Филиппинский архипелаг, Индонезия, о-в Тайвань — сердце-вина австронезийского мира. Как было показано в главе IV, распад протоавстронезийской языковой общности произошел где-то на этих островах, возможно, 5–7 тыс. лет назад; там же была подготовлена почва для распространения австронезийцев в Океанию и на материковую часть Юго-Восточной Азии. Прежние гипотезы о том, что австронезийцы распространялись из Южного Китая, Вьетнама и Малаккского полуострова, не подтверждаются современными археологическими и лингвистическими данными. У. Маршалл утверждает, что австронезийцы пришли на острова Юго-Восточной Азии с материка после 1500 г. до н. э. и принесли с собой металлургию, заливное рисоводство, традицию мегалитов. Он также считает, что в Индонезии палеолит сменился эпохой металла, минуя неолит [953; 954]. Нет нужды говорить, что мои взгляды, излагаемые в этой главе, кардинально расходятся со взглядами У. Маршалла.
Чтобы избежать терминологических осложнений, необходимо выяснить одно важное обстоятельство. Очевидно, что родина австронезийских народов — островная часть Юго-Восточной Азии. Однако культурная эволюция представляет собой длительный процесс, и вполне возможно, что австронезийцы не сформировались полностью и одновременно на этой территории 5 тыс. лет назад. С точки зрения простой логики первоначально должно было существовать население, которое можно назвать праавстронезийцами (в таксономическом смысле); в связи с этим возникают проблемы, разрешить которые пока невозможно. Нельзя считать, что австронезийские языки были автохтонными в островной части Юго-Восточной Азии; в главе IV я высказал предположение, что их носители мигрировали в этот район из Южного Китая или Японии гораздо ранее, чем 5 тыс. лет назад. Эти мигранты могли принести на острова технологию отщепов и пластин, а также земледелие. В результате таких миграций могло Ускориться продвижение монголоидных народов, особенно на Тайвань, острова Филиппинского архипелага и Сулавеси.
Поселки периодов неолита и раннего металла в островной части Юго-Восточной Азии
Тайваньские культуры шнуровой керамики и луншаноидная были описаны в предыдущей главе, так как обе они, видимо, возникли в материковой части Южного Китая. Вполне вероятно, что культура шнуровой керамики была связана с носителями древнего австронезийского языка — предка современных атаяльских языков, который, возможно, возник на начальном этапе распада протоавстронезийского; вероятно, он утвердился на островах к началу IV тысячелетия до н. э. или еще раньше. Южнокитайские аналоги шнуровой керамики подтверждают обоснованность предположений о миграции праавстронезийцев из этого района, но противоречат гипотезе о японской прародине, хотя мы и не можем утверждать, что распространение новой технологии производства керамики или орудий из пластин сопровождалось миграцией населения.
Оставим решение проблемы праавстронезийцев будущим исследователям и обратимся к конкретным фактам тайваньской археологии. Кроме упомянутых культур шнуровой керамики и луншаноидной на Тайване известны и другие неолитические культуры. Перед нами стоит еще проблема археологических соответствий лингвистическим подгруппам языков цоу и пайванских.
В северной части Тайваня поселок Дапэнкэн и раковинная куча Юаньшань, а также еще 18 поселков относятся к культуре юаньшань [923]. Она датируется II–I тысячелетиями до н. э. и, подобно культурам, существовавшим в то же время на Филиппинах, не имеет тесных связей с луншаноидами. Этапы развития культуры юаньшань изучены недостаточно полно, поскольку поселок Дапэнкэн, дающий наибольшую информацию, видимо, датируется преимущественно I тысячелетием до н. э. Тем не менее современные данные указывают на ее происхождение от культуры шнуровой керамики Тайваня, хотя керамика юаньшань отличается многими новыми чертами.
В керамике юаньшань не обнаружено никаких признаков жгутовой техники и производства на гончарном круге, она не имеет ни шнурового, ни плетеного орнамента. Найдено несколько чаш, но обычная форма в поселке Дапэнкэн — круглый с венчиком кувшин на круглой ножке, с крышкой и ремневидными ручками У горла. Глиняное тесто — с примесью кварцитового песка, обжиг производился при низкой температуре, скорее всего на костре. Сосуды покрыты серым или коричневым ангобом, имеют гладкие стенки с простым резным или штампованным орнаментом только на горле. Некоторые орнаментальные мотивы выполнены зубчатым штампом, другие представляют ряды кружков. Триподы и роспись в Дапэнкэне отсутствуют, прорези в круглых ножках очень редки. Несмотря на исчезновение шнурового орнамента (что очень показательно), керамику культуры юаньшань можно вывести из шнуровой, которая, как уже говорилось, присутствует в ранних слоях Дапэнкэна и отделяется от последующей культуры юаньшань лишь кратковременным промежутком.
Кроме керамики изделия, относящиеся к культуре юаньшань, включают квадратные в сечении тесла, некоторые — с уступами или с плечиками, а также треугольные шиферные наконечники стрел (некоторые с дырочками), желобчатые грузила для сетей, грубо оббитые каменные мотыги, каменные браслеты, пряслица и керамические диски с отверстиями, однако полированные каменные ножи луншаноидного типа встречаются редко. В раковинной куче Юаньшань обнаружены кости собаки, возможно одомашненной; у погребенных нет лопатообразных резцов; это позволяет предполагать, что обитатели памятника были более близки к современным народам островной Юго-Восточной Азии, чем к населению материкового Китая.
Итак, культура юаньшань была распространена в основном на севере Тайваня, луншаноидная — на западном побережье и южной оконечности острова. Культура восточного побережья Тайваня, до сих пор заселенного австронезийцами, в археологическом отношении была смешанной, черты культуры шнуровой керамики сочетались с более поздней, которую Р. Пирсон назвал тайюань [1088; 1089]. Культура тайюань имеет общие с юаньшань типы керамики, которая наряду с каменными гробницами и группами вертикально стоящих камней придает ей австронезийский колорит, усиливаемый непрерывным, видимо, развитием австронезийских языков на этой территории вплоть до настоящего времени. Если в будущем удастся выявить более очевидные связи между культурами тайюань и юаньшань, то можно будет утверждать, что луншаноидная культура была привнесена на западное побережье острова извне.
В конце I тысячелетия до н. э. культуры Тайваня подпали под влияние южнокитайских культур геометрической керамики; этот тип керамики, видимо, доминировал на острове, особенно на западе и севере, до последнего времени. Но вернемся к проблемам лингвистических и археологических соответствий.
Когда бы австронезийские языки ни появились на Тайване, несомненно, что это произошло задолго до II тысячелетия до н. э. [440, с. 79]. Культура шнуровой керамики может быть связана, как говорилось выше, с ранними австронезийцами (предками атаялоязычного населения), а последующие культуры юаньшань и тайюань, вероятно, связаны как с атаялоязычным, так и с цоуязычным населением. Существует археологическая преемственность культуры шнуровой керамики и культуры юаньшань, а возможно, и тайюань, хотя проблемы родства языков атаяльских и цоу еще не решены. Нет однозначного ответа на вопрос, имеют ли атаяльские языки и цоу общее тайваньское происхождение, или носители языков цоу переселились на остров.
При лингвистической атрибуции луншаноидов следует помнить, что китайское происхождение тайваньского компонента этой культурной группы неоспоримо. Чжан Гуанчжи высказал предположение, что его носители могли говорить на языке — предке пайванских языков, которые ко времени заселения Тайваня китайцами в XVII в. н. э. уже распространились на большей части побережья острова [223, с. 245–247]. Р. Феррелл считает, что пайванские языки существовали на Тайване не так долго, как атаяльские и цоу, возможно, они были привнесены откуда-то извне [440, с. 73–74]. Если допустить, что они пришли из Южного Китая, то луншаноиды могли появиться в результате миграции из ранее образовавшегося на материке анклава австронезийских языков (подобно носителями тямских во Вьетнаме), которые дали таким образом начало пайванским языкам Тайваня, но на материке полностью исчезли. В китайских хрониках упоминаются народы, жившие на юге материка, которые говорили, возможно, на австронезийских языках (юэ), хотя свидетельства об их языковой принадлежности недостаточно достоверны. Р. Феррелл считает, что носители языков юэ могли быть австронезийцами [440, с. 3], но К. Ламберт-Карловский [840, с. 81], Т. Обаяси [1031], У. Эберхард [386, с. 432] и К. Фицджеральд [453, с. 1] не разделяют эту точку зрения. Я следую Ферреллу для того, чтобы объяснить присутствие на Тайване луншаноидов, ибо на острове нет носителей неавстронезийских языков, с которыми могла быть связана луншаноидная культура. Конечно, возможное соответствие луншаноидной культуры и пайванских языков не дает оснований для утверждения, что протоавстронезийцы были локализованы в Южном Китае; луншаноидная культура имеет для этого слишком позднюю датировку.
Приведенные факты показывают, что Тайвань был, бесспорно, важным пунктом распространения культурных инноваций из материковой части Азии на острова. В этой связи представляется целесообразным подчеркнуть значение традиций шнуровой керамики и культуры юаньшань, а не луншаноидной, как это принято было ранее (см., например, [218, с. 374]). Обзор неолитических культур Филиппинского архипелага и Меланезии покажет их большую близость к культуре юаньшань, чем к луншаноидной.
В силу своего географического положения между Южным Китаем и Меланезией Филиппины представляют собой большой интерес с точки зрения доистории Океании. Острова этого архипелага по сравнению с Юго-Восточной Азией довольно хорошо изучены, благодаря, в частности, исследованиям О. Бейера (1883–1966), который опубликовал две обстоятельные работы по археологии Филиппин, обобщив свои исследования, начатые в 1932 г. [114, с. 129–135; 115; 116]. Во второй работе, изданной в 1948 г., О. Бейер выдвинул концепцию о миграциях; в основе этой концепции лежат мысли о незначительных типологических вариациях тесел и идеи, высказанные в 1932 г. Р. Хайне-Гельдерном. Миграционные теории О. Бейера, касающиеся Юго-Восточной Азии, необычайно сложны, и неудивительно, что последние раскопки их почти не подтверждают. В схеме Бейера различаются культура раннего неолита (для нее характерны круглые или овальные тесла-топоры), отражающая три миграционные волны в 4000–2250 гг. до н. э.; культура среднего неолита (тесла-топоры с плечиками и гребнем), 2250–1750 гг. до н. э.; культура позднего неолита (ровные и уступчатые тесла типов 2 и 1А, по Даффу), 1750—250 гг. до н. э. Последняя культура смыкается с эпохой ранней бронзы (800–250 гг. до н. э.). Предложенная О. Бейером общая датировка неолита представляется вполне вероятной, а его определение позднего неолита (как и выделение культуры четырехгранного топора Р. Хайне-Гельдерном) отражает основные аспекты неолита на островах Филиппинского архипелага. Концепции О. Бейера о раннем и среднем неолите, как и аналогичные концепции Р. Хайне-Гельдерна, не имеют большого значения. К тому же О. Бейер сделал ошибочное предположение, что на Филиппинах до эпохи металла керамика не производилась.
Поздний неолит Филиппинского архипелага в описании О. Бейера имеет много общих черт с неолитом Юго-Восточной Азии вообще. О. Бейер, подобно Даффу (о классификации тесел последним говорилось выше), считал, что полинезийские тесла имеют филиппинское происхождение. В провинции Батангас на Лусоне было обнаружено множество вещей из нефрита, и на основании этого Бейер сделал вывод, что так называемый культ нефрита, известный на Новой Зеландии, зародился на Филиппинах (предположение, как будет показано ниже, ошибочное). Нефритовые изделия из провинции Батангас весьма разнообразны: это иглы, долота, черешковые наконечники копий, подобные шиферным наконечникам с Тайваня, цилиндрические и дисковидные бусины, подвески в виде топорика с дырочкой, подобные подвескам с плато Траннинь в Лаосе, браслеты, гладкие диски и серьги «линглинг-о». Многие браслеты и бусы сделаны из раковин; на памятниках в Батангасе встречаются также стеклянные бусы и изделия из бронзы (втульчатые топоры, наконечники стрел и миниатюрные бубенчики). О. Бейер очень мало сообщает о стратиграфии этих находок, но благодаря превосходным новейшим исследованиям мы имеем возможность заполнить этот пробел.
Соотношение эпох неолита и металла на о-ве Палаван, входящем в состав Филиппинского архипелага, весьма тщательно прослежено Р. Фоксом [475]. Ею изыскания наряду с другими материалами о Филиппинах могут быть использованы для построения общей схемы преемственности культур. Наиболее ранний предположительно неолитический комплекс на Палаване, правда докерамический, происходит из пещеры Дуйонг в районе Табон.
Изделия из пещер Табон: a — f — ушные подвески из нефрита, из них: d-f — типа «линглинг-о»; g-j — керамические литейные формы и втульчатые топоры
Здесь Р. Фокс открыл скорченное мужское погребение с каменным теслом (типа 2, по Р. Даффу), четырьмя веслами из раковин Tridacna, двумя ушными дисками и нагрудным украшением из просверленных раковин Conus, шестью раковинами Area, в которых, видимо, хранили известь для жевания бетеля. Уголь из погребения дал радиоуглеродную дату 2680±250 гг. до н. э. (калиброванная дата — около 3100 г. до н. э.), а соответствующий слой в пещере с аналогичными изделиями из раковин получил дату 3730±80 лет до н. э. (калиброванная дата — около 4300 г. до н. э.). Сходные изделия из раковин были обнаружены и в других местах на Палаване и на островах архипелага Сулу; докерамический комплекс Дуйонг по дате и характерным признакам может быть увязан с австронезийским населением Океании, в частности Меланезии. Этот вывод весьма важен, поскольку в главе VIII, посвященной Меланезии, речь пойдет, в частности, о том, что древнейшее население этой области также не знало керамики, а массовая миграция населения, использовавшего керамику, началось не ранее 1500 г. до н. э.
Однако на Филиппинах древнейшая керамика появилась около 3000 г. до н. э., видимо, в комплексе, сменившем докерамический комплекс Дуйонг. Гладкостенная керамика, изредка с красным ангобом, датируется приблизительно 3000 г. до н. э. Она обнаружена в поселке Димолит на Северо-Восточном Лусоне, о-ве Санга-Санга в архипелаге Сулу, о-вах Талауд в Северо-Восточной Индонезии [1096; 1333; 97]. В поселке Лалло в долине Кагайян на севере Лусона также открыты керамика с красным ангобом и каменные тесла. Подробных отчетов еще нет, но имеются данные радиоуглеродного анализа, датирующие стоянку приблизительно 1600 г. до н. э. [300; 936, с. 376]. В поселке Димолит открыты еще сосуды на круглой ножке с небольшими круглыми прорезями, подобные фрагментам с памятников, относящихся к культуре шнуровой керамики на Тайване. Поскольку в южной части Сулавеси и на Тиморе, о которых речь пойдет ниже, гладкостенная керамика также датируется 3000 г. до н. э., очевидно, что традиция производства керамики, несколько отличающейся от шнуровой керамики Тайваня и материковой части Юго-Восточной Азии, к этому времени широко распространилась на островах Филиппинского архипелага и на востоке Индонезии. Кроме того, в поселке Димолит обнаружены остатки двух домов с земляными полами, площадь каждого — около 3 кв. м. Сравнивая эти данные с материалом из раскопок Р. Фокса на о-ве Палаван, можно предположить, что керамика там появилась около 1000 г. до н. э. (впрочем, эта дата может объясняться просто отсутствием данных)[102]. Наиболее ранняя керамика Палавана связана с богатой традицией кувшинных погребений, просуществовавшей в течение всего I тысячелетия до н. э., а в некоторых районах и до недавнего прошлого. Об этом свидетельствуют материалы кувшинного погребального комплекса Табон, который, по мнению Р. Фокса, относится к позднему неолиту и эпохе металла [475]. Кувшины в пещерах, снабженные, как правило, крышками, стояли на полу, что, естественно, затрудняет стратиграфический анализ. В кувшинах совершались вторичные некремированные захоронения, кости часто покрыты красным гематитом. Меньшие сосуды и украшения помещались в погребальные кувшины или закапывались вокруг них в качестве погребального инвентаря, как в Долине Кувшинов и в комплексе Сахюинь на материке и в кувшинных погребениях на о-вах Талауд. В большинстве кувшинов комплекса Табон содержались останки только одного умершего; черепа отчетливо монголоидные. Погребение в кувшинах, однако, не было единственным способом захоронения, имеется также небольшое число первичных и вторичных ингумаций. Период позднего неолита в кувшинном погребальном комплексе Табон представлен двумя пещерами — Нгипетдулдуг и Манунггул (камера А). В первой обнаружены набор бусин из раковин и камня, тесло (типа 1А, по Р. Даффу) с уступом, раковинный совочек и браслет. Пещера Манунггул (камера А), датируемая радиоуглеродным методом 800 г. до н. э., содержит гораздо более широкий набор нефритовых бус с просверленным отверстием, бус из других редких камней и раковин, а также несколько уникальных сосудов с резным орнаментом, расписанных красной краской. На крышке одного из них — изображение корабля мертвых с двумя человеческими фигурами. Это изображение заставляет вспомнить символы-лодки на барабанах донгшона, а также недавние верования племен Палавана; материалы пещеры Манунггул (камера А), несомненно, представляют высокоразвитую керамическую традицию (если выделить ее особо).
Формы сосудов из табонского керамического комплекса
Местоположение пещеры Манунггул на отвесном и почти недоступном утесе способствовало сохранению ее богатого комплекса. Другой комплекс, близкий памятникам Нгипетдулдуг и Манунггул (камера А), обнаружен в пещере Леталета в Эль-Нидо, у северной оконечности о-ва Палаван. Среди находок — ожерелья из раковинных бусин и браслеты из раковин, а также прекрасная керамика, в том числе неглубокая чаша на ажурной круглой ножке. Р. Фокс считает комплекс Лета-Лета поздненеолитическим, и, несмотря на то что в Лета-Лета и Нгипетдулдуге нет кувшинных погребений, очевидно, что этот способ погребения развивался на островах Филиппинского архипелага или был занесен туда в эпоху позднего неолита приблизительно к 1000 г. до н. э.
Кувшинные погребения эпохи металла в комплексе Табон появились приблизительно в 600–500 гг. до н. э.[103]. Р. Фокс делит их на две группы. Первая принадлежит к ранней эпохе металла, для которой характерны изделия из бронзы и стекла, вторая к развитой эпохе металла, в которой преобладали бронза, стекло и железо. Вторая группа зафиксирована в Манунггуле (камера В) и датируется радиоуглеродным методом приблизительно 190 г. до н. э. Олово на Филиппинских островах не найдено, однако наличие литейных форм для топоров указывает на существование местного литья, возможно, с использованием олова, ввозившегося с материка. Среди бронзовых изделий — топоры с втулками, скошенными и округленными лезвиями, втульчатые наконечники копий, черешковые наконечники стрел, ножи и, возможно, зазубренный гарпун. Наряду с поздненеолитическими нефритовыми бусами найдены сердоликовые и стеклянные, характерные для культуры сахюинь (хотя неизвестно, производилось стекло на месте или нет), а также несколько золотых бусин. На многих памятниках обнаружены нефритовые браслеты, украшения типа «линглинг-о» и другие, не столь обычные нефритовые украшения. Среди находок есть также ложки, бусы и совочки из раковин, на поздних памятниках — черешковые ножи и наконечники копий из железа.
Керамика Табона однородна, вся сделана вручную и плохо обожжена. Большинство сосудов гладкие, но есть и лощеные, с красным ангобом, встречаются сосуды с резным орнаментом и с отпечатками лопатки. Резной орнамент редок, иногда в виде завитков и треугольников, роспись красным гематитом встречается только на сосудах из поздненеолитической камеры в пещере Манунггул. Много круглодонных и реберчатых сосудов, круглые ножки редки, триподов нет. Формы сосудов и шнуровой орнамент, особенно в неолитических кувшинных погребениях, сближают керамику комплекса Табон с поздней керамикой пещеры Ниа и Сараваке. Сходство с керамикой каланай эпохи металла, распространенной на центральных островах Филиппин, не так очевидно, потому что последняя не имеет шнурового орнамента. Некоторые погребальные кувшины комплекса Табон с усеченно-коническими крышками имеют аналогии в культуре сахюинь (юг Вьетнама). Сахюинь, Каланай, Ниа, Табон и другие памятники, о которых будет сказано ниже, представляют основную австронезийскую традицию кувшинных погребений, локализованную на севере и востоке архипелага в конце II тысячелетия и в I тысячелетии до н. э. Эта традиция появилась лишь на несколько столетий позднее того времени, когда началось распространение керамического производства на восток — в Меланезию. Несмотря на то что Р. Фокс не согласен с теориями О. Бейера, он использовал концепцию последовательных миграций из материковой части Юго-Восточной Азии для того, чтобы объяснить возникновение кувшинного погребального комплекса Табон. Так, по мнению Фокса, керамика и обработка нефрита сначала появились на Палаване около 1500 г. до н. э., за ними из Индокитая проникла традиция кувшинных погребений, затем — бронза, стекло, украшения типа «линглинг-о» и, наконец, железо. Южный Китай и Индокитай, видимо, наиболее вероятные источники зарождения традиций, распространившихся через Индонезию или через северные острова Филиппинского архипелага. Однако если технология бронзы и железа могла возникнуть лишь в результате контактов островитян с населением Азиатского материка, то кувшинные погребения Палавана древнее материковых на 500 лет. Кувшинные погребения, по-видимому, появились в результате самостоятельного развития этого ритуала в Индонезии и на Филиппинах. К одному из вариантов этой линии развития относится культура сахюинь на юге Вьетнама. Керамика же, несомненно, развивалась под влиянием шнуровой керамики Тайваня и керамики юаньшань. Кувшинные погребения следует рассматривать как австронезийское нововведение, причем эта погребальная традиция продолжалась в Индонезии, на Филиппинах, Тайване [1298] и на о-ве Ботель-Тобаго [85] до недавнего времени. Так как керамика типа лапита, которая распространилась из островной Юго-Восточной Азии в Меланезию около 1500 г. до н. э., не была связана с кувшинными погребениями, можно думать, что последние появились незадолго до I тысячелетия до н. э.; эта датировка надежно подтверждается материалами комплекса Табон.
В центральной части Филиппин, как и на Палаване, в I тысячелетии до н. э. также была распространена традиция кувшинных погребений. Однако на о-ве Масбате была обнаружена керамика, видимо предшествующая кувшинным погребениям и очень напоминающая керамику юаньшань с Тайваня и первую меланезийскую (лапита). В двух пещерах в известняковой горе Батунган У. Солхейм открыл комплекс орудий из отщепов, бесчерешковые тесла и множества фрагментов керамики, 98 % которых неорнаментированные [1908]; немногочисленные орнаментированные черепки — с красным ангобом, украшены рядами штампованных кружков, резных спиралей, прямоугольных узоров, пунктирных вдавлений и заполнены известью. Эта керамика уникальна для Филиппин, а ее сходство с юаньшаньскими сосудами Тайваня и древнейшей керамикой Марианских островов и Меланезии имеет, как будет показано ниже, особую значимость. Радиоуглеродная дата одной из пещер Батунган — около 750 г. до н. э., но характер керамики позволяет предположить, что эти памятники по меньшей мере на 500 лет древнее этой даты.
Другая центральнофилиппинская культура, датируемая началом второй половины I тысячелетия до н. э., относится к эпохе металла. Это культура каланай, тоже выделенная благодаря работам У. Солхейма, который в 1964 г. опубликовал детальный анализ большого керамического материала, собранного в 1922–1925 гг. на памятниках Филиппин К. Гуте и им самим во время раскопок в Каланай — пещере с кувшинными погребениями — на о-ве Масбате [1301]. Памятники, относящиеся к культуре каланай, в целом могут быть датированы временем от IV в. до н. э. до XV в. н. э.; этапы развития этой культуры дифференцированы еще недостаточно. У. Солхейм выделил также два других керамических комплекса эпохи металла на Филиппинах, которые он назвал Баумалай и Новаличес. Однако существует много спорного в интерпретации этих двух поздних и не имеющих точных дат керамических комплексов, поэтому они не будут рассматриваться далее.
Керамика каланай — круглодонные кувшины, блюда на ножке, иногда с прорезями, редко — триподы и крышки. Сосуды сделаны на примитивном круге, часто имеют красный ангоб, граненое или реберчатое тулово (граненые сосуды типа каланай были недавно обнаружены на о-ве Самар [1392]). Орнамент в основном нарезной, из треугольников, спиралей и прямоугольных меандров, но без отпечатков шнура. Некоторые мотивы выполнены краем раковины Area, как в комплексе Сахюинь. Культура каланай, несомненно, связана с культурой сахюинь; несколько сосудов, выполненных в традиции каланай, обнаружены на о-ве Самуй в Сиамском заливе [1302]. Поскольку остров расположен в 1100 км к западу от ареала сахюинь и более чем в 2400 км от центральных островов Филиппинского архипелага, эта находка имеет огромное значение.
Фрагменты керамики с нарезным и штампованным орнаментом из пещер Батунган
Декор керамики каланай имеет сходство с орнаментальными мотивами донгшонской бронзы. Эта керамика мало похожа на грубую донгшонскую и керамику из комплекса Табон, которая, как уже отмечалось, ближе к сосудам из пещеры Ниа в Сараваке. Характерные изделия из пещеры Каланай — каменные тесла (типа 2, по Р. Даффу), нефритовые и стеклянные бусы, бронзовый бубенчик, железные ножи, фрагмент браслета из раковины, дисковидная подвеска из раковины Conus, такая же, как Подвеска из погребения в пещере Дуйонг на о-ве Палаван.
Хотя для комплекса Каланай не установлено абсолютных дат, У. Солхейм склоняется к тому, что железо, стекло, а возможно, и ткачество появились на центральных островах Филиппинского архипелага около 400 г. до н. э. Поселения и погребения в провинции Соргосон на юго-востоке Лусона, также относящиеся к культуре каланай, не содержат предметов из железа и стекла несмотря на позднюю радиоуглеродную дату — 100 г. до н. э. — 200 г. н. э. [476; 477]. На этих поселениях обнаружен набор те-сел, очень близкий полинезийскому (включая тесла типов 1А, 2А и 3А, по Даффу). Несомненно, керамика в стиле каланай производилась на центральных островах Филиппинского архипелага в течение длительного времени, и это затрудняет ее точную хронологическую характеристику. У. Солхейм в целом ряде своих работ утверждает, что существовала единая керамическая традиция сахюинь — каланай, включающая значительную часть керамики неолита и керамики, предшествовавшей эпохе индианизации. Эти типы керамики открыты при раскопках по всей Юго-Восточной Азии — от Таиланда до индонезийской провинции Ириан-Джая [1295; 1296; 1297; 1300; 1303; 1304; 1305; 1310]. Концепция У. Солхейма учитывает по преимуществу черты керамики, свойственные всем культурам Юго-Восточной Азии, в то время как наибольшее культурно-историческое значение имеют параллели, связывающие комплексы Сахюинь, Каланай и Табон.
Что касается последовательности культур неолита и эпохи металла на Филиппинах, то совершенно очевидно, что наиболее ранним является докерамический комплекс в пещере Дуйонг. Затем примерно около 3000 г. до н. э. появилась традиция гладкостенной керамики с красным ангобом, существовавшая почти до 1500 г. до н. э. Поздненеолитическая орнаментированная керамика появилась во второй половине II тысячелетия до н. э., а около 1000 г. до н. э. здесь возникли кувшинные погребения. Поздненеолитическая керамика имеет резной и штампованный орнамент, иногда — архаичные шнуровой и плетеный, которые, казалось бы, исчезли в более раннюю эпоху производства гладкостенных сосудов. В эпоху орнаментированной керамики (1500— 500 гг. до н. э.) выявляются важные связи с Тайванем (культура юаньшань), Восточной Индонезией, Марианскими островами и Меланезией (культура лапита). Керамика Океании будет рассмотрена ниже, в главах VIII и IX.
Культуры кувшинных погребений, традиция которых продолжалась и в эпоху металла примерно до 500 г. до н. э., хорошо представлены в комплексах Табоп, Каланай и, конечно, Сахюинь в Южном Вьетнаме, а также на островах к югу от Минданао.
Острова Талауд лингвистически и в культурном отношении тесно связаны с Филиппинами, хотя принадлежат теперь Индонезии. В 1974 г. мы с И. Сугаясой вели там раскопки в трех пещерах; я уже говорил выше о гладкостенной керамике с красным ангобом, изготовление которой началось около 3000 г. до н. э., и о докерамическом производстве отщепов и пластин. Культурные напластования в пещерах хорошо стратифицированы и не были потревожены; гладкостенная керамика постепенно сменяется (дату еще предстоит установить) орнаментированной, очень близкой керамике комплексов Табон и Каланай. К более поздним стадиям (I тысячелетию до н. э.) относятся кувшинные погребения с богатым инвентарем, включающим стеклянные, агатовые л сердоликовые бусины, медный топор с втулкой, литейные фор-
из обожженной глины, керамические серьги, каменные затычки для ушей и браслеты из раковин. Я не могу пока с достаточной уверенностью оценить значение этих находок, однако очевидно, что кувшинные погребения типа Табон и Каланай продолжали совершаться на о-вах Талауд. Культура на Филиппинах л о-вах Талауд развивалась примерно в том же направлении, что и культура других районов Индонезии.
Неолит Ниа (о раскопках в этой пещере рассказано в главе II) синхронен неолиту Табона, т. е. датируется, с середины II тысячелетия до н. э. и до появления бронзы приблизительно в 250 г. до н. э. Т. Харрисон датирует появление тесел (тина 2А, по Р. Даффу) 2500 г. до н. э.; если он прав, пещера может содержать и более ранние неолитические комплексы. Неолитические комплексы представлены в основном погребениями [648]. Погребения, относящиеся к тому же времени, что и погребения в Ниа, были раскопаны в пещере Магала (вход Е) в 8 км к югу от Ниа [650].
Могильник Ниа расположен у входа в пещеру. Если погребения раннего докерамического периода скорченные, то здесь, как и в большинстве неолитических погребений Юго-Восточной Азии, преобладают вытянутые. Эти вытянутые погребения иногда окрашены гематитом, на некоторых — следы огня. Умерших часто укладывали в неглубокие ямы завернутыми в циновки или сигарообразные бамбуковые гробы. Одна из деревянных колод датируется радиоуглеродным методом примерно 500 г. до н. э.
Наряду с ингумациями были распространены кремации и обожженные вторичные погребения, помещавшиеся в деревянных гробах, горшках или бамбуковых ларцах. Один горшок, орнаментированный резной лопаткой, содержал кальцинированные кости, небольшую чашу и головешку, по которой был датирован (радиоуглеродным методом) 1300 г. до н. э.; Б. Харрисон предположила, что погребения Ниа в целом относятся примерно к 1600— 400 гг. до н. э.
Погребения с инвентарем малочисленны, только в одном из 66 описанных найдена бронза. Вещевой комплекс включает костяные подвески и трубчатые бусины, просверленные зубы для ожерелий [669], диски и кольца из раковин, тесло (типа 2А, по Р. Даффу). По форме и декору керамика Ниа [1315] очень близка керамике Табона; многие фрагменты — гладкие или с отпечатками лопатки, резной или обмотанной шнуром. Резной штамп и Лопатка, которой наносился орнамент на сосуды, найденные в Ниа и Табоне, заслуживают особого внимания, так как они использовались одновременно и при изготовлении геометрической керамики Южного Китая. Вдобавок в Ниа были обнаружены необычные сосуды с носиком [663] и несколько уникальных «трехцветных» сосудов, расписанных искусными узорами, например прямоугольными меандрами, близкими орнаментальному стилю каланай, черной и красной красками по кремовому фону. Поскольку среди керамики Ниа много сосудов с отпечатками лопатки, эту керамику можно считать прямой предшественницей «баумалайской» кухонной посуды, имеющей такие же отпечатки и распространенной до сих пор на Калимантане и Палаване (хотя У. Солхейм [1306] выводит «баумалайскую» керамику из Южного Китая, мне представляется более реальным местное развитие на Калимантане). Появление одомашненных собаки и свиньи в неолитических слоях Ниа (см. [261; 974]), а также погребении монголоидов — две другие важные черты этого памятника. Неолит Ниа по основным показателям, видимо, близок филиппинскому, относящемуся к концу II тысячелетия и I тысячелетию до н. э. Такого рода параллели с неолитом индонезийских островов, расположенных южнее, представляются не столь очевидными. Нет явных аналогий и на п-ове Малакка [1418].
На юго-западе Сулавеси, как и на островах Филиппинского архипелага и о-вах Талауд, появление гладкостенной керамики относится приблизительно к началу III тысячелетия до н. э. в комплексе с поздней тоалской индустрией. Сходные результаты дали раскопки Я. Главера на востоке Тимора [529], где гладкостенная керамика — округлые сосуды и чаши, иногда на низкой круглой ножке, — появились тоже около 3000 г. до н. э. Эта керамика найдена в комплексе с раковинными браслетами, дисками, бусами, а также с теслами и единственным цельным рыболовным крючком из раковины Trochus, обнаруженным в пещере Буичериуато.
В 1500—500 гг. до н. э. на Тиморе встречается редкая керамика с резными треугольниками и рядами сцепляющихся полукружий; очень близкая керамика, пока не датированная, известна на памятниках в юго-западной и центральной части Сулавеси (см. ниже). Существует также некоторое сходство с орнаментированной керамикой позднего неолита и эпохи металла на Филиппинах, но материал Тимора слишком малочислен, чтобы можно было провести детальное сопоставление.
Я. Главер обнаружил на Тиморе свидетельства интродукции человеком различных видов животных, что имеет огромное значение, ибо материалы подобного рода в Юго-Восточной Азии крайне редки. Приблизительно к 2500 г. до н. э. относятся пап-денные в тиморских пещерах кости свиньи, ввезенной и, видимо, одомашненной; возможно, хотя и не столь очевидно, в это же время появилась собака. Около 1000 г., если не раньше, появились еще два доместицированных животных — бык неопределенного вида и овца (или коза). Кости овец и коз неразличимы из-за фрагментарности материала, но и та и другая могли обитать на Тиморе в отдельности или вместе, хотя до появления работы Я. Главера никто не знал о том, что обитатели доисторических поселений Юго-Восточной Азии держали их. О существовании быков, в частности зебу, известно из синхронных и более ранних слоев раскопок Нонноктха в Таиланде, мелкий рогатый скот пока обнаружен только в поселениях Северного Китая и Индии того же периода. Для реконструкции хозяйства доисторического общества Юго-Восточной Азии необходимы длительные исследования.
Удивительно, что на Тимор около 2500 г. до н. э. были завезены три диких млекопитающих: с запада — циветта (Paradoxurus hermaphroditus) и длиннохвостый макак (Масаса iris), а с востока, возможно с Новой Гвинеи или Молуккских островов, — сумчатый кускус (Phalanger orientalis). Это один из немногих известных случаев перевозки доисторическим человеком диких животных; в связи с этим, естественно, встает вопрос: были ли в период интродукции одомашнены другие животные? В этом отношении особую проблему представляет то обстоятельство, что свинья была завезена на Новую Гвинею по меньшей мере 6–7 тыс. лет назад.
Заслуживают также краткого упоминания прежние раскопки пещер на западе Тимора. В двух скальных навесах, Никиники I и Лианглелуат II [1410; 530], были обнаружены необычные черешковые наконечники из удлиненных пластинчатых отщепов, аналогичные тем, которые открыл Я. Главер в Уайбобо I (восточная часть Тимора), где они датируются приблизительно 300 г. до н. э. — 1200 г. н. э. В Никиники I также обнаружены оббитые с двух сторон тесла, очевидно, местной формы. В I тысячелетии до н. э. на Тимор был завезен металл, с этого времени заметно сократилось число каменных орудий.
В гротах на западе и в центральной части соседнего острова Флорес обнаружены следы производства пластин и отщепов из кремнистого сланца и обсидиана, а также диски с дырочками из раковин-жемчужниц и немногочисленные фрагменты керамики с резным орнаментом [1409]. В таком комплексе в Лиангтоге [683; 684, с. 140], не содержавшем керамики, найдены кости свиней и останки человеческих скелетов, которые Т. Джекоб отнес к австромеланезийцам; они датируются радиоуглеродным методом 1600±525 до н. э. (калиброванная дата —1800 г. до н. э.). По сравнению с Тимором развитие культуры на о-ве Флорес шло замедленными темпами, но, видимо, такое впечатление складывается из-за недостатка данных. На Флоресе обнаружена керамика, возможно неолитическая, с нарезным и налепным орнаментом, такая же, как в районе залива Макклюер (Те)лук Берау) в провинции Ириан-Джая [1154; 1299; 396; 370–373], однако археологический контекст этих находок неясен. Кроме тоалских стоянок на Сулавеси пока обнаружены только два памятника с комплексами доисторической керамики. Это два открытых поселка, расположенные неподалеку друг от друга в среднем течении р. Карама в центральной части Сулавеси, — Минангасипакко и Галумпанг [677; 684, с. 185–190; 193][104]. Последний наиболее важен, он был впервые исследован П. ван Стейн Калленфелсом в 1933 г., а затем X. ван Геекереном в 1949 г. Все находки происходят из одного слоя; это — тесла типа 2А, по Р. Даффу, тесла с линзообразным сечением (некоторые — черешковые, другие с перехватом, подобные недатированным образцам из комплекса Гуа-Кепах на Малаккском полуострове), шиферные и сланцевые наконечники стрел с черешками и без черешков (черешковые формы сходны с образцами, найденными на Лусоне и на Тайване). Обнаружены также каменные ножи, колотушки для тапы, предмет из обожженной глины, видимо фаллический символ, а также много фрагментов керамики, из которых около 6 % с резным орнаментом. Мотивы орнамента, особенно ряды сцепляющихся полукружий, близки мотивам на керамике, обнаруженной Я. Главером на о-ве Тимор, а также на доисторической керамике, найденной в 1969 г. Д. Дж. Малвани и Р. П. Соеджоно в районе Марос на юго-западе Сулавеси [1010; 1011]. В своем отчете о раскопках X. ван Геекерен заявил, что возраст поселка — около 600 лет, но это положение было сразу оспорено О. Бейером, предположившим, что поселок возник по крайней мере до новой эры [117]; эта точка зрения подтверждается керамическими аналогиями. Поселок Минангасипакко аналогичен поселку Галумпанг. Поражает сходство керамики культур неолита и эпохи металла на Тайване, Филиппинах, о-вах Талауд, Сулавеси, Тимор и в Сараваке на Калимантане. Черешковые каменные наконечники также распространены в Японии, Южном Китае, на Тайване, Лусоне, Сулавеси и Тиморе. В Индокитае (исключая культуру сахюинь), на Малаккском полуострове и в Западной Индонезии аналогичных находок нет. Очевидно, в III–I тысячелетиях до н. э. в восточных районах островной Юго-Восточной Азии существовали родственные керамические культуры неолита и эпохи металла.
Исходя из этого, можно проследить проникновение культур, производивших керамику, в Океанию. Уяснению этих связей во времени и пространстве поможет следующая общая схема развития культуры на Тайване, Филиппинах и в восточной части Индонезии [97].
Эпоха неолита — ранняя стадия. Включает культуру шнуровой керамики на Тайване, а также гладкостенную керамику и керамику с красным ангобом на Филиппинах, о-вах Талауд, на юге Сулавеси и на Тиморе. Эта культура, возможно связанная с начальной экспансией земледельцев, говоривших на австронезийских языках, датируется на Тайване приблизительно V тысячелетием до н. э.
Эпоха неолита — поздняя стадия. Включает культуру юаньшань на Тайване, керамику комплексов Батунган и Табон (ранний период) на Филиппинах, аналогичную орнаментированную керамику Тимора и, возможно, Галумпанга. На Тайване эта стадия фиксируется с начала II тысячелетия до н. э., южнее — возможно, с 1500 г. до н. э. В течение этого периода население, начавшее производить керамику, впервые мигрировало в Микронезию и Меланезию. В конце этого периода на Филиппинах появились кувшинные погребения.
Ранняя эпоха металла. Для этой стадии характерны кувшинные погребения (в Табоне, Ниа, Каланай и на о-вах Талауд). Сюда относятся находки изделий из бронзы и железа, стеклянных и сердоликовых бусин индийского и малайского происхождения (об этом см. ниже). Хронологические границы — приблизительно 500 г. до н. э. — 1000 г. н. э.
Поздний период. Этот период выходит за рамки нашей темы. Начался он, возможно, в 1200 г. н. э. с импорта китайского фарфора. В это время продолжалась традиция кувшинных погребений; на Филиппинах, на севере Сулавеси, о-вах Талауд появилось много местных типов керамики. Культура позднего периода сложным образом переплетается с культурами, известными этнографам. Типы керамики более разнообразны, видимо, благодаря расширявшимся контактам с чужестранцами, особенно с китайцами и торговцами из мусульманских стран.
Неолит таких больших островов, как Ява и Суматра, до сих пор, к сожалению, почти не изучался. На Суматре в районе оз. Керинчи и в Джамби обнаружены следы производства отщепов и пластин из обсидиана, очевидно продолжавшегося и после появления керамики (особенно в пещере Тьянкопанджанг около Джамби). В комплексах, собранных на памятниках у оз. Керинчи [741], отщепы, видимо, связаны со шнуровой керамикой и керамикой с резным орнаментом, керамическими затычками для Мочек ушей как в комплексе Сомронгсен и гранеными сердоликовыми бусинами; все они имеют параллели в культурах неолита и эпохи металла в Индокитае. Однако, поскольку на одном из памятников у оз. Керинчи были также найдены бронзовый наручный браслет и часть тимпана от барабана (типа 1, по Ф. Хегеру), возможно, это смешанные комплексы, относящиеся к длительному периоду времени. Неизвестен археологический Контекст мастерских по производству кремневых орудий, разбросанных на площади около 10 км в поперечнике вокруг Патжитана и Пунунга в центральной части Явы (190; 692, с. 136–137; 1342].
Видимо, они специализировались на производстве тесел разных размеров, долот, а также наконечников стрел, которые по типу близки находкам из Гуа-Лава. Эти памятники явно требуют дальнейшего исследования.
Видимо, наши знания о доисторической Яве в ближайшем будущем пополняются благодаря реализации крупномасштабной программы исследований, разработанной Археологическим национальным центром Индонезии. В западной части Индонезии на горных памятниках на берегу озер Бандунг и Лелес, а также в Клападуа, Крамачати и Танджонгприок в районе Джакарты известны комплексы, предположительно неолитические, с керамикой гладкостенной, шнуровой и орнаментированной гребенчатым штампом [1347]. Другая неолитическая стоянка с гладкостенной керамикой была раскопана в Кенденглембу на востоке Явы [684, с. 173–184]. Тем не менее у нас еще нет сведений, которые позволили бы наметить хотя бы основные черты доистории Явы, но, видимо, культурное развитие этого острова несколько отличалось от развития восточных островов Индонезии и Филиппин.
К этой довольно скудной сводке данных остается добавить не слишком надежное свидетельство о распространении кувшинных погребений на островах Сулавеси, Сумба и, возможно, Ява [682, с. 80–83]. У. Виллеме давно раскопал в Сабанге в «центральной части Сулавеси поле погребальных кувшинов, но кувшины оказались пустыми; подозрительна также находка на этом памятнике черепков китайской керамики. В Мелоло на востоке о-ва Сумба в 20—30-е годы XX в. было исследовано гораздо более богатое поле погребальных урн; археологи обнаружили много больших круглодонных урн, содержавших фрагментарные некремированные вторичные захоронения, тесла (типа 2А, но Р. Даффу), браслеты из раковин, бусины из раковин и камня и маленькие вотивные сосуды. Некоторые из них хорошо лощенные, в форме колбы с длинным горлом, имеют резной геометрический и антропоморфный орнамент, заполненный белой пастой. Датировка этого поля погребальных урн спорна: X. ван Геекерен относит его к неолиту [684, с. 191], другие авторы — к эпохе металла (см., например, [692, с. 148]). Колбы имеют аналогии с находками из разрушенных поселений Буни на западе Явы [1292; 1346] (в этих поселках была обнаружена керамика, аналогичная керамике комплексов сахюинь — каланай и «баумалайской» [1306], однако время существования этих поселков неизвестно), а также на юге Суматры, которые можно отнести и ко времени неолита, и к эпохе металла. Другое поле кувшинных погребений обнаружено в Анджаре на западном побережье Явы где первичные погребения помещены в большие урны вместе с малыми погребальными сосудами [679]. Последние немного напоминают филиппинские сосуды из комплекса Каланай, однако наши общие представления о доисторических кувшинных погребениях Индонезии настолько скудны, что любые заключения сейчас преждевременны.
Культура эпохи металла (см. [682]) на о-вах Сунда, видимо, родственна донгшонской, и в порядке рабочей гипотезы ее можно датировать 1000 г. до н. э. — 500 г. н. э. (на западных островах). Однако неясно, какое воздействие оказывала впоследствии возрастающая индианизация на местную бронзовую индустрию; многие предметы, внешне близкие донгшонским, в действительности могут быть недавнего происхождения. Культурные истоки производства бронзы, близкой донгшонской, также остаются неизвестными: находки на различных памятниках Индонезии литейных форм для барабанов (иных, чем тип 1, по Ф. Хегеру) и топоров свидетельствуют о местном производстве, однако нельзя исключать возможность импорта с материка, а также распространение торговых связей и влияний (степень которых неизвестна) в обратном направлении — из Индонезии в Индокитай. Видимо, картину усложняет также прямой контакт Китая с Западной Индонезией после V в. н. э. Индонезийские бронзы напоминают донгшонские как по форме, так и по составу сплава, в частности по высокому содержанию свинца.
Втульчатые топоры, подобные тем, которые существовали на материке, обнаружены на всех островах архипелага, у многих из них верхний конец завершается отчетливо выраженным «ласточкиным хвостом». На Яве были известны и церемониальные топоры, близкие донгшонским башмакообразным; на небольшом острове Роти найдены три уникальных церемониальных топора с низким рельефным орнаментом, в котором преобладают донгшонские мотивы — кружки, соединенные касательные линии, человеческие фигурки в головных уборах с плюмажами.
Барабаны типа 1, по Ф. Хегеру, зафиксированы во многих местах Индонезии вплоть до о-вов Кай на востоке (южнее п-ова Бомбарай в провинции Ириан-Джая); три поврежденных под атмосферным воздействием тимпана, возможно того же типа, были обнаружены на п-ове Чендравасих (в провинции Ириан-Джая) [399]. Это самые восточные образцы, несомненно, донгшонских изделий, хотя в Западной Меланезии есть кое-какие свидетельства донгшонского влияния (см. главу VIII). Индонезийские барабаны в общем соответствуют классическим образцам Донгшонского декора, включая фигуры животных, птиц и корабли мертвых. Однако барабан типа 1, по Ф. Хегеру, с о-ва Сангеанг, расположенного близ о-ва Сумбава, уникален: на нем изображены свайное жилище с седловидной крышей и люди в костюмах времени китайской династии Хань. На панели барабана — Двое мужчин в кушанских костюмах (из Северо-Западной Индии): один сидит верхом на лошади, другой стоит перед лошадью и держит предмет, напоминающий булаву. Р. Хайне-Гельдерн высказал предположение, что этот барабан был импортирован в Индонезию из Фунани около 250 г. н. э. [694]. Два других очень интересных барабана — один с о-вов Кай, с изображением людей, охотящихся с луками на тигров и ловящих лассо оленей другой с о-ва Салаяр, с фризами из слонов и павлинов, — также были, очевидно, импортированы с запада, так как ни слоны ни тигры, ни павлины не водятся на востоке Индонезии [692 с. 148; 695, с. 327–328). Две почти идентичные бронзовые фляги с о-вов Суматра и Мадура, декорированные широкими низкорельефными спиралями, X. ван Геекерен считает родственными донгшонским [682, с. 34–36]; почти идентичный образец обнаружен в Кендале в Кампучии [1378, табл. XII].
Недавние археологические исследования на Яве способствуют более глубокому изучению эпохи металла в Индонезии; в 1970–1973 гг. Археологическим национальным центром Индонезии были организованы раскопки очень важного памятника Лывилианг (или Пасир Ангин) около Богора. Он находится на вершина холма, с которого открывается великолепный вид на окружающую местность. Здесь вокруг большого каменного массива естественного происхождения совершались обряды жертвоприношении. Памятник, видимо, имел культовое значение. Обнаружены обсидиановые орудия, железные кинжалы и ножи, золотые украшения, стеклянные и сердоликовые бусины и каменные топоры. Бронзовые изделия тоже довольно многочисленны: топоры, колокольчик и чаша. Керамика преимущественно гладкостенная, но встречается шнуровая и гребенчатая. Полного описания Лывилианга до сих пор нет. Радиоуглеродные датировки в настоящее время могут быть приняты условно: согласно им, памятник функционировал в I тысячелетии до н. э. и I тысячелетии н. э. (см. [1347]). Сходные комплексы эпохи металла (при вытянутых погребениях) были в последнее время исследованы И. Сутаясой в районе Буни, к западу от Джакарты. Исследование их, как и неолитических памятников, только начинается.
Замечательная находка бронзы в Индонезии — комплекс из 14 статуэток и 4 браслетов, декорированных рельефными спиралями, из Бангкинанга на юге Суматры [682, с. 36–37]. Статуэтки, изображающие танцоров, напоминают антропоморфные фигурки с материка, описанные выше; на них — ручные и ножные браслеты, серьги, набедренные повязки и спиралевидные нагрудные украшения. Многочисленные находки бронзовых и стеклянных бусин в западной и южной частях Индонезии свидетельствуют об очень тесных связях между Индонезией и Индокитаем в раннюю эпоху металла. Острова Филиппинского архипелага были вовлечены в эти контакты, видимо, в гораздо меньшей степени; на Филиппинах нет бронзовых барабанов и, за исключением северной части Лусона, мегалитов.
Число мегалитов возрастает начиная с эпохи бронзы. К концу I тысячелетия до н. э. между материковой Юго-Восточной Азией и Индонезией существовали очень тесные торговые связи и взаимовлияния; северо-восточная часть Индонезии и Филиппины, где развивались родственные керамические стили и практиковались кувшинные погребения, пребывали в изоляции. Возможно, р течение этого периода произошло заселение Малаккского полуострова малайцами; сведений о том, когда австронезийцы стали селиться в западной части Индонезии, очень мало. Лингвистические данные позволяют предположить, что их проникновение на запад началось более 3 тыс. лет назад, однако отсутствие информации о неолите в этом районе делает дальнейшие построения беспочвенными. Преобладание монголоидного физического типа в западной части Индонезии может быть обусловлено пере движениями населения в эпоху металла (скудные антропологические данные были рассмотрены в главе 1). В Индонезии древние мегалиты известны на Суматре, Яве, Бали, Калимантане, Сулавеси и Сумбаве. В Юго-Западной Малайзии (Малакка и Негери-Сембилан) есть несколько аналогичных им групп столпов, подобных недавним сооружениям келабитов Саравака [1227; 657; 901].
Р. Хайне-Гельдерн считает, что сохранившиеся «мегалитические культуры» особенно на о-вах Ниас, Флорес и Сумба, восходят к эпохе неолита [691; 692], но ни один из этих памятников не может быть определенно датирован временем до эпохи металла. Однако широкое распространение мегалитических памятников и статуй в Океании позволяет предположить, что их происхождение относится к далекому австронезийскому прошлому, возможно к I тысячелетию до н. э. Вместе с тем традиция их сооружения сохранялась как в Океании, так и в Индонезии, особенно на о-ве Ниас, в горных районах Калимантана, вокруг Котакинабалу в Сабахе, до очень недавнего времени [654; 660; 664; 667; 900; 1193]. Многие мегалиты, видимо, связаны с погребальными ритуалами и культом вождей; вообще в Океании спектр их функций довольно широк и так или иначе соотносится с представлениями о мире духов, общение с которыми осуществляется при посредстве гробниц, алтарей и статуй.
Проблема происхождения мегалитов может быть поставлена лишь в контексте их культурных функций. Поэтому пытаться выводить все австронезийские мегалиты из одного района, например из Китая (как это делал М. Флеминг), или связывать их со странствованиями экзотических «детей солнца» (У. Перри [1094]) не только некорректно, но и не нужно. Большого внимания заслуживает точка зрения Р. Хайне-Гельдерна о том, что Каменные столпы, плоские плиты, опорами для которых служили стоячие камни, каменные сиденья, террасы и пирамиды как единый комплекс предшествуют комплексу плиточных могил и каменных погребальных кувшинов эпохи металла. Безоговорочно Принять эту точку зрения нельзя, ибо не хватает археологических Данных. Но тот факт, что первая группа хорошо представлена в Океании, а вторая в Индонезии, все-таки, видимо, существен. Нас интересует в основном последняя группа.
Очевидно, наиболее характерная группа мегалитических монументов Индонезии находится на плато Пасемах на юге Суматры [740]. Предпринимались попытки интерпретировать мегалиты Пасемаха как знаки элиты в классовом обществе [1085]. На плато множество каменных блоков с выдолбленными углублениями, каменные чаны, группы и аллеи каменных столпов, террасные «гробницы» и плиточные могилы. Но наибольшее внимание привлекают разнообразные человеческие статуи, вытесанные из каменных блоков. Люди с браслетами на руках и ногах, в шлемах с шишаками сзади, в набедренных повязках, туниках, с затычками в мочках ушей изображены сидящими на слонах или буйволах. На одной статуе ожерелье из прямоугольных пластинок, подобных топоровидным подвескам с плато Траннинь (Лаос), на другой — ожерелье из граненых бусин, на третьей — нечто вроде связки бубенчиков, перекинутой через плечо. Очень интересен один рельеф на камне: два человека стоят по бокам слона, у каждого на спине — барабан (типа 1, по Ф. Хегеру), у одного в руках меч. Эти детали указывают на связь мегалитического комплекса с культурой донгшон в конце I тысячелетия до н. э., что отчасти подтверждают и предметы, найденные в плиточных могилах: стеклянные и сердоликовые бусины (некоторые — граненые), бронзовые спирали, золотая булавка, железный наконечник копья.
Возможно, к этой группе памятников о-ва Суматра имеют отдаленное отношение 10 плиточных могил из штата Перак в Малайзии [1079, с. 151–152; 433, 1467], в которых обнаружены стеклянные и сердоликовые бусины, фрагменты сосудов, покрытых лаком, вроде найденных рядом с бронзовыми барабанами на памятнике Кампонгсунгаиланг, несколько топоров или железных кирок с отверстиями для рукоятки, которыми могли пользоваться рудокопы, добывавшие олово [899, с. 55]. Здесь плиточные могилы датируются уже I тысячелетием н. э. Эти орудия, возможно, относятся к тому же времени, что и весьма необычные железные орудия с отверстиями для рукоятки, найденные в центральной части Малаккского полуострова; они датируются приблизительно началом I тысячелетия н. э. [1237] и могут быть отдаленной модификацией стиля донгшон.
Связаны плиточные могилы и мегалиты Малаккского полуострова с заселением его малайцами или нет, неизвестно, но вполне вероятно, что связаны. Может быть, имеет значение тот факт, что плиточные могилы и каменные саркофаги обнаружены ташке на востоке Явы и на Бали [682, с. 46–54; 1293]. Заслуживает внимания и то, что как погребения в керамических кувшинах, так и плиточные могилы в древности были распространены только в австронезийском регионе, причем относились они к местным культурам: таковы кувшинные погребения на восточных и северных островах Юго-Восточной Азии и на юге Вьетнама, плиточные могилы на южных и западных островах Юго-Восточной Азии и на Малаккском полуострове. Как было отмечено выше, самые западные из известных ныне кувшинных погребений находятся в Анджаре на западном побережье Явы; поле погребальных урн с захоронениями монголоидов недавно было раскопано в Гилимануке на западе Бали археологом Р. П. Соеджоно [1293]. В более отдаленном родстве с ними находятся плиточные могилы, относящиеся к I тысячелетию до н. э., в Северном Китае и Японии и погребения в керамических кувшинах того же времени на юге Японии; однако о диффузии, видимо, можно говорить лишь применительно к последнему случаю.
Есть еще одна хорошо описанная группа каменных монументов, находящаяся в центральной части Сулавеси, в районах Нану, Бесоа и Бада [1121; 827; 788]. Особенно примечательны здесь примитивные, но монументальные человеческие статуи, некоторые с головными повязками, резными нагрудными украшениями и подчеркнутыми гениталиями. С этими статуями найдены каменные кувшины, напоминающие кувшины с плато Траннинь в Лаосе. Содержимое этих кувшинов не сохранилось; некоторые из них украшены горизонтальными кольцевыми вы-ступами, а один — пояском, на котором изображены человеческие лица. Вместе с этими кувшинами найдены каменные диски, в том числе с рельефными выступами и фигурами четвероногих животных, как на лаосских дисках; возможно, некоторые из дисков служили крышками.
Казалось бы, можно постулировать связь между каменными кувшинами Лаоса и Сулавеси, однако расстояние между ними так велико — 3000 км, что я склоняюсь к мысли о независимом развитии культуры в этих двух регионах. Выше говорилось, что погребения в керамических кувшинах широко распространены на Филиппинском архипелаге и на северо-восточных островах Индонезии; искусно декорированные каменные кувшины с крышками изготовлялись жителями п-ова Минахаса (северная часть Сулавеси) и района, прилегающего к оз. Тоба (север Суматры), период, доступный наблюдениям этнографов. Небольшие погребальные кувшины из известняка есть в пещерах на юге Минданао (в Филиппинском архипелаге), которые относятся к 500 г. н. э. [829], причем нетрудно предположить местное развитие керамических кувшинных погребений.
Обзор индонезийских мегалитов был краток, потому что многое остается пока неизвестным. Это неудивительно: ведь их слишком мало раскапывают. Неолит Западной Индонезии изучен плохо, но не лучше обстоит дело с периодом между появлением металла и великим индианизированным царством Шривиджайя VII в. н. э. Несмотря на важность памятников, возможности их археологического исследования, к сожалению, ограниченны, Обратимся теперь к памятникам искусства, которые, как мы видим, имеют определенное значение для Океании. В течение многих лет Р. Хайне-Гельдерн придерживался мнения, что монументальные художественные стили о-ва Ниас, северной части Пусона и центральной части Сулавеси непосредственно восходили к ранним мегалитическим комплексам II тысячелетия до н. э. а более декоративные художественные стили центральной части Калимантана, центральной части Сулавеси и искусство батанов Суматры возникли под относительно недавним непосредственным воздействием донгшонской культуры. Р. Хайне-Гельдерн также считал, что донгшонский стиль господствовал в Индонезии накануне ее индианизации и что некоторые черты этого стиля продолжают существовать в искусстве Явы. Вопрос о донгшонском влиянии на искусство Индонезии важен в связи с тем, что часто можно слышать о пережитках донгшонских мотивов в искусстве Западной Меланезии. Мне не хотелось бы выяснять, насколько справедливы взгляды Р. Хайне-Гельдерна, в частности, по поводу влияния Позднего Чжоу на Калимантане; к проблеме донгшонского влияния в Меланезии мы вернемся ниже.
Множество бусин из импортного камня и стекла обнаружено на подавляющем большинстве памятников эпохи металла. На неолитических памятниках, как правило, находят бусы, сделанные из местных материалов — камня и раковин. Однако многие бусины, характерные для эпохи металла, — из цветного стекла, граненого сердолика и гравированного агата — импортировались; есть достаточно убедительные данные об их происхождении из Индии, менее убедительные — о происхождении с юга Малаккского полуострова. Самые близкие аналоги в Индии предположительно датируются 500 г. до н. э. — 1500 г. н. э.
Стеклянные бусы разнообразны по цвету и форме. Свидетельств о том, что они существовали в Юго-Восточной Азии до 500 г. до н. э., нет. В прошлом многие ученые детально изучали эти предметы, но их заключения о датировке и происхождении бус довольно туманны. Тем не менее публикация А. Ламбы 1965 г. содержит очень интересные выводы, в частности о сходстве бус в культурах примерно двухтысячелетней давности в Юго-Восточной Азии и Южной Индии. А. Ламба высказал предположение, что существовала странствующая группа изготовителей бус, снабжавших столь рассредоточенные рынки [839]. Многие бусины, видимо, были сделаны непосредственно в Юго-Восточной Азии, возможно, по южноиндийским образцам; кроме того, битое стекло для производства бус могло импортироваться в западную часть Малаккского полуострова с Ближнего Востока и из Средиземноморья. Торговые связи Рима с Южной Индией хорошо документированы, и небольшое количество полихромных бусин в Юго-Восточной Азии может иметь римское происхождение. Надо думать, что в будущем некоторые из этих проблем удастся разрешить путем химического анализа и датировок по радиоактивным изотопам, сейчас же мы можем предполагать возможность контактов Индии с Юго-Восточной Азией за несколько столетий до появления первых древних царств (индийские торговые контакты с Суматрой датируются начиная с I–II вв. н. э. [1470]).
Происхождение экзотических каменных бусин объяснить гораздо легче, чем происхождение стеклянных, так как это не требует сложного химического анализа. Бусы из красного сердолика, как правило граненые, очень легко опознать; многие из них почти наверняка вывозились из Камбая в Северо-Западной Индии [25; 1283], некоторые сферические бусы из сердолика могли быть изготовлены и на юге Малаккского полуострова. Граненые сердоликовые бусы обнаружены на десятках памятников на о-вах Талауд; эти находки датированы 500 г. до н. э. (временем распространения культуры сахюинь) — 1 тысячелетием н. э. Бусы из агата известны в меньших количествах; в кувшинных погребениях Табона и на о-вах Талауд обнаружены декорированные бусы из гравированного агата, имеющие точные аналогии на некоторых индийских памятниках, относящихся приблизительно к 400 г. до н. э. [349; 350]. Конечно, эти бусины могли находиться в употреблении в течение тысячи лет, а то и больше, так что они вряд ли могут служить хронологическим индикатором. Однако их значение как показателей дальности торговых связей в эпоху существования индианизированных государств бесценно.
В этой главе была предпринята попытка осветить древнюю историю давно заселенного и географически дробного региона. Едва ли нужно подчеркивать, как трудно в отношении его делать обобщения. Основное внимание было сосредоточено на неолитических памятниках и памятниках эпохи металла, т. е. до появления индианизированных государств. Конечно, эпоха металла на Филиппинском архипелаге и на восточных островах Индонезии продолжалась вплоть до контактов с европейцами, но здесь ее обзор заканчивается появлением китайской керамики. Что касается доистории этих восточных островов за последнюю тысячу лет, то некоторые районы в Восточной Малайзии и на Филиппинах изучались довольно подробно, но обстоятельное рассмотрение этих материалов слишком увеличило бы главу.
Для Океании наиболее важен период неолита, так как именно тогда ранние австронезийцы мигрировали на восток. С этой точки зрения кувшинные погребения и мегалиты эпохи металла менее интересны. Археологические данные свидетельствуют о том, что по мере приближения к современной эпохе возрастает значение местных традиций. Наименее исследованы большие западные острова Индонезии; эволюцию культуры в доисторической Индонезии невозможно представить до тех пор, пока не будет известно больше об этом регионе.