколькими группами на протяжении последних 5 тыс. лет. Австронезийцы мигрировали по крайней мере двумя волнами: первая, видимо, не имела керамики, вторая, возможно более монголоидная, чем первая [754, с. 210], принесла с собой керамику стиля лапита. Неясно, была ли еще одна миграционная волна, с которой связано распространение керамики с прочерченным и налепным орнаментом; я склонен считать, что не было. Отдельные группы изготовителей керамики лапита продвинулись дальше и стали полинезийцами. Австронезийцы, осевшие в Меланезии, быстро распались на множество локальных этнических групп, как правило, с унилинейной системой родства и слаборазвитым лидерством; эти группы часто враждовали между собой. Возможно, указанные социальные черты имелись у них до прихода в Меланезию, а возможно, они были просто «покорены» местным населением — папуасами. Как бы то ни было, меланезийцы в недавнем прошлом были наиболее разнородным населением во всей Океании, дольше всего сопротивлявшимся проникновению европейцев.

Можно ли совместными усилиями современных археологов, лингвистов и антропологов выяснить истину об истории меланезийской культуры? Без дополнительных детальных исследований данные, собранные в этой главе, основанные главным образом на археологии, не подтверждают гипотезу о многочисленных волнах мигрантов, выдвигавшуюся этнологами прошлого, такими, как Ф. Гребнер, У. Риверс, А. Дикон и А. Ризенфельд [1143; 336; 1157]. В наше время стало модным отвергать многие старые теории, но, думается, в результате дальнейших интенсивных исследований в разных областях науки некоторые их аспекты могут оказаться полезными. С той же проблемой соотнесения новых знаний со старыми идеями мы столкнемся при изучении Полинезии, и, конечно, во многих случаях старые идеи придется просто отбросить. Я не смог в этой главе представить более глубоко меланезийскую историческую этнографию, хотя и понимаю, что сейчас она может внести досадную неразбериху в только что реконструированную археологами и лингвистами картину.