Доехав от холма до Пайонир-сквер, я погрузилась в работу. Я сделала несколько телефонных звонков обычным клиентам, на деньги с чьих заказов я жила, и постаралась забыть о запертых в морге призраках и о безымянных трупах в морозильниках. Сосредоточившись на других проблемах, я позвонила Дэнзигерам.
После двух гудков трубку взяла Мара.
— Как ты, Харпер? — спросила она. Ее ирландский акцент отскакивал от слов, как стремительный ручей от гладких камушков. — Куда пропала?
— Занята была, — увильнула я от прямого ответа. В последнее время я с трудом терпела выходки их ребенка и, надо признать, именно поэтому редко у них появлялась. — Я хотела поговорить с Беном о старом проекте с призраком и еще кое о чем. Он сегодня свободен?
— Сейчас спрошу. — Мара отошла на несколько секунд, прикрыв трубку. На заднем фоне раздавались глухие удары и чье-то рычание. Приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова. — Бен говорит, что весь день будет дома. У меня тут намечается небольшой шабаш, так что сегодня очередь Бена управляться с Брайаном, и честно говоря, мне его искренне жалко. Так ты заглянешь?
— Ага. Во сколько удобно?
Она фыркнула.
— Спроси что полегче. Если на подходе услышишь шум и жуткие вопли, просто проходи мимо и возвращайся чуть позже. Я уже готова согласиться с остряком, который сказал, что мальчиков нужно рассаживать по бочкам при рождении и кормить через сливное отверстие.
У меня брови поползли вверх. Сознательно, по собственной воле не заводя детей, я всегда считала, что большинство родителей пребывают в блаженном неведении относительно выходок своих обожаемых чад. Наверное, перед некоторыми родителями я должна извиниться — но только не перед собственными: в моем случае с обеих сторон насчитывается столько диких выходок, что к этому времени счет примерно сравнялся.
— Ла-а-а-а-дно… — протянула я.
Мара вздохнула.
— Да забей. Приходи, как захочешь. Ты же знаешь, мы всегда тебе рады, а Бен так и вовсе будет счастлив поболтать с кем-то не таким психованным, как он сам. Я должна бежать — сегодня общее собрание, будет сам главный сыч.
— Спасибо, Мара. Удачи тебе с сычом.
Она весело расхохоталась.
— Удача мне не помешает!
Я сама напросилась, но решила, что как-нибудь справлюсь. В конце концов, я-то могу уйти в любое время, и никто меня не арестует за пренебрежение родительскими обязанностями — Брайан ведь не мой сын.
Положив трубку, я некоторое время провела в Сети, пытаясь найти информацию о постановочных трюках для спиритических сеансов, но мало что нашла. Придется добавить это к списку вопросов, которые я собиралась задать Бену. Я уладила еще кое-какие дела и направилась к Дэнзигерам за сведениями по эксперименту Филиппа — тому самому, который Такман взял за основу для своего.
Дом Дэнзигеров находился в нескольких минутах езды, в верхней части холма Королевы Анны, вырисовывающегося на фоне знаменитой сиэтлской «космической иглы» — башни Спейс-Нидл. Несмотря на постоянную нехватку участков для парковки, возле голубого дощатого дома Дэнзигеров, казалось, всегда можно найти место — в двадцати футах, не дальше. То ли Мара наложила на улицу какие-то чары, то ли мягкое свечение энергии Мглы под домом разбудило особую парковочную магию. Как бы там ни было, я поставила машину прямо у крыльца.
Я вбежала по крутой лестнице на крыльцо, и тут дверь распахнулась, и темноволосый метеорит на полном ходу врезался головой мне в колени, хихикая и визжа от восторга.
— Ого! — Я пошатнулась и, обхватив локтем стойку крыльца, чтобы не упасть на растущие внизу розовые кусты, по инерции перелетела через перила, в то время как Брайан Дэнзигер распластался на животе на верхней площадке.
Я уловила мерцание призрака возле открытой двери и вздернула голову. Альберт. Обитающий в доме дух материализовался в виде тонкого расплывчатого силуэта на самом пороге. Уголок его рта изогнулся в некоем подобии улыбки; но стоило Брайану завыть, как Альберт исчез. Будучи единственным ребенком в семье, Брайан, похоже, завел дружбу с местным чердачным мертвецом, который стал его мучителем и боксерской грушей в одном бестелесном лице.
Послышались торопливые тяжелые шаги, и в дверях возник Бен Дэнзигер.
— Брайан! Mein Gott, was jetzt?[7]
— Папа! — йодлем пропел мальчишка, перекатившись на спину и вытянув руки перед собой.
Бен встал на крыльце и захлопал глазами, увидев меня.
— О! Привет, Харпер. Брайан тебя боднул?
Я восстановила равновесие и отряхнула грязь со штанин.
— Боднул — это мягко сказано. Скорее, протаранил на полном ходу.
Бен, в котором было больше шести футов росту, сложился пополам, подхватил сына и поставил того на ноги. Он крепко держал извивающегося, рвущегося в бой Брайана за воротник и смотрел на шалунишку грустным взглядом, в котором угрозы было не больше, чем в ватном шарике.
— Брайан, зачем ты боднул Харпер?
— Я быть носсорырог! — завопил Брайан, прыгая вверх-вниз и хлопая в ладоши. — Гра-а-а-а! Гра-а-а-а!
Бен вздохнул.
— Не «я быть», Брайан. Просто «я». «Я носоры…» — тьфу, то есть: «я носорог».
Брайан разинул рот, ошеломленно посмотрел на отца и снова закричал.
— Йай, йай, йай! Папа тоже носсорырог! — Затем он наклонил голову и врезался лбом в голень Бена.
Бен закатил глаза.
— О господи… Больше никаких передач о животных. Так, пойдем-ка внутрь.
Брайан насупился.
— Нихатюю!
— Настало время кормежки. Сегодня у носорогов на обед сырные сандвичи.
Мальчика явно терзали сомнения.
— С огуреками?
— Да, с солеными огурчиками, а еще томатный суп.
— Матный суп! — воскликнул Брайан и устремился в дом.
Бен посмотрел сыну вслед, а затем взглянул на меня. Выглядел он неважно. Темные волосы торчали во все стороны, лицо под кучерявой бородой выглядело изнуренным и болезненным, глаза совсем ввалились.
— Добро пожаловать в зоопарк, — сказал Бен, жестом приглашая меня войти.
Я проследовала за ним на кухню.
— И давно началась эта эпопея с носорогом?
— Примерно месяц назад, сразу после «игувара» и «песика». Каждая длилась около недели. Только вот носорожья что-то затянулась. — Он издал еще один тяжкий-претяжкий вздох.
— Может, все дело в дурной компании. Мне кажется, Альберт его подначивает.
Бен нахмурился и, качая головой, взял тарелку с сандвичами.
— Альберт… Порой я начинаю сомневаться в его добродушии. Его проказы временами довольно жестоки.
Я подозревала, что Альберт совсем не так безобиден, как считает Бен.
Даже когда он якобы хотел помочь, в итоге все заканчивалось неприятностями. Однако сложно было сказать наверняка. У Альберта не было никакой ауры — лишь сотканное из Мглы тело. Он сам решал, когда показаться, а когда остаться невидимым.
Пока Бен кормил своего носорога сандвичами с сыром и солеными огурцами — которые тот уминал скорее как голодный крокодил, — я спрашивала о проекте Филиппа. Глаза Бена загорелись знакомым преподавательским огнем, и он принялся рассказывать, одновременно усмиряя своего отпрыска — с тем же успехом обычный человек мог дрессировать кролика-Энерджайзера.
— О-хо-хо… Эксперименты Филиппа — это как холодный ядерный синтез в парапсихологии, — заявил Бен. — Нечто вроде «несвятого» Грааля среди охотников за привидениями. Участники утверждали, что эксперименты целиком и полностью научны и воспроизводимы. Одновременно и другие группы заявляли, что им удалось повторить результаты. Но вся документация исчезла — бюллетени, заметки, даже документальный фильм на шестнадцатимиллиметровой пленке и студийная запись, сделанная СВС. С тех пор никто так и не сумел успешно повторить эксперимент. Или по крайней мере никто из уважаемых ученых, с соответствующей технической базой и проверкой подлинности. Впрочем, как тебе известно, в отличие от семидесятых в наши дни парапсихология больше не считается серьезной наукой.
Мне захотелось сказать, что парапсихология и в семидесятые наукой как таковой не считалась, что уж говорить о наших днях, но я прикусила язык.
— Значит, их группа создала нечто вроде искусственного полтергейста?
— В общих чертах, да. — Он прервался, чтобы вытереть с Брайана томатный суп. — Группу, состоявшую из нескольких единомышленников, возглавлял один уважаемый профессор из Торонтского университета, А. Р. Дж. Оуэн. Профессор интересовался призраками и экстрасенсорикой, однако настроен был довольно скептически — в свое время он помог доказать, что Ури Геллер гнул ложки без всякого магического вмешательства. Оуэн верил, что проявления человеческого сознания — будь то галлюцинации, воображение или экстрасенсорные способности — ключ к большей части вопросов, связанных с призраками и спиритизмом. Это сегодня психология оперирует такими понятиями, как сбывшиеся ожидания и взаимное влияние, а для того времени подобные идеи были в новинку.
Он помахал рукой в воздухе, словно вытирая невидимую доску.
— Но не суть… Итак, группа начала с предположения, что паранормальная активность была создана силой человеческого сознания. Участники не верили в призраков и не задавались целью вызвать одного из них. Согласно их теории, поскольку даже один человек мог, пусть и в малом масштабе, произвести физический феномен полтергейста, группа людей, сосредоточенных на создании феномена, могла добиться более существенных и направленных результатов. Они назвали это «групповым ПК». По сути, основная идея заключалась вот в чем: если обособленному сознанию не под силу в одиночку передвинуть тяжелый объект, то полдюжины разумов, действующих сообща, справятся без труда. Они предположили, что групповые ожидания — это то самое уникальное условие, которое позволит им вместе добиться серьезного результата, не достижимого иным образом.
— То есть они заставили себя поверить, что все эти невозможные вещи творит некий призрак?
— Не совсем. Эксперимент опирался на исследование ПК, проведенное двумя английскими психологами — Кеннетом Бэтчелдором и Колином Брукс-Смитом. Оба ученых отмечали, что полтергейст с наибольшей вероятностью возникнет в ситуации, когда участники ожидают его возникновения, но сами не предпринимают никаких активных действий, которые бы этому способствовали; а частота и сила полтергейста растет, когда его приписывают некой личности. Люди, вызвавшие полтергейст, сознательно снимают с себя ответственность за перемещение предметов, стуки по столу, шум, появление надписей, электрические эффекты и тому подобное, перекладывая ее на постороннюю личность — так называемого призрака. По сути, как только речь заходит о некой сущности, на которую можно все списать, становится легче допустить, что полтергейст существует. Потом люди начинают ждать от призрака действий. И, само собой, что-то происходит. Самоподкрепляющее поведение. Главное различие между теорией Бэтчелдора — Брукс-Смита и проектом Филиппа состоит в том, что участники проекта придумали своего призрака заранее и осознанно, намеренно возложили ответственность за любые паранормальные явления на эту созданную сущность.
Брайан замахал ложкой, смеясь и разбрызгивая вокруг томатный суп. Потом он рыгнул, состроил удивленную гримасу и еще сильнее прыснул со смеху.
— Так, мы поели, — объявил Бен и встал, чтобы снять Брайана со стула.
Брайан бросил ложку, шлепнул руками по томатной гуще и намазюкал на лице две широкие оранжевые полосы.
— Грязь, грязь, грязь! — пропел он.
— Да у нас тут носорог-грязнуля! Ты знаешь, что это значит… — Бен затолкнул шалопая под мышку, как футбольный мяч-переросток. — Вперед, к водопою! — Бросив на меня извиняющийся взгляд, он поволок хихикающего Брайана в ванную.
Пока из ванной доносился звук бегущей воды, я отнесла тарелки в раковину, оставив на столе нетронутую порцию Бена. Уютная, оформленная в деревенском стиле кухня утратила былой блеск. Охота на маленького буйного носорога явно не лучшим образом сказалась как на самом доме, так и на его обитателях. Все они выглядели чуть более усталыми, чем обычно — кроме Брайана, разумеется.
Вода перестала плескать, и мокрый носорожик — с волосами, зализанными в маленький рог надо лбом — пронесся мимо кухонной двери, убегая от большого полотенца и от Бена, который метался, как пастушья собака, загоняющая стадо. Они оба хохотали, хотя Бен немного запыхался.
Как только Брайана удалось изловить, закутать в полотенце и вытереть насухо, Бен усадил его на двадцать минут перед телевизором (отличный транквилизатор), а потом, укачивая, отнес сонного носорожика в кровать. Пообедать Бен так и не успел и, пока мы поднимались в его кабинет на чердаке, наспех перекусил холодным сандвичем.
Слизнув горчицу с большого пальца, он стал рыться в завале бумаг и коробок, пока наконец не выудил книгу в черном тканевом переплете. Он вручил ее мне. Отпечатанное на корешке ярко-зеленым шрифтом название гласило: Ирис М. Оуэн, Маргарет Спэрроу «Призывая Филиппа: психокинетическое приключение».
— Это книга об экспериментах Филиппа. К сожалению, она предназначена для широкого круга читателей, и ни один из авторов не догадался включить сюда научные отчеты или техническую информацию, хотя бы в виде приложения. Возможно, отчасти поэтому последующие попытки воссоздать эксперимент завершились неудачей.
Бен плюхнулся в кресло у письменного стола, вытянул ноги и обмяк. В углу за ним проявился нечеткий силуэт Альберта.
Я покрутила книгу в руках, но открывать не стала.
— Не понимаю, чего добивается Такман, — сказала я. — Его не интересуют призраки, да он в них и не верит. По его словам, он наблюдает за поведением группы, за их реакцией на «невозможное» — фактор стресса и взаимодействие внутри группы. Он проверяет, как далеко они могут зайти в стремлении управлять собственным полтергейстом.
Бен вздернул брови.
— Интересный подход. Члены «Новых горизонтов» — первоначальной экспериментальной группы — вскользь упоминали о возникшем между ними напряжении, в том числе сексуального плана. В коллектив входили самые разные люди: женатые и холостые, пары и одиночки в возрасте от двадцати до пятидесяти с лишним. По мере того как росло напряжение, возрастал и уровень паранормальной активности. Если верить книге, большую часть времени участники прекрасно ладили, но и Оуэн, и Спэрроу признают, что процесс был куда более интересным, когда между людьми возникали трения.
Я нахмурилась. Если в группе Такмана существовали конфликты — а я, кажется, заметила парочку на видеозаписи, — один из них, вероятно, мог привести к смерти Марка. Я отругала себя за то, что отошла от темы разговора, и прогнала эту мысль. Нельзя терять время: Бен должен все мне объяснить, пока Брайан спит.
— Хорошо. А что насчет самого призрака? В файлах, которые передал мне Такман, есть биография несуществующего призрака на шести страницах, и участники, похоже, считали его вполне реальной… личностью.
Бен немного оживился.
— Ах да! В этом-то и заключалась уникальность экспериментов Оуэна. В отличие от других подобных исследований, проводимых в то время, здесь была создана целая отдельная личность. В классических случаях имевший место полтергейст относили на счет какого-нибудь случайного призрака. В проекте же Оуэна созданному призраку изначально приписывалась паранормальная активность. Исходя из предпосылки, что они контролируют созданную сущность, участники сочинили подробную предысторию своего призрака: с ошибками, художественными отступлениями и историческими неточностями. Далее: раз ответы на вопросы, которые задавались призраку во время сеанса, подходили под его, полную неточностей, биографию, очевидно, что члены группы нарисовали себе некий образ, вымышленную историю — не реального призрака и не коллективное экстрасенсорное восприятие некогда жившего человека. Филипп был плодом коллективных усилий и существовал только внутри группы и под ее контролем. И что самое любопытное, вкусы и ответы Филиппа менялись в зависимости от состава присутствующих на сеансе в тот или иной день.
— Но ведь все они знали его биографию, — возразила я. — Как такое могло произойти?
— Всегда есть детали, подробности, которые не продумаешь сразу. Допустим, «Твой любимый цвет?» или «Любишь ли ты мороженое?». Личность Филиппа развивалась постепенно, по мере того, как пробелы заполнялись, а знакомые черты начинали играть новыми красками в соответствии с предпочтениями участников. Те, кто обладал наиболее выраженной жизненной позицией, влиял сильнее, но если кто-то из них отсутствовал, предпочтения Филиппа тоже менялись. Например, кому-то из них не нравилась какая-нибудь песня, и в присутствии этого человека Филиппу она тоже не нравилась — но стоило тому не прийти, и неприязнь Филиппа как рукой снимало…
Я наблюдала нечто подобное в группе Такмана.
— Значит, Филипп мог появиться, даже если присутствовали не все? — спросила я, вспомнив о появлениях Селии в отсутствие Кена или Марка.
— О да. Оказалось, что Филипп активен, если на сеансе присутствуют только четверо из восьми участников — причем это мог быть кто угодно из группы. — Отсутствие оригинальности в проекте Такмана начало меня разочаровывать. Я гадала, когда же они выйдут за рамки модели Филиппа. Почему Такман так уверен, что кто-то вставляет палки ему в колеса, если его исследование один в один повторяет чужое?
Альберт принялся бродить по комнате, пожирая нас глазами — как будто наш разговор казался ему отвратительным, но он никак не мог оторваться. Бен продолжал как ни в чем не бывало, не замечая, что я гляжу по сторонам.
— Позже участники заметили, что с каждым из них происходят незначительные проявления полтергейста, даже когда они остаются одни, отдельно от остальных.
— Какие проявления?
— Ничего примечательного… Ближе к концу экспериментов участники отмечали движение предметов, мигание света, которое словно отвечало на вопросы, и ощущение, что за ними следят. Это могло быть внушение или взаимное влияние, но группа приписала эти инциденты Филиппу, даже когда они случались одновременно в разных местах. К сожалению, ни одной объективной записи подобных происшествий «на дому» не существует.
И еще показательно, что все сознательные попытки вызвать полтергейст, вместе или по отдельности, ни к чему не приводили. Паранормальная активность начиналась, только если участники просто ждали, расслабившись и не предпринимая никаких попыток создать полтергейст. Они полагали, что рано или поздно это изменится. По их словам, они надеялись добиться появления призрака или тульпы, но не успели — группу распустили прежде, чем были достигнуты серьезные результаты.
— Постой-ка. Что за «тульпа»?
— Ой, прости, — сказал Бен, откашлялся и продолжил: — Тульпа — материализованное воплощение мысли, некий видимый и осязаемый объект, появляющийся из воздуха. Обычно это что-то значительное.
Я откинулась на спинку заваленного книгами дивана и посмотрела на томик в моей руке. Он не был толстым или тяжелым. Я подумала о манипуляциях Такмана и о его затейливой технике.
— Группа встречалась в специально оборудованном помещении?
— Нет, в том-то и дело. К сожалению, они проводили сеансы в обычном доме, почти без записывающего оборудования, без всякого наблюдения и контроля.
— Почему же тогда никто не предположил, что это мистификация?
Бен поерзал и нашел на захламленном столе место, куда пристроить ноги, едва не опрокинув стул. Альберт ушел в тень и прекратил наконец подслушивать.
— Вопрос на миллион долларов, — улыбнулся Бен. — Позже участники продемонстрировали — пусть в мелком масштабе и непоследовательно, — что большая часть их утверждений могла быть правдой. Недавние психологические исследования в области ложной памяти и ожиданий объясняют это взаимным влиянием, но их предметом был традиционный спиритический сеанс, а не сами эксперименты Филиппа, которые при всех недочетах проводились в освещенной комнате с претензией на беспристрастное научное изыскание. Как я уже сказал, никому так и не удалось воспроизвести уровень активности, достигнутый группой Оуэна. У большинства ничего или почти ничего не вышло. Что также подкрепляет версию о мистификации — или о самообмане. Кстати, об эксперименте сняли телевизионную передачу и короткий документальный фильм. С тех пор и пленка, и фильм успели пропасть. Зато в семьдесят шестом году вышла книга, первое издание в мягкой обложке. — Он указал на твердую обложку у меня в руке. — Это экземпляр более позднего издания семьдесят восьмого, дополненного несколькими главами. Тогда многие еще помнили старую телепередачу. Если бы книгу переиздали в последние десять лет в прежнем виде, без документации событий тридцатилетней давности, я был бы настроен скептически, а так… переиздание сразу же после описываемых событий… Сомнения имелись, но обман так и не разоблачили. Даже психологические эксперименты с ложной памятью и взаимным влиянием не доказывают несостоятельность проекта. Ответов уже не найти: некоторые участники тех событий умерли или куда-то пропали, а остальные отказываются обсуждать эксперимент.
Ерунда какая-то. Мутный эксперимент номер один, который породил мутный эксперимент номер два. Я вздохнула.
— Во время экспериментов Филиппа кто-нибудь пострадал?
Бен нахмурился.
— Нет. Если не считать пары-тройки синяков, оставленных разгулявшимся столом. Во всяком случае, мне не известно о каких-либо травмах. А что?
Я пожала плечами.
— Все просто. Очевидно, если ты можешь двигать стол, ты с тем же успехом можешь и покалечить им кого-нибудь…
— Страсти какие! Не думаю, что до такого могло дойти. Это был всего лишь складной карточный стол.
Первой группе понадобилось куда меньше времени и оборудования, чем Такману. Существовали и другие различия, но насколько значительные?.. Да, группа Такмана работала в специально оснащенной комнате под постоянным наблюдением, но что это меняло? Мне казалось, что в таких условиях странностей должно стать меньше, а никак не больше.
Я попробовала зайти с другой стороны.
— Почему ты порекомендовал меня Такману?
Бен заморгал.
— Честно говоря, я сам удивился, когда Такман меня попросил. С тех пор как он перевелся сюда из ВУ, от него не было вестей. Его якобы привлекла моя репутация «эксперта по необъяснимому» — кажется, так он выразился. Он решил, что если уж кто и порекомендует ему непредвзятого, широких взглядов сыщика, то это я. Не уверен, что в его устах подобные определения можно считать комплиментом…
Я косо на него посмотрела.
— Вряд ли.
Губы Бена сложились в подобие улыбки. Со стороны это выглядело так, словно его рот действует на автопилоте, пока хозяин клюет носом.
— Да уж, Такман тот еще фрукт.
— Думаешь?
Внизу загрохотали шаги. Вдруг показался Альберт.
С лестницы донеслись шаги, перемежающиеся кряхтеньем и рычанием. Бен попробовал вжаться в стул, но рухнул на пол, где и остался лежать грудой переплетенных конечностей.
— Ох… Вот засада! Бешеный носорог проснулся. — Он распутался и встал на ноги. — Извини. Обычно после обеда он спит дольше.
— А когда спишь ты?
— Когда Мара дома — то есть около четырех часов вдень, два раза в неделю… Если не ошибаюсь… Брайан, наверное, вырастет, думая, что у отца ранний Альцгеймер, а мама подрабатывает патронажной сестрой.
— Я думала, твоя мать иногда с ним сидит.
Бен покачал головой. Грохот приближался к двери чердака.
— С недавних пор перестала. Она сломала ногу.
Я в ужасе уставилась на него.
— Неужели Брайан?
Бен добрался до двери.
— Нет. Поскользнулась на мокрой от дождя лестнице. Но она у нас крепкая старушка с прочными костями, так что все обойдется.
За стеной раздалось «Гра-а-а!» Брайана, дверь затрещала и с грохотом подалась внутрь. Не успел Бен потянуть за дверную ручку, как в комнату, прямо под ноги отцу, ввалился Брайан.
— Гра-а-а!
Бен изо всех сил старался выглядеть строгим, а в итоге у него лишь съехались «в кучку» глаза.
— Schreckliches kind![8]
Я точно не знала, что это значит, но Брайан принялся с хихиканьем кататься по полу — явно не то, чего добивался Бен.
— Может, тебе стоит переключиться на русский? — предложила я.
— К сожалению, моя мамуля уже успела. Немецкий — мое последнее прибежище, единственный способ выплеснуть эмоции, а когда я зол, грамматика летит ко всем чертям. Скоро придется перейти на финский или выучить новый язык, чтобы не отставать. Как думаешь, как быстро я смогу выучить урду?
Я не знала, серьезно он говорит или шутит.
— Может, попробуешь «поросячью латынь»?[9]
Бен подхватил Брайана на руки.
— Как насчет лягушачьей? Вот существовала бы на самом деле трансфигурация, я бы попросил Мару превратить этого поросенка в лягушку.
Брайан захохотал громче.
— Ква-ква! — выкрикнул он, хлопая в ладоши.
Я спустилась вслед за ними по лестнице, оставив при себе соображения насчет того, что существует, а что нет.
— Похоже, вы прекрасно обходитесь без ведьмы.
Брайан запечатлел смачный поцелуй на щеке Бена, подождал, пока тот спустится на нижнюю ступеньку, вывернулся из отцовских объятий и рванул по коридору к гостиной, вновь войдя в роль носорога.
— Ну вот. Прощай, лягушонок, — вздохнул Бен. — Я, наверное, схожу погуляю с ним в парке, а то он никогда не уймется. Пойдешь с нами или предпочитаешь отдохнуть от нашего зоопарка?
Я почувствовала укол вины, но все же сказала:
— Я, наверное, лучше вернусь к работе, только сперва еще немного тебя помучаю.
Бен, бросившийся было в погоню за злокозненным носорожиком, разрешил:
— Валяй.
— Во-первых, почему стекло — особенно зеркальная поверхность — не пропускает Мглу?
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я смотрю сквозь стекло, я вижу Мглу не так отчетливо. Если стекло зеркальное, видимость еще хуже, а сквозь несколько слоев стекла я вообще различаю с трудом… Почему? — крикнула я вдогонку Бену.
Изловив сына, Бен отнес его в коридор, чтобы одеть. Он снял с вешалки какую-то штуку, с виду напоминающую собачью упряжь с поводком, и поднял ее вверх, одним глазом продолжая следить за Брайаном. — Так, ты хочешь гулять? Наденешь поводок или будем слушаться папу?
Брайан посмотрел на поводок и поджал губки.
— Не песик. Носоррырог.
Бен присел на корточки перед Брайаном.
— Hoeren, mein kleiner[10] носорожик — будешь держать папину руку, пока мы не доберемся до парка, или придется тебе носить поводок. Я не хочу, чтобы ты снова выбежал на дорогу. Договорились?
Вид у Брайана был мрачный.
— Угу.
— Ты понял: не отпускать до самого парка?
— Да.
— Хорошо. — Бен встал и взял Брайана за руку; затем снова посмотрел на меня, пока Брайан, пыхтя, тащил его к двери.
— О чем мы?.. Ах да. Стекло действует как фильтр… Существует много старинных примет, связанных с воздействием зеркал и серебра на духов и всякую нечисть, но я не знаю, какая здесь связь. Фольклор нельзя назвать надежным источником.
— От науки толку тоже немного, — напомнила ему я.
— Верно… Я посмотрю. Брайан, подожди! Дай одеться. — Он натянул куртку, пытаясь одновременно удерживать руку Брайана и разговаривать со мной. — Ты просто так интересуешься, или это нужно по работе?
— И то, и то. Аппаратная Такмана отделена от помещения, где проходят сеансы, двумя слоями стекла, и я с трудом вижу Мглу по ту сторону. Чтобы я хоть что-то различила, необходимо большое скопление энергии у самого стекла. Но я сталкивалась с подобным и раньше — сидя за рулем, я хуже вижу Мглу, чем когда я снаружи.
— Возможно, машина — особый случай… Постараюсь выяснить, почему так происходит. Что еще? Быстрее, пока носорог не взбесился.
— Мне нужно знать, с помощью каких трюков можно подделать полтергейст, а точнее — одурачить участников такмановских сеансов.
— Хочешь сказать, Такман подделывает результаты? — Бен был ошеломлен.
— Нет. Но я должна знать, как можно сфальсифицировать подобные эффекты, чтобы объяснить ему, что он не прав.
— Значит, ты хочешь понять механику трюков? Как их обнаружить? У меня где-то завалялась литература на эту тему, точно-точно. Осталось только найти.
— Так ты не против?
— Нет, если ты готова подождать, пока я найду материалы. Заодно отвлекусь от возни с ребенком и домашней рутины.
Брайан потянул сильнее и издал свой носорожий рык — он почему-то считал, что носороги рычат именно так, — и мне захотелось, чтобы он замолчал. По пути к выходу мне пришлось его перекрикивать:
— Спасибо! Как-нибудь тебе позвоню! Или ты звони!
Бен нахмурился.
— Прости, что не смог уделить тебе больше времени.
Я отмахнулась и открыла дверь.
— Ничего страшного. Я получила ответы на основные вопросы. — Я помахала книгой. — Верну, как только смогу.
— Не спеши. — Рвущийся в бой носорожик поволок отца прочь. Дверь с щелчком захлопнулась, и я услышала, как сама собой повернулась защелка. Наверное, Альберт решил сыграть в охранника.
Пока я спускалась со ступенек вслед за юным носорогом и его отцом, Альберт что-то прошептал у меня над ухом. Я уставилась на него.
— Что?
Он остановился, посмотрел на меня, подмигнул — тонкие губы растянулись в улыбке — и исчез.
С книгой в руках я направилась к машине. Пришло время опросить участников проекта.
Только вот документы я оставила на работе. Отругав себя за это, я поехала обратно, на Пайонир-сквер.
В кабинете мигал огонек автоответчика. Я нажала кнопку.
— Харпер! — взорвался голос Фиби. — Ты вляпалась, дева моя! Значит, вот почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я со вчерашнего дня тебе названиваю. Если ты мне не перезвонишь, я не поленюсь и персонально для тебя отыщу старую колдунью, чтобы наслала порчу на твою тощую задницу!
Нахмурившись, я сняла с пояса пейджер и посмотрела на экран. Экран не горел.
Из динамика послышался голос Рея Солиса.
— Я бы хотел обсудить с вами список свидетелей. Позвоните мне до трех. Ах да — Фиби Мейсон угрожает содрать с вас шкуру. Я полагаю, она это несерьезно, но на всякий случай решил проверить. Вас пока не нужно спасать?
Прекрасно! Видно, Фиби была в ярости, раз угрожала насилием, не стесняясь полицейского. Не так неистов ад, как Фиби Мейсон в гневе. Я порылась в ящиках письменного стола, нашла запасные батарейки для пейджера и установила их. Глухо. Даже маленький зеленый индикатор электропитания не горел.
— Черт! — Я стукнула пейджером о стол. Корпус треснул, на стол посыпались осколки. Я крепко выругалась. Сколько времени он уже не работает? Должно быть, он вибрировал, когда я открывала дверь в офис… Черт, я даже не заметила, что он давно перестал жужжать.
Я позвонила в техническую службу, прослушала сообщения и попросила их перевести все звонки мне в офис, пока я не придумаю что-нибудь получше. Фиби звонила три раза, в промежутках между клиентами, которые так до меня и не дозвонились. Пускай Фиби сдерет с меня шкуру, я не против, только сперва заработаю денег на оплату счетов, а иначе сдирать шкуру будет просто не с кого. Поэтому первым делом я ответила на деловые звонки. Одним из моих постоянных клиентов был сутяга с сердцем ледяным, как у демона из внутренних кругов ада, поэтому в моих же интересах было поскорее его умаслить. А потом жаркий гнев Фиби будет даже кстати.
Фиби не подошла к телефону в магазине. Автоответчик сообщил мне, что магазин «У старого опоссума» закрыт из-за смерти члена семьи. Насколько я знала, прежде «Старый опоссум» ни разу не закрывался, даже когда умерла Дислексия, старая безмозглая королева кошек, и Фиби плакала три дня подряд. Я позвонила ей домой и в ресторан родителей — безрезультатно. Затем я набрала номер офиса при магазине.
— «Старый опоссум»! — рявкнула Фиби. — Мы закрыты. Уходите.
— Это Харпер.
Фиби зарычала.
— Ах, ты! Ты! — прошипела она.
Я вздохнула.
— Сейчас буду. Я все объясню, и тогда можешь орать на меня, сколько душе угодно.
Когда я повесила трубку, она все еще пыталась высказать мне все, что она обо мне думает.
Еще один короткий звонок Солису — сообщить ему, чтобы ждал меня к трем, — и вот я уже стою на улице с файлами Такмана под мышкой и собираюсь поехать во Фримонт.