Покорение Финляндии. Том 1

I. Великая Северная война

Царствование Феодора Алексеевича и правление царевны Софии не имели никакого влияния на наши дела в Швеции и Финляндии. Равным образом и первые годы самостоятельного правления Петра не ознаменованы никакими в этом отношении действиями. Занятый борьбой с Софией, усмирением стрельцов, раскольников и казаков, а также устройством военной и морской силы и наконец путешествием в Европу и турецкой войной, Петр только косвенно приготовлялся к достижению великой цели своих предшественников — добиться открытого выхода в европейское море. Возвратясь из своего путешествия, и еще более укрепленный в сознании необходимости завоевания приморских областей, бывших некогда в руках Новгорода а теперь состоявших в шведском владении, Петр спешил примирением с Турцией, с тем чтобы немедленно объявить войну Швеции. Действительно в июле 1700 г. посол Петра, Украинцев, заключил в Константинополе выгодный мир на 30 лет, по которому Азов с прочими занятыми городами достался России. Получив о сем известие 18-го августа, Петр на другой же день издал манифест о войне со Швецией. Против неё образовался, при содействии шведского беглеца Паткуля, союз из Дании, Польши и России. Первая имела в виду овладение Голштейн-Готторпом, Польша желала получить Лифляндию, России предоставлялись союзниками прежние её владения в Ингерманландии и Финляндии.

Петр не замедлил, по объявлению войны, двинуть свои войска к Нарве. Однако события предупредили его, и союз трех государств оказался далеко не столь прочным, как можно было предполагать. Датчане с весны 1700 г. пытались овладеть Голштинией; но Карл XII смелым движением в мае явился под самым Копенгагеном, и король датский, чтобы спасти столицу, не замедлил заключить в Травендале мирный договор, по которому отказывался от Голштинии и от союза с Россией и Польшей. Все совершилось так быстро, что договор подписан 18-го августа, т. е. в то самое время, как Петр издавал свой манифест о войне со Швецией. Поляки с своей стороны осадили Ригу; но Карл XII уже шел ей на помощь, и король Август поспешил снять осаду. Карл, с 8. 000 войска, бросился на Русских, стоявших под Нарвой. У герцога Де-Кроа, командовавшего русскими войсками, было до 40. 000. Плохо еще обученные по новому образцу, притом командуемые иностранцами, Русские растянулись полосой на весьма большом расстоянии. При неожиданном нападении Карла. линия была легко прорвана, части разъединены, а затем и разбиты одна за другой неприятелем впятеро слабейшим. Урон Русских исчисляли в 6. 000 чел.

Считая нарвское поражение решительным для Русских и не зная энергии Петра, Карл XII обратился на Августа. Он желал уничтожить его в самой Польше; для противодействия же разбитым Русским оставил в Ливонии Шлиппенбаха с незначительными силами. С обеих сторон происходили лишь небольшие сшибки, пока в 1701 г. при Эрестфоре, а в 1702 г. при Гумельсгофе, Шереметев не нанес Шведам двух сильных поражений.

Между тем, Петр обратился к защите Архангельска, которому по слухам угрожало шведское нападение. Опасения эти не оправдались, и на обратном пути Петр предпринял решительный шаг для возвращения русской державе её старинных финляндских и прибалтийских владений. Осадив Нотебург, т. е. некогда, новгородский Орешек, он взял его, и по наклонности своей давать всему немецкие названия, переименовал в Шлиссельбург, т. е. ключ-город. Идя далее следующей весной вниз по Неве, он взял защищавшую вход в нее из Финского залива крепостцу Ниеншанц (в местности нынейшней Охты) и положил 16-го мая 1703 г. основание Петербургу. Для защиты новой столицы с моря заложен Кронштадт на острове Котлине. После этого исторического события успех не покидал русского оружия, и у Шведов последовательно отобраны Копорье и Ям, названный Петром Ямбургом, а затем Нарва и Дерпт.

Карл XII тем временем продолжал воевать в Польше добиваясь уничтожения сил Августа, с тем чтобы не опасаясь за свой тыл, опрокинуться всеми силами на Петра. Но проходили годы, а Шведы не могли двинуться на Россию. В 1705 г. уже сам Петр пошел против Карла на помощь своему союзнику Августу, которого, под влиянием шведского короля, сейм свергнул с престола и заменил Станиславом Лещинским. Перейдя в 1705 г. Западную Двину, Петр овладел Курляндией, занял Вильно и остановился в Гродно, имея около 35. 000 войска. Здесь, однако, счастье как будто собиралось изменить царю. Озабоченный восстанием в Астрахани он отправил туда с частью войск своего фельдмаршала Шереметева, который и потушил мятеж. Но Карл зимой обошел русскую армию и перерезал ей пути сообщения с продовольственными запасами. Петр вынужден был отступить к Киеву. Шведский король, в виду пинских болот, оставил Русских, которые удалились почти без потерь, и пошел искать Августа для решительного его поражения уже в собственных его саксонских владениях. Цель была достигнута и Август, тайно от Петра, заключил с Карлом мир, выдав на казнь первоначального виновника войны Паткуля, состоявшего при польском дворе посланником России.

Безопасный теперь со стороны Петровых союзников, Карл XII обратился всеми своими силами на царя, перешел в конце 1707 г. Вислу, и занял Гродно. Петр готов был на мир, если враг предоставит ему хотя одну гавань на Балтийском море; но упорный Швед был согласен мириться, только заняв Москву. Русские из Литвы отступали в свои пределы, опустошая проходимые местности, дабы лишить неприятеля продовольствия. Петр, с своей стороны, хотя и был крайне озабочен вспыхнувшим тем временем на Дону новым, так называемым Булавинским бунтом, а кроме того отряд его войск потерпел поражение при Головчине, — не терял однако присутствия духа. С казаками сделана была жестокая расправа; десятый человек повешен, и трупы висельников на плотах пущены плыть вниз по Дону. В Литве же, воспользовавшись тем, что Карл нуждался в провианте и ушел в Малороссию не выждав шедшего к нему из Лифляндии Левенгаупта, Петр устремился на последнего и в сражении на реке Соже, при деревне Лесной, разбил его наголову. Шведы потеряли 10. 000 человек, всю артиллерию и огромные запасы, с которыми шел Левенгаупт.

Между тем, Карл XII, войдя в пределы Украйны, нашел себе там союзника в лице гетмана Мазепы. Этот последний, пользовавшийся доверием Петра, теперь явно соединился с Карлом, предоставив в его распоряжение и отряд свой, впрочем незначительный. Петр велел разорить главный город гетманства Батурин, а к населению Малороссии обратился с воззванием, в котором вразумлял народ об опасности, угрожавшей православной вере от изменнического соединения Мазепы с польским и шведским королями. При вековой ненависти к Ляхам, на Украйне закипела против врага народная война. Жестокая зима 1708-9 гг. усилила затруднения Карла. Бедственная стужа, погубившая французскую армию в 1812 г., помогла Русским и за сто лет перед тем против Шведов. Весной 1709 г. у Карла насчитывалось не более 30. 000 войска. Он осадил Полтаву и простоял перед ней более месяца. В начале июня Петр перешел реку Ворсклу и пошел на Шведов; встреча произошла 27-го июня, в 4 часа,

В 11 часов Карл уже был окончательно разбит и едва спасся от плена с Мазепой и небольшим отрядом. Перейдя через границу в Бессарабию, он отдался под покровительство Турциц. Шведская армия, под начальством Левенгаупта, сдалась Меншикову. Полтавская битва сокрушила могущество Швеции, игравшей в Европе со времен тридцатилетней войны выдающуюся роль. Не только Кексгольм и южное побережье Финского залива возвратились к России, но и Рига и Выборг взяты ею. Станислав Лещинский не мог без помощи Карла удержаться на польском престоле и должен был его оставить, вновь уступив место Августу.

Но Карл, проживая в Турции, при содействии французского влияния достиг столкновения между нею и Россией. Повода не пришлось долго ждать. Раздраженный заключением русского посланника в Семибашенный замок, и доверяя надеждам на помощь единоверных племен, а также короля Августа, Петр пошел в 1711 г. на Турцию чрез Молдавию. Господарь её Кантемир, однако, оказался не в силах помочь Русским, которые много страдали от летнего зноя в степях, а валахский господарь Бранкован и прямо принял сторону Турок. Последние между тем перешли Дунай, и Русские, в числе не более 38 т. человек, оказались отрезанными от продовольствия и воды и окруженными двухсоттысячной турецкой армией. Помощь Поляков, Сербов и других оказалась только на словах. Последствием был известный Прутский договор, по которому Азов и другие города взятые у Турции, ей возвращены. Карлу XII предоставлен свободный проезд. в Швецию. — Между тем Русские действовали не без успеха против Шведов в Померании, тесня их при содействии Поляков и Саксонцев. На севере же, изготовленный в Петербурге галерный флот в числе до 200 судов, под командой Апраксина и с участием самого Петра в чине контр-адмирала, двинулся в мае 1713 г. в финские шхеры, взял Гельсингфорс, а затем и Або, не раз уже видавший русских в минувшие века. Шведы и Финны отступали внутрь страны к Тавастгусу, средоточию финляндских дорог, но Апраксин и Голицын преследовали их неотступно. После поражения, нанесенного им в 1714 г. под Таммерфорсом, занятия в 1715 году Нейшлота, и разбития в том же году под начальством самого Петра шведского флота при Гангеудде, вся Финляндия до Вазы, и в том числе Аландские острова, была во власти России. Русские, находясь в 35–40 верстах от шведского берега, и в 100 верстах от Стокгольма, грозили самой шведской столице.

Такое положение дел, вместе с интригами и последствием их — разладом между союзниками Петра, привело к возбуждению переговоров о мире, которые и открылись весной 1717 г на острове Лофб, принадлежащем к Аландской группе. Соглашено было на том, между прочим, что Россия удержит Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Корелии. С своей стороны она окажет содействие шведскому королю в обратном завоевании им прежних владений прибалтийском море, а также и Норвегии. Переговоры эти, однако, не привели ни к чему: Карл XII, воевавший тогда против Норвегии, при осаде крепости Фредрикстена был убит неприятельским ядром. Это событие опрокинуло все расчеты: шведская армия отступила в свои границы несчастнейшим образом. В сильную стужу, при перевале чрез горы в самый день нового 1719 года, она была застигнута снежным ураганом и сбилась с пути; на бесприютных скалах норвежского хребта легло до 3. 000 чел. замороженных и умерших от голода преимущественно финских солдат и много офицеров. Такие бедствия, однако, не ускорили заключения мира. В Швеции разгорелась борьба партий из-за назначения преемника Карлу XII, умершему бездетным. Ближайшие права на престол имел Карл-Фридрих, герцог Голштинский, в пользу которого действовал Герц, ведший с Россией со стороны Карла XII мирные переговоры. Карл-Фридрих был сын старшей сестры Карла. Но по смерти последнего взяла верх другая партия, проводившая на престол младшую сестру умершего короля, Ульрику-Элеонору, бывшую замужем за наследным принцем Гессенским, Фридрихом. Поэтому полноправный наследник был устранен, преданный ему и России Гёрц схвачен, быстро осужден и казнен, а на шведский престол вступила энергическая и честолюбивая Ульрика-Элеонора. Однако немедленно же возникли между нею и её советниками разногласия, на столько крупные, что она отказалась от королевской власти, и в 1720 году избран был в шведские короли муж её Фридрих I.

В течении этого времени Швеция помирилась с другими своими врагами: Англией, Ганновером и Пруссией. Заключение мира с Петром оттягивалось в надежде на помощь новых друзей, которая могла бы привести к более благоприятным мирным условиям, чем установленные на Аландских островах. Эта помощь не явилась; но Петр, после тщетного ожидания мира, признал за лучшее идти предписать его в самой Швеции. В 1719 г., летом, галерный флот Апраксина явился у берегов Остготландии, а русские войска производили опустошения по близости самой шведской столицы. Следующим летом обращен в пепел и развалины город Умео, знаменитый позднее занятием его в 1809 г. войсками Барклая-де-Толли, перешедшего Ботнический залив по льду; в 1721 г. Русские заняв Гефле, пошли к северу. При таких условиях, когда успехи их не подлежали сомнению и все более и более удаляли возможность заключения благоприятнейшего для Швеции мира, — стокгольмское правительство отправило, наконец, своих уполномоченных, графа Иогана Лилиенстедта и барона Отто Рейнгольд Стрёмфельта в Ништадт, где и возобновились переговоры. С русской стороны были те же фельдцейгмейстер граф Яков Брюс и канцелярии советник Генрих Иоган Фридрих Остерман, кои договаривались с Гёрцом в 1718 году. Лилиенстедт, сам финляндец, долго упорствовал на счет уступки России Выборга; но Остерман, видевший положение Швеции, энергически на ней настаивал. Наконец, 30-го августа 1721 года, заключен был Ништадтский мирный трактат, еще менее для Швеции выгодный, нежели, отвергнутые её правительством Лофбские прелиминарии.

Ништадтский договор содержал в себе 24 пункта и кроме того еще «сепаратный артикул».

Король шведский уступал за себя, наследников и за шведское королевство Его Царскому Величеству и Его потомкам и наследникам Российского государства «в совершенное, непрекословное, вечное владение и собственность в сей войне чрез Его Царского Величества оружие от короны Свейской завоеванные провинции»: Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Корелии и Выборгской губернии (п. 4 и 8).

Пограничная линия начиналась на берегу Финского залива у Верелакса и предоставляя России береговую полосу в полмили, шла далее на пересечение дороги из Выборга в Лапстранд в трех милях от Выборга, а затем продолжалась в том же трехмильном от него расстоянии на север до старинной границы между Россией и Швецией, и, наконец, прямой линией чрез Кексгольмский округ до озера Пороярви встречалась с последнебывшей границей, так что все на запад и на север от неё, оставлялось шведскому королевству, а на восток и юг — России. В отношении к разграничению на самом крайнем севере, в Лапландии, оставлены условия, бывшие до войны. Таким образом, Петр не возвратил России сполна всего древнего новгородского владения, что, впрочем, признавалось и в самом трактате и составляло как бы смягчение суровых условий, по которым от Швеции отнимались такие крупные части как Лифляндия и Эстляндия. За Россией остались крепости: Рига, Дюнамюнде, Пернава, Ревель, Дерпт, Нарва и в Финляндии Выборг и Кексгольм, со всеми принадлежащими к округам названных крепостей городами и поселениями. На водах заливов поступили в русское владение острова Эзель, Дого, Мен, а также все другие лежащие по берегам лифляндским, эстляндским и ингерманландским к востоку от курляндской границы, и от линии фарватера из Ревеля на Выборг к востоку и югу. Для точного определения пограничной черты на месте обе стороны обязались тотчас по ратификации договора назначить особых комиссаров. Тем не менее, финляндская граница служила и впоследствии предметом постоянных недоразумений.

За таким приобретением, Петр I возвращал Швеции, прочие взятые им местности, т. е. большую часть Финляндии; это составляло предмет 5-й статьи трактата. Трудно с точностью объяснить причины такого великодушие, тем более, что Петр хорошо понимал значение морских берегов вообще и для новой своей столицы в особенности. Весьма вероятно, что при самом завоевании всей Финляндии он не имел в виду удержать ее за собою, а лишь желал принудить шведское правительство быть более уступчивым и побудить к скорейшему миру. Все южное побережье Финского и большая часть Рижского залива составляли сами по себе такое ценное Приобретение, о котором не мечтали ни Иоанн Грозный, ни Алексей Михайлович. И Петр Великий мог считать себя и потребности России удовлетворенными сразу, получив и Выборг, и Петербург, и Ревель, и Ригу. С другой стороны еще большее усиление России на счет совершенно ослабленной Швеции вызвало бы и еще большую зависть в западных государствах, которые и без того уже очень косо смотрели на быстрый рост восточного царства. Нельзя также не допустить, что Петр, которому наступил уже 50-й год, после стольких лет напряженной энергии и бурной жизни, мог желать некоторого успокоения, особенно от войны, длившейся 21 год и насытившей его славой. Требование сохранить все завоевания сделало бы мир не только непрочным, но и прямо невозможным. Наконец, Петра занимали уже мысли, обращенные к другой, противоположной части света: открыв своему государству выход в европейское море, он желал завершить другое великое дело, к которому стремились мудрейшие из его предшественников и сам он, — сделать Россию торговой дорогой между Европой и Азией. Действительно с этой целью, вскоре по окончании шведской войны, Петр отправился по Волге, а затем предпринял и войну с Персией, окончившуюся приобретением значительной части западного побережья Каспийского моря.

Но Петр не только возвратил Фридриху шведскому большую часть занятых его оружием областей, но и обязался в п. 8 трактата выплатить Швеции («хощет обязан быть и обещает заплатить») 2 миллиона ефимков. Эта денежная выдача очевидно не имела, да и не могла иметь характера какой-нибудь контрибуции или вознаграждения за военные издержки; это было простое великодушное пособие врагу, который издавна уже нуждался в деньгах, и которого рассроченными уплатами можно было удержать на известное время в покое. Можно полагать также, что Петр желал отчасти вознаградить тех землевладельцев, имения коих были розданы вельможам вслед за покорением страны (см. отд. III этой главы). Сепаратный артикул, о котором выше упомянуто, имел предметом порядок уплаты. Взнос 2-х миллионов обещан в 4 срока: в начале февраля и в начале декабря следующего 1822 года, в октябре 1723 и в начале сентября 1724 года, — каждый раз по равной части, т. е. по полумиллиону ефимков. Качество денег определено «полновесными монетами, именуемыми цвейдриттельштир»; три такие монеты составляли в Берлине, Лейпциге и Брауншвейге два ефимка. Если бы нельзя было собрать в назначенные сроки достаточно таких цвейдриттельштиров, то Петр обещал заплатить другой «доброй» в местах платежа ходячей монетой, кроме впрочем дробной.

Упомянутые 4, 5 и 8 пп. Ништадтского трактата составляли сущность его. Все прочие касались предметов второстепенных или имели формальный характер. Но из сих последних заслуживает внимания п. 7 о невмешательстве во внутренние дела Швеции; он привел к результатам диаметрально противоположным тому, чего Шведы домогались от Петра. — «Его Царское Величество — гласит п. 7 — обещает такожде наисильнейшим образом, что он в домашние дела королевства Свейского, якоже в позволенную единогласно и от чинов королевства под присягой учиненную форму правительства и образ наследства не мешатися никому, ктоб ни был, в том ни прямым, ни посторонним и никаким образом вспомогать не будет: но паче к показанию истинно соседской дружбы, все что против того вознамерено будет и Его Царскому Величеству известно учинится, всяким образом мешать и предупреждать искать изволит». — Шведские представители на переговорах выказали в этом пункте полную свою непредусмотрительность, если не допустить других побуждений. Желая устранить интриги, явившиеся непосредственным и неизбежным последствием правильных дипломатических сношений, шведские уполномоченные дали русскому правительству легальную возможность наблюдать за Швецией во всех возможных делах, дабы «предупреждать и мешать» другим посторонним вмешательствам, что составляло уже само по себе очевидное и законное вмешательство. Оно усиливалось еще тем, что русский государь обязывался «искать всяким образом» оградить шведское правительство и форму его правления от внешних потрясений и козней. Такое условие подчиняло стокгольмскую власть, хотя и косвенной, но ежечасной опеке русского правительства, этого отныне стража её неприкосновенности. Русский царь делался как бы охраной и самой шведской конституции, ограничивавшей королевскую власть участием в управлении чинов королевства, «яко позволенной единогласно и от чинов королевства под присягой учиненной формы правительства». Являясь оберегателем прав и этих чинов, русский царь, в случае если бы король предпринял или даже намеревался только предпринять что-либо вопреки конституции без согласия чипов, не только мог, но и обязывался тотчас же поднять свой веский голос. Русский дипломатический представитель в Швеции должен был сделаться своего рода прокурорским оком, без которого в жизни этой страны не могло произойти ни одного более или менее крупного политического явления. А так как с другой стороны охрана такого рода не могла обойтись без деятельных сношений на месте в самом Стокгольме и вообще в Швеции, то неизбежно должны были у русских резидентов завязаться самые близкие отношения и с членами сейма, в особенности же с членами оппозиции, от которых они всегда могли знать все, что им было нужно. При неустойчивости политических и нравственных правил многих сеймовых депутатов, и даже просто при их продажности, русским представителям легко было сделаться прямыми хозяевами положения Швеции. — Последующие 50 лет подтвердили это с очевидностью, не допускающей сомнения, и доказали, насколько установленный п. 7-м порядок вещей был вреден для Швеции. Сейм деморализовался до конца, королевская власть доведена до ничтожества, и монархия Густава Вазы и Густава-Адольфа, простиравшая некогда свою силу до берегов Рейна, Новгорода и Карпат, оказалась уничтоженною, обессиленной и запертой при Ботническом заливе.

Из прочих пунктов и статей трактата, в 9-м Петр «обещал, что постоянно и непоколебимо содержаны и защищены будут привилегии, обыкновения, права и справедливости всех жителей, как шляхетных, так и нешляхетных, равно городов, магистратов, цехов и цунфтов». В п. 10-м оговаривалось сохранение евангелического исповедания и свободы совести, с тем, что «и вера греческого исповедания впредь также свободно и без всякого помешательства отправлена быть может и имеет». 16-й пункт обязывал обе стороны к составлению особого торгового трактата, с предоставлением обоюдно «таких привилегий и польз, какие дружебнейшим народам позволены». Прочие пункты касались отпуска из России ржи на 50. 000 р. в год, частных торговых домов, амнистии, сохранения прав на возврат поземельных имуществ и вообще обеспечения законного владения; вознаграждения за аварии, порядка рассмотрения споров и выдачи преступников. Пунктом 19-м установлены правила салютов на море и у крепостей, на тех же основаниях, какие между Данией и Швецией существовали. Введение этого пункта в трактат мотивировано желанием, «дабы всякие случаи на море, которые к какому несогласию между обеими высокими договаривающимися сторонами повод подать могут, сколько возможно отвращены и предупреждены быть могли». Едва ли, впрочем, эта мотивировка имела серьезное значение: позднее в 1788 г. герцог Зюдерманландский искал столкновения с Россией именно по поводу салютов. Вернее, Петр хотел закрепить за молодым своим флотом значение действительной военной силы и требовал оказания России тех же знаков почести на море, какие оказываются коренным морским державам. Пунктом 3-м установлен для прекращения неприязненных действий 14-дневный срок по размене ратификаций, на который назначено три недели, а статьями 13-й и 14-й договорен самый порядок очищения возвращенной части Финляндии и размена пленных. Наконец пунктами 15-м и 21-м к заключенному трактату присоединялись: со стороны России — Польша, безусловно, «яко Его Царского Величества союзник», а со стороны Швеции Великобритания, с той существенной оговоркою, что если «в чем либо Его Царское Величество от Его Королевского Величества Великобританского себя отягчена находит», то об этом прямо между обеими сими державами «добродетельно трактовано и соглашено быть имеет». Допускалось присоединение к трактату и других держав в трехмесячный срок, впрочем, не иначе как с общего обеих договаривающихся сторон согласия.

По заключении Ништадтского мира, Петербургский сенат поднес Петру Императорский титул и назвал отцом отечества. Если бы государственная деятельность этого монарха ограничилась одними лишь результатами, достигнутыми великой северной войной, то и тогда заслуга его пред Россией была бы одной из величайших, какие представляет её история. Опаснейший из соседей был приведен в ничтожество, и русское могущество при условиях времени сразу явилось преобладающим на тех самых берегах Балтики, к которым целыми столетиями упорно, но тщетно стремились великие князья и московские цари. В Ништадте с большими процентами вознаграждено потерянное в Выборге и Столбове.

II. Война 1741–1743 гг

Для большего скрепления отношений, еще при Петре, в 1724 г., заключен был между Швецией и Россией особый союзный трактат на 12 лет, с тем, что если он окажется для обеих сторон выгодным, то о возобновлении его должно было договориться за полгода до истечения срока.

Но уже вслед за кончиной Петра, когда Екатерина I начала выражать наклонность к поддержанию прав зятя, голштинского принца, претендовавшего, как известно, на шведский престол, то официальные отношения Швеции и России начали охлаждаться. Поэтому, когда через 7 лет русские посланники, сперва граф Головкин, а потом Бестужев, обращались с предложениями о возобновлении союзного договора, то успеха не имели. Стокгольмское правительство отложило соглашение до истечения срока. В сущности, теперь договаривались уже не с королем, а с сеймом, который при слабом Фридрихе забрал всю власть в свои руки.

В сейме же продажность партий сделалась почти открытою, и перевешивала та держава, которая меньше скупилась. В этом отношении у России был очень опасный конкурент: Франция, чтобы иметь Швецию на своей стороне, не жалела денег, а последняя в них очень нуждалась. Вскоре Европа разделилась на два лагеря по случаю смерти короля польского Августа II. Россия и Австрия поддерживали права на польский престол сына его Августа III; Франция же была за бывшего короля Станислава Лещинского, проживавшего во Франции и выдавшего дочь свою Марию за Людовика XV. Шведы воспользовались положением, и хотя мечтали о возврате при сем случае, при содействии Французов, завоеванных Россией провинций, однако предпочли поживиться насчет обеих сторон. В 1735 г. действительно состоялось возобновление союзного трактата с Россией, оставшегося без перемены, но с одним существенным пополнением. Русское правительство взяло на себя уплату части долга в 750. 000 червонцев, сделанного Карлом XII у голландских банкиров еще в 1702 г. Долг этот обеспечивался сборами рижской таможни. По Ништадтскому миру Рига перешла к России; но о погашении долга не было речи, так как по упомянутому выше 8-му пункту трактата Россия уплатила Швеции круглую цифру 2 млн. риксдалеров. Теперь Императрица Анна Иоанновна предоставила последней новую денежную выгоду, впрочем не за активное содействие, а лишь за нейтралитет, так как другим дополнительным пунктом именно установлялось, что Швеция не обязывается принимать участия в тогдашних военных действиях России и в их последствиях. Вслед засим в том же 1735 г. Шведы заключили и с французскими представителями трактат о субсидиях, по которому первые обязывались не давать своих войск в помощь или в наем против Франции, равйо не заключать договоров противных её интересам; а Франция за такое, тоже пассивное содействие, принимала на себя уплату Швеции 300 000 гамбургских банковых рейхсталеров. Французское правительство однако увидело в только что возобновленном с Россиею шведском союзном договоре нарушение своих интересов и не ратификовало трактата о субсидиях. В сущности же оно видело, что дело Лещинского было совсем проиграно; русские войска под предводительством Миниха заняли Данциг, а затем явились на Рейне; Станислав с трудом мог убраться восвояси. Лишь в 1738 г. утвержден шведский договор с Францией, когда восторжествовала на сейме враждебная России партия шляп [38]

Между тем Россия в союзе с Австрией воевала против Турции, и русские войска под начальством Миниха покрывали себя славою: в 1736 взяли Перекоп, в 1737 Очаков, в 1739 Хотин и перешли Прут. В то же время союзники-австрийцы терпели постоянные неудачи и желали мира. Министры их, под влиянием французских интриг и золота, внушали Императору Карлу VI недоверие к союзникам Русским, победы которых при единоверии с местным населением могли быть опаснее турецких поражений. Императрица Анна, войска которой для достижения славы терпели страшные, трудности и лишились до 100. 000 чел., также начала желать мира, лишь бы уничтожено было самое воспоминание о Прутском договоре. Под влиянием всех этих условий 18-го сентября 1739 г. заключен Белградский мир, по которому Россия за все свои жертвы не приобрела почти ничего.

Но еще до заключения мира шведское правительство под влиянием торжествующей партии повело переговоры с Турцией и Францией, в видах активного против России вмешательства. Побуждения Шведов были ясны: ландмаршал сейма, граф Тессин в речи, принятой с восторгом, категорически мотивировал занятое его единомышленниками положение: государственные чины всегда готовы предпочесть постыдному миру, т. е. Ништадтскому, войну, хотя бы и жестокую. От слов немедленно перешли к делу, и секретным постановлением сейма в конце 1738 г. решено немедленно послать в Финляндию два полка. Общественное мнение вместе с тем всеми мерами возбуждалось против России. На помощь подстрекателям явилось и одно несчастное обстоятельство: шведский майор Синклер, посланный в Константинополь для переговоров, на обратном пути был убит в Силезии, бывшие при нем депеши распечатаны и отправлены в гамбургский почтамт. Убийство шведским правительством, в официальных публикациях, приписано России, не смотря на представленные со стороны последней опровержения. Русские представители в Стокгольме подвергались оскорблениям, а в доме посольства были даже выбиты стекла. «Шляпы» усиливали флот и намеревались послать в Финляндию новые подкрепления, надеясь добиться уступок угрозами. Однако обстоятельства не оказывались им особенно благоприятными: Россия помирилась в Белграде с Турцией, а Франция не спешила активным своим содействием.

Но вскоре воинственные Шведы дождались, наконец, благоприятных обстоятельств. В октябре 1740 года последовали две смерти, которые произвели существенные перемены в общем положении значительной части Европы. Умерли Анна Иоанновна и австрийский Император Карл VI. Престол Петра Великого занял младенец Иван Антонович с правительницей Анной Леопольдовной; всем известны последовавшие за сим события. На престоле Габсбургов воссела молодая Мария-Терезия, и загорелась война за австрийское наследство. На прусском престоле был Фридрих Великий.

Австрия воевала с половиной Европы. Обещанное Бироном Австрии содействие обратилось во вражду лишь только умерла Императрица Анна и возвысился Миних, не могший простить австрийцам Белградского мира. Но по низвержении Миниха, особенно в виду успехов Фридриха, русское правительство вновь склонилось к содействию Марии-Терезии. Заботы французского двора, равно как и прусского короля, направились теперь на то, чтобы воздействуя на Россию устранить ее от поддержки Австрии, и для сего обратились к помощи Швеции. Уверенность в слабости петербургских правящих сфер родившаяся еще во времена Анны Иоанновны, которая всячески уклонялась от разрыва с Швецией и даже делала, как выше видно, денежные уступки, — давала расчетам воинственной партии полную основательность, а французское золото, которое почти открыто сыпалось в карманы членов сейма, принадлежавших к преобладающей партии шляп, довершало остальное. Действительно, легкомыслие Анны Леопольдовны вместе с борьбой влияний при дворе её: графа Линара, молодого и ловкого саксонского резидента, и известного французского дипломата Шетарди, при участии шведского посланника Нолькена, делали русское правительство крайне неустойчивым. Шведы, кроме того, всеми мерами поддерживали Елизавету Петровну в качестве будущей заместительницы престола. Сила русского посланника в Стокгольме Бестужева, который опирался на устраненную теперь партию шапок, была ничтожна, и он не мог уравновешивать враждебных влияний.

Неприязнь к России, всегда бывшая и особенно разгоревшаяся с Ништадтского мира, приняла после смерти Синклера размеры ненависти, которая все более и более крепла. бессильный король Фридрих, без санкции которого все-таки не могла еще объявлена быть война, уступил сейму, заручившись от него обещанием признать двоих его незаконных детей[39].

В феврале 1741 г. главнокомандующий в Финляндии Будденброк получил предписание двинуть войска к русской границе. Финляндия в это именно время была в самом затруднительном положении, так как не оправясь еще вполне от последствий двадцатилетней войны, она сняла в 1740 г. весьма плохую жатву, и. стране угрожал голод. Крестьяне поэтому попробовали протестовать против движения войск; к ним присоединились и некоторые из финляндцев других сословий, но голоса их пропали в общем возбуждении против России. Партия мира окончательно замолчала, когда однажды ночью захвачен был выходивший от Бестужева молодой чиновник государственной канцелярии, близкий родственник сенатора Горна, главы партии. Возбуждено было следствие, и в результате некоторые лица подверглись тяжкому тюремному заключению. Руки «шляп» были вполне развязаны.

28-го июля 1741 г. последовало объявление в Стокгольме войны России. Граф Карл-Эмиль Левенгаупт глава торжествующей партии, как искусный полководец, поставлен и во главе армии.

Это был человек в высшей степени честолюбивый, достигший, в бытность ландмаршалом сейма в 1734 г., значительного расширения прав государственных чинов, к ущербу на столько же королевской власти? за что и была в честь его выбита особая медаль. Завистники говорили что он, под предлогом войны в Финляндии, желал захватить ее, и образовав отдельное герцогство, надеть на себя герцогскую корону. Последующие события как будто подтверждали эти указания. Во всяком случае при начале войны Левенгаупт был популярнейшим человеком в Швеции. И, тем не менее, чрез год с небольшим голова его пала на плахе!

Помощником Левенгаупта был генерал Будденброк.

В Петербурге манифест о войне со Швецией был объявлен 13-го августа. Главное начальство над войсками поручено фельдмаршалу графу Ласси; ближайшим помощником его был генерал Кейт.

С именем фельдмаршала Ласси связано воспоминание о весьма многих блестящих подвигах, покрывших славой русское оружие в первой половине ХVIII столетия. Потомок древней ирландской фамилии, Ласси, молодым еще 22-летним человеком, но приобретя уже опытность во французской и австрийской службе, где сражался против турок, предложил в 1700 г. свои услуги Петру Великому и уже в 1705 году отличался против Шведов, а в Полтавском сражении был тяжело ранен. Он первый вступил в Ригу, был с Петром на Пруте, воевал в Померании и Голштинии, при чем участвовал в поражении и пленении при Теннинге шведского полководца графа Стенбока. По странному стечению обстоятельств, вместе с Стенбоком был взят тогда в плен и служивший при нем Левенгаупт — нынешний шведский главнокомандующий и противник Ласси. В 1719 году Ласси опустошил берега Швеции, чем и принудил к миру. При Петре II, уже в чине генерал-аншефа, занял Курляндию; в 1733-35 годах разбил приверженцев Станислава Лещинского и дошел до Рейна. После этой войны он был украшен званием фельдмаршала. Уже в следующем году он взял Азов, едва избежав плена у татар. Знаменитые Крымские походы 1737-38 гг., в которых он обходными движениями чрез Арбатскую косу и Сиваш разбил крымского хана и турецкие войска, и уничтожил укрепления, дали ему титул графа.

Следует прибавить, что при всех заслугах, оказанных России и при высоком своем положении, Ласси не был интриганом и никогда не принимал никакого участия в политических переворотах, коими столь богато было его время.

Генерал Кейт, шотландский уроженец, бежавший из отечества после восстания 1719 г., был в русской службе с 1728 года и отличился в войне с Турцией; но вскоре по окончании шведской войны перешел в прусскую службу и убит при Гохкирхене. Из русских генералов, под начальством Ласси были Шипов, Бахметьев; прочие генералы были из немцев: Штоффельн, Ливен, Фермор, Альбрехт.

Русские войска стали стягиваться к Выборгу в начале июля (1741). Война должна была иметь характер оборонительный, почему, и для обеспечения пути к Петербургу, приняты были усиленные меры укрепления Выборга, находившегося в то время всего в трех милях от границы русской Финляндии со Швецией. Однако вскоре признано было лучшим, не ожидая нападения Шведов, перенести театр войны в шведскую Финляндию. Поэтому уже 15-го августа наши войска миновали Выборг, а 17-го остановились лагерем в 8-ми верстах от границы. 20-го прибыл Ласси, и принял начальство.

Между тем, неприятель стоял двумя отрядами: один в 5. 000 ч., под начальством Будденброка, близ Фридрихсгама, другой — в 3. 000 ч., под командой Врангеля за Вильманстрандом, так что расстояние между обоими отрядами не превышало 40 верст.

Со свойственной Ласси энергиею, решившись уничтожить Шведов раньше, чем они успеют соединиться, он с отрядом в 9. 000 чел. 21-го покинул лагерь налегке, без всякого обоза. Врангель в тот же день поспешил известить Будденброка, прося подкреплений, но, не дождавшись ответа, двинулся навстречу Русским к Вильманстранду. На другой день выступил к этому городу и Будденброк, но ему предстояло пройти до 80 верст.

И Русские и Шведы подошли к Вильманстранду почти одновременно, 22-го августа. Назавтра с утра не было со стороны Русских заметно никакого движения, и Шведы думали уже что день пройдет спокойно; посему Будденброку послано было приглашение идти старой дорогой, восточнее Вильманстранда, и ударить Русским в тыл.

Но Ласси в 2 часа пополудни начал наступление. Часть отряда его сперва было подалась пред огнем шведских батарей, но вскоре Русские оправились, вытеснили Шведов и опрокинули сперва левое, а потом и правое их крыло. Особенно правое, в состав которого входили финские полки, оказало наименее стойкости: солдаты бежали столь стремительно, что сбили с ног большинство своих офицеров, и многих передавили. Врангель был ранен, и остатки шведских сил бежали в Вильманстранд, преследуемые по пятам Русскими. В 7-м часу вечера город был взят. При этом произошел эпизод, который имел самые печальные последствия. Комендант крепости увидел себя вынужденным просить капитуляции и выставил белое знамя; но он не распорядился прекращением пальбы на всех пунктах. Поэтому были убиты не только посланный при русском парламентере барабанщик, но и генерал Икскуль и полковник Леман, желавшие остановить кровопролитие в виду белого знамени, и обратившиеся для того с вразумлениями к шведским войскам. Последствия были ужасны: ожесточенные предполагаемой изменою, солдаты ворвались в крепость, и здесь произошла беспощадная резня, город подвергся полному разграблению и уничтожению, а на другой день был и вовсе сожжен.

Помимо этого прискорбного эпизода, дело было блестяще выиграно Русскими; сам начальник отряда барон Врангель, 5 штаб-офицеров, 12 капитанов и много других офицеров и нижних чинов взяты в плен. Взяты и несколько знамен, пушки и другой военный материал в значительном количестве.

Потеря Русских также была настолько велика, что после выигранного сражения Ласси не обратился на Будденброка для уничтожения и его, что он имел первоначально в виду, — но отступил к Выборгу. Вильманстранд остался в положении по истине ужасном: сожженный и разоренный, он был наполнен и окружен тысячами трупов, которых ни Шведы в своем бегстве, ни Русские при отступлении не предали земле. Множество раненых, оставшихся на поле сражения, погибли без всякой помощи. В таком положении, заражая воздух далеко вокруг, оставался Вильманстранд целые две недели.

Между тем, Будденброк, узнав о поражении и пленении Врангеля, возвратился в свой лагерь у Кварнбю, куда прибыл, наконец, и главнокомандующий граф Левенгаупт. С тем вместе стали прибывать из Швеции и из разных местностей Финляндии свежие полки. Левенгаупт имел в виду наступление в русскую Финляндию, для чего и напечатал прокламации к русскому народу. Одна из них удостоверяла «все сословия славной русской нации», что шведская армия пришла в пределы России с той лишь целью, чтобы доставить шведской короне удовлетворение за все обиды и несправедливости, нанесенные ей министрами-иностранцами, которые управляли Россией. Левенгаупт рассчитывал на выражавшуюся в народе и войске все большую и большую неприязнь к иностранцам, которая даже в армии самого Ласси дала повод к волнениям. Однако в течение двух месяцев Левенгауптом не было ничего предпринято. Все ограничивалось небольшими стычками, если не считать фуражировки Левенгаупта в самую глухую осень. С отрядом в 6. 000 с лишком человек он вторгнулся в русские пределы с целью захватить значительную партию сена. Вероятнее, впрочем, что прямая цель заключалась в распространении означенных прокламаций. Никаких однако последствий от этого движения не было, кроме крайнего утомления и расстройства отряда, из которого по случаю холода и дождей половина заболела. Зима наступила в 1741 г. очень рано, и этим кончились военные действия. Продолжались лишь набеги для добычи фуража и провианта и для истребления деревень.

Между тем, в Петербурге, в ночь с 25-го на 26-е ноября, произошли известные события: на русском престоле воцарилась Елизавета Петровна. Шведская кампания быть может не осталась без некоторого влияния на этот переворот. По крайней мере, явившиеся к Елизавете ночью Преображенские гренадеры выставили поводом своих просьб о принятии ею правления именно то, что они на завтра должны выступить в поход против Шведов, и что она останется беззащитной среди врагов. Переворот как бы согласовался с видами шведского правительства, ибо в манифесте о войне оно в числе поводов к ней выставляло также устранение Елизаветы Петровны от престола; В Стокгольме питали надежду, что новая петербургская революция повлечет за собой уступку Швеции местностей, завоеванных Петром Великим.

Уже чрез два дня Левенгаупт получил известие о петербургских событиях, а вскоре по желанию Императрицы, действительно заключено со Шведами перемирие до марта месяца следующего 1742 года, и начались переговоры о мире. Впрочем, они не привели ни к чему. В Швеции не верили искренности мирных намерений России и советовали Левенгаупту продолжать движение чрез Выборг на Петербург.

Но это не так легко было исполнить. Если русские войска значительно страдали от болезней, то шведские можно сказать уничтожались ими. Они были помещены осенью близ Фридрихсгама в самых дурных гигиенических условиях; лагерь находился на низменном морском берегу, в непосредственной близости от обширного кладбища матросов, дурно к тому же похороненных, и задыхался от зловония. Это матросское кладбище говорило также об одном из бедствий Шведов в том году. Многочисленный шведский флот, высланный против русского, — который по неудовлетворительности своей вовсе и не показывался в море, — простоял на якоре близ Аспэ, и здесь люди умирали как мухи: из сухопутных войск взято было на корабли 1. 000 чел., чтобы, хотя отчасти, пополнить многочисленную убыль умерших. Жилые землянки стали обращать в могилы, трупы кидали нагими; потом по многочисленности их прекратили не только отдачу умершим воинских почестей, но даже и исполнение церковных обрядов.

Такое положение армии, после понесенного поражения, вызывало в войсках ропот и неудовольствие, которые тем больше росли, чем дальше уходило время гибельного и бездейственного стояния их. Шведские правители рассчитывали на помощь Франции, но делали очень мало для подкрепления сил Левенгаупта. За все отвечала Финляндия. Толпы мужиков вооруженных чем попало, посылались для пополнения рядов, таявших как весенний снег. Разорение страны не поддавалось описанию. На десятки миль кругом не оставалось вовсе рабочего скота; под тяжести впрягали мужиков и казенных служителей.

При таких обстоятельствах в Петербурге возымели надежду достигнуть мира обращением непосредственно к населению Финляндии, с указанием на возможность мирного для неё существования в виде отдельного от Швеции герцогства. Может быть именно с целью вызвать желаемое движение в народе, в конце февраля в Петербурге решено было прекратить перемирие и немедленно возобновить военные действия.

Известие о сем застало Левенгаупта врасплох, особенно потому, что обильная снегом зима делала движения больших масс почти невозможными. В Фридрихсгаме распространилось сильное волнение. Крепость, расположенная в лощине, не представляла удобного для защиты пункта; поэтому собранный Левенгауптом военный совет решил, уничтожив укрепления, отступить к более выгодной позиции. Предположение это, против которого был, между прочим, и генерал Будденброк, отправлено, к королю на разрешение. Однако шведские войска, не смотря на снег глубиной в человеческий рост, стягивались к Фридрихсгаму со всею поспешностью. Здесь заболеваемость и смертность достигали таких размеров, что гарнизон приходилось сменять каждые две недели. Люди обременялись еще и усиленными работами по возведению укреплений.

Но русские войска не показывались, а вместо них распространился манифест Императрицы Елизаветы Петровны, данный в Москве 18-го марта 1742 г. и обращенный к Герцогству Финляндскому. Он наделал много шума, хотя и не достиг своей цели. Напечатанный на трех языках, немецком, шведском и финском, он в пространном изложении указывал на неправильность враждебных отношений Швеции к России и на миролюбивые желания сей последней; упоминал о том, что война начата не по единодушному решению государственных шведских чинов, а лишь в себялюбивых видах некоторых отдельных лиц; что к числу людей, не желавших войны, принадлежат жители Княжества Финляндского, наиболее от неё страдающие, и что Императрица вовсе не желает распространять свою власть И делать завоевания. В дальнейшем предлагалось чинам и жителям княжества не противодействовать ничем русским войскам, а также не помогать шведской армии. В вознаграждение указывалась возможность содействия со стороны России, в случае если бы Финляндия пожелала отделиться от Швеции и сделаться ни от кого независимым государством под собственным правлением; обещалось, также, для защиты жителей, если понадобится, посылать русские войска и исполнять другие просьбы. «Но если, сказано было в заключении манифеста, вопреки всем ожиданиям, наше благое намерение это не будет охотно принято Княжеством Финляндским и Жители оного будут действовать враждебно против нас и наших войск, и помогать чем бы ни было шведским войскам, то мы, хотя и вопреки нашему желанию, будем вынуждены приказать разорить эту страну мечем и огнем».

Манифест этот вызвал контр-манифест короля шведского, в котором он разбирал и опровергал по пунктам объяснения Императрицы Елисаветы и заключал уверенностью, что финляндцы будут единодушны в продолжении войны, и помогут ему установить такие границы, которые могли бы служить твердым для Швеции оплотом.

В конечном результате манифест Елисаветы остался без всяких последствий в то время и в тех условиях, при каких он был объявлен. Но им не пренебрегали иногда пользоваться люди, преследовавшие свои цели, хотя всякое значение его как обязательства утратилось вполне, в силу хотя бы того что на деле пришлось прибегать к огню и мечу. Манифест имел все качества легкомысленной попытки, не более зрелой, как и прокламации шведского короля, распространенные в России прежде даже нежели войска его вошли в её пределы. Война не только продолжалась, но недостаток энергии в шведском начальстве вызывал ропот в его войсках, требовавших сражений.

Фельдмаршал Ласси, в соображениях своих о плане предстоявшей в 1742 г. кампании, имел намерение воспользоваться жестокостью зимы и овладеть Фридрихсгамом с той стороны, с которой Шведы ожидали всего менее. Предполагалось, двинув одну часть войск по выборгской дороге, отправить другую от Нарвы поперек Финского залива по льду и атаковать крепость с моря. Все распоряжения были уже подготовлены, но быстро наступившая сильная оттепель разрушила, весь остроумно задуманный план. В видах решительных действий русские силы собирались в большом числе. К Выборгу сдвигались войска из Пскова, Новгорода и с южного побережья Финского залива, так что вскоре должна была образоваться армия в 70. 000 чел. регулярных войск, не считая 12. 000 иррегулярных и многочисленной артиллерии. Так, по крайней мере, определялись русские силы в объявлениях С.-Петербургских Ведомостей 8-го апреля 1742 г. В Кронштадте снаряжался значительный корабельный флот, на который назначалось посадить до 5. 000 пехоты; на гребной флот, состоявший из 70 галер, предположено взять 15. 000. Морские силы имели приказание выступить, как только лед позволит.

На новую кампанию, под главным начальством Ласси, кроме прежних были еще: генерал-аншеф Левендаль, генерал-лейтенант князь Репнин, граф Салтыков и принц фон-Голштейн-Бек, генерал-майоры фон-Ливен, граф Лесси, барон Ведель, граф Брюс, фон-Браун, Лопухин и Киндерман. Начальство над артиллерией Поручено генерал-майору Томилову; над флотом корабельным — вице-адмиралу Мишукову, а гребным генерал-аншефу Левашову, с генералами де-Брилли, фон-Брадке и Карауловым. Впрочем, флот и в 1742 г. не заявил себя никакими подвигами» вероятно потому, что при составе экипажа большей частью из молодых матросов, начальство боялось предпринять на море что-либо решительное.

Действия начались с двух Сторон: от Выборга, и от Кексгольма и Олонца, где отдельные партии делали набеги на неприятельские поселения и Небольшие отряды. Все донесения о них являют однообразную и с современной точки зрения весьма печальную летопись грабежей, пожаров и разорений. Существенно лишь то, что все эти сотни и тысячи отдельных дворов, даже целые уезды, снесенные, так сказать, с лица земли, хотя и были, неизбежным последствием войны того времени, тем не менее, во-первых, приводили к нулю манифест Елизаветы Петровны, а во-вторых, жителям уже разоренным или ожидавшим разорения, никакой любви и приязни к Русским внушить не могли, а вселяли только отчаяние и ненависть. Правильные военные действия возобновились лишь в конце мая. Но Ласси, по показаниям Манштейна, имел под Выборгом не 70. 000, а лишь около половины этого числа. Левенгаупт получил из Швеции до 15. 000 свежего войска.

В ожидании движения русской армии, Шведы задолго еще до открытия кампании занялись укреплением Мендолакского дефиле, находящегося в небольшом расстоянии от Фридрихсгама в сторону Выборга. Естественные условия местности были таковы, что оборона её представлялась весьма удобною, и, по отзыву сведущих людей, с 2. 000 отрядом можно было с успехом выдержать нападение русских сил, а с 7. 000 сделать ее вполне неприступной. С запада, т. е. со шведской стороны, эта узкая долина прикрыта горами, круто поднимающимися к востоку и недоступными для Русских; на них поставлена была артиллерия, действовавшая по долине через головы своих. Поперек долины идет речка с узким мостом на почтовой дороге; перед мостом местность была укреплена громадными засеками, непроходимыми особенно под сильным артиллерийским огнем с гор. К югу долина примыкала к Финскому заливу, на котором находилось более 20 вооруженных галер и 2 прама (плавучие батареи); к северу речка была запружена и представляла непроходимые трясины и болота. Бесспорно, Мендолакс оказывался одной из самых недоступных местностей Финляндии.

Вскоре, однако, между шведскими войсками разнеслась весть, что плотина у Мендолакса прорвана и что засим местность эта утрачивает с севера значение оплота. Это сведение, вместе со сделанной к стороне русской армии большой рекогносцировкой, подействовало на командовавшего мендолакской позицией столь устрашающим образом, что он решился, не ожидая разрешения Левенгаупта, самовольно покинуть ее и отступить со своим 2. 000 отрядом к Фридрихсгаму. Русский отряд под начальством Левашова, предприняв в ту же ночь на 25-е июня движение по боковой дороге к засеке, для её уничтожения и затем скрытного нападения на укрепление, никого уже на позиции не нашел. Мендолакс был занят русскими войсками без выстрела.

На следующий день Ласси подошел к Фридрихсгаму и приступил к осаде крепости. Были назначены места для батарей; самый огонь еще не открыт. Но вскоре оказалось, что Фридрихсгам очищен Шведами без боя и зажжен ими. Армия Левенгаупта снялась из лагеря и быстро отступила к р. Кюмени. В ней стал усиливаться ропот, особенно в финских полках, которые с потерею Фридрихсгама увидели, что надежды их на перенесение войны за границу исчезли и что родине их предстоят все ужасы, столь памятные от недавней еще великой Северной войны. Солдаты дезертировали среди бела дня, на глазах всех, находя, что если армия бежит, то и они бежать могут. Положение шведской армии ухудшалось еще тем, что с потерей Фридрихсгама она лишалась главного магазина, при армии же провианта было всего на десять дней.

Перейдя Кюмень, Шведы остановились у Кюменегорода; но, опасаясь, что Русские перейдут реку выше у Аньялы и отрежут им путь отступления, военный совет признал нужным отступить и с этой позиции. Генерал Будденброк был в меньшинстве, требуя сражения уже потому, что финские полки ропщут на беззащитное предоставление их родины неприятелю и наверное разбегутся, если армия будет отступать еще далее. Мнение большинства шло в разрез с повелениями из Стокгольма, откуда постоянно требовалось противостоять Русским и идти вперед. Вероятно, в виду сего Левенгаупт колебался исполнить решение военного совета и только когда получил известие, что отряд, посланный оберегать проход у Аньялы и дорогу на Тавастгус, отступил при первом появлении казаков, перешел к Абборфорсу, на р. Кюмени, где и простоял спокойно 6 дней, не тревожимый Русскими. Это отступление объяснялось и тем еще немаловажным обстоятельством, что по полученным Левенгауптом сведениям крестьяне намеревались сжечь мост в тылу его, дабы принудить дать сражение в защиту страны. Случай этот характеризует то настроение, которое господствовало в населении.

Отступление Левенгаупта обусловливалось и неудовлетворительными действиями шведского флота. Простояв в Аспэ до начала июля, шведский адмирал ушел из этого нездорового места к Гангеудду, и тем лишил армию надлежащего прикрытия с моря. Нельзя не заметить здесь, что дисциплина отсутствовала не только во флоте, но и в армии. Войска страдали от недостатка продовольствия, нижние чины бежали, а начальники не оказывали главнокомандующему должного уважения и повиновения и самовольно уезжали в Стокгольм.

Остановка Русских в преследовании уходящей шведской армии объяснялась особыми причинами. 2-го июля Ласси получил из Петербурга повеление: коль скоро Шведы уйдут за р. Кюмень, — окончить кампанию, считать эту реку границей, построить вдоль её укрепления и стоять близ Фридрихсгама лагерем до наступления зимы. Приказ застал русские войска уже за рекою, т. е. сделано было более того, что требовалось. Созванный военный совет нашел, что если бы правительство знало настоящее положение войск уже за указанной чертою, и что неприятелем уступлен столь важный пункт без борьбы, то никогда не дало бы этого приказания. Посему решено продолжать преследовать неприятеля до Гельсингфорса, где и окончить, кампанию. Ослушание это, оправданное последующими успехами, достигло результатов далеко превзошедших ожидания Императрицы.

Следуя таким образом, Ласси 11-го июля был уже за последним из трех рукавов р. Кюмени. Движение его несколько замедлилось тем, что неприятель, отступая везде, уничтожал мосты, которые приходилось делать вновь. Параллельно с главными силами действовал от Аньялы кавалерийский отряд бригадира Краснощекова, который постоянно беспокоил неприятеля со стороны тавастгусской дороги. Дабы не дать отступавшему неприятелю отдыха, Ласси безотлагательно пошел на Абборфорс, где однако нашел лишь небольшие арьергардные партии. Главные шведские силы, не смотря на крепкую и здесь позицию, ушли далее по направлению к Борго. Между тем Ласси готовился, с одной стороны, завладеть Нейшлотом, с другой сблизил галерный флот, который должен был двигаться параллельно с войсками, прикрытый в свою очередь корабельным флотом. Краснощеков был направлен к Борго.

29-го июля шведская армия покинула Борго и стала отступать к Гельсингмальму, где была также очень крепкая позиция, примыкавшая флангом к морю, по близости галерного флота; с фронта защищали ее большие болота с очень узкой дорогой. Но для Левенгаупта, которого вся забота состояла в сохранении армии, не было в эту войну крепких позиций; он старался найти нечто еще более безопасное. В таких поисках он остановился на другой позиции несколько более на запад, при Стаффансбю, где и перешел за реку. Современники находили выбор этой местности безумием. Действительно, шведская армия оказалась в лощине, окружавшие же ее вершины были вполне доступны Русским. Насколько это было справедливо, видно из рассказа, бывшего при гвардии, пастора Тибурциуса, который, читая пред войском вечернюю молитву, заметил, что стоявшие на коленях офицеры постоянно посматривали на гору, находившуюся в 200-х или 300-х шагах по ту сторону реки. Когда он окончил молитву и оглянулся, то к немалому удивлению и ужасу увидел русских генералов (как известно, большей частью немцев), которые обнажив головы, молились вместе со Шведами… Позиция была такова, что Русские подошли к ней совершенно незамеченными. На рассвете Шведы двинулись на Гаммельштадт; густой туман защитил их от русских орудий, поставленных на окружающих высотах[40]. Дойдя до Гаммельштадта, Шведы уже без помехи пришли затем к Гельсингфорсу, сожгли мост и расположились на месте нынешних православного и лютеранского кладбищ.

Между тем, 7-го августа сдалась на капитуляцию крепость Нейшлот, а 21-го числа, по предложению гарнизона Тавастгусской крепости, пожелавшего вступить в подданство Императрицы Елизаветы, занят без боя и Тавастгус. Вскоре с этой стороны русские партии начали уже показываться близ Або, угрожая, таким образом, обходом армии Левенгаупта, стоявшей в Гельсингфорсе. Положение этой последней было удовлетворительно в том отношении, что она могла получать провиант из Швеции морем, пока продолжалось судоходство. Но на сухом пути, притом что Тавастгус, средоточие всех дорог пересекающих центральную Финляндию, был уже занят Русскими, гельсингфорсская позиция не имела никакого значения. Весьма вероятно, что Левенгаупт имел в виду продолжить свое отступление еще далее к Або. Но на другой же день по прибытии шведской армии на позицию, казаки и гусары появились при Эсбю, т. е. по ту сторону между Гельсингфорсом и Або. Происшедшая здесь стычка кончилась смертью командовавшего казаками бригадира Краснощекова, отличавшегося беззаветной храбростью и энергией, не смотря на свои 70 лет. При этом начальник шведского отряда майор Шауман явил пример зверской жестокости: получившего уже три раны Краснощекова, он загнал в болото и там приказал застрелить его. В виду гельсингфорсского лагеря показывались русские генералы, производившие рекогносцировки, и армия Левенгаупта готовилась встретить неприятеля в боевом порядке, предполагая вероятно, что он подойдет береговой дорогой по которой до того времени следовал. Но ожидания эти привели к гибельному разочарованию.

В тот самый вечер, 11-го августа, когда русские войска, подошли к Гельсингфорсу, сделалось известным, что при Петре Великом проложена была лесом особая дорога, выводившая прямо на Абоский тракт, минуя Гельсингфорс. За 30 лет она поросла молодыми деревьями и кустарником; но очищение её от мелколесья не представляло больших затруднений. Посланные на место отряды войск очистили дорогу в одну ночь и на утро заняли уже абоско-гельсингфорсский путь в тылу неприятеля. Рано утром присоединились к ним и прочие силы. Ласси.

Таким образом, сообщения Шведов сухим путем были окончательно пресечены, а чрез несколько дней когда подошли русские корабли, прекратились сообщения и морем. В то время Свеаборга еще не было, и доступ к городу был не затруднен. Мог задержать лишь шведский флот; но быв ослаблен сильной болезненностью экипажа в течение всего лета, он не рискнул сопротивляться и скрылся в Карлскрону. Шведская армия оказалась запертою, и дело её было проиграно. Простояв так две недели и получив от Ласси известие о сдаче Нейшлота, Левенгаупт вступил в переговоры. Русский фельдмаршал предлагал ему свободное отплытие со своей армией в Швецию. Предложения эти были рассматриваемы в шведской главной квартире, и после долгих суждений и переговоров решено было представить их на усмотрение короля. Положение шведской армии было крайне тяжкое: в то время, как при русском войске были даже походные лавочки, где можно было достать очень многое сверх предметов первой потребности, Шведы терпели недостаток даже в необходимом. Люди совершенно обносились, а наступление осени уже давало себя чувствовать; болезненность еще более усилилась; в топливе был настолько недостаток, что на дрова разбирали постройки; от недостатка фуража пала большая часть обозных лошадей; кавалерия как бы не существовала.

Наконец 24-го августа, подписана капитуляция. Но в этом прискорбном акте ни Левенгаупт, ни помощник его Будденброк уже не участвовали: за пять дней перед тем привезено от короля повеление обоим этим генералам немедленно явиться в Стокгольм, для представления государственным чинам отчета в их действиях во время войны. 20-го они уехали из Гельсингфорса, — с тем, чтобы вскоре окончить жизнь свою под топором палача. В приговоре их к смертной казни сказалась вся ненависть, накипевшая в сердцах Шведов в продолжение этой позорной для них кампании. Как всегда, перед жаждой мщения молчал голос справедливости. Если Левенгаупт был виновен в постыдном бегстве армии перед Русскими, то нельзя было в том же винить Будденброка, который при всех случаях решений военного совета в пользу дальнейшего отступления, всегда оставался в меньшинстве, требуя сопротивления. Но здесь кипели страсти — и Будденброку пришлось заплатить им дань жизнью и честью. Друзья Левенгаупта устроили было ему способы спастись бегством, для чего и был нанят корабль, который должен был увезти его за границу. Но объявленная от правительства значительная премия за его голову соблазнила капитана судна, — и он выдал беглеца. Документы не дают материала для суждения о том, что было причиной быстрой и непонятной метаморфозы этого столь недавнего героя и любимца. Чем можно объяснить его непрерывное отступление, похожее на позорное бегство? Первоначально блеск герцогской короны не затуманил ли ум этого честолюбца, ожидавшего, быть может, содействия и от Императрицы Елизаветы? Потом он увидел уже, что дело было проиграно; малодушие овладело им, и вероятно он искал Честной смерти на поле битвы. В деле при Стафансбю, по крайней мере, в своем белом плаще, он невозмутимо стоял в самом опасном месте под страшным артиллерийским огнем. Во всяком случае борьба Левенгаупта с Ласси имела в себе нечто роковое: под Тенниттгеном 30 лет назад, последний участвовал в его пленении; а теперь — он же, Ласси, хотя и невольно, привел его к эшафоту.

По капитуляции Шведам договорено отбыть в отечество: пехоте — на шведских галерах, кавалерии — кругом чрез Торнео, под конвоем Русских; Финнам предоставлено или следовать за ними, или сдать знамена и оружие Русским начальникам и разойтись по домам. Вся финская конница и половина пехоты немедленно избрала это последнее решение и присягнула на верность русской Императрице. На другой день к ним присоединились и остальные, за некоторыми лишь изъятиями между офицерами. Всего сдалось на капитуляцию до 17. 000 чел., из коих, впрочем, не менее четвертой части больных. Собственно Финнов считалось до 3. 300 человек. Русский корпус, пред которым капитулировали эти войска, лишь немного превышал их численностью, считаясь в 18. 000.

Русские вступили во все права владения вновь завоеванной страной вплоть до Улеаборга. Немедленно во все части Финляндии, как восточные, так и западные, разосланы чиновники и пасторы для приведения населения к присяге Императрице. Присягали Елизавете. Петровне, и только что объявленному наследнику престола, Голштинскому принцу Петру Феодоровичу. Присягали все, не исключая и несовершеннолетних. Главное управление сосредоточилось в Гельсингфорсе, где, по отъезде Ласси в Петербург, принял высшее начальство генерал Александр Румянцев. По бедности страны Русские войска были главным образом размещены в прежних русских владениях, и лишь западные провинции, которым могло угрожать шведское нападение, снабжены более значительными военными силами. Управление сосредоточивалось сперва в руках военных начальников. Но уже указом 26-го сентября учреждена для вновь покоренной Финляндии должность генерал-губернатора, которая и поручена генерал-лейтенанту фон-Кампенгаузену, служившему в молодости при шведском дворе, а после Ништадтского мира проживавшего в своих имениях близ Риги. Ему предоставлено главное начальство как в административных, так, и судебных, а равно и в церковных делах. А в январе следующего 1743 г. Кампенгаузен принял в Або и военную часть от Кейта, который. заместил Румянцева, назначенного для ведения мирных переговоров. Многие гражданские чиновники, особенно старшие, также как члены абоского гофгерихта, ушли в Швецию. Они были замещены частью эстляндскими и лифляндскими чиновниками, частью же местными жителями. При лагманах были назначены особые обер-комиссары. Местная высшая судебная инстанция, абоский гофгерихт, получил наименование «Императорского». Трудно было восстановить абоский университет, члены которого по большей части равным образом перешли в Швецию. Профессорский состав был сформирован, при помощи некоторых из оставшихся преподавателей, по крайней мере на столько, чтобы не оставить край без необходимого духовенства. Немало было затруднений и с церковным управлением вообще, так как оба епископа, абоский и боргоский, вместе с их консисториями, последовали за шведскими войсками. Принимались разные меры к возможно скорейшему восстановлению благосостояния страны вообще: исправлялись мосты, возобновлялись здания, нуждающееся население снабжалось хлебом из военных запасов. Все делалось в видах приобретения доброго расположения населения, и из всего следовало заключить, что Россия вовсе не намерена возвращать занятой страны.

Однако не прекращались и военные приготовления на случай новых затруднений со стороны Швеции. Обращено внимание на флот, совершенно заброшенный после Петра Великого и не представлявший теперь никакой почти силы. Он приводился в порядок в Кронштадте; но и в самой Финляндии строились галеры известными мастерами своего дела Остроботнийцами, которых принуждали к тому иногда даже силой. При этом многие из них оказывали сопротивление и бежали к Шведам. Тем не менее, к весне 1743 г. сформирована эскадра, достаточная для поддержки русских сухопутных сил. Их сосредоточивали также наиболее в западной Финляндии, дабы иметь под рукой.

В Стокгольме зимой 1742 — 43 гг. собрался сейм, и партии по-прежнему продолжали являть свою непримиримую вражду, не смотря на бедственное положение в котором находилась страна. После пленения её армии следовало ожидать нашествия русских войск в самое сердце их отечества, как было в 1719 — 20 гг., а с ним и новых ужасов. Шляпы потеряли голову и преимущественное положение стало переходить к шапкам. Впрочем, вскоре они оправились и нашли выход в вопросе о наследнике шведского престола, так как последовавшая незадолго пред тем смерть королевы Ульрики-Элеоноры ставила его на очередь. Зная желание Императрицы Елизаветы видеть на шведском престоле племянника своего, голштинского принца, сейм выбрал депутацию из трех лиц, которую и отправил в Петербург с соответственными предложениями. Но именно тем временем кандидат их принял православие и был провозглашен наследником, всероссийским, под именем Петра Феодоровича, впоследствии Петра III. Естественно, что ни сам он, ни Императрица не изъявили наклонности из победителя обратиться в побежденного. Но Елизавета выразила готовность ограничить свои требования при заключении мира, если наследником шведским будет избран другой голштинский принц, дядя Петра Феодоровича, Адольф-Фридрих, епископ Любский[41]. Такое измененное предложение не могло уже легко пройти на сейме, тем более что явились другие соискатели. Шляпы и Франция поддерживали молодого пфальцграфа Цвейбриккенского; шапки и в особенности крестьянство желали датского принца. Для поддержки последнего Дания даже была готова двинуть свои войска. Среди Финнов высказывалось более склонности принять сторону русской партии. Датское правительство обвинялось в крутом деспотизме; от русского, судя по управлению, только что завоеванной частью Финляндии, ожидали более мягкости. «Мы, Финны, говорил представитель их на сейме, Генрих Вреде, — как свободный народ, лучше подчинимся Русской Империи, чем датскому игу».

Тем временем уже шли между Россией и Швецией мирные переговоры, начавшиеся 7-го. февраля. На конгресс в Або собрались: с русской стороны Александр Румянцев, генерал-аншеф, временно командовавший войсками в Финляндии, и генерал-аншеф барон Люберас; со шведской — государственный советник барон фон-Цедеркрейц, и фон-Нолькен, бывший шведский посланник в Петербурге. Определенно было известно одно русское условие, именно то, что Императрица требовала признания герцога Адольфа-Фридриха наследником шведского престола. В случае принятия этого требования, русские уполномоченные допускали возможность возврата части Финляндии, приблизительно по линии от мыса Гангэ на север, так что Або-Бьернеборгская и Остроботнийская провинции остались бы за Швецией. В противном случае речь шла о полном присоединении Финляндии к России. На минуту промелькнула теперь вновь мысль, принадлежавшая или, по крайней мере, выраженная Бестужевым, бывшим посланником в Стокгольме, — об образовании из Финляндии особого герцогства под покровительством России, с Адольфом-Фридрихом во главе. Мотивировалось это предложение отчасти тем, что Европа косо посмотрела бы на полное включение Финляндии в состав России, отчасти же тем, что полунезависимая страна служила бы преградою, буфером, как говорят теперь, между Швецией и Россией. Однако план этот, который не мог понравиться и представителям Швеции на конгрессе, ибо признавал решенным отделение от неё всей Финляндии, недолго оставался на сцене и вскоре был совершенно покинут. Затем переговоры тянулись главным образом на тему: какая часть Финляндии должна была остаться за Россией? Не знавшее за что приняться шведское правительство попробовало было, с наступлением весны, ворваться в Улеаборгскую губернию, другой отряд напал на Аланд и захватил русскую казну. Однако попытка эта не привела ни к чему, и Шведы были прогнаны из Финляндии. Произошло столкновение и на море в Аландских шхерах, но и здесь импровизированные русские галеры заставили Шведов отступить, и они ушли в Карлскрону.

Ласси со своей стороны, напутствуемый благословениями Императрицы, вышел из Кронштадта и в Ревеле готовился угрожать берегам самой Швеции, знакомым ему еще со времен Петра. Но корабельный флот, под командой адмирала Головина, упорствовал в своем бездействии. В. начале июня он пошел было на встречу Шведам; но оба флота обменялись лишь несколькими выстрелами, а затем Головин отошел к Готланду, а Шведы ушли в Карлскрону. Некоторые объясняли недеятельность адмирала его симпатиями к Швеции, вынесенными из пребывания в Стокгольме в качестве посланника, и едва ли еще не более зависевшими от влияния жены, шведки по рождению. Елизавета выражала недовольство, и хотя готова была на более умеренные требования на счет границ, но желала поддержать их энергическими военными мерами. Вступление в самую Швецию назначено было на 29-е июня. Стокгольмские чины с своей стороны склонялись на принятие кандидатуры Адольфа-Фридриха, если мирные условия будут окончательно договорены к 4-му июля; при несоблюдении этого условия и «шляпы» присоединялись к избранию датского принца. Шведские представители на конгрессе желали мира, русские тоже, и дело пришло, наконец, к соглашению на том, что Россия возвратит Швеции значительно большую часть Финляндии, нежели предполагалось прежде, именно отступится и от Нюландской и Тавастгусской провинций, и сохранит за собой из вновь завоеванного только Кюменегородскую провинцию и Нейшлот с округом. Граница переносилась от Выборга на реку Кюмень.

Окончанием переговоров так спешили, что не выжидая заключительной редакции мирного трактата, составили 16-го июня отдельный «уверительный акт постановляемого между Россией и шведской короной вечного мира». Он заключал в себе всего четыре пункта, и без обычных формальностей, не переименовав даже с полными титулами договаривающиеся стороны и уполномоченных, трактовал «о главных следующих артикулах»:

1) о вечном мире и дружбе и о немедленном прекращении военных действий;

2) о возможно скорейшем вслед за получением этого акта в Стокгольме, избрании и объявлении шведскими чинами принца Адольфа-Фридриха голштинского наследником шведского престола. Новый наследник русского престола, Великий Князь Петр Феодорович, отступался от претензий которые он и дом Голштинский имели на Швецию. При этом оговаривалось, что если бы паче чаяния Швеция встретила затруднения к избранию Адольфа-Фридриха, тогда с российской стороны обще со Швецией пристойные меры возьмутся то отвратить». Предусматривалось ли здесь сопротивление партий, или же военное воздействие Дании? Вероятно и то, и другое. События не замедлили потребовать применения на деле этой оговорки.

3) Присоединение к России, как сказано, Кюменегородской провинции со всеми рукавами и устьями р. Кюмени крепости Нейшлота, и возвращение Швеции всех прочих взятых в эту войну провинций. Впрочем, об обратной уступке части Корелии и Саволакса говорилось не вполне еще окончательно (sub spe rati). 4) Наконец последним, четвертым, пунктом оговаривалось немедленное по утверждению уверительного акта составление мирного трактата на основаниях Ништадтского договора с соответственными изменениями, согласно приведенным статьям акта и обстоятельствам времени.

Посланный немедленно по подписании в Стокгольм, документ этот достиг места назначения с большими затруднениями. Везший его полковник Линген встретил на Аланде, чрез который ехал, совершенную пустыню. Пришлось, по некоторым рассказам, идти несколько миль пешком, а чрез Аландгаф переправляться в ветхой лодчонке, экипаж которой составлял всего один старик-крестьянин; воду, постоянно наполнявшую лодку, отливали шляпами. Прибыв, наконец, в Стокгольм, Линген нашел его среди мятежа: толпы Далекарлийцев хозяйничали в столице и требовали избрания датского принца. Однако правительство, имея уже в руках удостоверительный акт, поступило решительно. 22-го июня вооруженной рукой скопище было разбито, многие легли на месте или переранены, другие захвачены. На следующий же день, состоялось избрание Адольфа-Фридриха в наследники шведского престола, а за ним последовала ратификация мирных условий. Россия отступилась и от той части Корелии и Саволакса, о которой не было решено окончательно в акте. Все территориальное приобретение её ограничивалось лишь 226 кв. геогр. милями. Главнейшее его значение заключалось в том, что Петербург более удалялся от границы и менее подвергался опасности непосредственного нападения неприятеля.

7-го августа 1743 г. состоялось подписание в Або и окончательного мирного трактата. 19-го он ратификован в Петербурге, а 27-го последовал размен ратификаций в Або же. Трактат содержал 21. пункт. О принце Адольфе-Фридрихе, в виду совершившегося факта, вовсе не упоминалось. Повторялись в сущности все пункты Ништадтского договора с соответственными переменами. Исключены пункты, касавшиеся мира с Польшей и присоединения к договору других держав. Статьей четвертой подтверждалась сила 4-го пункта Ништадтского трактата об отошедших к России в 1721 г. землях, причем король «вновь наиобязательнейшим образом, как то учиниться может», отказывался за себя и за преемников от всяких на них прав и притязаний. Также и Императрица Елизавета подтверждала обязательство Петра об оставлении во власти Швеции той некогда русской части Корелии и Кексгольмского округа, которая сохранена за Швецией по Ништадтскому трактату. Описанию границ посвящен 7-й пункт, причем они определены с большой подробностью; кроме того, как и по договору 1721 г., назначено командирование немедленно по ратификации особых комиссаров для установления пограничной черты на месте. Статьи Ништадтского трактата о 2-миллионной субсидии и невмешательстве в дела Швеции теперь не повторены. Но в первом пункте, о вечном мире, включены взаимные обязательства: «один другого честь, пользу и безопасность верно охранять и поспешествовать убыток и вред елико им возможно по крайней силе остерегать и отвращать хотят». Таким образом, при желании, возможность вмешательства в дела, правда, с соблюдением обоюдности, продолжала существовать. Эта возможность была настолько велика и настолько проявлялась в действительности, что 47 лет позднее, при заключении Верельского мира, о ней были вновь вполне определенные официальные соглашения. Прочие пункты имели предметом порядок очищения возвращаемых местностей и передачи военнопленных, о правах новых подданных и о вероисповедании, о послах, салютах, отпуске ржи, о торговых домах и т. п. Если не вполне дословно повторялись пункты Ништадтского договора, то сущность их была та же.

Мир в Або, заключивший вторую Финляндскую войну XVIII столетия, показал Швеции все её бессилие возвратить взятые от неё Россией провинции, о чем партии с таким легкомыслием мечтали, ожидая иноземной поддержки. Но этой поддержки на деле не оказалось, и Швеция покрыла себя бесславием, истощив на войну последние силы. Мир с Россией был обеспечен надолго. Мало того, вчерашний враг обратился в друга и защитника. Продолжавшиеся волнения в некоторых провинциях Швеции усилились неповиновением войск, не получавших жалованья. Датский король придвинул к шведским границам свои отряды, грозя силой поддержать претензии своего сына на шведский престол. Пришлось обратиться к помощи России, — и генерал Кейт, поздно осенью, отправлен был со значительными силами. В конце октября русские охранители явились в Стокгольме и были расквартированы в окрестных городах. Движение Русских произвело свое действие на Датчан, и они отвели войска обратно. Стихли и внутренние беспорядки, и Кейт мог возвратиться в Россию, впрочем, не ранее августа 1744 г., когда в Швеции восстановилось полное спокойствие.

Празднование Абоского мира, отложенное до окончания экспедиции генерала Кейта, с большим великолепием состоялось в Москве, для чего Императрица прибыла туда со всем двором. К этому же времени прибыла и невеста наследника престола, принцесса Цербтская, — которой через 45 лет, уже в полном блеске славы Екатерины II, предстояло вести со Швецией новую, третью Финляндскую войну.

Главные Деятели окончившейся войны были щедро награждены чинами, орденами, деревнями, бриллиантовым оружием. Ласси получил наименее: бриллиантовую шпагу, табакерку с бриллиантами и 3. 000 руб. прибавочного жалованья. Кейт украшен был Андреевской лентой еще в 1742 г., по сдаче шведской армии; теперь ему пожалована бриллиантовая шпага и 2. 000 руб. прибавки. Румянцеву — деятелю по заключению мира — дано графское достоинство.

III. Внутреннее устройство Выборгской губернии

К изложенному нелишне прибавить несколько слов о новых порядках в управлении Выборгской губернией, установленных после её покорения. Чтобы не возвращаться к этому предмету впоследствии, здесь предлагается краткий обзор главнейших правительственных мер не только при Петре I, но и за последующее время до окончательного покорения всей Финляндии при Императоре Александре. Этим хотя и предупреждается ход политических событий, к нему приведших или ему предшествовавших, но совокупный взгляд на меры правительства поможет несколько уяснению последующих, мало известных явлений.

Следует припомнить, что в Корелии, входившей в состав Выборгской губернии, сохранилось и под шведским владычеством старинное русское устройство — и местное управление. Обоброчение было на сохи и обжи, были арвио-рубли и арвио-головы и многое другое, чего не было в собственной Финляндии. Корелия не знала и шведского военного устройства, не было в ней рот, рустгольдов и аугментных усадеб[42], жалованных дворянству имений на праве сетерей. Вместо воинской повинности, на ней лежала почтовая гоньба и барщина на крепостных работах.

Обоброчение не изменилось и при Петре; но общая для России перемена в государственном управлении, которую он начал вводить с 1718 года, распространилась и на Выборгскую провинцию. Инструкции, данные Петром на счет этих перемен, повелевали составить для всех коллегий правила на основании шведского уложения, слово в слово; в тех же случаях, где шведские регламенты не были пригодны или не соответствовали положению государства, надлежало руководиться действительным опытом. Затем последовали высочайшие резолюции об устройстве судебной части, и указ о губернских должностях, а с начала 1719 г. введено новое финансовое устройство: все «по шведскому манеру». Шведские законы уже были переведены на русский язык; издававшиеся новые постановления переводились с русского на немецкий.

По первому расписанию России на губернии, Выборг и Кексгольм с их округами образовали отдельную провинцию, которая доходила на юг до реки Невы. Для полицейских и хозяйственных дел учреждена в Выборге особая канцелярия под президентством выборгского обер-коменданта. После же абоского мира, по присоединении к России финляндских земель вплоть до реки Кюмени, они приписаны к выборгскому дистрикту, из которого образована особая губерния с отдельным губернатором. В помощь ему определен гувернементсрат (губернский советник); оба лица составляли губернскую канцелярию, зависевшую по исполнительной части от Правительствующего Сената, а по хозяйственной — от государственной камер-конторы лифляндских, эстляндских и финляндских дел. Губерния подразделялась на две провинции: приобретения Петра составили Выборгско-Кексгольмскую провинцию, с провинциальной канцелярией в Выборге; Фридрихсгам, Вильманстранд и Нейшлот с уездами вошли в состав Кюменегородской провинции; её канцелярия была в Фридрихсгаме. Обе канцелярии подчинялись губернской канцелярии и состояли под её апелляцией. Каждая из провинциальных канцелярий, кроме председателя — штатгальтера, в ранге полковника, имела земских ландссекретаря, ландскамерира и канцелярских служителей. Ведению их принадлежали: земская, полиция, исполнительные дела, сбор податей, денежные отпуски, надзор над казенными селениями, лесами и другими коронными имуществами. Им же принадлежало и решение споров о землях и границах коронных имений. Провинциальным канцеляриям подчинялись по уездам земские комиссары (шведские герадсфохты) и при них земские подьячие, уездные бухгалтеры или сборные писаря, а по приходам ленсманы или волостные управители (кирхшпиль-фохты) ягд-фохты (наблюдатели за истреблением хищных зверей), мостовщики и пр.

Судебное разбирательство производилось по шведскому уложению в пяти уездных или герадских судах; каждый из них составляли: один земский судья (герадсгевдинг) и несколько сельских заседателей (немдеманы). Второй инстанцией был один на всю губернию лагманский (высший земский) суд, бывший впрочем апелляционной инстанцией лишь для гражданских и тяжебных дел; дела уголовные из герадских судов переносились непосредственно в Петербург, в Юстиц-коллегию лифляндских, эстляндских и финляндских дел. На лагманский суд жалобы приносились также в эту Юстиц-коллегию, пока при Императрице Екатерине, в 1780 г. его не подчинили непосредственно Правительствующему Сенату. В городах судоустройство было иное: в Выборге состояли магистрат и имперский суд, в Фридрихсгаме один магистрат, а в Вильманстранде — кемненский суд, под апелляцией фридрихсгамского магистрата. Магистраты вносили свои дела в Юстиц-коллегию лифляндских и проч. дел. Сердоболь, Кексгольм и Нейшлот не имели своих городских судебных мест, и суд чинился в герадских судах. Выдающаяся особенность выборгского судоустройства заключалась в том, что тяжебные дела русских людей производились на четырех языках: проситель давал объяснения по-русски, протоколы составлялись по-немецки, законы, хотя и переведенные на русский язык, выписывались по-шведски, немдеманы — заседатели из сельских обывателей — понимали и объяснялись только на своем финском или корельском языке.

В церковном отношении православные были подчинены новгородскому архиепископу. В древнеправославной северной Корелии было всего 5 церковных приходов. Отдельная кафедра, в качестве викариата новгородского, с наименованием епископов корельскими и ладожскими была восстановлена гораздо позже, при Екатерине, в 1780 г. Но вообще, как прежде, так и после, духовная связь православных Выборгской губернии с их высшим духовенством едва ли не ограничивалась исключительно формальной стороной. Архиепископы новгородские были далеко и финского языка не знали; таковы же были потом и викарии, епископы корельские: они жили в новгородских монастырях, Финляндией почти вовсе не занимались, как страной чуждой; также чужды были они и своей финской пастве. Правда, некоторые русские монастыри в Корелии, разрушенные Шведами при Иоанне Грозном, были восстановлены при Петре, некоторым предоставлены доходные имения, но общее положение православия в крае немного выиграло.

Что касается до применения законов и пользования гражданскими правами, то в этом отношении постепенно водворилась значительная неурядица. Одна из главнейших причин лежала в том, что оба мирные договора заключенные после шведских войн Петра и Елизаветы, при всем, по-видимому, сходстве своих условий, имели однако незаметную на первый взгляд, но весьма существенную разницу.

Ништадтский договор, передавая России права на Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Корелии с дистриктом Выборгской губернии, выразил со стороны русского государя обещание, что все жители первых двух провинций и острова Эзеля «непоколебимо содержаны и защищены будут в их привилегиях, обыкновениях, правах и справедливостях». Ингерманландии же и отошедшим частям Финляндии такого обещания не дано[43]. Подобное различие было в связи с тем постановлением того же Ништадтского трактата (п. XI), коим взятые, отписанные и конфискованные во время войны имения назначено возвратить законным их владельцам. А как в Ингерманландии устроилась уже 18 лет пред тем русская столица и царская резиденция, и многие земли розданы Русским и населены русскими же людьми «с великим иждивением», то Ингерманландия и обойдена в сохранении прав и привилегий. То же случилось и с Выборгской провинцией очевидно потому же поводу, т. е. и там, в стране ближайшей к новой столице, часть земель также была роздана Русским[44]. Многие из них, как напр. кн. Долгоруков, Апраксин, гр. Мусин-Пушкин, Нарышкин, гр. Матвеев, занимали видные положения, и отобрание от них пожалованных имений не представлялось, конечно, удобным и желательным. В связи с таким изъятием для Ингерманландии и Финляндии может быть объяснен и сепаратный артикул, предоставлявший шведской короне право на получение от России 2 млн. ефимков: они могли идти на вознаграждение шведских помещиков, лишившихся своих имений.

Таким образом, присоединенная при Петре часть Финляндии оказалась под безусловным действием русских законов и порядков. Впрочем, помимо обязательств трактата, правительство само сделало то изъятие, что оставило местным крестьянам личную свободу. Но когда, после Елизаветинской войны, присоединена к России еще небольшая часть финляндской территории, составившая Кюменегородскую провинцию, то сочинители Абоского договора впали в крупный недосмотр: они не приняли во внимание сделанного в Ништадтском трактате изъятия для Выборгской провинции. В IX ст. договора 1743 г. оказалось безусловное предоставление вновь присоединенной части страны всех тех прав и преимуществ, которыми воспользовались по IX же статье трактата 1721 г. только Лифляндия, Эстляндия и Эзель. Мало того: Х-я абоская статья дала право на применение к Кюменегородской провинции XI и XII статей Ништадтского договора, т. е. на возврат конфискованных и взятых имений их прежним владельцам.

В результате такого несогласования обоих трактатов вышло, что Выборгская губерния с самого её поступления под власть России заключала в себе элементы крупных недоразумений: одна часть должна была, безусловно, руководствоваться русскими узаконениями, другая сохраняла все свои привилегии. Двадцать два года расстояния между трактатами усугубили запутанность. В Выборгской провинции сохранились, хотя и видоизмененные русским правительством, прежнее шведское уложение 1442 г. и вышедшие до 1710 г. шведские постановления по разным предметам. Но тем временем в самой Швеции после Ништадтского мира последовала перемена законов: в 1734 году принято было новое уложение, которое и перенесено вместе с Кюменегородской провинцией в Выборгскую губернию. То же случилось и с другими после неизданными узаконениями: привилегиями дворянства и духовенства, утвержденными в 1723, ландсгевдинской инструкцией, уставом о гастгеберствах 1734 г. и пр. Действие этих постановлений, проникая в пределах той же Выборгской губернии из одной провинции в другую, привели местное положение в состояние хаотическое. Путаница росла еще больше от указов и распоряжений, коими правительство поясняло одни и отменяло другие прежние законы, или же применяло к губернии собственно русские узаконения. Когда же с течением времени в ней начало возрастать поместное население, и некоторые из дворян переселили на свои финляндские земли крепостных своих крестьян из внутренних губерний, то неустройство достигло своего апогея[45].

Тем не менее, меры правительства были направлены к благоустройству края и к облегчению в особенности крестьянского населения, наиболее пострадавшего во время продолжительной Северной войны. В опустошенном крае было мало жителей. Даже в 1724 г., три года после замирения, насчитывалось всего 2. 504 двора. Платежи крестьянских оброков, исчисленных главным образом на сельские произведения и вносимых деньгами по определенным ценам, не были очень велики[46]; но на крестьянах же лежала еще подводная, почтовая и другие земские повинности, а также некоторые другие мелкие сборы, на судей, школы и т. п.

Для регулирования податей и повинностей, в 1727 и 1728 гг. произведена поверка и описание поземельной собственности в Выборгской и Кексгольмской провинциях, и на их основании составлена новая оброчная книга. Учрежденная для того комиссия под председательством асессора камер-коллегии Антона фон-Зальца исполнила свое дело с такой подробностью и тщательностью, что её поземельная книга до последнего времени служит, а по удостоверению одного финляндского исследователя и долго будет служить, материалом для справок и разрешения споров и свойств поземельной собственности в обследованном крае. Новая оброчная книга составлена по шведскому образцу и на основании сведений заимствованных из ближайших местностей шведской Финляндии. В руководство составителям дано повеление наблюдать, чтобы на народ не было налагаемо более того, что он платил при шведском правительстве. Последствием составления новой книги было, с одной стороны, возвращение в казну некоторых частей из имений, розданных с 1710 г. в частные руки, с другой — более точное определение повинностей по мере доходности имений и крестьянских усадеб. На каждый оброчный припас назначены в то же время цены: на бочку ржи и ячменя 96 коп., на бочку овса — половина, или 48 коп. Цены эти впоследствии, к выгоде плательщиков, долго оставались без перемены, не смотря на возвышение цен в торговле. Это было в казенных имениях. Что касается до крестьянских повинностей на землях помещиков, то еще в 1726 году было предписано, по определению Верховного Совета, сохранить в этом отношении прежние шведские порядки и вообще сообразоваться с тем, что делается во владельческих имениях по близости, по ту сторону границы. По издании же книги 1728 года, обязанности крестьян и к помещику, и к короне определены с ясностью. Составление этой книги было едва ли не самой полезной мерою, принятой в новоприсоединенной области в эту эпоху.

Общее положение. Выборгской губернии оставалось в том же виде до воцарения Императрицы Екатерины II. Но при ней начался ряд мер к объединению этой окраины с остальными частями государства. Воля Императрицы ясно и определенно видна из её секретного наставления князю Вяземскому при назначении его на должность генерал-прокурора:

«Малая Россия, Лифляндия и Финляндия, — писала Екатерина, — суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями, и нарушить оные отрешением всех вдруг весьма непристойно бы было; однакож и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком же основании есть больше нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупость. Сии провинции, также и Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они перестали глядеть как волки к лесу».

Конечно, в связи с такой программой, по высочайше конфирмованному 2-го октября 1763 г. докладу Правительствующего Сената, повелено уголовные и криминальные дела решать на общем основании, потому что финляндские обитатели мест, приобретенных к России в 1721 и 1743 гг., «яко живущие в одной стране, одного закона и одного языка люди, а равно подданные Императорского Величества должны быть вообще на равных правах без всякого одних пред другими преимущества». По издании же учреждения о губерниях, ему подчинена и Выборгская губерния, без стеснения особенностями, оговоренными в абоском трактате для Кюменегородской провинции. По открытии в 1784 г. наместничества, были упразднены губернская и провинциальные канцелярии, коронные фохты, лагманский и герадские суды; сохранены лишь духовные консистории, а из полицейских должностей ленсманы с низшими должностями, ягд-фохтами, мостовщиками и т. п. Вместо упраздненных мест и должностных лиц явились: наместническое правление, палаты уголовная, гражданская, казенная, приказ общественного призрения, суды уездные, совестные, верхние и нижние земские. Явились магистраты: губернский и городовые в Выборге и Фридрихсгаме; в меньших городах Вильманстранде, Нейшлоте, Кексгольме и Сердоболе городовые ратуши. Дворянство получило своих предводителей. Установлены и разные уездные чиновники, казначеи, землемеры и т. п. Во всем, что не согласовалось с новыми положениями, шведские законы и постановления отменены.

В ту пору это преобразование имело большое значение вообще, для Выборгской же губернии оно было неоцененно, так как в корне подкашивало её неуместную обособленность. И действительно, не смотря на последовавшие при Императоре Павле новые перемены, русское управление стало твердой ногой, а русский язык, хотя и параллельно с немецким, получил настолько права гражданства, что архивные дела сохранили обстоятельные рапорты некоторых финляндских бургомистров, писанные ими собственноручно по-русски. Даже в позднейшее время с русским языком можно было свободно пускаться в путь до самого пограничного Абборфорса на р. Кюмени.

Из всех присутственных мест учрежденных Екатериной Великой наименее успешно действовала казенная палата. Сбор податей, предписанный новыми постановлениями, резко отличался от прежнего, искони утвердившегося порядка. Ни в какой отрасли администрации не возникает столько разных споров о прежних привилегиях, как в вопросе о повинностях. Особенно они увеличились после 4-й по государству ревизии, когда определение состава и размера имений началось не по числу гейматов и манталей, т. е. не по платежной силе их и количеству усадеб и дворов, а по числу ревизских душ. Лютеранское духовенство с своей стороны требовало оброков с прихожан, что было совершенно чуждо русским понятиям.

Последствием всех недоразумений, на которые было обращено внимание Императрицы Екатерины с первых же лет её царствования, явилось сперва повеление об учреждении ревизионной комиссии из землемеров и камериров для нового оброкоположения во всей губернии, а в следующем 1766 г. производилось следствие и о оброках на духовенство. Первая существовала в течение 37 лет, но составила описание лишь нескольких приходов; последнее кончилось тем, что сбор пасторских оброков остался на прежнем основании.

В 1781 г. повелено было произвести четвертую по Империи ревизию. Сообразно с этим по собрании и в Выборгской губернии ревизских сказок, издан манифест о введении, как сказано, подушной подати вместо платежей по расчету гейматов и манталей. Определено взимать с крестьян казенных и помещичьих по 70 к. с ревизской души мужского пола, с мещан по 1 р. 20 к., с купцов по одному проценту с объявленного капитала. Кроме того на крестьянах лежали натуральные земские повинности: содержание дорог и почт, отвод пастбищ для лошадей проходящих команд, а также, вместе с горожанами, отопление и освещение воинских помещений. Казенные сборы с помещичьих имений оставлены на прежнем основании.

После ревизии цена на оброчный хлеб возвышена, именно вместо прежних 96 коп. за шведскую бочку ржи и ячменя определено взимать, уже на русскую меру, за четверть ржи по 2 р. и ячменя по 1 р. 85 к., и вместо 48 коп. за бочку овса, по 1 р. 10 к. за четверть. При Императоре Павле эти цены повышены еще на 25 %. Сенную подать, бывшую с 1765 г. в цене 5 коп. за пуд, установлено взимать или натурою, в пользу провиантского ведомства, или же деньгами по ежегодным справочным ценам, за вычетом однако прежних 5 коп. и по расчету — с казенных гейматов в 50,5 пуд. с каждого мантала, а с помещичьих по 47 фунтов с каждой ревизской души.

Первым делом, Императора Павла по его воцарении была упразднение многих правительственных мест и должностных лиц, введенных его матерью обще с остальной Россией. Повелением 12-го декабря 1796 г. восстановлены многие из прежних шведских учреждений, существовавших до 1784 г.: вновь явились провинциальные канцелярии, герадские суды, суд лагманский. Содержание последнего возложено на обязанность дворянства, на которое и лег новый расход до 5 тыс. рублей в год. Впрочем, некоторые присутственные места сохранены: губернское правление, казенная палата, приказ, также и предводители дворянства. восстановлено опять применение шведских законов и постановлений.

Но одновременно Выборгская губерния привлечена к участию в рекрутских наборах. То была одна из важнейших мер, которые, вместе с ревизиями и подушной податью, повели за собой фактическое прикрепление крестьян к земле. По бедности края, по национальному характеру финского населения, в особенности же по малолюдству, введение рекрутства было, вместе с тем и мерой наиболее отяготительной. В 11 наборов взято 5. 733 чел.

Неопределенность как прав на владение и пользование землею, так и сопряженных с ними обязанностей, сказались при этом весьма сильно. По шведскому, довольно сложному положению, было два главных вида земель: коронные и дворянские, т. е. пожалованные и именуемые фрельзовыми, сетереями, аллодиальными. Вторая категория, в силу дворянских привилегий, была свободна от многих повинностей. Часть коронных земель и хозяйств (гейматы) отдавалась в аренду с торга, другие были в постоянном пользовании офицеров и чиновников взамен жалованья[47], или же поселенных на. них крестьян из платежа повинностей вышеуказанных. Последнее применялось и к фрельзовым имениям на основании отдельных контрактов. Поселенцы могли на известных. условиях выкупать свои земли, и это именовалось скаттовым (в некоторых случаях бёрдовым) правом.

После покорения Выборгской губернии, по незнанию ли прежних, как сказано, сложных порядков или же по недеятельности чиновников, отдача свободных казенных имуществ за высшую предложенную цену прекратилась. Прежние поселенцы, с своей стороны, уплачивая повинности, но не приобретя ни скаттового ни бёрдового права на свои участки, стали постепенно считать себя владельцами там, где прежде были только держателями, или даже работниками. Правда, правительство иногда вспоминало о том, что эти имения принадлежат казне: в указе 1-го августа 1765 г. говорилось, что нерадивые владельцы казенных имений подлежат штрафу, а гейматы их передаче другим надежнейшим хозяевам; но такая мера почти вовсе не соблюдалась. С течением же времени такие держатели казенных имений начали гейматы свои передавать, продавать, променивать, закладывать и даже дробить без соблюдения установленных правил. Такие обороты делались, однако, с разрешения присутственных мест.

Все это нарушало обязательную по шведским постановлениям неизменность натуры имений коронных и помещичьих. В том не было бы еще большой беды, если бы новая система, примененная к общерусским порядкам, была выдержана и затем постепенно регулировалась бы. Но возвращение при Павле к прежним шведским правилам все это опрокинуло. Пожалование имений внесло свою долю запутанности. Указом Правительствующего Сената 17-го августа 1776 г. все пожалованные имения признаны за фрельзовые, наследственные. Исходя из этого, и руководясь шведскими привилегиями, помещики перестали считать для себя обязательными повинности по оброчной книге 1728 года, и начали требовать от крестьян заключения фрельземанских контрактов, притом на условии повинностей помещику значительно возвышенных. Пошли пререкания, и Сенат, став на точку зрения помещиков, указом 1785 г. разъяснил, что если крестьяне по упрямству или другим причинам не согласятся в контракте с помещиком, то обязаны оставить землю его и перейти к другому землевладельцу. Таким образом, под русским правлением распространялась английская система фермерства. С другой стороны новые владельцы, а также чиновники, приобретая покупкой от крестьян их казенные гейматы, заявляли права на применение и к ним дворянских привилегий и на освобождение от податей, кои с этими гейматами по свойству их были связаны.

Между тем за изданием Павлова распоряжения о рекрутстве последовали другие постановления, обязывавшие помещиков отвечать за то число крестьян, поселенных на их землях, которое записано по ревизским сказкам. Чтобы согласить это обязательство с постановлениями о фрельземанских контрактах между помещиками и их крестьянами, состоялся конфирмованный Императором Павлом 15-го февраля 1798 г. доклад Сената, где говорилось: «закон шведский, что крестьяне, не согласясь в податях с фрельзовым помещиком, долженствуют оставить его землю и гейматы, вовсе невместен, потому что они положены в подушный оклад и на них возложены иные государственные повинности; почему должны быть на своем месте для верного оных получения». И далее: «помещикам имений, пожалованных в вечнопотомственное владение, получать доходы по договорам с гейматными обывателями, а в случае споров, чрез посредство надлежащих судебных мест до будущего оброкообложения». Этим же указом разъяснено, что ревизионная книга 1728 г. не может более служить правилом при сборе податей с помещиков. Прикрепление к земле, по крайней мере, до следующей ревизии, являлось неизбежным последствием этого указа. Следует причём не упускать из виду, что землевладелец имел право подвергать поселенных на его земле крестьян, Финнов и Корел, в случае неисполнения ими обязанностей, непослушания и упорства, легким телесным наказаниям палками или плетью от 5-ти до 40 ударов.

Некоторые помещики воспользовались этими узаконениями и увеличили крестьянские повинности на основании судебных постановлений; но вообще справедливость требует сказать, что крестьянские работы на помещика были умеренны, а оброки не достигали 3 рублей с души.

Все упомянутые постановления Павла I не только нашли полное подтверждение в начале царствования Императора Александра, но по указу Сената 22-го апр. 1804 г. предписано крестьян, кои будут просить о перемене поселения и помещика, считать противящимися приведенному постановлению 1798 г. и судить уголовным судом.

Положение дел в Выборгской губернии оставалось таким образом запутанным и никого не удовлетворяло. Постоянные сношения и связи с соседней страной з. а р. Кюменью, где поддерживались вражда к России и жажда возмездия, конечно, оказывали свою долю влияния. Другую вносило своекорыстие чиновников, в немалой мере из жителей края, которые, пользуясь неустройством, захватывали разными путями имения. Землевладение было настолько непрочно обосновано на документах, что государственные кредитные учреждения не принимали финляндских деревень в залог, по неверности обеспечения и по недоказанности помещичьих прав. С другой стороны крестьяне были в крайней бедности, своего хлеба им хватало лишь на малую часть года, и нередко они примешивали в муку мякину и древесную кору; вообще же лишь десятая часть могла пропитываться своим хлебом; безземельных бобылей считалось до шестой части населения. Такое положение было унаследовано от прежнего шведского времени.

Все эти и подобные им обстоятельства, побудили Императора Александра, вероятно под влиянием нового министра внутренних дел гр. Кочубея, учредить особую «комиссию рассмотрения Финляндских дел». Указ, ей данный в руководство и обрисовывающий тогдашнее положение Выборгской губернии и взгляды в ту пору Александра Павловича, читатель найдет в приложении № 9. В комиссии, под председательством сенатора Тейльса, состояли членами: генерал-майор Копьев, обер-прокурор 1-го департамента сената Резанов и статские советники Эмин, из выборгских финляндцев, и Болгарский[48]. Вскоре однако между членами возникли несогласия, преимущественно между Копьевым и Эминым. Первый более старался о поддержании русских прав, вооружался против захвата чиновниками казенных земель и т. п., последний был на стороне прежних преимуществ. Столкновения настолько увеличились, что были доводимы гр. Кочубеем даже до Государя. Копьеву предоставлено изложить свои предположения особо, для чего и повелено доставлять ему по требованию все акты и сведения комиссии. Дело затянулось; Тейльс в 1807 г. был командирован для принятия в подданство Белостокской области. Тем не менее, комиссия составила полный проект преобразования Финляндской губернии и внесла его на утверждение. Но шведская война, о которой будет рассказано в своем месте, остановила дальнейшее движение проекта, а события за войной последовавшие и вовсе его устранили.