Термин «доистория» (prehistory) широко используется в работах западных археологов. Традиционно в западной науке труд историка связывается прежде всего с изучением письменных источников, а под доисторией понимается период до появления первых письменных источников. Однако этот термин имеет существенный методологический порок, ибо ведет к утрате формационного критерия: к доисторическим причисляются и общества древнейших людей, и некоторые раннеклассовые общества (например, в Америке и Африке), если они известны нам только по археологическим источникам. В советской науке принят термин «первобытная история», который относится лишь к доклассовому периоду в развитии общества, причем самая поздняя его стадия, эпоха классообразования, уже не является первобытной в строгом смысле слова; в советской науке она получила название предклассового периода. Именно к этой эпохе относятся развитые общества бронзового века в Юго-Восточной Азии и предгосударственные структуры в Полинезии, о которых идет речь в книге.
В советской науке Южный Китай принято относить к Восточной, а не Юго-Восточной Азии. Но по своим физико-географическим и климатическим условиям, особенностям развития на ранних этапах истории эта территория действительно больше тяготеет к Юго-Восточной Азии.
Датировка ланьтяньских находок не является строго установленной. Ясно лишь, что они не древнее 1,5 млн. лет и не моложе 0,5 млн. лет.
Недавно китайские исследователи провели новые работы в пещере Чжоукоудянь, уточнив стратиграфию и получив более надежную хронологию. Судя по палеомагнитным датировкам, древнейшие останки человека здесь имеют возраст 460 тыс. лет. В последние годы близкие к синантропу останки того же возраста были обнаружены на берегу р. Янцзы в провинции Аньхой, а зубы Homo erectus найдены в провинциях Хэнань и Хубэй. Еще более древняя находка происходит из Юаньмоу в Юньнани, где в 1965 г. были зафиксированы два человеческих зуба. Первоначально считалось, что их возраст — 1,7–1,6 млн. лет. После дополнительных исследований было установлено, что их древность — 1–0,5 млн. лет. Как бы то ни было, представители вида Homo erectus были широко расселены по территории Китая и обладали некоторыми чертами, впоследствии типичными для монголоидов: лопатообразные резцы, отсутствие третьих моляров на нижней челюсти и т. д.
Вопрос о предках человека современного вида в мировой палеоантропологии окончательно не решен. Известный специалист по палеоантропологии Юго-Восточной Азии Т. Джекоб считает, что здесь Homo sapiens возник на основе архантропов (Homo soloensis). Правда, между архантропами и Homo sapiens в Юго-Восточной Азии сохраняется разрыв в 200 тыс. лет, который еще предстоит заполнить. Зато в Восточной Азии в последние десятилетия были найдены останки палеоантропов, и там между ними и Homo sapiens, видимо, устанавливается некоторая генетическая связь.
Недавно в пещере Цзэнпиянь в Гуанси-Чжуанском автономном районе Китая были найдены останки 18 человек, как будто бы имевших южномонголоидные черты. Они датированы концом X тысячелетия до н. э. А еще раньше, в позднем палеолите, в пещере Тунтяньянь (Гуанси-Чжуанский автономный район) обитали люди, по антропологическому типу занимавшие промежуточное положение между монголоидами и австралоидами. Аналогичными особенностями отличались и черепа хоабиньцев Вьетнама. По мнению Н. Н. Чебоксарова, южные монголоиды занимают в таксономии промежуточное положение между классическими монголоидами и австралоидами. Это согласуется с гипотезой П. Беллвуда о том, что Южный Китай и северная часть Юго-Восточной Азии были зоной, где обитали представители переходных антропологических типов. Вместе с тем в нашей литературе имеется и иная точка зрения. Так, В. П. Алексеев считает, что переходные формы возникли относительно поздно в результате смешения вначале резко различных австралоидных и монголоидных популяций.
Радиоуглеродная дата кремации, обнаруженной у оз. Мунго, — 30 780±520 лет.
Палеоантропологические находки эпохи позднего палеолита в Австралии пока что немногочисленны, поэтому их интерпретация вызывает споры. Одни специалисты, и среди них П. Беллвуд, считают, что в этот период австралийское население делилось на две группы, одна из которых отличалась грацильностыо, а другая обладала весьма массивными черепами. В соответствии с этой гипотезой современные аборигены происходят якобы от смешения представителей указанных групп. Другие исследователи полагают, что речь может идти лишь о вариативности внутри единого антропологического типа. Этой точки зрения придерживается, в частности, П. Браун, который показал, что многие особенности черепа, найденного в болоте Кау, связаны с его искусственной деформацией. Если же не учитывать связанные с нею изменения, то различия между группами, по мнению Брауна, будут определяться прежде всего размером черепов, а не морфологией. И «грацильные», и «массивные» черепа морфологически хорошо вписываются в общую картину вариативности, считает исследователь.
В настоящее время археологи-австраловеды считают, что Австралия была заселена еще на заре позднего палеолита, т. е. 50–40 тыс. лет назад.
На Филиппинах южные монголоиды появились в голоцене — 7–8 тыс. лет назад.
В долине Кагайян на севере Лусона были найдены стоянки древностью от 400 до 100 тыс. лет, что свидетельствует о гораздо более раннем появлении человека на островах Филиппинского архипелага.
П. Беллвуд преуменьшает значение находки на горе До, этого древнейшего памятпика эпохи палеолита во Вьетнаме. Г1. И. Борисковский статистически обработал и описал 825 орудий с горы До и привел веские аргументы в пользу датирования этого памятника ранним палеолитом. В настоящее время во Вьетнаме известно еще несколько раннепалеолитических памятников (Куануен, Танмай, Выонзу и др.).
С 1968 г. вьетнамские археологи открыли около 100 стоянок дохо-абиньского времени, расположенных в основном в провинции Вииьфу, и отнесли их к культуре шонви (33–11 тыс. лет назад). Судя по нескольким погребениям, носители этой культуры обладали негроавстралоидными антропологическими чертами. Чаще они обитали на открытых стоянках, реже — в пещерах, где найдено много костей разнообразных животных, причем не только современного типа, а также раковин моллюсков. Для культуры шонви были характерны крупные, односторонне, обработанные галечные орудия. Отщепы и пластинки встречались редко, шлифовка отсутствовала. В ряде случаев, например в пещере Конмонг, отложения культуры шонви располагались сразу под хоабиньским слоем. Аналогии культуре шонви имеются в ряде комплексов Южного Китая и Таиланда. По мнению вьетнамских археологов, хоабинь генетически прямо связан с культурой шонви.
В целом хоабиньская культура относится к эпохе раннего голоцена. Несмотря на то что многие более поздние неолитические культуры Юго-Восточной Азии ведут происхождение от хоабиньской культуры, они относились к другой эпохе и по облику отличались от классической хоабиньской. Поэтому автор не прав, называя их также хоабиньскими. Наиболее западный из таких комплексов обнаружен в Даоджали-Хадинге в Северо-Восточной Индии.
В последние годы для хоабиня во Вьетнаме получена серия радиоуглеродных дат, позволяющая датировать его 8865–7125 гг. до н. э.
По радиоуглероду бакшон датируется 8345–5630 гг. до н. э.
Дабут датируется по радиоуглероду концом VI тысячелетия до н. э.
Для Куиньвана сейчас есть две радиоуглеродные даты — 2835 и 2780 гг. до н. э. По мнению вьетнамских ученых, этот поселок относится к одной из археологических культур среднего неолита.
П. Беллвуд недооценивает работы вьетнамских археологов, проведенные в 60-70-е годы XX в., которые значительно расширили наши знания о хоабине и бакшоне. В частности, многие из поставленных Беллву-дом проблем могут быть решены с учетом новых данных, полученных вьетнамскими учеными.
Определения бобовых, как теперь установлено, являются малонадежными и требуют проверки. Строгих данных о земледелии в хоабине сейчас нет.
Трактовка пыльцевых диаграмм с Тайваня неоднозначна. Во-первых, полученные данные могут свидетельствовать не о вырубке лесов, а об изменении климата. Во-вторых, выжигание лесов могло осуществляться не только для нужд земледелия, но и в ходе загонных охот. Древнейшие даты для шнуровой керамики на Тайване пока что не позволяют относить ее к периоду ранее IV тысячелетия до н. э. Так что о более раннем появлении неолитического населения на острове можно только догадываться.
Вывод автора сомнителен, так как в условиях первичной доместикации размеры животных повсюду имели тенденцию к уменьшению, а не к увеличению.
Археологи-австраловеды обычно датируют эту границу рубежом IV–III тысячелетий до н. э.
По современным данным, древнейшие находки костей собак в Австралии датируются II тысячелетием до н. э., в Юго-Восточной Азии — концом VI тысячелетия до н. э. (материалы раковинной кучи Дабут). В более поздний период кости собак были широко представлены во Вьетнаме на памятниках, относящихся к III–II тысячелетиям до н. э.
В советской этнографической литературе сиб называют родом, клан-родом или общиной, а линидж — мелким родовым подразделением.
Вопрос о родстве языков мяо-яо с какими-либо другими языками до сих пор не решен. В эпоху Чжоу и Хань их носители обитали в основном в долине р. Янцзы и участвовали в создании государства Чу в I тысячелетии до н. э. Их проникновение на юг произошло лишь несколько веков назад.
В англоязычной литературе принят термин «сиамцы», однако здесь дается более принятый в советской литературе «тайцы».
Собаки были завезены к ним из Индии в середине XIX в.
Крупные поселки, о которых упоминает автор, возникли на Новой Гвинее вследствие большой роли в местном хозяйстве рыболовства и добычи саго. Это создавало гораздо более высокий экономический потенциал, чем у других папуасских групп, и служило основой для значительной концентрации населения в отдельных поселках.
Вопреки утверждению автора, у маринг также существует институт «больших людей».
Первая классификация мест обитания в горах Папуа-Новой Гвинеи была разработана К. Ридом в 1954 г. Он выделил два их основных типа: скопления по 10–15 домов (village) и группы из нескольких домов (hamlet). Позже эта классификация была принята многими специалистами по Океании, приводит ее и П. Беллвуд. В настоящем издании первый тип фигурирует как «поселок», второй — как «хутор», что соответствует терминологии, принятой в советской литературе.
Острова Утупуа и Ваникоро входят в группу Дафф и населены полинезийцами. Последние обитают и в западной части о-вов Риф.
Автор приписывает обитателям Меланезии отношения, свойственные капиталистическому обществу. Первобытный обмен того типа, о котором говорит Беллвуд, имел целью не прибыль, а завоевание высокого авторитета. Его достигали, завязывая отношения обмена и взаимопомощи с возможно большим числом людей, что было для «больших людей» важнейшим источником власти.
Обмен кула был впервые описан в 20-е годы XX в. польским исследователем Б. Малиновским, который рассматривал его как статичное и сугубо первобытное явление. На самом деле уже к началу XX в. данная система значительно видоизменилась — усилилась ее ритуальная сторона, причем произошло это не без влияния европейцев. О-ва Амфлетт стали центром гончарного производства лишь в последние 500 лет. До этого в данном районе имелись другие, более мощные гончарные центры, а ареал обмена имел иные границы.
Лакатои — местное название лодок. А экспедиции, о которых упоминает П. Беллвуд, назывались хири.
Экспедиции хири были сложным мероприятием, требующим существенных материальных затрат и окруженным строгой системой табу. Поэтому их инициаторами и руководителями, вопреки утверждению П. Беллвуда, были «большие люди». Даже само участие в экспедициях было доступно далеко не каждому.
Говоря о примитивных деньгах, следует подчеркнуть, что строгой системы цен здесь нет и разные категории денег используются в разных сферах обмена и выплат.
Эта смесь, называемая бетелем, является широко распространенным в северо-западной части Меланезии наркотиком.
Каменные деньги доставлялись на Яп также с Гуама, причем они ценились в два раза выше, чем каменные диски с о-вов Палау, так как путь до Гуама в два раза длиннее (до Палау — 250 миль, до Гуама — 500 миль) и привезти их оттуда было сложнее.
П. Беллвуд чересчур упрощает идеи М. Салинза. У последнего речь идет о том, что характер стратификации определяется не только окружающей природной средой, но и уровнем технического развития. Кроме того, Салинз считает, что степень стратификации прямо связана с наличием излишков: чем выше уровень технической оснащенности, а следовательно, чем больше излишков производится, тем чаще и шире их перераспределение, тем глубже социальная дифференциация.
Социальная мобильность в Полинезии была не так велика, как представляется П. Беллвуду. Место в родственной структуре, особенно право первородства, являлось здесь немаловажным фактором, изначально определявшим место индивида в обществе и его образ жизни. Конечно, человек мог изменить свой родственный статус с помощью таких институтов, как брак, адопция, псевдородство и т. д., что давало ему определенные шансы для дальнейшего социального продвижения. Однако это происходило нечасто, и в целом в ряде наиболее развитых районов Полинезии отмечалась тенденция к превращению знати в настоящую касту.
М. Салинз и И. Голдмен, по сути дела, писали об одних и тех же процессах, хотя акцент делали на разные аспекты. В марксистских исследованиях принято считать, что классообразование было вызвано ростом производительных сил и совершенствованием производственных отношений. И то и другое влекло за собой дифференциацию труда, которая и обусловила раскол общества на классы.
В некоторых районах Полинезии практиковался дарообмен, а кое-где, например на Гавайях, существовало даже некоторое подобие ярмарок, на которые собирались представители различных общин, специализировавшихся в производстве тех или иных вещей. И все же обмен в Полинезии не был столь распространен, как в Меланезии. Правда, как пишет сам П. Беллвуд в главе XI, для Новой Зеландии дарообмен был весьма типичен. Видимо, это — наследие древней полинезийской культуры, для которой обмен был характерной чертой.
Здесь и далее даются оценки на 1977 г.
Под термином «конвергенция» объединены два понятия: собственно «конвергенция», сказывающаяся, в частности, на заимствовании большого массива материальных грамматических показателей и базовой лексики, и «языковая интерференция». Процесс, определяемый вторым понятием, распространен гораздо более широко, нежели собственно «конвергенция», примеры которой крайне редки и во многих случаях сомнительны (см. примеч. 52 и 61).
Речь идет о списке М. Свадеша.
П. Беллвуд формулирует один из главных тезисов неолингвистики. Прародина обычно действительно может быть локализована в районе наиболее существенного языкового многообразия, но в таком случае это многообразие должно быть связано с ранним расхождением языков (точкой отсчета при этом является праязыковое состояние). Если расхождения между языками значительны, однако датируются более поздним временем, то рассматриваемая территория может быть признана центром позднейшей (промежуточной) иррадиации, но не исходной прародиной. Подобная ситуация характерна для Океанйи и островной Юго-Восточной Азии. Для этих и подобных им регионов существенно также противопоставление локализации праязыка в наиболее глубоком временном срезе и его локализации накануне распада. П. Беллвуд не разграничивает эти два состояния.
Оценка числа языков, приводимая у всех исследователей, занимавшихся данным вопросом, явно завышена; это объясняется тем, что принимаются во внимание и при грубой прикидке считаются отдельными языками диалекты, говоры и даже подговоры одного языка. Кроме того, во многий классификациях учитываются дублеты лингвонимов.
Неизученность истории папуасских языков существенно повышает риск смешения этнической истории данного региона с его языковой историей. Датировку 10 тыс. лет следует принимать с большой осторожностью, поскольку не установлено регулярных соответствий между папуасскими языками; эта датировка лингвистически голословна. Утверждение П. Беллвуда о наличии четко выявленных языковых корреспонденций явно преждевременно; есть основания предполагать, что приведенная им датировка преувеличена и что распад папуасских языков происходил позже (см. также примеч. 51).
В русской терминологии принято употреблять понятие «ствол».
Вполне вероятно, что папуасские языки также восходят к одному источнику, который, однако, труднее установить, во-первых, в связи с неизученностью вопроса, а во-вторых, в связи с большей по сравнению с праавстронезийским состоянием временной глубиной.
Автор не упоминает здесь мелано-папуасских («смешанных») языков, в которых австронезийская и неавстронезийская лексика в сопоставимом соотношении представлена даже в основном списке. К языкам с неясным происхождением относятся языки о-вов Флорес (мангараи, нгад’а, лн’о и др.), юго-восточнопапуасские маисин, магори, оума и др., языки о-вов Санта-Крус. Во всех этих языках преобладают папуасские грамматические показатели и существенна меланезийская лексика (до 50–70 % списка М. Свадеша). Каков бы ни был окончательный вывод относительно происхождения этих языков, ясно, что они локализованы в зоне интенсивных и, возможно, нетипичных контактов.
Так называемая индо-тихоокеанская гипотеза.
В настоящее время большинство лингвистов признают, по крайней мере в качестве рабочего варианта, классификационную схему австронезийских языков, разработанную Р. Бластом в конце 70-х — начале 80-х годов:
I. Тайваньские языки, подразделяющиеся на атаяльскую, пайван(ь)скую и цоу группировки.
II. Малайско-полинезийские языки:
1. Западные малайско-полинезийские языки (условное объединение, основанное прежде всего на противопоставленности прочим таксонам схемы);
2. Центральные и восточные малайско-полинезийские языки:
а) центральная группа (восточная граница проходит на юге/в центральной части Молуккских островов),
б) восточная группа, включающая южнохальмахерские и западноновогвинейские языки (с возможным последующим делением) и океанийские языки.
В схему не включен япский язык, статус которого остается неясным. Праавстронезийский датируется Р. Бластом приблизительно V тысячелетием до н. э., первое разделение, по его мнению, произошло тысячелетием позже.
П. Беллвуд различает преязыковое (pre-Austronesian, pre-Polynesian и т. д.) и праязыковое (proto-Austronesian и т. д.) состояния. Поскольку в русской традиции наиболее принят термин «праязык» (хотя одновременно существует менее распространенный термин «протоязык»), мы передаем термины первого типа как «раннее праязыковое состояние», «ранний праязык», а термины второго типа — как собственно «праязык».
В принципе структурные различия между языками не могут служить препятствием для установления соответствии. Исследования П. Бенедикта, С. Е. Яхонтова, И. И. Иейроса показали, что обычно односложное тайское слово соответствует второму слогу австронезийского слова. Имеющийся материал, вообще говоря, скуден и несистематизирован, поэтому трудно сказать, случайны наблюдаемые совпадения или они обусловлены ранними контактами носителей праавстронезийского и пратайского языков. Оценка временной глубины, приведенная П. Беллвудом, согласуется с временной оценкой праавстронезийского состояния, однако ничего не дает для истории австро-тайских контактов.
Большое число работ последних лет, в которых рассматриваются японско-австронезийские сближения, позволяет считать вполне вероятным наличие в японском языке австронезийского субстрата. Вопрос об австротайском родстве продолжает, как показано выше, оставаться дискуссионным. И. И. Пейрос и С. А. Старостин выдвинули гипотезу о возможных контактах австронезийских языков с сино-тибетскими.
См. примеч. 47.
Оценка числа языков, по-видимому, несколько завышена, ибо недостаточно изучено диалектное членение языков (ср. примеч. 48).
См. примеч. 54.
Упоминаемые структурные различия между языками непоказательны и неактуальны для истории языков и древних языковых контактов; они могут быть следствием независимого развития (как, например, в кельтских языках, где редукция падежной системы, происходящая за счет фонетических изменений, и утрата или перемещение некоторых грамматических показателей приводят к резкому изменению порядка слов — от SVO к VSO) или позднейшей интерференции. Гетерогенность папуасского субстрата, на которой настаивает автор, также может быть подвергнута сомнению (см. примеч. 52).
Работы Э. Поли, опубликованные в 1979–1982 гг., подтверждают описание ротуманского как языка, составляющего отдельную группу в австронезийской семье; по-видимому, на меланезийский субстрат в ротуманском языке накладывается мощный полинезийский пласт (в языке имеется и микронезийский компонент).
Иногда фиджийский классифицируется как мелано-полинезийский язык.
Тем не менее фиджийская ситуация — наиболее «чистый», показательный и во многом уникальный случай.
Слово «семья» употребляется здесь нетерминологически.
Язык ниуэ, судя по его словарю, испытал и более позднее восточнополинезийское влияние.
В русской литературе встречается также термин «ядерно-полинезийские» языки.
Внутренняя классификация восточнополинезийских языков, вероятно, неокончательна. Требуются дополнительные исследования, связанные как с языковой, так и с этнической историей.
Мориори — мертвый язык, плохо документированный по сравнению с другими полинезийскими языками.
Относительно заселения Внешней Полинезии действительно много неясного; однако можно предполагать, что большинство полинезийских анклавов (особенно в Меланезии) заселялось вследствие множественных миграций.
Классификация микронезийских языков, приведенная П. Беллвудом, равно как и другие имеющиеся схемы, основана преимущественно на географическом принципе, который в данном регионе выдерживается сравнительно легко (в Микронезии нет больших островов). Как уже указывалось, неясен статус япского языка; чаморро, традиционно включаемый в западноавстронезийскую группировку, может, по мнению ряда исследователей, быть отнесен и к океанийским языкам. Определение языка науру как изолята во многом объясняется недостатком фактических сведений. Хотя надежных фонетических и лексических соответствий между микронезийскими языками нет, их структурное сходство (грамматические системы) вполне очевидно.
Автор коротко пересказывает широко распространенную в 70-е годы негативную точку зрения на лингвистическую сторону классификации И. Дайена, останавливаясь в основном на его исторических выводах. С накоплением фактов об отдельных языках и языковых группах критический пыл противников И. Дайена несколько спал. Приводимая в коммент. II к этой главе схема Р. Бласта во многом согласуется со схемой И. Дайена.
Сообщения о находке в Перу в пещерах каньона Чилька батата, относящегося якобы к VIII тысячелетию до н. э., малонадежны. Древнейшие бесспорные находки культурного батата на побережье Перу датируются второй половиной III тысячелетия до н. э.
Теперь установлено, что разведение чумизы началось в долине Хуанхэ в дояншаоскую эпоху в VI тысячелетии до н. э.
Хронология этих поселков остается спорной, и, судя по новым данным из Таиланда, нет оснований считать, что они возникли ранее конца III тысячелетия до н. э. В островной части Юго-Восточной Азии рис появился не позднее рубежа I в. до н. э. и I в. н. э., о чем свидетельствует его находка в пещере Улулеанг на о-ве Сулавеси. Но скорее всего рисоводство возникло здесь намного раньше, так как, по лингвистическим данным, развитое рисоводство наблюдалось еще у протоавстронезийцев.
Теперь установлено, что древнейшие террасы, обнаруженные на о-ве Анейтьюм, не предназначались для ирригационного земледелия, которое возникло там лишь в последние 1000 лет. Сколько-нибудь надежных данных о более раннем появлении ирригации в Океании пока нет.
Судя по последним археологическим данным, террасное земледелие распространилось в островной части Юго-Восточной Азии лишь в последние 500 лет. Но в лексике общезападноавстронезийского языка, который распался на рубеже III и II тысячелетий до н. э., имелись такие термины, как «дамба» и «желоб для орошения». Это дает основание предполагать, что ирригационное земледелие возникло в островной части Юго-Восточной Азии 4 тыс. лет назад. Тогда же, по мнению некоторых археологов, оно могло появиться и в материковой части Юго-Восточной Азии.
Недавно на севере Лусона были изучены земледельческие террасы XVI–XVIII вв. н. э.
Древнейшие надежные находки костей динго в Австралии датируются II тысячелетием до н. э. В это же время собаки впервые попали и в Океанию. В Юго-Восточной Азии дикие предки собак отсутствовали. Они появились там либо из Индии, либо из Восточной Азии.
Как теперь установлено, древнейшие домашние быковые в Таиланде были представлены не зебу (Bos indicus), а гаялами, т. е. одомашненными гаурами, или балийским скотом, происходящим от бантенга.
Керамика с налепным орнаментом, сходная с древнейшей керамикой Японии, сейчас обнаружена в Южной Корее. На древнейших местных неолитических памятниках, относящихся к VI тысячелетию до н. э., это наиболее распространенный тип керамики. В СССР в нижнем течении Амура недавно раскопан поселок Гася, где древнейшая керамика датируется концом XII тысячелетия до н. э.
Связь этой раковины с поздненеолитическим слоем, где обнаружена керамика, остается неясной. Вместе с тем недавно в Гуанси-Чжуанском автономном районе в пещере Цзэнпиянь был изучен слой с оббитыми и шлифованными каменными орудиями, а также красной керамикой со шнуровым и резным орнаментом. Слой датируется 9040 г. до н. э. Стратиграфическая картина в пещерах Сяньжэньдун и Цзэнпиянь сложна. Тем не менее, по мнению ряда археологов, нижние слои этих стоянок можно относить к раннему неолиту, синхронному бакшону Северного Вьетнама.
В последнее время на основании этих находок Чжан Гуанчжи выделил культуру дапэнкэн, предшествующую появлению развитых рисоводов на о-ве Тайвань. Датировка этой культуры остается неопределенной, но скорее всего речь идет о IV — середине III тысячелетия до н. э. Пока нет прямых доказательств, что ее носители занимались земледелием. И уж совсем нет. никаких оснований говорить о земледелии на Тайване И тыс. лет назад. Сейчас на побережье Южного Китая идут раскопки раковинной кучи Фуготунь, датированной по радиоуглероду 4360–3510 гг. до н. э. Там обнаружена уже развитая керамическая традиция. Предполагается, что носители этой культуры дали начало культуре дапэнкэн на Тайване.
Более ранними неолитическими памятниками являются бакшонские стоянки на севере Вьетнама, где были обнаружены и шнуровая керамика, и топоры с подшлифованными лезвиями.
В настоящее время китайским ученым удалось обнаружить более древний дояншаоский пласт культур крашеной керамики (Лаогуаньтай, Пэйлиган, Цпшань), имевших также относительно развитой земледельческий облик. Их носители занимались разведением чумизы в VI–V тысячелетиях до н. э.
Наличие проса обыкновенного (Panicum miliaceum) в Китае в период яншао проблематично, так как оно представлено там лишь одной малонадежной находкой.
Этот факт — один из аргументов в пользу того, что какие-то из предков яншаосцев могли иметь южное происхождение.
В своих последних работах Чжан Гуанчжи высказал иную точку зрения (и она сейчас находит все больше сторонников): многочисленные, так называемые луншаноидные культуры выросли главным образом на местном субстрате в Южном Китае, хотя некоторые их черты свидетельствуют об этнокультурных контактах. Вопреки утверждению П. Беллвуда, луишаньская культура (мяодигоу II) возникла в Центральном Китае лишь во второй половине III тысячелетия до н. э.; и в настоящее время остается все меньше оснований говорить о прямых генетических связях между яншао и луншанем.
Так называемые луншаноидные культуры были распространены до границы, разделяющей современные китайские провинции Фуцзянь и Чжэцзян. К югу отсюда начинался иной мир, породивший позднее юэ. К нему-то и относятся называемые автором поселки в провинциях Фуцзянь и Гуандун, а также культуры Гонконга.
Теперь известно, что в низовьях Янцзы рисоводство существовало уже во второй половине V — начале IV тысячелетия до н. э. Оно было связано с культурой хэмуду.
Появившиеся в последние годы данные свидетельствуют о том, что первоначальная хронология, которой руководствуется автор, оказывается слишком заниженной. Нет оснований считать, что поселок Нонноктха возник ранее второй половины III тысячелетия до н. э.
Некоторые археологи, работавшие в последние годы в Таиланде, считают, что бронзолитейное производство распространилось здесь лишь на рубеже III и II тысячелетий до н. э., а производство железа — с середины I тысячелетия до н. э.
Каменные колотушки для изготовления материи из луба были свойственны и культуре дапэнкэн на Тайване.
Недавно вьетнамский археолог Нгуен Ван Хао разделил вьетнамский неолит на четыре фазы, датировка которых опирается на несколько радиоуглеродных дат. Первая фаза соответствует бакшону и датируется концом IX — началом VI тысячелетия до н. э. Ко второй фазе относятся 10 поселков на северо-восточном побережье и близлежащих островах, которые датируются V тысячелетием до н. э. Для третьей фазы характерны болсс крупные поселки, расположенные в речных долинах и на побережье и относящиеся к культурам катбео (IV — середина II тысячелетия до н. э.), дабут (IV — первая половина III тысячелетия до н. э.), куиньван (первая половина III тысячелетия до н. э.). На этом этапе происходит микролити-зация орудий, которые сохраняют древнюю бакшонскую форму. Появляются трапециевидные тесла. Хозяйство ориентируется на морские ресурсы. К четвертой фазе вьетнамского неолита относятся такие культуры, генетически связанные с вышеотмеченными, как халонг, тхатьлак и баучо. Именно в этот период появляются древнейшие плечиковые орудия — тесла и мотыги.
Радиоуглеродная дата поселка Фунгнгуен — 1455 г. до н. э., но один из поздних поселков, относящийся к этой культуре, датируется 950 г. до н. э. Поэтому многие вьетнамские археологи датируют культуру фупгн-гуен II тысячелетием до н. э., но некоторые считают возможным относить ее начало к III тысячелетию до н. э. Это — древнейшая культура во Вьетнаме, с которой связывается бронзолитейное производство.
См. примеч. 92.
Небезынтересно отметить, что население государства Чу и соседних с ним государств У и Юэ было родственно предкам вьетнамцев.
Сейчас доказано, что культура донгшон сформировалась в Северном Вьетнаме к началу I тысячелетия до н. э. Многие ее элементы имеют местное происхождение. Сложнее обстоит дело с бронзовыми барабанами, наиболее архаичные из которых найдены недавно в восточной части провинции Юньнань. Эти барабаны, датируемые VII в. до н. э., не имеют орнамента. Позднее их сменили орнаментированные барабаны, распространившиеся не только в Южном Китае, но и на севере Вьетнама.
Становление государственности во Вьетнаме представлено автором неверно. Уже в бронзовом веке предки вьетнамцев, лаквьеты, создали пред-государственное образование — племенной союз Ванланг. По соседству с ними, на севере Вьетнама и частично в Южном Китае, обитали родственные им аувьеты, один из вождей которых, по имени Тхук Фан, в середине III в. до н. э. захватил столицу Ванланга и стал править под именем. Ан-Зыонга. В конце III в. до н. э., сопротивляясь агрессивным устремлениям китайского полководца Чжао То (по-вьетнамски Чьеу Да), родственные племена лаквьетов и аувьетов объединились в государство Аулак. Потерпев неудачу в прямой агрессии, Чжао То решил пойти на хитрость. Он послал своего сына Чжун Ши (Чонг Тхюи) в зятья к Ан-Зыонгу. Как повествует легенда, выведав важные военные секреты противника, Чжун Ши помог отцу присоединить Аулак к его царству Намвьет. Это произошло в 179 г. до п. э. Чжао То и фигурирует у Беллвуда в качестве основателя династии Чьеу. Таким образом, роль китайцев в возникновении древнейшего вьетнамского государства оыла вовсе не так велика, как полагает П. Беллвуд. Упоминаемое им городище Колоа является древнейшей крепостью на территории Вьетнама.
В настоящее время памятники культуры сахюинь известны не только на побережье, но и в горах центральной части Вьетнама. Кроме того, сходные поселки обнаружены во внутренних районах Кампучии.
Недавно вьетнамские археологи выделили в юго-восточной части Вьетнама еще одну культуру — доктюа, ареал которой лежит к югу от ареала сахюинь в дельте р. Донгнай. Она имеет четыре фазы и датируется II–I тысячелетиями до н. э. Начиная с третьей фазы здесь было известно бронзолитейное производство.
Р. Фокс считает, что керамика впервые появилась на Палаване в позднем неолите, около 1500 г. до н. э.
В долине Кагайян на севере Лусона найдена металлическая игла, датированная концом III тысячелетия до н. э. Но широкое распространение бронзы на Филиппинах началось с 800–700 гг. до н. э.
В 70-е годы Я. Главер производил раскопки на юге Сулавеси в пещере Улулеанг. Там в слое, относящемся к первой половине III тысячелетия до н. э., появились керамика, геометрические микролиты и выемчатые наконечники. Хозяйство определялось охотой и сбором диких растений и моллюсков. Не исключено, что уже была одомашнена свинья. Было земледелие или нет, неясно. В одном из очагов Главер обнаружил множество остатков культурного риса и по стратиграфическим данным отнес его к IV тысячелетию до н. э. Но по радиоуглероду этот очаг был датирован рубежом I в. до н. э. и I в. н. э.
В 1977 г. в Западном Нагорье, к северу от р. Ваги, археологи начали изучать эволюцию раннеземледельческой системы, сходной с той, что существовала в районе плантации Кук. К раннему периоду (IV тысячелетию до н. э.) здесь относятся остатки земледельческих сооружений на склонах хребта Мугумамп, однако в отличие от населения района плантации Кук местные жители начали осушать болота лишь 400 лет назад. Совершенно иначе развивалась культура в Восточном Нагорье, которое изучалось в 70-е годы. Там гораздо дольше сохранялись отсталые общества охотников и собирателей; о высокой плотности населения говорить не приходится. Древнейшие (из известных сейчас) данные о местном земледелии и свиноводстве относятся ко второй половине II тысячелетия н. э., когда здесь появились канавы, насыпи, свинарники, керамика и т. д.
Фрагмент ступки был недавно обнаружен в Восточном Нагорье в слое, датированном 1500–1000 гг. до н. э.
Исследование, проведенное недавно Д. Ньютоном, показало, что описанный комплекс сформировался скорее в Нагорьях Новой Гвинеи и не связан с какими-либо влияниями из Юго-Восточной Азии.
Керамика нз поселка Лезу, относящаяся к своеобразной посуде с прочерченным и налепным орнаментом, датируется второй половиной I тысячелетия до н. э. Ближайшие аналоги обнаружены в некоторых поселках на Новых Гебридах (Меле, Лелепа, Мангааси и др.). Эта керамическая традиция частично бытовала одновременно с лапита.
П. Керч и П. Розендел, специально изучавшие археологический комплекс с о-ва Ануда, считают, что древнейшая из найденной здесь керамики отличается от классической керамики лапита и более всего тяготеет к керамическим традициям Юго-Восточной Меланезии, развивавшимся одновременно с лапита, но неродственным ей (керамика о-вов Беллона, Санта-Ана, некоторых комплексов Новых Гебрид, Новой Каледонии и Фиджи). Гипотеза о связи этих комплексов с протополинезийцами сомнительна, так как древнейшая керамика Полинезии, безусловно, относится к традиции лапита.
П. Беллвуд не ставит вопрос о том, почему у полинезийцев со временем исчезло гончарство. Но он интересовал многих ученых. Ответ на него дал недавно новозеландский исследователь Дж. Кларидж, показавший, что в Полинезии нет подходящего для развития гончарства сырья: на Тонга отсутствуют нужные отощители, на Самоа нет высококачественной глины, а на Маркизских островах и о-вах Общества необходимое сырье вообще отсутствовало.
Слабость этой концепции П. Беллвуда состоит в том, что до сих пор каких-либо следов населения в докерамический период в основной части Меланезии, за исключением ряда докерамических комплексов в северо-западной ее части, не обнаружено.
Речь идет о нижнем слое поселка Опосиси; этот слой относится к первой половине I тысячелетия н. э.
По радиоуглероду это погребение датировано XII в. н. э.
Исследования Дж. Террела на юге о-ва Бугенвиль позволяют датировать эти мегалитические захоронения, очевидно связанные с выделением «больших людей», началом II тысячелетия н. э.
По мнению У. Солхейма, одновременно с носителями культуры лапита, распространявшейся из Индонезии в Меланезию, в Океанию проникла другая группа населения, связанная с выходцами из Центральной Японии. Группа прошла через Западную Микронезию, перед этим вступив в контакт с обитателями Тайваня и Филиппин, а затем повернула на восток и двинулась вдоль северного побережья Новой Гвинеи. Традиции этой волны мигрантов сохранились в культуре меланезийцев от района р. Сепик до Новых Гебрид.
Недавно на о-ве Гуам раскопан поселок Тарагуе с мощным культурным слоем (более 6 м), нижний слой которого датирован 1500 г. до н. э.
При раскопках на о-ве Нгулу, расположенном между о-вами Яп и Палау, были обнаружены кости собаки, свидетельствующие о том, что в доколониальный период у жителей западной части Каролинских островов собаки имелись. Заселение о-ва Нгулу произошло в конце I тысячелетия до н. э., причем с самого начала здесь было известно гончарство. Население острова активно контактировало с обитателями Япа и Палау.
Изучение Микронезии значительно активизировалось уже после того, как была написана книга Беллвуда. Достаточно сказать, что с 1977 по 1982 г. там было проведено более 150 археологических исследований (с 1945 по 1977 г. — всего 15). Они проводились в основном на о-вах Палау, Яп, Трук, Понапе, Кусаие и на Маршалловых островах. Ранние памятники были открыты и в Восточной Микронезии. Например, на о-ве Понапе выявлены следы земледельческой деятельности, относящиеся к III–IV вв. н. э., когда здесь разводили циртосперму (Cyrtosperma) — растение, которое получило широкое распространение в разных районах Микронезии к началу европейской колонизации. Древнейшая часть культурного слоя в поселке Лex-эн-Лух на о-ве Понапе датируется началом IV в. до н. э.; предполагается, что выращивание циртоспермы началось еще в этот период. К X в. н. э. относятся сложные архитектурные сооружения на Понапе, связываемые с ирригационным земледелием. Другое значительное исследование было проведено на атолле Капингамаранги на востоке Каролинских островов, в 200 км от атолла Нукуоро. История развития местной культуры оказалась иной, чем на Нукуоро. Во-первых, атолл Капингамаранги был заселен еще 1000 лет назад, т. е. раньше, чем Нукуоро, а во-вторых, здесь были обнаружены иные типы орудий, свидетельствующие о длительном развитии в изоляции. Предполагается, что заселение атолла произошло не прямо из Полинезии, а с юга — с островов Внешней Полинезии.
Археологические работы начались и на Маршалловых островах. Здесь на атолле Маджуро было раскопано поселение Лаура, возникшее на рубеже I в. до н. э. и I в. н. э.
Впервые близость полинезийских и малайских языков подметил испанский энциклопедист Эрвас-и-Пандуро в конце XVIII в. Позже независимо от него этот взгляд обосновал немецкий ученый А. Шамиссо, участник русской экспедиции в Южные моря. Он-то и ввел понятие «малайско-полинезийская языковая семья».
П. Керч, работавший недавно на Тонга, отмечает, что визуально лишь насыпи для ловли голубей с легкостью выделяются из массы других насыпей. Что же касается фиатока и ланги, то их не всегда удается различить даже археологическим путем, так как грандиозные погребальные сооружения на Тонга создавались для тех, кто обладал реальной властью. Поэтому в поздний период верховных светских вождей иногда хоронили более пышно, чем лиц, имевших титул туи тонга.
Все древние погребения, обнаруженные до сих пор на Самоа, располагались в мелких ямах под полами жилищ или рядом с жилищами.
Недавние раскопки на о-ве Тикопиа позволили установить, что его первоначальное заселение произошло в начале I тысячелетия до н. э. группами, производившими лапитоидную керамику. Это были охотники, рыболовы и земледельцы, которые, кроме того, держали свиней, собак и кур. К концу I тысячелетия до н. э. местное производство керамики прекратилось, зато появилась керамика типа мангааси, явно ввозившаяся с севера Новых Гебрид, откуда на о-в Тикопиа поступал и обсидиан. Вообще, до 1200 г. н. э. внешние связи местного населения ориентировались в основном на северные районы Новых Гебрид и южные острова из группы Санта-Крус. Лишь начиная с 1200 г. н. э. на о-ве Тикопиа стали распространяться полинезийские черты культуры (каменные дома, тесла, блесны и т. д.).
В 1977 и 1981 гг. И. Синото продолжал исследования на о-ве Хуахине. Среди находок, сделанных в эти сезоны, наибольший интерес представляют остатки крупной лодки с балансиром, достигавшей в длину, видимо, 20 м, а также весел и отдельных частей лодок разной степени готовности. Очевидно, еще в раннеполинезийский период местные жители занимались строительством лодок, что являлось особенностью их хозяйственной деятельности и в те времена, когда здесь побывал Дж. Кук. Синото обнаружил па о-ве Хуахине также остатки мастерских по изготовлению каменных тесел, изделий из панцирей черепах, по обработке раковин-жемчужниц и т. д. Это производство было налажено таким образом, что можно предполагать существованпе обмена с другими общинами. Итак, уменьшение роли обмена в Полинезии по сравнению с Меланезией, о чем не раз писали этнографы, произошло, видимо, сравнительно недавно и не является исконно полинезийской чертой. На о-ве Хуахине И. Синото удалось найти и остатки древнейшего на о-вах Общества деревянного лука.
В 1978 г. производились раскопки на о-вах Кермадек, расположенных на одинаковом расстоянии между Тонга и Новой Зеландией. Выяснилось, что они были заселены в конце I тысячелетия н. э. выходцами из центральной части Восточной Полинезии, возможно с о-вов Общества. Весьма вероятно, что именно через о-ва Кермадек шло заселение Новой Зеландии.
Недавно около болота Кауаинуи были обнаружены более древние поселки, относящиеся к 300–600 гг. н. э.
В фазе III керамика на Маркизских островах исчезла. Но к фазе IV относится несколько редких черепков, как доказано, от сосудов, попавших сюда с Фиджи или Тонга.
Некоторые ме’аэ все же удалось датировать 1300, 1390, 1720 и 1730 гг. По мнению И. Синото, они были построены в XIV–XV вв., а перестроены в более позднее время.
Далеко не все материальные ценности, поступавшие в распоряжение вождей, возвращались общинникам. Значительная их часть, присваивавшаяся вождями, шла на содержание многочисленной челяди, монументальное строительство, создание престижных ценностей и т. д. Иными словами, можно говорить о существовании важного механизма нарастания имущественной и социальной дифференциации.
К. Эмори считает, что долина Опуноху начала заселяться с XIII в. н. э., но до XVII в. она оставалась малонаселенной. Основные археологические памятники, обнаруженные там, относились к XVII — началу XIX в.
В долине Опуноху найдены 81 марае, 56 святилищ, 5 платформ для собраний, одна платформа для крупного общественного здания и 160 остатков жилищ.
Речь идет о трех довольно обособленных социальных слоях: благородных (алии), общинниках (макааинана) и рабах (каува). Переход из одного слоя в другой был чрезвычайно затруднен, в частности, из-за эндогамии. На этом основании в буржуазной литературе эти слои неверно называются классами, однако настоящее классовое общество к началу европейской колонизации здесь так и не сложилось. Поэтому П. Беллвуд не прав, говоря ниже о системе феодального типа применительно к Гавайям.
Детальное исследование, проведенное У. Кикучи, показало, что на Гавайских островах имелось четыре типа искусственных прудов и заводей для содержания и разведения рыбы. По его мнению, они возникли до XIV в. н. э. Основные пруды были призваны обслуживать потребности знати в свежей рыбе. За ними наблюдали особые чиновники, и, кроме того, они охранялись системой религиозных запретов.
Помимо поливного земледелия гавайцы знали и неполивное, переложное. Как показали исследования в районе Лапакахи, они умело сочетали обе системы.
Древнейшие ирригационные сооружения начали возводиться на Гавайях с XIV в., но крупные каналы появились лишь накануне появления европейцев. А древнейшие жилища вождей датируются XV–XVI вв. н. э. Иваче говоря, судя по археологическим данным, предклассовое общество формировалось на Гавайях в первой половине II тысячелетня н. э.
Не менее интересные сведения были получены советскими геологами, побывавшими па о-ве Пасхи в 1972 г.
Статуи о-ва Пасхи высекались из слоистых пород, которые со временем подвергались выветриванию, в результате чего отдельные частицы выпадали, а другие преобразовывались в глинистый минерал каолинит или монтмориллонит. Вот почему Я. Роггевен решил, что статуи сложены из глины и гальки.
П. Беллвуд неверно интерпретирует социальные взаимоотпошения, сложившиеся на острове. На самом деле речь идет не о «слугах» и «господах», а о простых воинах и вождях родо-племенных подразделений.
Предания о-ва Пасхи уже давно изучаются советским фольклористом II. К. Федоровой, которая считает, что в некоторых из них, несомненно, нашла отражение живая реальность. В частности, в «длинноухих» она видит прибывших на о-в Пасхи ареоев.
В 1962 г. археологическими исследованиями на о-ве Пасхи занимался француз Ф. Мазьер; в 1968 г. здесь был основан Центр по изучению о-ва Пасхи, который с тех пор регулярно проводит исследования. В результате к настоящему времени детально изучено 66 % площади острова и 11 913 археологических памятников. В частности, удалось выяснить, что не только побережье, но и некоторые внутренние районы острова были плотно заселены. Например, в центре острова на склонах Маунга Тере-Вака на площади 20 кв. км найдены фундаменты 300 домов, овальные площадки, окруженные невысокими стенками, несколько аху и мастерские по обработке камня.
Остатки древнейшего датированного жилища на о-ве Пасхи относятся к VIII в. н. э.
Как показали исследования советских геологов, способность рапануйцев обтесывать камень до сих пор сильно преувеличивалась. Плиты, из которых складывались аху, никто не тесал. Это был типичный природный туфовый плитняк, называемый здесь маеа пупура.
По подсчетам советских ученых, сейчас на поверхности о-ва Пасхи насчитывается не более 435–440 статуй. Гипотеза о катастрофе не очень убедительна: многие из недоделанных статуй при ближайшем осмотре оказались браком.
Эта цифра малоправдоподобна. На самом деле статуи изготовлялись не из базальта (объемный вес 3–3,2 г/куб. см), а пз туфа, туффитов и даже пемзы (объемный вес, как правило, менее 1,4 г/куб. см). Поэтому вес большинства статуй не превышал 5 т, и лишь 30–40 из них весили более 10 т. Это решает и поставленную выше проблему транспортировки, которая оказывается значительно легче, чем обычно предполагают.
Геологические исследования показали, что «ров Поике» в основе своей действительно имел естественное происхождение: он возник на месте лавового потока.
Советские ученые Н. А. Бутинов и 10. В. Кнорозов считали кохау ронго-ронго иероглифическим письмом, Т. Бартель — «эмбриописьмом», а по мнению известного историка письма И. Е. Гельба, вообще следует говорить не о письменности, а о неких магических рисунках. Несмотря на усилия, предпринимаемые представителями разных стран, кохау ронго-ронго до сих пор считается недешифрованным.
Приведенный аргумент сомнителен, так как у рапануйских вождей, впервые видевших европейский письменный документ, подписание его не вызвало никаких затруднений, и они поставили под ними значки, характерные для кохау ронго-ронго. Следовательно, последнее возникло еще до появления европейцев. По предположению И. К. Федоровой, письменность появилась на о-ве Пасхи в XVI–XVII вв., в период формирования государственности, когда здесь господствовали ареои.
Дж. Дэвидсон отмечает, что в ранний период могилы мужчин и женщин по богатству не отличались друг от друга. Зато уже в ранний период в одних районах встречались богатые могильники, а в других — бедные.
Пока что древнейшие данные о земледелии на Новой Зеландии датируются XII в. н. э.
В районе зал. Паллисер прослежен процесс совершенствования техники хранения земледельческих продуктов. В ранний период урожай хранили в небольших круглых или овальных ямах, а позже появились глубокие ямы (руа) и прямоугольные, заглубленные в землю амбары. На п-ове Коромандел появление этих усовершенствованных хранилищ датируется XII–XIII вв.
Иного мнения придерживается Д. Орчистон. В доколониальный период, считает он, крепостей было немного и они служили временными убежищами от вражеских набегов. Лишь в XIX в. эти крепости превратились в места постоянного обитания крупных коллективов.
В 70-е годы Д. Саттон произвел разведку и ограниченные раскопки на о-вах Чатем. Он изучил четыре раковинные кучи, представлявшие собой остатки поселков XVI в. н. э. Некоторые из них являлись временными сезонными стоянками. Но по крайней мере в одном случае речь могла идти о долговременном, возможно круглогодичном, поселении. Там были обнаружены остатки прямоугольных домов и расположенные рядом захоронения людей. Основные ресурсы были представлены морскими животными, прежде всего тюленями. Д. Саттон выделил в истории острова две фазы.
Первая началась в VIII–IX вв., когда сюда попали выходцы с Новой Зеландии. Возможно, в первой половине II тысячелетия н. э. на острова прибывали и новые поселенцы из Новой Зеландии. Но с 1500 г., который фиксирует начало второй фазы, остров оказался в значительной изоляции. К первой фазе относятся богатые погребения и остатки поселков, по материальной культуре напоминающие Новую Зеландию архаического периода. Вторая фаза ознаменовалась упрощением материальной культуры и обеднением погребального инвентаря. Социальная структура, известная по этнографическим источникам, тоже отличалась простотой и напоминала социальную структуру, типичную для охотников и собирателей.
Здесь и далее в квадратных скобках указан номер, под которым издание приведено в данной библиографии.
В. А. Шнирельман.
Комментарии к главе IV подготовлены М. С. Полинской.