Полумарафон: история одного побега. От себя

Глава 16. Кровь – отличный соус

Более двадцати километров позади. Пройдены все пункты с водой, влажными губками, кока-колой и фруктами. Никто уже не поливает бегунов водой. Волонтеры наводят порядок на встречной полосе – убирают с проезжей части разбросанные пластиковые стаканчики и белые кусочки поролона. Наверное, доедают почерневшие от жары бананы и подсохшие апельсины.

Душная набережная остается в стороне, а трасса поворачивает в стартовый городок.

– Давайте, ребятушки, пятьсот метров осталось! – подбадривает спортсменов уже финишировавший бегун с медалью на цветной ленте.

Несколько лет назад я делала первые успехи в беге, робко и неуверенно впервые пробежав два километра. Тренировалась на набережной уютного Зеленоградска – города чаек, кошек и волнорезов. Удобная разметка на асфальте позволяла зафиксировать дистанцию. И когда до финиша оставалось не более трехсот метров, взору открывалась черепичная треугольная крыша и неоновая надпись «Гостиница Самбия». Она светила тогда, как маяк, и я знала, что если я ее вижу, то точно добегу. Здесь не было сверкающей надписи, но была синяя финишная арка. И она уже показалась моему взору. Еще чуть-чуть.

Внизу живота что-то резко сокращается и тут же расслабляется. Легкая тянущая боль разливается по телу, а из-под шорт слегка показывается красная струйка.

Кровь. Черт, это не должно было случиться сегодня.

Надо ускоряться.

Стальные внутренности замка не отвечают привычной реакцией. Ключ уверенно входит в замок, но не поворачивается. С нарастающей тревогой опускаю ручку вниз – открыто. Гулко стучит сердце где-то в ребрах и падает вниз. Постоять бы еще немного, но это ничего не изменит, и выигранное время будет проиграно в эмоциях. Нужно быстрее заходить. Подсознание почти кричит: «Дверь не может быть просто так открыта, там что-то случилось!»

Я медленно переступаю порог своей квартиры под скрипучий и протяжный звук несмазанных петель. Почему-то в ежедневных автоматических ритуалах мы никогда не замечаем ни скрипучих дверей, ни обшарпанных стен, ни смены сезонов. Обыденно фиксируем взгляд на пошлой надписи на зеленой краске и идем дальше. Но когда жизнь заносит нас на какой-то страшный вираж, все эти мелочи вылезают и подсвечиваются свей неприглядной сущностью.

В квартире темно и очень тихо. Вечернее солнце не проникает в коридор, и я на ощупь нахожу выключатель торшера.

Щелк!

Пространство заливает мягкий желтый свет. Я оглядываюсь вокруг, понимая, что вся жесть расположилась на полу. А потому стараюсь не смотреть туда, а зацепиться взглядом за знакомые детали интерьера. Все на своих местах: зеркало, темно-коричневая тумбочка с лежащей на ней квитанцией на оплату услуг ЖКХ, деревянный рожок для обуви, торшер с бледным абажуром. Пол.

На полу огромным бордовым пятном расползлась вязкая лужа. В ней нахально и вызывающе блестит холодная сталь ножа, заляпанная красным. Хаотичные темные пятна украшают стену, а в воздухе назойливо и отчетливо витает запах сырой рыбы и жгучий металлический запах крови. Звенящая тишина душит подступающие к горлу спазмы. Судорожно ловлю воздух между ударами сердца. Действительность кажется какой-то нереальной, хочется проснуться от этого кошмара. Но это не сон.

Не снимая верхней одежды и уличных ботинок, прохожу по коридору.

Щелк! В ванной загорается свет.

Раковина тошнотворно запачкана красным. На кафеле всюду окровавленные следы, полотенце в бурых пятнах, а из зеркала смотрит пара огромных от ужаса глаз на белом полотне моего лица. Я делаю быстрый поверхностный вдох, чтобы случайно не ощутить снова этот рыбный дух и спиной вперед покидаю ванную комнату.

Кухня чистая. Только ящик для столовых приборов приоткрыт. На плите стоит пустая сковородка, а в мойке лежит розовый целлофановый пакет, из которого нахально выглядывает пучок кинзы.

Лампочкой в глазах рождается озарение. Все элементы пазла собираются в единую картину под названием «Вечерняя баталия». Я резко и сердито захлопываю выдвижной ящик и направляюсь в комнату.

В комнате на кресле полусидя-полулежа спит безмятежным сном младенца отец. С бездушно свешенной вниз руки капают на пол и тут же застывают капельки крови. Рядом лежит плотно завязанный черный окровавленный пакет, из которого торчит рыбья голова.

Битва развернулась в коридоре. Не сумев развязать пьяными пальцами пакет, отец отправился за оружием на кухню. Острым ножом целился в целлофан, но попал в руку, глубоко и плотно всадив железо в мякоть ладони. Разжиженная алкоголем кровь бодрой струйкой вылилась на пол. Стены помогли встать. Оружие было брошено тут же, а пакет с магазинным уловом перенесен в комнату. В ванной не нашлось ни перекиси водорода, ни бинта, ни здравого смысла, и, окончательно устав бороться с рыбой, кровью и затмевающим разум опьянением, отец прилег подумать.

Я сидела на корточках, смотрела на выглядывающую рыбью морду и сотрясалась. Но не от пережитого ужаса, а от душившего меня смеха. Мертвая рыба ясным взором победителя смотрела, не моргая, прямо мне в душу. А на поле боя, залитом кровью, лежал раненый боец, продолжая топить в коньяке свое несбывшееся «завтра».

Кровь – отличный соус со вкусом победы.

Проживая каждый день в беспокойном ожидании чего-то плохого, в какой-то момент я перестала понимать разницу между происходящим событием и своей реакцией на него. И если события просто случались, не спрашивая ни у кого разрешения, то реакцией я могла управлять. Сама мысль, что можно с улыбкой победителя сидеть на полу посреди окровавленной квартиры, казалась кощунственной.

Можно. И так тоже можно.