Полтергейст

Глава двадцать первая

Во вторник утром я вновь взялась за расследование. Карлос озвучил идею, крутившуюся у меня в голове: человек, который контролировал и использовал Селию в качестве оружия, просто обязан был обладать психопатическими наклонностями, развитию которых, по словам Фрэнки и Терри, проект всячески способствовал. Только один из участников управлял Селией — причем определенно больной на всю голову. Если вспомнить, как на сеансе в среду энергия распределялась между Иеном, Аной, Карой и Кеном, я бы поставила на одного из них; оставалось выяснить, на кого именно. К тому же рано было списывать со счетов Уэйна, Патрицию и Дейла. У того же Дейла, мужа-рогоносца, имелся классический мотив: измена жены. Еще мне хотелось понять, что задумал Такман. Во Мгле не прослеживалось никакой связи между ним и Селией, зато он прокручивал какие-то делишки за счет ТСУ.

Чем глубже я копала, тем более мерзкая картина вырисовывалась. На общем фоне Уэйн Хопке казался самым вменяемым, хотя его привычка командовать в сочетании с пристрастием к выпивке раздражала остальных, усугубляя и без того взрывоопасную ситуацию. Дейл Сталквист не желал мириться с лидерством Хопке, и, как свидетельствовали записи, между ними шла постоянная вялотекущая борьба за право контролировать ход сеансов. Во время недавнего происшествия я лично в этом убедилась. Остальные, включая Терри и Фрэнки, медленно, но верно приближались к точке кипения. Страхи, желания, амбиции и мнительность — в этом бурлящем котле межличностных отношений было намешано всего понемногу.

Судя по записям Такмана, он лично занимался подбором состава. Я пришла к выводу, что он специально (отнюдь не случайно) собрал вместе людей, которые в принципе не могли поладить, с расчетом на потенциальное соперничество. Но записи были скудными. Они содержали намеки и подсказки, результаты психологических тестов, из которых я мало что поняла, и список необычных особенностей характера каждого участника, но я не нашла ни одного подробного психологического анализа. Будто Такман точно знал, что ищет, и не утруждал себя сбором лишней информации. Сам нагнетал драматизм, но результаты его, видите ли, не устроили. Такман выглядел не намного благоразумней или вменяемей своих подопытных. Лично я вычеркнула бы его из списка подозреваемых по одной-единственной причине: доктор не был связан с Селией. Только вот незадача: Солису, который сочтет финансовые проделки Такмана и исходившую от Марка угрозу разоблачения более чем достаточным мотивом для убийства, подобное объяснение вряд ли покажется убедительным.

Я сидела, уставившись на кипу куцых бумаг, рассыпанных на столе, когда позвонил Бен.

— Привет, Харпер. Извини, что раньше не перезвонил. Слегка замотался.

— Ничего. Я просто хотела спросить кое-что про Такмана. Его бывшая аспирантка мне сообщила, что его уход из ВУ был обставлен как сокращение, а на самом деле его по-тихому «ушли». Как думаешь, это похоже на правду?

— Если честно, очень похоже.

— А причина его ухода?

— Аспирантка тебе не сказала?

— Сказала, но у нее есть причина его недолюбливать, а меня интересует объективное мнение. Твои соображения?

В трубке прозвучало задумчивое хмыканье.

— Я ведь тебе говорил, что Такман тот еще фрукт? Впрочем, я тоже не вполне объективен. Но когда мы с ним вместе работали, у меня сложилось впечатление, что он мухлюет с финансовыми отчетами. Незаметно, по мелочи. Он находил способы достать вещи бесплатно или по бросовым ценам, а затем включал стоимость в расходы. Он неплохо устроился, лучше нас всех. Да еще и семью кормить не надо.

— Ясно. А сами проекты? Не могли ли его эксперименты, даже успешные, стать причиной, по которой от него избавились?

Бен прищелкнул языком.

— Ого. Тебе и об этом рассказали… Хм… Угу. У Такмана имелась дурная привычка, причем документально подтвержденная — доводить участников экспериментов до предела, толкать на крайности. Он не просто изучает, он манипулирует. Несколько лет назад один из членов подопытной группы угодил в больницу по вине другого. Несмотря на это, Такман продолжил ставить эксперименты по изучению реакций на стресс и механизма мотивации. Порою довольно сомнительные.

— А что именно он изучал? В этой группе существует явная сексуальная напряженность и борьба за лидерство.

До меня донесся шорох перелистываемых бумаг.

— Я как-то не задумывался, пока ты не упомянула, но ты права. Участники оригинальных экспериментов Филиппа упоминали, что полтергейст более активен, когда внутри группы существует напряженность. Я никак не мог понять, с какой стати Такмана это заинтересовало, и поэтому провел небольшое исследование. Мне кажется, Така на самом деле интересуют реакции на стресс. Как участники эксперимента обосновывают и оправдывают собственное поведение или паранормальную активность. Если ничего не изменилось, вероятно, он добивается, чтобы участники начали совершать мерзкие поступки и сваливать все на полтергейст.

— Какие мерзкие поступки?

Он выдохнул, медля с ответом.

— Ну… самые разные. Вспышки гнева, нападения, воровство, разумеется… Если бы уровень ПК-активности был достаточно высок, они бы заявили, что полтергейст ворует мелкие предметы, или причиняет вред людям, или ломает вещи, и никто бы не понес наказания. Это коллективный феномен, но вскоре они бы достигли стадии разделения — мысленно бы отделили себя от полтергейста, придя к выводу, что он действует сам по себе. Это происходит на подсознательном уровне. Поскольку подопытные не признают, что полтергейстом движут их собственные желания, они себя не винят. Если кто-то из них осознает свои мотивы, ему придется признать, что он управляет полтергейстом — а теоретически феномен работает только в случае неосознанного согласия, — и полтергейст распадется.

— Неужели он такой хрупкий, что если один человек перестанет в него верить, он развалится?

— Нет, неправильно. Если группа перестанет верить в то, что полтергейст коллективный, он распадется. Если они все, дружно, утратят веру, он рассыплется в прах. А еще они могут начать думать, что его контролирует один человек…

— Они все должны в это верить? Или достаточно одного человека?

— Не уверен. В любом случае коллектив должен распасться. Это главное.

— А если полтергейст не распадется?

— Теоретически это невозможно. А что думаешь ты, человек, который знает о невозможном больше других?

— Честно? Понятия не имею. Но если я, не будучи психологом, заметила неладное… Неужели Такман считает, что это сойдет ему с рук?

— Вероятно, как раз над этим он и ломает голову. Подходит время отчитываться за гранты, и он пытается выкрутиться. Он никогда не был высокого мнения о ТСУ. Меня удивило, что он вообще согласился там работать. Может, он считает, что выйдет сухим из воды, если сумеет отвлечь внимание комиссии. Такман не из тех людей, которые соблюдают правила, потому что так надо. Он начинает соблюдать правила, когда не получается их обойти. Или когда чувствует, что может попасться. Его репутация уже порядком подмочена, и если его еще раз поймают на грязных делишках, он отсюда вылетит в два счета.

— Понятно. — Я сквозь зубы проклинала Такмана.

— Харпер?

— Что?

— Все в порядке?

— Да. Спасибо, Бен. Мне пора идти.

— Хм… ладно. Эй! Нам было очень приятно, что ты с нами пообедала.

— Все было чудесно.

— Не считая летающего пудинга в качестве десерта, так сказать.

Я рассмеялась.

— Ну, он всего лишь ребенок.

— По-моему, он попал в дурную компанию. Ну не от нас же он понабрался! Боюсь, из-за выходок Альберта и Брайана ты начнешь нас сторониться.

— Не волнуйся. Я обязательно на днях зайду в гости. А сейчас мне правда надо работать. Спасибо за помощь, Бен.

Я повесила трубку, пока не поздно. Еще чуть-чуть, и я бы вышла из себя.

Чертов Такман. Попросил Бена подыскать «непредвзятого сыщика» (читай «легковерную дурочку») — нет, ну каков! А я ведь об этом думала, когда принимала его предложение, но решила, что я слишком умная — проклятая самоуверенность! — и позволила себя обмануть. На себя я злилась не меньше, чем на Такмана. Похоже, он подставил нас с Квинтоном, и это приводило меня в бешенство. Он злоупотребил моим доверием, лгал кураторам, выудил у ТСУ деньги при помощи своей аферы с оборудованием и разработал эксперимент, из-за которого погиб человек. Есть вещи поважней уязвленной гордости.

Искушение раздавить заносчивого докторишку было велико, но я понимала, что это не остановит Селию и никак не поможет в расследовании убийства Марка Луполди, как бы мне ни хотелось поймать Такмана в его же собственную ловушку. Хотя… Может, мне удастся извлечь для себя определенную выгоду. Если он закроет проект, может, Селия рассыплется сама по себе, хотя я не слишком на это рассчитывала. Местный полтергейст опроверг уже столько выводов и теорий из экспериментов Филиппа, что я точно не знала, чего ожидать. Я знала одно: проект нужно свернуть. Осталось отыскать и образумить Такмана.

Я немного повозилась с телефоном, сделала несколько звонков и просмотрела кучу бумаг, а затем всерьез взялась за Гартнера Такмана.

На то, чтобы его выследить, у меня ушло несколько часов. Я нашла доктора Такмана в одном из отелей в центре города, на приеме, организованном региональной ассоциацией психологов. Только-только настал черед коктейлей и светских сплетен, и мне удалось отвести доктора, который заблаговременно выключил мобильник, в укромный уголок для серьезного разговора. На банкет меня, правда, не пустили, но я подняла крик и стояла на своем до тех пор, пока до меня не снизошел один из организаторов. Он показал мою визитку Такману и попросил того выйти.

Такман был одет в костюм и выглядел щеголевато и слегка рассерженно. Когда он остановился, сверля меня взглядом, я вытащила папку с отчетами, держа ее между нами, чтобы он не мог ее игнорировать. Он равнодушно покосился на папку и перевел взгляд на меня.

— Зачем вы меня вызвали? — возмутился он.

Меня трясло от омерзения.

— Чем быстрее я передам вам бумаги, тем быстрее от вас отделаюсь, — ответила я. — Вы солгали мне, Такман. А ведь я, кажется, ясно выразилась, что мне не нравится, когда из меня делают козла отпущения или принимают за дурочку.

— Я понятия не имею, что…

— Помолчите. Нет никакого саботажника, и никогда не было, и вы это знаете. Вы использовали скачок активности как повод, чтобы нанять меня. Чтобы прикрыть ваши финансовые махинации и отвлечь внимание комиссии от истинных целей эксперимента.

— В проекте есть саботажник!

Внешне я была само спокойствие. Я слегка глотала окончания, но только чтобы не сорваться и не начать орать.

— Нет, нету. Людям, у которых есть такая возможность, не хватает умений или мотива. У тех, кто обладает умениями и имеет мотив, напротив, отсутствует возможность. Это предусматривают ваши же протоколы и доказывают ваши записи. Я проверила и перепроверила: ни единого шанса. Ваш полтергейст вполне реален. Фальшива только ваша бухгалтерия — поэтому вы и не хотели, чтобы комитет по субсидиям стоял у вас над душой и слишком пристально проверял финансовую отчетность. Когда проверка, в следующем месяце?

Наглец пошел в контратаку:

— Мисс Блейн, боюсь, ваше мнение предвзято, соответственно вы не в состоянии как следует выполнять свою работу. К сожалению, я вынужден вас уволить.

— Валяйте. А я войду в банкетный зал и во всех подробностях поведаю коллегам-психологам о ваших экспериментах, о манипуляциях, о поверхностном изучении психологических особенностей участников, о замене оборудования и об обмане. Это будет последний гвоздь в гроб вашей репутации: многие ваши коллеги в курсе ваших сомнительных экспериментов и интересной манеры вести учет. Они серьезно отнесутся к обвинениям. Сомневаюсь, что в этом зале есть люди, которым неизвестна истинная причина, по которой вас выставили из Вашингтонского университета. Скажите мне, как наказывают психологов, опозоривших свою профессию? Лишают практики? Обливают смолой и обваливают в перьях? А может, сажают в тюрьму?..

Я смотрела ему в глаза, не мигая: пускай поволнуется. Такману стало не по себе, но он оказался крепким орешком и не отвел глаза.

— На этот раз вы слишком далеко зашли, Такман. Один из выпестованных вами психов превратился в самого настоящего убийцу!

— Нет, — ответил он, но голос его звучал тихо и неуверенно, глаза забегали.

— Да. Со своей теорией вседозволенности и неограниченных полномочий вы создали настоящий питомник для психопатов. Вы самолично их отобрали. Вы им сказали, что они могут создавать призраков и перемещать вещи силой мысли, а потом устроили небольшую наглядную демонстрацию. В итоге один из них и впрямь создал призрака… Да еще какого! Но вам и в голову не приходило, что один из них зайдет так далеко? Или приходило? Однажды ведь уже случалось нечто подобное?.. Несколько лет назад один из ваших подопечных оказался в больнице по вашей милости…

— Я тут ни при чем! Это сделал другой участник. — Призрачные зеленые змейки, которые танцевали во Мгле вокруг головы Такмана, повернулись вовнутрь, прильнув к нему, словно щупальца, и поменяли цвет на тошнотворный желто-зеленый. Признак паники? Я надавила:

— Именно это вы и заявили в прошлый раз. И, полагаю, вы скажете то же и сейчас, когда одного из ваших подопечных арестуют за убийство и он свалит вину на призрака. Вы соучастник. Вы поместили собственноручно собранную группу несчастных, запутавшихся людей в стрессовую ситуацию, и один из них оказался скрытым психопатом, который только этого и ждал. А вы предоставили ему или ей несколько потенциальных жертв и удобное оправдание любых поступков. За десять дней я успела, пусть и поверхностно, познакомиться с жизнями этих людей — кстати, ближе, чем вы, готова поспорить, — и увиденное говорит о том, что один из них убил Марка Луполди. Использовав ваш проклятый полтергейст!

Такман побелел, его темные злодейские глаза распахнулись.

— Вы дали им разрешение и вложили в руки оружие. Один из них им воспользовался. Другого объяснения нет. Сила, которая кинула стол в окно аппаратной, могла швырнуть Марка о стену с мощью, достаточной, чтобы разбить череп…

Он затряс головой.

— Нет. Нет, нет, нет…

Я усадила его в кресло и села рядом, приблизив лицо к его лицу и прожигая его взглядом до тех пор, пока он не поднял глаза. Я заговорила быстро и негромко:

— Такман, закройте проект. Даже если вы не верите, что Марка убила Селия, эта проклятая тварь съехала с катушек. Я навела справки: Кену повезло, что его ноги целы. У Иена сломано два ребра, у Кары одно, плюс швы с прошлой недели. Пэтти пришили ухо, все получили ожоги и порезы, когда взорвались лампочки. Никто не брал стол в руки и не бросал. Никто не закоротил провода доски с огнями. Никто не заставлял температуру в комнате понизиться, и никто не прикасался к магнитофону. Вы дали им власть и разрешили калечить друг друга, чем они и занялись. Но в ваших силах выдернуть вилку из розетки. Так сделайте это.

— Нет. Я не согласен. Этого больше не повторится — я обещаю.

— Повторится! Только будет еще хуже, хуже с каждым разом. Все началось с мелкого воровства, щипков и бросания мелких предметов. Теперь разбитое окно и травмы. Что дальше? Вы что, не видите, к чему все идет? Дождетесь, пока одного из них не размажет по чертову стеклу…

— Хватит! — Он встал и посмотрел на меня сверху вниз. Он побелел, задыхался и некрепко стоял на ногах; люди за столиком у входа в банкетный зал оборачивались, чтобы на нас посмотреть. Я поднялась и спокойно встала напротив него — спокойно, насколько смогла. Заговорила я обычным тоном.

— Эксперимент не удался, доктор Такман. Это была ошибка. Если вы сейчас же закроете проект и уничтожите всю документацию, согласно которой мы и мой подрядчик выглядим как воры, вы вернете часть гранта, и никто не будет слишком сильно к вам придираться. Если у них не будет повода.

Он с надеждой, хотя и не переставая хмуриться, посмотрел на меня и облизнул сухие губы. Такман плюхнулся обратно в кресло, и я снова села рядом. У меня мурашки побежали по коже, но я заставила себя положить руку на подлокотник его кресла. Клейкий озноб потек вверх по предплечью, и я с трудом сдержала дрожь.

— Я не дам им повода. При условии, что вы немедленно закроете проект. Если вы меня послушаете, мне не придется защищать себя от обвинений в воровстве или нести эти отчеты в полицию или на кафедру. Просто закройте его. Скажите, что в протоколе была неточность. Если нужно, сами ее вставьте. Скажите, что произошла ошибка. Знаю, это не очень приятно, но уязвленная гордость не стоит человеческих жизней. Ошибка, и все.

До него наконец дошло. Он выпрямился, остекленевшие от страха глаза снова ожили.

— В расчеты закралась неточность. Я закрою проект. Я обо всем позабочусь — бумаги, команда… Я их обзвоню и сообщу, что мы сворачиваемся.

Наконец-то, впервые за долгие часы, я могла отдышаться. Я снова встала и, кивая, вручила ему конверт с отчетами.

— Вот ваши отчеты. Это конфиденциальная информация, их никто не видел. Просто выпишите чек, оплатите мои услуги, и будем считать, что дело закрыто.

Он посмотрел на счет, поднял глаза и нахмурился, как будто его что-то смутило.

— Я не буду платить. Вы не выполнили работу, для которой я вас нанял.

У меня отвисла челюсть.

— Ну, вы и наглец… Такман, вы поняли хоть слово из того, что я вам только что сказала? Вы вор и лжец, и я могу это доказать. Вы что, думаете, это единственная копия моего отчета? У нас с вами контракт на розыск вероятного мошенника. Я доказала, что единственный мошенник здесь вы. Условия контракта соблюдены. Не вынуждайте меня звонить адвокату, потому что я сообщу ей всю правду о случившемся. В полном соответствии с контрактом, кстати. Хотите услышать то же самое в суде? — Я дернула головой в сторону банкетного зала. — Хотите, чтобы они это услышали?

Он злобно зыркнул. Опять «включил злодея». Я вздохнула.

— Даже не пытайтесь, Такман. Все козыри у меня. Ваша карта бита. Вы свернете проект, и немедленно!

Он опустил глаза и полез в карман за чековой книжкой.

Когда я уходила, унося в сумочке чек, Такман по-прежнему рассматривал отчеты.

— Неточность. Недосмотр… — бормотал он, пытаясь убедить самого себя в том, что речь о простой ошибке.