Последние ласки

НИ ОДНОЙ ПРЯМОЙ ЛИНИИ

Хавьер пишет, что скучает по своему родному Менильмонтану. Там в спальне он организовал себе чертежный стол и сидит, подсунув под спину подушки, а перед ним разложены его эскизы, пишет он, и жизнь его в эти мгновения просто великолепна. Я представляю, как Хавьер сидит в кровати и его седые волосы торчат во все стороны. Я представляю свет фонарей кладбища Пер-Лашез, который проникает в окна и ложится на доски пола, таким, как он его описывает. Его руку с угольным карандашом.

Я спрашиваю, где он. Он пишет, что в Вене. «Я бы с таким удовольствием еще раз прогулялся вокруг дома Хундертвассер, — пишет он. — Нас с Хундертвассером объединяет много идей. Должен признать, меня раздражает, что он стал богатым и знаменитым из-за того, что обладал харизмой и передавал своим творчеством довольно простое послание. Я не жалуюсь, ни в коем случае, но на самом деле ни капельки его не люблю. Если уж говорить начистоту, я его не выношу. Не понимаю, почему все так. Может быть, я завидую. Какой вздор!»

После этого Хавьер утверждает, что вернется в Париж через несколько недель, но не факт, что это правда. Нельзя верить всему, что говорят люди. Просто напоминаю.