— Привет!
Моя сестра делает вид, что она в хорошем настроении. Уф-ф. Она наклоняется к экрану. Я почти слышу, как скрипят ее кости и суставы.
— Bonjour, — говорю я. — Ça va?
— Сегодня утром я была у доктора Стурли, у меня давление как у ребенка, — сообщает она. — Разве это не удивительно, Биргитта?
В стариках, которые похваляются своим здоровьем, есть нечто жутковатое.
— Хорошо тебе, — отвечаю я.
— Ты приедешь домой на Рождество? — спрашивает она. — Было бы здорово отпраздновать его вместе.
Уголки губ моей сестры поднимаются. Это выглядит неестественно. Вынужденный восторг, чтобы создать доброжелательную атмосферу. Уф-ф.
Она обнажает зубы.
Ее улыбки лучше всего выглядят с приличного расстояния.
— Малявочка! — говорит она.
— Ты не могла бы надеть парик? — прошу я.
На несколько секунд повисает тишина. После этого моя сестра закрывает рот и откидывается на спинку кресла. Я уже почти пожалела о своем ребяческом поступке. Элисабет покорно поднимает плечи, вынимает парик из ящика письменного стола и натягивает его на голову.
— Поверни немного влево, — говорю я.
Она поворачивает, я морщу нос:
— А теперь подтяни слегка вперед. У тебя на лбу торчат собственные волосы.
Моя сестра делает, как я говорю, а потом дрожащими руками запихивает под парик короткие волосинки на лбу и за ушами.
— Так? — спрашивает она.
— В Париже продаются парики покрасивее, — замечаю я.
Теперь она улыбается мне более искренне и менее радостно. Надо признать, мгновение прекрасно, и я чуть не говорю об этом вслух, но ничуть не хуже оставить что-то невысказанным. Она все поймет неправильно.