Полтергейст

Глава двадцать пятая

В субботу я бодро вскочила с постели, ощущая ясность мысли и прилив сил. Есть еще один источник информации о зловредном полтергейсте. Выполнив привычный утренний ритуал, я позвонила и договорилась о встрече. А затем поехала завтракать к Дэнзигерам.

Я встретила Бена на подъездной дорожке. Он вприпрыжку бежал к увитой розами арке, украшающей его крыльцо, и махал мне рукой.

— Привет! — выдохнул он. — Смотри, что у меня есть. — Он вытащил большую стеклянную емкость, которая напоминала гигантскую старинную лампочку, только с вытянутым горлышком. В другой руке он держал пухлый конверт.

— Что это? — спросила я.

— Дистиллятор. По сути, перегонная колба. Из огнеупорного стекла. Мне ее дал один профессор химии, живущий по соседству. На горлышке небольшой скол, поэтому ему она больше не пригодится — все равно растрескается или станет нестерильной. Собираюсь поставить эксперимент и посмотреть, можно ли ее превратить в ловушку для джинна.

— A-а! Так Мара тебе сказала!

— Ага, — ответил он, поднимаясь на крыльцо. Я пошла за ним. — Она меня разбудила, пришлось поломать голову. Сегодня утром я позвонил соседу и спросил, есть ли у него то, что ты просила. Нужной емкости у него не оказалось, зато он предложил мне это и объяснил, как нанести зеркальное покрытие на внутреннюю поверхность. Тебе ведь нужно, чтобы зеркало было изнутри? — добавил он, открывая дверь.

Я начала было отвечать, но меня отвлек заливистый детский смех.

Если учитывать предыдущие приветствия Брайана, прогресс был налицо, и все же я с опаской изучила прихожую, прежде чем войти. Признаков мальчика в прихожей не оказалось.

Бен понес свой трофей на кухню.

Мара подняла вафлю над тарелкой Брайана, покрутила вилкой, и вафля затрепетала, как бабочка. Ее сын снова радостно взвизгнул и потянулся ручонками к вафле. Мара отвела руку.

— Жадина… А где волшебное слово?

— Пы-жа-а-ста…

— То-то же. — Она положила вафлю на тарелку, полила яблочным соусом и украсила полоской бекона. Брайан мигом расправился с беконом, запив тремя большими глотками молока.

Мара заметила нас с Беном.

— Это оно?

Бен помахал колбой в воздухе.

— Ага. — Он протянул жене конверт. — Джон дал мне немного отражающей пленки, обклеить снаружи. — Он посмотрел на меня. — Выглядеть, конечно, будет не очень, но должно сработать.

— Ты уверен? — спросила я.

— Ну, по логике…

Мара всполошилась.

— Так! Сиди смирно и не пихай в рот большие куски, а то, по логике, кое-кому достанутся горелые вафли!

Бен сел за стол, подальше от Брайана, и воткнул перевернутую колбу в стакан из-под молока, соорудив нечто вроде гигантского стеклянного одуванчика.

— Вафличи? — предложила Мара.

— Чего? — не поняла я.

— Сандвичи из вафель, — ответил Бен. — В нашем случае с беконом: удобно есть одной рукой… Да, пожалуйста, — добавил он, обращаясь к жене. Взяв «вафлич» в одну руку, второй он принялся обклеивать колбу. Он одновременно объяснял.

— Видишь, эта колба заработает, только если мне удастся нанести пленку ровным слоем. Можно использовать более толстое стекло, но пока сгодится и такое. Вообще-то материал скорее керамика, чем стекло — он прозрачный, но очень плотный. Энергия с большим трудом сквозь него проникает, а отражающая поверхность не даст пойманному призраку выбраться наружу.

— Осталось только его поймать… Не подскажешь как? — спросила я, уминая бекон с вафлями и запивая кофе.

— Это самое интересное… Отражающая краска в сочетании с плотностью и свойствами стекла дает потрясающий эффект: зеркальная поверхность с одной стороны и легкое затемнение — с другой. Похожую технику используют для тонировки стекол. Разновидность майлара, только очень тонкая, с клейкой отражающей стороной. Когда я обклею колбу, снаружи все будет прекрасно видно, а то, что попадет внутрь, увидит только отражения и тени. Хм… о чем это мы?

— Как поймать джинна в бутылку, — напомнила я.

— Ах да. Так вот, у призрака есть два пути — либо через стенку, что займет много времени, либо через горлышко. Придется найти способ его зачерпнуть. Если ты направишь открытый конец на полтергейст и заманишь внутрь его часть, эту штуку засосет целиком благодаря проводимости материала. Как только полтергейст окажется внутри, он будет ослеплен зеркалами. И вот тут ты должна закупорить колбу при помощи плотной пробки — например, резиновой… Спасибо Джону Бурке, в конверте как раз есть такая. Призрак застрянет внутри; отражающая поверхность и плотность стекла не позволят ему рассеяться. Если ты сможешь заманить его в какую-нибудь глухомань — место, где нет истории, нет фрагментов памяти, в которые он бы улизнул, — призраку не останется ничего другого, как направиться к тебе и твоей ловушке. Самое сложное — загнать его в угол.

— Да уж, самое сложное, — с горькой усмешкой согласилась я. Осталось только выследить этого гада.

Мара фыркнула и вернулась к готовке. Я наблюдала за тем, как Бен накладывает тонкие, как паутина, полоски отражающей пленки на стекло и разглаживает их медицинским шпателем.

Брайан шумно потребовал добавки и заерзал на стуле.

— Черт!.. — выругался Бен, когда одна из полосок пошла складками. Он отскреб бракованную полоску, использовав опасную бритву… Мне стало интересно, откуда такие берутся: в голове не укладывалось, что кто-то до сих пор ими бреется.

Я повернулась к Маре и Брайану, который извазюкался, просыпав на себя большую часть завтрака. Он играл в самолетики: как можно выше поднимал ложку над головой и только потом отправлял груз из вафель и яблочного соуса в рот. Я подумала, как нам повезло, что у него пока короткие ручки.

Наблюдая разыгравшийся спектакль, я спросила:

— Правда, что у детей особые отношения с Мглой?

Дэнзигеры ответили не сразу. В глазах Бена мелькнуло любопытство, Мара же выглядела удивленной.

— Ну, конечно, — сказала Мара и посмотрела на Бена.

Тот кивнул, вновь погрузившись в работу.

— Определенно. Дети воспринимают мир иначе. Известно, что детский мозг до определенного возраста отличается от мозга взрослого, организм не вырабатывает некоторых гормонов, задействованы другие физические и умственные процессы.

— Младенцы до пяти месяцев не обладают пространственным зрением, и кто знает, что они видят, пока глаза учатся воспринимать образы? — добавила Мара, пытаясь вытереть лицо своему отпрыску. — Не вертись! Ты мальчик или червячок?

— Чир-рвяк!

Она вздернула брови.

— Червяк, говоришь? Посадить тебя в грязь? Может, пожуешь землицы вместо завтрака? У нас есть вкусненькая рыбная требуха… М-м, вкусняшка. А рыбу скушаем мы с папой.

— Не-е! — Глаза Брайана округлились от ужаса.

— Не хочешь?.. Ну так и быть. Сиди смирно и не вертись, а я попробую найти твое лицо под слоем еды… — Брайан зажмурился и поджал губы, подставляя матери заляпанную мордашку. Та воспользовалась минутным затишьем, чтобы продолжить рассказ: — Да, судя по всему, дети гораздо лучше видят Мглу, чем взрослые.

— В теории, — подхватил Бен, — восприятие Мглы контролируют определенные фильтры в мозгу. Часть фильтров дана нам при рождении, а часть включается по мере приобщения к социуму. Большинство людей видели бы гораздо больше, если бы не культурные условности. Мы фокусируем внимание на определенных вещах, поскольку в современном обществе существует слишком много раздражителей и мозг пытается как-то с ними справиться. Мы довольно быстро перестаем видеть некоторые вещи, только потому что не должны их видеть по мнению других. Лишь полные упрямцы или люди, чей фильтр функционирует неправильно, упорно продолжают видеть то, чего не существует для остального мира. Так вот, согласно моей теории, есть некая неисследованная часть мозга, которая отвечает за так называемую глубину фильтра Мглы и его наличие. Понимаешь, это объяснило бы, почему некоторые, вроде меня, не могут видеть Мглу, хотя я годами пытаюсь отключить фильтры. Большинство людей буквально слепы в этом смысле, как дальтоники слепы в отношении цветов.

Почистив сына, Мара протянула ему кусок вафли.

— Теорий столько, сколько звезд на небе, — предупредила она. — Некоторые считают, что, соприкоснувшись с Мглой в раннем детстве, человек сохраняет способность ее воспринимать. Другие полагают, что это наследственное или что этому можно научить. Или что-то заразное, как корь или гонорея, или передается с пищей и водой, как фтор. Можно оспорить любую их этих теорий или все вместе. Но дети действительно обладают редкой восприимчивостью, которой нету взрослых. А почему ты спрашиваешь?

Я отхлебнула кофе.

— Я так и не научилась перемещаться во Мгле, чтобы проследить нить. Я хотела разобраться, что за «слои времени», — объяснила я. — Пыталась выяснить у Карлоса…

Мара ошарашенно уставилась на меня и на миг отвлеклась от Брайана.

— У Карлоса? Зачем ты к нему ездила?

— Потому что он обладает ретровосприятием, заглядывает в прошлое. Я подумала, может, он видит во Мгле, как я, и знает больше о времени.

— И что, знает? — спросила она.

— Немного, хотя он ясно дал понять, что наше с ним восприятие Мглы различается. У меня от его слов мурашки по коже…

— Сильнее, чем обычно?

Я вспомнила голодный взгляд Карлоса и содрогнулась.

— Угу… — Я стряхнула дрожь. — Ну да ладно! Мне казалось, что я чего-то недоглядела, пропустила какую-то важную деталь. Я хотела понять, в чем ошибка. Дети одной из участниц играют с полтергейстом. Брайан играете Альбертом. Значит, это несложно. По крайней мере даже дети входят во Мглу. Я собираюсь поговорить с их матерью.

— Прямо сейчас?

— Как только закончим. Как там наша бутылка для джинна?

— Ах да. Ловушка для призрака, — отозвалась Мара. — Работа продвигается? — Липкие яблочные брызги приземлились ей на плечо. — Ох, Брайан…

Брайан сделал большие глаза.

— О-оу… — Он угрем выскользнул на пол и метнулся в коридор.

Мара зарычала и закрыла глаза.

— Как думаешь, может, нам его подкинули? Ну, там, в роддоме подменили, например? Если так, я бы хотела вернуть обратно своего малыша. Да ради одной недели тишины я готова нагишом и босиком пройти по Голуэю[18] по битому стеклу.

— Дай ему еще виски, — предложила я.

— Еще чего! — простонала она и устремилась в погоню.

— Ну, или… Наложи на него какое-нибудь заклятие, чтобы успокоился и вернулся.

— Злоупотребить магией?.. Нет уж, уволь! Да и побочные эффекты опять же… Изловлю по старинке. Обманом и хитростью.

Она рассмеялась, а затем на цыпочках стала красться по коридору. Я повернулась к Бену. Тот усмехался.

— Наша ведьмочка явно лукавит, — сказал он. — Мара справляется куда лучше меня.

— Ты тоже справляешься.

Он засмеялся.

— Твоими бы устами!.. А, не важно… Ну, как тебе?

Он поднял повыше стеклянный сосуд. Нижнюю колбу почти целиком покрывала тонкая синяя пленка, переливающаяся всеми цветами радуги. Во Мгле обклеенная часть выглядела черной и непроницаемой. В обычном же мире достаточно было чуть наклонить голову и скосить глаза, и колба становилась прозрачной. Результат меня приятно удивил.

— Здорово!

Бен улыбнулся.

— Спасибо. Вообще-то я не мастер работать руками. Будем надеяться, не напортачил. Доделаю горлышко, и можешь забирать.

Я подняла чашку с кофе.

— За то, чтобы сработало!

На этот раз усмешка Бена прозвучала как-то невесело:

— Надежда умирает последней.

Он сосредоточился на работе.

— Только бы не вышло, как в прошлый раз.

Сердце защемило: я вспомнила первое погружение. Тогда я переоценила свои силы и жестоко за это поплатилась… Мгла не прощает ошибок. Я явственно почувствовала, как удушливая гарь наполняет ноздри. Память о тех событиях навсегда останется со мной, в узелке Мглы у сердца, вместе с магическим предостережением, которое не дает мне говорить о некоторых вещах.

— Ты не виноват, — сказала я. — Тогда, в музее… Все, что там произошло, целиком на моей совести. Сколько раз тебе повторить? На каком языке объяснить, чтобы ты наконец поверил? Может, по-японски? Хватит двух-трех уроков. Научи меня, как сказать «mea culpa», и покончим с этим!

Он нахмурился.

— Почему?

Я не могла объяснить. Слова не шли, плотно закупоренные подкатившим к горлу комком из чувства вины и магического запрета. Тяжко… Я лишь покачала головой.

— Ты ни при чем, — пробормотала я.

Бен доделал ловушку в тишине. Он заткнул отверстие резиновой пробкой и передал мне то, что получилось. В коридоре заскрипели половицы: Мара и Брайан возвращались.

— Будь осторожна.

Я взяла колбу обеими руками.

— Обязательно. — И улыбнулась широкой, лучистой и чуть глуповатой улыбкой. — Все будет хорошо. Спасибо.

В коридоре я попрощалась с Марой, поблагодарила ее за завтрак и бочком, чтобы уберечь ноги от выходок Брайана, юркнула к двери.

— Пока, носорожик! — крикнула я, выскальзывая за дверь.

— Гра-а! — прорычал Брайан. До меня донесся его смех, и дверь между нами закрылась.

Брайан начинал мне нравиться. Сегодня у меня вышел «детский день». Если так и дальше пойдет, глядишь, к концу дня я научусь любить этих маленьких чудовищ.

Патриция была не слишком рада снова меня видеть. Я снова к ней вторглась, и снова в воскресенье — единственный день, когда она видела своего мужа, о чем не преминула мне сообщить.

— Простите, миссис Рейлсбек, — сказала я, вновь входя на детскую площадку. — Скажите, вы понимаете, что полтергейст будет и дальше нападать на членов группы, в том числе и на вас, если от него не избавиться? Вам ведь звонил доктор Такман? — Она кивнула. — Я пытаюсь помочь, но мне понадобится содействие ваших детей. Это займет несколько минут, не больше.

— Ума не приложу, при чем тут мои малыши!

— Они играют с Селией. И у них есть свои, лишь им известные способы.

— А мне кажется, это Марк творит…

— Возможно, но именно Селия убила Марка, и именно от нее мы должны избавиться.

У нее отвисла челюсть.

— Марка убила Селия?

Я посмотрела Патриции в глаза, вновь пропустив через себя худшие мгновения этого жуткого дела: медленное, секунда за секундой, осознание того, чем является Селия, и что она творит. Наши взгляды пересеклись, и, когда она в ужасе отпрянула, в ее зрачках мелькнул отблеск понимания.

— О нет… Так это правда? — пробормотала она.

— По всей вероятности, да.

Она попятилась.

— Это ужасно! Ужасно!.. — Патриция затрясла головой. Мне показалось, она пытается выбросить жуткие образы, что рисовал ее мозг. — Ладно. Можете поговорить с детьми, только недолго: я еще должна их переодеть, сегодня мы обедаем с папочкой.

— Спасибо.

Патриция подозвала детей.

— Так, ребятки, это Харпер. Она хочет с вами поговорить. Согласны?

Дети, которые смотрели на мать, нетерпеливо топчась с ноги на ногу, закивали.

— У-гу, — хором проговорили они.

— Оки-доки. Харпер, это Итан, Ханна и Дилан, — объяснила она, указывая на всех по очереди. На лицах детей отразились разные эмоции. Итан глядел на меня с подозрением, Ханне было скучно, а Дилан смутился.

— Привет, — заговорила я, присев на корточки, чтобы быть с детьми на одном уровне. Ростом ни один из них не дотягивал даже до пяти футов, и на их фоне я ощущала себя эдакой неуклюжей великаншей.

Они выглядели как уменьшенные копии взрослых.

— М-м… Я знаю, у вас есть подруга — особая подруга, которую другие люди видеть не могут, и я бы хотела вас о ней расспросить.

— Друг! — не согласился Итан.

— А вот и нет! — прошипела Ханна. Потом посмотрела на меня ясными, честными глазами. — Наше привидение — девочка.

— А вот и нет! — выпалил Итан. — Он мальчик.

— Да уж, — вздохнула я. — Эй, а пойдем посидим на качелях? А то я так скрючилась, что стала похожа на большую лягушку.

Дилан засмеялся.

— Вы не похожи на лягушку. Вы похожи на обезьянку.

— Хм, обезьянки любят карабкаться… Может, пойдем на шведскую стенку? — предложила я.

— Это не шведская стенка. Это детские джунгли, — поправил меня Итан. Сразу видно, авторитет.

Я встала.

— Наверно, джунгли тоже сгодятся. Ну что, идем?

Я взглянула на Патрицию, взглядом спросив разрешения. Она пожала плечами и горько усмехнулась.

— Они в вашем распоряжении.

Ханна и Дилан ухватили меня и потащили к детскому городку. Облачко желтой энергии, кружащее возле детей, было едва заметным — может, я напрасно все это затеяла.

Как только мы подошли к городку, произошла разительная перемена.

Ханна увлекла меня к качелям, а Дилан и Итан взобрались на горку.

— Селия — девочка, — прошептала она мне, — а Итан — дурак.

— Откуда ты знаешь?

— Я ее вижу. Она во-он там, прямо сейчас. — Девочка ткнула пальчиком в затененную часть двора, туда, где зеленый полог вьющихся растений свисал почти до земли. Я присмотрелась: нитяное облачко окрепло и выросло, превратившись в столб светло-желтого цвета, пронзенный яркими осколками времени. Оно явилось на зов ребенка, хотя эта Селия размером явно уступала монстру, который в среду бушевал в аудитории номер двенадцать. Моя догадка оказалась верна: создание уменьшалось от использования и сейчас, вероятно, перезаряжалось. Оно даже не попыталось на меня напасть.

— Да, я ее вижу, но для меня она выглядит как простая клякса, — призналась я.

— Она стесняется, — пожала плечами Ханна.

Мальчишки шумно съехали с горки и плюхнулись в опилки у наших ног.

— Эй, — спросила я. — Покажете мне вашего друга?

Оба мальчика указали на желтый туман.

— Вон там, — сказал Итан.

— Хорошо. Когда вы играете с вашим другом, вы делаете что-нибудь особенное? — Я молила, чтобы эти дети уже умели выражать свои мысли и смогли объяснить суть игры.

Итан фыркнул.

— Еще бы! Сперва надо открыть двери. И попасть в страну призраков.

У меня голова пошла кругом; я обрадовалась, что сижу. Страна призраков. Они же не могут входить во Мглу?.. Или могут?

— Ой, простите. Тетеньке непонятно. Я никаких дверей не вижу. Покажете тете, как открывать двери? Я тоже хочу поговорить с вашим другом. — Было сложно говорить с детьми на их языке и не выглядеть при этом идиоткой. Я знала, что веду себя странно, но все равно старалась. И ненавидела себя за это.

Этан с наигранной брезгливостью развел руками и повернулся к Селии.

— Пойдем, — поторопила я остальных, — все вместе. Ханна, Дилан. Научите меня. Я глупая обезьянка, помните?

Дилан захихикал. Ханна и Дилан присоединились к старшему брату, и я исчезла во Мгле. Я слышала, как позади тихо охнула Патриция. Только бы она не лезла! Я слишком часто погружалась, и, судя по всему, придется это сделать еще несколько раз. Я пообещала себе, что, как только покончу с этим несчастным делом, раз и навсегда брошу дурную привычку.

Переменчивый облачный мир Мглы казался непривычно пустым. Здание стояло в котловане, выкопанном на месте скалы, и тут было мало истории. От детей остались лишь образы; они выглядели как странные дыры в ткани тумана, сохранившие силуэты детей, в обрамлении ярких, трепещущих нитей энергии. У меня на глазах дети передвинулись и повернулись вполоборота, дружно подняли руки вверх и развели в стороны. В месте, где их пальчики взбаламутили дымку, появилась яркая линия и растянулась, образовав дверной проем. Мне стало дурно. Это была самая настоящая дверь, совсем как ворота из драконьего дыма и света, какие я видела, когда впервые соприкоснулась с Мглой. Дети призвали дверь. Сначала они встали боком… и посмотрели на место, где позже появился проход, краешком глаза, совсем как я поначалу. Неужели все трое — маленькие «входящие во Мглу»? Возможно ли это? Они шагнули внутрь. Но я по-прежнему не видела их самих, только все те же смутные образы. Что за чертовщина?

Я нырнула глубже. Сквозь туман можно было увидеть раскаленную решетку, лежащую в основании Мглы. Дети выглядели отсюда как темные кляксы, стоящие на наклонной поверхности тумана.

Разглядывая окружающие детей структуры, я заметила, как и предполагали Дэнзигеры, что Мгла полна слоев: текучих, как термоклины в океане, и при этом накладывающихся друг на друга, подобно каменным пластам. Дети стояли на одном, а Селия, в виде странного желтого клубка, на другом. Они направились к полтергейсту, осторожно, бочком, помогая себе руками и плечами, соскальзывая с одного слоя и заскальзывая на следующий. Меня потряс их способ передвижения — он не очень отличался от того, что опробовали мы с Марой. Только им это давалось легко. Так в чем же разница? Они плавно скользили между слоями…

Скольжение. Поворот. Во Мгле удобнее использовать боковое зрение. Говоря о моих резких провалах во Мглу, Мара всегда называла их «соскальзыванием» — имелось в виду, что я как бы сползаю в сторону. Так вот в чем ошибка: я пыталась пройти напрямую, в лоб. И слои времени оставались жесткими и тяжелыми. Оказывается, мне даже не нужно было их двигать. Нужно просто скользнуть самой. Соскользнуть!

Карлос сказал, что время похоже на камни в ручье или водовороты в потоке. Я вытянула руку вперед, во Мглу, к расположенным друг над другом неровным слоям… Под пальцами пробежали волны, я нащупала складки и трепещущие края. Встав боком, я провела рукой по волнистой кромке, и время вдруг развернулось передо мной, как разрисованный веер: каждая складка — мгновенный снимок с фрагментом истории. Я положила руку на одну из складок и подтолкнула — легонько, так же, как недавно в ресторане с Беном толкала стол.

И очутилась внутри, соскользнув в другое время. Я выбрала нужный слой — с бледно-желтым краем, одного цвета с Селией — и скользнула туда, подкравшись к полтергейсту и детям по призрачной детской площадке. Когда я приблизилась к Селии, кожу странно защипало.

Яркие лучащиеся осколки, которыми было обвешано существо, задрожали и зазвякали, как китайский колокольчик. Осколки создавали оптическую иллюзию — казались цельными и в то же время загадочным образом скручивались в бесконечную спираль. Дети как ни в чем не бывало играли прямо возле осколков, резвились в нитях паутины, как беспечные рыбки, что плавают, целые и невредимые, меж жалящих щупалец морской актинии. Тонкие желтые нити, питающие существо, расходились в разные стороны, резко обрываясь возле темных плит неподвижного пространства — так выглядели во Мгле стены башен; они как бы вырастали из существующей вне времени скалы. Одна из нитей вела к Патриции, которая переминалась с беспокойным видом за разделявшей нас завесой тумана. Я заметила и тонкую желтую нить, что прицепилась ко мне: другой ее конец исчезал в месиве, которым была Селия.

Я придвинулась ближе, и существо отшатнулось, словно знало, что я желаю ему навредить. Неожиданно оно вспыхнуло красным и, обдав меня волной тепла, пропало. Нас отбросило вниз, на покрытую опилками площадку возле детского городка. Дети с хихиканьем повскакивали, а я осталась лежать на спине, приходя в себя после жесткой посадки.

Патриция бросилась к нам.

— Что случилось? Вы упали?

— Все хорошо, мам! — сказала Ханна. Мальчики просто закивали.

Кажется, Патриция не могла решить, каким тоном со мной говорить. Она сердито на меня посмотрела, но ничего не сказала.

Я поднялась и отряхнула древесную стружку с одежды и из волос.

— Ну? — потребовала Патриция. — Узнали, что хотели?

— Да, — ответила я.

Я слегка запыхалась и нетвердо стояла на ногах.

— Это Марк?

— М-м? — Я не сразу поняла, что она имеет в виду. — Нет, я уверена, он тут ни при чем, хотя… Я не медиум.

— Нет? Но вы же… — Она замолчала и недоверчиво посмотрела на меня.

— Что?..

— Вы… Не знаю. На миг мне показалось, что вы привидение…

Что ж, какой-никакой, а ответ.

— Нет, я не привидение, — сказала я. Ее предположение меня позабавило. Я взглянула на детей, выстроившихся рядом с матерью.

— Спасибо, ребята. Вы очень мне помогли.

Ханна и Дилан заулыбались. Итан нахмурился.

— Вы его прогнали.

— Может быть. Иногда они сами уходят, — ответила я. Откуда я это знала?.. Догадалась? Или откопала в закоулках памяти, где сама же много лет тому назад и похоронила?

Итан хотел сказать что-то еще, но тут его мать наградила сына шлепком.

— Не груби. Марш наверх. К папочке!

Дети поскакали к лифту.

Патриция посмотрела на меня. Виду нее был испуганный.

— Вас подвезти? На похороны? — спросила я.

Она попятилась.

— Нет. Я не иду. Няни у нас нет, а с отцом я детей не оставлю. — Она покачала головой и продолжила пятиться. — Не приходите сюда больше. И держитесь подальше от моих детей. — Она развернулась и поспешила следом за детьми, догнала и стала подталкивать к лифту. Вокруг Патриции тревожными оранжевыми облачками вскипал страх.

Когда она убегала, нить желтой энергии потемнела, приобретя тусклый пепельный оттенок, завязалась узелком и исчезла среди зданий, в стороне, куда улизнула Селия. Прежде чем за Патрицией и детьми закрылись двери лифта, кончик нити с треском осыпался, словно сгоревшая веточка.

Я вышла с площадки, направляясь обратно к офису, и вдруг, сама не знаю почему, расхохоталась. Я смеялась и смеялась, пока не заболел живот, а на глаза не навернулись слезы. Если бы это зрелище увидела Патриция, полагаю, она бы утвердилась в своем мнении насчет меня.

Теперь я знала, как во Мгле ведет себя время. Осталось найти место пооживленней, с богатой историей, чтобы попрактиковаться. В голову сразу пришел исторический район с его вечной суетой. Там всегда полно чудаков и странных личностей, так что мое поведение никого не удивит.

Вернувшись на Пайонир-сквер, я увидела то, что ожидала: Мгла здесь была испещрена мерцающими слоями истории. Срезы времени толщиной с волос перемежались глубокими трещинами и резкими смещениями пластов, похожих на осадочные породы, выброшенные наверх мощным землетрясением. Зная, что и на какой глубине искать, я могла обнаружить следы, осколки и петли времени, разбросанные по бугристому ландшафту Мглы, нащупывая в раскиданных тут и там ломтиках призрачный образ или смутное ощущение. Вблизи я чувствовала то же пощипывание, что и рядом с Селией: словно по коже скребет затупившаяся бритва.

В субботний полдень на Пайонир-сквер было относительно немноголюдно. Я решила, что со стороны мой эксперимент будет выглядеть, как выходки больной на всю голову чудачки — а если и не на всю, разница небольшая. Я свернула в переулок рядом с моим офисом и погрузилась во Мглу. Скользнув к слоистому участку, я провела рукой по краю и ощутила покалывание. Под пальцами затрепетала прохладная рябь.

Когда я только познакомилась с Дэнзигерами, Альберт провел меня по туннелю, который существовал в другом времени. Тогда у меня получилось случайно, но теперь я могла это делать осознанно. Я больше не прилагала усилий, а лишь слегка подталкивала край локтем, перелистывая слои и глядя, как в холодном тумане искрятся серебристые образы истории. Наткнувшись на необычный пустой пласт, я его удержала и соскользнула внутрь.

От крутого спуска меня затошнило. Я уже успела подзабыть это неприятное ощущение. Я почувствовала резкий толчок и остановилась. Я переместилась во Мгле, но не в пространстве. Сглотнув подступившую к горлу желчь, я огляделась. Терракотовые стены здания, в котором находился мой офис, исчезли, а на их месте стояло деревянное, крытое дранкой строение. Через вымощенную кирпичом улицу, на месте, где обычно располагался мой гараж, я заметила еще один деревянный дом, по всей видимости, питейное заведение. Я шагнула к двери ближайшего здания и попробовала ее открыть. Дверь не поддалась. Пришлось надавить сильнее. Наконец, упрямая дверь распахнулась и впустила меня внутрь.

Было сложно что-либо делать в мире прошлого. Любая вещь сопротивлялась моим попыткам ее передвинуть — Карлос упоминал, что прошлое гнется с трудом. Оказалось, что проще дождаться, пока кто-то откроет дверь, и пройти вслед за не замечающим меня призраком, чем мучиться самой. В полумраке встречались самые разные проблески сознания. Некоторые видели меня и относились как к одной из них; другие игнорировали. Некоторых мое присутствие расстраивало или пугало, но таких было совсем немного; кое-кто пытался заговорить со мной или даже дотронуться. Я отвязалась от них и стала искать выход из этой временной плоскости.

Изнутри было намного сложнее найти другие слои и осколки, но мне все же удалось нащупать холодный водоворот временной кромки и наклонить край. Под ладонью снова заструились потоки времени, я выбрала самый мощный, направилась туда и выпала из Мглы обратно в знакомый переулок. Не совсем то, что я хотела. Я снова погрузилась, нащупав рифленую кромку временных плоскостей. На этот раз я выбирала дольше, решив отыскать определенное время.

Наконец я нашла один слой, где не было зданий, легонько толкнула и соскользнула в неизведанное. Снова накатила тошнота. Внизу расстилался заиленный берег моря. На миг я зависла в воздухе на уровне улицы моего времени. Меня спас приступ паники, я едва успела выбраться на более или менее застроенный островок времени. Я не хотела рисковать, упав с высоты в илистые наносы и оттуда пытаясь вернуться в здание, расположенное на двенадцать футов выше. Зато на этот раз я не вывалилась из Мглы. Никаких незапланированных возвращений.

Наконец я вынырнула и прислонилась к стене соседнего дома, стараясь отдышаться и чувствуя себя выжатой как лимон. Я посмотрела на часы и выругалась. У меня оставалось двадцать минут, чтобы добраться до кладбища Лейк-Вью.