Полумарафон: история одного побега. От себя

Глава 9. Косолапый ангел

После первых пяти километров дистанции пульс пришел в норму. Еще не было той усталости, которая накатывает в конце пути, но уже не было нервозности, что присутствует на старте. Силы были методично распределены по километрам, и заряд энергии все еще горел зеленым огоньком.

Левая, правая, левая. Как метроном в голове, шаги задавали ритм – раз, два, раз, два. Нежно-лавандовые кроссовки красиво облегали щиколотки. Ноги в них легкие, бежали сами. Нет, даже не бежали, а летели. Мои красивые, загорелые, ровные ножки с хореографически выверенной поступью.

Тонкий, почти невесомый флер ощущений от того дня остался со мной на всю жизнь, хотя и был запрятан в самые темные уголки памяти. Это было настолько странно и не похоже ни на что ранее испытанное.

Начинался тот летний день банально и примитивно – мы приехали в гости к пожилой родственнице, поклеить обои. Но ремонт был лишь предлогом к очередной попойке. Давно не встречавшиеся родные люди, которых собралась целая толпа, завидев друг друга, сразу же забыли, по какому поводу затевалось мероприятие. Все уселись за стол. Веселье было звонким и раздражающим, кто-то несмешно шутил, кто-то говорил речи, не забывая наполнять бокалы. С каждой выпитой рюмкой родственники стремительно глупели лицом.

Сиротливо лежали в углу комнаты новые рулоны обоев в мелкий розовый цветочек. На стенах были наклеены газеты – такая была тогда бюджетная альтернатива грунтовке. Можно было ходить и изучать заголовки, нелепо поворачивая голову набок – газеты в некоторых местах располагались вверх ногами. Разведенный клейстер давно застыл и превратился в густой несъедобный холодец.

Мне быстро наскучило наблюдать за нетрезвыми родственниками, их гоготом и неловкими движениями. Я обулась и вышла во двор. Люблю первые этажи. Есть в них какая-то привлекательность и мобильность. Быстро втиснуть ноги в босоножки и бегом, через одну, слететь по ступеням вниз, в прохладный тенистый двор.

Высокие клены куполом раскинули ветви, и солнце покрывало землю ажурным мерцающим узором. Дворик был тихий, сюда не проникали глухие звуки работающих автомобильных моторов, резких тормозов, и даже собаки вели себя чинно и спокойно. Неспешно прогуливались молодые мамочки с колясками. Рыжий кот спал на траве, лениво вытянув вперед лапы и положив на них усатую морду.

Я прошла вглубь двора, где раскинулся могучий тополь. Одна его ветка росла почти горизонтально. Какие-то умельцы соорудили на ней тарзанку – перекинули веревку и привязали снизу палку. Никого вокруг не было, и я решила прокатиться. Палка удобно расположилась в руках, видимо, деревяшка приняла форму детских ладошек от частого использования. Я взяла длинный разбег, поджала ноги, прогнула спину и полетела. Движение оказалось неправдоподобно широким – я парила несколько секунд, пока веревка не дошла до конечной точки и инерция не понесла меня обратно. Захватило дух, сердце осталось где-то на самом верху, а я уже приближалась к месту старта.

– Ухххх, – протяжно выдохнула я, снова разбегаясь и поджимая ноги.

Тарзанка качала меня вперед-назад, монотонно и плавно, развевая волосы и наполняя ветром белую свободную футболку…

Подростки набежали очень быстро и внезапно – жесткие и бескомпромиссные. Человек восемь – они стояли вокруг меня, сложив руки на груди. Жевали жвачку с приоткрытым ртом, демонстративно чавкая. Интуитивно стало понятно, что назревает конфликт. Внешний вид мальчишек не предвещал ничего хорошего. Неопрятная одежда, рубашки, повязанные на поясе узлом, бейсболки козырьком назад и торчащие засаленные челки. Приматы пришли защищать свою территорию от посягательств чужаков. К конфликту я не была готова и суетливо стала искать приоткрытое окошко квартиры, в которой сидели за столом мои родственники, чтобы позвать на помощь.

Тарзанка завершала свое движение, возвращая меня на исходную точку. Но от страха я не смогла выпрямить ноги и опуститься на землю и зашла на новый круг.

«Интересно, получится спрыгнуть и быстро убежать?» – подумала я.

Мальчишки, как шакалы, обступили тарзанку и ждали жертву, как вдруг из их стайки донесся ломающийся подростковый голос, срывающийся на тоненький фальцет:

– Парни, смотрите, как красиво она летает! – фраза заставила мои брови поползти вверх и округлить от изумления глаза – настолько она резонировала с нарисованной в моем сознании картинкой опасности.

– Она как ангел! – подхватили мальчишки. Послышался свист и несинхронные аплодисменты. Дело приобретало совсем иной оборот. Я парила в воздухе над пыльной, протоптанной от разбегов дорожкой. Возвышалась над скамейками, мальчишками и рыжим котом. Прогибала спину и натягивала носочки, принимая форму убывающей луны. Все смотрели на меня восхищенными глазами. И никогда в жизни – ни до, ни после этого случая – я не чувствовала себя таким абсолютным божеством для совершенно незнакомых людей – маргинальных подростков. Они смотрели, не отводя взгляда, а я качалась до боли в кистях. Подростки – дерзкие, беспардонные и злые, с ненормативной лексикой и агрессией, со смачными плевками сквозь щербатые зубы и похабными разговорами о взрослой жизни – восхищенно следили за траекторией моего движения. Влево-вправо, вверх-вниз, раз-два, раз-два. Монотонно и ритмично, как метроном.

– Хотите тоже покачаться? – я уже спустилась и приветливо протянула тарзанку ребятам. Высокий и очень худой парень взял веревку у меня из рук и отошел, чтобы сделать разбег. Теперь я была в качестве зрителя и наблюдала за его движениями.

– Не, Серый, у тебя некрасиво получается, ты как лепешка на веревочке! – ржали пацаны. Я смеялась вместе с ними. Незнакомые подростки стали мне такими близкими и симпатичными. Через некоторое время мы заняли ближайшую лавочку, познакомились и разговорились. Ребята расспрашивали меня, откуда я и почему раньше никогда не приходила во двор. Я совершенно потеряла счет времени за разговорами и очнулась, когда уже совсем пора было уходить.

Бабушкина квартира встретила меня гомоном нестройных выпивших речей.

– Волоооодь! – протяжно прозвучал голос папиной сестры и тут же утонул в звоне, гаме и смехе присутствующих. Муравейник какой-то. Я показалась в дверях, и не сразу, но на меня обратили внимание. Поднял глаза и папа. Он встал из-за стола и направился ко мне, захватив по пути сигареты и собираясь покурить на кухне. Я последовала за ним.

– Что, согнали тебя с тарзанки? – поинтересовался он.

– Нет, я сама слезла. Ребята тоже покататься хотели, – пожала плечами я. – Им понравилось, как я качалась. Они даже похлопали мне.

– Пффф, Ольга, ты ж косолапая, – ухмыльнулся папа. Я вздохнула и не стала спорить. Восхищенные взгляды ребят еще стояли перед моими глазами. Они не могли врать, я видела их восторг. Но нотка сомнений начала меня грызть.

Вечер продолжился чаепитием. Тортик «Птичье молоко» в белой картонной коробке с черным ободком и цветными узорами вынесли к столу. Куски были разрезаны неровно, а от тупого ножа шоколад потрескался и выглядел неопрятно. Фарфоровые чашки «для особого случая» заняли свои места, тут же были «особые» блюдца, правда, из другого сервиза, невпопад расставленные перед гостями. И ложки были не согласованы между собой – из разных наборов: с белыми ручками, позолоченные, дешевые алюминиевые и серебристые. Все это выглядело как хаотичное нагромождение и вызывало эстетический протест. Кусочки торта разложили по тарелкам, а по чашкам разлили крепкий красновато-черный чай. На тонком слое песочного теста лежало суфле, покрытое чуть подтаявшим шоколадом. Гости ели, запивали и разговаривали, а в углу комнаты все так же сиротливо лежали притихшие обои в мелкий розовый цветочек. На полу рядом разлилась и уже успела подсохнуть лужица мутного клейстера.

Я вяло поковыряла ложкой суфле и сделала большой глоток из чашки, но тут же обожглась – чай был свежезаваренный, крепкий и очень горячий. Я думала о мальчишках. Их слова про ангела и красоту не выходили у меня из головы.

Было уже совсем темно, когда гости начали расходиться. Мне было искренне жаль, но никто так и не вспомнил, что нужно клеить обои. Сейчас все разъедутся по своим домам, оставив горы грязной посуды, испачканный пол и тяжелый запах в квартире. Бабушке потом нужно будет все мыть, убирать и думать, как поклеить обои в одиночку. Мне было стыдно за толпу инфантильных взрослых, шумно вываливающихся из подъезда.

До метро вела хорошо освещенная дорожка. Я шла немного впереди. Свет от фонарей отражался в металлических эглетах шнурков и подмигивал то слева, то справа. Я оглянулась и бросила взгляд через плечо на тарзанку. Вот бы еще разок прокатиться на ней!

– Девушка, ноги правильно ставь, а то так и будешь косолапой! – сказала тетушка, и все засмеялись.

Восторженные слова мальчишек забились в дальний уголок сознания, как те обои, которые угрюмо лежали на полу, и никому не было до них дела. Всю оставшуюся дорогу я нарочно следила за тем, как ставлю ногу, специально вытягивала носок и разворачивала его от центра, а потом и вовсе отстала и пошла сзади, чтобы никто не видел сутулые плечи трясущегося от слез косолапого ангела.

Заводить друзей было сложно. Я не могла поверить, что действительно нравлюсь людям. На фоне навязанной моральной косолапости скептически воспринимала все комплименты, каждый раз ощущая подвох и ожидая агрессии и насмешек.