Большая часть Микронезии в археологическом отношении является белым пятном, и мы далеки от того, чтобы сложить бумаги в папку и написать на ней: «Дело завершено».
Антропологически микронезийцы в основном относятся к монголоидному типу. Был, правда, приток генов из Меланезии на о-в Яп и о-ва Палау, но это не помешало непрерывному распространению монголоидного фенотипа от Индонезии и Филиппин через Микронезию до Полинезии. В 1938 г. один из самых замечательных исследователей Полинезии, П. Бак (Те Ранги Хироа), пришел к выводу, который надолго закрепился в науке в качестве аксиомы [168], а именно что полинезийцы мигрировали на восток через Микронезию, но, поскольку на атоллах нельзя было держать домашних животных и выращивать культурные растения (за исключением кокосовой пальмы и еще нескольких выносливых растений), им пришлось получить их от меланезийцев через Фиджи и Самоа после X в. н. э.
В течение ряда лет гипотеза П. Бака спорадически получала подтверждения, в особенности после этнографического изучения океанийского рыболовного инвентаря, проведенного в 1955 г. Б. Анеллем [22; 1331]. Б. Анелль совершенно правильно заметил, что цельнораковинные крючки и раковинные блесны полинезийцев имеют аналоги повсюду в Микронезии, чего не наблюдается в Меланезии. Более того, микронезийские и полинезийские типы рыболовных снастей имелись также в Японии и Северной Евразии. Поэтому казалось вероятным, что они были разнесены из этих районов мигрантами, которые миновали Меланезию и Юго-Восточную Азию.
Позже Р. Дафф выдвинул новый аргумент в пользу микронезийского пути заселения Полинезии, указав, что характерные полинезийские черешковые тесла происходили с Филиппин и их распространение шло через Микронезию [372, с. 16], где, между прочим, тесла этого типа так и не были обнаружены. У. Хауэлле подкрепил эту гипотезу антропологическими данными [754]. Я должен сразу заметить, что очень трудно полностью отказаться от идеи микронезийского пути, ибо нет оснований отвергать возможность передачи каких-то элементов культуры[115] из Микронезии в Полинезию. Однако думается, что роль Микронезии в этом отношении была невелика; видимо, непосредственные предки полинезийцев лингвистически и культурно сформировались в Меланезии. В главе VIII было приведено несколько аргументов в пользу данной гипотезы, когда говорилось о культуре лапита, в главе X я снова вернусь к этому вопросу. Но некоторые доводы уместно представить здесь.
Микронезия
Гипотеза единого микронезийского пути в Полинезию сначала казалась логичной, затем начали появляться факты, противоречащие ей. Во-первых, археологи открыли меланезийскую культуру лапита с прототипами полинезийских тесел. Во-вторых, лингвисты установили, что языки Западной Микронезии (о-вов Палау и Марианских) имеют индонезийское или филиппинское происхождение, а языки Восточной Микронезии (за исключением, видимо, япского) тесно связаны с восточноокеанийской подгруппой и поэтому их истоки надо искать на Новых Гебридах или в близких к ним районах Центрально-Восточной Меланезии. Восточномикронезийские языки не образуют с полинезийскими лингвистической непрерывности, хотя отдаленное родство между ними и существует.
Какие-либо сомнения в справедливости этих аргументов отпадают при рассмотрении данных о материальной культуре, собранных немецким этнографом Г. Кохом на о-вах Гилберта и Тувалу [812; 813; 814]. Острова Гилберта расположены на юго-востоке Микронезии, а их соседями на юге являются полинезийские острова Тувалу. По мнению Г. Коха, между этими двумя островными группами лежит резкая, хотя и не непроходимая, культурная граница. «У обеих групп, — пишет исследователь, — очень мало общих культурных черт, поэтому вряд ли можно говорить, что здесь пролегали пути миграций в Океанию» [813, с. 201].
Все известные сейчас неархеологические данные позволяют выдвинуть следующие гипотезы о доистории Микронезии:
1. Западная Микронезия, т. е. о-ва Палау, Марианские (а воз- можно, и Яп), заселялась непосредственно либо из Индонезии, I либо с Филиппин.
2. Восточная ядерная Микронезия и Полинезия заселялись выходцами из одного района Восточной Меланезии, связанного, видимо, с культурой лапита. Общие для них орудия, например рыболовные крючки, могут отражать общее происхождение (в культуре лапита тоже оказались раковинные крючки и блесны, о чем Б. Анелль, разумеется, не знал в 1955 г.). Однако пока возможность японского происхождения микронезийского и полинезийского рыболовного инвентаря не исключена.
3. Хотя микронезийские культуры восходят к двум разным
источникам, между всеми островами Микронезии и Западной Полинезии имелись тесные контакты, как ясно показал Г. Кох, говоря об о-вах Гилберта и Тувалу.
Деление Микронезии на Восточную и Западную основано не только на языковых различиях. В Западной Микронезии в основном вулканические острова, а в Восточной — атоллы (кроме о-вов Трук, Понапе и Кусаие, входящих в группу Каролинских островов). Как и следовало ожидать, керамика в доисторическую эпоху производилась только в Западной Микронезии; на востоке никаких следов ее не найдено. Рис был отмечен Ф. Магелланом в 1521 г. на о-ве Гуам [48], возможно, его выращивали и на других островах Марианского архипелага, но нигде более в Микронезии его не знали. Собак и свиней на о-вах Палау [1044, с. 29] и, видимо, на Марианских островах [1332, с. 25] не было; на Каролинских имелись только собаки и куры, на Маршалловых и о-вах Гилберта — только куры [1399, карта 1].
Теперь обратимся к археологии.
Марианские острова — это цепь из 15 вулканических и высоких коралловых островов, но только четыре южных — Сайпан, Тиниан, Рота и Гуам — изучались археологами. Наиболее важные раскопки, проведенные Э. Спером на Сайпане и Тиниане [1332; 1092] и Ф. Рейнменом на Гуаме [1127; 1128], дали относительно длинную и непрерывную хронологию. Древнейшая керамика, найденная здесь, названа Э. Спером марианской красной; она происходила скорее всего с центральных островов Филиппинского архипелага и относилась к 1500 г. до н. э. Эта керамика тонкостенная, обычно с красным ангобом, без орнамента, некоторые сосуды были, по-видимому, реберчатыми и плоскодонными. Немногие черепки из найденных па Сайпане и Тиниане были декорированы заполненными известью узорами в виде рядов штампованных кругов, линий и зигзагов, сделанных чем-то вроде зубчатого штампа. Эти фрагменты очень схожи с черепками, обнаруженными У. Солхеймом в пещере Батунган-2 на о-ве Масбате в центральной части Филиппинского архипелага [1308], а последние восходят к началу I тысячелетия до н. э. На батунганской керамике тоже есть красный ангоб и известковое заполнение, схожи также элементы орнамента и формы венчиков, так что если марианская красная не восходит к батунганской, то по крайней мере находится с ней в близком родстве. Нет оснований непосредственно связывать марианскую красную керамику с керамикой лапита на юге, не слишком похожей на нее, но оба типа могли иметь общий источник в островной Юго-Восточной Азии.
На Сайпане марианская красная керамика была найдена на открытой стоянке Чалан-Пиао в слое, датированном по раковине 1527±200 гг. до н. э. [1332, с. 66], но раковина была найдена на глубине всего лишь 0,5 м при общей мощности культурного слоя почти в 2,0 м. Дата не особенно надежна, так как нет уверенности, что раковина связана с кухонными отбросами. Есть еще одна дата для марианской красной керамики, полученная У зал. Номна на о-ве Гуам [1128],—100 г. до н. э.[116]. Под скальным выступом Лаулау на Сайпане марианская красная керамика была найдена в могильных ямах с вытянутыми погребениями. Здесь и в других местах среди иного инвентаря отмечались раковинные бусы и браслеты, тесла из раковин Tridacna, каменные тесла (типа 2А, по Р. Даффу) и каменные тесла с круглым сечением (тип 6, по Р. Даффу — редкий тип, отмечавшийся также на Филиппинах и в Полинезии).
К 800 г. н. э. марианская красная керамика уступила место неорнаментированной неангобированной керамике. По мнению 3. Спера, это означало переход к фазе латте марианской культуры [1332, с. 171]. Марианские латте — замечательнейшие образцы каменных сооружений в Океании. Они состоят из двух параллельных рядов вертикально поставленных коралловых или вулканических столбов, на которых сверху положены каменные полушария [1365; 1366; 1332; 78]. Расстояние между рядами обычно не превышает 4,0 м, но длина рядов достигает 22 м (на о-ве Рота ряд состоял из 14 столбов), а высота столбов — 5,5 м (в «Доме Тага» на о-ве Тиниан). В ранних испанских хрониках сообщается о домах на каменных столбах. Видимо, некоторые из них, самые крупные, служили мужскими домами или навесами для лодок. В этой связи Л Томпсон предположила, что назначение каменных полушарий — помешать крысам проникать внутрь [1366]. Как правило, столбы стояли по отдельности, но встречались и их группы. В поселке Таге на Тиниане первоначально в ряду было 18 латте, а на Гуаме отмечались группы, состоявшие из 30 столбов [1127]. На о-ве Рота сохранилась каменоломня, где из кораллового известняка вырубали столбы и навершия [1332], причем для выламывания камня прибегали к помощи огня: нагретая порода сама растрескивалась.
Черепки с прочерченным и заполненным известью орнаментом. Марианская красная керамика
Наиболее ранняя радиоуглеродная дата — 900 г. н. э. — получена для латте из местечка Блю на о-ве Тиниан [1332, с. 85]. Насколько известно, латте служили до XVII в., когда испанцы переселили на о-в Гуам всех оставшихся в живых чаморро, за исключением горсточки, как-то удержавшейся на о-ве Рота. По всем показателям латте возникли на Марианских островах и представляют местную особенность. Сходные сооружения — каменные свайные дома — обнаружены только на о-вах Палау и, возможно, на Япе; по сути, эти свайные дома воспроизводят в камне свайные жилища островной Юго-Восточной Азии.
Керамика, связанная с латте, не имеет орнамента (марианская гладкая, по Э. Сперу), она представлена открытыми чашами и блюдами. Ангоба нет, но на некоторых черепках прочерчен крестовидный узор и есть отпечатки шнура. Шнуровые узоры встречаются в Океании чрезвычайно редко. Среди сопутствовавшего инвентаря — каменные тесла круглого или линзовидного сечения, тесла из раковин Tridacna и Terebra (оба типа представлены в этнографических коллекциях из Микронезии), каменные песты и ступы, возможно, для обработки риса и таро, желобчатые каменные грузила для сетей, раковинные бусы и браслеты, а также цельнораковинные рыболовные крючки. Весь комплекс относится к позднему времени, когда на большей части Микронезии бытовал в общем единообразный каменный и раковинный инвентарь. Этот комплекс был распространен довольно широко [959]. Кроме описанных вещей в него входят раковинные серьги и браслеты, ожерелья из раковинных дисков, раковинные ножи и скребки, скошенные песты из кораллов или вулканических пород и раковинный рыболовный инвентарь. Предметов особого типологического значения в комплексе нет. Неизвестно, имелись ли в период латте одомашненные свиньи и собаки.
При раскопках латте было обнаружено, что между рядами каменных столбов часто располагались вытянутые погребения, иногда без голов. Черепа, видимо, использовались для ритуальных целей. Зубы погребенных испорчены жеванием бетеля, один череп из местечка Блю носит следы заболевания фрамбезией, распространенного еще до прихода европейцев почти по всей Океании, кроме, кажется, Новой Зеландии и о-ва Пасхи [1104]
Археологические данные, полученные на юге Марианских островов, показывают, что они заселялись, вероятно, выходцами из островной Юго-Восточной Азии примерно тогда же, когда носители культуры лапита проникли в Меланезию. Первопоселенцы приплыли на о-ва Сайпан, Тиниан и Гуам, видимо, с центральных островов Филиппинского архипелага в середине II тысячелетия до н. э., за некоторое время до возникновения там культур погребений в кувшинах. К сожалению, такие важные данные получены только на Марианских островах. Прочие острова Западной Меланезии до сих пор хранят свои секреты.
Антропологически япцы имеют гораздо больше австралоидных черт, чем чаморро Марианских островов; возможно, сказалась близость к Западной Меланезии как источнику этих генов. В период контактов с европейцами остров, как уже отмечалось в главе III, стоял во главе внушительной системы обменных и даннических отношений, охватывавшей значительную часть Каролинских островов. Первых европейских путешественников поразило на Япе многообразие каменной архитектуры, особенно облицованные и вымощенные, иногда двухъярусные, платформы, предназначенные для храмов и мужских домов [255; 959; 82]. Вдоль дорог, ведущих к этим сооружениям, лежали и кое-где лежат до сих пор ряды больших каменных дисков, игравших роль денег. Такие же диски прислонены к фасадам террас. Эти деньги, высекавшиеся из арагонита, добывали на о-вах Палау и перевозили в лодках на Яп. Они применялись, видимо, при покупке наложниц для мужских домов. Неизвестно, почему обитатели Япа предпочитали воплощать свое богатство именно в каменные диски; последние, пожалуй, можно рассматривать как гигантские реплики раковинных кружочков, связки которых играют роль валюты в некоторых районах Западной Океании.
Археологические работы на о-ве Яп проводились в 1956 г. Э. и Д. Гиффорд [518], которые изучили множество каменных монументов, включая шестиугольные платформы для жилищ и конструкции, напоминающие очень широкие латте, но без навертим. Насколько можно судить, все эти сооружения довольно поздние, ранние же фазы истории Япа представлены различными артефактами. В течение I тысячелетия н. э. на острове изготовлялась керамика, подобная марианской неорнаментированной красной керамике фазы латте. Образцы ее были обнаружены вместе с теслами из раковин Tridacna, раковинными браслетами и скребками, а также просверленным костяным диском, возможно предшественником каменных денег. Все раскопанные памятники относятся к двум последним тысячелетиям, но в будущем, возможно, обнаружатся и более ранние.
К 1000 г. н. э. на Япе появилась керамика известного этнографам типа, которую Э. Гиффорд назвал «слоистой посудой», так как она расслаивалась продольно, как сланец. В недавние годы ее производили общинники низшей касты [81]. Эта посуда изготовлялась из неотощенной глины с помощью раковин каури и бамбуковых ножей. Ни лопатки, ни наковальни не использовались, не применялась и спирально-жгутовая техника. Если учесть, что спирально-жгутовая техника на Филиппинах и в Индонезии встречалась редко, ее отсутствие в доисторический период на о-ве Яп и на Марианах приобретает, видимо, особое значение. Изготовление же посуды на о-вах Палау именно таким способом говорит о контактах с Западной Меланезией.
Поздняя слоистая керамика о-ва Яп проще и грубее более ранней неслоистой керамики, родственной марианской. Ее находят вместе с широко распространенными позднемикронезийскими раковинными комплексами, включающими тесла из Tridacna и Hippopus, долота из Terebra, ножи, скребки и дисковидные бусины. Как и на Марианах, на о-ве Яп производились коралловые колотушки для таро, но археологически они не прослежены. Определенный интерес представляют и две другие этнографические черты: керамические светильники и обычай погребения младенцев в двух кувшинах, положенных горлами друг к другу около дома менструаций [81; 83]. Эти черты почти наверняка отражают какие-то влияния островной Юго-Восточной Азии, но остается неясным, когда и откуда именно они сюда проникли.
Итак, по имеющимся сведениям, к началу I тысячелетия н. э. инвентарь, подобный марианскому фазы латте, уже существовал на Япе, хотя камень для архитектурных целей в этих районах использовался по-разному. Вряд ли Яп оставался не заселенным до этого времени, но обсуждать данный вопрос в настоящий момент бесполезно. Следует отметить, что свиней и собак на Япе, видимо, никогда не было, зато кости кур обнаружены уже в самых ранних поселениях.
Группа Палау, лежащая на юго-западе Микронезии, состоит из многочисленных высоких коралловых островков и атоллов, расположенных к северу и к югу от крупного вулканического острова Бабелтуап. Ко времени прихода европейцев здесь, как и на более восточных островах Каролинской группы, имелось множество матрилинейных вождеств. Географическое положение Палау благоприятствовало в прошлом заходу сюда подгоняемых морскими течениями лодок с о-вов Сулавеси, Хальмахера и Минданао. Возможно, именно оттуда и прибыли первые поселенцы. На юге палауанцы поддерживали оживленные контакты с меланезийцами, особенно с населением Новой Гвинеи и о-вов Адмиралтейства. Об этом говорит не только антропологический тип. но и такие обычаи, как протыкание носа и женская татуировка [1044, с. 472–473; 959]. На о-вах Палау, как и на Марианских островах, к моменту появления европейцев не было свиней и собак[117], но куры были известны. В ходу были стеклянные деньги в виде бусин и обломки браслетов, появившихся, судя по некоторым данным, на центральных островах Филиппинского архипелага во II тысячелетии н. э. [463; 1044, прил. 1]. Высказывалось предположение, что ряд этих стеклянных изделий имеет римские или китайские истоки, но данная точка зрения так и не была подтверждена.
Археологию Палау мы знаем по работам Д. Осборна [1043; 1044], но еще до него здесь работали японские ученые [232]. Д. Осборн провел в 1954 г. разведочные исследования на многих островах; правда, его раскопки были очень ограниченными. По данным раскопа площадью 14 кв. м он попытался создать культурную хронологию для Палау. По мнению Д. Осборна, культурное развитие на Палау началось 4 тыс. лет назад, но его датировки основаны на догадках. Террасы и каменные сооружения он датирует 900—1400 гг. н. э., считая, что к 1600 г. террасы перестали использоваться. Говоря об истории культуры Палау, я буду опираться на данные Д. Осборна, при этом скомпоную их, исходя из несколько иных критериев.
Ко времени появления европейцев палауанцы производили простую посуду спирально-жгутовой техникой, используя в качестве отощителя толченые черепки. Обработка совершалась деревянной лопаткой, неровности иногда заглаживались грибовидным керамическим орудием, но наковальня никогда не использовалась. Д. Осборн нашел на поверхности множество обломков таких тонкостенных сосудов, в основном чаш и кувшинов. За пределами Палау аналогичных изделий нет. Эта керамика, как правило, не орнаментирована, не имеет ангоба, но на отдельных черепках сохранились грубые следы красной краски или ангоба, на некоторых виден прочерченный узор, иногда заполненный гематитом. Датированной эволюционной шкалы для них нет, но Осборн прав, говоря о палауанском керамическом единстве.
Во всех 160 подъемных коллекциях Д. Осборна встречается керамика с примесью толченых черепков. Только в двух случаях (на о-вах Корор и Алуптасиэл) были обнаружены фрагменты иной керамики — с примесью песка, причем некоторые образцы были орнаментированы пунктирным штампом и оттисками плетенки. При изготовлении этой посуды использовалась, по-видимому, наковальня. Несмотря на отсутствие датировок, вполне можно предположить ее филиппинское происхождение, причем сравнительно недавнее, судя по обнаруженным рядом стеклянным деньгам.
Итак, археология не проясняет происхождения палауанцев. Но Д. Осборну удалось обнаружить ряд весьма впечатляющих сооружений, и прежде всего большие террасированные холмы, на срезанной вершине которых устраивались площадки, защитные насыпи на них при необходимости служили оборонительными укреплениями. Ниже располагались земляные террасы, возникавшие в результате удаления бесплодного слоя глины, под которым лежала плодородная почва, пригодная для выращивания таро.
Ширина некоторых террас достигает 100 м, но на них нет никаких приспособлений для обороны. Таких террасированных холмов, имевших и оборонительное, и земледельческое назначение, в Океании больше нет нигде. Террасированные крепости Повой Зеландии создавались иначе.
Другие палауанские памятники — каменные вымостки и платформы для жилищ, сооружения из двух рядов вертикально поставленных глыб с пазами наверху, вроде марианских латте, и несколько крупных каменных антропоморфных скульптур, одна из которых (в Аимеонге на о-ве Бабелтуап) напоминает антропоморфное изображение с о-ва Увеа у северо-западного побережья Новой Британии [1131].
Это — еще один пример сходства Палау с Западной Меланезией. Среди находок на поверхности в древних поселках — нечерешковые каменные тесла, овальные и круглые в сечении, тесла из раковин Terebra и Tridacna, каменные песты, обломки раковинных браслетов и ножи из раковин. Рыболовецкий инвентарь, изготовлявшийся в недавнем прошлом из черепашьих панцирей, по-видимому, не сохранился.
Археологическая хронология еще не установлена ни для одного из островов длинной каролинской цепочки. Это может вызвать недоумение, ведь на двух из них, вулканических островах Понапе и Кусаие, имеются остатки монументальных каменных сооружений, самых величественных из сохранившихся в Океании. Руины на Понапе наряду со статуями о-ва Пасхи давали пищу для фантастических домыслов. Еще в 1970 г. С. Моррил попытался связать их с затонувшей тихоокеанской цивилизацией [995]. Он не имел даже представления об основательном описании этих руин, сделанном П. Хамбрухом, поэтому его гипотеза не стоит внимания. Руины Нан-Мадола на о-ве Понапе отнюдь не так загадочны, как утверждают авторы популярных изданий.
Нан-Мадол — это небольшой городок и ритуальный центр; в нем находятся 92 искусственные платформы, возведенные в мелководной лагуне на востоке Понапе. Руины были обнаружены в 1835 г.; в 1857 г. американец Л. Гьюлик отметил, что площадь руин — половина квадратной мили, и приписал устройство этих сооружений предкам современных понапцев [995]. Чуть позже поляк И. Кубари, поселившийся на острове, создал первый план руин [635], на основе которого проводились дальнейшие работы, а точнее, грабеж, связанный с именем бесцеремонного англичанина Ф. Крисчена, побывавшего на острове в 1896 г. [254; 255]. Ф. Крисчен настолько взбудоражил обитателей Иан-Мадола, что лишь по счастливой случайности избежал смерти после того, как изъял содержимое нескольких почитаемых гробниц. Ему, кстати, принадлежит ошибочное заключение о том, что площадь комплекса 11 кв. миль, повторявшееся в литературе вплоть до 1962 г. [150]. На деле руины занимают 70 га (0,7 кв. км, или около 0,3 кв. мили), так что Л. Гьюлик в 1857 г. был близок к истине. Лишь в 1910 г. П. Хамбрух провел весьма тщательное обследование Нан-Мадола [635; 232]. Хотя П. Хамбрух работал только с компасом и рулеткой, в его отчете нет явных ошибок.
Платформы Нан-Мадола, прямоугольные в плане, сложены из кораллового щебня и укреплены опорными стенами и базальтовыми плитами. Для стен использовали либо привезенные из северной части острова продолговатые базальтовые плиты, которые укладывали рядами вдоль и поперек, либо более грубые блоки, промежутки между которыми засыпались щебнем. Верхняя часть большинства платформ представляет собой плоскую площадку. На этих площадках когда-то, видимо, стояли каркасно-столбовые жилища. Во время сильных приливов пространство между платформами затоплялось и городок покрывался сетью каналов, напоминая маленькую Венецию.
Платформы образуют две основные группы: северная под названием Мадол-Пове была жреческим и погребальным центром, а в южной под названием Мадол-Па находились дома знати и ритуальный центр. С одной стороны городок был ограничен побережьем, с других — двумя рядами платформ, служивших волнорезами, между которыми были оставлены проходы для лодок. Один мол имел длину 1400 м, а другой — 500 м. Более короткая северная граница была, очевидно, оставлена открытой. Многие сооружения комплекса остались фактически недостроенными.
Важнейшие платформы, использовавшиеся знатью или предназначенные для церемоний, были обнесены высокими базальтовыми стенами, достигавшими иногда 11 м. Прежде чем перейти к описанию отдельных платформ, надо остановиться вкратце на истории Нан-Мадола, которая отражена в фольклорной традиции.
Считается, что Нан-Мадол возник недавно, об этом говорят незаконченные сооружения. Его начали строить, когда отдельные вождества острова, состоявшие из матрилинейных групп, объединились под эгидой династии Сау Делеур. Через какой-то, видимо небольшой, промежуток времени эта династия была свергнута завоевателями с Кусаие, и на острове образовалось сначала три независимых района, а потом пять. Эту картину и застали европейцы. Окончательно городок был покинут жителями в начале XIX в., возможно, из-за депопуляции вследствие завезенных болезней [451]. История комплекса вряд ли продолжалась более нескольких столетий, но связывать его строительство с европейским влиянием нет оснований.
Описание важнейших сооружений комплекса начнем с юга, где на трапециевидном островке расположена платформа Пан-Кедира — «место объявлений», — огражденная стенами высотой До 5 м, в которых имеется несколько проходов. В центре платформы — трехъярусное возвышение, на котором, возможно, стоял деревянный храм площадью 24×10 м. Вдоль одного края этого возвышения — ряд каменных ступок для приготовления кавы (на о-вах Понапе и Кусаие ее не жевали, как в Полинезии). В трех углах платформы располагались огражденные дворы с площадками для жилищ, в которых, как считается, размещалось семейство Сау Делеура и жил он сам. Здесь же находился небольшой водоем для купания, он был прорыт до поверхности рифа, на котором возведена платформа. Большинство платформ в южной части городка предназначалось, видимо, для домов знати. Одна из них была отведена специально для выращивания жертвенных плодов, а на другой был устроен садок для священных угрей. Последних кормили черепахами, которых разводили в искусственном водоеме в северной части комплекса.
План Нан-Мадола, сделанный П. Хамбрухом. Слева — Мадол-Па, справа — Мадол-Пове. 33 -36 — Пан-Кедира; 113 — Нан-Доувас
Мадол-Пове состоял из многочисленных платформ, на которых, очевидно, находились дома жрецов. С восточной стороны к ним примыкало самое величественное сооружение — могильник знати Нан-Доувас. Не будет преувеличением назвать его замечательнейшим образцом древней каменной архитектуры Океании. Его базальтовый цоколь площадью 60×65 м достигает высоты 1,75 м. С востока возвышается массивная защитная стена толщиной 10,5 м и высотой 4,5 м. Сама платформа окружена стеной высотой до 8,5 м, к которой с внутренней стороны примыкает галерея, где выставлялись трупы перед погребением. На платформе находились три гробницы, сложенные из базальта (северная глубиной 5 м) и внутренний двор, окруженный стеной высотой 4 м. К последней также примыкали галереи, верхний край которых украшал выступающий декоративный карниз. Во внутреннем дворе располагалась еще одна базальтовая гробница площадью 12×8 м и глубиной почти 3 м, раскопанная в 1896 г. Ф. Крисченом. По преданию, эта центральная гробница принадлежала правителям династии Сау Делеур; перечень многочисленных вещей, похищенных отсюда Крисченом [255, с. 89–90], показывает, что вождей пышно провожали в последний путь. Крисчен упоминает о «кварте круглых розовых раковинных бусин … восьмидесяти перламутровых черенках рыболовных крючков … пяти древних паткулах, т. е. раковинных топорах размером от 2,5 футов до 6 дюймов … пяти целых раковинных браслетах с изящным орнаментом … дюжине старых раковинных игл … тридцати или сорока крупных круглых раковинах, просверленных в середине для ношения на груди … фрагментах костей, частях черепов и обломках раковинных браслетов, паре небольших раковинных долот, куске железа вроде наконечника копья» и, видимо, куске обсидиана.
К счастью, говоря о находках, сделанных в Нан-Мадоле, мы можем руководствоваться не только списком Крисчена. П. Хамбрух дал прекрасное иллюстрированное их описание. К перечни? Крисчена можно добавить части раковинных ожерелий, браслеты из раковин Tridacna и Conus, тесла из раковин Tridacna и Terebra и бесчерешковые каменные тесла линзовидного сечения. Несмотря на наличие на Понапе вулканических пород, население этого острова (как и других в группе Каролинских островов) изготовляло орудия из раковин; так же поступали жители о-вов Бука и Новых Гебрид, расположенных южнее. По предположению П. Хамбруха, перламутровые черенки блесен могли служить валютой.
Нан-Доувас. Перекрытие гробницы на северном участке
Изделия из раковин (Нан-Мадол): а — бусины (× 0,8); b — браслет из раковины Tridacna (× 0,4); с — d — части ожерелий из раковин (× 0,8); е — перламутровый стержень от блесны, служивший, возможно, деньгами (× 0,4); f — браслет из раковины Conus (× 0,8) и два обломка ручных браслетов из раковины Tridacna (× 0,4)
Помимо Нан-Мадола на Понапе сохранилось много других образцов доисторического строительства: обнесенные стенами
могильники, платформы жилищ и террасированные поселки, имевшие, возможно, оборонное значение [317]. Но все это не идет ни в какое сравнение с Нан-Мадолом, местом обитания знати, где жило, возможно, до 1000 человек. На островке Леле, что рядом с Кусаие, имеются сходные, но менее величественные сооружения, в частности большая прямоугольная платформа Пот-Фа-лат [255, с. 171], обнесенная стенами высотой до 10 м. По преданию, покоритель династии Сау Делеур, человек по имени Исох Келекел, приплыл со своими людьми с о-ва Кусаие. Ф. Крисчен считал, что Пот-Фалат построили пришельцы с Малаккского полуострова или из Японии, но к этому заявлению нельзя относиться серьезно, учитывая, что Крисчен (вслед за И. Кубари) приписывал строительство Нан-Мадола негритосам. По-моему, нет причин не доверять местным преданиям, в которых ясно говорится, что строителями были микронезийцы — местные житёли, умевшие работать организованно.
Атолл Нукуоро — единственный из островов Восточной Микронезии, привлекший внимание современных археологов. Его изучением занималась Дж. Дэвидсон из Оклендского музея США [318; 320; 327]. Хотя атолл ныне населен полинезийцами, он рассматривается в этой главе, потому что археологические находки, сделанные здесь, связаны в основном с микронезийцами.
Нукуоро — небольшой изолированный атолл, лежащий в 200 км к югу от центральной части Каролинской цепи. В 1965 г. Дж. Дэвидсон провела раскопки на территории единственного на островке поселка, где за несколько столетий обитания человека накопился трехметровый культурный слой — необычное археологическое явление для атолла. По радиоуглеродным датировкам, это место было впервые заселено в XIV–XV вв. н. э. и остается населенным поныне. Неизвестно, был ли островок необитаем до 1300 г., но это вполне вероятно.
Чаще всего при раскопках попадались цельные рыболовные крючки без шипов из раковин-жемчужниц. Можно было проследить их постепенные стилистические изменения. Обнаружено также несколько фрагментов перламутровых блесен. Как и следовало ожидать, в рыболовном инвентаре Нукуоро наблюдалось смешение микронезийских и полинезийских черт. Среди украшений встречались раковинные дисковидные бусины, треугольные подвески, браслеты — все скорее микронезийского, чем полинезийского типа. Тесла из раковин Terebra и Tridacna также в основном относятся к микронезийской и северомеланезийской традиции. Несмотря на то что современные обитатели Нукуоро говорят па полинезийском языке, найденный инвентарь полностью соответствует инвентарю других атоллов Каролинской группы. Возможно, первые полинезийские поселенцы заимствовали у соседей-микронезийцев материальную культуру, выработанную за долгие годы приспособления к бедной природной среде.
Изменение формы рыболовных крючков на о-ве Нукуоро с 1300 г. н. э. до настоящего времени
Раскопки на Нукуоро были настолько ограничены, что не дают представления о жизни древнего поселка. Все же две находки проливают свет на хозяйство его обитателей. Это кости собаки (этнографы собак здесь не обнаружили), которые были найдены в нижних слоях, и кости крыс — также из нижних слоев. Крысы относились к микронезийскому виду Rattus rattus mansorius, а не к широко распространенному в Меланезии и Полинезии Rattus exulanus [327]. Культуру атолла Нукуоро нельзя расчленить на микронезийские и полинезийские компоненты.
Как будет показано в главе X, навигационное искусство каролинцев позволяло им поддерживать контакты между всеми островами, входящими в эту цепь. Неудивительно, что на многих островах обнаружен простой ручной ткацкий станок для плетения из волокон банана и фикуса, имеющий, видимо, индонезийское происхождение. Такие станки распространены до Нукуоро, о-вов Санта-Крус и Банкс, а также многих островов Меланезии, населенных полинезийцами [1133].
Многочисленные данные об истории Микронезии, начиная с ее заселения, связанного, возможно, с пришельцами с Филиппин, получены только на юге Марианских островов. Материалы с Япа и Палау говорят о более позднем местном развитии, которое происходило, видимо, в последние 2 тыс. лет. Археологические исследования Восточной Микронезии почти не дополняют общей исторической гипотезы, изложенной в начале главы[118].
Вариативность комплексов артефактов в Микронезии, во всяком случае сохранившихся археологически, невелика. Конечно, типы керамики и рыболовных крючков варьируют, но в целом широкое использование раковин — материала очень неподатливого — ограничивало творчество островитян. Каменные орудия даже на вулканических островах редки. Микронезийские каменные тесла относятся к простому типу бесчерешковых овальных или линзовидного сечения, характерных для Меланезии (типа 2F и 2G, по Р. Даффу). Черешковых и выемчатых орудий нет.
В заключение мы можем выдвинуть следующую гипотезу: культура Восточной Микронезии, по крайней мере частично, обязана своим происхождением культуре лапита. Это объяснило бы многие близкие аналоги с Полинезией, а также различия между Микронезией и Полинезией, которые могли возникнуть за последние 2–3 тыс. лет раздельного развития. Надо учитывать, разумеется, и роль природного фактора, ведь становление типично полинезийской культуры происходило на вулканических островах, а восточномикронезийской — на атоллах. Вот почему каменные орудия и керамика в Восточной Микронезии редки или совсем отсутствуют. Не будет ничего удивительного, если в один прекрасный день керамика лапита обнаружится на о-вах Трук, Понапе или Кусаие.