На всякий случай я ответила ему еще более зверским взглядом. А одними губами без звука едва заметно еще и добавила: «Сам дурак». Но пламени в желтых глазах меньше не стало. Разве что оно самую малость сменило оттенок.
Да бог с ним, проблемы надо решать по мере поступления. Сначала этого гада следует спасти от казни, а потом уж разбираться с его ревностью.
— Таким образом, старший наследник империи Алексин Шайнис Янкастер по собственной воле не мог злоумышлять против власти своего отца и императора Велистера Карлоса Янкастера! — закончил свою речь мэтр Блюминштайн. — А посему мы требуем освободить принадлежащего леди Софии Янкастер, урожденной О’Райли, мужа, являющегося ко всему прочему неотторжимым движимым имуществом означенной леди согласно брачному договору, зарегистрированному…
— Минуточку! — В рядах обвинителей произошла короткая суета. — Дело в том, что поверенные и секретари суда так и не нашли в мэрии столицы записи о регистрации этого договора. Как не нашли и оригинала сего документа! Таким образом…
— Наша сторона предвидела этот аргумент, — перебил противника мэтр, принимая из рук помощника большую кожаную папку с золотым тиснением. — Извольте ознакомиться. Оригинал, копия, справка о регистрации, магический номер, а главное — печать фамильного алтаря рода Янкастер. И представляете, все оформлено на магической бумаге, которую невозможно сжечь, порвать, залить кофием или как-то еще физически уничтожить! — последнюю фразу мэтр произнес с улыбкой. А судья покосился на небольшой чайничек, видимо с тем самым «кофием».
— Что ж, суд удал…
— Повремените. — Внезапно из верхней ложи раздался голос императрицы. — Я согласна с защитой и полностью на стороне моего старшего сына. Он всегда был хорошим и очень талантливым мальчиком. До сих пор у меня болело сердце лишь только от мысли, что Лекс мог оказаться предателем. — Женщина прижала ладонь к груди и картинно смахнула слезу с глаза.
Так, это сиропное «ж-ж-ж» неспроста. Вот чувствую, сейчас будет что-то неприятное.
— Но раз Алексин полностью лишен воли, значит, ему кто-то приказал так поступить?
Ну вот, а я о чем говорила. Мы буквально вернулись к тому, с чего начинали. Теперь снова в черной магии и всех остальных несчастьях обвиняют меня.
— Как именно поступить? Разве его высочество действительно сделал что-то не так? — снова вмешался мэтр Блюминштайн. — Все доказательства говорят о том, что господина Янкастера просто подставили. Причем я более чем уверен, что подставили те, кто желает ни много ни мало, а развала империи!
Ну вот, теперь пошли уже наши козыри.
— Некие, я не сомневаюсь, деструктивные силы, возможно внешние враги, пытаются вбить клин в наше единство. — Мэтр разливался соловьем. — Иначе я не могу объяснить, каким образом раз за разом подозрение в измене пытаются бросить на всех преданных сподвижников его императорского величества. Начали с его высочества, потом попытались перекинуть обвинение на его достопочтенную жену, а нам подсунули свидетельства того, что уважаемый клан Ваненро замешан в темном колдовстве и мало того, использует своего верного слугу, которого знают в лицо многие люди в империи, чтобы подбрасывать улики в дома других достопочтенных членов общества! Как будто они не знают, что все резиденции членов королевской фамилии населены домовыми духами, а эти духи фиксируют любое происшествие и любого посетителя, предъявляя картинку по первому требованию хозяина!
Тут поверенный махнул рукой, и его помощник жестом фокусника сдернул покрывало с большой куполообразной клетки, в которой, надувшись и гневно сопя, сидел Бу.
— Уху. Как ярко! — недовольно произнес филин. — Издеваетесь надо мной, госпожа хозяюшка. Еще и за решетку посадили…
— Тсс, — произнесла я едва слышно, особенно на фоне поднявшегося вокруг шума: некоторые аристократы впервые увидели лейри. — Потерпи немножко, пожалуйста. Эти прутья не для того, чтобы сдержать тебя, а для того, чтобы люди не пугались. Ты слишком сильный и величественный для них.
В отличие от людей Бу прекрасно различал мои слова и потому быстро успокоился. Даже грудь слегка раздул, чтобы казаться больше и «величественнее».
— Заранее хотел бы просветить несведущих гостей, что данные духи обладают очень полезными особенностями. А именно — они не способны врать. У них просто нет такого понятия, как ложь. Также домовые-хранители запоминают абсолютно все события, которые происходили в доме. Это может подтвердить сам его величество. — Мэтр поклонился в сторону ложи, в которой сидел император. Тот снова слегка нахмурился, но кивнул. И тоже уставился на Бу во все глаза. У меня даже сложилось впечатление, что они не первый день знакомы. — Сейчас вы увидите это самостоятельно, господин судья. Прошу вас разрешить нам ненадолго задернуть шторы и максимально приглушить светильники.
С молчаливого позволения императора слуги выполнили просьбу, и поверенный обратился к филину:
— Уважаемый Бу, прошу, покажите нам, как темные артефакты появились в поместье Терновый Венец.
Дальше было все предсказуемо. Филин показывал кино, суд и зрители внимательно смотрели. И не менее предсказуемо в конце трансляции вскочил некий господин, который появился в зале так же поздно, как и мои друзья, ехавшие сюда в экипаже.
— Протестую! Это поклеп на семью Ваненро!
Угу, не зря мэтр заранее сделал заход про клеветников — внешних врагов и слугу семейства императорских сподвижников. Сейчас он со змеиной улыбкой поддержал крикуна:
— Не сомневаюсь, лорд Ваненро. Я ведь предупреждал уважаемый суд о том, что все не так просто в этом деле и некие силы либо использовали облик слуги достопочтенного рода, либо же использовали его самого, затуманив сознание верного человека. Думаю, во всем этом надо как следует разобраться. Но для начала все же стоит признать обвиняемого в измене Алексина Шайниса Янкастера невиновным.
Зал загудел. Император вздохнул и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза рукой. Непонятно было, доволен он таким оборотом дел или нет. Все же Алексин его родной сын. Неужели отцу прямо не терпелось казнить собственную кровь?
— Суд рассмотрел все обстоятельства и постановил! — начал судья.
Но его перебили. Со своего места снова поднялась императрица:
— Подождите. Мне есть что сказать.