ПАПА И МАМА, или СЕКРЕТ НИКЛАВА РИМШИ{137} Пьеса в двух действиях с эпилогом

Перевод Р. Тименчика.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А н д и н а Д у п у р е.

С а у л в е д и с М а з в е р с и т и с.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Школа-интернат в одном из земгальских замков. В каморке, отделенной перегородкой от химического кабинета, камин кажется непомерно большим для такого маленького помещения.

Еще здесь есть: раковина, стол с табуретками, несколько высоких лабораторных шкафов и переносная лесенка, а в готическое окно в толстой стене открывается вид на каштановую аллею, ведущую к шоссе где-то далеко на равнине.

Молодой учитель С а у л в е д и с М а з в е р с и т и с, надев белый халат, под которым видна яркая клетчатая рубашка, моет колбы. Интернат — его первое место работы после окончания химфака, и он выглядит моложе своих двадцати трех лет. Кто-то стучит в дверь.


С а у л в е д и с. Пожалуйста!


Дверь приоткрывает А н д и н а Д у п у р е, вторая в эту осень новая учительница в школе. В темном платье с белым воротничком, она походит на десятиклассницу.


А н д и н а. Добрый день. Простите, что помешала, но вы случайно не товарищ Мазверситис?

С а у л в е д и с. Случайно…

А н д и н а. Ну, то есть я хотела сказать…

С а у л в е д и с. Или войдите, или, в противном случае… только закройте дверь, потому что я не люблю сквозняка!

А н д и н а (входит, закрывает дверь). Мне не нравится!

С а у л в е д и с. Ого? А что именно?

А н д и н а. Сквозняк, конечно. «Мне не нравится сквозняк» — так по-латышски будет правильно, а не — «я не люблю»… Когда я ехала сюда в автобусе, у меня по коже мурашки побежали, когда какой-то детина, с виду вполне нормальный, вдруг заявил: «Я люблю суп с фрикадельками!»

С а у л в е д и с. Тем не менее я попрошу оставить в моем ведении, что я люблю или не люблю и что мне не нравится.

А н д и н а. Вы химик, да, но вы, кроме того, учитель, и как учителю вам следовало бы…

С а у л в е д и с (перебивая ее). А вы-то кто? Хотя я уже догадываюсь…

А н д и н а. Все же я разыскала вас, что в этом старинном замке не так-то просто. Вверх по лестнице, вниз по лестнице, через башню и по галерее, о боже! Коридор перегорожен малярными лесами — снова надо обходить… У вас-то хорошо здесь, все сияет чистотой, а если б вы видели, на что похож кабинет литературы! Постояли мы там с директором и… Да вообще-то мы собирались сюда, директор хотела меня с вами познакомить официально, но ее позвали в общежитие, а я решила на свой страх и риск разыскать вас, и вот я здесь… Меня зовут Андина Дупуре. (Протягивает Саулведису руку.) Будем знакомы, если нет возражений.

С а у л в е д и с. Я извиняюсь. (Показывает свои мокрые руки и продолжает работу.) Как меня звать, вам, очевидно, сказали, а возражения у меня есть, и немалые.

А н д и н а. В самом деле?

С а у л в е д и с. Что поделаешь.

А н д и н а. Я поражена.

С а у л в е д и с. Бывает.

А н д и н а. У вас возражения конкретно против меня или в принципе?

С а у л в е д и с. И те и другие.

А н д и н а. Странно. Вы не имели представления ни о том, какая я, ни…

С а у л в е д и с. Примерно можно было представить.

А н д и н а. И… похоже?

С а у л в е д и с. Близко.

А н д и н а. Дайте полотенце, помогу.

С а у л в е д и с. Вы филолог.

А н д и н а. Да, из Лиепайского педагогического; а вы считаете, филологов нельзя подпускать к стеклянной посуде?

С а у л в е д и с. К посуде, может, и можно, не знаю, но здесь речь идет о колбах, пробирках и всем прочем, что понадобится первого сентября на первых лабораторных по химии.

А н д и н а. Вы тоже в страхе и тревоге?

С а у л в е д и с. Я?

А н д и н а. Не притворяйтесь. Еще две недели, и задребезжит звонок на первый урок, я уже сейчас дрожу…

С а у л в е д и с. Вы не были на практике?

А н д и н а. Там же рядом сидели учителя… У вас, у химиков, тоже была педпрактика?

С а у л в е д и с. Конечно.

А н д и н а. А теперь рядом никто не сядет, теперь мы сами учителя… Голова кругом идет!

С а у л в е д и с. У кого как. У меня не идет.

А н д и н а. Рассказывайте… А вы действительно не хотите вместе со мной руководить классом?

С а у л в е д и с. Не хочу. Действительно. И не буду.

А н д и н а. Почему?

С а у л в е д и с. Очередная кампания, которая, думаю, скоро провалится.

А н д и н а. Не думаю.

С а у л в е д и с. Провалится на месте, к тому же и бесшумно, потому что не успеет толком и начаться.

А н д и н а. Ну, не знаю. В интернате учатся многие, кому класс заменяет семью, и разве плохо, если у каждого класса будет руководитель и руководительница, как в семье — отец и мать.

С а у л в е д и с. Отец и мать, как же…

А н д и н а. Почему нет?

С а у л в е д и с. Да посмотрите на нас!

А н д и н а. На нас?

С а у л в е д и с. В девятом классе им по пятнадцать-шестнадцать лет, и они при виде таких папы и мамы громко расхохочутся.

А н д и н а. Не расхохочутся.

С а у л в е д и с. На что спорим?

А н д и н а. Не расхохочутся, если мы сами не будем смеяться.

С а у л в е д и с. Кончим, ладно? Не хочу, и точка. Удивляюсь, почему директор не приняла к сведению того, что я ей сказал ясно и недвусмысленно.

А н д и н а. Что именно?

С а у л в е д и с. Что я не хочу.

А н д и н а. Но почему?

С а у л в е д и с. Идея абсолютно нереальна. Хотя бы потому, что таких молодых учителей-мужчин почти не существует.

А н д и н а. К сожалению, даже те немногие, что есть, уже в студенческие годы привыкают задирать нос, поскольку все на них любуются, как на чудо природы.

С а у л в е д и с. Ого?

А н д и н а. Преподаватели обращаются с ними, честное слово, как с эмбрионами, выращиваемыми в вате, которых следует оберегать от малейшего дуновения… Не удивительно, что вас так пугает сквозняк…

С а у л в е д и с. «Барышня, без личностев!»{138}

А н д и н а. Цитата из латышской досоветской классики, спасибо, уместно, признаю… Только тех двоих, что были на нашем курсе, буквально на руках носили, и все же они не закончили — ни тот, ни другой.

С а у л в е д и с. О чем это говорит?

А н д и н а. Хорошо, многие классы останутся без руководителя-мужчины, вы правы, так же как многие семьи остались без отца, но разве поэтому надо отказываться от идеи, которая, на мой взгляд, великолепна?

С а у л в е д и с. Ну что в ней такого великолепного.

А н д и н а. Становление личности молодого человека по-настоящему возможно только в семье, это мое убеждение. Если есть отец и мать, братья, сестры, бабушка…

С а у л в е д и с. Если есть! А если нет?

А н д и н а. Но поймите, если в нашей возможности — дать? Тем, у кого нет!

С а у л в е д и с. Создавать искусственно? А не будет ли это самым настоящим только что упомянутым вами выращиванием в вате и инкубацией?

А н д и н а. Нет.

С а у л в е д и с. А чем же тогда?

А н д и н а. Уютом.

С а у л в е д и с. Какая разница? Только в обозначении.

А н д и н а. Чувство домашнего очага, ну. Угольки… Мы же на всю жизнь сохраняем воспоминания о кухне, где иной раз в зимний вечер не повернуться, куда сходится погреться вся семья, собаки, кошки да еще соседи, а на плите варится картошка, и бабушка вяжет чулок, вспоминая свою молодость, когда…

С а у л в е д и с. Достаточно, мысль понял.

А н д и н а. Дети, которых бросили свои, физически у нас не мерзнут, об этом позаботились, но…

С а у л в е д и с. Хорошо, я понял. Хорошо. Допустим. Два учителя сыграют для них роль родителей, одноклассники будут братиками и сестричками, милую бабулю изобразит директриса в очередь с гардеробщицей… Но как долго? Они окончат школу и уйдут рано или поздно, и тут же обнаружат, что они все-таки одни на свете.

А н д и н а. Чепуха.

С а у л в е д и с. К тому же окажется, что они абсолютно не подготовлены к суровой действительности, потому что в школьные годы мы окутали их розовой ватой иллюзий, которую безжалостно развеет первый серьезный порыв ветра…

А н д и н а. Какая чепуха!

С а у л в е д и с. Докажите. Легко сказать, чепуха.

А н д и н а. Учителя сыграют роль родителей, сказали вы…

С а у л в е д и с. Сказал.

А н д и н а. Нет. Они не сыграют роль, они будут родителями этих двадцати четырех учеников девятого «бэ», и разве родители, когда мы уходим от них в свою собственную жизнь — вы и я, например, — разве они тогда перестают быть нашим отцом и матерью? Какая глупость! Разве братья и сестры, по-вашему, становятся нам чужими, если мы перестаем завтракать с ними за одним столом?


Саулведис придвигает лесенку к шкафу, берет несколько колб, влезает наверх. Размещает колбы на полках.

Когда он собирается слезать, Андина уже подходит к нему со следующими колбами, потом приносит и передает посуду с химикалиями и все остальное, что на время ремонта было вынесено, а теперь возвращено и громоздится на столе.

Если надо, Андина сперва протирает посуду полотенцем.

Дальше в разговоре оба заняты, делом — сосредоточенно и естественно в данной ситуации, без словечек «пожалуйста», «спасибо», «теперь это» и т. п.


С а у л в е д и с. Стало быть, по-вашему, выходит, что нам придется заботиться о мальчиках и девочках девятого «бэ», пока им не исполнится шестьдесят…

А н д и н а. Почему шестьдесят?

С а у л в е д и с. Так говорят, не слыхали? Родители теперь обязаны содержать своих детей до шестидесяти лет.

А н д и н а. Разумеется, и до семидесяти и…

С а у л в е д и с. А я, видите ли, не желаю.

А н д и н а. Заботиться о своих детях?

С а у л в е д и с. О своих я позабочусь, будьте спокойны.

А н д и н а. Интересно, почему вы в таком случае стали учителем, для кого…

С а у л в е д и с. Учителем, совершенно верно. Учителем, а не отцом двадцати четырех разом… Интересно, как это вы не чувствуете разницы? Я буду преподавать им химию, я буду их классным руководителем — если этот класс не отдадут теперь вам, против чего, между прочим, я бы не возражал, против такого варианта… Я буду делать все, к чему готовился в университете, но вместе с чужой барышней изображать для пятнадцатилетних папу и маму — благодарю покорно! Не желаю, и точка!

А н д и н а. Скажите еще раз!

С а у л в е д и с. Что сказать?

А н д и н а. «Точка»! Вместе это будут три точки, которые называются…

С а у л в е д и с. Не будет никаких многоточий, не надейтесь. Одна-единственная круглая, честная и окончательная точка.


Какое-то время оба работают молча.


(Вдруг прекращает работу и усаживается на верху лестницы.) Послушайте, а вам…


Андина, орудуя полотенцем, взглянула на Саулведиса.


Простите, как, вы сказали, вас зовут?

А н д и н а. Андина.

С а у л в е д и с. Послушайте, Андина, а вам не пришло в голову, как это будет глупо? Два руководителя…

А н д и н а. Почему глупо?

С а у л в е д и с. Я б еще понял, будь это в каком-то младшем классе, первом, втором, и будь эти учителя муж и жена, это могло бы даже выглядеть красиво, ничего не говорю… Это могло бы показаться даже трогательным…

А н д и н а. Не только показаться.

С а у л в е д и с. Послушайте, меня осенило…

А н д и н а. Что именно?

С а у л в е д и с. Как я раньше не додумался… Директор в том возрасте, когда женщины, я заметил, увлекаются сватовством других, они прямо с ума сходят, когда подворачивается подобная возможность, а также когда не подворачивается, и только что до меня дошло, не здесь ли собака зарыта… Ей-богу! Как хорошо, что я отказался, не правда ли? Могу представить, какая с первого сентября поднялась бы суматоха вокруг вас и меня… Какие смешки, какие двусмысленные замечания со всех сторон, какие намеки, какие надписи на доске, анонимные записочки и тому подобное… Дошло бы наконец до того, что я просто вынужден был бы в самом деле на вас жениться!

А н д и н а. Это, конечно, было бы ужасно!

С а у л в е д и с. Не правда ли? А вы согласились… Потому, что не подумали! (Встает, берет стеклянные трубочки, почищенные Андиной, кладет на место.)


Оба продолжают работу.


Отцов и, главное, матерей, которые способны отказаться от малышей, которые бросают, оставляют… их я, наверно, никогда не смогу понять.

А н д и н а. Но если разваливается семья? Если двое больше не любят друг друга, если каждый из них уходит в свою сторону…

С а у л в е д и с. Ну, в таком случае зло возникает, скорее, оттого, что они тем не менее, вроде бы из-за ребенка, остаются и продолжают жить вместе… Пусть разводятся, пожалуйста. У меня никаких возражений. Пожалуйста. Малыш растет у одного из них, другой поддерживает материально… Я говорю о тех, кто отказывается, совсем. Разве мало того, что они делают своих детей несчастными? Нет, директор хочет вместо этих людей приставить к их детям нас, да еще и нас сделать несчастными… Почему? По какому праву? За какие грехи? Те уходят, насвистывая, — какое им дело, а нам надо нести за них ответственность!

А н д и н а. Но если о них совсем не думать?

С а у л в е д и с. Это нереально.

А н д и н а. Это абсолютно реально. Если думать только лишь о детях. О тех двадцати четырех, которые встанут и будут смотреть на нас обоих, когда мы после первого звонка войдем в класс… Дети не виноваты. Они пришли в мир, они существуют, и о них мы должны думать, только о них.

С а у л в е д и с. А наследственность?

А н д и н а. Какая наследственность?

С а у л в е д и с. Всякие дурные качества. У всех у них родители ведь более или менее ну…

А н д и н а. Несчастные люди, я думаю. Кое-кто поймет позже, когда они станут старыми и одинокими, я читала о таких случаях. Одна мать, например, отыскала своего взрослого сына и стала его преследовать, кидалась ему на шею в публичных местах и просила прощения, так что он стал бояться выходить на улицу…

С а у л в е д и с. Пожалуйста!

А н д и н а. Разве вас не учили, что многие так называемые врожденные болезни…

С а у л в е д и с. Нас, ну как же. На химическом факультете.

А н д и н а. Многие врожденные болезни развиваются только в том случае, если ребенок попадает в сходные неблагоприятные условия. Остается следить, чтобы таких условий не было, и есть большая надежда, что…

С а у л в е д и с. Только надежда?

А н д и н а. Ну если создано представление о большой семье, в которой тепло, всем — детям и их родителям… Разве молодому человеку, мальчику или девочке — безразлично, придет в голову бросить своего малыша невесть где, как некогда поступили с ним самим?

С а у л в е д и с. Гипотеза, и слабая.

А н д и н а. Я так по крайней мере считаю. Надо добиться, чтобы каждый из двадцати четырех тосковал по такой семье, чтобы она ему во сне являлась…

С а у л в е д и с. Только этого еще не хватало.

А н д и н а. Чего?

С а у л в е д и с. Выдвигать этот вопрос как основной в работе с подростками, я считаю, было бы безумием.

А н д и н а. Почему?

С а у л в е д и с. Мы превратили бы их в больных. В пятнадцатилетнем мальчишке или девчонке специально разжигать интерес к… Вы думаете, что говорите?

А н д и н а. Я?

С а у л в е д и с. Вы хоть примерно представляете, к чему это может привести?

А н д и н а. Я… Ну…

С а у л в е д и с. Или вам не известно, что такое переходный возраст?

А н д и н а. А что предлагаете вы?

С а у л в е д и с. Нормальное отношение учителя к ученикам, не претендующего на то место в их жизни, которое могут занимать только родители.

А н д и н а. А те, у кого нет родителей, пусть…

С а у л в е д и с. Те, да. Те пусть привыкают к мысли, что родителей у них нет, и пусть закаляются.

А н д и н а. И это взгляд учителя.

С а у л в е д и с. Вот именно. Тогда им потом не будет так больно.

А н д и н а. С удовольствием посмотрела бы, как бы вы себя чувствовали, если б подобные методы применялись к вам.


Саулведис какое-то время ничего не отвечает, и оба молча работают. Звенят передаваемые и принимаемые стеклянные предметы.


С а у л в е д и с. Директор даже не заикнулась, что я отказался?

А н д и н а. Нет.

С а у л в е д и с. Более чем странно.

А н д и н а. Она только спросила, согласна ли я.

С а у л в е д и с. Вы были согласны.

А н д и н а. Да.

С а у л в е д и с. Почему?

А н д и н а. Вы только что сами сказали, не помните? Чтобы заставить вас на мне жениться.

С а у л в е д и с. Вы тогда еще и понятия не имели, каков я.

А н д и н а. Примерно рисовалось.

С а у л в е д и с. Совпадает?

А н д и н а. Нет.

С а у л в е д и с. Стало быть, вы разочарованы?

А н д и н а. Глубоко.

С а у л в е д и с. Спасибо.

А н д и н а. На здоровье.

С а у л в е д и с. Нет, а серьезно?

А н д и н а. Похоже было, что я шучу?

С а у л в е д и с. Директор…

А н д и н а. Она положила передо мной классный журнал, чтобы я…

С а у л в е д и с. Моего класса, прекрасно. Дальше?

А н д и н а. Вашего и моего, сказала она. Нашего, значит.

С а у л в е д и с. И?

А н д и н а. О каждом ученике она что-нибудь да сказала, об одном больше и довольно подробно, о другом всего словечко… Уже в таком возрасте столько горестей, верно?

С а у л в е д и с. Много.

А н д и н а. Особенно у этого, ну, Олафа…

С а у л в е д и с. Особенно.

А н д и н а. А разве меньше у Райты и Винеты? Всем хватает… А только и слышишь, счастливое детство…

С а у л в е д и с. Не надо обобщать. Мы в интернате.

А н д и н а. И?

С а у л в е д и с. Когда находишься в больнице, рождается ощущение, будто весь мир болен.

А н д и н а. Да, и директор сказала, что больше всего им не хватает семейного тепла и что стоило бы, разумеется, не пытаясь полностью заменить семью, поскольку это и невозможно… стоило бы попробовать построить класс по принципу большой семьи…

С а у л в е д и с. Конкретно?

А н д и н а. Прежде всего — родители, я уже сказала… Знаете, что мне пришло на ум, пока она говорила? Как, в сущности, я была счастлива в детстве… Серьезно. Раньше я об этом не думала, потому что казалось само собой разумеющимся и логичным, что существуют отец и мать, старший брат и младший братик, две маленькие сестрички, родители обоих родителей, одни в Мазсалаце{139}, другие в Валмиере{140}… Поскольку и отец с матерью выросли в больших семьях, у меня пять теть и три дяди, а сколько всего двоюродных братьев и сестер, я так с ходу и не скажу, надо посчитать…

С а у л в е д и с. Не пытайтесь мне внушить, будто вся эта компания порхала над вами как голубки и беспрестанно обвевала семейным теплом.

А н д и н а. Вовсе нет! Совсем напротив! Отец не выносит характер валмиерской бабушки, тетя Мирдзина с дядей Карлом вечно по поводу чего-то ссорятся, моя крестная Кармен из Лимбажи всех высмеивает… О господи, до чего только не доходит, когда мы собираемся на каких-нибудь торжествах, со стороны даже может показаться, что… я не знаю… И тем не менее! Тем не менее!

С а у л в е д и с. Могу примерно представить. Теоретически.

А н д и н а. Правда ведь?

С а у л в е д и с. В жизни всякое бывает…

А н д и н а. Ну да!

С а у л в е д и с. Да, я понимаю, но всегда тепло.

А н д и н а. В такой тесноте. Ну да!

С а у л в е д и с. Не может возникнуть чувство покинутости.

А н д и н а. Поэтому предложение директора показалось мне понятным и приемлемым. Как для учеников, так и для вас.

С а у л в е д и с. Для меня? (Прекращает работу.)

А н д и н а. Ведь она все это затеяла, поначалу думая о вас.

С а у л в е д и с. Впервые слышу.

А н д и н а. Ну что вы.


Саулведис спускается с лестницы и смотрит на девушку.


Я, наверно, сказала лишнее…

С а у л в е д и с. Вы не сказали, вы только начали… Продолжайте.

А н д и н а. Извините, но… пусть вам директор сама скажет. Я лучше пойду.

С а у л в е д и с. Никуда вы не пойдете. (Загораживает ей дверь.)

А н д и н а. Пропустите.

С а у л в е д и с. Не пущу.


Андина подходит к открытому окну, выглядывает.


Второй этаж, так что…

А н д и н а. Послушайте…

С а у л в е д и с. Я слушаю. (После паузы.) Слушаю, только ничего пока не слышно… Что общего у этой бойкой идеи о двух руководителях с моей скромной особой?

А н д и н а. То, что… на самом деле, может быть, ничего, но…

С а у л в е д и с. Эта пожилая дама и вправду решила меня женить?

А н д и н а. Я и вправду обижусь и вполне серьезно, если вы еще раз…

С а у л в е д и с. Прекращаю. Точка.

А н д и н а. Берегитесь.

С а у л в е д и с. Вас?

А н д и н а. Я только выгляжу такой, ну… а на самом деле я…

С а у л в е д и с. Выглядите овечкой, а на самом деле вы козочка?

А н д и н а. Послушайте, вы!

С а у л в е д и с. Да?

А н д и н а. С меня довольно!

С а у л в е д и с. С меня тоже, так что попытайтесь по возможности точно реконструировать ваш разговор с директором.

А н д и н а. Для вас это так важно?

С а у л в е д и с. По крайней мере не буду уверять, что мне это абсолютно безразлично.

А н д и н а. Ну… Что весной умер от инфаркта руководитель нынешнего девятого «бэ» Никлав Римша — вам известно?

С а у л в е д и с. Известно.

А н д и н а. Что же мне вам еще рассказывать?

С а у л в е д и с. Как это комментировала директор?

А н д и н а. Директор?

С а у л в е д и с. Да.

А н д и н а. Учителя Римшу в классе обожали и как химика, поскольку он сумел всех увлечь своим предметом, и как руководителя, чему другие коллеги удивлялись, потому что старик по натуре был суров да к тому же большой оригинал… Ну, и никто не хотел брать класс, вот и взвалили на нового, который принимает кабинет и предмет, на нового химика.

С а у л в е д и с. Логично. Между прочим, до сих пор вы не сообщили мне еще ничего нового.

А н д и н а. Разве я обещала?

С а у л в е д и с. Вы сказали, что…

А н д и н а. Я сказала, что лучше мне уйти, а директор пусть вам сама…

С а у л в е д и с. Что она сказала обо мне?

А н д и н а. Ничего, не воображайте, а если б и сказала, так я и стану вам пересказывать, без ее разрешения… Она только пришла к заключению, и совершенно справедливо, на мой взгляд, что в классе после такого руководителя будет трудно работать любому, даже самому выдающемуся педагогу, потому что ученики без конца будут сравнивать, вы же понимаете…

С а у л в е д и с. Понимаю.

А н д и н а. На похоронах плакали даже мальчики, которые теперь как бы вторично осиротели…

С а у л в е д и с. Сироты в квадрате…

А н д и н а. Ситуация, не правда ли?

С а у л в е д и с. Не бог весть какая.

А н д и н а. Поэтому, заботясь о вас, поскольку вам заодно придется завоевывать авторитет и как преподавателю… после такого чудесного химика… а как вы дрожите, мне можете не рассказывать, с ума сойти, не правда ли?

С а у л в е д и с. Опять вы судите о других по себе.

А н д и н а. Одним словом, директор решила привести девятый «бэ» в замешательство и выбить у них почву из-под ног, отняв всякую возможность сравнения, потому что два преподавателя это нечто абсолютно, ну, вне всякого… Супер… Ясно?

С а у л в е д и с. Ясно.

А н д и н а. Еще она вспомнила экспериментально проверенную в других местах идею максимального приближения класса к структуре семьи… с ума сойти, до чего умно я иной раз говорю, когда на меня находит, сплошь иностранными словами!

С а у л в е д и с. Все ясно, а теперь слушайте, что я скажу… Я приехал в июле и принялся за ремонт химического кабинета. Первым делом я отгородил эту каморку.

А н д и н а. Испортили большое, красивое, надо полагать, помещение, а как здесь выглядит камин, будто его втиснули!

С а у л в е д и с. Когда в замке будет музей или еще что подобное, перегородку можно будет убрать, ничего я не испортил, но химический кабинет в виде одной большой комнаты с камином — нереален. Одновременно с ремонтом я оборудовал лабораторию. Никлав Римша, надо полагать, был настолько эрудирован в химии и столь талантливый учитель, и это я говорю без всякой иронии, что ему ничего особенного и не нужно было; доска, мел, спиртовка…

А н д и н а. Ну, вы преувеличиваете.

С а у л в е д и с. Во всяком случае, не слишком, и все у него было такое старомодное, без элегантности и размаха, самодельное… Да, и параллельно со всем этим я еще проштудировал личные дела всех учеников, биографии, наверно, наизусть знаю, и примерно обдумал, какова могла бы быть платформа…

А н д и н а. Платформа?

С а у л в е д и с. Исходное положение, позиция… Послушайте: в класс надо входить честно, без всяких там «суперов» и обманов. Учитель Римша был большой специалист в своей области, настоящий мастер, да, но и он когда-то начинал с нуля, то есть с первого урока какого-то первого сентября… По сравнению с учителем Римшей я нуль, пыль, но по сравнению с вами, то есть с ними, с учениками девятого «бэ», я все-таки кончил школу — раз, и четыре года учился на химфаке — два, наконец, закончил факультет не совсем с отличием, тем не менее… но это, конечно, не главное… Практика на Олайнском{141} заводе химических реактивов, это тоже… Одним словом, вот он я, и такой, каков я есть… Пожалуйста…

А н д и н а. О боже…

С а у л в е д и с. Что такое?

А н д и н а. Нет, теперь вы меня перепугали окончательно…

С а у л в е д и с. Почему?

А н д и н а. После такой речи в девятом классе интерната вы пропали. Погибли на месте.

С а у л в е д и с. Бросьте вы.

А н д и н а. Произнести нечто в подобном роде, не знаю… По-моему, это была бы капитуляция.

С а у л в е д и с. Да что вы!

А н д и н а. Я на полном серьезе. О боже…

С а у л в е д и с. Когда людям что-то совершенно откровенно, правдиво и от души…

А н д и н а. Ученикам!

С а у л в е д и с. Ученики — люди… Если им откровенно сказать, они…

А н д и н а. Знаете, что я вам предлагаю? Встаньте перед классом, помахивая в такт платочком, как эдаким белым флагом, и считайте: «Раз, два, три, честный — это я» или что-то в этом духе… «Бур-бур-бур, мур-мур-мур…»

С а у л в е д и с. А… ожидаемый результат?

А н д и н а. Результат, ну, он будет таким же… Результат будет точь-в-точь таким же, как от вашей трогательной речи, зато каков эффект!

С а у л в е д и с. Но…

А н д и н а. Наш первый в жизни директор, теперь я вижу, действительно очень умный человек, и нам с ней повезло, поздравляю! Прошу учесть, что я на ее стороне, и в девятый «бэ», это мне сейчас стало совершенно ясно, первого сентября мы войдем вдвоем, хотя у меня от страха поджилки дрожат, вот ужас-то будет…

С а у л в е д и с. Кто войдет или не войдет первого сентября, это мы еще посмотрим, но…

А н д и н а. Возможно, я даже ни слова сказать не смогу, со мной иной раз так бывало, с ума сойти!

С а у л в е д и с. Когда вы вошли, я был занят, извините… Познакомимся. Саулведис Мазверситис.

А н д и н а. Как меня зовут, я вам уже дважды говорила.

С а у л в е д и с. Бог троицу любит.

А н д и н а. Андина Дупуре.

С а у л в е д и с. Очень приятно. (Протягивает Андине руку.)

А н д и н а. Мне тоже. Ужас, не правда ли? Наверно, и смеяться нельзя будет, когда захочется…

С а у л в е д и с. Вопрос, захочется ли… (Снова взбирается на лесенку.)

А н д и н а (берет полотенце, вытирает посуду с химикалиями, подает ее Саулведису). Что это такое?

С а у л в е д и с. Это? CuSO4·5H2O. Купрум сульфурикум. Сульфат меди, называемый также медным купоросом.

А н д и н а. Я вспомнила, правильно. Поэтому показалось чем-то знакомым… Мы в школе выращивали кристаллы.

С а у л в е д и с. В интернате мы тоже будем выращивать.


Оба работают.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Декабрьский вечер.

В окне — звездное небо.

У окна стоит С а у л в е д и с в костюме флорентийца XVI века.

Огонь в камине отбрасывает беспокойные отсветы на стены комнаты, желтый жилет и синие панталоны Саулведиса, звучит старинная музыка, инструменты — клавесин, арфа, потом скрипка.

Входит А н д и н а. Ее длинное темно-красное платье и конусовидный головной убор с вуалью — тоже из эпохи Возрождения.


С а у л в е д и с. Мы должны идти?

А н д и н а. О нет, мессир, но не тревожьтесь зря, нас кликнут. (Садится у камина, и ее платье расцвечивается огненными бликами.)

С а у л в е д и с. Ярче всего теперь Северная Корона.

А н д и н а (не оглядываясь). А Лира?

С а у л в е д и с. Лира… Не видна.

А н д и н а. Совсем?

С а у л в е д и с. Почему именно Лира?

А н д и н а. Ну тогда Кассиопея… Как хорошо, что ты затопил. В зале замерзнуть можно.

С а у л в е д и с. Ну уж.

А н д и н а. Взгляни на мое декольте.

С а у л в е д и с. Кто сейчас репетирует в зале?

А н д и н а. Пещерные люди.

С а у л в е д и с. Пожалуйста. На них всего лишь овчина, и больше ничего, а на холод жалуешься ты.

А н д и н а. Я не пещерный человек.

С а у л в е д и с. Знаешь, наши Аскольдик и Лори, вероятно, и думать не думали, что они фактически демонстрируют свой личный уровень.


Андина молча смотрит на пламя.

Поет скрипка.


Тебе не кажется, что коллега Францмане в своей режиссуре чрезмерно увлекается сюжетами и стихами? Вещь все же называется «Как мы одеваемся», а не «Что сказали поэты о всевозможных тряпках».

А н д и н а. Хороших стихов никогда не бывает слишком много.

С а у л в е д и с. Да? Особенно на новогоднем карнавале в интернате… Каждый втихую ждет, не будет ли еще каких тридцати семи стишков перед очередным танцем.


Музыка обрывается.


А н д и н а. Почему ты позволил Олафу уехать, если на заявлении не было моей подписи?

С а у л в е д и с. Разве ты не подписала?

А н д и н а. Он тебе не сказал?

С а у л в е д и с. Нет. Почему ты не подписала?

А н д и н а. В заявлении было написано, что субботний вечер и воскресенье он хочет провести у тетки в Елгаве{142}.

С а у л в е д и с. Ну и что?

А н д и н а. Наглая ложь.

С а у л в е д и с. Откуда ты знаешь?

А н д и н а. Знаю.

С а у л в е д и с. Олаф сам тебе что-нибудь рассказал?

А н д и н а. Не важно, он или кто другой. Важно, что…

С а у л в е д и с. Андина, мы договорились, что ты будешь подписывать девочкам, я — мальчикам. Второй только визирует. Принимает к сведению.

А н д и н а. Я начинаю сомневаться в правильности этого.

С а у л в е д и с. Чего именно?

А н д и н а. Девятый «бэ» мы как бы разделили на два подкласса, так что о наших девочках ты теперь и понятия не имеешь.

С а у л в е д и с. А нужно?

А н д и н а. В нашей семье мной и сестрами больше всего занимался именно отец.

С а у л в е д и с. Что же делала мама?

А н д и н а. Мама, конечно, тоже, но отец, когда он был главным агрономом, брал нас с собой в поездки по бригадам, учил отличать рожь от ячменя, останавливал «газик» у озера и учил плавать…

С а у л в е д и с. Хорошо, поменяемся. Бери мальчиков, пожалуйста, а я согласен, если ты так хочешь, учить девочек плавать.

А н д и н а. Я говорю серьезно.

С а у л в е д и с. А я?

А н д и н а. Неправильно и то, что ты настраиваешь мальчиков против поэзии.

С а у л в е д и с. Я? Опять что-то новенькое. Где, когда, как?

А н д и н а. Не знаю, но на литературный кружок из девятого «бэ» приходят поскучать только девочки.

С а у л в е д и с. Ты хотела бы, чтоб пришли поскучать и мальчики?

А н д и н а. Если б они участвовали или по крайней мере пришли, то у дискуссии о сборнике «Глаза»{143} была бы совсем иная интенсивность, иная цель, иной смысл. Ведь в этом сборнике речь идет о любви.

С а у л в е д и с. Девочкам только бы и жевать эту тему.

А н д и н а. Возможно, но одни они неизбежно увязают в сентиментальности.

С а у л в е д и с. Как мухи в меду.

А н д и н а. Но мальчики в свою очередь становятся циничными.

С а у л в е д и с. Не произойдет ли с нашими обратное?

А н д и н а. Обратное?

С а у л в е д и с. Винету лучше вспоминать не будем, но Райта и Нансия… если начать сравнивать с ними, большинство наших мальчиков на их фоне покажется наивными младенцами. Дети.

А н д и н а. Именно потому тебе следовало бы на них повлиять, чтоб они участвовали в дискуссиях и чтоб…

С а у л в е д и с. Постой… Ты считаешь, я могу на них повлиять?

А н д и н а. Да еще как.

С а у л в е д и с. Как я только ни пробовал, и добром, и строгостью, но тщетно, и у меня такое ощущение, что наш класс с каждым днем все больше тупеет.

А н д и н а. Мне так не кажется.

С а у л в е д и с. А мне кажется. Я куда охотней вхожу в девятый «а», где я только химик и где мне не надо думать ни об их неуспеваемости, ни об опозданиях, ни о лжи, ни о бессмысленном торчании у телевизора, в то время как… и так далее. Попытки что-либо изменить абсолютно ни к чему не привели, а ты еще приходишь и рассказываешь, что я настраиваю их против поэзии, чего и в помине не было… В какой связи, ну подумай, я стал бы разговаривать с ними о поэзии?

А н д и н а. Не двигайся, пожалуйста! Останься так… (Поднимается, подходит к Саулведису, который по-прежнему стоит у окна.) Заметь, как ты скрестил руки!

С а у л в е д и с. Ну и?

А н д и н а. Ладони на плечах… Почему ты так делаешь? Это что-нибудь означает?

С а у л в е д и с. Нет. Так, совершенно случайно.

А н д и н а. Ну подумай. Всякий раз, когда тебя что-то мучает или когда ты нервничаешь, ты…

С а у л в е д и с. Правда?

А н д и н а. А в последнее время особенно, и мальчики тоже стали так делать, кое-кто.

С а у л в е д и с. Конкретно?

А н д и н а. Олаф. Я слышала, что у своей единственной оставшейся в живых родственницы в Елгаве он не смеет показаться, потому я спросила, не изменилось ли что, а Олаф ничего связно мне объяснить не мог, но руки он тотчас же скрестил именно так… Разве только…

С а у л в е д и с. Только?

А н д и н а. Или у парня плечи пошире твоих, или, может, руки не такие длинные, но…


Саулведис пересекает комнату и подходит к камину.


Саулведис, ну пойми же наконец, что влияние оказывают не разговорами, а поступками! Твои поучения, которые, между прочим… не обижайся, пожалуйста… становятся все мрачнее и произносятся все более громким и каким-то таким… пронзительным голосом, они преспокойно пропускают мимо ушей, но явно копируют твои жесты, манеру повязывать галстук, твое пренебрежительное отношение к поэзии…

С а у л в е д и с. Ну, знаешь.


Во время дальнейшего разговора оба ходят взад и вперед по комнате, каждый по свою сторону от лесенки, стоящей посередине.


А н д и н а. И нельзя сказать, чтобы ничего не изменилось, нет, кое-что теперь уже стало иным.

С а у л в е д и с. Ну вот еще!

А н д и н а. Иным.

С а у л в е д и с. Конкретно?

А н д и н а. Олаф мог запросто сбежать с репетиции, и всё тут, еще недавно это было бы в порядке вещей, но он вместо себя прислал Лори!

С а у л в е д и с. Я с самого начала прочил Лори на пещерного человека, его низкий лобик прямо создан для этого, не говоря уж о его мощных челюстях…

А н д и н а. Саулведис!

С а у л в е д и с. Только Лори категорически отказался!

А н д и н а. Я запрещаю тебе так говорить о Лори, даже в его отсутствие, понял?

С а у л в е д и с. Мне Лори, видите ли, мог отказать, но Олафу нельзя!

А н д и н а. В своей внешности никто не виноват, в том, что у него такой лоб, челюсти и уши, и Лори, хотя он и не очень одарен…

С а у л в е д и с. Мягко выражаясь!

А н д и н а. Неплохой мальчик, нет, только ужасно легко ранимый, и он старается маскировать это, первым смеясь над своими неудачами. И не забывай, пожалуйста, что у Лори есть только мы с тобой. Мы для него и учителя и родители, а разве родители имеют право отказаться от сына потому только, что у того длинный нос и он не чисто выговаривает букву «эр»?

С а у л в е д и с. Родители отказаться не имеют права, поскольку сами его таким произвели на свет, но мы? За что нам такой Лори, который вертится здесь, путаясь в вечной лжи? Почему нам…

А н д и н а (перебивает его). Ты хочешь в декабре возобновить разговор, на котором мы в августе поставили точку в кабинете директора.

С а у л в е д и с. Директор поставила точку, не мы.

А н д и н а. Ты согласился.

С а у л в е д и с. Что мне еще оставалось.

А н д и н а. Неправда. Ты понял, что так нужно. Ты был согласен. Ты сам хотел.

С а у л в е д и с. Двадцать четыре ребенка.

А н д и н а (после паузы). Ребенок — это любовь, ставшая зримой, сказал поэт.


Саулведис, подойдя к лесенке, взбирается на нее, становится на самом верху.

Андина у окна, смотрит на улицу.


С а у л в е д и с. Повтори, пожалуйста.

А н д и н а. Любовь, ставшая зримой.

С а у л в е д и с. Ребенок.

А н д и н а. Каждый человек. Это можно сказать обо мне, о тебе, о…

С а у л в е д и с. Только не обо мне.

А н д и н а. Поздравляю.

С а у л в е д и с. Спасибо.

А н д и н а. Откуда же ты тогда… Извини, но…

С а у л в е д и с. Мои родители ненавидели друг друга.

А н д и н а. Потом, возможно, да, но не… не когда…

С а у л в е д и с. С первого взгляда и навек, они мне сами об этом не раз говорили. Когда ж я все-таки каким-то трудно объяснимым образом родился, оба решили пожертвовать собою из-за меня и остаться вместе, это они мне пели трижды на дню до моего первого побега из дому в пятнадцать лет. Во второй раз я ушел, законно и безвозвратно, когда мне исполнилось восемнадцать.

А н д и н а. А они?

С а у л в е д и с. Они?

А н д и н а. Твои родители… Разошлись?

С а у л в е д и с. Думаю, что нет, потому что всюду, где я работал или учился, начальство время от времени получало письма за подписью обоих. Письма с предупреждением, понимаешь, ибо они считали своим долгом поставить в известность, что я психически неполноценен, способен присваивать материальные ценности — свидетельство тому случай с семейными драгоценностями, которые я якобы взял, уходя из дому… Когда осенью ко мне приставили тебя, сразу стало ясно, что письмо пришло и сюда, только директор не сказала…

А н д и н а. Значит, поэтому ты был так…

С а у л в е д и с. И поэтому тоже, и точка. (Усаживается на ступеньку.)

А н д и н а. Точка, как же…

С а у л в е д и с. Точка.

А н д и н а. Саулведис, не мне тебе говорить, как я избегала что-либо спрашивать у тебя о тебе самом, мы говорили только о наших детях, о работе… Обещай, что ты мне все же…

С а у л в е д и с. Ничего я тебе не обещаю, но спрашивай. Пожалуйста.

А н д и н а. Что случилось между шестым уроком и репетицией?

С а у л в е д и с. Что могло случиться?

А н д и н а. Ты вернулся совершенно иным, чем ушел… Ты думал, я не видела? Я просто, как обычно, молчала, но, когда ты заговорил о себе, впервые… в то время как я тебе все уши прожужжала о своих замечательных родителях… Саулведис, я, конечно, чувствовала, я догадывалась, что ты рос нелегко, но я и понятия не имела, что…

С а у л в е д и с. Откуда бы ему взяться. И… не надо, прошу тебя, хорошо?

А н д и н а. Но что же случилось после обеда?

С а у л в е д и с. Ничего необычного. Интернатские будни.

А н д и н а. Ладно, ладно. Я сразу увидела. Да и ты стоял здесь у окна с ужасно мрачной физиономией, когда я вошла, и только тогда начал делать вид, будто глядишь на звезды… (Выглядывает из окна.) Где тут у тебя Северная Корона?

С а у л в е д и с. Где обычно в конце декабря в это время. Между Геркулесом и Волопасом, вглядись.

А н д и н а. То, что произошло, было связано с Олафом?

С а у л в е д и с. Всего противнее мне в наших их бесконечное вранье. Они могут врать и глядя в глаза, для них сущий пустяк, даже если их уличат. Ах так, учитель? Правда? А мне казалось, что… И так далее. Без малейшего чувства неловкости. Спокойно.

А н д и н а. Кто ж тебе сегодня солгал?

С а у л в е д и с. Сегодня мне, как раз наоборот, сказали правду…

А н д и н а. И она тебя потрясла?

С а у л в е д и с. Не потрясла, но я… как тебе сказать…

А н д и н а. Ты был бы счастливее, если б опять, как обычно, солгали?

С а у л в е д и с. Я совершенно растерялся. Что будет дальше, когда всю правду выплеснут все, я просто не знаю. Что я тогда буду делать? Я, учитель Мазверситис, который сам настойчиво требовал ее от них. Эту правду и только правду.

А н д и н а. А Олаф, как ты думаешь, он теперь… там?


Саулведис резким движением скрещивает руки на груди, охватывая ладонями плечи.


Саулведис!

С а у л в е д и с. Ну?

А н д и н а. Это меня пугает больше всего, понимаешь? Что он может быть там, у этих пьяниц и… помнишь, директор рассказывала, с каким трудом его оттуда вытащили, раз, другой… Может, следует что-то делать? Нам, классным руководителям! Прямо сейчас, не дожидаясь утра! (Ходит по комнате.) Искать? Звонить куда-нибудь?

С а у л в е д и с. Не думаю.

А н д и н а. Но если Олаф…

С а у л в е д и с. Олаф в Елгаве.

А н д и н а (задержавшись у камина). Все же у тети.

С а у л в е д и с. Нет. У… у какой-то девушки.


Андина садится и молчит, глядя на пламя.


Примерно ясно?

А н д и н а. Тебе следовало мне сказать.

С а у л в е д и с. Никак не пойму, что и как…

А н д и н а. Не истолковывай меня, пожалуйста, превратно. Не надо было излагать мне, куда направляется Олаф, а сказать, чтобы я подписала, ни о чем его не расспрашивая, и я бы подписала. В дальнейшем ты всегда будешь так делать, договорились? Скажешь, а не станешь заставлять меня…

С а у л в е д и с. Андина, разговор с Олафом настолько вышиб меня из колеи, что я до сих пор еще не опомнился. (Слезает с лесенки и снова ходит взад и вперед по комнате.) Помнишь, позавчера я поехал в лесничество за новогодней елкой… Я сидел за рулем, со мной был Олаф и этот самый дорогой твой Лори… Когда елка была уже в кузове, мы расчистили в одном месте снег, развели костер и…

А н д и н а. Пригласить и меня поехать тебе в голову не пришло?

С а у л в е д и с. Мне в голову не пришло, что все будет так великолепно — все белое, сказочно заснеженные деревья, солнце… Шел небольшой снежок, такие редкие, медленно падающие хлопья…

А н д и н а. Прекрати, а то я заплачу.

С а у л в е д и с. Мы жарили там охотничьи колбаски, разговаривали… Они оба, Олаф и Лори, начали вдруг рассказывать — без расспросов, без просьб — как по правде обстояло дело с проткнутыми шинами… Ты понимаешь? Гораздо серьезнее, чем нам тогда казалось, и совсем иначе, я даже испугался. Мы, поверив их лжи, вроде бы разгуливали тут перед какой-то раскрашенной бутафорией, за которой в действительности происходит черт знает что!

А н д и н а. Что ты им сказал?

С а у л в е д и с. Можешь себе примерно представить: их подвел — из самых лучших побуждений — и сам провалился… А вот знай я, кто настоящие виновники, я… И так далее. Возникнет опять сложная ситуация, сказал я, будем искать выход общими силами, пожалуйста, но только на основе правды и взаимодоверия… Они, разумеется, согласились…

А н д и н а. Чудесно.

С а у л в е д и с. Правда? Восхитительно.

А н д и н а. А разве нет?

С а у л в е д и с. Да еще как! И сегодня после уроков приходит Олаф, именно так, как было решено, и выкладывает — так и так, учитель, к тетке в Елгаву, да, но по правде, понимаете, у одной знакомой девушки день рождения, ее родители прислали приглашение…

А н д и н а. Саулведис, мне… ну, как это сказать, у меня камень с сердца свалился… Я так рада.

С а у л в е д и с. Олафу шестнадцать лет. Имел я право ему позволить?

А н д и н а. Конечно. Классный руководитель имеет…

С а у л в е д и с. Но ведь он останется там и на ночь!

А н д и н а. И что такого? Неужели ты думаешь, что у родителей девушки не найдется в доме раскладушки или матраца, на котором…

С а у л в е д и с. Андина! Твой черный юмор…

А н д и н а. Какой юмор, и почему черный? Нет, я ужасно рада, потому что успела нафантазировать невесть что, даже ноги похолодели… Ты спросил у него, что он подарит девушке?

С а у л в е д и с. Ты что…

А н д и н а. Ну?

С а у л в е д и с. Послушай, ты что… тебе…

А н д и н а. Саулведис! С ума сойти… А если у мальчика не было ни копейки за душой? Ты обязательно должен был спросить и одолжить, потому что это очень важно, пойми, не чувствовать себя среди других гостей как…

С а у л в е д и с. Кончай, пожалуйста! Кончай… Мы стояли у окна в коридоре, я смотрел на заявление и… Андина, я отлично знаю, что нельзя было разрешать Олафу ехать, но было совершенно ясно и то, что не разрешить, понимаешь, означает получить в следующий раз тетю или какую-нибудь иную соответствующую версию, за которой в действительности опять скрывалось бы черт знает что…

А н д и н а. И ты разрешил.

С а у л в е д и с. Да.

А н д и н а. Ну и правильно. Мы как раз должны заботиться и думать о том, чтобы у наших было больше контактов с мальчиками и девочками своего возраста, которые живут в семье, чтобы они ездили в гости… Саулведис, я считаю, что мы мало и поверхностно учим их всему тому, чему в семье научаются незаметно, ну, как правильно поздороваться, как держать нож и вилку, что и как дарить, как преподносить цветы, какие, кому… Олаф преспокойно может поздороваться за руку с отцом девочки и только потом посмотреть на мать!

С а у л в е д и с. Это меня как раз меньше всего волновало бы…

А н д и н а. Ты прав, возможны и куда более серьезные ошибки. Я назвала первую пришедшую в голову… Ты заметил, насколько они не умеют включаться в разговор? С нами еще так-сяк, привыкли за эти месяцы, но в присутствии чужих… Раньше я даже не задумывалась, что это за особый вид искусства — разговор. Самому высказаться, выслушать другого…

С а у л в е д и с. Главное. Выслушать другого! Этому, к сожалению, следует учиться и многим, кто вырос в семье.

А н д и н а. Благодарю за замечание.

С а у л в е д и с. Нет, я так… Я просто хотел сказать, что понимаю — ты говоришь, чтобы уйти от разговора о том, что случилось…

А н д и н а. Ты допускаешь возможность того, что на самом деле Олаф находится где-то в другом месте?

С а у л в е д и с. Нет. Он сказал адрес, показал письмо родителей девочки… Он там, в Елгаве. В этом я ни на секунду не сомневался.

А н д и н а. В чем же тогда?

С а у л в е д и с. Я не имел права позволять шестнадцатилетнему парню провести ночь у… ну…

А н д и н а. Почему ты говоришь «провести ночь»?

С а у л в е д и с. Можно сказать и иначе, но…

А н д и н а. Знаешь, тебе не идет.

С а у л в е д и с. Что?

А н д и н а. Такой… наигранный цинизм. Неприятно слушать и… противно. Уходи, пожалуйста.


С а у л в е д и с уходит.

Вновь звучит та оке музыка.

Дрова в камине догорели, гаснут и угольки, зато четче вырисовывается готическое окно, через которое проникает лунный свет.

Андина подтаскивает лесенку к окну и взбирается на нее, путаясь в длинном платье. Садится. Смотрит в ночь.

Возвращается С а у л в е д и с.


С а у л в е д и с. Пещерные люди сейчас кончат. Нам начинать.

А н д и н а. Иди и начинай. Я не пойду.

С а у л в е д и с. Андина, но…

А н д и н а. Мне это больше не доставляет никакой радости.

С а у л в е д и с. Что мне сказать Францмане?

А н д и н а. Придумай какую-нибудь ложь, потому что правда для таких, как ты, слишком сильна.

С а у л в е д и с. Может, скорее для таких, как ты?

А н д и н а. Ха!

С а у л в е д и с. Для таких, кто отводит глаза, не имея сил взглянуть на правду.

А н д и н а. И это я!

С а у л в е д и с. Которые говорят неизвестно о чем, лишь бы не называть правду своим именем.

А н д и н а. Уточним сначала терминологию, потому что у меня зарождаются подозрения, что твоя правда — не моя.

С а у л в е д и с. Правда всегда была классовой.

А н д и н а. Твоя на сей раз, ну… сплошные болезненные подозрения.

С а у л в е д и с. Почему болезненные, совсем напротив.

А н д и н а. Напротив?

С а у л в е д и с. Моя правда, к величайшему сожалению, стоит обеими ногами на земле, в то время как твоя…

А н д и н а. Ты бы чувствовал себя лучше, если б елгавская тетя осталась нерасшифрованной? Только откровенно!

С а у л в е д и с. Конечно, лучше.

А н д и н а. Потому что в этом случае, что бы ни случилось, отвечал Олаф, в то время как теперь он и тебя сделал соответчиком.

С а у л в е д и с. Не это меня пугает.

А н д и н а. Что же еще?

С а у л в е д и с. Сам не знаю… Андина, я понял, что мне больше не будут врать, и… и растерялся. Мне теперь откроется, я это ясно понял, очень много нового в нашем девятом «бэ», и не только в той плоскости и ракурсе, как с Олафом… Удобная поверхность, по которой мы оба вместе с ними благодушно скользили, разверзнется…

А н д и н а. И прекрасно.

С а у л в е д и с. Ты в самом деле так считаешь?

А н д и н а. В самом деле.

С а у л в е д и с. И ты не боишься?

А н д и н а. Я? Ну…

С а у л в е д и с. Андина, нас ждут.

А н д и н а. Позовут. (Спускается с лесенки.)

С а у л в е д и с. Следовало бы повторить текст, у меня в голове каша…

А н д и н а. Начало ты знаешь точно. Возьмем это, после полонеза. Ну? Поехали!

С а у л в е д и с.

«Пусть будет музыка!

А н д и н а.

Нет, не хочу.

С а у л в е д и с.

Вы, как луна, меняете свой облик.

А н д и н а.

А вы, как чужестранец, переймите

Обычай славный — руку мне подайте!

С а у л в е д и с.

Вам руку дать? Зачем?

А н д и н а.

Так, на прощанье…

Вот танец кончен, кланяюсь я вам…».


Реверанс, после которого Андина направляется к двери.


С а у л в е д и с. Андина…

А н д и н а (оглядывается). Ну?

С а у л в е д и с. Ничего… Пошли.

А н д и н а. Знаешь, что я придумала? На зимние каникулы со мной домой поедут не только Велга и Байбиня, о которых я писала родителям, но и Лори!

С а у л в е д и с. Прежде чем окончательно решить, подумай еще…

А н д и н а. О чем?

С а у л в е д и с. О Лори… Может, все же лучше Олаф? Как ты сама сказала, у Олафа плечи шире и…

А н д и н а. Саулведис! Ты ревнив?

С а у л в е д и с. Что ты еще выдумываешь.

А н д и н а. У меня было смутное предчувствие, понимаешь, что ты просто ревнив, но только теперь я…

С а у л в е д и с. Знаешь, смешно. Из-за девчонки, которую я не видел.

А н д и н а. Не видел, правильно. Даже имени не знаешь.

С а у л в е д и с. Но… логика?

А н д и н а. Олаф еще ничто, он только чуть повыше других ростом мальчик, отвоеванный у пьяниц-родителей, да и красивым его вряд ли кто назовет, такого словно взъерошенного, ушедшего в себя… Зато ты, Саулведис, о! Ты старше его лет на шесть или семь, у тебя вузовский диплом и два элегантных костюма… И до чего ты дожил? Мальчишку, твоего ученика приглашает в гости и ждет какая-то девушка, его, а не…

С а у л в е д и с. Андина!

А н д и н а. Извини.

С а у л в е д и с. Ты же не думаешь так всерьез?

А н д и н а. Опрокинется раскрашенная бутафория, сказал ты, разверзнется поверхность… Прекрасно! Узнаем наконец, каковы наши дети на самом деле, выявится подспудное… Чего нам с тобой бояться, если подумать? Нечего, если только мы сами… ну… если сами не станем разгуливать тут в гриме да с бутафорским щитом…

С а у л в е д и с. Стало быть, я, по-твоему…

А н д и н а. И все ты воспринимаешь так тяжело, каждую мелочь, с подозрениями, с… Вечно воображая невесть что, непременно самое худшее… Если хочешь знать, я несколько раз собиралась к директору с просьбой освободить тебя от меня…

С а у л в е д и с. Что тебе мешало и удерживало?

А н д и н а. Только то, что один ты окончательно перегнул бы палку…

С а у л в е д и с. Значит, я должен сказать тебе спасибо?

А н д и н а. Саулведис, когда ты в очередной раз впадал в панику, после того как Винета попалась на краже или из-за несчастных проткнутых шин, ты не думай, мне тоже было трудно и я так же безумно волновалась…

С а у л в е д и с. Не похоже было.

А н д и н а. Я брала себя в руки, потому что вспоминала, как мама, обычно довольно робкая, вдруг совершенно спокойно и с железной логикой говорила каждому, что он должен делать, когда у нас в доме начался пожар…

С а у л в е д и с. А куда девался отец?

А н д и н а. Отец, он… он, видишь ли, делал, что приказывала мама…

С а у л в е д и с. Ага.

А н д и н а. Мы оба, сейчас я это понимаю, еще очень зеленые. Учить своей химии и латышскому языку — тут мы вроде бы несколько пристрелялись, но воспитывать…

С а у л в е д и с. Шесть-семь лет все же, вероятно, слишком маленькая разница.

А н д и н а. Ты прав.

С а у л в е д и с. С девятыми еще так-сяк, но, когда мы на комсомольском собрании сидим вместе с одиннадцатыми, я чувствую, что скорее принадлежу к ним, чем…

А н д и н а. Чем к учителям, верно, и у меня временами бывает такое ощущение… Но если настоящие учителя, ну, торжественно уходят друг за другом на пенсию или уходят совсем, как учитель Римша, приходят такие, как мы, и должны делать… Можешь, не можешь… Делай! Учись!

С а у л в е д и с. Андина, ты знаешь, что вчера наши… помнишь, они все вместе исчезли… были на могиле Никлава Римши?

А н д и н а. Знаю, мне Байбиня шепнула… Десять минут стояли молча…

С а у л в е д и с. Почему ты мне не сказала?

А н д и н а. А ты мне?


С минуту оба молчат, прислушиваясь к звукам клавесина.


Саулведис, нас двое, живых, полных самых лучших намерений, готовых ночей из-за них не спать, и… ничего. Они бегут от нас. Они идут к…

С а у л в е д и с. Ну, от тебя не бегут.

А н д и н а. «Он был суровый, не так ли?» — спросила я у Байбини… Знаешь, что она мне ответила? «Да, мы боялись его, но для него мы все были одинаковы…».

С а у л в е д и с. Повтори дословно, что сказала Байбиня, пожалуйста.

А н д и н а. «Для него, учителя Римши, мы все были одинаковы…». Как все-таки нехорошо получилось сегодня с Олафом, не могу успокоиться.

С а у л в е д и с. Что же, в конце концов, мне нужно было сделать?

А н д и н а. В лесу у костра у вас начался откровенный разговор, ты сказал…

С а у л в е д и с. Допустим.

А н д и н а. Ну видишь, и… он, конечно, будучи старше своих лет, уже размышляет как взрослый человек, но где-то он и очень застенчив… он доверился тебе, открыл тебе тайну, красивую, волнующую, но что он услышал от тебя — могу себе представить, плюс мой идиотский допрос…

С а у л в е д и с. Выходит, мне надо было его поздравить?

А н д и н а. Разумеется, и спросить, как зовут девушку, и дать какие-нибудь советы, может, он впервые в жизни на таком званом вечере, и добавить, что завтра он обязательно должен тебе все рассказать…

С а у л в е д и с. Все…


Стук в дверь.


А н д и н а. Да, идем! (Саулведису.) Будь ты не учителем, а мальчиком, я завтра сказала бы Олафу, чтоб он тебе смазал по твоей красивой, правильной, пропорциональной челюсти.

С а у л в е д и с. Ого?

А н д и н а. Так, чтоб лязгнула, понятно?

С а у л в е д и с. И?

А н д и н а. И… Возможно, кое-какие расшатанные шарики и ролики встали бы на свои места. (Уходит.)


Звучит скрипичная музыка.

Саулведис, скрестив руки на груди, охватив ладонями плечи, подходит к окну. Смотрит в окно, как в начале действия, и его желтый жилет холодно люминесцирует в лунном свете.

ЭПИЛОГ

Зима прошла, на дворе апрель.

А н д и н а проверяет за столом тетради.

За полуприкрытой дверью идет урок химии.


Г о л о с С а у л в е д и с а. И теперь, по всем законам, должны начать образовываться синие кристаллы. Будем надеяться, что… но разве не должно быть звонка? Опоздали… Сульфат меди, или, иными словами, медный купорос, значит… Неужели мои часы не точны? Странно… Мы говорили о… Да, на воздухе кристаллы медного купороса невозможно сохранить долго, потому что они теряют кристаллическую влагу и превращаются в белый порошок, который…


Звонок.


Итак, звонок… Больше уроков у вас нет, поэтому попрошу химический кружок собраться сразу после перерыва. Пополудни я не могу, занят. Ясно? Договорились. Попробуем довести до конца эксперимент, который начали на прошлой неделе, много времени это не займет. Другие тоже могут прийти, если кому интересно, а могут и пойти посмотреть, как растет молодая трава, это куда интереснее, не так ли? Достаточно потрудились всю зиму… Урок окончен.


Входит С а у л в е д и с в белом лабораторном халате и с классным журналом, который кладет на стол перед Андиной.


С а у л в е д и с. Знаешь, я не мог дождаться звонка. Я осознал, что не видел тебя сорок пять минут.

А н д и н а. Не мешай, пожалуйста.

С а у л в е д и с. Я еще не очухался после нашей поездки… Андина, ты знаешь, как медленно я схожусь с людьми, но в твоем доме я сразу почувствовал себя так, как никогда не чувствовал в своем…

А н д и н а. Не забудь, что я информировала их о тебе в письмах…

С а у л в е д и с. Оставь эти бесконечные тетради. Тебе не надоело?

А н д и н а. Саулведис!

С а у л в е д и с. Пойдем на воздух. Уйдем и затеряемся на Земгальской равнине.

А н д и н а. Я слышала, ты сказал им, что после обеда будешь занят.

С а у л в е д и с. Конечно. Я же обещал тебе показать откос у шоссе, где расцвела мать-и-мачеха! Знаешь, идя сюда, я заметил, что жаворонки поют на одинаковой высоте от земли. Ты не замечала?

А н д и н а. Нет.

С а у л в е д и с. Все на одинаковой высоте. Такое впечатление, будто над пашней возведен потолок, понимаешь? Такая прозрачная плоскость, без которой песня уплыла бы в космос, а так она возвращается обратно, к нам…

А н д и н а. Саулведис, прошу тебя, будем хоть минуточку серьезными…

С а у л в е д и с. Не хочу. Мне надоело. Знаешь, сегодня утром я открыл, что Земгальская равнина не серая и не скучная. Вид такой же, как на море, того же масштаба, только ветерок доносит запах земли, знаешь, и солнце вытягивает из почвы траву, понимаешь, зеленую травку, а жавороночий потолок так реален, что остается только оттолкнуться от земли и подпрыгнуть, чтобы ухватиться за него… Ухватиться, покачаться…

А н д и н а. Постой…

С а у л в е д и с. Отложи тетради.

А н д и н а. Осталась всего одна непроверенная… Остановись, что ты делаешь! Это сочинения нашего девятого «бэ»!

С а у л в е д и с. Ясно, очередная вариация на тему «Любовь и дружба между мальчиком и девочкой»… К какому выводу они пришли теперь, так долго тренируясь под твоим руководством?

А н д и н а. Именно теперь, в апреле, минул год, как нет больше их первого классного руководителя.

С а у л в е д и с (становится серьезным). Ах вот как?

А н д и н а. Я дала им тему: «Каким остался в моей памяти учитель Римша».

С а у л в е д и с. И?

А н д и н а. Опять ничего.

С а у л в е д и с. Они не высказались откровенно?

А н д и н а. Нет, напротив. Совершенно откровенно, искренне.

С а у л в е д и с. Но? И чего ты ждала?

А н д и н а. Каких-нибудь точек опоры, понимаешь, которые позволили бы наконец внести ясность — что делал старый, одинокий человек, чтобы…

С а у л в е д и с. Одну точку опоры дала Байбиня, помнишь? «Мы все для него были одинаковы».

А н д и н а. Я никогда не поверю, что одинаково дороги могут быть Айвар и Олаф. Или одинаково безразличны… Ведь тоже нет!

С а у л в е д и с. Олаф пригласит на наш майский бал свою подружку… Знаешь, что мне открыл твой отец? Андина! Почему ты мне не сказала, что у вас вовсе не обязательно было все рассказывать родителям?

А н д и н а. О, у нас был такой… пароль, слово «пари»… Нельзя было лгать, это полностью исключалось, но можно было, если не хотелось или нельзя было рассказывать, сказать слово «пари», и папа с мамой прекращали дальнейшие расспросы…

С а у л в е д и с. Не попробовать ли с нашими? Интересный метод… А с тем, что не все для нас одинаковы, надо бороться.

А н д и н а. Я уже борюсь… Да! И констатирую, что из боязни быть необъективной систематически ставлю Винете завышенные оценки, а не те, каких заслуживает эта ленивая, вечно прибедняющаяся девчонка с лицемерным голосом и…

С а у л в е д и с. Андина, ты ли это? Нет, оставим педагогику, мы снова только поссоримся, хватит! Я испробовал все, что в моих силах, и в результате они вежливо терпят меня, и все, и спасибо и на том! Пойдем, выйдем на природу!

А н д и н а. Сейчас будет звонок на химический кружок.

С а у л в е д и с. Ах, в прошлый раз кроме Айвара были только Индулис и Скайдрите, сегодня придет один Айвар…

А н д и н а. Тебе не кажется, что мы обижаем Скайдрите, Индулиса и Айвара за счет Винеты и Лори?

С а у л в е д и с. Мы сами себя обижаем, Андина, так неразумно волнуясь из-за них, бегая за ними, как за маленькими, с кнутом и пряником, оберегая их от справедливого гнева других учителей… Хватит, хватит, хватит! Они это они, мы это мы… Ты… Андина…


Звонок.


А н д и н а. Слышишь, звонок!

С а у л в е д и с. Не слышу!

А н д и н а. Звонок, Саулведис! Немедленно иди к ним!

С а у л в е д и с. К кому к ним? Кабинет пуст, как пустыня.

А н д и н а. Хотя бы посмотри. Отпусти Айвара домой.

С а у л в е д и с. Айвар уйдет и без разрешения.

А н д и н а. И не спорь. Сам сказал, хватит! Иди и посмотри, что там делается, а я проверю последнюю тетрадь, тетрадь Лори.

С а у л в е д и с. Чего там проверять, ставь спокойно двойку и пойдем!

А н д и н а. У Лори, если хочешь знать, действительно еще нет надлежащего представления о знаках препинания, некоторые из них он даже считает ненужными, но мысли именно в его сочинениях иной раз бывают необычными.

С а у л в е д и с. Ты сегодня то и дело стаскиваешь меня с моего жавороночьего потолка… Андина!

А н д и н а. Делай то, что ты должен делать, и дай мне эту возможность, а потом пойдем, мне тоже хочется на улицу… Пожалуйста!


С а у л в е д и с уходит.

Андина читает сочинение Лори. Исправляет ошибки. Смотрит на открытое окно, за которым выводят трели жаворонки, но потом заставляет себя сосредоточиться на работе.

Входит С а у л в е д и с. Плотно прикрывает за собой дверь.


С а у л в е д и с. Андина… Ты не заметила, дверь раньше была открыта или закрыта?

А н д и н а. А что?

С а у л в е д и с. Не заметила?

А н д и н а. Нет… Саулведис, послушай, что пишет Лори: «Фактически он не обращал на нас никакого внимания».

С а у л в е д и с. Не понимаю.

А н д и н а. Лори так считает, ну. Что учитель Римша не обращал на них никакого внимания.

С а у л в е д и с. Открытие.

А н д и н а. Не правда ли? И почти все остальные, я только сейчас уловила, тоже подчеркивают, насколько он всегда был занят, их руководитель, как увлекался обжигом глиняной посуды, как делал модели, макеты… Часто ходил в кино, много читал… Сердился и терпеть не мог, если его беспокоили дома… Саулведис! Ты понял?

С а у л в е д и с. Андина, мне кажется, дверь была закрыта…

А н д и н а. Для тебя это так важно?

С а у л в е д и с. Когда дверь закрыта, в кабинете не слышно, о чем здесь говорят, я проверял, но если не закрыта… Андина, если они…

А н д и н а. Кто они? Индулис и Айвар?

С а у л в е д и с. Весь класс.

А н д и н а. Да что ты.

С а у л в е д и с. Наш девятый «бэ», все двадцать четыре. Сидят.

А н д и н а. Почему?

С а у л в е д и с. Пришли на занятие, на эксперимент… Андина, у меня нет ни малейшего настроения! Я не могу!

А н д и н а. Ты отпустил их?

С а у л в е д и с. Нет. Сказал, чтоб ждали.

А н д и н а. Чего?

С а у л в е д и с. Не знаю… Тебя. Ты мама.

А н д и н а. Я им… раздам тетради, хорошо?

С а у л в е д и с. Ну пожалуйста. (Снимает белый халат.)

А н д и н а. Это будет разговор о Никлаве Римше.

С а у л в е д и с. Сколько ты поставила Лори?

А н д и н а. За содержание — четыре. Да и в грамматике ощутим прогресс, поэтому на сей раз я без всяких угрызений совести могу поставить ему три с минусом.

С а у л в е д и с. Поздравляю.

А н д и н а. Спасибо. (Закрывает тетрадь, подымается.)

С а у л в е д и с. Андина, у нас все произошло наоборот…

А н д и н а. Конкретно?

С а у л в е д и с. Не успели еще толком познакомиться, как у нас уже появились дети…

А н д и н а. Кончай, кончай…

С а у л в е д и с. Андина…

А н д и н а. Ай! Сначала надо было выставить оценки в журнал!

С а у л в е д и с (берет журнал). Я проставлю, когда ты им будешь называть.

А н д и н а (направляясь с тетрадями к двери, на полпути останавливается). Ты понял, почему они пришли?

С а у л в е д и с. Потому что я сказал им, чтоб лучше не приходили…

А н д и н а. Допустим, поэтому… (Открывает дверь и входит в химический кабинет.)


С а у л в е д и с следует за ней.


1974

Загрузка...