Последние ласки

УДУШАЮЩАЯ ЗАБОТА

Я всегда разговариваю с сестрой в годовщину смерти матери. Мы обе совершенно точно по природе мазохистки: сидим каждая в своем конце мира и врем. Каждый раз, когда мы обсуждаем, как умерла мама и в каком состоянии я находилась следующие полгода, разговор оборачивается катастрофой, и проходит немало времени, прежде чем мы снова начинаем общаться друг с другом. Поселиться у сестры после смерти матери было ошибкой. Она наслаждалась моей надломленностью. Я не могла контролировать свое состояние, надо это признать, но мне стоило вернуться в Нью-Йорк, где я могла бы погрузиться в какое-нибудь сложное занятие. Лежать в светлой гостевой комнате в доме сестры со свежими цветами на столе и едой, которую подавали в постель, — нет, это было нехорошо. Ее дети постоянно носились по дому, топ-топ-топ, вверх и вниз по деревянным лестницам, и я слышала, как муж моей сестры шикает на них: «Тете надо отдохнуть», «Тетя болеет», «Тетя не вынесет такого шума». Я лежала и представляла себе, как поднимаюсь с кровати и кричу им, что я вынесу все и что они совершенно спокойно могут взять меня в любое сражение.

Каждый вечер моя сестра приходила ко мне с горячим чаем и наставлениями о здоровом питании, занятиях спортом, биологических часах и визитах к врачу. Я, как подросток, валялась в постели все утро и категорически не соглашалась со всем, что, по ее мнению, должна была предпринять, чтобы вернуться к нормальной жизни. Однажды я попыталась вразумить ее:

— Чтобы предложить человеку помощь, нужно делать это вовремя и в том месте, где эта помощь нужна.

Она ничего не поняла. Я предложила ей поинтересоваться, какая помощь мне нужна. Она неохотно и иронично спросила меня об этом, а я тихо ответила:

— В настоящее время мне нужно только, чтобы ты время от времени меня кормила. Сейчас моих сил хватит лишь на попытки поесть. Твоя болтовня заставляет меня чувствовать свою неполноценность, и тогда я испытываю полную безнадежность.

Да, я согласна, это жестоко, но тогда так оно и было. Моя сестра пришла в ярость и принялась вновь швырять в меня свои наставления: витамины, психолог, рукоделие, семейная жизнь. Возможно, ее злило, что старшая сестра может быть такой слабой, не знаю, но с тех пор я не могла открыться ей. Возможно, мне хотелось бы поговорить с ней, когда я несколько лет спустя размышляла, не сделать ли искусственное оплодотворение, но доверие исчезло без следа, и я даже спасибо ей не сказала, когда возвращалась обратно в Нью-Йорк.